Дорошевич Влас Михайлович (5 января 1865, Москва, Российская империя — 22 февраля 1922, Петроград, РСФСР) — русский журналист, публицист, театральный критик, один из виднейших фельетонистов конца XIX — начала XX века.

Учился в нескольких московских гимназиях, откуда неоднократно исключался; гимназический курс завершил экстерном.

Работу в газетах начал, ещё будучи учеником московской гимназии. Был репортером «Московского листка», «Петербургской газеты», писал юмористические статейки в «Будильнике». Известность его началась со времени работы в 1890-х годах в одесских газетах. Дорошевич обратил на себя внимание остроумными, хлесткими фельетонами на местные темы. Внешней особенностью его статей была «короткая строчка». Он ввел в дореволюционную печать стиль короткой, не знающей дополнительных предложений, афористической фразы. Нападая на провинциальные власти, Дорошевич никогда не поднимался выше умеренного либерализма, в политике всегда был обывателем. Хлесткая фраза составила ему репутацию смелого обличителя провинциальных нравов, власти смотрели на него как на опасного публициста.

В 1897 Дорошевич предпринял путешествие на Восток. Очерки Сахалина впервые открыли перед читателем картину каторжных тюрем на этом острове. Но наблюдения Дорошевича были поверхностны, и книга, нашумевшая во время своего появления (изд. 1-е, М., 1903; изд. 3-е, М., 1905), была скоро забыта. В 1899 Дорошевич вместе с Амфитеатровым и Сазоновым предпринял в Петербурге издание большой политической газеты — «Россия». При внешней шумливости газета соединяла беспринципный либерализм с национализмом и шовинизмом.

Резкие фельетоны Дорошевича против отдельных министров были не столько радикальны по существу, сколько вызывающе дерзки. Но уже в это время сказалась слабая сторона Дорошевича как фельетониста: его многословие. Отдельные сильные и меткие строки терялись среди массы пустых фраз. Иногда его фельетоны по силе обличения подымались до памфлета. Большей частью это была остроумная болтовня.

Дорошевич имел много поклонников среди буржуазной читательской публики и много последователей среди провинциальных фельетонистов. При отсутствии остроумия и литературного блеска «короткая строка» превращалась в невыносимую трескотню и открывала дорогу в газету бездарным и неграмотным людям, прикрывающим короткострочием свое неумение владеть словом. В этот период Дорошевич много нашумел кампанией по делу братьев Скитских, неправильно осужденных полтавским судом. Разоблачая судебные порядки того времени, Дорошевич добился пересмотра дела и оправдания Скитских.

В 1902 «Россия» была закрыта за фельетон Амфитеатрова «Господа Обмановы». Дорошевич перешел на работу в московскую газету Сытина «Русское слово», редактором которой оставался до закрытия этой газеты в 1918. При Дорошевиче «Русское слово» получило огромное распространение, а Дорошевич стал любимым фельетонистом московского купечества и мещанства.

Из путешествий по Востоку Дорошевич вывез обильный запас преданий, легенд и сказок и заполнял ими подвал «Русского слова». Радикальная фраза постепенно выветрилась. Меткие, сильные фразы реже встречаются среди безбрежного моря афористической пошловатой болтовни.

Его выручал большой житейский опыт, знание купеческой среды, сохранившаяся наблюдательность. Иногда фельетоны Дорошевича вспыхивали былой остротой, заставляли о себе говорить. По общему правилу, они уже были вне большой газетной политической литературы.

Как и «Русское слово», Дорошевич имел правокадетский облик, но в борьбу партий не вмешивался. Поэтому его роль в печати после 1905 незначительна. Его фельетоны выходили отдельными изданиями: «Папильотки» (М., 1893); «Одесса, одесситы и одесситки» (изд. 2-е, Одесса, 1895); «Легенды и сказки Востока» (М., 1902); «Восток и война» (М., 1905) и др.

Южные журналисты

(Вольное подражание Марку Твену)

Доктор послал меня на юг, и я с большим удовольствием принял предложение «Южного Тромбона».

Редактор этой почтенной газеты, когда я входил в святилище, называемое редакцией «Тромбона», сидел за письменным столом, уставленным разными безделушками, - фунтов по 20 весом каждая, - и, поглядывая время от времени на лежавший перед ним заряженный шестиствольный револьвер Смита и Вессона, писал статью с таким видом, как будто он вырезывал печёнки у живого человека.

Очень рад видеть вас в числе сотрудников, - сказал он, энергически сжимая мою руку, - очень рад…

Я выразил не меньшую радость.

Боюсь только, что незнакомство с иными условиями…

О, вы скоро с ними освоитесь! Для начала просмотрите вот эту дрянь!

Он придвинул ко мне кипу местных газет: «Ежедневное Ура», «Самую Распространённую», «В Участок!», «Гром и Молнию» и другие.

И принялся снова потрошить живого человека.

Через полчаса моя статья была готова.

Я писал следующее:

Злобы дня.

«К сожалению, мы должны начать обзор местной печати с указания на ошибку, сделанную нашим почтенным собратом газетой „Ежедневное Ура“. Ошибку, конечно, невольную и неизбежную при таком спешном деле, как газетное: кандидат Ижицын, на вчерашних выборах, получил не 2 голоса, как говорит уважаемая газета, а 432 и не „забаллотирован с величайшим позором“, а, напротив, как видят читатели, вышел из борьбы с величайшим торжеством. Ни на минуту не сомневаемся, что „Ежедневное Ура“ впало в эту пустячную ошибку совершенно случайно и, быть может, уже исправляет её в ту минуту, как мы это пишем».

* * *

«Последняя гололедица, наделавшая немало бед в городе, вызвала появление на свет массы проектов, из которых мы с особенным удовольствием отмечаем проект „Самой Распространённой“, предлагающей заменить деревянные столбы чугунными. Основательность этой удачной мысли, пришедшей нашим коллегам из „Самой Распространённой“, не нуждается в доказательствах. Чугунные столбы, действительно, как известно, не подвергаются гниению. Даже если поставлены директорами телефонных компаний, под наблюдением членов городской управы».

* * *

«Наш почтенный коллега, г. Чертополохов, из газеты „Гром и Молния“, вчера благополучно возвратился из своего кругосветного путешествия».

* * *

«Во вчерашнем номере уважаемой газеты „В Участок“ помещён очень дельный отзыв об исполнении на сцене нашего театра оперы „Гугеноты“. Статья, видимо, принадлежит перу очень компетентного музыканта, и в ней сделано очень много метких замечаний относительно отступлений от партитуры. К сожалению, мы должны, однако, заметить, что в вечер, о котором говорит почтенная газета, шли не „Гугеноты“, а „Норма“, так что отступления от партитуры „Гугенот“ в этот вечер являются вполне извинительными».

Затем следовала моя подпись.


Миллион чертей и одна ведьма! - воскликнул редактор, пробегая мою рукопись и сверкая глазами.

Что? Вы находите, что слишком резко? - испуганно спросил я.

Миллион чертей и одна ведьма! - повторил он. - И вы думаете, что мои читатели удовольствуются такой мякиной, такой простоквашей? О, чёрт возьми, вы напоминаете мне человека, который хочет кровожадных тигров накормить манной кашей! Вы можете писать, - это бесспорно. Но вам нужно дать тон. Ступайте, ваша статья будет напечатана с исправлениями. Прочитайте - и вы поймёте, как надо писать. До свиданья!

И он продолжал потрошить живого человека.

На следующий день я с трепетом развернул газету.

Злобы дня.

За моей полной подписью шли следующие строки:

«Высоко держа знамя печати, мы начинаем наш обзор с обличения новой. плутни той банды мошенников, которая называется на их воровском жаргоне редакцией (???) „Ежедневного Ура“.

На этой мятой бумаге напечатано, будто наш достопочтеннейший, наш многоглубокоуважаемый кандидат Ижицын получил на вчерашних выборах, только 2 шара, тогда как читателям „Тромбона“ известно, что он получил не 2, а 432 шара.

Куда же девались остальные 430?

Читателю рисуется уже страшная картина.

Их раскрали сотрудники „Ежедневного Ура“.

К урне г. Ижицына, переполненной избирательными шарами, на цыпочках подкрадываются „летиратары“ (?) „Ежедневного Ура“ и, пока городские служащие по обыкновению зевают, спешат нагрузить свои дырявые карманы избирательными шарами и бегут на Толкучку продавать общественное добро за бесценок.

В урне остаются только два шара, которых не могли заграбастать эти шарлатаны своими отмороженными пальцами,

Вот картина, которая рисуется нашему читателю.

Но успокойтесь, дорогой читатель! Всё это могло бы иметь место, если бы „летератарав“ (?) „Ежедневного Ура“ допускали в зал выборов.

К счастию, городское управление предусмотрело такой случай и сделало распоряжение при первом появлении „летератара“ (?) из „Ежедневного Ура“ немедленно отправлять его в полицию.

С удовольствием отмечаем такое мероприятие городского управления к очищению города от мусора».

* * *

«Гололедица, случившаяся в нашем городе, испортила не одни только телефонные столбы, но и людей, - конечно, если можно считать таковыми тех недоносков, которые взяты из Воспитательного Дома редакцией (?) „Самой Распространённой“.

Вчера мы прочли в этой газете (ха-ха-ха!) поистине идиотский проект замены деревянных столбов чугунными.

Нам кажется, что ещё удачнее было бы предложить заменить столбы сотрудниками (ха!) этой почтенной (ха-ха!) газеты (ха-ха-ха!).

Серьёзно. Если их хорошенько обтесать, из них вышли бы недурные дубовые столбы.

Что же касается до вопроса о том, способен ли чугун к гниению, - то мы рекомендуем почтенным (?!) сотрудникам газеты (?!) „Самой Распространённой“ обратить внимание на их собственные головы.

Ведь может же в их чугунных башках быть такая гниль и труха, которую они в простоте сердечной называют „мозгами“ (ха-ха-ха!)».

* * *

Вчера выпущен из тюрьмы „литератор“ Чертополохов, что на языке „Грома и Молнии“ называется „вернуться из кругосветного плавания“. Сограждане, берегите ваши серебряные ложки!»

* * *

«Капельдинер, пишущий рецензии для газеты „В участок!“, вчера снова был пьян и потому принял „Норму“ за „Гугеноты“.

Можете судить, что эта вышла за рецензия!

А неграмотный редактор, печатающий всё, что придёт в голову пьяному капельдинеру, ничтоже сумняшеся, напечатал всю эту чепуху.

Снится бессарабскому помещику сон. Снится ему, будто его имение на завтра назначено с торгов за неплатёж процентов в банк, - а он, помещик, сидит на террасе и читает в газетах передовую статью "О процветании помещичьего землевладения в России", где говорится, что очень уж много льгот и выгод предоставлено гг. помещикам. Тут же сидят жена, дети, гувернантка, две бонны.

"Пётр Петрович чувствовал себя отвратительно.
Сегодня утром, за чаем, жена обратилась к нему с вопросом, который раздаётся теперь в каждом русском доме, в каждой русской семье, везде, где встретятся двое русских людей:
- Чем же всё это кончится?..."

В 1903 году русский журналист и писатель Влас Дорошевич (1864-1922) написал книгу о Сахалине - самом отдаленном острове Российской империи, освоенном беглыми людьми, каторжниками и поселенцами. Книга имела большой успех, не раз переиздавалась, в том числе и за рубежом. В. Дорошевич сумел воссоздать вполне реалистическую картину трагедий и ужасов Сахалина: его тюрем, палачей, преступников всех мастей - убийц, людоедов, воров, авантюристов.

Влас Дорошевич - Крымские рассказы

Вы переехали ослепительно сверкающий на солнце тихо плещущийся Сиваш, миновали безбрежные зеленеющие степи Северного Крыма, - и поезд, наполняя всё вокруг себя звоном и грохотом, мчится сквозь туннели, тихо проползает по мостику, повешенному над какой-то бездонной пропастью, змейкой вьётся по узенькой дорожке между отвесной скалою и отвесным обрывом и летит в Севастополь.

Влас Дорошевич - Литераторы и общественные деятели

Обе стороны полотна усеяны книгами. Жителям Подволочиска есть из чего свёртывать папиросы! Если бы они захотели, они могли бы составить себе огромнейшую библиотеку.

Влас Дорошевич - По Европе

Когда я уставал от его гор, зимою словно золотистым плюшем покрытых пожелтевшею травою, от его серебряных аллей из покрытых инеем деревьев, - я уезжал во Франкфурт-на-Майне.

Мне много приходилось видеть картин человеческого горя, но клянусь, я не видал несчастия более прелестного, очаровательного.
Её горе состоит в прелестных плутовских глазках, золотистых волосах настоящей Гретхен, задорно вздёрнутом носике, губках, которые поэты старого времени сравнивали со "спелыми вишнями"...

Влас Дорошевич - Семья и школа

Выйдя из подъезда, он пошёл едва-едва, медленно переставляя ноги, потом зашипел, начал прибавлять ходу и завернул за угол с такой уже быстротой, что должен был дать свисток, чтобы не передавить прохожих.

Однотомник произведений известного русского сатирика В.М. Дорошевича (1864-1922) впервые в наиболее полном виде представляет одну из важнейших частей его наследия - сказки и легенды, в которых использованы мифологические, фольклорные мотивы и образы преимущественно восточных народов.

"Предлагаемая книга - „Старая театральная Москва" - составлена из статей Вл. Мих. Дорошевича, написанных им в период 1903-1916 гг. Кроме „старой театральной Москвы" в сборник включены очерки, касающиеся и не „старой", в тесном смысле, московской театральной жизни, а также имеется материал, который точнее следовало бы назвать петербургским или провинциальным.

Влас Михайлович Дорошевич — журналист, фельетонист, театральный критик.

Родился 1865 года в Москве. Работу в газетах начал, еще будучи учеником московской гимназии. Был репортером «Московского листка», «Петербургской газеты», писал юмористические заметки в «Будильнике».

Расцвет творчества Дорошевича пришелся на время его работы у в газете «Одесский листок» (1893 — 1897 гг.). Именно в Одессе раскрылся и окреп талант Дорошевича как острого фельетониста. К.И.Чуковский назвал приезд Власа Михайловича в Одессу «литературной сенсацией». В.Г.Короленко признавал «несомненный талант» Дорошевича, его хлесткость, остроумие, однако отмечал, что он был «истинным сыном… уличной прессы».

Яркому и образному языку Дорошевича завидовали Чехов, Достоевский и многие другие литераторы. Читатели ждали очередное разоблачение, и Влас Михайлович не обманывал их. Фельетон Дорошевича, напечатанный в газете, автоматически поднимал тираж вдвое. Как писал К.И.Чуковский: «Дорошевич ведь буквально перевернул представление о фельетоне, сделал его живым, чрезвычайно разнообразным по форме…»

За таким признанием у читателей стоял огромный труд. Несмотря на омраченное семейными неурядицами и невзгодами детство, Дорошевич смог выработать острый взгляд на окружающее, легкий, но язвительный стиль изложения. Никому бы не хотелось попасть на страницы газеты в качестве героя его фельетона — новость моментально разносилась по городу, и участи высмеянного Власом Михайловичем можно было только посочувствовать.

Публике больших газет, привыкшей к угрюмой солидности серьезных политических органов печати впервые пришлось ознакомиться с легкой, прежде всего заботящейся о занимательности манерой «мелкой прессы». Фельетоны Дорошевича соединяли в себе блеск и легкость формы со всей полнотой серьезных публицистических задач. Поражала в Дорошевиче и его плодовитость — тогдашние фельетонисты писали хорошо, если раз в неделю. Дорошевич писал ежедневно, с замечательной отзывчивостью и неутомимостью отзываясь на все события сегодняшнего дня. Успех Дорошевича был всеобщий: горожане восхищались этим беспрерывным фейерверком тонкого остроумия.

Очерк Дорошевича «Одесский язык»

Дорошевич заслуженно считался одним из известнейших фельетонистов конца XIX — начала XX века. Его фельетоны даже издавались в виде сборников. В одном из таких сборников, вышедшем в 1895 году под названием «Одесса, одесситы и одесситки» был напечатан . В нем Дорошевич впервые описал как явление одну из главных достопримечательностей Одессы — одесский язык.

Однако именно острое перо подвело Дорошевича. Один из его фельетонов вызвал гнев тогдашнего градоначальника Зеленого, и Власу Михайловичу пришлось практически сбежать из города. Он путешествовал по востоку Российской империи, добрался до Сахалина. Потом была работа в московских газетах, и публика по-прежнему зачитывалась его очерками, фельетонами и заметками театрального критика. Известность приносила Дорошевичу хороший доход, но революция 1917 года положила всему конец.

Несмотря на уговоры уехать в эмиграцию, Дорошевич отказался — он считал, что русскому литератору за границей делать нечего. С белогвардейскими и черносотенными изданиями Влас Михайлович работать не захотел по своим убеждениям. С большевиками ему тоже было не по пути — тексты Дорошевича были интересны грамотным и образованным людям, а пришедшим к власти комиссарам он был не нужен. Большевики не понимали Дорошевича, считали, что его фельетоны «отличались мелочностью содержания, малой социальной значимостью и в то же время изощренностью, узорчатостью, часто вычурностью формы».