Типы сказок пронумерованы и приведены в соответствие с порядковыми номерами, а также в краткой, схематической форме изложено их содержание. В указателе сказочных сюжетов приводится по каждому типу сказки список книжных изданий, в которых встречается тот или иной тип сказки.

Общепризнанным указателем фольклорной сказки, отражающий международный сказочный материал, признан в научных, фольклористических кругах, «Указатель сказочных типов» Стива Томпсона (Thompson S. The Types of the Folktale. Helsinki, 1973), созданный на основе указателя (Aarne A. Verzeichnis der Maerchetypen. Helsinki, 1910). Существуют множество национальных (напр. «Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка». Л., 1979; Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка ), региональных указателей, указателей в научных сборниках фольклорной сказки (напр. А. Н. Афанасьев. Русские народные сказки. В 3 Т. М., 1984-85 ), которые построены по системе Аарне - Томпсона. Эти указатели отражают материал национальной, региональной , материал отдельных сказочных сборников.

Помимо существующих указателей, опирающихся на классификацию сказочного материала по системе Аарне - Томпсона, велась и ведётся разработка новых указателей на основе других методов классификации (Бронислава Кербелите. «Типы народных сказок. Структурно-семантическая классификация литовских народных сказок». М., 2005). Необходимость наличия указателей сказочных сюжетов вызвано потребностью в ориентации в огромном количестве текстов сказок. А появление новых указателей, основанных на новых методах классификации сказочного материала, вызвано желанием более точного выделения сюжетных, а также типов классифицируемых сказочных фольклорных (см. произведение фольклорное).

История создания указателей фольклорных сказочных сюжетов.

Опыты классификации и систематизации сказочных сюжетов вплоть до начала предпринимались неоднократно и исчисляются несколькими десятками. Однако ни один из них не был доведен до конца и не вошел в научный обиход. Успешным оказался лишь «Указатель сказочных типов», составленный А. Аарне; в данный труд более принято называть «Указателем сказочных сюжетов».

«Указатель сказочных типов» Антти Аарне.

Аарне, в отличие от своих предшественников, рассматривал в своём «Указателе сказочных типов» весь накопившейся материал текстов, находившийся в распоряжении науки. Этот накопившийся материал находился в нескольких европейских сборниках, из которых крупнейшим был сборник Афанасьева. Учёный издал свой указатель на под названием Verzeichnis der Märchentypen, в г. Хельсинки, в 1910 году, в серии FFC (), . Аарне в основу своей классификации сказочных сюжетов положил принцип разделения текстов по жанровым разновидностям, а внутри них - по сюжетным типам. Учёный сгруппировал сюжеты сказок по определённому тематическому признаку. Эти выделенные и определённые им сюжеты Аарне назвал типами. Каждый тип сказки получил название и номер. Каждый тип дан в кратком, схематическом пересказе. Номер типа представляет собой , обозначающий сказку, независимо от того на каком языке она написана. Учёный приходит к выводу, что в мире существует исчислимое количество интернациональных сюжетов сказочного фольклора. Он предусматрел в своём указателе пустые места для новых найденных в будущем типов. Фактически число установленных Аарне типов не превышает тысячи. Аарне предусматрел для своего указателя около 2400 номеров.

«Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне» Н. П. Андреева.

Каталог Аарне получил всемирное распространение и вошёл в международную науку. Он был переведён на многие европейские языки. На русский язык его перевёл Н. П. Андреев под заглавием «Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне» (). Андреев снабдил свой указатель библиографическими ссылками на новейшие русские сборники. Название книг давались вкратце. Сказки в книгах давались под номерами, когда было необходимо, указывалась страница. Если в сборнике сказка отдалённо напоминала интересующийся тип сказки, то давался номер сказки в скобках. Андреев внёс в указатель ряд дополнений из русского материала. Точно также поступили учёные других стран. Нововведённый материал обозначался звёздочкой () с правой стороны . В некоторых случаях для обозначения новых сюжетов, для дополнений уже не хватало оставленных в том или ином цикле сюжетов незаполненных номеров. В таких случаях, рядом с основной арабской цифрой ставились цифра римская. Отдельные типы сюжетов разбивались на подтипы. Такие подтипы обозначаются прописными латинскими буквами справа от цифры. Так, например, сказочный тип «Мачеха и падчерица» (указатель Аарне в переводе Андреева = АА 480) разбита на шесть подтипов, обозначенных буквами А, В, С и т. д. Андреев, переводя указатель Аарне на русский язык, обнаружил, что большое количество русских сказок в нём не предусмотрено. Он ввёл эти сказки в переведённый им указатель, снабдив соответсвующие номера (цифры или буквы) астериксом с левой стороны (напр. *64 - Лиса топит кувшин).

Пример классификации сказочного материала в «Указателе сказочных сюжетов по системе Аарне» Н. П. Андреева.

480. Мачеха и падчерица.

  • В. Гонимую падчерицу увозят в лес и бросают её там. Морозко, баба-яга, леший испытывают девушку и богато награждают её за кротость, трудолюбие, терпение. Родная дочь также хочет получить подарок, но не выдерживает испытание и погибает. - Аф. 95, 96, 97, 99, 102; Худ. 13, 14; Эрл. 9; Онч. 108; Жив. стар. (317), 387; Пермск. 77; См. 155а, Кор. 11; Карн. (5); 28, 101; Оз. 23, 28; Купр. 24; Ков. 20, 21; Чкал. 195; Госп. 25; (Белом. 38); Тум. 5; Горьк. 81; Пушк. 25. - ВР 1 24

«Типы фольклорных сказок» Стива Томпсона.

Дополнения вносили некоторый разнобой и требовали учёта и упорядочения. Это было сделано американским учёным Стивом Томпсоном, который перевёл указатель на и учёл все сделанные за это время дополнения (Хелсинки, ). В перевод был переиздан с дальнейшими дополнениями по национальным каталогам. Многократные доработки «Указателя» Аарне (1928, 1961, 1964, 1973), сделали труд Аарне универсальным международным каталогом сказочных сюжетов, без обращения к которому не может обойтись ни один исследователь устных повествовательных традиций.

В своем нынешнем виде «Указатель» Аарне-Томпсона (AaTh) включает также ссылки на основные повествовательные мотивы (для каждого сюжетного типа) - по шеститомному мотивов» С.Томпсона. Кроме того, он содержит отсылки не только к крупнейшим сказочным сборникам, но также к десяткам региональных каталогов, описывающих (по системе AaTh или как-либо иначе) ту или иную национальную сказочную традицию; региональные же каталоги (как и специальные указатели к отдельным сказочным сборникам) в свою очередь обязательно включают ссылки на AaTh.

«Сравнительный указатель сказочных сюжетов. Восточнославянская сказка».

Новейший указатель русских, а также белорусских, украинских сказочных сюжетов, как было сказано, является «Сравнительный указатель сказочных сюжетов. Восточнославянская сказка». ., . В нём делается отсылка на старую нумерацию, приведённую в «Указателе сказочных сюжетов по системе Аарне» Н. П. Андреева (напр. 2022 В = АА *241 3). В тех случаях, когда в указателе фиксируется сюжет, встречающийся только в одной национальной традиции (напр. русской), то перед номером сюжета ставится знак минус.

Проблема систематизации типов сказок в указателе Аарне-Томпсона, и пути разрешения этой проблемы.

В указателях сюжета сказки, построенных по принципу классификации Аарне-Томпсона, не выдерживается систематизация типов (тип не соотносится с конкретным текстом сказки - описания могут быть в середине или в конце конкретного текста, а во многих случаях возникает типов). Это связано с тем, что разработчиками указателя не решен теоретический вопрос, что подразумевать под понятием тип: сюжет или мотив. Поэтому в последующих изданиях указателя дан алфавитный указатель и лиц. А в случаях синонимии типов даны перекрёстные . В русском же издании указателя Аарне-Томпсона () дан список возможных , что решает в некотором роде, проблему соотношения единиц описания с конкретными сказочными текстами.

Структурно-семантические указатели народных сказок.

«Структурно-семантическая классификация литовских народных сказок» Б. Кербелите.

Б. Кербелите создала с помощью структурно-семантического метода «Структурно-семантическую классификацию литовских народных сказок». Прежде чем приступить к классификации и систематизации многочисленного сказочного материала, учёный определил основную единицу сюжетной структуры текста. Эта единица Кербелите назвала (ЭС). Автор «Структурно-семантической классификации литовских народных сказок» делит свой указатель на две части. В первой части Элементарные сюжеты, составляющие тот или иной сказочный сюжет, перечисляются и соотносятся с типами сказочных сюжетов указателя Аарне-Томпсона. Во второй части Элементарные сюжеты приводятся отдельно вне конкретных сюжетов. Кербелите, учитывая существования и факультативных Элементарных сюжетов, приводит во второй части указателя все возможные использования Элементарных сюжетов в тех или иных сказочных сюжетах (порой доминирующих Элементарных сюжетов в одном сюжете может быть несколько, тогда это является случаем ) . Таким образом Кербелите старается решить проблему описания сюжета не в форме, как это делается в указателе Аарне-Томпсона, а в , обращая внимание на многочисленые сюжетные (см. Фольклорное произведение).

Указатели народных сказочных сюжетов в Интернете.

  • Пропп В. Я. Указатель сюжетов // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева. Т. 3. М., 1958, с. 454-502.
  • Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка". Л., 1979 (СУС)
  • Aarne A. Verzeichnis der Maerchetypen. Helsinki, 1910.
  • Thompson S. The Types of the Folktale. Helsinki, 1973.
  • Thompson S. Motif-Index of Folk-Literature. 6 vols. Copenhagen-Bloomington, 1955-1958.
  • См. также.

    >Т.А. Китанина

    Указатели сюжетов и мотивов

    Настоящий обзор не претендует на полноту учета всех существующих указателей сюжетов и мотивов. Подобных указателей на сегодняшний день существует огромное количество, помимо отдельных изданий, многие указатели прилагаются к публикации текстов - и в этом случае разыскать их не всегда бывает просто. К обзору прилагается список указателей и материалов к ним, основанный на библиографии, опубликованной в "Сравнительном указателе сюжетов" восточнославянской сказки (с. 411-415) и несколько дополненный. Все ссылки на указатели даются по этому списку в тексте обзора.

    Несмотря на большое количество указателей и разнообразие описываемого ими материала, большинство из них построены по весьма ограниченному набору стандартных схем, более или менее упорядоченных и разработанных. Именно эти схемы и будут рассмотрены в обзоре. Наша задача не в том, чтобы охарактеризовать каждый указатель, а в том, чтобы по возможности рассмотреть какие существуют способы описания и классификации сюжетов и мотивов, к какому материалу они применимы и на какие вопросы способны дать ответ. Такая постановка вопроса неизбежно приводит к тому, что из всей массы материала зачастую будут выбираться наиболее известные работы - просто потому, что другие, менее известные, построены по их образцу и нет смысла описывать их отдельно. Однако вопрос о применимости различных классификаций для материала, отличного от того, для которого они создавались, возможно несколько оправдывает возвращение к обсуждению широко известных работ. И поскольку специальной системы описания и систематизации литературных сюжетов до сих пор не разработано, при характеристике каждой из существующих систем будет специально оговариваться возможность применения ее к литературе.

    При составлении указателей фольклорных сюжетов до сих пор чаще всего пользуются системой Аарне (42). Главное достоинство этой системы на сегодняшний день - ее распространенность. Поскольку по системе Аарне уже составлено множество указателей фольклора разных народов, она оказывается наиболее удобной для введения в научный обиход нового материала, позволяя вписать его в достаточно широкий контекст. Это система классификации целостных сюжетов - что делает ее удобной для работы с более или менее однородным материалом. Впрочем, даже здесь возникают определенные сложности - например, при поиске сюжетов, связанных в разных традициях с разными персонажами. Так сказка "Дележ урожая" ("Мне вершки, тебе корешки"), "канонизированная" в России как сказка о мужике и медведе, находится в указателях, построенных по системе Аарне, в разделе "Сказки об одураченном черте". Таких примеров достаточно много. Конечно, подобные сложности можно устранить с помощью системы отсылок, однако это отдельная задача и она пока еще не решена. Неоднократно отмечалась сложность применения этой системы к неевропейскому фольклору (см. 149 p.3; 148, предисловие). Для решения этой задачи Томпсон (149) внес существенные изменения в систему описания сюжетов, предложенную Аарне. Достаточно сложные сюжеты у Томпсона разложены на несколько элементов, составляющих структуру сюжета, пронумерованных римскими цифрами, и для каждого элемента выделены варианты его реализации, обозначенные буквенными индексами, например:

    I. Состязание. (a) Принцесса достанется тому, кто так солжет, что она скажет: "Это ложь".

    II. Ложь. Юноша рассказывает небылицы (a) об огромном быке; (b) о дереве, выросшем за ночь до небес, о своем подъеме на небо и спуске оттуда по веревке; или (c) о человеке, отрезавшем себе голову и приставившем ее обратно и тому подобные.

    III. Победа. Принцесса (король) вынуждены произнести требуемые слова, когда герой рассказывает позорящую ложь о ней самой.

    Таким образом вариант сюжета может быть представлен схематически: и т.п. Это дополнение к системе Аарне дает существенное преимущество при составлении новых указателей, так как позволяет точнее находить соответствие уже имеющимся сюжетам в иных традициях. Часто достаточно сложные сюжеты повторяются в фольклоре разных народов не целиком и не во всех вариантах. Так, в указателе сказок народов Индии, Пакистана и Цейлона (148) приведенный выше сюжет выглядит следующим образом:

    852 Герой заставляет принцессу сказать "Это ложь"

    I (a), III (герой рассказывает историю о краже и говорит, что вор - отец принцессы).

    То есть в индийском варианте отсутствует вторая часть сюжета, посвященная рассказыванию небылиц, а третья реализуется только одним способом - историей о краже. Указатели, составленные по системе Аарне-Томпсона более наглядно демонстрируют такие случаи совпадения и расхождения различных традиций. Еще одно важное дополнение, внесенное Томпсоном - приложение к каждому сюжету списка входящих в него мотивов, проиндексированных по томпсоновскому указателю мотивов. Таким образом указатель сюжетов выстраивает синтагматические связи мотивов, парадигмы которых даны в указателе мотивов.

    К сожалению, составители наиболее представительного русского указателя сюжетов (Бараг Л. Г., Березовский И. П., Кабашников К. П., Новиков Н. В. Сравнительный указатель сюжетов: Восточнославянская сказка. - Л., 1979) воспользовались системой Аарне без томпсоновских дополнений. Зато в этом издании впервые появляется очень существенное приложение: список наиболее распространенных контаминаций сюжетов.

    Итак, позднейшие дополнения к системе Аарне позволяют, с одной стороны, соотнести сюжет с более мелкими повествовательными единицами как с элементами его структуры, а с другой стороны, проследив тенденции контаминирования сюжетов, вписать сюжет в структуры более высокого порядка.

    Однако, при всех этих дополнениях, система Аарне работает только для описания сказочного материала. К описанию других типов текстов она оказывается мало пригодной. Что же касается литературных сюжетов, строящихся совсем по другим законам, то для них здесь место просто не предусмотрено.

    После выхода указателя сказок Аарне, им же был составлен указатель легенд (1912 г. - указатель финских этиологических легенд (44) и указатель фольклорных объяснений голосов и звуков природы (45). В последующие указатели Аарне (46, 47) уже входили как сюжеты сказок, так и сюжеты легенд. Легенды распределены в здесь по трем разделам: не этиологические легенды ("Sagen", мифологические рассказы) и два раздела этиологических легенд, соответствующие двум указателям 1912 года. Подробный обзор этих работ, а также последующих, составленных по тому же принципу см. в статье С.Н. Азбелева "Проблемы международной систематизации преданий и легенд" (// Специфика фольклорных жанров: Русский фольклор. - М., Л., 1966. Вып. Х. С.176-195). Однако сюжет несказочной прозы еще труднее поддается формализации и классификации, он еще более связан с особенностями локальных традиций, поэтому последующие указатели легенд и мифологических рассказов (напр. работы Сининге (140), Кристиансена (69)) шли по пути уточнения деталей, усложнения рубрикации - и в сущности свелись к рубрикации по персонажам. Симонсуури в предисловии к своему указателю (139, 30) прямо заявляет принцип классификации по персонажам как основу своей системы: "Ведущий принцип моей системы - деление всего этого материала на 15 больших основных групп, причем главными единицами деления были встречающиеся в них сверхъестественные существа и силы, а также лица со сверхъестественными способностями, далее сверхъестественные явления и происшествия" (30, с.37).

    Такая классификация оказалась удобной при описании текстов, содержащих сверхъестественные явления. Однако даже в рамках выбранного материала автор столкнулся с тем, что персонаж может выступать в чужой функции - так черт может в отдельных текстах выполнять роль мертвеца, духа и т.д. В этом случае автор предлагает определять его место по функции - тем самым показывая недостаточность определения мотива через персонаж. Во многих случаях Симонсуури удалось справиться с этой сложностью с помощью системы отсылок, однако иногда нечеткость принципов выделения мотива приводит к тому, что близкие мотивы оказываются без отсылок в разных группах. Так в группе "Безвинно казненный" мы находим мотив: "В каком-то месте появляется кровь - на этом месте казнен невинный человек" (С811), а в группе "Место убийства, казни, погребения" - мотив: "На месте казни слышится и видится нечто жуткое, необъяснимое - место вызывает ужас"(С631). И это сложности, с которыми автор столкнулся описывая только фольклорные тексты, содержащие элемент сверхъестественного. Понятно, что попытка применить подобную систему для других типов текстов, даже если среди них встречаются очень похожие сюжеты, обречена на провал. Например, для литературных текстов, где приведенные мотивы широко распространены, могут оказаться генетически близкими сюжеты, в которых:

    а) безвинно осужденный казнен или спасен в последнюю минуту;

    б) истина выясняется благодаря чудесному явлению или его имитации (до или после казни);

    в) казнь или каторга невиновного могут быть семантически равноценны.

    Тем не менее для мифологических рассказов важно составить именно каталог персонажей с описанием их функций. Эту задачу решает указатель, составленный С. Айвазян и О. Якимовой, прилагающийся к книге Э.В. Померанцевой "Мифологические персонажи в русском фольклоре" (М., 1975). Этот указатель построен строго как характеристика мифологических персонажей, разделенных на три группы: духи природы, домашние духи и группа, включающая рассказы о черте, змее и проклятых. Внутри каждой группы выделены разделы, касающиеся одного персонажа (леший, водяной, домовой и т.п.). Указатель показывает, в каких образах является данное существо, где обитает, на кого воздействует, каким образом, как от него можно защититься и т. п. В этой ситуации составителя не должен волновать вопрос о том, что разным персонажам могут быть присущи одни и те же функции, поскольку характеристика персонажа складывается из всей совокупности его проявлений. Некоторое неудобство в использовании указателя связано с тем, что он недостаточно структурирован. Целесообразно было бы выделить группы аналогичных признаков и унифицировать нумерацию сюжетов для всех персонажей, чтобы не получалось, что для лешего сюжет "леший заводит человека" идет под номером 5, для русалки ("русалка заводит человека") - под номером 10, а для черта ("черт водит") - под номером 3. Если бы такая унификация была сделана (напр. для любого персонажа под номером 1(а, б, в и т.д.) шли бы сюжеты о том, в каких образах он является, под номером 2 - где обитает, 3 - на кого воздействует (с кем контактирует), 4 - чего боится и т. п.) было бы гораздо легче сопоставлять функции различных мифологических существ и тогда в эту систему можно было бы вписывать новые группы персонажей, встречающихся в других типах текстов (таких как, например, детские страшилки, рассказы о "пришельцах" а, возможно, и литературные тексты фантастического содержания). Но и в нынешнем виде система, предложенная в книге Померанцевой широко используется учеными. По той же системе с рядом уточнений составлен указатель сюжетов сибирских быличек и бывальщин В.П. Зиновьева (16, 17).

    Попытка создания указателя сюжетов по кустовому принципу была сделана Ю.И.Смирновым ("Восточнославянские баллады и близкие им формы", М., 1988). Автор поставил перед собой задачу уйти таким образом от "статичности" системы Аарне-Томпсона и проследить изменчивость текстов и последовательность этих изменений. Для более полного учета трансформаций балладных сюжетов, автор привлек и другие лирические формы (вплоть до обрядовой лирики), в которые по его мнению может переходить баллада. Указатель разделен на три большие темы (I. Мать и сын (дочь); II. Мифическому существу (этническому врагу, чужеземцу) нужна девушка; III. Этнический герой добывает девушку). Внутри каждой главы помещены сюжеты, подразделенные на версии (эволюционные цепочки, демонстрирующие изменения части сюжета при наличии некоторого неизменного элемента). Сюжеты, включенные в указатель, представляют собой целостные, неструктурированные аннотации, поэтому не всегда понятно, на каком основании та или иная единица представлена как отдельный сюжет или как версия. Напр.

    Сюжет 32. Мать отправила сына (дочь) на судне.

    Верс. 32.1. Мать не чаяла избыть сына. Отец покупает судно, на котором и отправляют сына из дома. Мать передумывает и зовет сына домой. Но сын отвечает: против воды судно не идет, против ветра парус не стоит.

    Верс. 32.2. Дочь опостылела матери. Мать отводит дочь на реку, сажает в стружок, отправляет и только после этого хочет с ней проститься. Но дочь уже не может проститься: стружок плывет, как сокол летит; гребцы гребут, как крылом машут. Дочь обещает через несколько лет кукушкой прилететь домой.

    Верс. 32.4. Мать очень рано отдает сына в солдаты. Он обещает ей прислать вестку-грамотку только на девятом году службы, а на побывку придти - на десятом году.

    Сюжет 33. Мать избыла дочь.

    Верс. 33.2. Мать не чаяла сбыть дочь. Отец сбыл в один час. Он купил кораблик и отправил дочь на сине море гулять. Когда же отец пожелал, чтобы дочь приехала в гости, то оказалось что она не сможет приехать: ее кораблик стал тонуть.

    То есть очень близкие аннотации (32.1 и 33.2) оказываются версиями разных сюжетов, тогда как далекие друг от друга варианты 32.2 и 32.4 отнесены к одному сюжету. Кустовая система, не выделенная ни структурно, ни графически, сложна для восприятия, ее логика не всегда ясна, что осознает и сам составитель: "Для большей наглядности каждую из эволюционных последовательностей сходных версий и сюжетов, наверное, надо было бы сопровождать соответствующим графическим изображением (схемой, рисунком). Иного способа более наглядного показа эволюционной последовательности мы, к сожалению, не знаем" (36, с.11).

    Все до сих пор рассмотренные системы представляют собой указатели целостных сюжетов. Однако существуют группы фольклорных текстов, в силу различия породивших их культур или просто жанров, не имеющие совпадающих сюжетов. Тем не менее и эти совершенно различные сюжеты зачастую строятся из сходных элементов. При переходе с уровня сюжетов на уровень составляющих их мотивов появляется возможность и смысл сведения в рамках одного указателя разнородного как в географическом, так и в жанровом отношении фольклорного материала. Эту задачу решает указатель мотивов Томпсона. Принципы выделения мотива у Томпсона достаточно неопределенны - в его задачу не входило строгое теоретическое определение этой единицы. Важно было другое - свести все повторяющиеся сюжетные элементы фольклора, способные привлечь внимание исследователя. Система Томпсона позволила описать огромное количество новых текстов, не поддающихся описанию по Аарне и другим классификациям сюжетов. Указатели мотивов успешно продолжают издаваться более 50 лет (см. напр. Kirtley B.-F. A Motif-Index of Traditional Polynesian narratives. - Honolulu, 1971; Neuman 0. Motif-index to the talmudic-midrashic literature. - Michi-gan, 1954; Ikeda H. A type and motif-index of Japanese folk-literature (FFC 209). Helsinki, 1971 и многие другие).

    Более гибкую, чем все предыдущие, а следовательно, более универсальную систему Томпсона пытались применить и при описании литературных текстов - по ней строится указатель мотивов итальянской новеллы D.P.Rotunda (136). Но в этом случае рубрикация, принятая Томпсоном, приспособленная для фольклора, оказалась менее подходящей для литературного материала. Так, выделение глав "Sex" и "Society" привело к искажению сюжетов, которые строятся именно на столкновении любовных и общественных отношений. Например, в сюжетах о брошенной любовнице сюжетообразующим часто оказывается социальное неравенство любовников, в то время как в указателе такой сюжет трактуется просто как измена, разрыв и т.п. А истории об обманутых мужьях без всяких мотивировок распределяются между рубриками "обман" и "семейная жизнь". Кроме того, неопределенность понятия литературного мотива при попытке приспособить для литературы систему Томпсона привела бы к раздуванию и без того шеститомного указателя Томпсона до бесконечных размеров.

    Из сравнительно недавних работ обращает на себя внимание метод, разработанный Б. Кербелите (Историческое развитие структур и семантики сказок (на материале литовских волшебных сказок). Вильнюс, 1991). Исследовательница отказывается от практики выделения в тексте мотивов, поскольку такая зыбкая и трудноопределимая единица плохо поддается формализации. Вместо этого она предлагает структурировать текст с помощью элементарных сюжетов (ЭС), которые она определяет как последовательность действий и ситуаций, связанных с достижением героем одной цели. Цель проясняется обычно по достигнутому результату - изменению состояния участников столкновения. При выделении элементарных сюжетов не принимается во внимание местоположение в тексте составляющих их действий - то есть учитывается возможность различного взаиморасположения элементарных сюжетов (напр. обрамления одного ЭС другим). Б. Кербелите предлагает разные уровни описания сюжета - от более конкретного к более абстрактному - демонстрируя технику перехода от одного к другому, что позволяет установить глубинное сходство внешне различных ЭС и выделить их типы и версии. В классификации Кербелите описание ЭС дается на более абстрактном языке, чем в указателях, составленных по системе Аарне-Томсона. По этому описанию трудно узнать сюжет реальной сказки, поэтому пользоваться ее указателем достаточно сложно. Но все типы, выделенные исследовательницей соотнесены с типами по АТ, а сюжеты, выделенные в АТ в свою очередь описаны по методике Кербелите. При этом условии указатель Кербелите оказывается ценным дополнением к существующей международной системе классификации сюжетов, поскольку выявляет структурные сходства сюжетов, не соотносящихся при тематической классификации Аарне-Томпсона.

    Конечно, и эта методика прямо не переносится на литературный материал - здесь мы столкнемся с совсем другими признаками определения состояния героя, то есть определения исходной ситуации, результата и цели. Но сам принцип выделения элементарных сюжетов, способ их описания и схемы их взаимодействия в организации текста - все это может очень пригодиться составителю указателя литературных сюжетов.

    Материалы к указателю литературных сюжетов были предложены Ю.В. Шатиным в статье "Муж, жена и любовник: семантическое древо сюжета" (// Сюжет и мотив в контексте традиции: Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы. Вып.2. - Новосибирск, 1998, с.56-63) на примере одной группы сюжетов, объединенных общей исходной ситуацией: отлучка мужа, появление любовника, попытка соблазнения (удачная или неудачная). Сюжеты расположены в соответствии с логическими возможностями развития начальной ситуации в зависимости от выбора, который делает каждый из персонажей. Такой способ организации указателя представляется продуктивным именно для литературных сюжетов, поскольку позволяет учитывать литературный контекст произведений, роль которого в литературе очень велика. Большую сложность в этой работе представляет отбор описываемого материала. Дело в том, что статья Шатина появилась в рамках большого проекта создания указателя сюжетов русской литературы, работа над которым уже несколько лет ведется в новосибирском Институте филологии СОРАН. Колоссальный размах этой работы, уже давшей хорошие научные результаты (см. напр. сборники: Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы. Вып.1-3. - Новосибирск, 1996-1999) вынуждает ученых строго ограничивать себя в материале, не учитывая как переводную литературу, так и литературу "второго ряда", массовую, развлекательную, эпигонскую. Однако выделение сюжетных схем исключительно из высокохудожественных произведений - задача очень сложная, так как "высокая" литература тяготеет как раз к нестандартным поворотам, ломке стереотипов, в том числе и сюжетных. Возможно, время такого фундаментального труда еще не пришло, и, прежде чем он станет осуществим, должно появиться несколько более мелких указателей, отражающих литературу определенной эпохи и жанра, но зато учитывающих по возможности все тексты в избранных рамках.

    Примером такого локального указателя (причем предельно локального) может служить сводная типология сюжетов и тематики заметок в сборниках Пу Сунлина, Цзи Юня и Юань Мэя (// Фишман О. Л. Три китайских новеллиста XVII-XVIII вв. - М., 1980. С. 387-421). Это очень сложная система, включающая одновременно много параметров - от жанровой принадлежности (рассказы, заметки; дидактического содержания, недидактического содержания, произведения, в которых обсуждается сюжет) и тематики (о сверхъестественном, о естественном), до характеристики персонажа (целомудренный, развратник, подлинный ученый, шарлатан, бедняк и т.п.), сил, с которыми он сталкивается, и способов взаимодействия с этими силами. Все эти параметры закодированы буквенными и цифровыми кодами, которые, будучи прочитаны с помощью прилагаемого ключа дают практически полную информацию о каждом типе текста. При сведении указателей, составленных таким образом для каждого из новеллистов (38, 39), появляется возможность обоснованного сопоставления их жанрового, тематического и сюжетного репертуара. Эта система подчинена главной цели всей монографии - сопоставлению трех сборников бицзи (разновидность китайской прозы малых форм) и выявлению как того общего, что диктуется самой природой бицзи, так и специфических черт, присущих каждому автору. Тем не менее автор не исключает, что, составленная для решения одной конкретной задачи, эта система может оказаться пригодной для описания сборников коротких повествовательных текстов других авторов.

    За последние двадцать лет, насколько мне известно, вышло только два указателя литературных мотивов. Книга Элизы Малэк "Русская нарративная литература XVII-XVIII веков: Опыт указателя сюжетов" - это выборка из компьютерной базы данных, собранной автором и насчитывающей около 1500 сюжетов. Задача указателя - ввести в научный обиход и систематизировать информацию о распространенных в русской литературе этого периода сюжетах и сюжетообразующих мотивах. В словарную статью входит:

    1. название сюжета или сюжетообразующего мотива;

    2. краткое изложение сюжета;

    3. перечень рукописных его реализаций;

    4. список печатных изданий текстов, реализующих данный сюжет (мотив);

    6. текстовая иллюстрация сюжета.

    Указатель включает только описание простейших нарративных форм: анекдотов, фацеций, жарт, апофегм, что несколько упрощает аннотирование. Аннотации у Э.Малэк дают хорошее представление о сюжете и его вариациях. Сверх того автор вводит необычный для указателей пункт - "текстовая иллюстрация сюжета", - где приводит один из текстов, реализующих сюжет, целиком. Это, конечно, тоже возможно только благодаря краткости рассматриваемых литературных форм, но именно в данном случае особенно ценно, поскольку Малэк использует много труднодоступных источников (рукописных сборников, редких старопечатных книг), к которым не всегда может обратиться читатель, не занимающийся специально именно этим сюжетом или периодом. Исследователь, которому нужна простая справка, получает из указателя очень подробную информацию о сюжете, а специалист в данной области - более или менее полную картину его распространения и развития на протяжении почти двух веков. О том, насколько эта картина полна, конечно, трудно судить по небольшой выборке из огромной базы данных, но уже здесь видно, что Э.Малэк поднимает много рукописных источников. Сборники XVIII века по-видимому тоже учтены хорошо, но из приведенного материала непонятно, учитываются ли журналы этого времени. Некоторые тексты вводятся в научный обиход впервые. В указателе сознательно не разделяются переводные и оригинальные тексты (что оговаривается автором в предисловии), поскольку исследователя интересуют все сюжеты, бытовавшие в русской литературе и ставшие фактом русской культуры рассматриваемого периода. В результате книга содержит материал о взаимодействии русской литературы с другими литературными традициями, о способах освоения русской культурой чужого опыта. С точки зрения собственно методики составления указателя выбор материала Э.Малэк поставил ее в преимущественное положение перед исследователями других литературных форм, поскольку рассматриваемые ею жанры ближе всего примыкают к фольклору как по репертуару сюжетов, так и по способам их реализации, что дает автору возможность широко использовать опыт, накопленный в этой области фольклористами. О том, насколько тесна была связь этой литературы с устным народным творчеством, говорит большое количество отсылок к указателям Аарне-Томпсона, Ю.Кшижановского, сравнительному указателю сюжетов восточнославянской сказки и к другим работам фольклористов. В новом расширенном издании указателя (26) приведена таблица совпадения сюжетов с указателями Аарне-Томпсона, Ю. Кшижановского, Тубаха, Ротунда, СУС-ом, Томпсоном (Motif-Index). Тем не менее Малэк, на мой взгляд, не полностью использовала свое преимущество. Конечно, классификация литературных сюжетов - задача пока не решенная, но как раз сюжеты такого типа в фольклористике классифицированы, и, отталкиваясь от этого опыта, (именно отталкиваясь, а не следуя ему), думается, автор мог бы попытаться систематизировать свой материал удачнее, чем в алфавитном порядке названий. При отсутствии какой бы то ни было рубрикации и частом несовпадении названий сюжетов с существующими указателями поиск в книге Э.Малэк сильно затруднен. Заметнее всего это в тех случаях, когда название не отражает сути сюжета, особенно, если первым словом в названии оказывается имя персонажа, которое в других вариантах может вообще не фигурировать. Например, сюжет 137 "Сципион Африкан и поэт Энний" в приведенном самой же Э.Малэк тексте рассказывается не о Сципионе, а о римском дворянине, а сюжет 2 "Август кесарь и недовольный им сановник" - о Сигизмунде императоре. Помещение их в куст близких сюжетов под общей рубрикой упростило бы поиск, который сейчас требует предварительного прочтения указателя целиком. Помимо неудобства в работе, алфавитная систематизация материала приводит к тому, что близкие сюжеты оказываются сильно разнесены, что разрушает картину развития и взаимодействия сюжетных схем. Эта потеря, может быть, не столь уж существенна при публикации 161 словарной статьи из полутора тысяч, но при опубликовании всей базы данных было бы очень обидно не проследить эти процессы. Кроме того, в работе никак не оговаривается, что понимается под терминами сюжет и мотив, что приводит к сведению воедино явно неравноценного материала.

    В книге Ann B.Tracy "The Gothic Novel 1790-1830" (153) собраны также разные по природе и по функции характерные элементы готического романа и аннотации цельных текстов без попытки свести их в какую бы то ни было систему.

    Третья работа - ставший уже классическим труд А.Ханзен-Леве "Русский символизм" - содержит описание поэтических мотивов. По утверждению самого автора, предложенная им методика не применима даже для анализа прозы символистов, не говоря уже о прозе других литературных эпох.

    Таким образом, при изобилии систем описания фольклорных мотивов и сюжетов, аналогичная работа в области литературы пока еще только начата, но потребность в ней очень ощутима. Будем ждать появления новых указателей…

    Текст: Тата Олейник
    Иллюстрации: Александр Котляров

    На самом деле шапочка-то у девочки была серая. Она просто носила ее мясом наружу.
    Фольклор

    Принятые в России законы, защищающие детей от вредной для них информации, очень, очень обстоятельны. Отныне в детских книгах нельзя ничего.


    Федеральный закон
    Российской Федерации
    № 436 (5-2)

    К информации, запрещенной для распространения среди детей, относится информация:

    1) побуждающая детей к совершению действий, представляющих угрозу их жизни и (или) здоровью, в том числе к причинению вреда своему здоровью, самоубийству;

    2) способная вызвать у детей желание упот­ребить наркотические средства, психотропные и (или) одурманивающие вещества, табачные изделия, алкогольную и спиртосодержащую продукцию, пиво и напитки, изготавливаемые на его основе, принять участие в азартных играх, заниматься проституцией, бродяжничеством или попрошайничеством;

    3) обосновывающая или оправдывающая допустимость насилия и (или) жестокости либо побуждающая осуществлять насильственные действия по отношению к людям или животным, за исключением случаев, предусмотренных настоящим Федеральным законом;

    4) отрицающая семейные ценности и формирующая неуважение к родителям и (или) другим членам семьи;

    5) оправдывающая противоправное поведение;


    * - Примечание Phacochoerus"a Фунтика:
    « Там на самом деле еще немало прекрасного, когда дело доходит до ограничений по возрастам. Знаешь ли ты, например, что в книгах для детей до 12 лет не может быть упоминания тяжелых болезней? Потому что только так воспитывают настоящих будд, не ведающих зла. Точно »

    Кто-нибудь может назвать хоть одну хорошую детскую книжку, которая не нарушала бы этот закон? Все эти Карлсоны, муми-тролли, Дэвиды Копперфильды, Гарри Поттеры, Гекльберри Финны, Тимуры, дяди Федоры и Винни-Пухи только и делают, что злостно попирают все его пункты.

    Они убегают из дома, бродяжничают, ругаются со своими тетушками и отчимами, дерутся, летают на зонтиках, бегают по крышам и вообще бесконечно совершают действия, представляющие угрозу их жизни. Детям остается разве что читать сценарии к телепузикам, да и последние, если подумать, порой чересчур налегают на пузи-блинчики, явно стремясь нанести вред своему здоровью при помощи тяжелой формы ожирения.

    В общем, чудовища сознания всплыли на перископную глубину.

    (Правда, лазейка есть. Новые Бажовы и Носовы, пока действует этот закон, у нас, конечно, не появятся, но старых все-таки не будут так уж сильно гонять с полок детской литературы в магазинах и библиотеках. Потому что в законе мимоходом упомянуто, что если произведение имеет значительную художественно-историческую ценность, то так и быть: курите, пейте и шляйтесь ночью по кладбищу с дохлой кошкой на веревочке.) И самое смешное, что в целом особых возражений общества этот замечательный закон не вызвал.

    Раздававшаяся местами критика в основном сводилась к тому, что под детским соусом будут закрывать сайты и терроризировать концерты, рассчитанные на взрослую аудиторию.

    А то, что деток можно и нужно защищать от всяких ужасов, - тут вроде все давно пришли к консенсусу. Почему-то сегодня считается, что дети - это такие нервные и нежные существа, что при виде муравья, сломавшего лапку, они будут терять сознание от сострадания и никогда-никогда не подумают вытащить из кармана увеличительное стекло и проделать с членистоногим некоторые небезынтересные манипуляции… Нам как-то приятнее думать, что дети - замечательно чистые и чудные создания, которые бы выросли безусловными ангелами, если бы не злобные и порочные мы вокруг.

    Лучше всего на эту тему высказался, пожалуй, прекрасный детский писатель Владислав Крапивин (многие из его книжек уже не пролезают сквозь добрую решетку ФЗ № 436):

    «...Это объективная, не только социальная, а даже и биологическая истина. Дети действительно рождаются неиспорченными, искренними существами, они во многих отношениях чище взрослых. Беда только, что в то же время они наивнее, беспомощнее и неопытнее своих родителей и наставников. Потом уже постепенно взрослый мир переделывает их по своим законам - одних раньше, других позже. Столкновение детского бескорыстия и взрослого прагматизма - это драма многих поколений».


    Увы, но к биологическим истинам этот чудесный взгляд на мир никакого отношения не имеет.

    Ребенок, рождающийся на свет, пусть и склонен к альтруизму как представитель социального вида, но эта склонность пребывает у него до поры до времени в весьма пассивном состоянии, потому что первые годы жизни на его повестке дня совершенно иные приоритеты. Очень-очень далекие от приоритетов немолодого, благодушного и хорошо воспитанного джентльмена начала XXI века.

    Ребенок ничего не знает о гуманизме, бескорыстии и достижениях социального прогресса, но он хорошо понимает, что мешающего тебе врага правильно будет треснуть камнем по башке, а потом радостно смеяться, глядя, как у того утекают с красной жижей зубы.

    С возрастом дети, напичканные по уши нянькиными воркованиями о том, что такое хорошо и что такое плохо, становятся, конечно, чуть менее естественными. Но еще очень долго у большинства из них столь спокойные взгляды на природу насилия, что современные неопытные матери то и дело пьют канистрами валерьянку, пытаясь осознать, почему их ненаглядные мальчики и девочки вытворяют такое, если их никто ничему такому не учил.

    Дети с их пластичной психикой, так легко забывающей плохое, так гибко подстраивающейся под невыносимые для взрослого условия существования, конечно, могут вырасти и на телепузиках.

    Но это нужно не детям, а их родителям, которые сейчас во главу угла поставили безопасность как абсолютный приоритет над любыми другими потребностями человека.

    О том же, что на самом деле любят дети, мы можем догадаться, внимательно посмотрев на народные сказки, которые тоже прошли свой эволюционный путь. Выжить сумели только те, которые на самом деле нравились детям, просившим с полатей дрожащими голосками еще раз рассказать им про злую ведьму, поедающую маленьких мальчиков.

    «Но ведь большинство народных сказок такие милые, добрые и невинные!» - скажешь ты.

    Ну конечно. После того как в эпоху Просвещения их тщательно выстирали и кастрировали всякие братья Гримм и Шарли Перро, после того как их окончательно добил Уолт Дисней - они да, очень милые.

    Оригинальные же, необкорнанные версии этих всеми любимых сказок чаще всего выглядят совсем, совсем иначе.

    Хочешь знать как? Надеемся, твоя канистра валерьянки у тебя под рукой.


    В оригинале Красная Шапочка носила вовсе не шапочку, а шаперон - накидку с капюшоном. У Перро она разгуливала именно в шапероне. А вот в немецкой версии братьев Гримм девочка была именно в шапочке, что прижилось и у нас. Первая запись этой сказки, сделанная в Тироле, датирована XIV веком. Распространена она была по всей Европе, и в оригинале ее рассказывали с любопытнейшими подробностями, о которых Перро и Гриммы как-то забыли упомянуть.


    Девочка в красном плащике действительно заболталась с волком по пути к бабушке. А когда она пришла к домику, там хитрое животное уже успело бабушку не только убить, но и сварить. Волк в бабушкином чепце и платье кулинарничал, гостья была приглашена к столу, и вместе они принялись весело кушать бабушку, у которой было вкусное жирное мясо. Правда, бабушкина кошечка пыталась предупредить девочку о нежелательности каннибализма. Она крутилась вокруг и пела песенку:

    Девочка бабушку жует,
    Бабушки своей косточки грызет.

    Но волк метким ударом деревянного башмака тут же убивает наглую кошку, на что Красный Плащик реагирует весьма безмятежно. Девочка раздевается догола, прыгает к бабушке в постель и принимается задавать ей непростые вопросы:

    – Бабушка, почему у тебя такие широкие плечи?
    – Бабушка, почему тебя такие длинные ноги?
    – Бабушка, почему тебя на груди так много шерсти?

    Волк на это честно отвечает, что так ему удобнее дорогую внучку обнимать, догонять и согревать. А когда дело доходит до больших зубов, волк не выдерживает и вспарывает своей милой подруге шейку. Видимо, бабушки ему не очень досталось за обедом.

    И да, конец. Никаких дровосеков.


    Древний сюжет про детей, потерянных в лесу, обрел новую жизнь в самом начале XIV века, во время Великого голода 1315–1317 годов. Три года чудовищных неурожаев, вызванных продолжительными заморозками, унесли примерно 25 процентов населения Северной Европы. В городах и деревнях процветал каннибализм. И именно тут появились Жанно и Марго (или Гензель и Гретель в немецком варианте).

    Версий сюжета много, но самая популярная заключалась в том, что отец и мать, помирая от голода, решили съесть своих детей. Дети, услышав, как родители точат ножи, помчались в лес - пере­ждать там, пока папа с мамой от голода умрут. По дороге мальчик бросал камушки, чтобы не заплутать. Просидев какое-то время в лесу, дети тоже стали изнывать от голода и тихонько прокрались обратно к дому. Там они услышали разговор родителей, которые раздобыли где-то немножко хлеба и теперь печалились, что хлеб-то для подливки есть, а вот непослушное мясное блюдо от них ускользнуло. Дети стащили кусок хлеба и опять подались в чащу. Но теперь мальчик отмечал путь крошками, которые тут же склевали тоже обезумевшие от голода птицы. Доев хлеб, дети решили было помирать - и тут они вышли к домику, сделанному из хлеба! А окна даже были выложены пшеничными лепешками! Дальше все идет по уже знакомой нам колее. Но в конце дети радостно возвращаются домой, неся с собой не только мешки свежего хлеба, но и хорошо зажаренную ведьму. Так что родителям теперь не нужно есть своих детей. Все счастливы, все обнимаются. С течением времени сказка видоизменялась. Голод в качестве основного персонажа все же остался, но родители теперь просто избавляются от лишних ртов, отводя детей в лес. Домик превращается в пряничный, ибо маленьких слушателей нынче хлебом к ведьме уже не заманишь, а изжарившаяся ведьма так и остается в печи, не попадая на семейный стол.


    В системе классификации сказочных сюжетов Аарне - Томпсона Белоснежка идет под номером 709. Это одно из известных повествований народной сказительницы Доротеи Виманн, записанное Гриммами и изрядно ими смягченное, хотя и от гриммовской версии фанатам Диснея станет не по себе.


    Ну, во-первых, Бело­снежку, падчерицу царицы, тоже собирались съесть - как без этого в сказке-то? Мачеха потребовала от слуги, чтобы он, придушив надоедливую девицу, принес в царскую кухню ее легкие и печень, которые и были поданы в тот же день на веселом званом ужине в замке (потроха оказались оленьими, ибо слугу девица подкупила своей красотой и молодостью). Бело­снежка оказывается в плену у семи горных духов, которым тоже нравится ее красота - настолько, что они решают оставить девушку у себя. После смерти Белоснежки от отравленного яблока гроб с ее телом выставляется на горе, и там его видит проезжавший мимо королевич.

    Далее Гриммы с некоторой заминкой пишут, что королевич пожелал забрать мертвую девушку к себе, потому что она выглядела как живая и была очень красивой. Не будем думать о королевиче плохо - может быть, он, в отличие от возлюб­ленного Спящей Красавицы (см. дальше), просто собирался честно и благородно выставить ее в краеведческом музее. Но пока он торгуется с гномами за право выкупа тела, его слуги роняют гроб, мертвая девушка падает, кусок яблока вылетает изо рта девицы - и все живы и счастливы. Ну, кроме мачехи. Потому что царице на ноги надели раскаленные железные башмаки и заставили ее плясать на горящей жаровне, пока она не умерла.


    Ага. Конечно, поцеловал он ее... Нет, в древних версиях этого сверхпопулярного сюжета, первые записи которого относятся к XII–XIII векам, все происходило иначе. И подробнее всех за полстолетия до Перро, в 30-х годах XVII века, сюжет записал итальянский граф Джамбаттиста Базиле, еще один собиратель народных сказок.


    Во-первых, король был женат. Во-вторых, обнаружив девушку, спавшую в заброшенном замке в лесу, он поцелуем не ограничился. После чего насильник поспешно уехал, а девушка, так и не выйдя из комы, в положенный срок разрешилась двойней - мальчиком и девочкой. Дети ползали по спящей матери, сосали молоко и как-то выживали. А потом мальчик, потерявший материнскую грудь, начал от голода сосать подвернувшийся мамин палец и высосал застрявшую там проклятую занозу. Красавица проснулась, обнаружила детей, поразмышляла и приготовилась к голодной смерти в пустом замке. Но проезжавший мимо король как раз вспомнил, что в прошлом году весьма недурственно провел в этих зарослях время, и решил повторить мероприятие. Обнаружив детей, он повел себя как порядочный человек: стал наведываться и подвозить продукты. Но тут в дело вмешалась его жена. Детей она зарезала, накормила папашу их мясом, а Спящую красавицу хотела было сжечь на костре. Но потом все кончилось хорошо. Королева пожадничала и приказала стащить с девушки шитое золотом платье. Король, полюбовавшись на юную голую красавицу, привязанную к столбу, решил, что прикольнее будет отправить на костер старую жену. А детей, оказывается, спас повар.


    А тут вообще все крайне невинно. Единственное, считай, отличие диснеевского сюжета от оригинальной версии, записанной Гриммами, в том, что никуда Рапунцель с принцем не убегала. Да, он лазил в башню по ее косе, но вовсе не с целью жениться. И Рапунцель тоже не рвалась в пампасы. На свободу она весьма оперативно отправилась, когда ведьма заметила, что корсет красавицы перестал сходиться в талии. (В немецких деревнях, где многие барышни работали служанками в зажиточных домах, этот сюжет был не столь уж сказочным.) Ведьма остригла Рапунцель, а принц в наказание был оставлен колдуньей без глаз. Но в конце сказки все у них отрастает заново, когда слепо блуждавший по лесу принц наткнулся на своих детей-близнецов, которые искали пропитание для голодной и несчастной Рапунцель.


    Над сюжетом сказки «Золушка» Шарль Перро поработал особенно старательно, тщательно вычищая из него всю мрачность и всю тяжелую мистику. Так появились феи, принцы Мирлифлоры, хрустальные башмачки, кареты-тыквы и прочая красота. А вот братья Гримм записали за народной сказительницей Доротеей Виманн версию, которая была куда ближе к народному варианту этой сказки.


    В народном варианте Золушка бегает просить платья для балов на могилу матери, которая встает из гроба, чтобы нарядить дочурку (Гриммы, подумав, все же заменили маму-зомби на белую птичку, которая подлетала к могиле со свертками в зубах). После балов девушка сбегает от принца, который хочет не столько жениться, сколько немедленно размножаться. Девушка взбирается то на грушу, то на голубятню. Принц топором рубит все эти возвышенности, но Золушка как-то ухитряется скрыться. На третьем балу принц просто приклеивает прыткую красотку к лестнице, залив ту смолой. Но Золушка выпрыгивает из золотых туфелек и, вся в смоле, опять уносится, спасая свою честь.

    Тут принц, окончательно ополоумев от страсти, решает выманить барышню обещанием жениться. Пока Золушка размышляет, можно ли верить его словам, пусть и объявленным на все королевство, принц начинает курсировать с туфельками. Старшая сестра отрезает себе пальцы ног, чтобы влезть в туфельки, но сильно хромает в них и теряет по дороге. Младшая сестра отрезает себе всю пятку и идет достаточно ровно, однако белые голуби раскрывают принцу и его свите обман. Пока сестры бинтуют кровавые обрубки, появляется Золушка и, вытряхнув кровь из туфелек, надевает их.

    Все в восторге, принц и Золушка едут жениться, а белые голуби выклевывают ее сестрам глаза, за то что они заставляли Золушку убирать в доме и не пускали ее на бал. И теперь сестры, слепые и почти безногие, ползают по городу и просят милостыню, радуя этим сердце Золушки, живущей с красивым принцем в уютном дворце.


    Самый популярный персонаж славянских сказок, чье имя значит Баба-Язва, имеет крайне мрачное происхождение, а описание ее очаровательного жилища было верным способом до икоты напугать маленьких полян, древлян и прочих кривичей. Ибо даже самые юные обитатели славянских земель, увы, хорошо знали, что такое избушка на курьих ножках. Вплоть до XIII–XIV веков, а кое-где и дольше, аж до XIX века, на наших лесных территориях покойников хоронили в домовинах - «избах смерти». Это был отличный способ захоронения для богатых деревом северных земель с их вечно промерзшей землей. Выбирались несколько стоявших рядом деревьев, их срубали на высоте полутора-двух метров, корни подсекали и частично вытаскивали наружу, чтобы уберечь стволы от гнили, а вверху возводили небольшую избушку, куда и помещали труп вместе с причитавшимися ему яствами и кое-каким скарбом. В такую избушку почти не могли попасть хищники, а стоять они могли десятилетиями и веками. Бабка-Язва, Старуха-Мор, а именно сама Смерть, конечно, рассматривала эти домики как свое законное жилье. Ее костяная нога, принадлежавшая миру мертвых, грозно стучала на тех, кто осмеливался сунуться ближе к этому охраняемому захоронению. И все Иваны Царевичи, попадавшие к ней в гости, проходили те обряды, которые были положены покойникам: их обмывали, избавляя от «человечьего духа», выдавали им пищу в долгий путь и укладывали спать - надолго.


    Сейчас мы воспринимаем рассказ про Машеньку, наведавшуюся в гости к трем медведям на предмет опробовать их кроватки и миски, как нечто исконно наше. И тут мы в корне неправы. Именно «Три медведя» не являются даже интернациональным бродячим сюжетом - это чисто шотландская сказка, вошедшая и в английский фольклор.

    Русской ее сделал Лев Толстой. Он перевел эту сказку, ознакомившись с ней в исполнении Роберта Саути (сказка Саути была опубликована в 1837 году). В изначальной, фольклорной версии к медведям являлся их вечный противник лис, и он либо вынужден был бежать от медведей со всех ног, либо с него все-таки успевали спустить шкуру, на которой самый маленький медведь потом любил греть свои лапки, сидя перед камином. Роберт же Саути превратил главного героя в маленькую старушку. Судьба старушки осталась туманной. Вот как звучит финал сказки Саути:

    «Старушка прыгнула из окна, и то ли она сломала себе шею при падении, то ли убежала в лес и там заблудилась, то ли благополучно выбралась из лесу, но была схвачена констеблем и отправлена в исправительный дом как бродяжка, я не могу сказать. Но три медведя больше никогда ее не видели».

    А Лев наш Николаевич ни с какими старушками знаться не пожелал и сделал героиней маленькую девочку, благополучно спасшуюся от ужасов медвежьего леса.

    Страница 1 из 2

    В 2004 году вышел переработанный и дополненный указатель сказочных сюжетов по системе Аарне «Типы международных фольклорных сказок» (Hans-Jorg Uther 2004:The Types of International Folktales. A Classification and Bibliography. Parts I-III. Helsinki.), составленный Гансом-Йоргом Утером.…

    Едва ли спустя 40 лет после выхода второго исправленного издания международного указателя сказочных типов, возникла необходимость в публикации нового издания сказочного каталога, начатого Анти Аарне (1910) и Ститом Томпсоном (1928, 1961). Метод описания и аннотирования типов сказок, применяемый в этом каталоге, предоставляет полезную информацию об историческом и современном народном эпосе Европы, особенно таких жанров как басни, сказки о животных, легенды, небылицы, юмористические анекдоты и сказки-формулы . Безусловно, за прошедшие десятилетия, наблюдается сдвиг в историко-сравнительном методе исследования народных повествований, который повлиял на новое издание этого каталога. Однако, несмотря на возобновившийся интерес к новым народным повествовательным жанрам, все устные и письменные формы в мире не могут быть задокументированы в системе Аарне-Томпсона. Причин тому множество, многие из которых вытекают из того факта, что указатель типов сказок структурирован по жанрам и организован по темам. Конечно, использование термина «сказка» (Märchen) как международного эквивалента «народного эпоса» (folk narrative) привело к стиранию различий между повествовательными жанрами. Этой же тенденции придерживались Братья Гримм: они включили в свои Детские и семейные сказки (Kinder- und Hausmärchen) этиологические мифы, басни, сказки о животных, поучительные истории, юмористические анекдоты, легенды, религиозные легенды и различные смешанные формы, такие как религиозные шутки и юмористические сказки. Хотя из истории классификации сказок мы видим, что все эти жанры находят подходящее место в указателе типов сказок, но при этом существуют и другие народные повествования, которые не вошли в его тематические разделы. Сюда относятся, в первую очередь, мифы, былины, легенды и этиологические сказки, короткие формы, такие как анекдоты, шутки, слухи и современные жанры, такие как жизнеописания, семейные истории и пр. Для таких типов текстов необходимо использовать альтернативную систему классификации, как «Указатель фольклорных мотивов» (1955-1958) (the Motif-Index of Folk Literature), как это было сделано в каталоге Йоханнеса Уилберта (Johannes Wilbert) и Карена Симоно (Karen Simoneau), составивших указатель рассказов небольшого индейского племени в Южной Америке, в указателе монгольского эпоса Вальтера Хейссига (Walther Heissig) и указателе рассказов восточной Ганы Рудигера Скотта (Rudiger Schott).

    В науке имеются различные подходы к сказочным жанрам как классификационной категории. Так, представители историко-географической школы в первую очередь изучали темы и мотивы, переходящие из сказки в сказку и мигрирующие в новых формах. А. Аарне, С. Томпсон и др. уделяли серьезное внимание классификации сказочного материала, позволяющей учитывать накопление текстов и их использование в научных исследованиях. Советская наука, упрекавшая А. Аарне за «схематичность» и «формалистичность», тем не менее восприняла его труд в редакции Н.П. Андреева . Его Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне (Андреев, 1929) посвящен главным образом русскому и украинскому фольклору. Н.П. Андреев снабдил свой каталог библиографическими ссылками на новейшие русские сборники, дав краткое их название.

    Классификатор структурно-функциональной типологии сказок по Андрееву-Аарне (Андреев, 1929)

    I. Сказки о животных (1-299)

    1-99. Дикие животные
    100-149. Дикие и домашние животные
    150-199. Человек и дикие животные
    200-219. Домашние животные
    220-274. Птицы и рыбы
    275-299. Другие животные, предметы, растения и явления природы

    II. Собственно сказки (300-1199)

    A. Волшебные сказки (300-749)

    300-399. Чудесный противник
    400-459. Чудесный супруг
    460-499. Чудесная задача
    500-559. Чудесный помощник
    560-649. Чудесный предмет
    650-699. Чудесная сила или знание (умение)
    700-749. Прочие чудесные мотивы

    B. Легендарные сказки (750-849)

    750-779. Бог награждает и наказывает
    780-790. Правда выходит наружу
    ... (790-799)
    800-809. Человек на том свете
    810-814. Запроданный черту
    815 - 825. О чертях

    С. Новеллистические сказки (850-999)

    850-869. Герой женится на царевне
    870 -879. Девушка выходит замуж за царевича (царя, барина)
    880-899. Верность и невинность
    900-904. Муж исправляет жену
    ... (905-909)
    910-915. Добрые советы
    ... (915-919)
    920-929. Умные дела и слова
    930-934. Сказки о судьбе
    ... (935-949)
    950-973. О разбойниках и ворах
    974-999. Прочие новеллистические сюжеты

    С. Сказки об одураченном черте (1000-1199)

    1000-1029. Батрак разделывается с хозяином (чертом)
    1030-1059. Совместная работа человека с чертом: человек обманывает черта
    1060-1114. Состязание с чертом
    1115-1129. Неудачные попытки черта убить человека
    1145-1154. Напуганный черт (змей)

    III. Анекдоты (1200-2400)

    1200-1349. О глупцах и простаках (пошехонцах)
    1350-1379. О супругах
    1380 -1404. О глупых женах и хозяйках
    1405-1429. О злых, ленивых, хитрых женах и их мужьях
    1430-1439. О глупых супружеских парах
    1440-1449. О женщинах (девушках)
    1450-1474. О невестах
    1475-1499. О старых девах
    1500-1524. Прочие анекдоты о женщинах
    1525 -1639. О хитрых и ловких людях
    1640-1674. Счастье по случаю
    1675 - 1724. О дураках
    1725-1850. О попах
    1851-1874. Анекдоты о других глупых людях
    1875-1999. Небылицы