«История Государства Российского» - огромный труд, над которым Карамзин усиленно и добросовестно работал в течение многих лет. В то время не было готовых материалов, которыми в наше время может пользоваться историк; не было пособий по истории искусства, иконописи, этнографии и другим подобным наукам, которые облегчают труд историка. Карамзину пришлось много потрудиться, разыскивая различные исторические материалы, сверяя и проверяя исторические документы. Он использовал для своей истории все сохранившиеся древнейшие летописи, все исторические труды, написанные до него.
Мы знаем о существовавших тогда таких исторических трудах, как «История Российская» Татищева, история кн. Щербатова, исследования немецких историков Шлецера и Миллера, но все эти труды были односторонни, не охватывали всей русской истории.
Кроме того, до Карамзина читающая публика не интересовалась родной стариной, не знала русской истории. Карамзин сумел пробудить интерес к истории, к прошлому России. «История Государства Российского» имела огромный успех и стала известна широким кругам русского общества, благодаря тому, что Карамзин сумел придать своей истории художественные формы; это не сухое изложение исторических событий, а живой рассказ, украшенный описаниями. Читается история легко, несмотря на плавный, периодический, немного торжественный язык, которым она вся написана. Карамзин нарочно писал этим приподнято-торжественным тоном, подходящим, по его мнению, к изложению истории и сильно отличавшимся от тона и языка, которыми были написаны «Письма» и «Бедная Лизам. В учебниках теории словесности язык Карамзина в его «Истории» обыкновенно ставится в пример, как образец плавной периодической речи. Вот пример такого периода, а вместе с тем и цример художественного описания из истории Карамзина; описывается момент перед началом Куликовской битвы:
«Стоя на высоком холме и видя стройные, необозримые ряды войска, бесчисленные знамена, развеваемые легким ветром, блеск оружия и доспехов, озаряемых ярким «осенним солнцем; слыша всеобщие громогласные восклицания: «Боже! даруй победу государю нашему!» и вообразив, что многие тысячи сих добрых витязей падут чрез несколько часов, как усердные жертвы любви к отечеству, - Димитрий в умилении преклонил колена и, простирая руки к златому образу Спасителя, сиявшему вдали черном знамени великокняжеском, молился в последний раз за христиан и Россию, сел на коня, объехал все полки и говорил речь к каждому, называя воинов своими верными товарищами, милыми братьями, утверждая их в мужестве и каждому из них обещая славную память в мире, с венцом мученическим за гробом».
Язык Карамзина в «Истории» необыкновенно чистый, он избегает употребления иностранных слов и выражений. В описании отдельных исторических лиц он пользуется приемом народной поэзии, употребляя часто эпитеты, характеризующие эти лица: «храбрый князь», «благоразумный советник», «надменный враг». Иногда в этих повторяющихся эпитетах проглядывает сентиментализм первого периода творчества Карамзина: «добрые россияне», «сладкие слезы радости», «нежная чувствительность». Несмотря на эти, не всегда удачные и иногда стереотипные эпитеты, Карамзин дает яркие живые характеристики некоторых выдающихся исторических лиц, как, например, Иоанна 3-го, своего любимого героя, Иоанна Грозного, святого митрополита Филиппа, Бориса Годунова, Василия Шуйского.
В своей «Истории» Карамзин преимущественно говорит о развитии государственной жизни в России, интересуется политическим ее развитием и мало касается жизни и быта русского народа. Недаром Карамзин назвал свой труд «Историей Государства Российского». Впоследствии известный историк Соловьев очень удачно назвал «Историю» Карамзина «величественной поэмой, воспевающей государство». Некоторые критики упрекали Карамзина в такой односторонности его истории. Первый, обративший на это внимание, историк Н. Полевой, написал в противовес Карамзину «Историю русского н а-рода», но этот труд далеко не имеет ценности «Истории» Карамзина, основанной на огромной исторической работе.
Очень ценны, например, примечания к «Истории» Карамзина, занимающие почти половину всего труда; по этим примечаниям мы видим, какую колоссальную работу проделал автор, провзряя и сверяя различные исторические документы, - как велика библиография, которой он пользовался для своего труда.
Вся «История» Карамзина проникнута горячим патриотическим и национальным духом, проникнута идеей монархизма. Историю России, доведенную до воцарения дома Романовых, Карамзин делит на три периода; в первом периоде, до Ярослава Мудрого, Карамзин видит рост государства в единодержавии; во втором, удельном периоде, дробление земли, раздел власти ведет к ослаблению государства, которое поэтому подпадает под татарское иго, В третьем, Московском периоде, вновь торжествует единодержавие. Русь «собирается» вокруг Москвы, крепнет и растет ее сила. Иоанн 3-й, как «собиратель Руси», является любимым героем Карамзина. Еще в исторической «Записке», поданной Государю Александру 1-му, Карамзин высказывал свое восхищение Иоанном 3-м, ставя его заслуги выше заслуг Петра Великого.
«История» Карамзина проникнута глубоко-религиозным духом. В ходе исторических событий Карамзин всегда видит Провидение, волю Божию. Для него ясна моральная добра над злом, он дает моральную оценку не только историческим событиям, но и отдельным людям. Восхищаясь Дмитрием Донским, он в то же время осуждает его за то, что он обманул кн. Михаила Тверского, заманил его в Москву и взял в плен. Осуждает он и первого «собирателя» Руси, Ивана Калиту, за борьбу и интриги в Орде против кн. Александра Тверского. - «Суд истории не извиняет и самого счастливого злодейства», говорит Карамзин. Религиозно-моральную оценку дает Карамзин всей истории и судьбе царя Бориса. Считая его убийцей царевича Дмитрия, Карамзин видит явную кару Божию во всех несчастиях царствования Бориса. Оценка исторических событий этого периода, яркие характеристики царя Бориса, Василия Шуйского, Лжедмитрия - несомненно оказали влияние на Пушкина при создании его драмы «Борис Годунов».
Как уже было сказано, «История» Карамзина имела огромный успех и разошлась по всей России. После первого восторга начали раздаваться голоса критиков разного направления. Либералы упрекали Карамзина в консерватизме; нашлись и такие консерваторы, которые, наоборот, видели в Карамзине либерала...
В русской литературе «История Государства Российского», среди других исторических трудов, занимает видное место и имеет большую ценность. Главные заслуги Карамзина состоят в исторически правильной и глубоко моральной оценке событий, в горячей любви к родине и художественности изложения. Эти достоинства на много превышают некоторые недостатки «Истории».
Нужно скачать сочиненение? Жми и сохраняй - » «История Государства Российского» огромный труд Карамзина . И в закладках появилось готовое сочинение.М. Т. Каченовский
История государства Российского. Том XII
Карамзин: pro et contra / Сост., вступ. ст. Л. А. Сапченко. -- СПб.: РХГА, 2006. Пропуски восстановлены по: Вестник Европы. 1829. No 17.Sine ira et studio {*}
{* Без гнева и пристрастия (лат.). }
Немногие писатели столь самовластно господствовали над умами современников, как наш покойный историограф, и немногие столь постоянно удерживали за собою право завидного повелительства в области литературы. Позволялось не иметь понятия о бессмертных образцах древней словесности, об источниках знаний и вкуса: но -- не читать Карамзина значило не любить никакого чтения; не говорить о Карамзине было то же, что не пламенеть усердием к его славе; говорить об нем без восторга было то же, что обнаруживать (мнимое) зложелательство к его особе; находить погрешности в его писаниях значило обрекать себя в жертву ядовитым ветреникам или даже исступленным гонителям. Кавалеры, дамы, очарованные красотами разительнейших мест в Бедной Лизе, в Наталье боярской дочери, долго, долго хранили сладостные впечатления юного возраста и новому поколению передавали чувства безусловного удивления к автору прекрасных сказочек. Все в руках Карамзина превращалось в чистое золото: обыкновенная журнальная статейка шла за вековечный памятник преобразования русского языка и словесности; неуместная попытка в историческом романе заставить москвитянина и новгородку XV века ораторствовать, подобно Ливиевым 6 и Саллюстиевым 7 гражданам древнего Рима, принята за образец витийства, а мечтательная картина нравов небывалых и несбыточных -- за величайшее искусство освежить колорит древности в произведении цветущей волшебной фантазии; простой перевод из Олеариевых 8 записок о мятеже московском при царе Алексее Михайловиче провозглашен отрывком неподражаемым, несравненным, достойным пера Тацитова 9 ... И с писателем нашим сбылось то, что сказано Дюком де ла Рошфуко 10 о модных людях: la plupart des gens ne jugent des hommes que par la vogue qu"ils ont, ou par leur fortune {Большинство судит о людях лишь по их популярности и по их богатству (фр.). } -- сбылось, но единственно в отношении к ценителям его литературных произведений; ибо поверье моды проходит, а Карамзин -- бессмертен. Так, бессмертен Карамзин! Эта самая охота говорить о нем, хвалить или порицать его сочинения, находить в них красоты или недостатки; самые несогласия, споры, вражда между разномыслящими, покровительство с одной стороны, гонение с другой; самые подозрения, падающие на одних в непочтительности. На других в привязанности к имени, славе и творениям Карамзина -- все это не служит ли неопровержимым доводом, что мощный талант его собственною силою достиг недосягаемой высоты на горизонте литературы отечественной, воссиял на нем и привлек на себя взоры современников? Подобные в мире явления сохраняются веками и передаются отдаленному потомству. Надобно, чтоб какой-нибудь вес имели голос и мнение людей, которые при жизни писателя знаменитого страшились даже мысли обольщать его хвалами, искренними или притворными, а по кончине его не замедлили принять сердечное участие в общем сетовании. Говорить неприятные истины о трудах живого автора, без сомнения, невыгодно по многим отношениям, но и нисколько не зазорно, если суждения подкреплены доказательствами; отдать должное умершему, sine ira et studio, когда ни опасения, ни надежды не препятствуют действовать с благородною свободой, есть приятнейшая обязанность для человека, привыкшего быть самим собой всегда, неизменно. Последуем сему правилу и скажем прямо: Карамзин не имеет себе равного на трудном поприще бытописателя в нашем отечестве -- так, и виновны перед памятию незабвенного, во-первых, те, которые на славном имени его еще покушаются основывать неблагонамеренные свои виды; виновны легкомысленно произносящие решительный суд о трудах его, не помышляя ни о предках, ни о потомках, не принимая в соображение ни состояния наук в отечестве нашем, ни начала словесности с возможными ее успехами, ни хода происшествий как причин действующих; виновны изрекающие приговор свой о трудах ума созревшего по опытам игривой молодости; виновны с похвалами своими и порицаниями те, которые, не зная обязанностей бытописателя, нашего современника, не изучавши источников, даже не читавши самой Истории государства Российского ни с критическою разборчивостию, ни поверхностно, играют легковерием людей, готовых всем обольщаться. Опыт, смею думать, многим доказал уже справедливость слов незабвенного историографа, который находил удовольствие предпочтительно в труде своем, надеясь быть полезным, то есть сделать российскую историю известнее для многих, даже и для строгих судей своих {Предисловие к И г Р, т. 1, изд. 2, стран. XXVI.}. Мы знаем людей, кои, изучая бессмертный труд Карамзина, по любви к самым истинам историческим, по привычке упражняться в литературе существенно полезной, по предпочтению к хорошему слогу автора, наконец даже по самой обязанности от часу более убеждались и в значительности новых своих приобретений, и в том, сколь должны быть они важны впоследствии. Omnia vincit labor improbus {Все побеждает упорный труд (лат.). }. Трудился Карамзин, преодолевал великие препятства -- для чего? Без сомнения, для того, чтобы проложить путь младшим подвижникам. Довольно сделано им для своей славы, для пользы отечества; но его подвиг не может служить предлогом к бездействию для нас, для сынов наших и внуков. Не изучая Карамзина, иной записной историк не узнал бы многих драгоценных указаний, не постиг бы другого, может быть, лучшего, более удовлетворительного способа к изложению происшествий первых веков нашей истории, не отличил бы необходимого в ней от излишнего, достоверного от сомнительного, ясного от сокрытого в густом мраке. И кто более Карамзина помогал упражняющимся в русской истории обозревать с разных сторон предмет свой, -- предмет, который, будучи для многих недоступным без его помощи, оставался бы для них таким еще и доныне! Если сам историограф, заимствуя мысли из памятников старины, не только не пренебрегал трудами других разыскателей своих предшественников -- Мюллера 11 , Тунманна 12 , Шлецера 13 , князя Щербатова 14 -- но даже пользовался указаниями и советами юных подвижников; то уже мы тем более находимся в необходимости его Историю государства Российского всегда иметь перед собою как настольную книгу, драгоценную для справок и для чтения усладительного -- так для усладительного чтения: ибо Карамзин написал вековечные страницы, когда был полным властелином излагаемой материи. Не скроем сожаления своего, что не те именно места замечены расчетливыми провозглашателями славы незабвенного историографа: второпях, действуя наугад, они не умели попасть на образцовые страницы в его повествовании. Том XII Истории Г. Р., вышедший после кончины Карамзина, заключает в себе государствование Василия Иоанновича Шуйского и бедственное время междоцарствия до вступления Сапеги в Кремль после смерти Ляпунова (1606--1611 г.). Князь Щербатов остановился на пострижении Царя и Царицы, и кончил труд свой суждением о качествах Василия. Не смотря на расстояние времени между окончанием одного труда и началом другого, не смотря на различие в средствах, в силах ума, в учености Карамзина и Князя Щербатова, оба писателя имеют много общего между собою: первый весьма часто следовал системе второго; имея в распоряжении своем пособия новейшие, пользовался источниками Князя Щербатова -- его указаниями на иностранные и свои книги, его выписками из архивских грамот, из дел посольских и бумаг разного рода, которые, в другом случае, надлежало бы приискивать самому, рыться в пыли архива, разбирать старинное письмо, угадывать; а это замедлило бы труд Историографа, и мы не имели бы удовольствия читать превосходные места, написанные с полною свободою таланта, ни чем не стесняемого. Без сомнения на предшественника же падает вина (положим, не вся) и в некоторых ошибках его преемника: так на пример, доказано уже, что духовная грамота Князя Дмитрия Ивановича, приписываемая и Щербатовым и Карамзиным внуку Иоанна Великого, скончавшемуся в тяжком заключении, в Москве 14 Февраля 1509 года, действительно принадлежит вовсе не ему, а третьему сыну того же Великого Князя, умершему в удельном городе своем Угличе 13 Февраля 1521 года {Сев. Арх. 1823, No 12, стр. 400 и след.}. Труд Князя Щербатова, забытый публикою, никогда не перестанет быть полезным и никогда не сделается излишним для изучающего Историю нашего отечества: в нем разбросаны суждения, соображения и виды, нередко обнаруживающие ум отлично сметливый прилежного наблюдателя, догадливость необыкновенную в человеке, не проникавшем до глубины святилища Муз и Граций. Томы его, обогащенные выписками, указаниями на источники, представляют еще и важное удобство приискивать желаемые предметы -- выгода, которою дорожат записные подвижники словесности, обрекшие себя на терпение, непобеждаемое всеми возможными преткновениями неправильного, неровного, вялого, бесцветного и бесхарактерного слога. Но мы истощаем терпение читателей, говоря о слоге Князя Щербатова, когда следовало бы оживить внимание их образчиками слога Карамзина прекраснейшими в своем роде -- достойными автора знаменитого и ему одном принадлежащими. Сии места смело называю лебедиными песньми: они очаровывают душу прелестию гармонии, возвышающей все другие принадлежности слога изящного -- грамматическую исправность, искусный выбор и сочетание слов, яркую живость колорита, движение, наконец заманчивую ясность смысла и удовлетворительную выразительность. Историограф описывает неудовольствия, в народе возникшие скоро после воцарения Василия Иоанновича в следствие многих опал, вопреки данному обещанию (стран. 8): "Оказалось неудовольствие; слышали ропот. Василий, как пышный наблюдатель тридцатилетнего гнусного тиранства, не хотел ужасом произвести безмолвия, которое бывает знаком тайной и всегда опасной ненависти к жестоким властителям; хотел равняться в государственной мудрости с Борисом и превзойти Лжедимитрия в свободолюбии, отличать слово от умысла, искать в нескромной искренности только указаний для Правительства и грозить мечем закона единственно крамольникам. Следствием была удивительная вольность в суждениях о Царе, особенная величавость в Боярах, особенная смелость во всех людях чиновных; казалось, что они имели уже не Государя самовластного, а полу-Царя. Никто не дерзнул спорить о короне с Шуйским, но многие дерзали ему завидовать и порочить его избрание, как незаконное. Самые усердные клевреты Василия изъявляли негодование: ибо он, доказывая свою умеренность, беспристрастие и желание царствовать не для клевретов, а для блага России, не дал им никаких наград блестящих в удовлетворение их суетности и корыстолюбия. Заметили еще необыкновенное своевольство в народе и шаткость в умах: ибо частые перемены государственной власти рождают недоверие в ее твердости и любовь к переменам: "Россия же в течение года имела четвертого самодержца, праздновала два цареубийства и не видала нужного общего согласия на последнее избрание. Старость Василия, уже почти шестидесятилетнего, его одиночество, неизвестность наследия также производили уныние и беспокойство. Одним словом, самые первые дни нового царствования, всегда благоприятнейшие для ревности народной, более омрачили , нежели утешили сердца истинных друзей отечества". Я отличил косыми буквами два глагола; почему -- догадаться не трудно: желательно, чтоб и эта, едва приметная, тень не встречалась в отрывке, столь блистательном, отличающемся не внешним только изяществом слога, но и прагматическим достоинством. Неследующий системе Карамзина касательно характера и деяний Бориса, может быть, захотел бы исключить годы царствования сего правителя из тридцатилетнего гнусного тиранства, но -- здесь не место входить в разыскания по сему предмету..... Особенно замечательны в XII томе, по красотам слога или по разительности содержания: усмирение крамолы (стран. 23); описание фантома Лжедимитриева (стр. 26); присутствие низложенного Иова в Успенском Соборе (стр. 48); состояние дел в Москве (стр. 94, 95); распри между Сигизмундом и конфедератами (стр. 180, 181). Есть, без сомнения, и еще места, с особенным тщанием обработанные или счастливо излившиеся из пера знаменитого художника. Но занимаясь яркими красотами, которые сами собою представляются взорам читателя, не упустим из виду и теней. У писателей великих все поучительно -- и совершенства их и недостатки. Некогда, разбирая Похвальные Слова Ломоносова, отваживались указывать на темные места в сем лучезарном солнце и -- никто не подумал вменять в уголовную вину того, что не воспрещается ни в одном из кодексов словесности. Смеем надеяться равной пощады... Обещав показать тени в Последнем Томе творения Историографа, я принялся было за работу, и -- скоро увидел, что слишком торопливо ставлю себя в положение, довольно затруднительное. В Карамзине очень легко находить красоты слога и крайне утомительно отыскивать погрешности: первые, подобно светилам в созвездиях, сами собою представляются в разных величинах наблюдательному взору; последние ускользают от внимания, утомляют напряжение искателя, и заставляют критика быть по неволе привязчивым, если страшится он подпасть подозрению в угодливости по расчету. Что делать в теперешней усталости от неумеренных усилий? Приняться за работу легкую: выписать из XII Тома несколько мест прекрасных; а там, подкрепив силы отдыхом, снова порыться, уже с надеждою лучшего успеха. Вот усмирение крамолы (стран. 22 и след.). "Чрез несколько дней новое смятение. Уверили народ, что Царь желает говорить с ним на лобном месте. Вся Москва пришла в движение, и Красная Площадь наполнилась любопытными, отчасти и зломысленными, которые лукавыми внушениями подстрекали чернь к мятежу. Царь шел в церковь; услышал необыкновенный шум вне Кремля, сведал о созвании народа и велел немедленно узнать виновников такого беззакония; остановился и ждал донесения, не трогаясь с места. -- Бояре, Царедворцы, сановники, окружали его: Василий без робости и гнева начал укорять их в непостоянстве и в легкомыслии, говоря: вижу ваш умысел; но для чего лукавствовать, ежели я вам не угоден? Кого вы избрали, того можете и свергнуть. Будьте спокойны: противишься не буду. -- Слезы текли из глаз сего несчастного властолюбца. Он кинул жезл Царский, снял венец с головы и примолвил: ищите же другого Царя! -- Все молчали от изумления. Шуйский надел снова венец, поднял жезл и сказал: если я Царь, то мятежники да трепещут! Чего хотят они? Смерти всех невинных иноземцев, всех лучших, знаменитейших Россиян и моей, по крайней мое насилия и грабежа. Но вы знали меня, избирая в Цари: имею власть и волю казнить злодеев. -- Все единогласно ответствовали: Ты наш Государь законный! Мы тебе присягали и не изменим! Гибель крамольникам! -- Объявили указ гражданам мирно разойтися, и никто не ослушался; схватили пять человек толпах, как возмутителей народа" и проч. Это же происшествие описано у Щербатова (Т. VII, Ч. II, стран. 144): оба Историка следуют Маржерету, и его слова влагают в уста действующими лицам; но какая разность в живом изображении Карамзина и в безыскусственном его предшественника! Царю Василию суждено было жить и действовать в чудесные, почти непонятные для нас времена самозванцев. Князь Шаховский, любимец первого Лжедимитрия, распускает молву в Путивле, что патрон его спасся от гибели. Города Северские и всей Украйны, тогдашней России южной, отложились от Москвы (стр. 26). "Граждане, стрельцы, козаки, люди Боярские, крестьяне толпами стекались под знамя бунта, выставленное Шаховским и другим, еще знатнейшим сановником, Черниговским Воеводою, мужем Думным, некогда верным закону: Князем Андреем Телятевским. Сей человек удивительный, не хотев вместе с целым войском предаться живому, торжествующему Самозванцу, с шайками крамольников предался его тени, имени без существа, ослепленный заблуждением или неприязнию к Шуйским: так люди, кроме истинно великодушных, изменяются в государственных смятениях! Еще не видали никакого Димитрия, ни лица, ни меча его, и все пылало к нему усердием, как в Борисово и в Феодорово время! Сие роковое имя с чудною легкостию побеждало власть законную, уже не обольщая милосердием, как прежде, но устрашая муками и смертию. Кто не верил грубому, бесстыдному обману, -- кто не хотел изменить Василию, и дерзал противиться мятежу: тех убивали, вешали" и проч. Эта тень нового Самозванца, сие имя без существа напоминают нам черты сильные и резкие, по которым узнают мастерскую кисть Тацита! Это сумасбродное усердие к Димитрию, нигде не существующему, неистовое усердие людей, которые невидали ни лица, ни меча его, превосходно выражает и слепоту обольщенных и злонамеренность обольстителей. Такие места замечаются у Тацитов, Боссюетов, Корнелей, затверживаются в памяти и передаются потомству. В областях Калужской и Тульской гнездились шайки злодеев; в уездах Арзамасском и Алатырском свирепствовала чернь мятежная, и обложила Нижний Новгород, действуя именем Димитрия; Астрахань изменила; мор истреблял жителей в Новгороде: все бедствовало в терзаемом отечестве. Василий не дремал в бездействии: ставя преграды лиющимся потокам зол, он захотел оживить в сердцах людей бодрость и нравственную силу. Российскую церковь пас Ермоген; но еще жив был Иов, первый Патриарх Московский, низложенный мятежниками. Но совещании с духовенством, сановниками и купцами, Василий определил звать из Старицы в Москву бывшего Патриарха для великого земского дела. Иов приехал и явился в Успенском Соборе (стран. 47). "Он стоял у Патриаршего места в виде простого инока, в бедной ризе, но возвышаемый в глазах зрителей памятию его знаменитости и страданий за истину, смирением и святостию: отшельник, вызванный почти из гроба примирить Россию с законом и Небом.".... "В глубокой тишине общего безмолвия и внимание поднесли Иову бумагу и велели Патриаршему Диакону читать ее на амвоне. В сей бумаге народ -- и только один народ -- молил Иова отпустить ему, именем Божиим, все его грехи пред Законом, строптивость, ослепление, вероломство, и клялся впредь не нарушать присягу, быть верным Государю; требовал прощения для живых и мертвых, дабы успокоить души клятвопреступников и в другом мире; винил себя во всех бедствиях, ниспосланных Богом на Россию, но не винился в цареубийствах, приписывая убиение Феодора и Марии одному Расстриге; наконец молил Иова, как святого мужа, благословить Василия, Князей, Бояр, Христолюбивое воинство и всех христиан, да восторжествует Царь над мятежниками и да насладится Россия счастием тишины." Прочтена была и ответная грамота Иова, заблаговременно им приготовленная: между прочим, Старец хвалил в ней ум Иоанна Грозного, соболезновал о следствиях смерти юного Димитрия, коей однако же неприписывал Борису; напомнил о единодушном избрании Годунова в Цари и об усердии к нему народа; дивился ослеплению Россиян, прельщенных бродягою; свидетельствовался всеми, что Самозванец убит и что даже скаредного тела его на земле не осталось. Наконец (стран. 49) исчислив все клятвопреступление Россиян, не исключая и данной Лжедимитрию присяги, Иов именем Небесного милосердия, своим и всего Духовенства объявлял им разрешение и прощение, в надежде, что они уже не изменят снова Царю законному, добродетелию верности, плодом чистого раскаяния, умилостивят Всевышнего, да победят врагов и возвратят Государству мир с тишиною. -- Действие было неописанное. Народу казалось, что тяжкие узы клятвы спали с него и что сам Всевышний устами Праведника изрек помилование России. Плакали, радовались -- и тем сильнее тронуты были вестию, и что Иов, едва успев доехать из Москвы до Старицы, преставился. Вообще сказать должно, что кисть Карамзина обладала высоким даром изображать сцены величественные, торжественные, а перо его с удивительным искусством выражало слова сердечные, Плакали, радовались -- две черты, превосходно живописующие в глазах читателя душевное умиление народа! Таким же образом в одной общей картине художник наш представляет несчастное расположение умов и плачевное состояние дел в столице. (Стран. 94) "Все улицы, стены, башни, земляные укрепления наполнились воинами, под начальством мужей Думных, которые еще с видом усердия ободряли их и народ. Но не было уже ни взаимной доверенности между государственною властию и подданными, ни ревности в душах, как бы утомленных напряжением сил в непрестанном борении с опасностями грозными. Все ослабело: благоговение к сану Царскому, уважение к Синклиту и Духовенству. Блеск Василиевой великодушной твердости затмевался в глазах страждущей России его несчастием, которое ставили ему в вину и в обман; ибо сей Властолюбец, принимая скипетр, обещал благоденствие Государству. Видели усердную мольбу Василиеву в храмах; но Бог не внимал ей -- и Царь злосчастными казался народу Царем неблагословенным и отверженным. Духовенство славило высокую добродетель Венценосца, и Бояре еще изъявляли к нему усердие; но Москвитяне помнили, что Духовенство Годунова славило и кляло Отрепьева; что бояре изъявляли усердие и к Расстриге накануне его убиения. В смятении мыслей и чувств, добрые скорбели, слабые недоумевали, злые действовали.... и гнусные измены продолжались!" Вот где Историограф являет себя истинным прагматиком! Не подновляя того или другого летописца, не передавая нам слов, едва ли не всегда вымышляемых ими, не увлекаясь примером их в явные противоречия, здесь Карамзин обнял взором и минувшее и настоящее, сообразил действия с причинами, все, так сказать, суровые материалы преобразил в новое, мастерское произведение -- и мы наслаждаемся плодом отличного таланта. Выписав отборные места, прочитав несколько других такого же или почти равного достоинства, я не замечаю в себе ни усталости, ни скуки. Но дано слово: -- я должен подвергнуть себя тяжкому испытанию. Историю Государства можно делить на царствования; и несмотря на то, удержать характер, соответствующий заглавию книги. Есть различие между Историею Государства и Историею Государей: в обоих случаях бытописатель заимствует сведение почти из одних и тех же источников, но располагает их иначе. Просвещенный читатель, раскрыв Статистику на Географических показаниях, не переменяет мыслей своих о содержании книги; остается в уверенности, что перед ним лежит описание не земли, а Государства. Источники те же, материя одинакая; но расположение другое, и -- другое название книги. В Истории Государей допускаются подробности их жизни, публичной и частной; источниками наиболее достоверными служат без сомнение официальные акты, докумениы; но едва ли не любопытнейшую часть ее составляют извлечение из записок очевидцев, или уже по крайней мере современников. Повествование о делах Государства , о событиях государственных , извлекается преимущественно из грамот и дел архивских; сказания же частные служат не более как дополнением, где предстоит надобность связать происшествия, или оживить картину характерами лиц действующих, или объяснить темное в достоверных преданиях. Впрочем, одно не исключает другого: мы хотели сказать то единственно, что в одном случае должны быть виднее деяний Государей, а в другом ход происшествий государственных. Вступление Государя в брак рассматривается в Истории Государства отнюдь не как потребность человека в особливом каком бы то ни было отношении, если оно не было причиною важных последствий: бракосочетание Самодержца есть дело не только семейственное или фамильное, но и государственное. Царь Василий Иоаннович Шуйский, уже в преклонных летах, среди всегдашнего беспокойства, вознамерился вступить в брак, и в Январе 1608 женился на Марии, дочери Князя Петра Ивановича Буйносова-Ростовскаго. Если во все продолжение своей жизни Шуйский виден в Истории отнюдь не как сластолюбивый искатель плотских наслаждений; то мог ли он думать о них среди забот непрестанных, гнетомый бременем бедствий? И следовало ли обращать внимание на свидетельство Псковской Лешотиси, где намерению Васнлия побудитедьною причиною ставится не желание дать Государству Наследника Престола и тем упрочить свое и общее благо, не сие желание, которое могло еще с большею силой действовать в пожилом человеке при смутных обстоятельствах, -- нет: побуждение к женитьбе приписывается внезапно родившейся нем алчности к наслаждениям {Летописатель изъяснился по своему: до его сведения дошло, что диавол разже Царя похотию.. . Примеч. 164.}? Василию не было суждено представлять лице героя в здешнем свете; не принадлежал он к малому числу тех избранных, которые силою ума и характера дают иное направление ходу событий и подчиняют себе дела современные -- все правда; однако ж История, видев его человеком здравомыслящим почили во всех других случаях, не имеет права взводить на него странность невероятную, недоказанную, а тем более не соединенную ни с какими последствиями, которые были бы важны для Государства. Справедливо, что Карамзин допускает поспешное стремление Василиево вкусить удовольствие супруга и отца хотя уже в преклонных летах {Т. XII, 63.}, и не слишком доверяет сказанию летописца; однакож у него поставлено на вид дело просто личное. Князь Щербатов, доискивался до причин к бракосочетанию Василия с Мариею в столь смутное время, предполагает не страсть в Царе, а побуждения, соединенные с пользами Государства {И. Р. Г. Т. VII, Ч. II, 197.}. Поведение Марины, конечно не всеми подробностями своего бытия связанной с Историею Государства Российского, для многих кажется неизъяснимым. Потеряв мужа, утратив существенность и самые надежды, единственно великодушием Царя охраняемая в Москве, она изъявляла более высокомерия, нежели скорби, и говорила своим ближним: избавьте меня от ваших безвременных утешений и слез малодушных! -- У нее взяли сокровища, одежды богатые, данные ей мужем: она не жаловалась от гордости {Т. XII, 14.}." И эта гордая, непоколебимая в бедствиях Лжецарица, быв отпущена из Москвы на родину, не устыдилась торжественно ехать в Тушино ко второму Самозванцу, ищет с ним тайное свидание, условиться с ним в обмане и решиться уже на явное злодейство, не только срамное, но и безумное. Одно только ее останавливало: Самозванец был гадок наружностию, груб, низок душею; и она, еще не мертвая для чувств женского сердца, содрогнулась от мысли разделять ложе с таким человеком. Но поздно! Мнишек и честолюбие убедили Марину преодолеть слабость" {Т. XII, 91.}. И так помехою была слабость -- отвращение от безобразной наружности второго Самозванца -- а не опасение осрамить себя перед целым светом! Как бы то ни было, Марина решилась и лицедействовала столь искусно, что зрители умилялись ее нежностию к супругу: радостные слезы, объятия и слова внушенные, казалось, истинным чувством -- все было употреблено для обмана"... Едва ли нужно было Самозванцу учить лицемерию такую притворщицу, которая наверное уже не из набожности обрадовалась изваянному лику святого Леонтия, привезенному Сапегою из Ростова, и ценимому в 50,000 рублей тогдашнею монетою. Точно ли молилась она в наших церквах, точно ли покланялась мощам Угодников Божиих; в том нужды мало для Истории; да и утвердительно сказать того никто не может: ибо намерение (посетить монастырь) не есть исполнение {Там же 121, 122. Примеч. 299 и 303.}. Несколько раз является Мнишковна, без всякого влияния на судьбу России, единственно как фигурантка, годная только лишь для наполнения сцены: тут она, бесстыдная Марина, с своею поруганною красотою, наружно величалась саном Театральной Царицы, но внутренне тосковала, не властвуя, как ей хотелось, а раболепствуя, и с трепетом завися от мужа варвара, который отказывал ей и средствах блистать пышностию {Там же 129, 130.}." А там, немного времени спустя, после бегства Самозванца в Калугу, ша же самая "Марина, оставленная мужем и Двором, не изменяла высокомерию и твердости в злосчастии"... "хотела жить или умереть Царицею"... давала мужественные ответы, писала к Сигизмунду о правах своих на властительство {Там же 189.}. Или смотрите, как она среди волнующегося Тушинского стана является между воинами с растрепанными волосами, с лицом бледным, с глубокою горестию и слезами, просит, убеждает; ходит из ставки в ставку, каждого из чиновников называет именем, ласково приветствует, молит соединиться с ее мужем. "Все было в движении: стремились видеть и слушать прелестную женщину, красноречивую от живых чувств и разительных обстоятельств судьбы ее" {Там же 192.}. Уже и до сих пор много видала, много действовала романическая Марина; при всем том, из достальных ее приключений молено было бы (разумеется, человеку с талантом) написать порядочный роман -- положим, нравственно-сатирический! Сколько картин занимательных" Одно похождение во время бегства ее из Тушина в Калугу доставило бы материи на целую главу, любопытную даже и без хитро сплетенного заглавия. Не приятно ли знать, как "Марина, в одежде воина, с луком и тулом за плечами, ночью, в трескучий мороз ускакала верхом к мужу, провождаемая только слугою и служанкою {Там же 193.}" Между тем как в Тушине Русские изменники и Поляки решали судьбу Государства, Марина странствовала; сбившись с дороги, попала, вместо Калуги, в Дмитров; взяла у Сапеги Немецкую дружину и прискакала к мужу, "который встретил ее торжественно вместе с народом, восхищенным ее красотою в убранстве юного рыцаря" {Там же 200.}. Никто не станет спорить, что жизнь Панны Мнишковны богата похождениями, из которых все могут быть чрезвычайно занимательны в романе, казаться сносными в биографии, но что весьма немногие из них годятся для Истории Государства Российскаго, и то с условием, чтобы они заняли место в приличной перспективе. Должна ли быть допущена в Историю Государства осада Троицкого монастыря Сергиева, нынешней лавры, со всеми подробностями ее, с преувеличенными обстоятельствами, описанная Палицыным, а вслед за ним, с его же слов, и другими? Вот в чем не могу дать себе верного отчета: незабвенные подвиги защитников и заманчивый рассказ Историка говорят в пользу осады; не соразмерность описания, ненужные и едва ли справедливые подробности, слабая связь между действиями обороны монастыря и ходом главных происшествий кажется, требовали бы, чтоб этот многосложный эпизод занимал в книге меньшее пространство. Впрочем, не лишняя ли привязчивость со стороны Критики? По крайней мере сократив описание, можно было бы избежать разногласий с источником, например повествуя о поступках двух Мартьяшей: один был трубач Сапеги, верою Лютеранин; другой -- пан глухонемой; оба Литовцы; первый взят был в плен, второй сам передался осажденным. Немой (у Палицына он по бессловию немко, а не именем) открывает Воеводе ужасной умысел трубача и проч. (стран. 114). Единственно преждевременной кончине Историографа приписываем недосмотренные им, по нашему мнению, неровности в слоге. Автор мог бы уничтожить их одним почерком; но они остаются, и Критика имеет долг заметить их для предосторожности. В другом сочинении они совсем укрылись бы от наблюдательного взора; в слоге Карамзина, отличающемся исправностию, в слоге постоянно изящном, они виднее, хотя встречаются весьма редко. Стран. 54. "Шуйский снова колебался на престоле, но не в душе." Ошибки нет; но есть притязание на щегольство мишурным блеском. Стран. 96. "Василий колебался: то не смел в крайности быть жестоким, подобно Годунову, и спускал преступникам ..." Стран. 102... "чтобы с чистою совестию не робеть смерти." Средние глаголы падежа не требуют. Стран. 117. "Иноки и воины имели благодарственный молебен, за коим следовала счастливая вылазка." Стран. 132. "Что сделалось бы тогда с Россиею вторичною гнусною добычею Самозванства и его пестунов?" Стран. 175. "Князь Михаил, умножая, образуя войско, и щитом своим уже прикрывая вместе и Лавру и столицу ..." Стран. 206. "Москва снова возвышала главу над обширным Царством, простирала руку к Ильменю и к Енисею и к морю Белому и Каспийскому, -- опираясь в стенах своих на легионы..." Стран. 287. "Еще сильнейшая битва закипела на Сретенке." Стран. 302. "Взлетели на воздух с детьми, имением -- и славою!" Стран. 325. "Один Россиянин был душею всего, и пал, казалось, на гроб отечества. Там же. "Ляпунов действовал под ножами. -- К концу Тома слабеющая рука Историографа, быть может, не остереглась еще от каких-нибудь искушений; но Критика, и сама ослабев от напряженной привязчивости, охотно признаёт себя побежденною и торжественно отрекается от преследования фраз сомнительных. Впрочем, действуя с чистосердечием, она не хочет утаить и добычи немногих слов, замеченных в продолжение поисков, хлопотливых и утомительных. Недоумевает она: чего ради Греческое имя стратиг (стран. 46, 174) употреблено в Русском сочинении, когда есть равнозначительные: воевода, вождь, полководец; может ли слово увещал (стран. 147) иметь в языке нашем учащательное знаменование; надобно ли без разбору писать его вместо свой {И кровию Ляхов обагренный (Самозванец), тогда же искал в них еще усердия к его злодейству. Стран. 191.}; потерпит ли свойство языка нашего, чтобы глагол решить {Весть.... решила Ляпунова не медлишь. Стран. 298.} когда-либо выражал значение Французского, равного двум Русским, заставить решиться, обоим вместе. Критика недоумевает: имена званий, к каким принадлежали современники Шуйского, приличнее ли употреблять в их значении нынешнем, нежели в тогдашнем: "от вельмож до мещан", сказано в одном месте (стран. 30); но мещан тогда не было, в смысле граждан низшего класса. Равным образом дворянин, дворянство, дворянка, дворяне (стран. 43, 119, 193, 209) иное значило в России, иное в Польше; иное тогда, иное в наше время: в Польше не всякой благородный (шляхтич) привязан был ко Двору узами службы и повынносшей; в России дворлне бесспорно принадлежали к классу благородных, ыо не все благородные были дворянами, ибо повышенный из дворян в Стольники, в Окольничие, уже переставал носить прежнее звание {Тогдашнее чиноначалие видно из грамоты, напечатанной в Примечаниях к XII Т. стран. 225 и проч.: "Царевичи, и Бояре, и Окольничие, и Чашники, и Стольники, и Дворяне, и Стряпчие, и Жильцы, и Приказные люди." Дворяне Московские назывались Большими, а иногородные -- просто Дворянами. Ниже их званием были Дети Боярские.}. Короче: слову дворянство нынешний смысл присвоен в государствование Петра Великого. Еще замечание того же разряда. На письме и в разговоре мы называем Поляков Поляками -- именем, каким называют себя они сами, и под которым разумеют их все Европейцы, кроме Венгров, Турков и немногих племен Славянских. Было время, когда они всем восточным соседям своим известны были под именем Ляхов -- именем, громким и в наших старинных летописях. Козаки Запорожские и вообще Украинские, часто враждуя с Поляками, и произнося народное имя их с неудовольствием, с досадою, или даже с ожесточением, успели с названием Ляха соединить понятие укоризны, или насмешки. Нашим Летописцам, современным Шуйскому, как свидетельствуют и Примечания к XII Тому Истории Карамзина, имя Поляки, Поляцы не только не казалось чуждым, но по видимому, оно слуху их было знакомее другого {Примеч. стран. 203, 210, 211, 212, 216 и проч.}. Знающий сходство и степень различия между Поляками и Ляхами без всякого сомнения заметит, что Историограф с намерением употребляет последнее название там, где чувство патриотизма, или другие виды негодования праведного служили побудительною для него причиною тогдашним врагам России давать имя, для них необыкновенное и может быть неприятное {Т. XII. 94, 264, 274, 291 и проч.}; но чего ради, по какому расчету во многих других местах, и почти везде, являются Ляхи {Стран. 72, 73, 76, 79, 80, 96, 184 и проч.}, а Поляки весьма редко? Звучнее ли первое из имен сих? значительнее ли? было ли тогда в употреблении предпочтительно перед последним? Ничего не видим. Имя народа Польского служит поводом еще к замечаниям о словах, в которых не находим желаемой точности. Изъяснимся: по свидетельству Карамзина, Ляхи овладели множеством дорогих вещей, присланных Царем для союзных Шведов, значительным числом пушек, знамен и бархатною хоругвию Князя Дмитрия Шуйского. Сие известие взято Автором нашим из письма Жолкевского к Сигизмунду, где находим действительно знамя , только не бархатное, а камчатное, или даже парчевое (choręgiew adamaszkowa z zlotem). Предложим и другое замечание: "При ярком пламени горящей Москвы" пишет Историограф, ссылаясь на Машкевича "было в Кремле светло, как днем; ужас сей ночи можно было уподобить аду" -- и для большего удостоверения в точности перевода, ставит перед глаза читателя самые слова Польского Автора: Tedyśmy juz" bezpleczni byli, bo ogien w koło nas strzegt {Примеч. стран. 212.}. Но в словах сих заключается смысл вот какой: "тогда мы уже находились в безопасности , ибо огонь вокруг (пылавший) стерег нас." Теперь следовало бы откланяться читателям, утомленным, едва ли не более Рецензента, может быть слишком уже привязчивого; но совестно оставить их в дурном расположении духа после спорных замечаний об голых словах и об их значении. Дозволим себе сколько-нибудь рассеять их прогулкою по аллеям исторического вертограда. Историограф, подняв край завесы, под которою судьба сокрыла от смертных тайны возможных случайностей несбывшихся, показывает нам картину, чрезвычайно занимательную для воображения: поступи Делагарди иначе; (стран. 317) "то венец Мономахов, исторгнутый из рук Литовских, возвратился бы, вероятно, потомству Варяжскому, и брат Густава Адольфа или сам Адольф, в освобожденной Москве законно избранный, законно утвержденный на престоле Великою Думою Земскою, включил бы Россию в систему Держав, которые, чрез несколько лет, Вестфальским миром основали равновесие Европы до времен новейших." Вот что могло бы сбыться, и тогда по всей справедливости уже долженствовало бы оно войти в состав Истории Государства Шведо-Российского! Но позабавившись фантасмагориею, патриот Русский, гордящийся именем своим и славою отечества, опямятывается, как после страшного сновидения, и в душе своей благодарит Правящего судьбами царств и народов, что поэтическое мечтание было и осталось мечтою. Оставив ни к чему непригодные случайности, он легко может обратить внимание свое на сомнительную существенность -- на венец Мономахов {Стран. 186, 189, 195, 317.}, о котором никто не слыхивал до второй половины XV века; на тождество Варяжского потомства в фамилии Густава Адольфа и в династии Российских Государей, когда происхождение Руси от Шведов не только еще не доказано, но и со дня на день становится подозрительнее; на древнюю столицу Рюрика (стран. 317), которой обитал наверное в каком-нибудь замке, в укреплении, наскоро сделанном, ибо в те времена не было еще в обычае восседать на престолах и жить в столицах, которые не существовали нигде на Севере; обратит он внимание на медали Васильевы {Стран. 186, 189, 195, 317.}, о которых не имеем никакого понятия, и которых никто не видывал; он, может быть, остановится над судьбою человека, которого Историограф называет Отрепьевым {Стран.59, 92.} -- над судьбою того, чье лице, по прежним указаниям Бытописателя нашего, странным образом двоится в глазах читателя. Достигая пристани, обращаю вспять взор свой и вижу пространство обширное, на котором едва мелькают выдавшиеся камни преткновения, каких не желали бы встречать плаватели. Может быть, их увеличило мое воображение; в таком случае винюсь, сам себе недоверяя... Оставим аллегорию, и просто пожелаем, чтобы у нас почаще выходили подобные книги, достойные Критики строгой и справедливой. Но едва ли не pia disderia .. .. Последние строки написаны при самом неутешительном предзнаменовании: раздались вопли -- parturiunt montes!
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые: Вестник Европы. 1829. No 17. С. 3--15; 94--121. Печатается по первой публикации (с. 3--9). Каченовский Михаил Трофимович (1775--1842) -- историк, переводчик, критик, издатель, общественный деятель. В своих лекциях и статьях по истории Каченовский развивал идеи так называемой скептическое школы, основателем которой в России он считается наряду с Н. С. Арцыбашевым. Полагая, что каждый народ имеет в своей истории "баснословный" период, Каченовский требовал критического отношения к древнейшим письменным источникам; исходя из мысли о культурной отсталости Древней Руси, он отвергал достоверность многих известий "Повести временных лет" и "Русской правды". "Историю государства Российского" Карамзина Каченовский считал примером ненаучного подхода к историческим источникам и с 1818 года вел систематическую критику этого труда. В "Письме от Киевского жителя к его другу" (Вестник Европы. 1819. No 2--6) выступил с критикой "Предисловия" Карамзина к его "Истории". Каченовский восстал против "преувеличений" Карамзина, изобразившего прошедшее "колоссальным", "величественным", "старался привести русскую историю к ее естественным размерам, снять с глаз повязку, которая показывала многое в превратном виде, и возвратить или, правильнее, привести нас к воззрению, равному времени, в которое совершались события" (Кавелин К. Д. Собр. соч. СПб., 1897. Т. 1. С. 100). Но проводя "здравый взгляд на историю", отлично понимая ложность преувеличений Карамзина, Каченовский сам "впал в крайность, которая существенно повредила его делу". "Вместо того, чтобы из самой летописи и источников показать младенческое состояние нашего общества в IX, X, XI и последующих веках, он старался опровергнуть самые источники" (Там же). Карамзин избрал его в члены Российской Академии и признал его критику "весьма поучительной и добросовестной" (Письма Карамзина к Дмитриеву. СПб., 1866. С. 261). Кроме того, Каченовский охотно помещал в "Вестнике Европы" полемические заметки против Карамзина, например, "Розыскания касательно Русской истории" за подписью З. Доленга-Ходаковский (Вестник Европы. 1819. No 20). Карамзин не отвечал Каченовскому. Выступления против Карамзина и дальнейшая журналистская деятельность Каченовского окончательно утвердили его общественную репутацию согласно пушкинской эпиграмме 1821 года "Клеветник без дарованья...". После выступления Каченовского с критикой "Истории государства Российского" карамзинисты перестали сотрудничать в "Вестнике Европы". В полемику с Каченовский вступил П. А. Вяземский: эпиграммы 1818 (см. Русская эпиграмма. No 846--849); "Послание к М. Т. Каченовскому", 1819 (Сын Отечества. 1821. No 2); Каченовский перепечатал его под названием "Послание ко мне от Вяземского" со своими язвительными примечаниями (Вестник Европы. 1821. No 2), а затем напечатал послание С. Т. Аксакова к Вяземскому, сам озаглавив его "Послание к Птелинскому-Ульминскому" (Вестник Европы. 1821. No 9). Критические отзывы о Каченовском как критике Карамзина появились в "Благонамеренном" (1818. No 8. С. 219), "Сыне Отечества" (Н. Д. Иванчин-Писарев -- 1819. Ч. 57. No 342), в "Отечественных записках" (1822. No 27. С. 3--27, 99--109). 6 См. прим. 7 на с. 876. 7 Саллюстий (86 -- ок. 35 до н. э.) -- римский историк. 8 Олеарий Адам (1603--1671) -- немецкий путешественник, автор "Описания путешествия в Московию". 9 См. прим. 6 на с. 878. 10 Рошфуко (Ларошфуко) Франсуа де (1613--1680) -- французский писатель-моралист. 11 Мюллер (Миллер) Иоганн (1752--1809) -- немецкий историк. 12 См. прим. 7 на с. 1013. 13 См. прим. 6 на с. 1013. 14 См. прим. 7 на с. 907.
Анатолий Филиппович Смирнов был человеком своей эпохи. Но вместе с тем - и это одна из главных особенностей его личности и его вклада в науку - он принадлежал к тем русским людям и ученым, в чьих переживаниях и исканиях непосредственно воплотилась преемственность отечественной духовной культуры.И как личность, и как ученый он не отделял себя ни от дореволюционной России, ни от советского периода. Человек крови и плоти своего века, рожденный в алтайском селе с прекрасным названием - Родино, он вместе с державой пережил ее взлеты и падения державы, грехи и заблуждения, надежды и разочарования русской мятущейся души. В 15 лет он стал школьным учителем истории, в 17, когда началась война, пошел в артиллерийское училище, бежал на фронт, был возвращен и строго наказан, но всю жизнь помнил «сороковые грозовые, свинцовые, пороховые…», учился экстерном, будучи офицером. Но наука звала все более и более властно. Первые исторические изыскания были связаны с историческими судьбами народов Белоруссии, Литвы, Польши. «Бунташный» и судьбоносный ХIХ век, золотой век русской культуры, русской мысли Анатолий Филиппович не просто знал досконально, можно сказать, он в нем жил!
Он не искал легких и «успешных» тем, ему было трудно ограничивать свою мысль и просто возделывать узкий надел на академическом поле - слишком созидательного склада была наполнявшая его натуру жажда деятельности и, наверное, поэтому он успешно осваивал все новые и новые сферы: от классической истории и русской философии к славяноведению, истории освободительного движения ХIХ века, к истории русской правовой мысли и истории становления демократических институтов в России - Государственного Совета и Государственной Думы и - через все и неизменно - дума о русском мужике, о русском мире, о совести, о Боге.
А.Ф. Смирнов оказался одним из очень немногих историков, изучавших революционную и советскую проблематику, сознание которого оказалось неподвластным «марксистско-ленинскому» тотальному нигилизму ко всему русскому, православному и традиционному.
Сохранив самостоятельность и широту мышления, он был духовно, интеллектуально и академически готов к открытию новых горизонтов. Его уровень не нуждался в нарочитом отречении и самопредательстве, которое столь широко было проявлено в академических кругах, не имевших стержня и столкнувшихся с драмой мировоззренческой пустоты. Смирнов как ученый не опустился до того, чтобы отвергнуть ценность социально-экономического измерения исторических процессов, которым марксистский метод, бесспорно, обогатил научные подходы, и ему было совершенно чуждо то брезгливое отторжение всей советской истории, в котором себя пытались найти многие «доктора наук», оказавшись бесплодными или всеядными.
Занимаясь давно, глубоко и вдумчиво революционными движениями, которые есть факт нашей многострадальной истории, Смирнов в своем их осмыслении поднялся над навязанными классовыми схемами. Как оказалось, он среди очень немногих оказался способен продолжить изучение революционной ситуации в России начала ХХ века, не повторяя ритуальные клише, но и не следуя моде легковесно опровергать все предыдущие акценты. Он слишком глубоко и сопричастно вникал в раскол русского общества на рубеже ХХ века. Он слишком добросовестно, а не следуя формально догмам, изучал драму русской истории на широчайшем фоне национальной традиции, религиозно-философских основ истории, национального сознания и политических теорий, и не мог не понять: как бы ни менялось наше отношение к революции, масштабы процессов и драмы разрушения исторического государства Российского, воздействие на мировую историю так грандиозны, что это не позволяет нам превращать обсуждение ее в фарс.
Анатолию Филипповичу Смирнову было в полной мере свойственно то, что именуется национальным самосознанием. Это не народническое обоготворение «низших классов», это не любование курной избой и замыкание в этнографических чертах, от чего он предостерегал, это не ностальгическая и сегодня экстравагантно-сектантская поза - романтизация допетровских институтов, или упорство в верности советскому периоду - это просто неискоренимое чувство сопричастности не только и не столько к сегодняшнему дню своего Отечества, а ко всему его многовековому прошлому и к его будущему. В таком сознании рама восприятия способна объять и принять все, «нами же сотворенное, а значит, наше», что так любил цитировать Анатолий Филиппович, а вечное Отечество - не тождественно государству - несовершенному и греховному институту - творению рук человеческих.
И именно на 80-90-е, на эти драматические для страны годы, приходится период подлинной зрелости Смирнова как историка-мыслителя и дивный, нечастый в этом возрасте яркий взлет его творчества. Диапазон его научных интересов и занятий быстро расширяется. Он все глубже погружается в изучение не фактов, а самих процессов и мировоззренческих оснований формирования государственности и различных ее интерпретаций.
Он подошел к главному труду своей жизни - анализу «Истории Государства Российского» Карамзина. Поразительно, как сам Анатолий Филиппович определил свое призвание на этом пути: открыть нам Карамзина так, как он открылся Пушкину…
Борьба за право публиковать в СССР труд Карамзина заняла не один год и отняла много сил. Нам сейчас, когда, слава Богу, Карамзин стоит в каждой библиотеке, это уже трудно представить. В середине 80-х, когда журнал «Москва» стал переиздавать великого историографа по нескольку глав в каждом номере с комментариями и сопроводительным текстом Смирнова, это было мировоззренческим прорывом!
Это неслучайно, ибо карамзинское «наше, мы» уже пронизало все его существо, и сопричастный, но не льстящий взгляд на русскую историю был крайне важен для самого Анатолия Филипповича как исследователя. Он проявился в полной мере и в его капитальном насыщенном труде «Государственная Дума Российской империи». Этот труд - подлинную энциклопедию политической борьбы на рубеже XIX-XX веков отличает проникновение в мировоззренческую дискуссию и накал столкновения взглядов на будущее государства, без которого бесплодны все попытки объяснить стремительное падение в обрыв революции. В этой работе можно найти столько уроков и столько параллелей с кипящими страстями 90-ми годами!
Его труд о Государственной Думе отличается не только необыкновенной насыщенностью фактами и документами, но и широким историческим фоном, где читатель погружается в густое переплетение идей, будораживших русское общество, и ощущает, как раскаляются края политического поля из нетерпеливых и самоуверенных партий, которым больше нужно было торжество своих умозрительных схем, чем выход государства из кризиса.
Работая над разного рода историческими документами для этой фундаментальной монографии, он стал вдумчиво анализировать самые серьезные проекты, когда-либо созревавшие в среде русских государственных мужей и мыслителей.
Так, Смирнов считал фатальной исторической драмой неспособность найти форму вовлечения в процесс поступательного государственного развития огромной народной крестьянской массы.
Безземелье крестьян в огромной крестьянской стране само по себе создавало в основании государства заряд страшной разрушительной силы.
Смирнов видел корни и причины постоянно повторяющихся неудач всех и всяческих реформ на протяжении всей русской истории вплоть до сегодняшнего дня - в полной отделенности и отдаленности крестьянской, а сегодня, - широкой народной массы от управления даже своей жизнью, почти цивилизационное деление общества. Недоверие между массой народа и властью, элитой, неспособность последней воспринять социальные чаяния народа и найти соединительный рычаг, навсегда выбив почву из-под революционных смут и сохранив национально-культурный стержень цивилизации, вот - причина большей части и наших сегодняшних нестроений. Смирнов отнюдь не был утопистом, не повторял бесплодный лозунг «дать кухаркам управлять государством».
Он понимал прекрасно, что многовековой разрыв общества создал порочный круг, в котором нужно преодолевать не только неготовность элиты, но и неготовность к масштабной и ответственной управленческой деятельности массы народа, отягощенного частными бедами. Но Смирнов был убежден: преодоление разрыва невозможно без создания механизма вовлечения народа в самоуправленияе, который бы без хаоса и рассыпания в местничество рождал бы в среде народа постоянно растущий социально-активный слой, объединяющий, обновляющий и питающий социум снизу доверху. Основы такого механизма необходимо было искать в собственном историческом опыте и нанизывать на него опыт мировой и европейский.
Взгляд Смирнова на многовековую российскую историю никак не умещался ни в прокрустово ложе советской официальной идеологии, ни в узкую логику ее презрительных отрицателей. Смирнов всем существом отторгал радикальный революционный нигилизм по отношению к отечественному историческому опыту, равно свойственный как интеллигенции начала ХХ века, ортодоксам-марксистам эпохи застоя, так и постсоветским гуру перестройки. Он принадлежал к тем историкам, кто в личном восприятии осознавал и чувствовал непрерывность многовековой истории России.
Для него, слишком хорошо знавшего преемственные, больные и поныне нерешенные вопросы русской жизни, наша история не распадалась на несоединимые русский, советский и постсоветский периоды.
И это оказалось дано немногим в смутные 90-е и в обнадеживающие, но противоречивые 2000-е годы.
Перу А.Ф. Смирнова принадлежат исследования не только исторических трудов Н.М. Карамзина, но и столь ярких и непохожих друг на друга историографов - Н.И. Костомарова и В.О. Ключевского. Их жизнеописания, созданные Смирновым, позволяют нам представить их эпоху, их творческую лабораторию, непростую судьбу их трудов, всю бурную и непреходящую дискуссию об историческом предназначении России…
Те, кому случалось соприкасаться с ним в неофициальной обстановке, тем более у него дома, могли видеть, каким он был радушным хозяином, весельчаком, любившим разделить любое волнующее его событие с единомышленниками и друзьями. Его дом жил полной жизнью с чадами и домочадцами, а за широким застольем гремел его неподражаемый голос, повергавшие гостей в громовой хохот остроты и метафоры.
Смирнов был таким русским! С него можно было писать русский характер. Было видно, как все проявления его натуры с трудом поддавались обузданию. Все он делал с размахом - сердился, огорчался и радовался, трудился и праздновал. Его невозможно было представить в состоянии уныния.
Душа его, поистине, была от рождения христианка, и путь ее в его земной жизни - это последовательный поиск дороги к Храму.
К Храму пришел и историк Смирнов - вершиной его преподавательской деятельности стал блестящий курс истории русской цивилизации, который он читал несколько лет в Сретенском Высшем духовном училище, несмотря на одолевавшие его смертельные недуги. В этом курсе его обширные знания, собственные духовные размышления, параллельная работа над Карамзиным и Сперанским обрели ту высоту и глубину, которая его сделала подлинным историком-мыслителем, способным характеризовать эпоху в полноте ее духовных, мировоззренческих и событийных потоков. Нанизанные на давно являвшийся ему сначала градом Китежем и обретенный духовный стержень, его знания и мысль системно оформились в глыбу, а слово обрело чеканную форму.
Как ученый, глубоко переосмысливший историю с христианско-православной точки зрения, Смирнов страстно переживал за судьбу славянских народов, которую блестяще знал, особенно Сербии в годы разворачивавшейся эпохальной драмы сербского народа в 90-е годы. В его доме мы рассказывали ему о своих переживаниях в поездках на Балканы, и вместе с его друзьями - писателем Юрием Лощицом и художником Сергеем Харламовым, мы порознь и вместе мечтали о дне исторического возмездия.
Весь его путь - это постоянное приумножение природного таланта исключительным по масштабам и напряженности трудом, преодоление противодействия со стороны обстоятельств и недугов, путь согласно любимой формуле любимого Пушкина: «Самостоянье человека - залог величия его…»
Новая книга выдающегося историка Анатолия Филипповича Смирнова, представляющая нам исполинский итог его научных поисков и размышлений о мыслителях, правителях и великих историографах русской истории, была задумана им самим. Она готовилась к его 85-летию, которое он и мы мечтали отпраздновать в кругу его чудной, яркой, как и он, талантливой и единой семьи и многочисленных друзей и учеников. Эту дату мы с печалью отмечаем уже без него, но его жизнь, непобедимая воля, бескорыстный труд и научный подвиг, будут для нас всегда светлым источником нашей собственной воли к самостоянью.
Публикуемая статья Н.А. Нарочницкой - предисловие к новой книге А.Ф. Смирнова «Великие историки России. Мыслители и правители», только что выпущенной издательством «Вече» к 85-летию со дня рождения историка. В аннотации пишется «Действующие лица русской истории - так можно было бы озаглавить книгу, в которую вошли статьи-размышления А.Ф.Смирнова разных лет - от1980-х до 2000-х. Его исследования - это и портретная галерея великих русских историков: Карамзина, Костомарова, Ключевского - взгляд на события русской истории из их творческой лаборатории, и их эпоха - Х1Х век - со всеми его войнами, реформами, интеллектуальными дискуссиями. В книгу также вошли жизнеописания таких исторически значимых фигур, как императоры Николай I и Николай II, а также выдающихся деятелей и мыслителей - Горчакова, Муромцева, Питирима Сорокина. Объединены они в этой книге не случайно - все они были озабочены судьбой России, ее процветанием. Это было и главной темой всей творческой судьбы самого Анатолия Филипповича Смирнова - ученого, мыслителя, учителя».
2. Наиболее значительные моменты родословной Карамзина таковы. Самый отдалённый его предок был из татарских князьков, по имени Кара-Мурза, или Чёрный Мурза, от него в роде и сохранилось прозвище Карамзиных. Он, как и его собратья, «вышел» в Москву, добровольно принял православную веру и за свою верную службу получил от Московского государя вместе с дворянским званием и землю в Нижегородской губернии. Некий Семён Карамзин числился в дворянах при Иване Грозном, три его сына в начале ХVI в. владели землями на Волге. Один из прапрапраправнуков, отставной капитан Михаил Егорович Карамзин — отец писателя служил в Оренбурге в полевом батальоне при И.И.Неплюеве, выученике Петра Великого. Отец писателя Михаил Егорович вышел в отставку капитаном, получил поместье в симбирской губернии, где прошло детство Коли Карамзина.
3. Николай Михайлович Карамзин долгое время не знал точный год своего рождения.
4. Николай Михайлович рано потерял мать.
5. Первой духовной пищей 8 - 9-летнего мальчика Карамзина были старинные романы, развившие в нем природную чувствительность.
6. Николай Карамзин "… любил грустить, не зная о чем", и "мог часа по два играть воображением и строить замки на воздухе".
7. В детстве с Николаем Михайловичем произошел случай, ставшим ключевым в его жизни.
Николай любил в погожий день читать под дубом на берегу Волги. Чтение его поглощало, и он забывал обо всем. Вот так однажды, забывшись с книгой в руках, он не заметил, как подступила гроза. Все прекрасно знают, что очень опасно в грозу находиться под дубом и у реки (гроза притягивает молнию). Бежать куда-то было поздно, пошел дождь, и он остался под дубом. Гроза разыгралась не на шутку, и вдруг из лесу выскакивает огромный ополоумевший из-за грозы медведь. Медведь, чтоб спастись от раскатов грома, выбежал из леса к дубу. Карамзин уже не читал. Услышав какой-то топот, вышел из-за дуба и увидел, что на него мчится страшный медведь. Убегать некуда, медведь тоже в замешательстве, так как не ожидал увидеть здесь человека. Он резко остановился, поднялся на задние лапы, это буквально в трех, четырех шагах от Карамзина. И в этот момент молния попала в медведя, и он упал к ногам Карамзина. Иначе Карамзин бы погиб. Этот случай очень потряс Карамзина. Он тогда понял, что есть божественный промысел, есть Бог, который охраняет человека. И не все воля человека, есть нечто такое, что человеку не подвластно. И тогда он задумался, если он не погиб, значит у него есть некое предназначение, значит в жизни он должен что-то сделать.
8. Николай Михайлович проявил лингвистические способности, выучив церковнославянский язык за месяц, стал свободно читать, а позднее научился уже и писать.
9. Первая светская книга, которую прочел Карамзин - «Басни» Эзопа.
10. Читал очень много и постоянно. Чтение просто захлестнуло Николая.
12. В 1773 году в Михайловском побывала шайка Пугачева, но крестьяне, которые любили своих помещиков, предупредили Карамзиных, и семья успела скрыться. Пугачевцы не смогли захватить Карамзиных.
13. Николай Карамзин получил хорошее домашнее образование. У него был гувернер-француз.
14. Подростком он уже знал несколько иностранных языков - немецкий, английский, французский и итальянский.
15. Зимой 1773 года Н.М.Карамзин был определен в лучший в Симбирске Дворянский частный пансион француза Пьера Фовеля.
16. Двенадцатилетнего Николая Карамзина отправляют в далекую Москву в пансион профессора Московского университета Иоганна Шадена, пользовавшегося широкой известностью.
17. Карамзину, как одному из превосходнейших своих учеников, Шаден давал читать лучшие произведения европейских авторов, особенно французских.
18. В пятнадцатилетнем возрасте Николай Карамзин по требованию отца поступил на службу. В 1781 Николай Карамзин начал службу в Преображенском полку в Петербурге.
19. После смерти отца Карамзин вышел в отставку поручиком и более никогда не служил, что воспринималось в тогдашнем обществе как вызов.
20. Во время пребывания в Симбирске вступил в масонскую ложу «Золотого венца».
21. После приезда в Москву в течение четырёх лет (1785—1789) был членом «Дружеского ученого общества».
22. В 1783 г. Карамзин впервые выступил в печати, опубликовав прозаический перевод с немецкого языка идиллии С. Геснера «Деревянная нога».
24. Охлаждение к масонству стало одной из причин отъезда Карамзина в Европу.
25. В 23 года Карамзин предпринял поездку в Европу (1789—1790 годы).
26. Посещает Германию, Францию, Швейцарию, Англию. Эта поездка окончательно сформировала Карамзина-писателя.
27. Во время путешествия писал письма друзьям. Письма писались в двух экземплярах. Один - отправлялся по почте, черновики - оставлял себе. По приезду дополняет свои письма-черновики историческими фактами, статистическими, географическими данными, информационным материалом о Европе. И это уже не маленькие записки, а труд.
28. На время путешествия «я лишил себя ужина и на эти деньги (за границею книги дешёвые) накупил множество книг. Таким образом, я чувствовал себя здравее и возвратился домой с библиотекою»- писал в письмах друзьям Карамзин.
29. По отзывам современников, «Карамзин был красив собою и весьма любезен; по возвращении из чужих краёв он напускал на себя немецкий педантизм, много курил, говорил обо всём, любил засиживаться далеко за полночь, беседовать, слушать рассказы, хорошо поесть и всласть попить чаю... Занимал крошечную комнату во флигере, там горы книг... Не было человека обходительнее и добрее Карамзина в обращении. Голос красноречивейшего нашего писателя был громок и благозвучен. Он говорил с необыкновенною ясностию; спорил горячо, но логически и никогда не сердился на противоречия».
30. Карамзин считал главной заботой государства искоренение неграмотности. «Учреждение сельских школ несравненно полезнее всех лицеев, ибо между людьми, которые умеют только читать и писать, и совершенно безграмотными гораздо более расстояния, нежели между неучеными и первыми метафизиками в свете».
31. Николая Карамзина очень раздражало засилье в России иностранных наставников: «У нас не будет совершенно морального воспитания, пока не будет русских хороших учителей… Никогда иностранец не поймет нашего народного характера и, следовательно, не может сообразовываться с ним в воспитании».
32. Николай Михайлович был противником того, чтобы дворянские дети получали образование за границей: всякий должен расти в своем Отечестве и привыкать к его климату, обычаям, народному характеру, образу жизни и правления; только в России можно стать русским.
33. Николай Карамзин разделял любовь к Отечеству на три вида: физическую, нравственную и политическую.
34. 31 октября 1803 г. Александр I подписал указ о назначении Николая Михайловича Карамзина придворным историографом с жалованием по две тысячи рублей ассигнациями в год. Карамзин получил доступ к важнейшим историческим источникам.
35. Карамзин-историк начался в Париже в l790 г. Ещё не предвидя своей судьбы, он поместил в «Письмах русского путешественника» важнейшее пророчество, обращённое как бы не к себе: «Больно, но должно по справедливости сказать, что у нас до сего времени нет хорошей Российской истории, т.е. писанной с философским умом, с критикою, с благородным красноречием».
36. 8 января 1804 г. Николай Михайлович женился на 24-летней Екатерине Андреевне Колывановой. Карамзин был на 14 лет старше своей жены.
37. «Жизнь мила, — запишет Карамзин, — когда человек счастлив домашними и умеет работать без скуки».
38. С 1803 г. и до конца своих дней Карамзин работал над «Историей государства Российского», написав в одиночку 12 томов. Молодой Пушкин сказал: «Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка — Колумбом». Карамзин — Колумб, т.е. самый первый.
39. Тома «Истории государства Российского» покупали нарасхват, ими интересовались и при дворе и во всех слоях образованного общества. Пушкин писал: «Это злободневно, как свежая газета». И это было заслугой Карамзина-историка.
40. При занятии французами Москвы в страшном пожаре сгорело богатое книгохранилище Карамзина, которое он составлял, по его словам, целую четверть века.
41. В начале 1810 г. Николай Карамзин становится близким и любимым гостем царской семьи.
42. Государь назначил историографу на издание «Истории» 60 тыс. рублей с тем, чтобы издавалась она в Петербурге. Весною и летом Николаю Карамзину отводилась дача в Царском Селе. Ему дозволено было печатать свой труд без цензуры. Царь принял на себя обязанности цензора «Истории», постоянно читая её в рукописи.
43. Последние десять лет своей жизни Карамзин провёл при дворе: он постоянный собеседник императора в его «зелёном кабинете», т.е. во время утренних прогулок по аллеям Царскосельского парка, частый гость у вдовствующей и царствующей императриц, великих князей.
44. Первые наброски плана «Истории государства Российского» относятся к 1800 году.
45. Помимо государственных архивов Карамзин пользовался сокровищами целого ряда частных собраний Мусина - Пушкина, Румянцевых, Тургеневых, Муравьевых, Толстого, Уварова, а также собранием книг и манускриптов университетской и синодальной библиотек.
46. Жена, Екатерина Андреевна, помогала в переписке готовых глав, позже держала корректуру первого издания «Истории…», а главное - обеспечила тот душевный покой и условия для творчества, без которых был бы просто невозможен огромный труд мужа.
47. Карамзину предлагали стать министром народного просвещения, предлагали чины, звания, награды. Писатель от всего отказался, согласившись принять звание историографа.
48. Звание Карамзина было настолько диковинным в России, что слуга записал его однажды в книге визитов: «Граф Истории».
49. Н.М. Карамзин за «Историю …» был награжден чином статского советника и орденом св. Анны 1-й степени.
50. Карамзин с большим успехом читал отрывки из «Истории…» в некоторых частных домах, в частности у С. П. Свечиной.
51. Николай Карамзин к восстанию декабристов отнесся с неодобрением, но был одним из немногих, предпринявших попытку заступиться за осужденных перед Николаем I, сказав ему, что «заблуждения и преступления этих молодых людей суть заблуждения и преступления нашего века».
52. Еще при жизни Карамзина его произведения, включая «Историю…», переводились на иностранные языки.
53. С именем Карамзина связан особый этап развития русской культуры. Он возглавил в России целое литературное направление - сентиментализм. Историография Карамзина в сочетании с художественным творчеством постоянно привлекала к себе внимание Н.В. Гоголя, М.Ю. Лермонтова, И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого.
54. А.С. Пушкин свою трагедию «Борис Годунов» посвятил «драгоценной для россиян памяти» Н.М. Карамзина.
55. В феврале 1818 года Карамзин выпустил в продажу первые восемь томов «Истории государства российского», трёхтысячный тираж которых разошёлся в течение месяца.
56. В «Истории государства Российского» выразились две главные жизненные идеи Николая Карамзина: просвещение и патриотизм.
57. Углубившись в работу над «Историей», Карамзин, как метко заметили современники, словно принял постриг. Он печатно распрощался с подписчиками «Вестника Европы», перестал появляться в светских гостиных, почти никого не принимал у себя. Его жизнь протекала в библиотеках, архивах, среди летописей и древних манускриптов.
58. В 1818 году Николай Карамзин был избран членом Российской академии . В том же году он стал членом Императорской Академии наук .
60. 1810 году Карамзина объявляли французским шпионом. Этот донос был опровергнут, но работу над «Историей…» он задержал.
61. Николай Михайлович Карамзин не одобрял радикальных взглядов и политического вольнодумства. Он был уверен, что самодержавие - это фундамент, на котором держится Россия.
62. Каждый том «Истории государства Российского» состоит из двух частей: в первой — подробный, написанный большим мастером рассказ — это для простого читателя; во второй — обстоятельные примечания, ссылки на источники — это для историков.
63. Николай Карамзин писал брату: "История не роман: ложь всегда может красива, а истина в своем одеянии нравится только некоторым умам".
64. Комната Карамзина в Остафьево больше походила на келью, чем на кабинет. Профессор М.Н.Погодин так описывал кабинет Карамзина: «Голые штукатуренные стены, широкий сосновый стол, простой деревенский стул, несколько козлов с наложенными досками, на которых разложены рукописи, книги, тетради, бумаги; не было ни одного шкафа, ни кресла, ни дивана, ни этажерки, ни пюпитра, ни ковров, ни подушек. Несколько ветхих стульев около стен в беспорядке». Такая спартанская обстановка соответствовала характеру и привычкам хозяина кабинета. Николай Михайлович сетовал, что трудно и медленно продвигается «единственное мое дело и главное удовольствие».
65. Николай Карамзин как государственный историограф был освобожден от цензуры.
66. «Без хороших отцов нет хорошего воспитания, несмотря на все школы, институты и пансионы». Н.М.Карамзин.
67. В августе 1819 года, отдавая в печать девятый том «Истории…», Карамзин писал Дмитриеву: «Мне трудно решиться на издание 9-го тома: в нём ужасы, а цензурою моя совесть. Я говорил об этом с Государем: он не расположен мешать исторической откровенности, но меня что-то останавливает».
68. В 1821 году выход в свет IX тома «Истории» вызвал небывалый общественный интерес, успех его превзошел все ожидания. В то время в ходу была шутка о том, что улицы опустели, потому что все углубились в царствование Ивана Грозного.
69. В 1824 году Карамзин получил титул действительного статского советника. Александр I знал неприязнь Карамзина к чинам и наградам и подчеркивал, что награда дана историографу, а не Карамзину.
70. В 1792 году Николай Карамзин написал повесть «Наталья, боярская дочь». Это одна из первых попыток создать в русской лите-ратуре национальную историческую по-весть.
71. В 1991 году выпущена почтовая марка СССР, и 10 копеек, посвящённые Н. М. Карамзину.
72. В 1818 г. Карамзин выступил с инициативой организации мемориалов и установления памятников выдающимся деятелям отечественной истории, в частности, К. М. Минину и Д. М. Пожарскому на Красной площади .
73. В 1787 году, увлечённый творчеством Шекспира , Николай Карамзин опубликовал свой перевод оригинального текста трагедии «Юлий Цезарь» .
74. У Николая Карамзина было 10 детей.
Софья Николаевна (1802-1856), с 1821 года фрейлина, близкая знакомая Пушкина и друг Лермонтова.
Наталья Николаевна (30.10.1804-05.05.1810)
Екатерина Николаевна (1806-1867), петербургская знакомая Пушкина; с 27 апреля 1828 года была замужем за отставным подполковником гвардии князем Петром Ивановичем Мещерским (1802-1876), женатым на ней вторым браком. Их сын писатель и публицист Владимир Мещерский (1839-1914)
Андрей Николаевич (20.10.1807-13.05.1813)
Наталья Николаевна (06.05.1812-06.10.1815)
Андрей Николаевич (1814-1854), после окончания Дерптского университета, был вынужден по здоровью находиться за границей, позднее — отставной полковник. Был женат на Авроре Карловне Демидовой. От внебрачной связи с Евдокией Петровной Сушковой имел детей.
Александр Николаевич (1815-1888), после окончания Дерптского университета служил в конной артиллерии, в молодости был великолепным танцором и весельчаком, был близок с семьей Пушкина в его последний год жизни. Женат на княжне Наталье Васильевне Оболенской (1827-1892), детей не было.
Николай Николаевич (03.08.1817-21.04.1833)
Владимир Николаевич (1819-1879), в 1839 году окончил юридический факультет Петербургского университета, впоследствии член консультации при министре юстиции, сенатор. Отличался остроумием и находчивостью. Был женат на баронессе Александре Ильиничне Дука (1820-1871), дочери генерала И. М. Дука. Потомства не оставили.
Елизавета Николаевна (1821-1891), с 1839 года фрейлина, замужем не была. Не имея состояния, жила на пенсию, которую получала как дочь Карамзина. Проживала в семье сестры княгини Мещерской, где её ласково звали Бабу. Отличалась умом и безграничной добротой, принимая все чужие горести и радости близко к сердцу. Писатель Л. Н. Толстой называл её «примером самоотвержения».
75. Александр Вяземский писал: «Карамзин - наш Кутузов двенадцатого года, он спас Россию от нашествия забвения, воззвал ее к жизни, показал нам, что у нас Отечество есть, как многие о том узнали в двенадцатом году».
76. Живший долгие годы в одном доме с Карамзиным брат его жены П.А.Вяземский вспоминал: «Карамзин был очень воздержан в еде и питии. Впрочем, таковым был он и во всем в жизни материальной и умственной: он ни в какие крайности не вдавался; у него была во всем своя прирожденная и благоприобретенная диетика. Он вставал довольно рано, натощак ходил гулять пешком или ездил верхом в какую пору года ни было бы и в какую бы ни было погоду. Возвратясь, выпивал две чашки кофе, за ним выкуривал трубку табаку (кажется, обыкновенного кнастера) и садился вплоть до обеда за работу, которая для него была также пища и духовная и насущный хлеб. За обедом начинал он с вареного риса, которого тарелка стояла всегда у прибора его, и часто смешивал его с супом. За обедом выпивал рюмку портвейна и стакан пива, а стакан этот был выделан из дерева горькой Квассии. Вечером, около 12-ти часов, съедал он непременно два печеных яблока. Весь этот порядок соблюдался строго и нерушимо, и преимущественно с гигиеническою целью: он берег здоровье свое и наблюдал за ним не из одного опасения болезней и страданий, а как за орудием, необходимым для беспрепятственного и свободного труда».
77. Николай Михайлович сетовал, что трудно и медленно продвигается «единственное мое дело и главное удовольствие». Он писал брату: «Пишу теперь вступление, то есть краткую Историю России и славян до самого того времени, с которого начинаются собственные наши летописи. Этот первый шаг всего труднее мне, надобно много читать и соображать; а там опишу нравы, правление и религию славян, после чего начну обрабатывать Русские летописи… Все идет медленно и на всяком шагу вперед надобно оглядываться назад. Цель так далека, что боюсь даже и мыслить о конце».
78. В июне 1813 года Николай Карамзин посетил Москву. Зрелище сожженной столицы потрясло его. «Я плакал дорогой, плакал и здесь; Москвы нет: остался только уголок ее. Не одни дома сгорели, самая нравственность людей изменилась в худое, как уверяют. Заметно ожесточение; видна и дерзость, какой прежде не бывало», - писал он И.И.Дмитриеву.
79. В 1812 году Россия вступила в войну с наполеоновской Францией. Не имея возможности самому принимать участие в сражениях, Карамзин считал своим долгом не покидать Москву. «По крайней мере, не уподоблюсь трусам... Душе моей противна мысль быть беглецом», - писал он в те дни.
80. Несмотря на то, что семья Карамзиных жила скромно, она внесла свою лепту, снарядив за свой счет более 70 ополченцев.
81. В ноябре 1925 года умер император Александр I. Эта смерть была тяжелым потрясением для Николая Михайловича Карамзина. Историографу казалось, что именно этот монарх мог воплотить его мечту об идеальном царствовании.
82. Из русских один только H.M.Карамзин, имевший доступ к государю, дерзнул замолвить слово о декабристах, сказав: «Ваше величество! заблуждения и преступления этих молодых людей суть заблуждения и преступления нашего века!».
83. Ночь, проведенная на Сенатской площади, стала причиной сильнейшей простуды, от которой Николай Михайлович уже не оправился. В начале 1826 года простуда постепенно осложнилась воспалением легких. Доктора советовали ему ехать на лечение в Европу.
84. В 2011 году о Николае Карамзине был снят документальный фильм «Несть лести в языце моем». http://chtoby-pomnili.com/page.php?id=1444) Он состоит из четырех частей.
85. «Карамзин освободил язык от чуждого ига и возвратил ему свободу, обратив его к живым источникам народного слова» А.С.Пушкин.
86. « Кто сам себя не уважает, того и другие уважать не будут» Н.М.Карамзин.
87. В апреле 1801 г. Карамзин женился на Елизавете Ивановне Протасовой, которую он знал и любил 13 лет. Она являлась в его произведениях под именем Аглаи.
88. Преобразование русской письменной речи было первым шагом Николая Карамзина в литературе. Очень точно об этом сказал князь и поэт П. Вяземский:
Сперва попыткою искусства
На новый лад настроив речь,
Прозрачной прелестью облечь.
Россия речью сей пленилась,
И с новой грамотой в руке
Читать и мыслить приучилась
На карамзинском языке.
Милый друг Катенька! Вчера получил я любезнейшее твое письмо из Ярославля и благодарю Бога, что вы доехали здорово до места. Несколько раз в день льются у меня слезы, особливо, когда читаю твои письма, воображая твою любовь и горесть. Утешайся детьми нашими и молись: не перестаю надеяться на милость Божию, хотя и не люблю обольщать себя малодушно, как другие, которые то бледнеют от страха, то видят Наполеона у ног своих.
Моя надежда основана на сердечном уверении, что Господь в одно мгновение может все переменить, постыдить врага нашего и спасти Россию. Еще судьба не решилась: ждем сражения, которое должно быть в 117 верстах от Москвы, если французы захотят в этом месте атаковать нас. Я кажусь самому себе довольно спокойным, аппетит и сон мой хороши, следственно и здоровье. Стараюсь исполнять твое приказание: думать менее, отвлекать себя от сердца и не растравлять чувствительности; но требую, милая, чтобы и ты делала то же. Я наложил на себя трудную епитимью разлукою с моим бесценным другом; однако же и теперь думаю, что мне нельзя было поступить иначе, хотя пребывание мое здесь и бесполезно для Отечества: по крайней мере, не уподоблюсь трусам и служу примером государственной, так сказать, нравственности. Наши добрые Москвитяне изъявляют готовность умереть за честь древней столицы: вооружаются саблями и пиками. Купцы, ремесленники, мещане, фабричные. Впрочем, дай Бог, чтобы армия не имела нужды в их содействии. Граф, хозяин мой, бодрствует с утра до вечера. Вчера приезжал сюда Платов на несколько часов, думая найти здесь Государя, и ночью опять уехал в армию. Все казаки идут с Дона к Москве. Нынешний день увидим шар, над которым один немец долго трудился в Воронцове и которым надеются сделать большой вред неприятелю: я не легковерен. Москва пустеет: уезжают и увозят. Воспитательный Дом, оружейная Палата, архивы, межевая, все отправляется. Привезли к нам уже около трех тысяч раненых. Между тем город спокоен и тих удивительно. Вчера С.С. Кунников обедал у нас, отправив жену и детей; а я еду теперь к нему обедать. Принц пишет ко мне, что он сам будет посещать тебя.
Думаю, что ты еще не видала Великой Княгини: скажи мне об ней несколько слов, когда увидишь ее. Желаю, милая, чтобы вы могли сколько-нибудь покойно жить в своем чистеньком домике. Уведомь, что вам стоит содержание людей и стола. Но долго ли будем писать друг ко другу? Отдаюсь в волю Божию. Не знаю, что и в каком случае сделаю и где буду; но обещаю тебе, милая, не жертвовать собою безрассудно: Господь бережет всех нас. Не отпускай лошадей в деревню, и держи у себя, и будь на всякий случай готова к отъезду. Ежели (чего Боже сохрани) неприятель дойдет до Москвы, то вам не должно оставаться в Ярославле, а через Кострому ехать в Нижний, как скоро Великая Княгиня выедет из Ярославля; пока она на месте, то и вы безопасны; но одни не оставайтесь. Исполнив долг чести и любви к Отечеству, буду искать тебя: прочее зависит от Бога. Нежно, нежно тебя целую, а после и наших малюток. Благословляю вас от сердца, которое живет вами. Дети! Уважайте маменьку: будьте умны и ей послушны. Когда-то Бог велит нам соединиться! Князь Петр едет к своему генералу Милорадовичу; мы уже простились.
Катенька бесценная! Прижимаю тебя к сердцу: Господь да блюдет тебя! Маленький образ, тобою присланный, ношу на себе. Мысленно обнимаю Княгиню: учи ее твердости. Бог с вами. Сам еду отдать письмо на почту. Еще благословляю тебя особенно, моего единственного друга. Кланяйся Ленгеру и поблагодари его моим именем».
90. Отношение Николая Карамзина к Петру Великому и его реформам со временем существенно изменилось. В "Письмах русского путешественника" историк восторженно отзывался о пребразованиях и преобразователе. Он, например, считал, что для пути, пройденного Россией при Петре за четверть столетия, без него понадобилось бы шесть веков. Теперь же, два десятилетия спустя, Карамзин пишет: "Мы стали гражданами мира, но перестали быть в некоторых случаях гражданами России. Виною Петр". В вину царю-реформатору Николай Михайлович ставил искоренение древних обычаев. Введенные же Петром новшества коснулись лишь дворянства и не затронули народную толщу, тем самым царь воздвиг стену между дворянами и остальным населением. Осуждал историк деспотизм Петра, его жестокость, усердие преображенского приказа, в застенках которого гибли люди за бороду и русские кафтаны. Отрицал Николай Михайлович и разумность перенесения столицы государства из Москвы в Петербург — в город, воздвигнутый на болоте, в местности с плохим климатом, "на слезах и трупах".
91. "Петр Россам дал тела, Екатерина - душу". Так известным стихом определялось взаимное отношение двух творцов новой русской цивилизации. Приблизительно в таком же отношении находятся и создатели новой русской литературы: Ломоносов и Карамзин. Ломоносов приготовил тот материал, из которого образуется литература; Карамзин вдохнул в него живую душу и сделал печатное слово выразителем духовной жизни и отчасти руководителем русского общества.
92. Виссарион Григорьевич Белинский считал: «В России писать для детей первый начал Карамзин, как и много прекрасного начал он писать первый…»
93. В 1792 году Н.М. Карамзиным написана сказка «Прекрасная царевна и счастливый Карла». Читать http://az.lib.ru/k/karamzin_n_m/text_1060-1.shtml
94. Николай Михайлович Карамзин живо интересовался народным просвещением, вопросами чтения и посвятил этому ряд статей. Он писал: «Кто хочет общественного блага, то пусть будет первым законом его — Просвещение». Поэт мечтал о том времени, «когда свет учения, свет истины озарит всю землю и проникнет в самые темные пещеры невежества».
95. Огромное впечатление на Николая Карамзина произвело произведение Гете «Страдания молодого Вернера», которое открыло Карамзину целый мир грусти, печали, радости и все это надо пережить.
96. Белинский писал, что Николай Карамзин создал русскую публику, которой до него не было, создал читателей - а так как без читателей литература немыслима, то смело можно сказать, что литература, в современном значении этого слова, началась у нас с эпохи Карамзина и началась именно благодаря его знаниям, энергии, тонкому вкусу и незаурядному таланту.
97. «Путешествие питательно для духа и сердца нашего. Путешествуй, ипохондрик, чтобы исцелиться от своей ипохондрии! Путешествуй, мизантроп, чтобы полюбить человечество! Путешествуй, кто только может! Из «Писем русского путешественника» Н.М. Карамзина.
98. По поручению Николая I Карамзин составлял манифест о его вступлении на престол.
99. В последние месяцы своей жизни Николай Карамзин добивался места русского консула во Флоренции, что означало отказ от должности историографа
100. В.В.Сиповский писал, что «русская публика, привыкшая в старых романах к утешительным развязкам, впервые в повести «Бедная Лиза» встретилась с горькой правдой жизни».
101. Повесть «Бедная Лиза» Карамзина породила многочисленные подражания: «Бедная Маша» А.Е.Измайлова, «Несчастная Лиза» И.М.Долгорукова, «Бедная Лилия» А.Попова, «Несчастная Маргарита» неизвестного автора.
102. В 1792 году Н.Карамзиным написана повесть «Наталья, боярская дочь». Одна из первых попыток создать в русской лите-ратуре национальную историческую по-весть. Читать http://az.lib.ru/k/karamzin_n_m/text_0070.shtml
103. В 1793 году Н.Карамзин написал повесть . Читать http://lib.ru/LITRA/KARAMZIN/kar_sm.txt
104. В 1793 году написана повесть «Остров Борнгольм». Самое загадочное произведение. Читать http://az.lib.ru/k/karamzin_n_m/text_0100.shtml
105. В 1796 году Карамзин написал повесть «Юлия». Читать http://az.lib.ru/k/karamzin_n_m/text_0990.shtml
106. В 1802 году Н.Карамзин написал историческую повесть .
107. В 1803 году Карамзин написал рассказ «Чувствительный и холодный». Читать http://az.lib.ru/k/karamzin_n_m/text_0350.shtml
108. В 1803 году вышла незаконченная психологичекая повесть Н.М. Карамзина «Рыцарь нашего времени ».
109. Николай Михайлович Карамзин был поэтом.
110. Н.М. Карамзин одним из первых начал использовать букву .
112. В 1791-1792 гг. Н.М. Карамзин редактор «Московского журнала ».
113. «Чтение и письмо открывает человеку новый мир, — особенно в наше время, при нынешних успехах разума» Н.М.Карамзин.
114. В 1802-1803 гг. Н.Карамзин редактор журнала «Вестника Европы ».
115. В 1789 году - Карамзин публикует свою первую повесть «Евгений и Юлия». Читать http://az.lib.ru/k/karamzin_n_m/text_0980.shtml
116. Николай Михайлович Карамзин обогатил русский язык словами-кальками , такими, как «впечатление», «влияние», «влюблённость», «трогательный» и «занимательный».
117. Н.Карамзин дал самую короткую характеристика общественной жизни России. «-Воруют».
Знаменитой стала фраза: "Воруют!..", произнесённая Карамзиным во время путешествия в Европу, в ответ на вопрос соотечественника о родине. В изложении Сергея Довлатова этот исторический анекдот звучит так: «Двести лет назад историк Карамзин побывал во Франции. Русские эмигранты спросили его:
- Что, в двух словах, происходит на родине?
Карамзину и двух слов не понадобилось. - Воруют, - ответил Карамзин...».
118. Николай Карамзин утверждал, что путь к счастью людей и всеобщему благу — в воспитании чувств. Любовь и нежность, как бы переливаясь из человека в человека, превращаются в добро и милосердие . “Слезы, проливаемые читателями, — писал Карамзин, — текут всегда от любви к добру и питают его”.
119. Николай Михайлович Карамзин выдвинул требование — писать «как говорят», но он ориентировался на разговорную речь образованного дворянского сословия, очищая язык не только от архаизмов, но и от простонародных слов. Он считал правомерным обогащать русский язык за счет усвоения отдельных иностранных слов, новых форм выражения.
120. В 1816 году Н.Карамзин удостаивается чина статского советника и ордена Святой Анны I степени.
121. В 1810 году Карамзин начал работу над «Запиской о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях».
122. В начале 1811 года «Записка…» была готова. Прочтя её, Александр I резко изменил своё отношение к Карамзину, он был недоволен критическим направлением «Записки…», тем более что факты, приводимые историографом, были неопровержимы, критика основательна, доводы логичны. Опала продолжалась пять лет, и лишь в 1816 году Александр I вернул Карамзину своё «благоволение»… В «Записке…» Карамзин давал краткое обозрение русской истории и деятельности её правителей - князей и царей… Карамзин подвергает критике меры правительства Александра I, но всё же делает вывод, что при разумном правительстве Россия может процветать и благоденствовать… «Записка…» даёт возможность наиболее полно и точно представить взгляды Карамзина… Карамзин призывал Александра I употребить все усилия, чтобы избежать военного столкновения с Наполеоном, предвидя, что война будет трудной и Россия к ней не готова…
123. В 1971-1972 год выходит повесть Н.Карамзина «Письма русского путешественника»
124. В Великом Новгороде на Памятнике «1000-летие России» среди 129 фигур самых выдающихся личностей в российской истории (на 1862 год) есть фигура Н. М. Карамзина.
125. Большую роль в совершенствовании человеческой природы Карамзин отводил искусству, которое указывает человеку достойные пути и средства достижения счастья, а также формы разумного наслаждения жизнью - через возвышение души.
126. В 1810 году Карамзин был награждён орденом Святого Владимира III степени
127. Наблюдая в Париже события 1789 г., слушая в Конвенте речи О. Мирабо, беседуя с Ж. Кондорсе и А. Лавуазье, окунувшись в атмосферу революции, Карамзин приветствовал ее как "победу разума". Однако позже он осудил санкюлотизм и якобинский террор как крушение идей Просвещения.
128. Когда вышел в свет немецкий перевод «Писем русского путешественника», Туманский не только запретил ввоз книги в Россию, но и представил по начальству донос, указав опасные, как он считал, места в книге. Поскольку доносы Туманского шли в Петербургский совет цензуры, а тот раболепно передавал их самому императору, от каприза и настроения Павла могла зависеть судьба не только издания, но и сочинителя. По счастью, донос пошёл к императору через графа Фёдора Васильевича Ростопчина, бывшего тогда в зените милости. А Ростопчин, женатый на двоюродной сестре Настасьи Ивановны Плещеевой (позже, когда Карамзин женился на сестре Плещеевой Елизавете, они стали свояками), просто затерял бумагу, чем сам хвастался в разговоре с Дмитриевым.
129. Последние десять лет своей жизни Николай Михайлович Карамзин провёл при дворе: он постоянный собеседник императора в его «зелёном кабинете».
Но двора Карамзин не любил. «Я не придворный! — писал он. — Историографу естественнее умереть на гряде капустной, им обработанной, нежели на пороге дворца, где я не глупее, но и не умнее других... Мне бывало очень тяжело, но теперь уже легче от привычки».
131. Отношение Н.Карамзина к Павлу I резко негативное и прежде всего за пренебрежение к дворянам, за унижение, которому он их подвергал. Павел хотел быть Иваном IV, но после Екатерины это было трудно. Царь “отнял стыд у казны, у награды — прелесть”. Он мечтал построить себе неприступный дворец, а соорудил гробницу.
132. Приступая к «Истории государства Российского» Карамзин приследовал цели. Их три. Первую он сформулировал так: “Мудрость человеческая имеет нужду в опытах, а жизнь кратковременна. Должно знать, какие мятежные страсти волновали гражданское общество и какими системами благотворная власть ума обуздывала их бурное стремление, чтобы учредить порядок, согласить выгоды людей и даровать им возможное на земле счастье”. Вторая цель изучения истории созвучно с тем, что писал на этот счет М.В. Ломоносов: “История дает государям примеры правления, подданным — повиновения, воинам —мужества, судьям —правосудия, младым —старых разум, престарелым —сугубую твердость в советах”. Карамзин, как бы продолжая и развивая сказанное, считал необходимым знать историю простолюдинов. Чем же она полезна рядовым жителям страны? Ответ любопытен: простых граждан история, считал Николай Михайлович, “мирит с несовершенством видимого порядка вещей, как с обыкновенным явлением во всех веках, утешает в государственных бедствиях, свидетельствуя, что и прежде бывали подобные, бывали еще ужаснейшие, и государство не разрушилось”. Но Карамзин ставил перед историей и новое требование, оказавшееся непосильным для большинства ученых и предшествующего и нынешнего столетия. Его можно назвать эстетическим. История должна доставлять удовольствие, наслаждение. Именно поэтому он придавал такое исключительное значение искусству изложения.
133. Последним незаконченным произведением в стихах Николая Карамзина была богатырская сказка «Илья Муромец», после чего он взялся за историю.
134. «Народ, презиравший свою историю, презрителен, ибо легкомыслен - предки были не хуже его» - убеждение Николая Карамзина.
135. Николай Михайлович, ратуя за то, «чтобы люди младые читать с увлечением могли», стал одним из редакторов первого русского журнала для подростков - «Детское чтение для сердца и разума». В этом издании печатались лучшие произведения писателей-классиков, рассказы о природе, рассказы по истории, рассказы о детях, занятные задачки об окружающем мире…
136. Николай Михайлович Карамзин работая над «Историей» нашел Остромирово Евангелие 1056 — 1057 года (это и поныне древнейшая из датированных русских книг), Ипатьевская, Троицкая летописи. Судебник Ивана Грозного, произведение древнерусской литературы "Моление Даниила Заточника", новую летопись — Волынскую и много чего еще.
137. Для написания «Истории» Николай Карамзин буквально прочесывает все архивы и книжные собрания Синода, Эрмитажа, Академии наук, Публичной библиотеки, Московского университета, Александро-Невской и Троице-Сергиевой лавры. По его просьбе ищут в монастырях, в архивах Оксфорда, Парижа, Венеции, Праги и Копенгагена. И сколько всего нашлось!
138. Николай Карамзин пишет о руской литературе 18 века другу: "Я лишен удовольствия читать много на родном языке. Мы еще бедны писателями. У нас есть несколько поэтов, заслуживающих быть читанными". Конечно, писатели уже есть, и не кое-кто, а Ломоносов, Фонвизин, Державин, но значительных имен не более десятка. Неужто талантов мало? Нет, они есть, но дело стало за языком: не приспособился пока русский язык передавать новые мысли, новые чувства, описывать новые предметы.
140. «Бедная Лиза » Н.Карамзина первый бесстселер русской литературы. В течение десяти лет повесть переиздавалась десять раз. Тираж составил брлее 1000 экз., что по тем временам баснословно много. Но всеже экземпляров не хватало и ее переписывали от руки.
141. Руссо, Ричардсон, Сервантес, Вольтер - на книгах этих писателей воспитывался Карамзин.
142. Сказку «Дремучий лес» Н. Карамзин сочинил за один день на следующие заданные слова: балкон, лес, шар, хижина, лошадь, луг, малиновый куст, дуб, Оссиан, источник, гроб, музыка. Читать .
143. В 1810 году Карамзин едва не стал жертвой интриг П. И. Голенищева-Кутузова, попечителя московского университета. Голенищев-Кутузов в доносе на имя министра просвещения Разумовского писал о том, что сочинения Карамзина наполнены ядом вольнодумства и якобинства. Доносчик писал, что Карамзина необходимо демаскировать как вредного обществу человека. Донос был оставлен без последствий, но вскоре последовал новый. На этот раз Голенищев-Кутузов объявил Карамзина французским шпионом. Этот донос тоже был опровергнут.
144. В.Г. Белинский писал "Главная заслуга Карамзина как историка России состоит совсем не в том, что он написал истинную историю России, а в том, что он создал возможность в будущем истинной истории России. Были и до Карамзина опыты написать историю, но тем не менее для русских история их отечества оставалась тайною, о которой так или сяк толковали одни ученые и литераторы. Карамзин открыл целому обществу русскому, что у него есть отечество, которое имеет историю, и что история его отечества должна быть для него интересна, и знание ее не только полезно, но и необходимо. Подвиг великий!"
145. Вскоре после отъезда за границу, Николай Карамзин начинает испытывать свои силы в стихотворстве; ему нелегко давалась рифма, и в стихах его совсем не было так называемого парения, но и здесь слог его ясен и прост. Его "Осень" в свое время поражала необыкновенной простотой и изяществом. https://www.youtube.com/watch?v=w2717W6zFO4
146. При Павле I Николай Карамзин готов был покинуть литературу и искал душевного отдыха в изучении итальянского языка и в чтении памятников старины. С начала царствования Александра I-го Карамзин, оставаясь по-прежнему литератором, занял беспримерно высокое положение: он стал не только "певцом Александра" в том смысле, как Державин был "певцом Екатерины", но явился влиятельным публицистом, к голосу которого прислушивалось и правительство, и общество.
147. Имен-но Николай Ка-рам-зин в ма-лень-кой, без под-пи-си за-мет-ке в Гам-бург-ском жур-на-ле впер-вые упо-мя-нул о «Слове о полку Иго-ре-ве» как о па-мят-ни-ке, ко-то-рый можно со-по-ста-вить с са-мы-ми вы-да-ю-щи-ми-ся па-мят-ни-ка-ми ми-ро-вой куль-ту-ры.
148. Полное собрание стихов Н.Карамзина http://rvb.ru/18vek/karamzin/1bp/toc.htm
149. Первая жена Карамзина Е. И. Протасова умерла через год после свадьбы. Вторым браком Карамзин был женат на сводной сестре П. А. Вяземского, Е. А. Колывановой (1804), с которой прожил счастливо до конца дней, найдя в ней не только преданную жену и заботливую мать, но и друга и помощника в исторических занятиях.
150. Интерес к истории мировой и отечественной, древней и новой, событиям сегодняшнего дня превалирует в публикациях первого в России общественно-политического и литературно-художественного журнала «Вестник Европы». Он опубликовал здесь и несколько сочинений по русской средневековой истории («Марфа Посадница, или Покорение Новагорода», «Известие о Марфе Посаднице, взятое из жития св. Зосимы», «Путешествие вокруг Москвы», «Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице» и др.), свидетельствующих о замысле масштабного исторического труда, а читателям журнала предлагались отдельные его сюжеты, что позволяло изучать читательское восприятие, совершенствовать приемы и методы исследования, которые затем будут использованы в «Истории государства Российского».
151. Об английском парламентаризме Карамзин был не слишком восторженного мнения (возможно, идя по стопам Руссо), но очень высоко ставил тот уровень цивилизованности, на котором находилось английское общество в целом.
153. Все 3000 экземпляров "Истории Государства Российского" первого издания разошлись за 25 дней.
154. В 1824 Карамзин стал действительным статским советником.
155. Откликом Карамзина на переворот 11 марта 1801 года и восшествие на престол Александра I стало воспринимавшееся как собрание примеров молодому монарху «Историческое похвальное слово Екатерине Второй» (1802), где Карамзин выразил свои взгляды о существе монархии в России и обязанностях монарха и его подданных.
156. Деятельность Карамзина сделала сентиментализм ведущим направлением русской литературы, а самого писателя - призванным лидером этого направления. Сборники, изданные им, ознаменовали начало эпохи сентиментализма в русской литературе.
157. Карамзин являет собой едва ли не единственный в истории отечественной культуры пример человека, о котором у современников и потомков не осталось каких-либо двусмысленных воспоминаний. Уже при жизни историограф воспринимался как высочайший нравственный авторитет; это отношение к нему остается неизменным до сих пор.
158. Значительное место в наследии Карамзина занимают произведения, посвященные истории и современному состоянию Москвы. Многие из них стали результатом прогулок по Москве и поездок по ее окрестностям. Среди них — статьи «Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице», «О московском землетрясении 1802 года», «Записки старого московского жителя», «Путешествие вокруг Москвы», «Русская старина», «О легкой одежде модных красавиц девятого-надесять века».
159. С Н. И. Плещеевой Н. Карамзина долгие годы связывала нежная платоническая дружба.
160. Постепенно интересы Карамзина смещаются из области литературы в область истории. В 1803 году он публикует повесть «Марфа-посадница, или Покорение Новагорода», а в следующем году писатель практически прекращает литературную деятельность, сосредоточившись на создании фундаментального труда «История государства Российского».
161. Работа над «Историей государства Российского» заняла без остатка последние 23 года жизни Карамзина.
162. Первые восемь томов «Истории государства Российского» породили неслыханный ажиотаж. Ни одно сочинение Карамзина до этого не имело такого потрясающего успеха. «Все, — вспоминал Пушкин, — даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную».
163. «История» Карамзина не была первым описанием истории России, до него были труды В. Н. Татищева и М. М. Щербатова. Но именно Карамзин открыл историю России для широкой образованной публики.
164. А.С. Пушкин назвал его труд не только созданием великого писателя, но и «подвигом честного человека».
165. В 1792 году Н. М. Карамзин перевёл замечательный памятник индийской литературы (с английского) — драму «Сакунтала» («Шакунтала»), автором которой является Калидаса.
166. Некоторыми филологами считается, что современная русская литература ведёт свой отсчёт с книги Карамзина «Письма русского путешественника».
167. «Влияние Карамзина на литературу можно сравнить с влиянием Екатерины на общество: он сделал литературу гуманною», — писал А. И. Герцен.
168. Карамзин скончался в Санкт-Петербурге, в результате осложнений после перенесенного воспаления легких. Похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.
169. Именем писателя названы: Проезд Карамзина в Москве, Областная клиническая психиатрическая больница в Ульяновске. В Ульяновске установлен памятник Н. М. Карамзину.
Карамзинская общественная библиотека в Симбирске, созданная в честь знаменитого земляка, открылась для читателей 18 апреля 1848 года.
170. Проза и поэзия Карамзина оказали решительное влияние на развитие русского литературного языка. Карамзин целенаправленно отказывался от использования церковнославянской лексики и грамматики, приводя язык своих произведений к обиходному языку своей эпохи и используя в качестве образца грамматику и синтаксис французского языка.
171. Изменения в языке, предлагаемые Карамзиным, вызвали бурную полемику в 1810-х годах. Писатель А. С. Шишков при содействии Державина основал в 1811 году общество «Беседа любителей русского слова», целью которого была пропаганда «старого» языка, а также критика Карамзина, Жуковского и их последователей. В ответ в 1815 году образовалось литературное общество «Арзамас», которое иронизировало над авторами «Беседы» и пародировало их произведения. Членами общества стали многие поэты нового поколения, в том числе Батюшков, Вяземский, Давыдов, Жуковский, Пушкин. Литературная победа «Арзамаса» над «Беседой» упрочила победу языковых изменений, которые ввёл Карамзин.
Несмотря на это, позже произошло сближение Карамзина с Шишковым, и, благодаря содействию последнего, Карамзин в 1818 году был избран членом Российской академии.
172. Карамзин ввёл в русский язык множество новых слов — как неологизмов («благотворительность», «вольнодумство», «достопримечательность», «ответственность», «подозрительность», «промышленность», «утончённость», «первоклассный», «человечный»), так и варваризмов («тротуар», «кучер»).
173. "Московский Журнал", имевший по тем временам весьма значительный успех: уже в первый год у него было 300 "субскрибентов", журнал, не имевший штатных работников и наполнявшийся самим Карамзиным, просуществовал до декабря 1792.
174. С помощью «Московского журнала» Карамзин намеревался знакомить соотечественников с русской и зарубежной литературой, прививая вкус к лучшим образцам поэзии и прозы, представлять «критические рассматривания» выходящих книг, сообщать о театральных премьерах и обо всем другом, что связано с литературной жизнью в России и Европе.
175. До Карамзина в русском обществе распространено было твердое убеждение, что книги пишутся и печатаются для одних «ученых» и потому содержание их должно быть как можно более важным и дельным. На деле это приводило к тому, что проза получалась тяжелой и скучной, а язык ее — громоздким и велеречивым.
176. Складно и интересно написанный «Московский журнал» с успехом прививал вкус к чтению и стал тем изданием, вокруг которого впервые объединилась читающая публика. Он стал знаменательным явлением и по многим другим причинам. Помимо своих собственных сочинений и творений известных русских писателей, кроме критического разбора произведений, бывших у всех на слуху, Карамзин помещал в нем обширные и подробные статьи об известных европейских классиках: Шекспире, Лессинге, Буало, Томасе Море, Гольдони, Вольтере, Стерне, Ричардсоне. Он же стал родоначальником театральной критики. Разборы пьес, постановок, игры актеров — все это явилось неслыханным новшеством в русской периодике. По словам Белинского, Карамзин первый дал русской публике истинно журнальное чтение. Это была реформа огромной важности — можно сказать, наш современный литературный язык впервые зародился на страницах журнала Карамзина.
177. В художественной литературе того времени продолжали употребляться многие старославянские слова, давно уже вышедшие из употребления. Карамзин первым из русских прозаиков сменил тон своих произведений с торжественного и поучающего на задушевно-располагающий. Он также совершенно отказался от высокопарного вычурного стиля и стал пользоваться живым и естественным языком, приближенным к разговорной речи.
178. Награды писателя: Почётный член Императорской Академии наук (1818), действительный член Императорской Российской академии (1818). Кавалер орденов Св. Анны 1-й степени и Св. Владимира 3-й степени.
179. После ареста сатирика и издателя масонского кружка Н.И. Новикова и печати оды "К милости", Карамзин едва не попал под следствие по подозрению в том, что за границу его отправили масоны. В 1793-1795 большую часть времени провел в деревне.
180. Масонскими наставниками Карамзина были И. С. Гамалея и А. М. Кутузов.
181. Для редакции первого в России частного литературно-политического журнала "Вестник Европы" Карамзин выписывал 12 лучших иностранных журналов.
182. К сотрудничеству в журнале "Вестник Европы" Карамзин привлекал Г.Р. Державина, Хераскова, Дмитриева, В.Л. Пушкина, братьев А.И. и Н.И. Тургеневых, А.Ф. Воейкова, В.А. Жуковского. Несмотря на многочисленный состав авторов, Карамзину приходилось много работать самостоятельно и, чтобы его имя не так часто мелькало перед глазами читателей, он изобретал массу псевдонимов.
183. Девиз журнала "Вестник Европы" был "Россия есть Европа". В нём были поставлены задачи формирования национального самосознания путем усвоения Россией цивилизационного опыта Запада и, в особенности, опыта новоевропейской философии (от Ф.Бэкона и Р.Декарта до И.Канта и Ж.-Ж.Руссо).
184. В 1802 году Карамзин становится популяризатором Бенджамина Франклина в России.
185. 12 том "Истории..." так и не был дописан (после смерти Карамзина его издал Д.Н. Блудов).
186. Общественный прогресс Карамзин связывал с успехами просвещения, развитием цивилизации, совершенствованием человека. В этот период писатель, в целом находясь на позициях консервативного западничества, положительно оценивал принципы теории общественного договора и естественного права.
187. Карамзин являлся сторонником свободы совести и утопических идей в духе Платона и Т. Мора, считал, что во имя гармонии и равенства граждане могут отказаться от личной свободы. По мере роста скепсиса в отношении утопических теорий у Карамзина крепло убеждение в непреходящей ценности индивидуальной и интеллектуальной свободы.
188. «Бедная Лиза» - это небольшое сочинение, занявшее всего несколько страниц, стала настоящим открытием для нашей молодой литературы. Жизнь человеческого сердца, впервые так ярко развернувшаяся перед читателями, была для многих из них ошеломляющим откровением. Простая, и, в общем, незамысловатая история любви простой девушки к богатому и легкомысленному дворянину, закончившаяся ее трагической гибелью, буквально потрясала современников, которые зачитывались ей до самозабвения. В повести «Бедная Лиза» Карамзин утверждал самоценность человеческой личности как таковой вне зависимости от сословной принадлежности. Именно здесь, впервые в русской литературе, состоялось открытие душевного мира человека.
189. Новаторство Карамзина проявилось и в другой области: он опубликовал одну из первых русских исторических повестей «Наталья, боярская дочь», которая служит как бы мостиком от «Писем русского путешественника» и «Бедной Лизы» к поздним произведениям Карамзина — «Марфе Посаднице» и «Истории государства Российского». Сюжет «Натальи», разворачивающийся на фоне исторической обстановки времен царя Алексея Михайловича, отличается романтической остротой. Здесь есть все — внезапная любовь, тайное венчание, бегство, поиски, возвращение и счастливая жизнь до гробовой доски.
190. Карамзин призывал к освоению европейского философского наследства во всем его многообразии — от Р. Декарта до И. Канта и от Ф. Бэкона до К. Гельвеция.
191. В социальной философии он был поклонником Дж. Локка и Ж. Ж. Руссо. Придерживался убеждения, что философия, избавившись от схоластического догматизма и спекулятивной метафизики, способна быть "наукою природы и человека".
192. Истинный патриотизм, считал Карамзин, обязывает гражданина любить свое отечество, невзирая на его заблуждение и несовершенства.
193. Карамзин занял важное место в истории русской культуры благодаря удачно сложившимся для него обстоятельствам, а также своему личному обаянию и эрудиции.
194. В 1818 году было написано историко-литературное сочинение: "Записка о московских достопамятностях" (первый культурно-исторический путеводитель по Москве и ее окрестностям).
195. Историческое назначение русского самодержавия Карамзин усматривал в поддержании общественного порядка, стабильности. С патерналистских позиций писатель оправдывал крепостное право и социальное неравенство в России.
196. В 1790-х годах он был вдохновителем движения за раскрепощение русской прозы, находившейся в стилистической зависимости от церковнославянского богослужебного языка.
197. В исторической повести «Марфа Посадница, или Покорение Новгорода» утверждалась неизбежность победы самодержавия над вольным городом.
198. Карамзин был сторонником религиозной толерантности, однако, по его мнению, каждая страна должна придерживаться выбранной религии, поэтому в России важно сохранять и поддерживать Православную Церковь.
199. Католическую Церковь Карамзин рассматривал как постоянного противника России, стремившегося «насадить» новую веру. По его мнению, контакты с Католической Церковью только наносили ущерб культурной самобытности России.
200. Наибольшей критике Карамзин подверг иезуитов, в частности за их вмешательство во внутреннюю политику России в период Смутного времени начала XVII в.
201. Письма Карамзина:
к А.Ф. Малиновскому" (издано в 1860),
к И.И. Дмитриеву (издано в 1866),
к Н.И Кривцову,к князю П.А. Вяземскому (1810-1826; издано в 1897),
к А.И Тургеневу (1806-1826; издано в 1899),
переписка с императором Николаем Павловичем (издано в 1906).
202. В 2000 году Слава Цукерман — русско-американский кинорежиссёр, сценарист и кинопродюсер - снимает американский художественный фильм «Бедная Лиза» с участием звезд Бена Газзарры и лауреата Оскара Ли Грант. «Бедная Лиза» получила Гран-при «Гранатовый Браслет» на VII Российском кинофестивале «Литература и кино» в Гатчине, а в апреле 2001 — приз за лучшую режиссуру на фестивале «Кинотавр» в Нью-Йорке.
203. В 2007-2013 году режиссёр Валерий Бабич снимает и выпускает сериал История государства Российского — Istorija gosudarstva Rossijskogo.
Страна: Украина
Жанр: документальный
Продолжительность: 500+ выпусков
Перевод: Украинский, Русский (Оригинал)
В ролях: Юрий Шевчук
Описание Сериала: Эта историческая телекартина создана на основе одноименного фундаментального 12-томного труда знаменитого русского историка Николая Карамзина. Каждая из серий, которая будет длиться 4 минуты, выполнена в технике трехмерной компьютерной анимации. Сериал охватывает огромный исторический период от Славянской Руси до Смутного времени.
204. Его род происходил от крымских татар, его отец был средним помещиком, офицеров в отставке, мать умерла, когда Николай Михайлович был еще совсем ребенком. Его воспитанием занимался отец, привлек также гувернеров и нянек. Карамзин провел в имении все детство, получил отличное домашнее образование, прочитал почти все книги в обширной библиотеке своей матери.
205. Любовь к зарубежной прогрессивной литературе оказала большое влияние на его творчество. Будущий литератор, публицист, известный критик, почетный член Академии наук, историограф и реформатор русской словесности, обожал читать Ф. Эмина, Роллена и других европейских мастеров слова.
206. После получения домашнего образования Карамзин поступил в дворянский пансион в Симбирске, в 1778 году отец пристроил его в армейский полк, что дало Карамзину возможность учиться в самом престижном Московском пансиону при Московском университете. Заведовал пансионом И.И. Шаден, под его чутким руководством Карамзин изучал гуманитарные науки, а также посещал лекции в университете.
207. Отец был уверен в том, что Николай должен продолжить служить отчизне в армии, а потом Карамзин оказался на действительной службе в Преображенском полку. Военная карьера не привлекала будущего писателя, и он почти сразу же взял годичный отпуск, а в 1784 году получает указ об увольнении в отставку в чине поручика.
208. Карамзин был одним из фундаменталистов русского сентиментализма, реформировал русский язык, добавил много новых слов в лексику. Был одним из первых создателей комплексного обобщающего труда по истории России.
209. Карамзин, книги которого никого не оставили равнодушным, в ответ на критику всегда был сдержан, спокойно воспринимал как насмешки, так и похвалу.
210. Сочинение ученика
Сопоставительный анализ Лизы и Аннушки из повести Н.М. Карамзина «Бедная Лиза» и главы «Едрово» А.Н. Радищева («Путешествие из Петербурга в Москву»)
Лиза из повести Карамзина живёт в одной из подмосковных деревень с матерью, берётся за любую работу, чтобы прокормить семью, так как отец её, добрый и трудолюбивый крестьянин, умер. Она заботится о матушке, следует её советам: ничего не брать даром, вести себя скромно и честно.
Автор не даёт полного описания внешности Лизы, упоминает о её нежной молодости, редкой красоте и чувствительности. Когда Эраст навещает Лизу, он замечает её аккуратность и деликатность. Красота и целомудрие девушки уже при первой встрече впечатляют молодого дворянина.
Рассказчик из главы «Едрово» тоже говорит о привлекательности крестьянской девушки. Аннушка недоверчиво и сурово отвечает барину, когда разговаривает с ним. По обыкновению своему, дворяне могли позволить себе оскорбительные шутки, общаясь с деревенскими девушками.
Отец Анюты умер, и живёт она с матерью и сестрой. Семья имеет пять лошадей, три коровы, мелкий скот и птицу. Трудно справиться с таким хозяйством без мужской силы, без работника. И поэтому девушка мечтает выйти замуж за крестьянина, привыкшего к труду. Но за жениха просят сто рублей, и тот вынужден ехать на заработки в столицу. Когда рассказчик предлагает деньги, мать и жених отказываются их взять. Благородство крестьян удивляет повествователя, и долго он вспоминает своё знакомство с Аннушкой, которая "всем взяла", "перед ней все плюнь": она мастерица плясать, а как пойдёт в поле жать - загляденье.
У Лизы и Аннушки разные черты характера. Героиня Карамзина более открыта и доверчива, чем Анюта. Лиза скрывает от матери любовь к Эрасту, а ведь раньше доверяла ей самые сокровенные тайны. Она оказывается беззащитной, когда её предают любимый человек, страдает, пытается вернуть расположение Эраста, но "нежная страсть" приводит её к гибели.
Могла ли Аннушка поступить так, как Лиза? Нет, она бы не откупилась от матери, передав её десять империалов, не бросилась бы в пруд, чтобы скрыть свой грех. Аннушка слишком хорошо знает господ, которые могут обмануть и обесчестить крестьянскую девушку, чтобы доверять им. Она держит себя строго и упрекает рассказчика, который заигрывает с ней. Аннушка выбирает себе в мужья ровню: "Меня было сватали в богатый дом за парня десятилетнего, но я не захотела". Она отказывает трём молодцам. кто к ней сватался: "Иван всех отбоярил, они и тем и сем, но не тут-то". Мать Аннушки не берёт деньги потому, что приданого даром не дают, да и люди мало ли о чём подумают.
Карамзин пишет о Лизе, называя её "бедной", неслучайно: он сочувствует её горю, сожалеет о несчастной судьбе. А Радищев восхищается откровенностью и целомудрием Аннушки.
211. Как литератор Николай Михайлович на собственном примере показал, что настоящий писатель должен быть неподкупным и независимым в своих суждениях.
212. В 1798 году Карамзин писал Дмитриеву: «Пока не выдаю собственных своих безделок, хочу служить публике собранием чужих пиес, писанных не совсем обыкновенным русским, то есть не совсем пакостным слогом».
214. 1 сентября 1812 года выехал из Москвы в Нижний Новгород за несколько часов до вступления французов.
215. Кавалер ордена Св. Анны 1-й степени.
216. «Мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России».
217. «Честь должна быть главною наградою!» (Из «Записки о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях»).
218. Подобно как в саду, где роза с нежным крином,
Нарцисс и анемон, аврикула с ясмином
И тысячи цветов Пестреют на брегу кристальных ручейков,
Не знаешь, что хвалить, над чем остановиться,
На что смотреть, чему дивиться, - Так я теряюсь в красотах
Прелестных ваших душ (Из «Послания к женщинам»).
219. Кукольная постановка повести Н. М. Карамзина «Бедная Лиза»(мультфильм, СССР, 1978 г., 19 мин., режиссёр И. Гаранина)
220. Вяземский П. А. о Карамзине:
«Сперва попыткою искусства
На новый лад настроив речь,
Успел он мысль свою из чувства
Прозрачной прелестью облечь.
Россия речью сей пленилась,
На карамзинском языке».
221. Проза Н.М.Карамзина:
Письма русского путешественника, 1791-1792
Прекрасная царевна и счастливый карла, 1792
Чувствительный и холодный, 1803
О дружбе, 1827
Евгений и Юлия, 1789
Бедная Лиза, 1792
Наталья, боярская дочь, 1792
Сиерра-Моррена, 1793
Остров Борнгольм, 1793
Марфа-посадница, или Покорение Новагорода, 1802
Рыцарь нашего времени, 1803
222. Публицистика Н.М.Карамзина:
Мелодор к Филалету, 1794
Филалет к Мелодору, 1794
О богатстве языка, 1795
Моя исповедь, 1802
О любви к отечеству и народной гордости, 1802
Политика, 1802
Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени, 1802
О Похитителях, 1802
Всеобщее обозрение, 1802
Мысли об уединении, 1802
О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств, 1802 Исторические воспоминания и замечания на пути къ Троице, 1802
Падение Швейцарии, 1802
Письмо сельского жителя, 1803
Известие о Марфе-посаднице, взятое из жития св. Зосимы, 1803
Статьи из «Вестника Европы», 1804
Записка о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях, 1811
Записка о Н. И. Новикове, 1818
Речь, произнесенная на торжественном собрании Императорской Российской Академии 5 декабря 1818 года, 1818
Мысли об истинной свободе, 1826
223. В Ульяновске есть улица Карамзинская и переулок Карамзина. Аэропорту «Ульяновск-Центральный» в 2011 году присвоено имя Н. М. Карамзина.
224. В план выпуска в обращение памятных и инвестиционных монет в 2016 году Банка России в серии «Выдающиеся личности России» вошёл выпуск двухрублевой монеты из серебра 925 пробы, тиражом до 3 тысяч экземпляров.
225. В 1991 году по инициативе ульяновских краеведов пассажирский теплоход Московского речного пароходства получил имя «Николай Карамзин».
226. К юбилею Карамзина приурочено создание сайта «KARAMZIN250.RU», а также организация общественно-гуманитарного Всероссийского Карамзинского движения с целью сохранить и приумножить историческую память и культурное наследие страны.
227. Мировоззрение Карамзина, переживавшее на протяжении его жизни существенную эволюцию, развивалось в сложном притяжении к двум идейно-теоретическим полюсам: утопизму и скептицизму - и в отталкивании от них.
228. В 1790 году возвратился из Лондона в Петербург. Познакомился с Г. Р. Державиным.
229. Карамзин придерживался ограничений в еде. Об этом факте вспоминал живший долгие годы в одном доме с Карамзиным брат его жены П. А. Вяземский: «Карамзин был очень воздержан в еде и питии. Возвратясь с утренней прогулки, он выпивал две чашки кофе, за ним выкуривал трубку табаку. За обедом начинал он с варёного риса, которого тарелка стояла всегда у прибора его, и часто смешивал его с супом. Выпивал рюмку портвейна и стакан пива. Вечером, около 12-ти часов, съедал он непременно два печёных яблока».
230. В 1810 году Карамзин едва не стал жертвой интриг П. И. Голенищева-Кутузова, попечителя московского университета. Голенищев-Кутузов в доносе на имя министра просвещения Разумовского писал о том, что сочинения Карамзина наполнены ядом вольнодумства и якобинства. Доносчик писал, что Карамзина необходимо демаскировать как вредного обществу человека. Донос был оставлен без последствий, но вскоре последовал новый. На этот раз Голенищев-Кутузов объявил Карамзина французским шпионом. Этот донос тоже был опровергнут.
231. Кавалер ордена Св. Владимира 3-й степени.
232. «Путешествие питательно для духа и сердца нашего. Путешествуй, ипохондрик, чтобы исцелиться от своей ипохондрии! Путешествуй, мизантроп, чтобы полюбить человечество! Путешествуй, кто только может!» (Из «Писем русского путешественника»).
233. Переводы:
Юлий Цезарь (Шекспир/Карамзин), 1786
Сакунтала (Калидаса/ Карамзин), 1792
О предрассудках в отношении к гражданскому обществу и политике, 1803
Слово о полку Игореве (пересказ Карамзина), 1816
234. В Великом Новгороде на памятнике «1000-летие России» среди 129 фигур самых выдающихся личностей в российской истории (на 1862 г.) есть фигура Н. М. Карамзина.
235. «Карамзинистами» были В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков, молодой А. С. Пушкин.
236. Карамзин утверждал, что благополучие России может быть обеспечено лишь незыблемостью самодержавного строя.
237. Надежда Кондакова "Карамзин":
И встретил взглядом сумрачным Аттилы
Его тот город, хмурый и больной,
Где Азия Европу развратила
Бессмысленною удалью степной.
Где верный сын времен Екатерины,
Уже в надежде славы и добра,
Над кружевною свечкой стеаринной
Не Пугачева выбрал, а Петра.
Когда бы всем дано на белом свете
Так было выбирать - на век вперед,
Что б нам потом сказали наши дети,
Когда сказать настал бы их черед?
238. В Пензе нашли неизвестное письмо Карамзина http://tass.ru/kultura/219578236
239. На портале Президентской библиотеки доступны такие издания, как «Историческое похвальное слово Екатерине Второй» 1802 года http://www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=131101
240. Знаменитый русский историк С.М.Соловьев однажды вспоминал: «Попала мне в руки История Карамзина, до тринадцати лет, то есть до поступления моего в гимназию, я прочел ее не менее двенадцати раз...»
241. Критика:
«Эмилия Галотти». Трагедия в пяти действиях, сочиненная г.
Лессингом; перевод с немецкого языка, 1791
О сравнении древней, а особливо греческой, с немецкою и новейшею литературою. Сочинение Гроддека, доктора философии, 1791
Философа Рафаила Гитлоде странствования в Новом Свете и описание любопытства достойных примечаний и благоразумных установлений жизни миролюбивого народа острова Утопии. Перевод с английского языка. СочинениеТомаса (Моруса). В Санкт-Петербурге у Шнора 1790 года, 1791
Гольдониевы записки, заключающие в себе историю его жизни и театра, 1791
«Генриада», 1791
«Неистовый Роланд», 1791
«Сид», 1791
«Опыт нынешнего естественного, гражданского и политического
состояния Швейцарии; или письма Вильгельма Кокса», 1791
Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов, 1791
От издателя к читателям, 1791
Об издании «Московского журнала», 1791
<О Стерне>, 1792
(О Калидасе и его драме «Саконтала»), 1792
Драматические начертания древней северной мифологии, 1792
«Кадм и Гармония, древнее повествование, в двух частях», 1792
«Виргилиева Энеида, вывороченная наизнанку», 1792
Нечто о науках, искусствах и просвещении, 1793
(«Находить в самых обыкновенных вещах пиитическую сторону»), 1797
Несколько слов о русской литературе, 1797
242. Карамзинская общественная библиотека в Симбирске создавалась в честь и память знаменитого земляка, первого русского историографа Н. М. Карамзина и открылась для читателей 18 апреля 1848 г. Библиотека занимала три комнаты в левом крыле здания Дворянского собрания .
243. Основу книжных богатств Карамзинской общественной библиотеки составили 2325 т. личной библиотеки Николая Михайловича Языкова. Они были переданы после смерти поэта его братьями — Петром и Александром, принимавшими самое деятельное участие в учреждении библиотеки в Симбирске.
244. Мемориальная экспозиция «Карамзинская общественная библиотека» входит в структуру отдела редких книг и рукописей Ульяновской областной научной библиотеки, её фонды доступны для пользователей библиотеки в режиме работы читального зала отдела. Экскурсионное обслуживание осуществляется по предварительной договоренности.
245. В 1848 г. вдова писателя Е. А. Карамзина передала в дар Карамзинской библиотеке несколько десятков томов сочинений Н.М. Карамзина.
246. «Жизнь мила, - писал Карамзин, - когда человек счастлив домашними и умеет работать без скуки».
247. Профессор М.Н.Погодин так описывал кабинет Карамзина: «Голые штукатуренные стены, широкий сосновый стол, простой деревенский стул, несколько козлов с наложенными досками, на которых раскладены рукописи, книги, тетради, бумаги; не было ни одного шкафа, ни кресла, ни дивана, ни этажерки, ни пюпитра, ни ковров, ни подушек. Несколько ветхих стульев около стен в беспорядке».
248. Николая Михайловича привлекали жилища людей, исторические памятники, фабрики, университеты, уличные гуляния, трактиры, деревенские свадьбы.
249. Друг Карамзина и бывший учитель юного императора М.Н. Муравьев походатайствовал о том, чтобы Николая Михайловича назначили на должность придворного историографа.
250. У Карамзина была орденская лента, к которой он, однако, всегда относился с легкой иронией и юмором.
(1)Карамзин был одним из первых русских писателей, которому поставили памятник. (2)Но, конечно, не за «Бедную Лизу», а за 12-томную «Историю государства российского». (3)Современники считали её важнее всего Пушкина, потомки не переиздавали сто лет. (4)И вдруг «Историю...» Карамзина открыли заново. (5)Вдруг она стала самым горячим бестселлером. (6)Как бы этот феномен ни объясняли, главная причина возрождения Карамзина - его проза, всё та же гладкость письма. (7)Карамзин создал первую «читабельную» русскую историю.
(8)История существует у любого народа только тогда, когда о ней написано увлекательно. (9)Грандиозной персидской империи не посчастливилось родить своих Геродотов и Фукидидов, и древняя Персия стала достоянием археологов, а историю Эллады знает и любит каждый. (10)То же произошло с Римом. (11)Не было бы Тита Ливия, Тацита, Светония, может быть, и не назывался бы американский сенат сенатом. (12)А грозные соперники Римской империи - парфяне - не оставили свидетельств своей яркой истории.
(13)Карамзин сделал для русской культуры то же, что античные историки для своих народов. (14)Когда его труд вышел в свет, Фёдор Толстой воскликнул: «Оказывается, у меня есть отечество!»
(15)Хоть Карамзин был не первым и не единственным историком России, он первый перевёл историю на язык художественной литературы, написал интересную, художественную историю, историю для читателей.
(16)Хорошо написанная история - фундамент литературы. (17)Без Геродота не было бы Эсхила. (18)Благодаря Карамзину появился пушкинский «Борис Годунов». (19)Без Карамзина в литературе появляется Пикуль.
(20)Весь ХIХ век русские писатели ориентировались на историю Карамзина. (21)С ней часто спорили, её высмеивали, пародировали, но только такое отношение и делает произведение классическим.
(22)Современной словесности так не хватает нового Карамзина. (23)Появлению великого писателя должно предшествовать появление великого историка - чтобы из отдельных осколков создалась гармоническая литературная панорама, нужен прочный и безусловный фундамент.
(По П. Вайлю, А. Генису
)
А28.
Какое утверждение соответствует содержанию текста?
1) Литература не опирается на историю.
2) История Древней Греции написана увлекательно.
3) Появлению великого историка должно предшествовать появление великого писателя.
4) За повесть «Бедная Лиза» Карамзину поставлен памятник.
А29.
Какое из перечисленных утверждений является ошибочным?
1) Предложение 7 поясняет суждение, высказанное в предложении 6.
2) Предложение 14 объясняет суждение, высказанное в предложении 13.
3) В предложениях 8-12 представлено рассуждение.
4) В предложениях 22-23 представлено повествование.
А30.
Какое слово использовано в тексте в переносном значении?
1) горячим (предложение 5)
2) увлекательно (предложение 8)
3) любит (предложение 9)
4) античные (предложение 13)
В1. Из предложения 4 выпишите слово, образованное приставочно-суффиксальным способом.
Ответ:
В2. Из предложений 16-19 выпишите частицы.
Ответ:
В3. Укажите вид подчинительной связи в словосочетании ГЛАДКОСТЬ ПИСЬМА (предложение 6).
Ответ:
| Ответы к заданиям В4-В7 запишите цифрами. |
В4. Среди предложений 18-22 найдите простое односоставное безличное. Напишите номер этого предложения.
Ответ:
В5. Среди предложений 1-6 найдите простое предложение, осложненное вводным словом. Напишите номер этого предложения.
Ответ:
В6. Среди предложений 11-15 найдите сложное предложение, в состав которого входит придаточное уступительное. Напишите номер этого сложного предложения.
Ответ:
В7. Среди предложений 1-6 найдите такое, которое связано с предыдущим с помощью местоимений и лексического повтора. Напишите номер этого предложения.
Ответ:
В8. Прочитайте фрагмент рецензии, составленной на основе текста, который вы анализировали, выполняя задания А28-А30, В1-В7. Некоторые термины, использованные в рецензии, пропущены. Вставьте на места пропусков цифры, соответствующие номеру термина из списка. Если вы не знаете, какая цифра из списка должна стоять на месте пропуска, пишите цифру 0.
Последовательность цифр в том порядке, в котором они записаны вами в тексте рецензии на месте пропусков, запишите после слова «Ответ», начиная с первой клеточки. Каждую цифру пишите в отдельной клеточке, цифры при перечислении
отделяйте запятыми. Каждую запятую ставьте в отдельную клеточку. При записи ответов пробелы не используются.
Непростую судьбу главного труда Карамзина иллюстрируют такие синтаксические средства выразительности, как _____ (предложение 3) и _____ (предложения 4, 5). Значение «Истории государства Российского» подчёркивает _____ (предложение 14). Понять, в чём состоят заслуги писателя и историка, помогают лексические средства выразительности, например (предложения 1, 15, 23), и тропы, в частности _____ (предложение 13).
Список терминов:
1) анафора
2) эпитеты
3) сравнение
4) ряды однородных членов
5) антитеза
б) риторическое восклицание
7) лексический повтор
8) однокоренные слова
9) синонимы
С1. Напишите сочинение по прочитанному тексту.
Сформулируйте и прокомментируйте одну из проблем, поставленных автором текста (избегайте чрезмерного цитирования).
Сформулируйте позицию автора (рассказчика). Напишите, согласны или не согласны вы с точкой зрения автора прочитанного текста. Объясните почему. Свой ответ аргументируйте, опираясь на читательский опыт, знания и жизненные наблюдения (учитываются первые два аргумента).
Объём сочинения - не менее 150 слов.
Работа, написанная без опоры на прочитанный текст, (не по данному тексту), не оценивается. Если сочинение представляет собой пересказанный или полностью переписанный исходный текст без каких бы то ни было комментариев, то такая работа оценивается нулём баллов.
Сочинение пишите аккуратно, разборчивым почерком.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение 1
Словарные диктанты
Диктант 1. Проверяемые и непроверяемые гласные в корне слов
Горючее вещество, полоскать бельё, бархатный камзол, балконная решётка, интеллигентный человек, струны гитары, немного подрасти, паркетный пол, посидеть на скамейке, колоритная личность, промокать фиолетовые чернила, развеваться на ветру, излагать изученное, поласкать котёнка, осознать признание, громадная туча, правильный маршрут, президентский совет, телефонный справочник, легендарный герой, расстилать скатерть, теоретическая дискуссия, блистать на сцене, сумма слагаемых, милосердный поступок, лиловые соцветия сирени, выровнять грядку, опираться на перила, велосипедные гонки, дипломированный специалист, сверкание зарниц, развивать усидчивость, играешь на пианино, тяжёлая корзина, росток апельсина, гениальный композитор и дирижёр, поседеть от старости, мягкий диван, огромная библиотека, школьные кабинеты, пользоваться биноклем аккуратный костюм, обжигает в печке, растительное масло, загореться от спички, абонементный билет.
^
Диктант 2. Употребление и неупотребление Ь и Ъ
Богатырская мощь, должность адъютанта, трёхъязычный словарь, медвежья услуга, ночной дозор, отрежьте кусочек, лихой извозчик, нестись вскачь, семнадцать тысяч, выглянуть из-за туч, разбитые очки, влезть на мачту, лёгкая лодочка, мне нездоровится, мощность двигателя, ручной хищник, решение задач, пробираться сквозь вьюгу, выйти замуж, необъятный простор, вьюжный февраль, пятьдесят восьмой, заячья капуста, напишешь строчку, встаньте пораньше, тоньше волоса, роскошь интерьера, лучше подготовиться, подъехать к станции, разъяснить задачу, восемьюстами семьюдесятью шестью, получить весточку, бесконечная дорога, складной зонтик, возьмём в дорогу, сыграть вничью, похожи точь-в-точь, январский мороз, компьютерная мышь, вьётся плющ.
Загрузка...
