Юрий Николаевич Тынянов родился 6 (18) октября 1894 года в городе Режице Витебской губернии в семье врача, большого любителя литературы.

В девять лет будущий писатель идет учиться в Псковскую гимназию, после окончания которой в 1912 поступает на славяно-русское отделение историко-филологического факультета Петербургского университета. Занимался в пушкинском семинаре у Венгерова, известного литературоведа, многому научившего своего студента и оставившего его при университете. Позже Тынянов читал лекции о поэзии в Институте истории искусств.

По окончании университета Тынянов включился в интенсивную педагогическую и научно-просветительскую работу: преподавал литературу в 31-й советской школе (бывшее Тенишевское училище); читал курсы лекций «История и теория пародии» в Доме литераторов, «Язык и образ» в Доме искусств (из этого курса выросла его будущая книга «Проблема стихотворного языка», первоначальное название - «Проблема стиховой семантики»), вел литературную секцию в клубе им. К. Маркса. Одновременно служил переводчиком в отделе информации петроградского бюро Коминтерна (в Смольном). К этому периоду относится и вхождение Тынянова в официально оформившееся Общество изучения поэтического языка (ОПОЯЗ), секретарем которого он стал в 1920 . Разделяя основные цели и принципы ОПОЯЗа, Тынянов в то же время занимал в нем вполне самостоятельную позицию. Он не был склонен к особой пристрастности, к отстаиванию сугубо «групповых» интересов и амбиций. Внимание к форме, приему соединялось в его исследованиях с интересом к содержательной, смысловой стороне слова, к широкому историческому контексту.

В 1918-1921 служил в Коминтерне сначала переводчиком французского отдела, затем заведующим отделом. Эта деятельность обогатила его материалом, который понадобится ему как будущему беллетристу.

Первое исследование Тынянова «Гоголь и Достоевский» вышло в 1921 . Помимо истории литературы Тынянов занимался и вопросами теории, будучи членом научного объединения ОПОЯЗ (Общество изучения поэтического языка).

Научное исследование и художественная проза слились уже в первом его романе «Кюхля» (1925 ), идею написания которого подсказал К. Чуковский, услышав блестящую лекцию Тынянова о Кюхельбекере.

В 1927 вышел в свет второй исторический роман Ю. Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара», основанный на глубоком изучении жизни и творчества Грибоедова. М. Горький написал автору из Сорренто: «...хорошая, интересная и «сытная» книга. Удивляет ваше знание эпохи...» Среди исторических повестей и рассказов выделялся «Поручик Киже» (1928 ).

В 1930-е начинает развиваться страшная, неизлечимая болезнь (рассеянный склероз), и хотя писатель дважды с помощью Горького ездил лечиться за границу (в Германию, Францию), врачи не смогли помочь.

Болезнь не лишила его душевной бодрости, энергии, живого интереса ко всему, что происходило в стране и литературе. Он возглавлял научно-исследовательскую работу, связанную с изданием серии «Библиотека поэта», задуманной М. Горьким.

Романом «Пушкин» (часть 1-3, 1935-1943 ) Тынянов предполагал закончить трилогию (Кюхельбекер, Грибоедов, Пушкин). Во время войны он писал третью часть своего последнего романа, работая до последнего дня.

С.Ю. Преображенский

Имя Юрия Николаевича Тынянова пользуется глубоким уважением среди крупнейших советских писателей, ученых-литературоведов и лингвистов. Миллионы читателей знают и любят его своеобразную историческую прозу: романы-биографии («Пушкин» и «Кюхля»), повести, построенные на необычных, курьезных историях, так называемых «исторических анекдотах», но при всем том передающие самый дух описываемой эпохи («Восковая персона», «Малолетний Витушишников», «Подпоручик Киже»). Известны переводы Гейне, сделанные Ю.Н. Тыняновым, замечательно воспроизводящие резкую иронию оригинала. В историю советского киноискусства прочно вошли и теоретические разработки Ю.Н. Тынянова, и блестящие образцы его кинодеятельности (прежде всего «Шинель» и «СВД» - Союз великого дела - фильм о декабристах, которые были поставлены совместно с Г.М. Козинцевым и Л.З. Траубергом).

Начинал он как исследователь литературы. Во всяком художественном тексте «колеблющиеся» признаки задают специфическую окраску слова, присущую только данному контексту. Можно говорить и о типичных контекстах (ряд авторов, литературная группа). Очень важно, по мнению Ю.Н. Тынянова, решить вопрос о том, каково общее направление в изменении значений языковых знаков у изучаемого автора (или группы авторов). Это главное направление Ю.Н. Тынянов назвал «установкой». Смена их, выдвижение на первый план то одних, то других потенциальных возможностей средств языка - вот вопросы, формирующие проблему эволюции литературных систем, как индивидуальных, так и коллективных (школ). Проблема литературной эволюции имела для Ю.Н. Тынянова первостепенную важность.

В теоретических изысканиях Ю.Н. Тынянов проявил себя как один из первых филологов, использующих системный подход к такому явлению, как поэтика.

Из положения о системности мира текстов художественной литературы вытекали другие важные положения «тыняновской школы литературоведения» (Б.М. Эйхенбаум): изучать следует всех авторов данного периода, а не только «литературных генералов», как говорил Ю.Н. Тынянов. Изучать надо прежде всего не средства языковой изобразительности сами по себе, а конкретно их функцию в произведении (роль архаизмов у Тютчева и Ломоносова различна, хотя это один лексический пласт слов). Некоторые из приемов - главные, подчиняющие себе остальные, они различны у разных авторов и все время сменяют друг друга, хотя возможны совпадения. Системы авторских выразительных средств социально обусловлены и связаны с литературной личностью автора, которая почти никогда не совпадает прямо с реальной биографической личностью, - это авторское я, в основе которого лежат не столько психологические, сколько мировоззренческие, культурно-философские признаки. При учете связи систем надо принимать во внимание не только их взаимные притяжения и сближения, но и взаимные отталкивания.

В связи с вопросом о взаимных отталкиваниях Ю.Н. Тынянов разработал свою оригинальную и глубокую теорию пародии как одного из средств, обеспечивающих литературную эволюцию. «Все методы пародирования, - писал Ю.Н. Тынянов, - ... состоят в изменении литературного произведения или момента, объединяющего ряд произведений (автор, журнал, альманах); или ряда Литературных произведений (жанр) - как системы, в переводе их в другую систему». (О пародии. - В кн.: Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977). Пародия проделывает колоссальную работу - она вычленяет литературно-художественные, языковые приемы, дает их в «обнаженном» виде и переосмысливает, включая в новую систему.

Руководствуясь общими положениями об эволюции системы литературных художественных средств, Ю.Н. Тынянов дал ряд прекрасных образцов конкретного анализа творчества А.С. Грибоедова, В.К. Кюхельбекера, Н.А. Некрасова, Ф.И. Тютчева и, конечно, А.С. Пушкина.

Ряд его статей, помещенных в журналах того времени, посвящен оценке состояния молодой советской литературы. В этих статьях он пытался, исходя из названных выше теоретических принципов, давать оценку современных литературных явлений и прогнозировать (иногда удивительно точно) их дальнейшее развитие.

Ю.Н. Тынянов занимался не только теоретической, но и прикладной работой, связанной с историей художественной литературы. Он много внимания уделял текстологии и редактированию художественных произведений. Колоссальный вклад внес Ю.Н. Тынянов в создание серии книг «Библиотека поэта». Ему мы во многом обязаны существующей ныне традицией научной подготовки текстов и комментариев к произведениям крупнейших русских и советских поэтов. Удивительно кропотливую работу проделал Ю.Н. Тынянов при подготовке к изданию стихотворного наследия В.К. Кюхельбекера, творчество которого до Ю.Н. Тынянова вообще считалось не представляющим интереса для читателя.

Литература рубежа веков дала (подобно литературе XVIII в.) ряд примеров художников слова, удивительно сочетавших творческую интуицию и научный анализ структуры литературных произведений. Таковы были, например, А. Белый, В. Брюсов.

И художественная проза Ю.Н. Тынянова неотделима от его теоретических изысканий в области филологии, она была как бы их экспериментальным продолжением. В области слова Ю.Н. Тынянов творил как подлинный исследователь языка художественной литературы.

Вот пролог «Смерти Вазир-Мухтара»:

«На очень холодной площади в декабре месяце тысяча восемьсот двадцать пятого года перестали существовать люди двадцатых годов с их прыгающей походкой. Время вдруг переломилось; раздался хруст костей у Михайловского манежа - восставший бежали по телам товарищей - это пытали время, был „большой застенок“ (так говорили в эпоху Петра)».

Писатель Ю.Н. Тынянов, продолжая рассуждения Тынянова-ученого, демонстрирует, какой вес приобретает «колеблющийся» признак в семантике глагола пытать , рождающийся в одновременном соединении в контексте двух его значений: пытать - «мучить», пытать - «испытывать».

«Мальцев же двигался по дворцу как выскочка, несмотря на свое благородное происхождение, он не задевал вещей и извинялся перед ними».

В этом контексте слово задевать реализует два своих значения сразу: задевать - «зацепляться за что-либо» и задевать - «обидеть, оскорбить».

«Колеблющийся» признак может разворачиваться в контексте в сложный набор метафор, когда прямое значение слова создает метафорическое, а метафорическому значению сообщаются затем свойства художественного символа:

«Лунный свет падал на черные листья, а из окна влюбленного молодого в галстуке человека, который не мог быть никем иным, как коллежским асессором, - падал другой, теплый, желтый свет на улицу. Это был тот самый глупый лунный свет, который воспевали толпы поэтов и над которым он вдоволь посмеялся. <...> Асессорский свет был теплый, желтый, мигал и колебался, ветер задувал свечу. Что же за власть, за враждебное пространство опятъ отделило его от глупого, смешного, радостного до слёз асессорского света?» (Смерть Вазир-Мухтара).

Значительно использование в прозе Ю.Н. Тынянова цитат из литературных источников, тщательных стилизаций, которые, однако, не контрастны по отношению к нейтральному языку повествования (например, официальной бумаги XVIII в.): «Он сухо донес императору, что умерший поручик Синюхаев явился в Гатчину, где и положен в гошпиталь. Причем сказался живым и подал прошение о восстановлении в списках. Каковое препровождается и испрашивается дальнейшее распоряжение» (Подпоручик Киже).

Иногда использование многочисленных компонентов известного литературного текста в несобственно-прямой речи способствует созданию далеко не комического эффекта. Так, в 40-й главке «Смерти Вазир-Мухтара» внутренний монолог А.С. Грибоедова строится на все время увеличивающихся рефренах-повторах, взятых из «Слова о полку Игореве». Эти рефрены сочетаются с авторским текстом Ю.Н. Тынянова: Встала обида в силах Дажьбожа внука, вступила девою, (...) Вступила девою, далекою, с тяжелыми детскими глазами.

(1894-1943) -писатель и литературовед.

Родился в семье врача. В 1918 году окончил историко-филологический факультет Петроградского университета. Во время учебы стал изучать жизнь и деятельность В. К. Кюхельбекера - лицейского друга А. С. Пушкина, поэта и критика, декабриста. Тынянов был первым, кто прочитал оставшиеся в рукописи произведения Кюхельбекера и впоследствии опубликовал их.
В 1918-1921 годах служил в Коминтерне переводчиком французского отдела. В 1921-1930 годах - действительный член и профессор Российского института истории искусств, где читал лекции по истории русской литературы. Первая книга - "Гоголь и Достоевский. (К теории пародии)" - вышла в 1921 году. Уже в этой небольшой книге сказались характерные черты Тынянова как историка литературы. С поразительной интуицией он умел "читать текст", нащупывая в нем внутреннюю, затаенную жизнь.
Немногим, однако, было известно, что Тынянов не только выдающийся ученый, но и человек с большим художественным дарованием. Среди этих немногих был К. И. Чуковский, нередко слушавший устные рассказы Тынянова, в которых тот представал "живописцем человеческих характеров", умевшим через мимическую сцену, через тут же импровизируемый диалог, через жест артистично воспроизвести образ и выявить существо личности как многих своих современников, так и людей прошлых эпох.
К. И. Чуковский огорчался тем, что Тынянов-ученый не давал ходу Тынянову-художнику. И когда после услышанного им однажды из уст Тынянова рассказа о трагической жизни забытого поэта Кюхельбекера представился удобный случай. Чуковский сначала включил в план одного из издательств небольшую книжку об этом человеке, а затем отправился к Тынянову. "Если бы не бедность, угнетавшая его тогда особенно тяжко, он ни за что не взялся бы за такую работу, которая отвлекала его от научных занятий", - вспоминал Чуковский. С большой неохотой, но написать книжечку Тынянов все же согласился.
Прошло всего несколько месяцев, и весьма взволнованный автор вручил изумленному Чуковскому увесистую рукопись "Кюхли", намного превышавшую запланированный объем. К столетнему юбилею декабрьского восстания книга увидела свет.
Наука и литература органически слились в первом романе Тынянова "Кюхля" (1925). Была какая-то странность в названии произведения, даже некое противоречие между заглавием и подзаголовком "Повесть о декабристе". "Кюхля" - слово необычное, и, конечно же, не имя, а, скорее всего, ироническое прозвище. И прямо под этим словом на обложке - слова другие, говорившие о серьезном, о значительном, об одном из самых важных движений в истории России - декабризме.
Контраст здесь явно входил в замысел автора: названием книги давалось понять, что на ее страницах речь пойдет о вещах непростых и противоречивых - лишь по видимости странных и даже смешных.
Действительно, с первой же страницы своего романа Тынянов захватывает читателя движением от простого к сложному. От мелких подробностей быта давно ушедшей эпохи к постижению ее драматических противоречий. Круг захватываемого книгой жизненного пространства становится все шире, а ее проблематика - все более волнующей. История смешного долговязого мальчика вырастет в повесть о декабристе и в роман о декабризме.
Писатель и революционер, "пропавший без вести, осмеянный понаслышке", как писал автор о Кюхельбекере во вступительной статье к собранию его стихотворений, ожил в романе во всей силе своих чувств, надежд и стремлений. "Кюхля" - роман-биография. Но, следуя за героем, читатель как бы входит в портретную галерею дорогих своему сердцу людей, и каждый портрет - а их очень
много - написан свободно, тонко и смело. Везде чувствуется взгляд самого Кюхельбекера, иногда кажется, что он сам рассказывает о себе, и чем скромнее звучит его голос, тем отчетливее вырисовывается трагедия исторической судьбы народа.
Особый смысл имеет у Тынянова география глав, это подчеркивание перемещений героя, его странствований и скитаний. Построение книги, ее композиция, ритм, образуемый последовательностью, масштабом и звучанием ее частей, - все это служит выражению ее главных тем.
Жизнь Кюхельбекера предстает в романе как странничество, как непрерывное скитальчество. Тынянов ничего тут не выдумывает, он верен правде документов, фактов, свидетельств современников. Его роман можно было бы назвать документальным в том смысле, что все главные события, все обстоятельства жизни героев могут быть подтверждены сохранившимися документами.
Роман "Смерть Вазир-Мухтара" (1927-1928) посвящен А. С. Грибоедову. Перед читателем - не классик, заслуживший вечную благодарность потомков, а друг декабристов, автор запрещенной комедии, так и не увидевший ее ни в печати, ни на сцене. О "Горе от ума" в романе говорится мало. Вместе с тем весь роман - это как бы огромный психологический комментарий к гениальной комедии. Все ясно - и причины, по которым она осталась в сущности единственным произведением Грибоедова, и тот факт, что автор этой комедии стал полномочным министром русского правительства, Вазир-Мухтаром.
Тынянов - не только исторический романист, историк и теоретик литературы, но и автор сценариев фильмов "Шинель" (1926) и "СВД" ("Союз великого дела", 1927). Он много занимался переводами - широко известны его переводы поэм и стихотворений Гейне. Среди исторических повестей и рассказов Тынянова - "Подпоручик Киже" (1928), "Восковая персона" (1931), "Малолетний Витушишников" (1933).
С увлечением работал Тынянов над созданием серии "Библиотека поэта" - одного из замечательных начинаний М. Горького. Он возглавил всю научно-исследовательскую работу, связанную с изданием серии.
Начиная работу над романом "Пушкин" (ч. 1-3, 1935-1943), писатель думал, что этой книгой будет закончена трилогия "Кюхельбекер - Грибоедов - Пушкин". В первых вариантах роман начинался с Абиссинии, с предков Пушкина. Потом Тынянов оставил этот замысел, решив следовать за пушкинским планом автобиографии, который относится к 1830 году и публикуется обычно под названием "Программа записок". Писатель заново прочел этот маленький текст и положил его в основу первой части романа. Ему удалось расшифровать многие загадки, начатые и брошенные фразы, фамилии. Опираясь на ничтожные данные, он угадывал главное и строил на нем свое повествование. Но роман "Пушкин" не был доведен до конца.
В течение многих лет Тынянов был тяжело болен. Во время войны, в условиях эвакуации, он написал третью часть романа "Пушкин" и рассказ о генерале И. С. Дорохове, герое Отечественной войны 1812 года, который сражался и одержал победу под Вязьмой (в те дни, когда писатель работал над рассказом, под Вязьмой шли ожесточенные бои).
Как и у всякого подлинного художника, у Тынянова был свой круг тем, своя идейная проблематика, свой жизненный "материал", свое эстетическое восприятие действительности, своя поэтика, своя стилистика. Художественная оригинальность Тынянова связана с тем, что он был активным участником литературного процесса, в котором ему удалось сказать свое слово.

Юрий Николаевич Тынянов - один из самых талантливых русских филологов и писателей XX века, проложивший свой собственный путь в науке и художественной литературе. Как теоретик и историк литературы он стремился разобраться в закономерностях литературной эволюции, отмечал в литературном процессе не только преемственность, но и отталкивание: доказывал, что "всякая литературная преемственность есть прежде всего борьба, разрушение старого целого и новая стройка старых элементов". Это был, как иногда его называют, Эйнштейн в литературоведении.

Талант Ю. Тынянова был универсальным: как литературовед он специализировался на литературе пушкинской эпохи, был теоретиком кино и сценаристом; в художественной прозе является родоначальником историко-биографического романа. По широте интересов и глубокой образованности Тынянов - типичный представитель поколения 20-х годов ХХ века, которое на себе ощутило, как история "вошла в быт человека, в его сознание, проникла в самое сердце и стала заполнять даже его сны" (Б.Эйхенбаум).
В предисловии к исследовательским работам Ю. Тынянова В. Каверин писал: "Научная деятельность Юрия Николаевича Тынянова началась очень рано - в сущности, еще в гимназические годы. Уже к семнадцати годам он не просто прочел, а пережил русскую литературу". Немаловажно, что свои вхождением в мир литературы Тынянов обязан Псковской губернской мужской гимназии, в которой он обучался с 1904 по 1912 год.
В автобиографии Тынянов рассказывал о городе: "Девяти лет поступил в Псковскую гимназию, и Псков стал для меня полуродным городом. Большую часть времени проводил с товарищами на стене, охранявшей Псков от Стефана Батория, в лодке на реке Великой, которую и теперь помню и люблю... Стена Стефана Батория была для нас вовсе не древностью, а действительностью, потому что мы по ней лазали. Стена Марины Мнишек была недоступна, стояла в саду - высокая, каменная, с округлыми готическими дырами окон. Напротив, в Поганкиных палатах, была рисовалка. Говорили, что купец Поганкин замостил улицу, по которой должен был ехать Грозный мимо его палат, конским зубом. Грозному понравилась мостовая, и он заехал к нему... Не так давно я слышал, что там при раскопках, действительно нашли древнюю мостовую.
На реке Великой (у впадения Псковы) я видел сквозь прозрачную воду железные ворота, - псковичи закрывали реку и брали дань с челнов...
Гимназия была старозаветная, вроде развалившейся бурсы. И правда, среди старых учителей были еще бурсаки..."
"В городе враждовали окраины: Запсковье и Завеличье. В гимназии то и дело слышалось: "Ты наших, запсковских, не трогай", "Ты наших, завелицких, не трогай". В первые два года моей гимназии были еще кулачные бои между Запсковьем и Завеличьем...
...Главным зрелищем была ярмарка - в феврале или марте. Перед балаганом играли на открытой площадке в глиняные дудочки: "Чудный месяц плывет над рекою".
С тех пор знаю старую провинцию".
Положительные эмоции давали прогулки с друзьями: "Мы много ходили... Исходили десятки верст вокруг города - помню все кладбища, березки, пригородные дачи и станции, темные рудые пески, сосны, ели, плитняк..." Тынянов признавался: "В гимназии у меня были странные друзья: я был одним из первых учеников, а дружил с последними. Мои друзья, почти все, гимназии не кончили: их выгоняли "за громкое поведение и тихие успехи"".
В старших классах круг друзей Ю. Тынянова составили Август Летавет, Лев Зильбер (брат В.Каверина), Николай Брадис, Николай Нейгауз, Мирон Гаркави. Но самые теплые отношения были с Летаветом и Зильбером. Л.Зильбер вспоминал: "Дружба была крепкой, сердечной. Хотя мы были разные, совсем не похожие друг на друга. Очень организованный, сосредоточенный, терпеливый, прилежный Летавет; вспыльчивый, непримиримый, начитанный Тынянов - они прекрасно учились, почти на круглые пятерки, оба великолепно знали латынь.
Я отставал от них во всем, а латынь остро ненавидел. Зато я неплохо танцевал и играл на скрипке... Тынянов был круглолицый шатен с очень большим лбом и почти курносый".
В.А. Каверин, младший брат Л. Зильбера, писал о Тынянове: "Среди юношей, кончавших гимназию, много занимавшихся и успевавших одновременно влюбляться, проводить ночи в лодках на реке Великой, решать философские проблемы века, он был и самым простым, и самым содержательно-сложным. Он был веселее всех. Он заразительно хохотал, передразнивая товарищей, подражая учителям, и вдруг уходил в себя, становился задумчив, сосредоточен.
...Главным делом, которому еще в гимназии Тынянов решил посвятить жизнь, Была история литературы.
Глубокая, всепоглощающая любовь к нашей литературе была основной чертой всей жизни Тынянова".
Вероятно, интересы и пристрастия будущего писателя были предопределены впечатлениями отроческих и юношеских лет. В своих исторических романах "Кюхля", "Смерть Вазир-Мухтара", "Пушкин" он обращался к пушкинскому времени, причем характерной особенностью этих произведений была новизна взгляда в прошлое благодаря научному воображению Тынянова.
Теория и история литературы у Тынянова органично связаны с его художественной практикой: рядом с проблемами "литературного факта" и "литературной эволюции" остро вставали проблемы "авторской индивидуальности" - проблемы судьбы и поведения, человека и истории, и это нашло прямое отражение в его литературном творчестве. Исследователю, который смотрел на историю не сверху вниз, а "вровень" (выражение Ю.Тынянова), необходимо было вырваться из традиции, при которой за пределами изучения оказывался "домашний", бытовой материал. Он своим творчеством доказал, что "жизнь писателя, его судьба, его быт и поведение могут быть тоже "литературным фактом"".
Тынянов подошел к историческому документу как художник. Он признавался: "Там, где кончается документ, там я начинаю..."
С 1932 г. до самой смерти Тынянов работал над романом о Пушкине, который, к сожалению, не был закончен. В архиве писателя сохранилась запись, относящаяся к роману "Пушкин" : "Эта книга - не биография. Читатель напрасно стал бы искать в ней точной передачи фактов, точной хронологии, пересказа научной литературы. Это - не дело романиста, а обязанность пушкиноведов. Отгадка часто заменяет в романе хронику происшествий - с той свободой, которую издавна, по старинному праву, пользуются романисты. Научная биография этим романом не подменяется и не отменяется. Я бы хотел в этой книге приблизиться к художественной правде о прошлом, которая всегда является целью исторического романиста".
Возможно, что живое дыхание прошлого Тынянов впервые ощутил в Пскове.

Этот дом №9, запечатлённый фотографом в послевоенные годы, стоящий и ныне на улице Воровского, с виду как будто ничем не примечательный, имеет на самом деле очень интересную судьбу. Построенный в 1889 году, он стал свидетелем многих событий. Именно здесь в 1904-1911 гг. жил будущий писатель Ю.Н. Тынянов.
В 1989 году Псковский горисполком принял решение создать в этом доме литературный музей, в экспозиции которого отразить жизнь и творчество писателей и поэтов, связанных с псковской землей. Хотелось бы узнать, будет ли реализовано это решение?

Приобретая широкую известность как прозаик, Тынянов продолжает литературоведческую работу, стремясь обобщить свой исследовательский опыт, сформулировать методологические принципы науки будущего.


Род. в семье врача. В 1904-12 учился в Псковской гимназии. В 1912 поступил на историко-филол. ф-т Петербургского ун-та, где занимался в пушкинском семинаре С. Венгерова, слушал лекции А. Шахматова, И. Бодуэна де Куртене. Среди товарищей по ун-ту были М. Азадовский, Ю. Оксман, Н. Яковлев и др. Первыми научными работами Т. стали доклад "Литературный источник "Смерти поэта"" (впервые опубл.: Вопросы лит-ры. 1964. № 10. С. 98-106) и доклад о пушкинском "Каменном госте". В студенческие годы была написана также большая работа о В. Кюхельбекере, рукопись которой не сохранилась. В 1916 Т. женился на сестре своего товарища по псковской гимназии Л. Зильбера - Елене.

По окончании ун-та в 1918 Т. был оставлен С. Венгеровым при кафедре рус. лит-ры для продолжения научной работы. В том же году он познакомился с В. Шкловским и Б. Эйхенбаумом и вступил в Общество по изучению поэ-

тич. языка (ОПОЯЗ), участие в кото ром сыграло огромную роль в судьбе Т. как ученого. С 1921 и течение 10 лет преподавал в Ин-те истории иск-в, читая лекции о рус. поэзии. До 1924 совмещал научно-преподавательскую работу со службой в Коминтерне в качестве переводчика, затем в Госиздате корректором.

Первая опубл. работа Т. - ст. "Достоевский и Гоголь (к теории пародии)". написанная в 1919 и вышедшая в 1921 отд. изд. в опоязовской серии "Сб-ки но теории поэтич. языка". Тщательное сопоставление стилистических различий между двумя писателями привело ученого к смелому выводу о том, что принцип "отталкивания" лежит в основе лит. развития и является объективным законом: "... всякая литературная преемственность есть прежде всего борьба, разрушение старого целого и новая стройка старых элементов" ("Поэтика. История литературы. Кино" // Подгот. изд. и коммент. Е. Тоддеса, М. Чудаковой, А. Чудакова. М., 1977. С. 198). Это положение стало генеральной идеей всей дальнейшей научной работы Т., фундаментом его теоретической и историко-лит. концепции.

В 1-й пол. 20-х гг. Т. написан ряд работ об А. Пушкине и лит. борьбе его эпохи: "Архаисты и Пушкин", "Пушкин и Тютчев", "Мнимый Пушкин", где ист. роль великого поэта раскрыта по-новому, конкретно и точно. В ст. о Ф. Тютчеве и Н. Некрасове, А. Блоке и В. Брюсове даны четкие историко-лит. характеристики поэтов, определено их неповторимое своеобразие. В 1923 Г. завершил свой главный теоретико-лит. труд - "Проблема стиховой семантики", изд. в 1924 отд. книгой под назв. "Проблема стихотворного языка". В этой книге раскрыто природное различие стиха и прозы, выявлен специфический смысл "стихового слова". В ст. "Литературный факт" (1924) предложен смелый ответ на вопрос "Что такое литература?" ("динамическая речевая конструкция"), описана реальная связь худож. явлений с житейскими, показана ист. диалектика взаимодействия "высоких" и "низких" жанров и стилей.

Выступая в периодике как лит. критик, Т. сочетал научно-ист, подход с острым ощущением современности, терминологическую лексику с метафоричностью и отточенной афористичностью. В ст. "Литературное сегодня" (Рус. современник. 1924. № 1) проза нач. 20-х гг. показана как целостная система, в ст. "Промежуток" (Там же. 1924. № 4) представлена такая же убедительная панорама поэзии, даны выразительные и емкие характеристики творчества А. Ахматовой, Б. Пастернака, О. Мандельштама, В. Маяковского и др. мастеров стиха. Критич. оценки Т. основаны и на пророческой интуиции, и на точных научных критериях: творчество своих современников Т. рассматривал в единой системе литературной эволюции. Ряд заостренно-гиперболических, ироничных журнальных этюдов ("Записки о западной литературе", "Кино - слово -музыка", "Сокращение штатов", "Журнал, критик, читатель и писатель"), подписанных при публикации псевдонимом Ю. Ван-Везен, носит экспериментальный характер: Т. разрабатывал здесь предельно лаконичную форму свободного, раскрепощенного критич. высказывания.

В 1924 Т. получил заказ от изд-ва "Кубуч" на написание популярной брошюры о Кюхельбекере. Взявшись за эту работу, Т. неожиданно написал за короткий срок роман "Кюхля" (1925), положивший начало писательской судьбе автора. Воскрешая для современников полузабытого поэта-декабриста, используя при этом обширный фактический материал, Т. достиг эмоциональной достоверности благодаря интуитивным догадкам. "Там, где кончается документ, там я начинаю", - определил он позднее в статье для сб. "Как мы пишем" (1930) свой способ творческого проникновения в историю. С этого момента Т. начинает сочетать научную работу с литературной, постепенно все более тяготея к творческой деятельности. Вопрос о соотношении науки и иск-ва в работе Т. - предмет продолжающихся и по сей день споров. Одни исследователи и мемуаристы говорили об "открытой антиномии" этих двух начал (Антокольский П. Г. Знание и вымысел//Восп. о Ю. Тынянове: Портреты и встречи. М., 1983. С. 253), другие отстаивали положение о неотделимости Т. -ученого от Т. -художника (Эйхенбаум Б. М. Творчество Ю. Тынянова//Там же. С. 210- 223). Однако здесь возможен еще один ответ: Т. умел бывать и "чистым" ученым, не терпящим беллетризации идей и концепций, и изобретательным художником, свободным от пут жесткой логики, и плюс к этому всему умел еще и сопрягать науку с лит-рой - там, где это оправданно и эффективно.

В 1927 Т. закончил роман об А. Грибоедове "Смерть Вазир-Мухтара" - произв., в. котором худож. принципы автора, его взгляд на историю и современность отразились с наиб, полнотой. Т. не ставил перед собой утилитарно-просветительской цели: история Вазир-Мухтара отнюдь не является элементарной "биографией" Грибоедова. Т. часто прибегает к худож. трансформации фактов, строит чисто творческие. версии событий (напр., описывая любовную интригу Грибоедова с женой Ф. Булгарина). Нек-рые беллетристические догадки автора, впрочем, нашли впоследствии док. подтверждение (участие рус. дезертиров во главе с Самсон-Ханом в битвах с рус. войсками на стороне персов, подстрекательская роль англ, дипломатов в разгроме рус. миссии). Однако главное в "Смерти Вазир-Мухтара" - это последовательно развернутое худож. сравнение "века нынешнего" с "веком минувшим", раскрытие вечной ситуации "горя от ума", в которую с неизбежностью попадает в России мыслящий человек. Так, Грибоедов в изображении Т. оказывается в трагическом одиночестве, его проект преобразования Кавказа отвергается и правительственными чиновниками, и ссыльным декабристом И. Бурцевым. Власти видят в Грибоедове опасного вольнодумца, прогрессисты - благополучного дипломата в "позлащенном мундире". Эта драматическая ситуация, безусловно, проецировалась на судьбу самого Т. и его единомышленников: разочарование в рев. идеалах, распад опоязовского научного круга и невозможность дальнейшего продолжения коллективной работы в условиях идеологического контроля. В 1927 Т. писал В. Шкловскому: "Горе от ума у нас уже имеется. Смею это сказать о нас, о трех-четырех людях. Не хватает только кавычек, и в них все дело. Я, кажется, обойдусь без кавычек и поеду прямо в Персию".

Глубокий филос. трагизм "Смерти Вазир-Мухтара" обусловил довольно прохладную реакцию критики. "В романе зазвучали ноты, для советской литературы неожиданные. Роман разошелся с одним из важнейших ее устоев советской литературы: с ее категорическим требованием исторического оптимизма" (Белинков А. В. Юрий Тынянов . 2-е изд. М., 1965. С. 303). Непривычным для сов. лит. канона было и стилистическое решение романа, его экспрессивная гротескность и метафоричность, ритмизованность авт. речи, порой напоминающей свободный стих (таково, в частности, открывающее роман вступление). Композиция и синтаксис "Смерти Вазир-Мухтара" отчетливо "кинематографичны": здесь несомненную роль сыграла работа Т. как теоретика кино (написанные в 1926-27 ст. "О сценарии", "О сюжете и фабуле в кино", "Об основах кино" и др.) и как киносценариста [сценарии к/ф "Шинель" по Н. Гоголю, 1926; фильма о декабристах "С. В. Д. " ("Союз великого дела"), 1927, в соавторстве с Ю. Оксманом]. С кинематографом был связан и замысел рассказа "Подпоручик Киже" (1927), первоначально задуманного как сценарий немого к/ф (экранизация рассказа была впоследствии осуществлена в 1934). Анекдотическая фабула гротескно разработана Т. как универсальная модель служебной карьеры в условиях российского полит, быта. Выражение "подпоручик Киже" стало крылатым.

Приобретая широкую известность как прозаик, Т. продолжает литературоведческую работу, стремясь обобщить свой исследовательский опыт, сформулировать методологические принципы науки будущего. В 1927 он публикует ст. "О литературной эволюции", где намечает плодотворную методику изучения лит. и социального "рядов" в их взаимодейст-

вии. Осенью 1928 Т. выезжает в Берлин для лечения, затем встречается в Праге с Р. Якобсоном, планируя с ним возобновление ОПОЯЗа; итогом встречи стали совместные тезисы "Проблемы изучения литературы и языка". В 1929 выходит сб. ст. Т. "Архаисты и новаторы" - результат его научной и критич. работы за 9 лет. С 1931 Т. активно участвовал в работе над книжной серией "Библиотека поэта". В 30-е гг. Т. продолжает заниматься биографиями Пушкина, Грибоедова, Кюхельбекера, однако на первый план в его работе отчетливо выходит худож. проза. Это отнюдь не было изменой науке: разработанная Т. методологическая система была предназначена для многолетнего детализированного развития, для продолжения в обширных коллективных трудах. Рассчитывать на это в 30-е гг. не приходилось, широкое обращение мировой науки к идеям Т. началось только в 60-70-е гг. Вместе с тем у Т. в 30-е гг. появляется целый ряд перспективных прозаических замыслов, с реализацией которых ему приходится спешить (Т. знал о неизлечимости своей болезни) и многие из которых так и остались неосуществленными.

Важной частью многогранной творческой работы Т. был лит. перевод. В 1927 вышел сб. Г. Гейне "Сатиры", а в 1932 его же поэма "Германия. Зимняя сказка" в переводах Т. В этих книгах раскрылся несомненный поэтич. талант Т. (явленный также в стихотв. экспромтах и эпиграммах, представленных, в частности, в рукописном альм. "Чукоккала"). Гейне был близок Т. аналитическим остроумием, колкой ироничностью в сочетании с затаенной серьезностью, мужественной готовностью к непониманию, свободой от пошлости и показного глубокомыслия. В судьбе Гейне, творившего несмотря на неизлечимую болезнь, Т. видел прообраз своей собственной судьбы. Все это дает основание считать нем. лирика четвертым "вечным спутником" Т. - наряду с Пушкиным, Грибоедовым и Кюхельбекером.

Кульминацией трагических раздумий Т. о рус. истории стала пов. "Восковая персона" (1931). Обратившись к петровской эпохе, писатель начал повествование со смерти императора, сосредоточивая затем свое внимание на жизни простых людей, судьба которых оказалась парадоксальным образом связана с одним из начинаний царя-реформатора: солдат Михаил сдает своего брата, урода Якова в кунсткамеру в качестве музейного "монстра". Б. Эйхенбаум справедливо увидел в сюжете повести "идейное и художественное присутствие пушкинского "Медного всадника"" (Творчество Ю. Тынянова. С. 220). К этому надо добавить, что в повести Т. трагические краски сгущены, а в разработке образа Петра мотив призрака становится доминирующим. "Философия повести - философия скептическая, философия бессилия людей перед лицом исторического процесса" (Цырлин Л. Тынянов-беллетрист. Л., 1935. С. 303). "Восковая персона" - своего рода гипербола трагического взгляда на историю, взгляда, исключающего какую бы то ни было идеализацию и "верхов", и "низов", и власти, и народа. Мотив всеобщего предательства и доносительства, развернутый автором на материале событий 18 в., имеет определенное отношение и к эпохе создания повести. Утяжеленная стилистика "Восковой персоны", предельная насыщенность языка архаическими элементами соответствуют содержательной задаче: показать статичность истории, как бы вынося за скобки ее динамическую сторону. "Восковая персона" и сегодня являет собой своеобразное испытание для читателя -испытание глубочайшим сомнением, мастерски воплощенным ощущением ист. обреченности и безнадежности. Эта точка зрения не претендовала на то, чтобы быть единственной истиной, но, безусловно, нуждалась в худож. закреплении.

Иная худож. концепция явлена в рассказе "Малолетний Витушишников" (1933), где иронически заострен мотив случайности, нередко лежащей в основе крупных полит, событий. Выведенный в рассказе Николай I предстает игрушкой в руках судьбы, а случайная встреча царя с верноподданным подростком по ходу сюжета обрастает множеством легендарных версий, полностью вытесняющих реальную суть происшедшего. Такой же иронией проникнуты многие прозаические миниатюры Т., которые он намеревался объединить в цикл "Моральные рассказы".

В нач. 30-х гг. Т. задумывает большое худож. произв. о Пушкине, которое он сам определял как "эпос о рождении, развитии, гибели национального поэта" (Каверин В., Новиков Вл. Новое зрение//Книга о Юрии Тынянове. М., 1988. С. 234). В 1932 он начинает работу над повествованием о предках Пушкина - "Ганнибалы", успевает написать вступление и 1-ю главу. Но такой ист. разбег оказался, по-видимому, слишком велик, и Т. начал писать роман о Пушкине заново, сделав его началом 1800. 1-я часть ром. ("Детство") опубл. в 1935, 2-я ("Лицей") - в 1936-37. Над 3-й частью ("Юность") Т. работал уже очень больным - сначала в Ленинграде, а потом в эвакуации в Перми. В 1943 она была опубл. в ж. "Знамя". Повествование о судьбе Пушкина доведено до 1820. "Работа оборвалась, вероятно, на первой трети" (Шкловский В. Б. Город нашей юности//Восп. о Ю. Тынянове. С. 36).

Несмотря на незавершенность романа, он воспринимается как целостное произв. о детстве и юности поэта, являясь составной частью трилогии Т. о Кюхельбекере, Грибоедове и Пушкине. Духовное формирование Пушкина изображено Т. в эпически широком контексте, в соотнесении с судьбами мн. ист. и лит. деятелей. Строя многоплановую панорамную композицию, Т. не прибегает ни к пространно-детальным описаниям, ни к длинным синтаксическим периодам. Роман писался в лаконичной и динамичной манере, близкой к прозе Пушкина. В отличие от желчной иронии "Смерти Вазир-Мухтара", здесь преобладает светлый юмор. В юном Пушкине автор подчеркивает жизнелюбие, страстность, пылкое творческое вдохновение. В последней части романа Т. художественно разрабатывал высказанную им в историко-биогр. ст. "Безыменная любовь" (1939) гипотезу о прошедшей через всю жизнь Пушкина любви к Е. Карамзиной. Пафос романа созвучен блоковской формуле "веселое имя - Пушкин", и его оптимистический настрой отнюдь не был уступкой "требованиям эпохи": при рассказе о дальнейшей судьбе героя автору, по-видимому, было не миновать трагических тонов.

В эвакуации Т. написал также 2 рассказа об Отеч. войне 1812 - "Генерал Дорохов" и "Красная шапка" (о полководце Я. Кульневе). В 1943 он был перевезен в Москву, где умер в Кремлевской больнице. Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Путь Т. как писателя и литературоведа - уникальный в рус. и мировой культуре опыт плодотворного соединения художественности и научности.

Соч.: Соч.: В 3 т. /Вст. ст. Б. Костелянца. М., 1959; Соч.: В 2 т. Л., 1994.

Лит.: Степанов Н. Л. [Вот. ст. ]//Тынянов Ю. Н. Проблема стихотв. языка: Статьи. М., 1965; Юрий Тынянов . Писатель и ученый: Восп. Размышления. Встречи. М., 1966; Тыняновский сб.: В 6 вып. Рига, 1984-98; Чуковский Н. К. Лит. восп. М., 1989; Немзер А. Лит-ра против истории//Дружба народов. 1991. № 6; Новиков В. И. [Вст. ст., коммент. ]//Лит. факт/Сост. О. И. Новиковой. М., 1993; Новиков Вл. "Горе от ума у нас уже имеется... ": Письмо Юрию Тынянову// Новый мир. 1994. №10; Немзер А. Карамзин - Пушкин: Заметки о ром. Ю. Н. Тынянова//Лотмановский сб. М., 1995. Вып. 1; Weinstein M. Tynianov: le conception de contemporaneite et ses enjeux//Litterature. 1994. № 95; Tynianov ou la poetique de la relativite. Paris, 1996.

В. И. Новиков.

Цит. по: Русские писатели 20 века. Биографический словарь. М.: Большая Российская энциклопедия; Рандеву-АМ, 2000, сс. 697-699