1 съезд союза писателей ссср. Первый всесоюзный съезд советских писателей

I съезд советских писателей

Антипина В.

Долго ль нам обмазать дело –

Начинайте, братья, смело.

Раз, два, три, четыре, пять

И в порядке дисциплины

Бабы, школьники, мужчины,

Сядем повести писать.

Том написан, жарь другой,

А потом польем рекой.

И на каждом сигнатурка

«Пролетлитературка».

(«Материалы к Первому съезду писателей»)

В августе 1934 года в Москве состоялся I Всесоюзный съезд советских писателей, который положил начало Союзу писателей СССР (ССП) - единой творческой общественной организации литераторов страны. За всю историю существования союза писательских съездов было не так много - всего 9. Вполне объяснимо, почему между I и II съездами прошло 20 лет, а последующие собирались с определенной регулярностью – не менее раза в 5 – 6 лет. Все, что власть хотела донести до писателей, было сказано на I съезде, и потребности в проведении второго подобного мероприятия в эпоху жесткого сталинского идеологического контроля над обществом не было. ССП был призван свести к единому знаменателю творческие устремления литераторов, сведя профессиональные принципы деятельности к единственному допустимому властью - к «социалистическому реализму».

Между тем вопрос о взаимоотношении власти и представителей художественной интеллигенции, в том числе писателей, необходимости и степени их организационного и идейного оформления не теряет своей остроты и дискуссионности даже сегодня, ибо в одной только современной Москве насчитывается восемь писательских организаций, результативность деятельности которых представляется весьма спорной.

Каким образом и на каких принципах должны быть объединены писатели, необходима ли вообще какая-либо организация, если литературный труд сугубо индивидуализирован? Чтобы ответить на этот вопрос нужно обратиться к изучению истории ССП, особенно к моменту его создания, при этом внимательно отследить организационные, идейные и иные вплоть до материальных аспекты деятельности этой организации.

Действительно, в научной литературе часто можно встретить упоминания о I съезда советских писателей, о его значении для фактической перестройки всего литературного процесса в СССР. Однако, работ посвященных собственно съезду практически нет.

Отметим, что в целом отечественная историческая наука накопила достаточное количество исследований, как фундаментальных, так и посвященных отдельным вопросам организации литературного процесса в СССР.

В соответствии с общепринятой историографической традицией можно выделить несколько периодов в развитии сюжетов, связанных с деятельностью ССП и съездов советских писателей в исторической литературе.

1 период – с середины 1930-х по начало 1950-х годов . Историография советского литературного процесса после объединения писателей в ССП носила, в основном, описательный характер. Партийное руководство им признавалось безошибочным и верным. Подчеркивалась роль лично И. Сталина в формировании литературного процесса.

II период - с середины 1950-х – по середину 1960-х годов . Изменения в отношении к литературному процессу и роли в нем партийно-государственного руководства произошли в историко-литературоведческих работах сразу после смерти И. Сталина. Но, вместе с тем, основные идеологические установки сняты не были.

Констатировалось, что «…культ И. В. Сталина нанес немалый ущерб художественному творчеству. В некоторых романах, пьесах и стихах в противоречии с исторической правдой непомерно преувеличивалось значение и роль И. В. Сталина» . Отмечался также его субъективизм в оценке произведений искусства, приводивший к необъективной критике художественных произведений. Были восстановлены добрые имена некоторых литераторов, подвергшихся несправедливой критике: «…теперь может идти речь об ошибках или заблуждениях честных советских литераторов, а не о злокозненных происках врагов народа» . Но роль партии в формировании литературного процесса по-прежнему оценивалась как безусловно положительная и прогрессивная, по-прежнему основной функцией партии по отношению к литературному процессу считалась воспитательная.

Кандидатская диссертация А. Романовского «Из истории подготовки Первого Всесоюзного съезда советских писателей», написанная в 1958 году , была посвящена в основном вопросам подготовки съезда, а о его ходе ничего не говорится. Работа написана в русле концепций и подходов характерных для времени ее создания.

III период - с середины 1960 – по середину 1980-х годов . Авторы историко-литературоведческих работ этого периода отмечали недостаточную освещенность литературного процесса 1930 – 1940 годы в исторической литературе, но подлинных причин этого явления раскрыто не было.

Вмешательство партии и правительства в творческую деятельность объяснялось «объективными» причинами (например, сложностью международной обстановки). Основным лейтмотивом исторически работ было то, что перекосы в литературной политике вызванные деятельностью И. Сталина были, но в целом социалистическое искусство продолжало развиваться: «Культ личности не мог изменить самой природы нового художественного метода, связанного с публичными процессами социалистической действительности и художественного развития, но ощутимый ущерб литературе он причинил» . Но если внимательно присмотреться, то: «…и в художественном творчестве и даже в его теоретическом осмыслении, которое не прекращалось и в те годы, можно обнаружить достаточно острую борьбу двух тенденций: догматической, фетишизировавшей отдельные положения метода социалистического реализма, ориентировавшейся на мнения и вкусы Сталина, с одной стороны, и творческой, развивающей высокие традиции русской литературы и советской литературы предшествующих периодов, откликающейся на запросы жизни – с другой» . В целом мысль представляется справедливой и в наше время, но она выведена из неправильной посылки, то, что было ценного и высокохудожественного в литературе рассматриваемого периода, существовало не благодаря методу социалистического реализма, а вопреки, и развивалось основываясь на таланте писателей, а не на мудром руководстве партии.

В целом тон историко-литературоведческих работ был оптимистический: «Идейная зрелость и высокий профессионализм основной массы работников литературы и искусства проявились в том, что они сравнительно быстро разобрались в ошибочности «теории бесконфликтности», успешно боролись против формализма, с одной стороны, и натурализма – с другой» .

В этот же период вышло ряд статей, посвященных 40- и 50-тилетию съезда, но большинство из них было небольшого объема. В массе своей это были статьи не центральной прессы, а таких региональных изданий, как «Литературная Грузия», «Сибирские огни», «Урал» и других.

IV период с сер. 1980-х годов – до наших дней. Стали выходить работы более общего характера, в которых литературный процесс детально не рассматривался, но, тем не менее, в них содержались и некоторые теоретические выводы по проблеме. Например, в сборнике «Наше Отечество» выдвинуты положения о том, что функции работников духовной сферы в тоталитарном обществе сводятся к апологетике существующего строя, что был установлен прямой идеологический гнет над работниками искусства, что проводником партийной линии по отношению к писателям был Секретариат ССП.

Существует работа, исследующая взаимодействие сталинизма и искусства в целом, это книга Е. Громова «Сталин: власть и искусство». Она носит обзорный характер и касается взаимоотношений И. Сталина со всей творческой интеллигенцией на разных этапах его жизни. Монография отличается выдержанностью оценочных суждений, для ее создания использовались не опубликованные ранее документы из малодоступных архивов. Автор приходит к следующему выводу: «Спору нет, и при нем появлялись произведения высокого эстетического уровня. […] Но в конечном итоге Сталин привел советское искусство к глубочайшему кризису» . Несмотря на несомненную ценность данной работы, необходимо отметить увлечение автора субъективным фактором в развитии исторического процесса. Безусловно, это фактор влияет на историю, но не следует преувеличивать его влияние, а тем более его абсолютизировать.

Несомненен вклад, который внес в исследование литературного процесса периода сталинизма Д. Бабиченко . Он первым стал анализировать взаимодействие политики и литературного процесса в рассматриваемый период с новых методологических позиций. Автор ввел в научный оборот множество новых документов и дал им подробный комментарий и критическую оценку.

Однако несомненное обилие общих работ о литературном творчестве в СССР тем не менее не складывается в целостную картину, оставляет для исследователей массу вопросов. Так, например, остались весьма мало изученными вопросы материального обеспечения писателей, их быта, а также история I Всесоюзного съезда советских писателей.

Источниковую базу статьи можно разделить на несколько групп:

1 – Письма должностных лиц Оргкомитета ССП в вышестоящие организации. Данные письма охватывают широкий круг вопросов, связанных с организацией и проведением съезда, так как все аспекты этого мероприятия должны были быть согласованы с вышестоящими инстанциями.

2 – Отклики на подготовку и проведение съезда. Среди них особую ценность представляют спецсообщения секретно-политического отдела Главного управления государственной безопасности Народного комиссариата внутренних дел СССР (ГУГБ НКВД СССР), опубликованные в сборнике «Власть и художественная интеллигенция» впервые. Именно эти спецсообщения помогают понять истинные настроения участников съезда во время проведения и после его окончания . К этой же группе источников относятся подпольная листовка обнаруженная на съезде, которая убедительно показывает, что никакой единогласной поддержки советской власти, декларируемой на съезде, не было. Также к этой группе относятся документы опубликованные Л. Вахтиной и Л. Вольфсун. Это сатирические стихи и эпиграммы, посвященные предстоящему съезду . Они в запечатанном конверте были переданы в рукописный отдел ГПБ, а затем, в силу своего содержания были переданы органы НКВД. По данному факту было начато уголовное дело. К сожалению, исследователям, нашедшим этот любопытный документ не удалось выяснить, кто автор стихов, и какова его дальнейшая судьба. Никакой художественной ценности эти вирши не представляют, зато дают представление об отношении части общественности к предстоящему съезду.

3 – Распоряжения и инструкции по материальному обеспечению проведения съезда. Документы этой группы содержатся в фонде Союза писателей СССР (№ 631) Российского Государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ). Из них мы может узнать мельчайшие подробности быта писателей приехавших на съезд и размах этого мероприятия.

4 – Воспоминания современников съезда. Недостатки этой группы источников хорошо известны. К ним относятся субъективизм и желание преувеличить собственную роль в событии. Но без таких документов невозможно понять атмосферу тех лет, почувствовать «аромат эпохи».

5 – Периодическая печать. К сожалению, документы этой группы мало информативны, так как съезду в периодической печати давалась однобокая восторженная оценка, статьи в разных изданиях были однотипными. В основном освещение съезда в печати сводилось к публикации стенограмм и небольших интервью с участниками мероприятия.

Подготовка к съезду советских писателей началась после того, как 23 апреля 1932 года было принято известное Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» . Согласно документу многочисленные писательские организации объединялись в одну, которая должна была состоять из писателей полностью «поддерживающих платформу Советской власти».

7 мая 1932 года вышло в свет Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) «Практические мероприятия по проведению в жизнь решения о перестройке организаций писателей». Изначально съезд планировался как подконтрольное партии мероприятие: «С первых шагов подготовки съезда партия твердо взяла бразды правления в свои руки. Неоднократно совещания высшего руководства страны проводил лично Сталин с участием ближайшего окружения (Молотов, Каганович, Ворошилов, и др.) […] Они не только контролировали извне каждый шаг писателей, но даже были введены в структуру Оргкомитета (И. Гронский, В. Кирпотин, зав. Агитпропом ЦК А. Стецкий, А. Щербаков, который после съезда станет штатным оргсекретарем СП, не будучи никаким писателем, А. Жданов, который на съезде будет произносить речи от имени ЦК)» .

15 мая 1932 года литературные организации опубликовали в «Правде» письмо, в котором говорилось о созыве съезда писателей и о том, что для его подготовки требуется создать Оргкомитет. В связи с этим на Оргбюро ЦК ВКП(б) 17 мая был утвержден Организационный комитет союза советских писателей по РСФСР, и было принято решение о создании подобных комитетов в других республиках.

26 мая начал работу ленинградский Оргкомитет Союза писателей. В его президиум вошли Р. Браезе, Л. Мартынов, Н. Тихонов, М. Слонимский, М. Козаков, Н. Свирин, А. Прокофьев, Н. Никитин и Д. Лаврухин.

Для того, чтобы утвердить руководящие органы будущего союза и выработать его Устав было решено созвать I съезд советских писателей.

Всесоюзный Оргкомитет был создан 16 августа 1932 года. На основе соглашения между оргкомитетами союзных республик в его состав вошли: весь состав Оргкомитета, восемь представителей от Оргкомитета Украины, четыре от Оргкомитета БССР, шесть от Оргкомитета ЗСФСР, семь от Оргкомитета Средней Азии, всего 50 человек. Почетным председателем остался М. Горький, председателем И. Гронский, секретарем В. Кирпотин. В ноябре 1932 года в его состав вошли также Л. Субоцкий, А. Макарьев, В. Ермилов, Л. Авербах. При Президиуме была создана рабочая часть, которая вела всю оперативную работу. Ответственным секретарем коммунистической фракции сначала был И. Гронский, затем П. Юдин. Всего в состав Оргкомитета вошли 26 человек. За все время работы Оргкомитета состоялось три пленума и несколько общесоюзных совещаний.

С самого начала Оргкомитет решил провести съезд с большим размахом, но как точно его организовать, какие мероприятия провести в масштабах страны поначалу определить было трудно, поэтому дата открытия съезда несколько раз менялась. Так, в сентябре 1932 года принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) отложить съезд до середины мая 1933 года, затем последовало постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) о созыве съезда в июне и, наконец, постановление Политбюро ЦК ВКП(б) об открытии съезда 15 августа 1934 года.

Особую роль в подготовке и проведении съезда сыграл вернувшийся из эмиграции в мае 1933 года М. Горький.

На его квартире были устроены неформальные встречи писателей. На одной из них присутствовало много литераторов, имевших самостоятельнее, не очень-то угодные власти взгляды. Но до нее был брошен пробный шар: 20 октября 1932 года состоялась встреча с писателями-коммунистами. На ней И. Сталин обосновал необходимость создания новой писательской организации: «Вы [рапповцы] выдвигали и расхваливали своих, выдвигали подчас не в меру и не по заслугам, замалчивали и травили писателей, не принадлежащих к вашей группе, и тем самым отталкивали их от себя, вместо того чтобы привлекать их в нашу организацию и помогать их росту […]

Тут же рядом с Вами росло и множилось море беспартийных писателей, которыми никто не руководил, которым никто не помогал, которые были беспризорными» .

Уже к марту 1933 года прошел ряд мероприятий по подготовке к съезду: два пленума Всесоюзного Оргкомитета, в печати было развернуто обсуждение творческих вопросов, в Москве открылась выставка художественной литературы, был организован выезд бригад писателей в различные регионы страны и т. д.

В докладной записке секретаря фракции ВКП(б) Оргкомитета И. Гронского секретарям ЦК ВКП(б) И. Сталину и Л. Кагановичу от 16 марта 1933 года был описан примерный «порядок дня», который включал вступительное слово М. Горького о задачах, стоящих перед Союзом советских писателей, политический доклад (докладчика должен был наметить ЦК ВКП(б), отчет Оргкомитета Союза советских писателей СССР (докладчиком должен был быть И. Гронский), выступление о задачах советской драматургии и об уставе Союза советских писателей, доклад мандатной комиссии и выборы правления союза и ревизионной комиссии .

И. Гронский предложил предварительно утверждать тезисы докладов и резолюций, для чего докладчики обязывались предоставлять тексты их докладов заранее .

Также было определено количество участников съезда: «Норму представительства на съезд мы предлагаем установить, исходя из общего количества делегатов съезда, в 500-600 человек, т.е. один делегат от десяти членов союза (по предварительным подсчетам союз будет иметь 5.000 членов)».

Все эти предложения были учтены и претворены в жизнь.

В мае 1933 года работа по подготовке съезда застопорилась в связи с продолжительной болезнью И. Гронского, его на это время заменил А. Фадеев, в помощь которому в Секретариат введен В. Ставский.

Несмотря на это заведующий отделом культурно-просветительской работы ЦК ВКП(б) А. Стецкий считал безосновательным откладывать начало работы съезда, о чем он сообщил в докладной записке секретарям ЦК ВКП(б) от 22 мая 1933 года, так как некоторая подготовительная работа была Оргкомитетом уже проведена, был решен вопрос о структуре союза, а тезисы докладов были почти готовы.

15 июля 1933 года состоялось всесоюзное совещание председателей Оргкомитетов республик. Перед его началом комфракция собрала всех коммунистов для разговора о недостатках в работе Оргкомитета. С большой речью выступил А. Фадеев, отметивший, что существовала групповщина, что литераторы стремились к объединению, за исключением Л. Авербаха. В. Ставский отметил, что в работе Оргкомитета проявляются черты администрирования .

15 августа того же года на заседании Президиума оргкомитета выступил М. Горький с предложением представить на съезде теоретический доклад о сущности социалистического реализма и о постановке вопроса о создании истории фабрик и заводов.

1 декабря 1933 года открылся Вечерний рабочий литературный университет, в том же году начал свою работу Литературный институт имени Горького.

Вообще к открытию съезда были приурочены многочисленные мероприятия, призванные привлечь внимание общества к нему, вызвать интерес населения к художественной литературе, и даже развлечь прибывших на съезд делегатов. Так, например, 15 мая 1934 года в Москве открылась выставка художественной литературы. Она разместилась в двух павильонах Центрального парка культуры и отдыха имени М. Горького. Выставка состояла из 11 разделов с очень широкой тематикой: был вводный зал, который показывал роль и значение художественной литературы в революционном движении, был зал демонстрирующий, как пользовались художественной литературой классики марксизма-ленинизма, следующий зал показывал, как их деятельность отражена в художественной литературе и фольклоре, еще один показывал роль писателя в жизни советской страны .

Другим подготовительным мероприятием был выезд бригад писателей в различные регионы страны, его целью была подготовка местных писательских организаций к съезду. Инициатором этих поездок был М. Горький. Подобные мероприятия уже проводились ранее, например, поездка писательской бригады в Туркмению и поездка Н. Тихонова, П. Павленко и В. Луговского в Дагестан, во время которой был «открыт» «Гомер ХХ века» Сулейман Стальский, впоследствии с оглушительным успехом выступивший на съезде.

Существует мнение В. Баранова о том, что перед съездом власть хотела деморализовать М. Горького, так как боялась, что помимо подготовленной и проверенной речи он сможет решиться на смелые высказывания, идущие вразрез с официальными установками. Поэтому исследователь выдвигал версию о том, что случившаяся 11 мая 1934 года смерть сына пролетарского писателя М. Пешкова – преднамеренное убийство . Как бы то ни было, из-за состояния Буревестника революции после смерти сына, съезд был в очередной раз отложен, на сей раз до середины августа 1934 года.

Сам Алексей Максимович прервал участие в подготовке мероприятия и 12-21 июля совершил путешествие на пароходе «Клара Цеткин».

В адрес съезда приходили многочисленные подарки, что было отличительной чертой того времени (вспомним состоявшийся позднее, в 1949 году, юбилей И. Сталина). Один из современников съезда, будущий писатель П. Лиходеев вспоминал: «…был также подарок и от нашей школы – средней школы городка Сталино, Донбасс.

Это был адрес в красной бархатной папке. […] Мы написали на ватмане золотыми буквами: первому в истории человечества съезду советских писателей. Мы очень гордились этими словами, потому что они предвосхитили слова Максима Горького, который сказал, что это первый за всю многовековую историю литературы съезд литераторов советских социалистических республик. […]

Наш учитель рисования нарисовал в папке портрет Максима Горького. Я помню, что Горький получился плохо, и узнать его можно было только по усам и жилистой шее.[…]

Я не помню, кто выводил каллиграфическую вязь адреса. Но я помню, что это была девочка. Ее выбирали на пионерском сборе, обсуждали ее достоинства, напирая на дисциплину и хорошее поведение, а также на обещание подтянуться по математике и физике. И мы дали торжественное обещание, что девочка эта подтянется к началу нового учебного года, и мы ей поможем. Мы стояли за нею, смотря, чтобы золотые чернила не капнули золотой кляксой. И когда клякса шлепалась, девочка плакала и брала новый лист ватмана, начиная сначала.

Этот адрес подписали золотыми буквами отличники учебы и активисты общественной работы. Девочка не подписала. Она не была ни активисткой, ни отличницей […]» .

Местом проведения съезда был определен Колонный зал дома Союзов, и необходимо было соответственно украсить помещение. Любопытный факт вспоминал В. Кирпотин: «Уже на пороге открытия неожиданно встал вопрос, как украсить Колонный Зал Дома Союзов, предназначенный для первого в стране всесоюзного писательского форума. Не хотелось повторять привычных шаблонов. Но неприемлемы были и некоторые уж совсем фантастические проекты. На последнем совещании, проходившем в кабинете у Стецкого, не прося слова, одной фразой я предложил развесить в зале портреты классиков. Стецкий встал, пожал мне руку - вопрос был решен» . Писатели по этому поводу иронизировали:

Хватало места всем вполне

Кто на трибуне, кто в партере,

А кто и просто на стене!

Так например, всех огороша,

Нам факт явился как во сне –

На кафедре Толстой Алеша,

Толстой же Лева – на стене.

В доме Союзов были проведены некоторые мероприятия для подготовки помещения к проведению съезда. Колонный Зал Дома Союзов, где должна была проходить вся работа съезда писателей, был художественно оформлен и радиофицирован. По радио должны были передаваться основные доклады и выступления писателей. Союзкинохроника должна была снять работу съезда. Была выделена киногруппа – бригада операторов и осветителей. Киносъемка должна была проводиться в двух вариантах – для звукового кино и для немого. Отдельные выступления на съезде должны были быть записаны на радиопленке . Все для проведения этих мероприятий было подготовлено заранее.

Еще до начала съезда, когда большинство делегатов уже прибыло, им была выдана небольшая анкетка, призванная помочь организаторам лучше построить досуг писателей:

«Дорогой товарищ!

Во время съезда предполагается организовать ряд встреч, экскурсий, просмотров пьес и кино-картин.

Культкомиссия просит подчеркнуть перечисленные ниже мероприятия, в которых Вы хотели бы принять участие» . Среди предложений были экскурсии на метрострой (спуск в шахту), на завод им. Горбунова, на автозавод им. Сталина, в аэропорт (полеты на аэропланах), на строительство канала Москва-Волга, на выставку «Наши достижения», в мототехническую часть имени Малиновского и в Кремль. Были запланированы встречи с учеными (академиками), с архитекторами (для ознакомления с планом новой Москвы), с иностранными писателями. Делегаты должны были посетить театры и посмотреть постановки пьес «Чудесный сплав» В. Киршона и «Бойцы» Б. Ромашова, а также кинотеатры и посмотреть ряд фильмов («Пышка», «Три песни о Ленине», «Восстание человека», «Веселые ребята»).

В день открытия съезда (17 августа 1934 г.) перед Домом Союзов собралась огромная толпа желающих воочию увидеть известных писателей. Даже сами делегаты съезда с трудом протискивались через толпу. Одна из делегатов А. Караваева вспоминала об этом дне: «Солнечным августовским утром 1934 года, приближаясь к Дому Союзов, я увидела большую и оживленную толпу. Среди говора и аплодисментов – совсем как в театре – слышался чей-то молодой голос, который энергично призывал: «Товарищи делегаты Первого съезда советских писателей! Входя в этот зал, не забудьте поднять ваш исторический мандат! Кто, какой делегат и откуда явился на съезд… Советский народ желает всех вас видеть и знать! Называйте, товарищи, вашу фамилию и предъявляйте ваш делегатский билет!» Каждую писательскую фамилию этот энергичный юноша звучно повторял дважды, и собравшиеся дружными рукоплесканиями встречали появление нового делегата» .

На съезде помимо писателей выступали рабочие и крестьяне, проводились встречи с авторами книги «База курносых» из Иркутска (во главе их делегации стоял поэт Иван Молчанов-Сибирский), с работниками ЦАГИ, которые проектировали самолет «Максим Горький», с железнодорожниками, с метростроевцами, с рабочими карандашной фабрики «Сакко и Ванцетти», а так же состоялась поездка на канал «Москва-Волга».

Освещение съезда в печати было довольно однообразным и скучным. Так, в «Литературной газете» освещение сводилось, в основном, к публикации стенограмм съезда, фотографий участников и интервью с ними. В «Вечерней Москве» помещались краткие отчеты о ходе работы съезда и небольшие интервью с его участниками, весь пафос которых заключался в заявлениях о грандиозности происходящего.

Однако без широкого освещения в прессе съезд не мог оказать того идеологического влияния, которое предполагалась властями, поэтому уже 21 августа появилось постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об усилении освещения в печати заседаний Всесоюзного съезда писателей», где газеты «Правда» и «Известия» обязывались помещать речи ораторов от национальных литератур полностью или, как минимум, на две трети. Этим изданиям разрешено было делать 4 или 2 «вкладки» на все время работы съезда .

Однако литераторы все же сумели внести разнообразие в скучные газетные публикации. Например, Ю. Олеша и Вал. Стенич сочинили шуточную поэму «Москва в те дни была Элладой»:

Средь мрамора в Колонном зале

Пятнадцать дней мы заседали,

Шумел, гудел наш первый съезд. […]

Пора, уже взлохмачен, потен,

Вбежал в президиум Кирпотин,

Уже выплывает точно морж,

В зал заседаний Ольга Форш […]

И вдруг – весь зал мгновенно замер,

И вдруг – рукоплесканий гром,

Скрестились взоры фотокамер

На появившемся, на нем.

А он, в невероятном свете

Ликующих прожекторов,

Отмахивается от этих

Эпитетов, юпитеров,

От почестей, от восхвалений,

Как буря плещущих опять,

Рукой, которую жал Ленин,

Рукою, написавшей «Мать»! […]

И цель для многих фотографий,

Рекорд неслыханной красы,

На Оскаре-Марии Графе

Невероятные трусы!

Все зданье крики оглашают,

Толпа стоит, раскрывши рот, -

Трусы Марию украшают,

Но Оскара… наоборот! […]

И как «Аврора» ночью невской

Ходила к сумрачным мостам,

Так входит Всеволод Вишневский,

Грозя бесчисленным врагам,

Глазами водит еле-еле

Волочит ноги, чуть дыша…

Откуда, братцы, в жирном теле

Такая нежная душа? […]

Бухарин реплики ловил,

Демьяна Бедного заметил

И в гроб сойти благословил.

Но как он ни старался рьяно,

И как ни плел доклада нить,

Не смог он Бедного Демьяна

Забвенья саваном покрыть. […]

Москва в те дни была Элладой,

Помноженной на коммунизм!

Перед съездом, стояли политические задачи. Он был призван продемонстрировать единство советских писателей в поддержке коммунистической идеологии.

Поэтому еще до начала съезда с весны 1934 года секретно-политический отдел ГУГБ НКВД СССР начал составлять регулярные (примерно раз в 2-3 дня) спецсообщения. Их готовили начальники отделений НКВД, информация, предоставляемая ими, представляла разительный контраст с бравурными статьями в газетах и последующими воспоминаниями очевидцев, опубликованными позднее в советской печати.

В спецсообщении от 12 августа содержалась характеристика делегаций, прибывавших на съезд (УССР, БССР, делегация восточной Сибири и т.д.). Как оказалось среди делегатов были бывшие эсеры, анархисты, националисты. Некоторые из них в прошлом создавали антисоветские произведения и боролись с советской властью. Пристальное внимание органов НКВД к делегатам съезда было в этом контексте вполне понятным.

Безусловно, участники съезда не могли не чувствовать искусственности происходившего. Власть хотела объединить совершенно разных по мировоззрению, творческим методам и эстетическим склонностям людей. Подобное возможно в случае уважения к тем, кто мыслит и творит иначе. Однако этого взаимного уважения не было и в помине еще совсем недавно. Теперь же по приказу сверху литераторы должны были «подружиться»: «Смутное ощущение неловкости у всех. Еще вчера все было органичней. РАПП был РАППом, попутчики – попутчиками. Первый пользовался административными приемами в борьбе, вторые возмущались. И вот всем предложили помириться и усадили за один стол, и всем от этого административного благополучия неловко. В президиуме Пастернак рядом с бывшими вождями РАППа. Когда называют фамилию Маяковского, то все непременно аплодируют. Выступает Мальро, качая головой, нет, закидывая голову, страдая тиком. Бродит по фойе огромный толстяк австриец или немец, в коротеньких штанах на лямочках, в толстых чулках до колен с недоумевающе-сердитым выражением лица. […] Говорит о доверии к писателям Эренбург. Горький, похожий на свои портреты, отлично, строго одетый, в голубоватой рубашке, модной в те дни, с отличным галстуком, то показывается в президиуме, то исчезает, и мне чудится, что и ему неловко, хотя он является душой происходящих событий» .

Во время работы съезда случился эпизод, не получивший, по понятным причинам, широкой огласки в советское время . Дело в том, что на съезде была обнаружена подпольная листовка. По этому поводу 20 августа была составлена записка заместителя начальника секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР Г. Люшкова Г. Ягоде, в которой сообщалось об имевшем место на съезде факте и сообщено о принятых мерах по обнаружению автора.

Листовка была написана карандашом под копирку печатными буквами, распространялась среди участников съезда по почте. Она была написана от имени группы советских писателей и адресована к зарубежным коллегам. Авторы признавали, что их группа малочисленна, при этом объясняли это тем, что остальные честные люди запуганы: «Мы даже дома часто избегаем говорить так, как думаем, ибо в СССР существует круговая система доноса». Они призывали не верить тому, о чем говорилось на съезде и начать борьбу с «советским фашизмом […] Вы в страхе от германского фашизма – для нас Гитлер не страшен, он не отменял тайное голосование. Гитлер уважает плебисцит […] Для Сталина – это буржуазные предрассудки»

Большую роль в политической подготовке съезда сыграли собрания делегатов - коммунистов, где участники были предупреждены об опасности групповых настроений. Именно поэтому: «Все старались, как умели, перекрыть друг друга идейностью выступлений, глубиной постановки творческих вопросов, внешней отделкой речи» .

И во время проведения съезда Комгруппа Президиума не дремала, даже когда поэты-коммунисты во главе с А. Безыменским решили «проработать» Бухарина на съезде из-за его «теперешних суждений и прежних ошибок», их намерение осудили, заявив о недопустимости предварительных групповых совещаний и политических обобщений .

Эффективность подобных предупреждений очевидна по следующему эпизоду: «Федор Гладков пригласил Кириленко и других украинских писателей (преимущественно коммунистов) «пить чай». Встреча не состоялась, так как приглашенные решили, что их могут обвинить в групповщине, на необходимость борьбы с которой в самой резкой форме им было указано на совещании делегации» .

Но все же трудно было помешать неформальным встречам писателей – не все они были настроены скептически по отношению к съезду, многие испытывали эмоциональный, подъем, а кто-то просто хотел пользуясь случаем пообщаться с коллегами, которых потом будет трудно увидеть. П. Бровка вспоминал: «У нас, молодых, тогда было много незабываемых встреч. Мы восторженно следили за стариками, прислушивались к ним, а по вечерам собирались у кого-либо в гостиничном номере, а то и в небольшом подвальчике-ресторанчике на Тверской […]» .

Вот еще одно воспоминание о неформальной встрече во время работы съезда, оно принадлежит Савве Голованивскому: «После одного из заседаний делегаты долго не расходились – толпились в кулуарах и горячо дискутировали.

Помню, что при выходе на улицу ко мне подошел А. И. Безыменский и тихонько попросил прийти в восемь часов к нему: соберутся и другие товарищи» . Автор воспоминаний несколько опоздал на встречу. Когда он пришел, то понял, что попал не на ужин, как предполагал, а на импровизированное собрание. Там были Д. Бедный, И. Кулик, А. Жаров, А. Сурков, А, Прокофьев, М. Светлов, С. Кирсанов и другие, с которыми С. Голованивский был не знаком. Они обсуждали творческие вопросы.

Политические разговоры все же велись в кулуарах съезда, становясь известными власти благодаря осведомителям.

Критика работы съезда велась делегатами и «справа» и «слева». Например, Семенко заметил: «И мы сидим и аплодируем, как заводные солдатики, а подлинные художники слова, борцы за национальную культуру гниют где-то в болотах Карелии и в застенках ГПУ» .

Критика с совершенно иных позиций звучала из уст Петра Орешина: «Что можно ожидать от Бухарина, если он провозглашает первым поэтом бессмысленного и бессодержательного Пастернака. Надо потерять последние остатки разума для того, чтобы основой поэзии провозгласить формальные побрякушки. А то, что кругом кипит борьба, что революция продолжается, - об этом совершенно забыли» . Примечательны также слова М. Шагинян: «Доклад его [Горького] на съезде неверный, не правильный, отнюдь не марксистский, это богдановщина, это всегдашние ошибки Горького. Горький - анархист, разночинец, народник, причем народник-мещанин, не из крестьян…» .

В письме А. Жданова И. Сталину можно прочесть следующие строчки: «Съезд хвалят все вплоть до неисправимых скептиков и иронизеров, которых так немало в писательской среде» . Но в первые дни работы съезда его организаторы испытывали серьезные опасения за его работу, так как он начинался с докладов, которые авторы зачитывали, превращая съезд в скучнейшую процедуру, поэтому многие делегаты бродили по кулуарам.

Вновь назначенный руководителем ССП А. Щербаков, побывав на съезде, сделал такую запись в своем дневнике: «На съезде был полчаса. Ушел. Тошно» .

Когда начались прения, произошло оживление, залы оказались битком набиты.

Дорогая Киса, пишу тебе за столом президиума в Колонном зале (на эстраде). Только что говорила Мариэтта Шагинян, произнесшая замечательно содержательную речь. Вчера на вечернем заседании председательствовал я, а потом в 12 ч[асов] ночи был вечер-встреча с груз[инскими] делегатами, я и Коля Тихонов читали свои переводы, и я лег в 5 часов утра, так что сейчас совсем сонный. Вечером же обедали с Гарриком и Паоло в ресторане. […] Мне все время страшно хочется домой, […] но ехать мне невозможно. Да и было бы глупо: как раз открытье съезда (первые дни) отпугнуло нас своей скукой; было слишком торжественно и официально. А теперь один день интереснее другого: начались пренья. Вчера, напр[имер], с громадным успехом и очень интересно говорили Корн[ей] Чуковский и И. Эренбург. Кроме того, мне и неудобно уезжать до доклада Бухарина и Тихонова» .

Но не все восторженно принимали происходящее. Настроение депутатов определить не трудно основываясь на спецсообщениях секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР. М. Пришвин отмечал «скуку невыносимую» , П. Романов - «отменную скуку и бюрократизм» , П. Росков окрестил съезд «сонным царством», И. Бабель - «литературной панихидой» . Да и Б. Пастернак в итоге пересмотрел общее отношение к съезду: «Пастернак говорил, что раньше у него были большие надежды на съезд – он надеялся услышать на съезде совсем не то, чему посвятили свои выступления ораторы. Пастернак ждал речей большего философского содержания, верил, что съезд превратится в собрание русских мыслителей. Речь Максима Горького показалась ему одинокой на съезде. […]

Я убийственно удручен, - повторил он несколько раз. – Вы понимаете, просто убийственно!» .

Важно отметить, что, даже по мнению А. Жданова, писатели-коммунисты выступили на съезде значительно бледнее, серее, чем беспартийные. Правда, он не согласился с мнением, высказанным М. Горьким, что коммунисты не пользовались никаким авторитетом в писательской среде .

Одним из важнейших вопросов съезда было развитие национальных литератур и их взаимодействие с русской. Первоначально в повестке дня этого вопроса не было, но затем доклады по украинской, белорусской, грузинской, татарской и другим национальным литературам собственноручно включил в план М. Горький . А потом в дело вмешался и сам И. Сталин. Вот свидетельство об этом Бесо Жгенти: «Однако выработанный предварительно план вдруг неожиданно и в корне изменился. В период пребывания в Москве М. Торошелидзе был приглашен И. В. Сталиным, который пожелал ознакомиться с положениями доклада, предназначенного для прочтения на съезде. По возвращению в Тбилиси М. Торошелидзе срочно собрал тогдашнее руководство Союза и подробно рассказал нам о содержании этой беседы […].

Как? Вы скажите съезду, что грузинский народ только после Октябрьской революции обрел возможности творчества, а до той поры ничего не создал в области культуры? […] Передайте грузинским писателям от моего имени, что, если они не могут нечто подобное тому, что создали наши предшественники в области культуры и литературы, пусть хоть окажутся в состоянии показать это наследие. Доклад Вы должны начать хотя бы с Шота Руставели, если не с более раннего периода» .

Пожелание И. Сталина было воплощено в жизнь, съезд уделил немало времени проблемам национальных литератур. После съезда начался массовый перевод произведений национальных писателей на русский язык, а русских - на языки народов СССР.

О политическом значении съезда весьма точно писал А. Карцев: «С кем бы я ни беседовал о съезде, все сходились прежде всего на том, что это, по преимуществу, политика. Политические результаты съезда огромны, особенно за границей внушительное зрелище» .

Однако, с политической точки зрения, несмотря на все усилия власти, съезд был проведен небезупречно. Если внешне писатели были объединены на единой платформе соцреализма, то внутренне они были далеки от единомыслия.

Для литераторов съезд был еще и своеобразной ярмаркой тщеславия. Они пристально следили за тем, кого и в каком качестве пригласят на съезд, кого выберут в президиум и так далее. Они видели в этом свидетельства признания властями их заслуг.

Даже те, кто в обычной жизни не стремился ко внешнему успеху, не смогли устоять и принимали участие в «соревновании». Так, у Е. Полонской в начале съезда было угнетенное настроение. Дело в том, что для литераторов Ленинграда на съезд выделили немного делегатских билетов. В писательской организации города на Неве знали, что поэтессу мало волнует «табель о рангах», зато другие литераторы могут обидеться, если вместо делегатского билета им дали бы гостевой. Е. Полонская отнеслась к этому спокойно, но когда в первый день съезда она хотела войти в зал, ее остановили и отправили через другой вход на хоры. Все бы ничего, если бы с поэтессой рядом не было бы ее учеников, недавних слушателей литературных кружков, которые получили полноправный билет. От обиды она расплакалась, но тут ее увидел Вс. Иванов и провел ее в зал. Позднее писатель достал для своей давней знакомой полноправный билет .

Писатели внимательно прислушивались к выступлениям друг друга и наблюдали за поступками, пытаясь понять, как то или иное слово или действие может повлиять на положение в литературной иерархии. Е. Шварц вспоминал: «Никулин по поводу выступления Олеши дразнил его: «И носки вы снимали, и показывали зрителям подштанники – а чего добились? Выбрали вас в ревизионную комиссию, как и меня»» .

Доходило до абсурда коллеги ревниво следили, чтобы их всех одинаковое количество раз рисовали… карикатуристы: «Каждый день отчеты о съезде печатались в газетах. Приехали наши карикатуристы. Особенно славились шаржи Антоновского. И я с восторженным удивлением узнал, что москвичи некоторые пожаловались в президиум съезда, что Антоновский все изображает своих, а их, москвичей, обходит. Эта жалоба даже утешила меня своей откровенностью. Все учитывалось на съезде: кто, в какой гостинице, кого куда позвали, кому дали слово, а кому нет, и даже карикатуры учитывались. Незримые чины, ордена и награды были столь же реальны, как табель о рангах» .

Нельзя не сказать и о материальных аспектах проведения съезда. Он проходил с 17 по 30 августа 1934 года в Колонном зале Дома союзов, вмещающем около 1600 человек. Стоимость эксплуатации зала составляла 3500 рублей в день. Вместе с расходами на художественное оформление здания сумма составила около 54 000 руб .

Питание участников съезда было централизованным и бесплатным для делегатов. Оно было организовано в помещении ресторана по Большому Филипповскому переулку. Стоимость дневного питания писателей (завтрак, обед и ужин) составляла 35 руб. Таким образом, на питание делегатов на период съезда планировалось потратить 262 500 руб. После совещания у А. Стецкого (21 июля 1934 г.) стоимость дневного питания была увеличена до 40 руб., таким образом, расходы на питание возросли до 300 000 руб .

Для лучшей организации работы ресторана была разработана «Инструкция для ответственного по питанию делегатов 1-го Всесоюзного съезда Советских писателей». Согласно этому документу делегатам выдавались талонные книжки на обслуживание, которые были именными и не могли быть переданы другому лицу. При входе в ресторан устанавливался контроль, который имел право проверять наличие делегатского билета. В случае утери книжки, необходимо было сообщать ответственному по питанию и получить временные талоны. Утерянные книжки аннулировались. При отъезде делегаты должны были сдавать свои талонные книжки. Просроченные талоны считались недействительными.

Питание производилось четко по расписанию: завтрак с 8 до 11часов 30 минут, обед проходил в две смены (с 15 до 16 часов 30 минут и с 16 часов 30 минут до 18 часов), ужин с 22 часов до 1 часу ночи.

В ресторане на видном месте было вывешено объявление о том, что со всеми жалобами нужно обращаться к ответственному по питанию.

В Доме Союзов был организован дополнительный платный буфет для обслуживания делегатов и президиума.

В исключительных случаях (задержка заседаний, экскурсии и т. д.) график питания мог быть изменен по согласованию с ответственным по питанию .

Еще до начала съезда, 16 августа, Б. Пастернак писал жене: «Думаю, больше всего времени […] займет тут питание, на которое получил уже талон и которым нельзя будет пренебречь, потому что оно бесплатное […] и хорошее, но где-то на Тверской» . Е. Шварц вспоминал о питании на съезде: «Обедами, завтраками и ужинами во все время съезда кормили нас бесплатно в ресторане на Тверской […]. В ресторане играл оркестр, все выглядело по-ресторанному пышно, только спиртные напитки не подавались. Да и то днем. Вечером, помнится, пили за свой счет» .

Для организации переездов делегатов и организаторов съезда было выделено 25 легковых машин, 6 автобусов для коллективных поездок, 5 грузовиков для перевозок. Всем делегатам предоставили право бесплатно пользоваться общественным транспортом в Москве на период съезда. На завтрак, обед и после ужина делегатов развозили централизованно. Также были забронированы места на железной дороге на обратный проезд .

За несколько месяцев до съезда был заключен договор с Управлением гостиницами на 350 мест в Брянской гостинице, но затем количество мест было увеличено на 150 и заменена гостиница. Теперь делегаты должны были жить в Большой Московской гостинице (Гранд Отель) – 100 человек, в гостинице Россия (Дом Востока) – 150, Союзной – 100 и в 3-ем Доме ЦИК – 150 .

Значительными были и расходы на культурную программу. Заранее были приобретены театральные билеты, организован просмотр кинокартин для всех делегатов. Были устроены вечера национальных литератур, экскурсии, ужин с академиками и учеными. Всех делегатов бесплатно фотографировали. Им выписали газеты и подарили специально выпущенные съездовские журналы. На все эти мероприятия было потрачено 38 400 руб.

Многие из делегатов впервые были в Москве, другие уже ее посещали, но для большинства из них поездка в столицу было не только возможностью побывать в культурном центре страны, но и приобрести недоступные в глубинке (да и не только там) дефицитные товары.

Организаторы съезда понимали, что одной из «угроз» съезду был уход писателей за покупками по магазинам города. Тогда очереди заменят им посещение заседаний. Поэтому решили сделать снабжение делегатов централизованным – все они могли делать покупки в специализированном магазине № 118. Надо сказать, что подобные мероприятия были для работников советской торговли не в новинку, так аналогичным образом, например, в этом же магазине было организовано снабжение героев-челюскинцев.

В этот магазин поступили на продажу фондовые товары (готовое платье, обувь, трикотаж) на сумму 7500 р., также товары других групп: хлопчатобумажные и шелковые ткани, резиновые изделия, 300 Московских патефонов (по 326 руб.), 100 Гатчинских патефонов, 8000 грампластинок, 50 велосипедов, 200 карманных часов . Одним из счастливых покупателей был Е. Шварц, купивший в распределителе патефон с пластинками.

В связи со съездом магазин был переоборудован и переоформлен, был изготовлен специальный пропуск в магазин и установлен особый порядок приобретения делегатами товаров.

Уже после начала работы съезда его организаторы решили устроить прощальный банкет, для чего Президиум съезда обратился к директору треста ресторанов Толчинскому с просьбой устроить 1 сентября банкет в Колонном зале Дома Союзов на 800 человек делегатов и гостей из расчета примерно 150 руб. на человека. Для этой цели Тресту ресторанов было переведено 120000 руб .

Надо отметить, что на съезд деньги давались щедрой рукой, но их все равно не хватало.Сметой Оргкомитета, утвержденной Пленумом Бюджетной Комиссии, расходы на проведение Съезда предусмотрены были в сумме 866800 рублей. Однако Балансовая Комиссия снизила сумму расходов до 250000 рублей. Но затем было принято решение о значительном расширении нормы представительства литераторов на съезде и приглашении ряда зарубежных писателей. В связи с этим Оргкомитет ССП просил заместителя председателя Совнаркома В. Куйбышева отпустить дополнительно 577 тысяч рублей на проведение съезда и 278594 рубля на организацию выставки к съезду .

27 мая 1934 года СНК постановил отпустить дополнительно к утвержденной на проведение съезда и организацию смете 400 тысяч рублей из резервного фонда СНК. А в день открытия съезда было выделено еще 200 тысяч рублей «на расходы по созыву съезда писателей» .

Организаторы расплачивались не из своего кармана, поэтому не были заинтересованы в рациональном использовании средств и не скупились на дополнительные расходы. Существует любопытный документ, ярко отражающий их бесхозяйственность, составленный на имя председателя Совнаркома В. Молотова членом Оргкомиссии съезда В. Ставским:

«Оргкомитетом ССП для проведения 1-го Всесоюзного съезда Советских Писателей получено от Наркомфина СССР по бюджету 250 тыс. р., из резервного фонда СНК – получено 400 тыс. р. в июне и 200 т. р. в августе. Всего получено на проведение съезда 850 т. р.

Съезд должен был закончиться 25-го августа, но в связи с перенесением открытия с 15 на 17 и расширением работы форума, он закончился только 30 августа.

Фактические расходы на проведение съезда по заключенным договорам составляют приблизительно 1.200 т. р.

Питание 600 чел. делегатов, 100 гостей и 80 чел. обслуживающего персонала
Оплата проезда делегатов 450 чел.
Суточные делегатам за время нахождения в пути
Оплата гостиниц
Оплата помещения в Доме Союзов и художественное оформление помещения
Культработа по обслуживанию делегатов (театры, экскурсии и пр.)
Оплата транспорта (автобусы, автомобили)
Стенограммы
Канцелярские, типографские и почт. тел. расходы
Организация выставки в ЦПКиО

Таким образом, для покрытия всех расходов по съезду Оргкомитету ССП сейчас недостает 295000 р.

Так как основные расходы Оргкомитета по организации съезда падают на оплату питания делегатов, оплату гостиниц, суточных и оплату проезда, задержка предоставления Оргкомитету недостающих средств неизбежно приведет к задержке оплаты самых неотложных и необходимых расходов» .

Таким образом, расходы на съезд составили сумму, равную средней годовой заработной плате 754 трудящихся .

В ходе работы съезда были совершены некоторые финансовые злоупотребления. Основываясь на архивных документах, можно рассказать об одном из них. В 1934 г. директор Дома советских писателей (ДСП) совершил злоупотребление, которое стало потом традиционным для руководителей данного учреждения, выдав себе и другим работникам администрации премию из средств выделенных на проведение съезда . В 1936 году на это нарушение было указано инспектором Быстровым, и директору пришлось давать письменные объяснения. В них он указал на то, что во время работы съезда ДСП вел «большую работу по организации вечеров, концертов и встреч, преимущественно в ночное время, по окончании заседаний съезда», за что, собственно, и была выписана всем работникам, принимавшим участие в работе в ночное время премия. Она была оформлена приказом № 42-а по ДСП от 5 сентября 1934 г. вместо выплаты премиальных. Выплату оформил помощник ответственного секретаря Крутиков из средств отпущенных на проведение съезда. Самому директору была выдана компенсация в размере месячного оклада 800 рублей. В тоже время приказом за подписью директора от того же числа была выдана компенсация 14 сотрудникам Дома писателей в размере месячного оклада. Кроме того заседанием рабочей тройки правления ДСП за ударную работу были премированы 10 человек (6 – деньгами, а 4 – вынесена благодарность). Директор получил еще 350 рублей, а его заместитель - 300 .

3 марта 1936 года состоялся Секретариат Правления, на котором обсуждался вопрос о грубых нарушениях финансово-бюджетной дисциплины, таких как недостаточное оформление документов, несоблюдение правил по учету спецфонда и его расходованию, превышение имевшихся фондов по премированию. В результате был объявлен выговор директору ДСП Е. Чеботаревской, заместителя директора ДСП Крылова и главного бухгалтера Серова освободили от работы. Секретариат постановил запретить дирекции ДСП всякие премирования без согласования с ним.

В связи с этим, интересно высказывание А. Щербакова: «[…] В данном случае нет уголовного дела, некого под суд отдавать, но надо порядок в Доме Писателя навести, там нет единоначалия. Тов. Ляшкевич не имеет права распоряжаться вашими деньгами, если он неправильно действует – можете не подчиняться […]» .

Были и другие злоупотребления. Р. Левин (заместитель наркома финансов) писал В. Молотову: «Обращают на себя внимание исключительно высокие расходы по организации выставки в ЦПКиО, на которую затрачено 337 тыс. руб.» . Но, видимо, власти не хотели выносить сор из избы и расследование возможных финансовых нарушений так и не было предпринято.

Очевидно, власть всячески старалась угодить депутатам съезда. Для них были созданы превосходные по тем временам условия. Вряд ли многие из прибывших на съезд провинциалов вообще могли позволить себе приехать в Москву без командировки, а уж если бы они и приехали, то уж точно не смогли бы поселиться в таких фешенебельных гостиницах, в которых они жили. Дорогу писателям оплатили в оба конца. Так что никаких затрат на поездку у них не было.

Если попытаться восстановить культурные мероприятия на съезде, то их расписание выглядело следующим образом:

18 августа – днем состоялся праздник, посвященный дню авиации, в котором приняло участие 500 делегатов и 100 гостей, вечером делегаты посетили летние сады и театры, писатели посмотрели спектакли «Фиалка Монмартра», «Женщина и море», «День и ночь».

20 августа – была организована экскурсия в планетарий, прошел просмотр кинофильма «Новые энтузиасты».

Писателей прекрасно кормили на съезде (особенно на прощальном банкете). Если средняя стоимость обеда рабочего составляла 84 коп., служащего в учреждении – 1 руб. 75 коп., а обед в коммерческом ресторане стоил 5 руб. 84 коп. , то стоимость питания делегатов составляла 40 руб. в день. Прощальный банкет писателей был поистине царским, поскольку меню составляли из расчета 150 рублей на человека. Думается, что в обычной жизни писатели так не питались.

Правда, изобильный стол не сделал мероприятие веселым: «После съезда устроен был большой банкет. Столы стояли и в зале и вокруг зала в галереях, или как их назвать. Я сидел где-то в конце, за колоннами. Ходили смутные слухи – что, мол, если банкет будет идти пристойно и чинно, то приедут члены правительства. Однако банкет повернул совсем не туда. […] когда Алексей Толстой, выйдя на эстраду, пытался что-то сказать или заставить кого-то слушать – на него не обратили внимания. […] Не только Толстого – друг друга уже не слушали. Потом рассказывали, что Горький прикрикнул на Толстого: «Слезайте сейчас же», когда вышел он на эстраду. Не было и подобия веселого ужина в своей среде. […] У меня заключительный банкет вызвал еще более ясное чувство неорганичности, беззаконности происходящего, чем предыдущие дни. Все разбрелись по фойе. Играл джаз. Иные танцевали. Иные проповедовали» .

Удалось найти и еще одно воспоминание об этом мероприятии: «Рассказывают, что было очень пьяно. Что какой-то нарезавшийся поэт ударил Таирова, обругав его предварительно «эстетом» […]» .

Большинство исследователей быта тридцатых годов прошедшего столетия заявляют о сильнейшем дефиците, царившем в нашей стране в то время . Делегатам предоставили возможность приобрести необходимые товары. Если на члена семьи рабочего в год приходилось около 9 метров ткани, в основном ситца, 40 см. шерсти, менее пары кожаной обуви и одна калоша, то писатели смогли с лихвой перекрыть эту норму, совершив покупку в специальном магазине .

В этом же магазине писатели смогли приобрести и хозяйственные вещи, которые обычная семья практически не покупала (расходы на них составляли около 1 руб. на человека в месяц, столько же, сколько тратилось на покупку мыла) .

На культурные расходы делегатов было потрачено 51 руб. 80 коп. на человека. Вряд ли такие расходы мог позволить себе обычный рабочий, средняя зарплата которого составляла 125 руб. или учитель, зарплата которого была 100-130 руб .

Первый Всесоюзный съезд советских писателей

В 1934 году всеобщее внимание привлек первый съезд писателей. Творческим методом советской литературы и советского искусства был объявлен “социалистический реализм”.

Сам по себе факт создания нового художественного метода не может быть предосудительным. Беда состояло в том, что принципы этого метода, как пишет И.Н. Голомшток “вызревали где-то в верхах советского партийного аппарата, доводились до сведения избранной части творческой интеллигенции на закрытых встречах, собраниях, инструктажах, а затем рассчитанными дозами спускались в печать. Впервые термин “социалистический реализм” появился 25 мая 1932 года на страницах “Литературной газеты”, а несколько месяцев спустя принципы его были предложены в качестве основополагающих для всего советского искусства на таинственной встрече Сталина с советскими писателями на квартире у Горького, состоявшейся 26 октября 1932 года. Встреча эта тоже (как и аналогичные перфомансы Гитлера) было окружена атмосферой мрачной символики во вкусе ее главного организатора”. На этой встрече были также заложены основы будущей организации писателей.

Первый всесоюзный съезд советских писателей (проходил в Москве с 17 по 31 августа 1934 года) стал той трибуной, с которой был провозглашен социалистический реализм как метод, который вскоре стал универсальным для всей советской культуры: “Товарищ Сталин назвал вас инженерами человеческих душ. Какие обязанности накладывает на вас это звание. Это, во-первых, знать жизнь, что бы уметь ее правдиво изобразить в художественных произведениях, изобразить не схоластически, не мертво, не просто как “объективную реальность”, а изобразить действительность в ее революционном развитии. При этом правдивость и историческая конкретность художественного изображения должна сочетаться с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся в духе соцреализма” (выступление Жданова). “Литературе, да и искусству вообще отводилась тем самым подчиненная роль инструмента воспитания, и только. Как можно видеть, такая постановка вопроса была весьма далека от предпосылок, на основе которых вопросы литературы обсуждались десятью годами раньше, в разгар нэпа”.

На съезде были продемонстрированы два принципа будущего тоталитаризма в культуре: культ вождя и единодушное одобрение всех решений. Принципы соцреализма оказались вне обсуждения. Все решения съезда были заранее написаны и делегатам предоставлялось право проголосовать за них. Ни один из 600 делегатов не проголосовал против. Все ораторы, в основном, говорили о великой роли Сталина во всех сферах жизни страны (его величали “архитектором” и “кормчим”) и в том числе в литературе и искусстве. В итоге на съезде была сформулирована художественная идеология, а не художественный метод. Всю предшествующую художественную деятельность человечества посчитали предысторией к культуре “нового типа”, “культуре высшего этапа”, то есть социалистического. В основу важнейшего критерия художественной деятельности - принципа гуманизма - по предложению Горького включили “любовь - ненависть”: любовь к народу, партии, Сталину и ненависть к врагам родины. Такой гуманизм был назван “социалистическим гуманизмом”. Из такого понимания гуманизма логически следовал принцип партийности искусства и его обратная сторона - принцип классового подхода ко всем явлениям общественной жизни.

Очевидно, что социалистический реализм, имеющий свои художественные достижения и оказавший определенное влияние на литературу ХХ в. все же является течением гораздо более узким, чем вообще реализм ХХ века. Отражавшая идейные настроения советского общества литература, руководствуясь лозунгом Сталина об усилении классовой борьбы в ходе строительства социализма, все более втягивалась в поиски “врагов”. Абрам Терц (А. Синявский) в статье “Что такое социалистический реализм” (1957) определил суть его так: “Теологическая специфика марксистского образа мысли толкает к тому, чтобы все без исключения понятия и предметы подвести к Цели, соотнести с Целью, определить через Цель. Произведения социалистического реализма весьма разнообразны по стилю и содержанию. Но в каждом из них присутствует понятие цели в прямом или косвенном значении, в открытом или завуалированном выражении. Это либо панегирик коммунизму и всему, что с ним связано, либо сатира на его многочисленных врагов”.

Действительно, характерной особенностью литературы социалистического реализма, социально-педагогической, по определению Горького, является ее ярко выраженное сращение с идеологией, сакральность, а также то, что эта литература фактически была особой разновидностью массовой литературы, во всяком случае, выполняла ее функции. Это были функции агитационно социалистические.

Ярко выраженная агитационность литературы соцреализма проявлялась в заметной заданности сюжета, композиции, часто альтернативной (свои/враги), в явной заботе автора о доступности его художественной проповеди, то есть некоторой прагматичности. Принцип идеализации реальности, лежащий в основе “метода”, был главной установкой Сталина. Литература должна была поднимать дух людей, создавать атмосферу ожидания “счастливой жизни”. Сама по себе устремленность писателя соцреализма “к звездам” - к идеальному образцу, которому уподобляется действительность - не порок, она могла бы нормально восприниматься в ряду альтернативных принципов изображения человека, но превращенная в непререкаемую догму, стала тормозом искусства.

Но в литературе этих лет звучали и другие голоса - раздумья о жизни и предвиденье ее будущих сложностей и потрясений - в поэзии Александра Твардовского и Константина Симонова, в прозе Андрея Платонова и.д. Большую роль в литературе тех лет играло обращение к прошлому и его горьким урокам (исторические романы Алексея Толстого).

Таким образом, съезд пробудил у поэтов и писателей немало надежд. “Многие восприняли его как момент противопоставления нового социалистического гуманизма, встающего из крови и праха только что отгремевших сражений, звериному лику фашизма, который наступал в Европе. В голосах депутатов звучали разные интонации, порой не лишенные критических акцентов…Делегаты радовались тому, что благодаря преобразованию общества поднимались бесчисленные шеренги новых читателей”.

Совершенно новыми методами в культуре стали коллективные поездки писателей, художников и музыкантов на стройки, в республики, что придавало характер “кампании” сугубо индивидуальному творчеству поэта, композитора или живописца.

К. Симонов в своей книге “Глазами человека моего поколения” вспоминает: “И строительство Беломорканала и строительство канала Москва-Волга, начавшееся сразу же после окончания первого строительства, были тогда в общем и в моем тоже восприятии не только строительством, но и гуманною школою перековки людей из плохих в хороших, из уголовников в строителей пятилеток. И через газетные статьи, и через ту книгу, которую создали писатели после большой коллективной поездки в 33-м году по только что построенному каналу, проходила главным образом как раз эта тема – перековки уголовников. …все это подавалось как нечто – в масштабах общества – весьма оптимистическое, как сдвиги в сознании людей, как возможность забвения прошлого, перехода на новые пути. …Звучит наивно, но так оно и было”.

Одновременно усиливался контроль над творческой деятельностью всего Союза и отдельных его членов. Возрастала роль цензора и редактора во всех областях культуры. Многие крупнейшие явления русской литературы оставались скрытыми от народа, в том числе романы Михаила Булгакова и Василия Гроссмана, произведения писателей зарубежья - Ивана Бунина, В. Ходасевича, и творчество репрессированных писателей - Николая Гумилева, Осипа Мандельштама. Еще в начале 1930-х годов Сталин назвал пьесу М.Булгакова “Бег” антисоветским явлением, попыткой “оправдать или полуоправдать белогвардейское дело”, грубые и оскорбительные отзывы Сталин позволил себе и в адрес такого, казалось бы, тесно связанного с партией и всей истории революции и гражданской войны поэта, как Демьян Бедный. Однако в 1930-1931 годах Сталин назвал его “перетрусившим интеллигентом”, который плохо знает большевиков, и этого оказалось достаточно, чтобы перед Д. Бедным закрылись двери большинства редакций и издательств.

В эти же годы наступает расцвет советской детской литературы. Этому в немалой степени способствовало то, что именно в детскую литературу ушли многие художники и писатели, чье творчество “не вписывалось” в жесткие рамки социалистического реализма. Детская литература рассказывала об общечеловеческих ценностях: о доброте и благородстве, о честности и милосердии, о семейных радостях. Несколько поколений советских людей выросло на книгах К.И. Чуковского, С.Я. Маршака, А.П. Гайдара, С.В. Михалкова, А.Л. Барто, В.А. Каверина, Л.А. Кассиля, В.П. Катаева.

Таким образом, период с 1932-го по 1934-ый в СССР явился решающим поворотом в сторону тоталитарной культуры:

1. Был окончательно отстроен аппарат управления искусством и контроля над ним.

2. Обрела окончательную формулировку догма тоталитарного искусства - социалистический реализм.

3. Была объявлена война на уничтожение всем художественным стилям, формам, тенденциям, отличающимся от официальной догмы.

Иначе говоря, в художественную жизнь вошли и полностью определили её три специфических феномена, как главные признаки тоталитаризма: организация, идеология и террор.

Политика государства в области литературы во второй половине 30-х годов.

Многие надеялись, что ликвидация РАПП и некоторых других группировок и образование единого Союза писателей создаст новую атмосферу в культурной жизни страны и положит конец сектантско-догматическим ограничениям. Этим надеждам не суждено было сбыться. В условиях растущего бюрократического централизма и культа Сталина создание Союза советских писателей позволило усилить контроль за работой деятелей литературы, усилить давление на их личность и творчество, та же участь постигла и других деятелей искусства. Сложившаяся в стране к середине 30-х годов система политического контроля в области культуры и общественного сознания представляла собой сложное образование, в котором Агитпроп ЦК ВКП(б), НКВД и Главлит существовали в тесном контакте и взаимодействии. Образованный в 1936 году Комитет по делам искусств при СНК СССР наряду с чисто административно-хозяйственной деятельностью также выполнял цензурно-контролирующие функции, как, впрочем, и многие другие государственные и общественные организации. Каждое ведомство отдельно и вся система вместе, взаимно проверяя друг друга на “чистоту” критериев и тщательность поиска антисоветчины, в результате перекрестного информирования действовали максимально эффективно.

Произведя организационную унификацию в литературе, сталинский режим принялся за унификацию стилистическую и идеологическую. Авторская позиция начинает вытесняться обязательной для всех партийной точкой зрения. В концепции героя, как она складывалась в 30-40-е г.г., стал преобладать нормативизм, навязанный властными структурами: “Было совершено покушение на историческую органику - процесс саморазвития художественной мысли, “естественную” логику творческих исканий”.

Монистическая концепция литературного развития соответствовала тоталитарности политического режима. Социалистический реализм вскоре был объявлен “высшим этапом в художественном развитии человечества”. Партийная элита во главе со Сталиным стремится выдвинуть на руководящие литературные посты писателей-коммунистов.

При этом с 1934 года характер жизни и культуры заметно изменился. Страну готовят к большой “последней” войне - агрессивной и победоносной. Тем временем идут локальные войны: на Дальнем Востоке отбиты нападения Японии на озере Хасан и в Монголии, на западе присоединены Балтийские страны, Молдавия, восточные области Польши, где жило много украинцев и белорусов, шла кровопролитная, малоудачная война с Финляндией. В период 1934 - 1940 годов запускается на полную мощность аппарат репрессий, идут процессы бывших соратников Сталина, теперь их объявляют “врагами народа” и агентами иностранных разведок. Среди этих людей крупные хозяйственники, некогда спасшие Россию от голода и разрухи, верхушка военного командования, лучше, чем Сталин, представлявшая себе будущую войну. Миллионы арестованных людей заполняют трудовые лагеря ГУЛАГа, они завершают грандиозные стойки электростанций, каналов, военных заводов. Одновременно идет мощная идеологическая обработка народных масс, живущих на грани нищеты. Главную роль в этой обработке играет культура. С 1933 по 1939 годы - шесть лет - шла очень активная антифашистская пропаганда. Сотни книг вышло на эту тему, книг антифашистского содержания. Но в 1939 году, после заключения пакта, пропагандистская машина повернулась на 180 градусов, и вчерашние враги стали нашими. не то, чтобы друзьями, но, во всяком случае, о них уже не позволялось писать плохо. С середины 30-х годов официальная пропаганда стала проповедовать “новую мораль”, сущностью которой стало утверждение “строгости нравов” и жёсткое дисциплинирование людей, прежде всего молодёжи. Вновь вспомнили о традиционных российских ценностях: патриотизме, крепкой семье, заботе о подрастающем и старшем поколениях. Возрождался русский национализм, пропагандировалась русская история и культура. Отмечая, что подобная мораль характерна для тоталитарных режимов, Троцкий писал, что “многие педагогические афоризмы и прописи последнего времени могли бы казаться списанными у Геббельса, если б сам он не списал их в значительной мере у сотрудников Сталина”.

Р. Медведев пишет: Об обстановке в Советском Союзе можно судить по многим обстоятельствам, связанным с поездкой по нашей стране летом 1936 г. крупнейшего французского писателя Андре Жида. …В своей поездке Андре Жид должен был следовать по заранее определенному маршруту. Он часто выступал, однако все его речи подвергались строгой цензуре. Так, например, из речи, которую Андре Жид готовился прочесть в Ленинграде, был удален следующий “крамольный” абзац:

“После торжества революции искусство всегда в опасности, так как оно может стать ортодоксальным. Триумф революции прежде всего должен дать искусству свободу. Если оно не будет иметь полной свободы, оно потеряет всякую значимость и ценность. А так как аплодисменты большинства означают успех, то награды и слава будут уделом лишь тех произведений, которые читатель может понять с первого раза. Меня часто беспокоит мысль, не чахнут ли в неизвестности где-нибудь в СССР новые Китс, Бодлер или Рэмбо, которых не слышат из-за их силы и своеобразия”.

Став, говоря словами Ленина, колесиком и винтиком административной системы, соцреализм сделался неприкасаемым, догмой, ярлыком, обеспечивающим существование или “несуществование” в литературном процессе. Показательна в этом отношении статья о литературной группе “Перевал”, появившаяся в энциклопедическом издании в 1935 году. Борьба “Перевала” против бытовизма, натурализма, конъюнктуры, иллюстративности была расценена как сознательное наступление на пролетарскую литературу. “Художественное творчество, - писал автор статьи А. Прозоров, - перевальцы толковали откровенно-идеалистически, как некий сверхразумный, интуитивный, стихийно-эмоциональный, в основном подсознательный процесс… Неисторический, внеклассовый, “гуманистический” подход к действительности неоднократно приводил перевальцев в их творчестве к примиренчеству по отношению к классовому врагу”. Произведения традиционного реализма, если они не содержали видимых отступлений от принятой идеологии, подверстывали к соцреализму (А.М. Горького, А.H. Толстого, Н.А. Островского, А.С. Макаренко, М.В. Исаковского, Б.Л. Горбатова, Д. Бедного, А.Е. Корнейчука, Н.Ф. Погодина и др.), а не реалистические - даже романтическую прозу А.Грина, К.Паустовского рассматривали как явление периферийное, не достойное занимать место в истории литературы. Именно поэтому, чтобы спасти того или иного писателя, оградить его не только от размаха критической дубинки, но и от возможных административных последствий, литературоведы спешили произнести спасительную формулу: имярек является ярким представителем социалистического реализма, подчас даже не задумываясь о смысле сказанного. Такая атмосфера способствовала конъюнктурности, снижению уровня художественности, поскольку главным была не она, а способность быстро откликнуться на очередной партийный документ.

Р.Медведев пишет: “В малейших неточностях формулировок пытались найти “вражеские влияния”, под видом реводюционной бдительности культивировались сектантская ограниченность, нетерпимость и грубость. Вот, например, какой разумный совет давался в одной из стенных газет Института журналистики: “Коллеги газетчики, читатель умоляет вас не наставлять его, не поучать, не призывать, не понукать, а толково и ясно рассказать ему, изложить, объяснить, - что, где и как. Поучения и призывы из этого вытекают сами”. А вот что говорилось по поводу этого совета в специальной резолюции собрания Института журналистики: “Это – вреднейшие буржуазные теории, отрицающие организаторскую роль большевистской печати, и они должны быть окончательно разгромлены”.

В 1936 году развернулась “дискуссия о формализме”. В ходе “дискуссии” посредством грубой критики началась травля тех представителей творческой интеллигенции, эстетические принципы которых отличались от “социалистического реализма”, ставшего общеобязательным. Под шквал оскорбительных выпадов попали символисты, футуристы, импрессионисты, имажинисты и пр. Их обвиняли в “формалистических вывертах”, в том, что их искусство не нужно советскому народу, что оно уходят корнями в почву, враждебную социализму. По существу “борьба с формализмом” имела целью уничтожить всех тех, чей талант не был поставлен на службу власти. Вспоминая 1935 год, Илья Эренбург писал: “На собраниях театральных работников поносили Таирова и Мейерхольда… Литературные критики вначале обличали Пастернака, Заболоцкого, Асеева, Кирсанова, Олешу, но, как говорят французы, аппетит приходит во время еды, и вскоре в “формалистических вывертах” оказались виновными Катаев, Федин, Леонов, Вс. Иванов, Лидин, Эренбург. Наконец, дошли до Тихонова, Бабеля, до Кукрыниксов. …Киноработники взялись за Довженко и Эйзенштейна…”.

Многие деятели литературы были репрессированы.

“Врагами народа” и троцкистами были объявлены Б.А. Пильняк (с которым у Сталина были давние счеты) и молодая писательница Г. Серебрякова. Была арестована и около двух лет томилась в тюрьме О. Берггольц, которую обвиняли в двурушничестве и “троцкистско-авербаховском уклоне”. Вот как отразила это событие областная газета “Кировская правда”: “22 мая состоялось собрание писателей и журналистов г. Кирова. Доклад о борьбе с троцкистскими и иными двурушниками в литературе сделал тов. Алдан, который рассказал собранию о двурушнических делах троцкистки-авербаховки Ольги Берггольц… В 1934 году Берггольц написала повесть “Журналисты”, где беззастенчиво оклеветала нашу советскую действительность, советских журналистов. Герой этой повести Банко - двурушник, фашистский молодчик, в повести выведен как положительный тип, как образец советского журналиста”. В 1936-1939 годах были арестованы и погибли И.Э. Бабель, О.Мандельштам, Л.Л. Авербах, А.К. Воронский, М. Кольцов и многие другие писатели, драматурги, поэты, критики. Был арестован, но остался в живых крупный литературовед Ю.Г. Оксман. Большие потери понесли писательские организации в республиках. По вымышленным обвинениям были расстреляны такие известные русские поэты, как Николай Клюев, Петр Орешин, Сергей Клычков, Василий Наседкин, Иван Приблудный.

Крупные потери понесла и молодая литература. К. Симонов вспоминал: “Среди молодых, начинающих литераторов, к которым примыкала и среда Литературного института, были аресты, из них несколько запомнившихся, в особенности арест Смелякова, которого я чуть-чуть знал, больше через Долматовского, чем напрямую. Было арестовано и несколько студентов в нашем Литературном институте”.

Находясь в тюрьме, продолжал писать стихи Бруно Ясенский; одно из них ему удалось передать друзьям.

…Над миром бушует войны суховей,

Тревожа страну мою воем гнусавым,

Но мне, заключенному в каменный саван,

Не быть в этот миг средь ее сыновей…

Но я не корю тебя, Родина-мать,

Я знаю, что, только в сынах разуверясь,

Могла ты поверить в подобную ересь

И песню мою, как шпагу сломать.

…Шагай, моя песня, в знаменном строю,

Не плачь, что так мало с тобой мы пожили.

Бесславен наш жребий, но раньше ли, позже ли

Отчизна заметит ошибку свою.

Отчизна “заметила ошибку свою” слишком поздно. Все перечисленные выше и многие другие писатели были реабилитированы только через 18 лет после того, как Б. Ясенский написал это стихотворение. При этом даже архивы почти всех арестованных литераторов были изъяты после ареста и уничтожены после вынесения приговора.

И все же, какой была советская литература в этот непростой, даже трагический период своего развития? С одной стороны - полное господство официальной пропаганды, сталинской идеологии. Слова о подъеме страны, о единстве, о поддержке народом всех партийных начинаний и указаний, постоянные единодушные голосования, на которых смешивали с грязью известных, уважаемых людей. Общество (в том числе и деятели литературы) задавлено, задушено. А с другой стороны, на другом полюсе, но в том же самом мире - живые, думающие, все понимающие люди. В обществе, в литературе не заглохла, не замерла духовная жизнь.

Можно много и долго говорить о том, как эта вторая, скрытая сторона советской действительности выразилась в подцензурной литературе, особенно, конечно, в детской. Там, за шуточкой, за усмешечкой взрослый читатель вдруг почует что-то совсем не детское. Например, кто в клетке - звери или те, кто смотрит на них через решетку. и т.д. На эту тему были строки и у Маршака, и у Зощенко (“в клетке легче дышится, чем среди советских людей” - Жданов о рассказе Зощенко).

Г.В. Жирков даже выступает с похвалой цензуре за то, что она породила эзопов язык и способного воспринять его “активного”, “думающего и додумывающего” читателя. Не будучи согласны с автором в таком оптимистичном понимании цензуры, отметим, что явление метафоры, “эзопова языка” все же имело место в рассматривемый нами период.

Весьма интересно с этой точки зрения домашнее стихотворство, разные пародии и эпиграммы, расходившиеся по друзьям и знакомым. Например, замечательный поэт Н. Олейников обращается с дружеским посланием к художнику Левину по поводу влюбления его в Шурочку Любарскую. Сплошная улыбка. И вдруг - трагические строки:

Страшно жить на этом свете,

В нем отсутствует уют,-

Ветер воет на рассвете,

Волки зайчика грызут.

Плачет маленький теленок

Под кинжалом мясника,

Рыба бедная спросонок

Лезет в сети рыбака.

Лев рычит во мраке ночи,

Кошка стонет на трубе,

Жук-буржуй и жук-рабочий

Гибнут в классовой борьбе. (1932).

Художник Юрий Анненков писал в своих воспоминаниях: “Доктор Живаго” является пока единственным, но бесспорным доказательством того, что живое, подлинное, свободное и передовое русское искусство, русская литература продолжают существовать в мертвящих застенках Советского Союза”. В.С. Бахтин, анализируя литературу, публицистику и фольклор 30-х годов, приходит к заключению, что кроме эмигрантской литературы, сохранившей традиции классической русской литературы и детской литературы, где метафорически выражались проблемы советского общества, существовал в литературе еще один, скрытый от глаз цензора пласт – политический фольклор. В.С. Бахтин пишет: “Итак, мы видим, что все основные слои русского народа в свободной, неподцензурной устной литературе, если не выступали против советского коммунистического режима прямо, то уж во всяком случае - осуждали его, видели его недостатки, жестокость, глупости. Это собственное искусство народа, его собственные оценки, высказанные без всяких посредников”.

Говоря о такой двойственности литературной жизни второй половины 30- годов, можно, конечно, сослаться на Николая Бердяева, который говорил о противоречивости и антиномичности России, о творчестве русского духа, двоящемся, как и русское бытие. Но дело все-таки не столько в особенностях России и русского духа, сколько в специфике репрессивной системы.

Заканчивая анализ политики партии в области литературы в 30-е годы, отметим, что советские публикации послесталинского периода, ссылаясь на ленинскую критику возвеличивания личности, осудили культ Сталина, процветавший в 30-е и 40-е годы, как не свойственное коммунистической идеологии явление. Культ личности якобы вообще противоречил самой природе коммунизма как движения и как системы. Но мы, вслед за Тапером, должны отметить, что возникновение культа личности Сталина определялось прежде всего общим культом “марксизма-ленинизма”, получившим наибольшее развитие после смерти Ленина, когда “некоторые из наиболее просвещенных (с точки зрения западной культуры) большевиков выражали свои эмоции особенно живо и горячо. Возможно, что редакционной статье Бухарина и недоставало ритуального ритма сталинской “клятвенной” речи (текст которой появился в “Правде” лишь 30 января), но зато ее эмоциональное воздействие было значительно сильнее, и она, по-видимому, в большей степени способствовала возникновениею культа Ленина. Этот культ в момент формирования представлял собою коллективное проявление партийных чувств к своему вождю”.

учебно -методическом комплексе дисциплины ... удается ... Ассоциация по сертификации «Русский ... по месту расположения (0,029 ), а также по ... использовали культуру Rhodococcus ...

О самообследовании основной образовательной программы (20)

Отчет

Контроля качества подготовки студентов отражены в учебно -методических комплексах по дисциплинам кафедры. Проведение заключительных тестовых опросов... htpp:) 1 18 18 13 Русский язык и культура речи Брауда Н.В. Русский язык и культура речи: етод.указания...

ЛЕТОПИСЬ ПЕЧАТИ ДАГЕСТАНА (2)

Библиографический указатель

... 09 ... 04 ... Учебно -методическое пособие по русскому языку по материалам текстов по ... 11-13  ... литературы : учебно -методический комплекс

И другие . Помимо литераторов, на съезд прибыли нарком просвещения РСФСР Андрей Бубнов , председатель ОСОАВИАХИМа Роберт Эйдеман , первый заместитель наркома обороны СССР Ян Гамарник .

Делегаты съезда приняли устав Союза писателей СССР ; основным методом советской литературы был признан социалистический реализм .

В течение нескольких лет после окончания съезда 220 его участников подверглись репрессиям .

Разговоры о необходимости создания писательской организации начались задолго до проведения самого мероприятия. По утверждению журналиста Александра Беляева, впервые эта идея была озвучена ещё в 1920-х годах, когда вышел в свет роман-антиутопия Евгения Замятина «Мы », в котором шла речь о контроле за литературой с помощью Института Государственных Поэтов и Писателей .

В апреле 1932 года вышло в свет постановление ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций», призванное объединить разрозненные писательские группы в монолитную структуру. Тогда же был создан оргкомитет Союза писателей (председатель Максим Горький), задачей которого стала подготовка съезда писателей . Из-за организационных проблем дата созыва съезда несколько раз переносилась; менялись имена докладчиков и темы для выступлений .

В мае 1934 года основные работы, связанные с подготовкой мероприятия, были возложены на Андрея Жданова . Тогда же секретно-политический отдел ГУГБ НКВД СССР начал собирать информацию о настроениях в литературном сообществе и готовить характеристики будущих делегатов .

По свидетельству участников, атмосфера напоминала большой праздник: играли оркестры, у входа в Колонный зал делегатов приветствовали толпы москвичей, на стенах Дома союзов были развешаны портреты Шекспира , Мольера , Толстого , Сервантеса , Гейне . Предприятия столицы - «Трёхгорка », метростроевцы , железнодорожники - направляли на съезд своих представителей с напутствиями и пожеланиями . Колхозники рекомендовали Михаилу Шолохову , чтобы в продолжении «Поднятой целины » Лукерья стала «ударницей коммунистического производства». Пионеры входили в зал с наставлениями: «Есть много книг с отметкой „хорошо“, / Но книг отличных требует читатель» .

Как вспоминала участница съезда Елена Хоринская , у делегатов была возможность в любой момент заказать машину для поездки по личным нуждам и бесплатно получить билеты на любые спектакли или концерты. Питание писателей было организовано в ресторане, расположенном неподалёку от Колонного зала .

Основной доклад был прочитан Горьким, который говорил о том, что коллективный писательский труд поможет авторам лучше узнать друга, «перевоспитаться в людей, достойных великой эпохи» . Часть его выступления была посвящена Достоевскому , которого Горький назвал «ненасытным мстителем за свои личные невзгоды и страдания» .

Его содокладчик Самуил Маршак рассказал делегатам о наказах от детей и напомнил, что для юных читателей нужно писать самые разные книги: научные, документальные, художественные .

Продолжительных аплодисментов удостоился и Исаак Бабель . Его речь была посвящена пошлости, которая в новую эпоху «уже не дурное свойство характера, а преступление». Поэт Николай Тихонов посвятил своё выступление ленинградским поэтам, на которых «наибольшее влияние» оказал Сергей Есенин .

Юрий Олеша, признав, что писатель вживается в образы своих героев, в том числе отрицательных, заметил, что «в художнике живут все пороки и все доблести» . Речь его казалась искренней; в дни съезда он верил, что «все сомнения, все страдания прошли». Спустя несколько дней после своего выступления он в приватной беседе сказал Эренбургу, что больше не сможет писать - «это было иллюзией, сном на празднике» .

Большой резонанс вызвал 24-страничный доклад Николая Бухарина ; его выступление, в котором цитировались стихи Бальмонта и Гумилёва , а Пастернак был назван первым из советских поэтов , стало поводом для полемики, в которой участвовали Александр Безыменский и Демьян Бедный .

Горький, который, как заметили некоторые делегаты, был в дни съезда очень болен , в своём заключительном слове поставил вопрос о создании в Москве «Театра классики». Кроме того, он обратил внимание на необходимость поддержки поэтов и прозаиков Восточной и Западной Сибири и высказал мысль о выпуске периодических альманахов с произведениями национальной литературы .

Пафосную обстановку мероприятия нарушали разговоры в кулуарах. Сотрудники НКВД зафиксировали реплики Бабеля о том, что «съезд проходит мёртво, как царский парад», и поэта Михаила Семенко , сказавшего, что из-за гладкой атмосферы ему хочется бросить в президиум «кусок дохлой рыбы» . Корней Чуковский впоследствии вспоминал о том, какую тоску в нём вызвал «этот съезд» .

Словосочетание «социалистический реализм», впервые появившееся на страницах «Литературной газеты» за два года до начала работы съезда, было на мероприятии одним из самых распространённых: о нём упоминалось почти во всех докладах, в том числе полемических. Так, Александр Фадеев выразил обеспокоенность в связи с тем, что повсеместное использование нового метода приведёт к созданию «сусальной литературы». Николай Бухарин призвал в рамках соцреализма сохранить творческую свободу поэтов и отказаться от «обязательных директив в этой области» .

Итог дискуссиям положил Горький, который в своём выступлении назвал целью соцреализма развитие творческих способностей человека «ради победы над силами природы» . В принятом на съезде уставе Союза писателей СССР социалистический реализм был признан основным методом советской литературы и советской критики, «требующим от художника правдивого, исторически-конкретного изображения действительности в её революционном развитии» .

Список иностранных литераторов, приглашённых на съезд, был составлен заранее - в него вошли писатели, в которых советский режим «был заинтересован» . Критерии, по которым выбирались зарубежные гости, были в основном сформулированы куратором мероприятия Андреем Ждановым: это люди, симпатизирующие СССР и социалистическому строительству. В их число вошли Луи Арагон , Мартин Андресен Нексё, Жан-Ришар Блок , Андре Мальро , Рафаэль Альберти .

Делегаты съезда приветствовали не только этих литераторов, но и тех, кто отсутствовал: Ромена Роллана , Анри Барбюса , Бернарда Шоу , Генриха Манна . С докладами выступали Андерсен-Нексё, призывавший художников «давать приют всем, даже прокажённым», и Андре Мальро, рассуждавший о том, что «фотография великой эпохи - это ещё не великая литература» .

Обслуживанием зарубежных гостей занимался «Интурист ». Политбюро рекомендовало этой структуре, находившейся под контролем НКВД, не только «обратить особое внимание на качество работы гидов, обеспечив при проведении экскурсий с интуристами толковые, исчерпывающие и политически выдержанные объяснения», но и «отменить по всей системе приём чаевых» .

В состав президиума Союза писателей СССР были избраны Максим Горький (председатель), Александр Афиногенов , Фёдор Гладков , Леонид Леонов , Александр Серафимович , Михаил Шолохов, Александр Фадеев, Лидия Сейфуллина , Илья Эренбург, Николай Тихонов . На местах начали создаваться региональные ячейки СП с необходимым аппаратом, правлением и председателями . У литераторов появилась возможность продвинуться по номенклатурной стезе и улучшить своё материальное положение: должностные оклады сотрудников Литфонда в 1935 году варьировались в диапазоне от 300 (секретарь правления) до 750 (директор) рублей откликнулся на слова Горького фразой:

К числу итогов съезда относится и растянувшееся на почти три десятилетия исключение Достоевского из истории русской литературы: после выступлений Горького и Шкловского автора «Бесов » стали называть изменником .

Финансовые итоги показали, что на эксплуатацию здания за две недели было потрачено 54 000 рублей. Питание одного делегата обходилось организаторам в 40 рублей (общая сумма - 300 000 рублей). Отдельная статья расходов была связана с подарками участникам, фотографированием, бесплатной подпиской на газеты и журналы - на эти нужды ушло более 34 000 рублей. В ситуации, когда средняя зарплата советского рабочего составляла 125 рублей, совокупные затраты на проведение съезда писателей превысили 1,2 миллиона рублей .

Вскоре после мероприятия в регионы начали поступать директивы о подготовке к выходу социально значимых произведений. По линии секции драматургов были направлены рекомендации более чем пятидесяти литераторам «о создании драматургических произведений, достойных великой даты 20-летия Октября» . Секретно-политический отдел ГУГБ НКВД СССР, отслеживая настроения писателей после возвращения домой, констатировал, что в регионах реакция на итоги съезда вялая, и литераторов больше интересуют собственные бытовые проблемы, нежели общественные вопросы .

Не остались без внимания и зарубежные гости, участвовавшие в работе съезда: по данным отдела печати и издательств ЦК, в 1935 году в Советском Союзе вышло в свет сто книг иностранных авторов; лидерами по тиражам стали Арагон, Барбюс, Мальро и другие литераторы, входившие в «номенклатурные списки „друзей“» СССР .

Несмотря на масштабную пропагандистскую работу, отдельные решения съезда долго оставались невыполненными. Так, идея создания Союза писателей РСФСР была воплощена в жизнь только в 1958 году ,

Глава 11.

ПЕРВЫЙ СЪЕЗД ПИСАТЕЛЕЙ

Сочинский отпуск Жданова был коротким - его ждало одно из наиболее значимых публичных мероприятий 1930-х годов. 17 августа 1934 года в Москве, в Колонном зале Дома союзов, открылось заседание Первого Всесоюзного съезда советских писателей. Присутствовал весь цвет литературы - в зале разместились все известные тогда и сейчас имена, перечислять их просто нет смысла.

582 делегата представляли все жанры литературы и все регионы большой страны. Среди них около двухсот русских (как тогда ещё писали - великороссов), около ста евреев и тридцати грузин, 25 украинцев, человек по двадцать татар и белорусов, 12 узбеков. Ещё 43 национальности представляли от десяти до одного делегата. Были представлены даже китайцы, итальянцы, греки и персы. В качестве гостей съезда присутствовало немало именитых зарубежных писателей.

Почти все - мужчины, всего несколько женщин. Средний возраст участников - 36 лет, средний литературный стаж - 13 лет. Половина - коммунисты и комсомольцы. По происхождению делегатов на первом месте выходцы из крестьян - таких чуть меньше половины. Четверть из рабочих, десятая часть из интеллигенции. Из дворян и служителей культа лишь несколько человек. Почти половина присутствующих не переживёт ближайшего десятилетия - попадёт под каток репрессий или погибнет на фронтах уже близкой войны…

В центре президиума две основные фигуры съезда - патриарх русской литературы, живой классик Максим Горький и секретарь ЦК Андрей Жданов. Пополневший, с круглой, наголо бритой головой, в пиджаке поверх косоворотки.

Замысел данного мероприятия возник в сталинском политбюро ещё в 1932 году. Первоначально съезд писателей намечался на весну 1933 года, но задача объединения всех литераторов СССР оказалась непростой. Во-первых, сами деятели литературы, как и во все времена, не слишком жаловали друг друга. Во-вторых, ощущавшие себя на коне все 1920-е годы «пролетарские» писатели, объединённые в РАПП, активно не желали лишаться своей политической монополии в области литературы. Однако показательная классовая борьба в литературе, по мнению партии, должна была закончиться. Наступило время для идеологической консолидации общества, отныне творческий потенциал всех литературных сил партия собиралась использовать для мобилизации народа на выполнение задач государственного строительства.

Поэтому лето 1934 года прошло для нового секретаря ЦК в хлопотах по подготовке и проведению Съезда писателей Советского Союза. В высшем руководстве ВКП(б) новичок Жданов слыл «интеллигентом». Кто-то из льстецов (а у человека на данном уровне таковые появляются уже неизбежно) вскоре даже назовёт его «вторым Луначарским». Это, конечно, лесть, но наш герой действительно выделялся на фоне остальных членов высшего советского руководства повышенным, даже демонстративным интересом к вопросам культуры и искусства вообще и к роли творческой интеллигенции в новом обществе в частности.

Имевший по тем меркам неплохое гуманитарное образование, Жданов не только интересовался всеми новинками литературы, музыки, кинематографа тех лет, но и пытался теоретически осмыслить вопросы о роли и месте интеллигенции в социалистическом государстве. Вспомним его первые статьи на эту тему в шадринской газете «Исеть» или «Тверской правде». Сталин, уделявший немало внимания вопросам новой советской культуры, направил интересы Жданова в практическое русло.

Первый писательский съезд выстроил достаточно эффективную систему государственного и партийного управления в данной области. При этом целью был не только тоталитарный контроль над пишущей братией - прежде всего требовалось сблизить литературу и всё ещё малограмотные народные массы. В новом сталинском государстве литература (впрочем, как и всё искусство) должна была стать не утончённым развлечением для пресыщенных «элитариев», а средством воспитания и повышения культуры всего народа. Средством прикладным - для дальнейшего более эффективного развития страны.

Сталин с горечью говорил о прошлом: «Россию били за отсталость военную, за отсталость культурную…» Культурная отсталость, как причина многих неудач и поражений русской цивилизации, не случайно названа одной из первых, сразу после военной. Задачами преодоления культурной отсталости и должен был заняться новый секретарь ЦК Жданов.

В 1930-1940-е годы наш герой будет требовать от творческих личностей и напряжения, и самоограничения разнузданных талантов - ясно, что не всем «гениям» это нравилось: ведь куда проще ковыряться в собственном мутном «я», вытаскивая из него нечто на потеху щедрой буржуазной публике.

Именно отсюда - из обоснованного национальными и государственными интересами давления Жданова на творческие таланты - и берут своё начало истоки той ненависти к нему в годы горбачёвской перестройки и истоки «чёрной легенды» о Жданове как о главном гонителе творческой интеллигенции.

Первый съезд писателей не только сформировал литературную политику «социалистического реализма» на десятки лет вперёд. Он задумывался и стал эффективным пропагандистским действом для внешнего мира. Тогда интеллигенция всей планеты пристально следила за событиями в СССР, а мероприятия, подобные писательскому съезду, ранее не имели даже близких прецедентов в мировой практике. Эту сторону съезда тоже организовывал товарищ Жданов.

15 августа 1934 года под руководством Жданова состоялось собрание партгруппы оргкомитета будущего Союза писателей, посвященное решению последних нюансов в подготовке съезда. Именно Жданов определил в общих чертах персональный состав президиума, мандатной комиссии и прочих органов съезда. Стенограмма сохранила его слова: «Съезд, очевидно, открывает Алексей Максимович» {177} .

Максим Горький и Андрей Жданов, как мы помним, были знакомы ещё с 1928 года, когда знаменитый писатель посещал свою родину и молодой руководитель края был гидом у знаменитого нижегородца. Именно при Жданове переименовали Нижний Новгород в Горький. Так что хорошие личные отношения с весьма непростым и знавшим себе цену человеком были ещё одной причиной назначения Жданова ответственным за успешное проведение Первого съезда писателей СССР.

Одной из задач Жданова было не допустить превращения съезда в демонстрацию и противостояние писательских амбиций и групп. Жданов потребовал, например, от рапповцев, чтобы литературные дискуссии на съезде не переходили, как у них повелось, в область политических обвинений. Были на съезде и формально аполитичные, по словам самого Жданова, «неисправимые скептики и иронизёры, которых так немало в писательской среде».

Набрасывая программу съезда, Жданов особо оговорил «поэтические» моменты: «Два доклада о поэзии. Этому вопросу мы отводим один день. Между прочим, драки по вопросам поэзии будет, вероятно, не мало…» {178}

Наш герой настойчиво советовал писателям обсуждать творческие вопросы «со страстью и жаром» и не погрязнуть в вопросах организационных, вопросах склочных… По мнению Жданова, съезд даст «чёткий анализ советской литературы во всех её отраслях», задачей же будущего союза станет воспитание многих тысяч новых писателей. По прикидкам Жданова, Союз писателей должен насчитывать 30-40 тысяч членов.

Открывая мероприятие 17 августа 1934 года, Жданов обратился к собравшимся с приветствием от ЦК ВКП(б) и СНК СССР. Через три дня его речь будет опубликована в «Правде» под заголовком «Советская литература - самая идейная, самая передовая литература в мире».

На фоне последовавших рассуждений о поэтике и романтике речь Жданова была весьма деловой и откровенной: «Наша советская литература не боится обвинений в тенденциозности. Да, советская литература тенденциозна, ибо нет и не может быть в эпоху классовой борьбы литературы не классовой, не тенденциозной, якобы аполитичной…» {179}

По сути, это была квинтэссенция советского подхода к литературе и по форме, и по содержанию: «В нашей стране главные герои литературного произведения - это активные строители новой жизни: рабочие и работницы, колхозники и колхозницы, партийцы, хозяйственники, инженеры, комсомольцы, пионеры. Наша литература насыщена энтузиазмом и героикой. Она оптимистична, так как она является литературой восходящего класса - пролетариата. Наша советская литература сильна тем, что служит новому делу - делу социалистического строительства».

В своем докладе Жданов от имени партии и правительства разъяснил суть одного из главных вопросов съезда: «…Правдивость и историческая конкретность художественного изображения должны сочетаться с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся людей в духе социализма. Такой метод художественной литературы и литературной критики есть то, что мы называем метод социалистического реализма».

По озвученному Ждановым мнению ЦК партии, советская литература должна соединять «самую трезвую практическую работу с величайшей героикой и грандиозными перспективами».

Заранее опровергая возможные возражения о несовместимости литературной романтики с реализмом, тем более социалистическим, ЦК и Совнарком вещали устами Жданова: «…Романтика нового типа, романтика революционная - вся жизнь нашей партии, вся жизнь рабочего класса и его борьба заключаются в сочетании самой суровой практической работы с величайшей героикой и грандиозными перспективами. Это не будет утопией, ибо наше завтра подготовляется планомерной сознательной работой уже сегодня».

Как бы дополняя известное выражение Сталина, товарищ Жданов пояснил: «Быть инженерами человеческих душ - это значит активно бороться за культуру языка, за качество произведений. Вот почему неустанная работа над собой и над своим идейным вооружением в духе социализма является тем непременным условием, без которого советские литераторы не могут переделывать сознания своих читателей и тем самым быть инженерами человеческих душ». Надо «знать жизнь, уметь её правдиво изобразить в художественных произведениях, изобразить не схоластически, не мёртво, не просто как объективную реальность, а изобразить действительность в её революционном развитии».

Не обошлось и без характерных для стиля эпохи оборотов: «Товарищ Сталин до конца вскрыл корни наших трудностей и недостатков. Они вытекают из отставания организационно-практической работы от требований политической линии партии и запросов, выдвигаемых осуществлением второй пятилетки» {180} .

Характерны и слова о том, что «наш писатель черпает свой материал из героической эпопеи челюскинцев», что «для нашего писателя созданы все условия», что «только в нашей стране литература и писатель подняты на такую высоту», призыв к овладению «техникой дела» и т. д. И, конечно, слова о «знамени Маркса - Энгельса - Ленина - Сталина», победа которого и позволила созвать этот съезд. «Не было бы этой победы, не было бы и вашего съезда», - под дружные аплодисменты заявил Жданов, завершая эту партийную директиву советским писателям.

При всём «пролетарском» энтузиазме, искренне любивший русскую классическую литературу наш герой призвал писателей при создании «социалистического реализма» не забывать и литературное наследие русского прошлого. Что же касается советской литературы 1930- 1940-х годов, показателен факт - Жданова на съезде и позднее поддерживали писатели, которым не нашлось места в нынешней России, в которой история литературы той эпохи в основном представлена теми, кто сейчас воспринимается как антисоветчики. Книги и имена соратников Жданова по «литературному фронту» - например, Леонида Соболева или Петра Павленко - по сути, недоступны современным читателям.

Опять вспоминаются слова нашего героя на писательском съезде - «нет и не может быть в эпоху классовой борьбы литературы не классовой, не тенденциозной, якобы аполитичной…». Только сейчас в этой классовой борьбе у нас победил класс «эффективных собственников».

Первый Всесоюзный съезд писателей продолжался две недели. Естественно, основными его участниками и выступающими были литераторы. Но помимо Жданова на съезде выступили ещё два известных политика тех лет - Николай Бухарин и Карл Радек. Оба представляли политические группировки, находившиеся у руля в 1920-е годы. Оба были талантливыми и плодотворными публицистами, в годы своего политического взлёта пытались активно воздействовать на литераторов Советской России.

В отличие от сухого и сугубо делового, по сути, директивного выступления Жданова бывший член ЦК Бухарин на съезде прочёл обширный доклад на тему «О поэзии, поэтике и задачах поэтического творчества в СССР» с цитатами аж из Августина Блаженного, ссылками на древнекитайские трактаты и арабских мудрецов. Бухарин активно продвигал в лучшие советские поэты Пастернака, гнобил Есенина и критиковал Маяковского, которого прочил в лучшие советские поэты Сталин.

Присутствие на писательском съезде Бухарина и Радека было отголосками на «литературном фронте» той политической борьбы, которая все годы после смерти Ленина шла в верхах СССР Надзор за этой подковёрной вознёй тоже был одной из деликатных задач Жданова на съезде. Многие из делегатов не без внутреннего злорадства наблюдали за литературными экзерсисами падавшего с Олимпа Бухарина.

Накануне завершения съезда, в последнее летнее утро 1934 года, в кабинете заместителя заведующего отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) раздался телефонный звонок. Хозяин кабинета, 33-летний Александр Щербаков, подняв трубку, услышал странный голос: «Кто у телефона?»

А кто спрашивает? - немного удивился уже привыкший к начальственной власти Щербаков.

А всё-таки кто у телефона? - не унимался странный голос.

Наконец, хозяин кабинета услышал в трубке знакомый голос Кагановича, который весело сообщал кому-то, вероятно, рядом сидящему: «Не говорит и думает, какой это нахал так со мной дерзко разговаривает».

Это ты, Щербаков? - продолжил уже в трубку Каганович.

Я, Лазарь Моисеевич.

Значит, узнал меня?

Ну, заходи сейчас ко мне.

В кабинете Кагановича Щербаков увидел смеющегося Жданова: «Что, разыграл я вас?» Именно новый секретарь ЦК, изменив голос, звонил своему старому знакомому. Все усмехнулись незамысловатой шутке и тут же перешли к деловому тону. «Вот какое дело, - обратился Жданов к Щербакову, - мы вам хотим поручить работу, крайне важную и трудную, вы, вероятно, обалдеете, когда я вам скажу, что это за работа. Мы перебрали десятки людей, прежде чем остановились на вашей кандидатуре» {181} .

В 1920-е годы Щербаков много лет проработал в Нижегородском крайкоме под руководством Жданова и теперь слушал старого знакомого, пытаясь сообразить, куда его могут отправить. Как заместитель завотделом руководящих партийных органов ЦК, он прекрасно знал, где требуется усиление кадров - Восточный Казахстан, Урал или даже Совнарком. Вступивший в ряды большевиков семнадцатилетним юношей, Щербаков был готов, не колеблясь, выполнить любой приказ партии. Но предложение стать секретарём Союза писателей показалось молодому чиновнику ЦК розыгрышем почище телефонного.

«Несколько минут соображал, что это значит, - запишет в дневнике Щербаков, - а затем разразился каскадом "против"… Сейчас же мне было предложено пойти на съезд, начать знакомиться с писательской публикой».

Щербаков дисциплинированно выполнил приказание партийного начальства и отправился в Колонный зал Дома союзов. Писатели его не вдохновили, в дневнике появилась запись: «На съезде был полчаса. Ушёл. Тошно» {182} .

Расстроенного Щербакова тут же вызвали в кабинет другого всесильного члена политбюро, Молотова. «Я литературой занимаюсь только как читатель», - волновался в ответ на уговоры начальства Щербаков. Совместными усилиями Жданов, Молотов и Каганович «уломали» младшего товарища. Вечером Жданов повёз обречённого Щербакова на дачу к Горькому. Будущий номенклатурный секретарь Союза писателей СССР живому классику понравился - и прежде всего именно отсутствием литературных амбиций.

Вся эта история показывает, что отношения на самой вершине власти тогда были ещё далеки от заскорузлого бюрократизма, а молодые, даже самые амбициозные руководители тех лет не были беспринципными карьеристами, которым без разницы, где начальствовать.

Сохранилось рукописное письмо Жданова, направленное Сталину в тот же день, 31 августа 1934 года {183} . Его наш герой готовил тщательно, фактически как неформальный отчёт о своей работе. Черновик письма, который Жданов стал набрасывать ещё 28 августа, тоже остался в архивах {184} , поэтому интересно сравнить его с законченным вариантом письма.

«На съезде писателей сейчас идут прения по докладам о драматургии, - писал Жданов в черновике. - Вечером доклад Бухарина о поэзии. Думаем съезд кончать 31-го. Народ уже начал утомляться. Настроение у делегатов очень хорошее. Съезд хвалят все вплоть до неисправимых скептиков и иронизёров, которых так немало в писательской среде.

В первые два дня, когда читались доклады по первому вопросу, за съезд были серьёзные опасения. Народ бродил по кулуарам, съезд как-то не находил себя. Зато прения и по докладу Горького, и по докладу Радека были очень оживлённые. Колонный зал ломился от публики. Подъём был такой, что сидели без перерыва по 4 часа и делегаты не ходили почти. Битком набитая аудитория, переполненные параллельные залы, яркие приветствия, особенно пионеров, колхозницы Смирновой из Московской области здорово действовали на писателей. Общее единодушное впечатление - съезд удался».

Итоговый вариант письма от 31 августа начинался так: «Дела со съездом советских писателей закончили. Вчера очень единодушно избрали список Президиума и Секретариата правления… Горький вчера перед пленумом ещё раз пытался покапризничать и навести критику на списки, не однажды с ним согласованные… Не хотел ехать на пленум, председательствовать на пленуме. По-человечески было его жалко, так как он очень устал, говорит о поездке в Крым на отдых. Пришлось нажать на него довольно круто, и пленум провели так, что старик восхищался единодушием в руководстве.

Съезд вышел хорош. Это общий отзыв всех писателей и наших, и иностранных, и те и другие в восторге от съезда.

Самые неисправимые скептики, пророчившие неудачу съезду, теперь вынуждены признать его колоссальный успех…

Больше всего шуму было вокруг доклада Бухарина, и особенно вокруг заключительного слова. В связи с тем, что поэты-коммунисты Демьян Бедный, Безыменский и др. собрались критиковать его доклад, Бухарин в панике просил вмешаться и предотвратить политические нападки. Мы ему в этом деле пришли на помощь, собрав руководящих работников съезда и давши указания о том, чтобы тов. коммунисты не допускали в критике никаких политических обобщений против Бухарина. Критика, однако, вышла довольно крепкой. В заключительном слове Бухарин расправлялся со своими противниками просто площадным образом… Формалист сказался в Бухарине и здесь. В заключительном слове он углубил формалистические ошибки, которые были сделаны в докладе… Я посылаю Вам неправленую стенограмму заключительного слова Бухарина, где подчёркнуты отдельные выпады, которые он не имел никакого права делать на съезде. Поэтому мы обязали его сделать заявление на съезде и, кроме того, предложили переработать стенограмму, что им и было сделано».

По этому поводу сохранилась записка Бухарина Жданову, сделанная на бланке «Известий» (бывший лидер оппозиции был тогда редактором этой второй газеты в СССР). В своей записке Бухарин весьма почтителен к новому секретарю ЦК: «Дорогой А. А.! Ради бога, прочти поскорее… Я выправил все резкие места. Я очень прошу тебя прочесть noci opee, чтоб обязательно дать в газету сегодня. Иначе - прямо скандал. Привет. Твой Бухарин» {185} . По итогам этого обращения к Жданову 3 сентября 1934 года в «Правде» было напечатано заключительное слово Бухарина на съезде советских писателей «по обработанной и сокращённой автором стенограмме».

Но вернёмся к письму нашего героя Сталину от 31 августа. «Больше всего труда было с Горьким, - рассказывает старшему товарищу Жданов. - В середине съезда он ещё раз обратился с заявлением об отставке. Мне было поручено убедить его снять заявление, что я и сделал… Всё время его подзуживали, по моему глубочайшему убеждению, ко всякого рода выступлениям, вроде отставок, собственных списков руководства и т. д. Всё время он говорил о неспособности коммунистов-писателей руководить литературным движением, о неправильных отношениях к Авербаху и т. д. В конце съезда общий подъём захватил и его, сменяясь полосами упадка и скептицизма и стремлением уйти от "склочников" в литературную работу».

От литературных вопросов Жданов тут же переходит к сугубо деловому описанию проблем Наркомата торговли и Наркомата пищевой промышленности: «Мы разработали проект структуры НКТорга и НКПищепрома и предложения по составу начальников управлений. Кроме того, мы передали НКТоргу из НКСнаба Союзплодовощ, т. е. все заготовки овощей. Что касается Наркомпищепрома, то здесь основным предметом спора были вопросы о передаче в ведение Наркомпищепрома ряда предприятий кондитерской, жировой, парфюмерной и пивоваренной промышленности, которые до сих пор находились в ведении на местах…»

Примечательно, что некоторые, расцветшие в 1990-е годы исследователи культурной политики того времени пытались даже по этому поводу вставить советскому руководству очередную шпильку - «Жданов в письме к Сталину рассказывает о писателях и о торговле, не переводя дыхания» {186} . Вряд ли авторы подобных сентенций сами разговаривают о литературе исключительно стоя и в смокинге, при искреннем убеждении, что булки и овощи растут на городском рынке. Союзплодовощ, Брынзотрест и Союзвинтрест, идущие в ждановском письме сразу после Горького и прочих литераторов, отражают лишь всю сложность и напряжение того времени, когда буквально с нуля из бедной крестьянской страны во всех без исключения сферах жизни - от сельского хозяйства до литературы - форсировано создавалось развитое современное государство. Между прочим, именно Брынзотрест, то есть Союзный трест молочно-сыро-брынзоделательной промышленности, как раз в те годы впервые в нашей истории наладил массовое производство мороженого, ранее доступного лишь в дорогих ресторанах, - именно тогда большинство городских детей в нашей стране смогли впервые узнать его вкус.

В коротком постскриптуме к письму, связанном с «историческими» разговорами на даче Сталина, Жданов сообщает: «Конспекты по новой истории и истории СССР переделывают и на днях представят».

Сталин ответил Жданову короткой запиской через шесть дней: «Спасибо за письмо. Съезд в общем хорошо прошёл. Правда: 1) доклад Горького получился несколько бледный с точки зрения советской литературы; 2) Бухарин подгадил, внеся элементы истерики в дискуссию (хорошо и ядовито отбрил его Д. Бедный); а ораторы почему-то не использовали известное решение ЦК о ликвидации РАППа, чтобы вскрыть ошибки последней, - но, несмотря на эти три нежелательных явления, съезд всё же получился хороший» {187} . Во втором абзаце записки Сталин одобрил предложения Жданова по реформированию структуры наркоматов торговли и пищевой промышленности, посоветовав подчинить Наркомату внутренней торговли потребкооперацию и общественные столовые.

Таким образом, власть сочла прошедшее писательское мероприятие вполне успешным. Итогом завершившегося 1 сентября 1934 года съезда было не только организационное подчинение литературы партийной власти и формирование писательского сообщества в масштабах всей страны - Союза писателей СССР. Съезд показал внутри страны и за рубежом демократизацию Советского государства - вместо страны, расколотой Гражданской войной на непримиримые классы, представало монолитное общество, объединённое в едином порыве социалистического строительства. Апогеем этой внешней демократизации и консолидации станет сталинская Конституция 1936 года…

Союз писателей СССР заменил собой все существовавшие до того объединения и организации писателей. Во главе союза встал Максим Горький, но непосредственное политическое руководство осуществлял «человек Жданова» - сотрудник ЦК Александр Щербаков.

В своём дневнике Щербаков упоминает разговор на даче Жданова, состоявшийся 30 октября 1934 года по поводу работы в Союзе писателей и отношениях с писателями. Щербаков приводит следующие характерные фразы нашего героя: «Буржуазной культурой надо овладеть и переработать её»; «Стремление Горького стать литературным вождём, его "мужицкая" хитрость - тоже должны быть приняты во внимание» {188} .

Успешно завершив съезд писателей, Андрей Жданов вновь тянет огромный воз текущей работы в политбюро. Так, именно к нему 4 сентября 1934 года обращается первый заместитель прокурора СССР Андрей Януарьевич Вышинский с представлением на самоуправство наркома внутренних дел Генриха Григорьевича Ягоды в работе судов при лагерях НКВД. Через месяц, 4 октября, Жданов входит в секретную комиссию политбюро по проверке жалоб на действия органов НКВД. До ноября он разбирает ведомственную склоку прокуратуры и грозного наркомата, в итоге новое постановление политбюро несколько ограничивает полномочия «органов» в судебной сфере.

Именно Жданову в октябре того года Сталин адресует короткие записки с просьбой продлить ему отпуск: «Т-щу Жданову. Я более недельки прохворал насморком и потом гриппом. Теперь поправляюсь и стараюсь наверстать потерянное… Как Ваши дела? Привет! И. Сталин» {189} .

Напомним, что помимо прочего Жданов в ЦК отвечал и за сельское хозяйство. Рабочие документы ЦК ВКП(б) сохранили множество свидетельств кропотливой работы нашего героя в этой отрасли. Они слишком обширны и профессионально специфичны, но несколько отрывков из них для иллюстрации этой работы Жданова стоит привести.

Так, 26 ноября 1934 года в ходе доклада на пленуме ЦК по вопросам развития животноводства Жданов неожиданно затрагивает такую тему: «Один из самых трудных и серьёзных вопросов, это вопрос о комбайне и комбайнёре. Опыт текущего года показывает, что комбайн является незаменимой машиной на самом трудном участке с/х работ - на уборке хлеба. Ведь если совхозы в этом году убрались в основном без помощи колхозов, то в этом деле основной причиной является насыщенность совхозов комбайнами. Без этого совхозы стояли бы на мёртвом якоре. Колхозы также кровно заинтересованы в том, чтобы скорее и без потерь убраться. Вот почему мы должны сделать комбайн важнейшей машиной в сельском хозяйстве наряду с трактором, а может быть, и более важной.

…Необходимо комбайнёра сделать постоянным рабочим МТС, зачислить его в постоянные кадры, дать ему зарплату, значительно более высокую, чем в настоящее время, и дать ему вторую квалификацию с тем, чтобы он круглый год имел работу. Если он является комбайнёром, а стало быть и шофёром, то ему надо дать квалификацию либо слесаря, либо токаря, обеспечить ему достаточную зарплату и в период уборки, и в зимнее время. Нужно наградить лучших комбайнёров, чтобы создать у людей тягу к работе на комбайне…» {190}

Кстати, уже в 1935 году в СССР появится и движение стахановцев-комбайнёров, а в Кремле пройдёт их первое всесоюзное совещание.

7 декабря 1935 года на совещании в ЦК по вопросам сельского хозяйства в нечернозёмной полосе Жданов отмечает один из принципиальных именно для этого региона моментов: «Я забыл указать, что в деле поднятия урожайности исключительное значение мы придаём, и это указываем в резолюции, использованию всех видов удобрения - использовать навоз, торфоподстилки в деле внедрения севооборота, повышения урожайности льна, повышения урожайности колосовых. Поскольку лучшим средством является клевер… вопрос о внедрении посевов клевера приобретает исключительное значение, и мы его ставим очень серьёзно» {191} .

Это лишь два взятых практически наугад отрывка из внушительного документального наследия Жданова в качестве заведующего сельскохозяйственным отделом ЦК ВКП(б) - из всех сфер его разносторонней деятельности не самая известная, но важнейшая для жизни страны.

Работа Жданова в органах высшего руководства была связана с формальным нарушением Устава ВКП(б). Так, не будучи избран даже кандидатом в члены политбюро, Жданов стал принимать участие во всех заседаниях этого партийного органа и на равных голосовать по всем принимаемым решениям. Более того, ему, в отсутствие Сталина и Кагановича, приходится руководить текущей работой политбюро и подписывать оригиналы его постановлений. Однако в условиях 1930-х годов это формальное нарушение устава партии открытых возражений не вызвало.

Внешнее политическое спокойствие на вершинах кремлёвской власти, сменившее шумные и открытые политические баталии конца 1920-х, рухнет в один вечер 1 декабря 1934 года. В коридоре Смольного выстрелом в затылок будет убит первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Сергей Киров.

Где-то между пятью и шестью часами вечера, ближе к шести, из кабинета Кирова в Смольном в Москву, в ЦК по «вертушке» спецсвязи звонит старый знакомый нашего героя с тверских дней 1919 года, второй секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) Михаил Чудов. В это время у Сталина с трёх часов идёт совещание - присутствуют Молотов, Каганович, Ворошилов и Жданов. К аппарату спецсвязи подходит Каганович. Услышав сообщение об убийстве, он, опытный «царедворец», тут же прекращает разговор, лишь сказав, что сейчас сообщит Сталину и они сами свяжутся со Смольным.

Звонок Сталина следует буквально через минуту. В этот момент труп Кирова лежит рядом с телефоном на столе в его кабинете, у стола шестеро экстренно собранных ленинградских профессоров-медиков, констатировавших смерть. Сталин говорит с Чудовым, тот перечисляет медиков, среди них - грузин, хирург Юстин Джаванадзе. Сталин просит его к аппарату, они начинают говорить по-русски, потом, как это обычно бывает у соплеменников в экстренные моменты, переходят на родной грузинский… Всё это разворачивается на глазах нашего героя, Андрея Жданова, сын которого четыре месяца назад собирал с убитым ежевику. Всего три дня назад, 28 ноября, после пленума ЦК, перед отъездом Кирова в Ленинград, вся троица из-под «дуба Мамврийского» смотрела в МХАТе пьесу Булгакова «Дни Турбиных».

Гибель Кирова потрясла верхи власти, да и не только их. Несмотря на бурную и боевую историю, большевистская партия не знала подобных убийств с августа 1918 года, когда в разгар Гражданской войны в Москве и Питере прошла серия покушений на Ленина и других высших её руководителей. Вся внутриполитическая борьба до этого ограничивалась ссылками в провинцию, почётными синекурами или в крайнем случае высылкой из страны, как это было с Троцким.

Рано утром 2 декабря Сталин, Молотов, Ворошилов и Жданов были уже в Ленинграде. С ними большая свита - нарком НКВД Ягода, Ежов, Хрущёв, Вышинский и др. В коридорах Смольного, впереди московской делегации, демонстративно прикрывая собой Сталина, с наганом в руке шагает Генрих Ягода, нервно командуя встречным: «Лицом к стене! Руки по швам!»

Здесь, в Смольном, Жданов присутствует при допросе Сталиным убийцы Кирова, психически неуравновешенного Николаева. В тот же день наш герой включён в комиссии по организации похорон и сбору архива с документами убитого товарища.

По спекулятивной версии, Кирова «убил» Сталин - во-первых, потому, что был монстром и всех убивал; во-вторых, потому, что Киров якобы был его потенциальным соперником. Все серьёзные, претендующие на научность исследователи того периода или биографии Кирова, даже антисталинской направленности, считают подобную легенду маловероятной и необоснованной. Убитый глава Ленинграда был ближайшим соратником Сталина, одним из тех, на кого он опирался и мог опираться как в государственном строительстве, так и во внутриполитической борьбе. Именно Киров «завоевал» для Сталина Ленинград в весьма жёсткой борьбе с многолетним главой Петросовета, «политическим тяжеловесом» 1920-х годов Зиновьевым. Киров был одним из основных «моторов» индустриализации, в которой развитая промышленность города на Неве имела важнейшее значение для страны. Все «конфликты» Сталина и Кирова носили сугубо рабочий и приятельский характер - как это и бывает в реальной жизни у живых людей. К тому же Киров был и крайне необходим Сталину в ближайшем будущем. Поэтому потрясение вождя смертью соратника совсем не выглядит наигранным.

Тем не менее обстоятельства этого убийства настолько запутанны, что позволяют любые домыслы. Непосредственный убийца был лицом психически неуравновешенным, вполне способным на индивидуальный теракт по мотивам скорее психиатрическим, чем политическим. В то же время его связи тянулись к ещё многочисленным в Ленинграде сторонникам Зиновьева и даже иностранным посольствам. Вызывает вопросы и деятельность органов НКВД - там знали о подозрительном «интересе» будущего убийцы к Кирову. Само убийство тут же породило ворох показаний, доносов и сплетен, которые ещё более запутывали ситуацию. Крайне подозрительно воспринимается гибель в автомобильной аварии охранника Кирова, вызванного на допрос к Сталину 2 декабря, - она выглядит изощрённым убийством даже в представлении совсем не страдающего паранойей человека. Так что реальные обстоятельства гибели Сергея Кирова останутся тайной, очевидно, навсегда.

До нас через третьи руки дошла реакция на смерть Кирова Андрея Жданова. Со слов его сына, уже после 1945 года в разговоре с женой, когда речь в очередной раз зашла о смерти Кирова, на вопрос: «Что же это было?» - Жданов «резко и запальчиво» ответил: «Провокация НКВД!» {192}

Первая версия убийства, сразу же возникшая в Кремле ещё вечером 1 декабря, была связана с недавней Гражданской войной. Тем более что все основания для этого были - в конце 1920-х годов и летом 1934 года в Ленинграде и области действовали агенты РОВС и НТС, одной из целей которых и было убийство Кирова. Информация об этом подтвердилась документами НТС уже в 90-е годы минувшего века. Летом 1934 года спецслужбы СССР о нелегалах знали, но задержать их не сумели.

Однако первые допросы убийцы дали понять, что его связи тянутся отнюдь не к белым. Вне зависимости от версий, все исследователи сходятся в одном - Сталин по полной использовал громкое политическое убийство для окончательной ликвидации многочисленных остатков зиновьевской и троцкистской оппозиции.

4 декабря 1934 года Жданов в свите вождя СССР возвращается в Москву. На следующий день он в группе высших руководителей страны во главе со Сталиным стоит в почётном карауле у гроба в Колонном зале Дома союзов. Попрощаться с Кировым пришло более миллиона москвичей, из Ленинграда прибыла делегация численностью свыше тысячи человек.

Мария Сванидзе, родственница Сталина, близко знавшая вождя СССР, оставляет в личном дневнике запись о церемонии прощания: «На ступеньки гроба поднимается Иосиф, лицо его скорбно, он наклоняется и целует лоб мёртвого… Картина раздирает душу, зная, как они были близки, и весь зал рыдает, я слышу сквозь собственные всхлипывания всхлипывания мужчин. Также тепло заплакав, прощается Серго - его близкий соратник, потом поднимается весь бледно-меловой Молотов, смешно вскарабкивается толстенький Жданов…» {193}

Всю неделю до 10 декабря Жданов ежедневно, иногда по несколько раз, по многу часов проводит в кремлёвском кабинете Сталина. Именно в эти дни принято решение обрушить репрессии на зиновьевцев, тогда же возникает мысль о том, что именно Жданов сможет заменить покойного Кирова.

11 декабря наш герой снова уезжает в Ленинград, уже надолго. 15 декабря 1934 года открывается объединённый пленум Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), где Жданов выступает с докладом. Формально это отчёт о прошедшем в ноябре пленуме ЦК партии, фактически - речь нового главы города и области. В докладе Жданов вполне однозначно связывает бывших лидеров оппозиции с убийством Кирова. Как пишет очевидец, «атмосфера на пленуме была более чем напряжённой, в зале гробовое молчание - ни шёпота, ни шороха, и слышны только голоса выступающих товарищей» {194} .

Сам же Жданов по поводу своего нового назначения на пленуме выскажется так: «Я должен заявить здесь о том, что то доверие, которое ЦК партии и Ленинградская организация мне оказали… постараюсь оправдать и приложу все силы, чтобы с вашей поддержкой хоть на некоторую часть заменить покойного товарища Кирова, ибо заменить его совсем я не могу, товарищи» {195} . Из книги Публицистика автора Платонов Андрей Платонович

Анкета ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД ПРОЛЕТАРСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ 1. Фамилия, имя, отчествоПлатонов (Климентов) Андрей Платонович2. Возраст21 год3. Национальностьвеликоросс4. Где проживаете в настоящее время (точный адрес)Воронеж, Кольцовская, 25. Место рождения-приписки: губернии,

Из книги Пришвин автора Варламов Алексей Николаевич

Глава XXIV КЛУБОК ПИСАТЕЛЕЙ На процессах 1937 года приоткрылось еще одно до сих пор неясное обстоятельство – история с отравлением Горького.«В наше время тайны раскрываются гораздо раньше, чем можно ожидать этого, так вот конец Горького: думалось, я сам не раз говорил, что

Из книги Борис Пастернак автора Быков Дмитрий Львович

Глава XXVII Первый съезд. «Грузинские лирики»

Из книги Эпилог автора Каверин Вениамин Александрович

VIII. Первый съезд 1Четвертый съезд советских писателей газета «Унита», орган Итальянской коммунистической партии, назвала «съездом мертвых душ». Первый съезд, разительно не похожий на все последующие, можно смело назвать «съездом обманутых надежд».Я был членом

Из книги Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг. автора Петелин Виктор Васильевич

Ю.В. Бондарев, первый заместитель председателя правления Союза писателей РСФСР, секретарь правления Союза писателей СССР, лауреат Ленинской и Государственной премий Перечитывая «Тихий Дон»… Не «свирепый реализм», а редкостная искренность свойственна большим талантам

Из книги Склонен к побегу автора Ветохин Юрий Александрович

Глава 9. Литературное объединение начинающих писателей Подняв воротник своего плаща, я вышел из трамвая на Литейном проспекте и направился в сторону Невского. Был тоскливый сентябрьский вечер. Шел дождь и сильный ветер бросал в прохожих жухлыми листьями. Как всегда,

Из книги Даниил Андреев - Рыцарь Розы автора Бежин Леонид Евгеньевич

Глава седьмая ВСТРЕЧА В ЛАВКЕ ПИСАТЕЛЕЙ А теперь от завязки - к сюжету!Началось все с неожиданной встречи - где и когда? - да уж лет двадцать назад, еще при советском режиме, в одном из тех мест, где и положено было встречаться литераторам, - в книжной лавке на Кузнецком

Из книги Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе автора Щербаков Алексей Юрьевич

Записка Отдела культуры ЦК КПСС об итогах обсуждения на собраниях писателей вопроса «О действиях члена Союза писателей СССР Б.Л. Пастернака, несовместимых со званием советского писателя» 28 октября 1958 г. ЦК КПССДокладываю о собрании партийной группы Правления Союза

Из книги Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения автора Злобин Владимир Ананьевич

Третий Всесоюзный съезд советских писателей В понедельник, 18 мая с.г., в Большом Кремлевском дворце открылся Третий Всесоюзный съезд советских писателей. Ему предшествовали пятнадцать съездов «братских литератур» Советского Союза, и в их числе Учредительный съезд

Из книги Перед бурей автора Чернов Виктор Михайлович

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ В Петербурге. - Н. Д. Авксентьев и И. И. Фондаминский. - Разногласия в ПСР. - Первый съезд партии. - Перводумье. - Наша печать. - Д. И. Гуковский. Смерть Михаила Гоца. - Абрам Гоц в Б. О. - Побег Гершуни. - Азеф и генерал Герасимов. - Партия и Б. О. -

Из книги Бурная жизнь Ильи Эренбурга автора Берар Ева

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Разнобой в ПСР. - «Правые», «левые» и «левый центр». - А. Ф. Керенский. - Уход кадетских министров и заговор Корнилова. Демократическое Совещание. - Октябрь. - Четвертый съезд ПСР. - Откол «левых с. - р-ов». - Всероссийский съезд крестьянских

Из книги Страницы моей жизни автора Кроль Моисей Ааронович

Всеобщая мобилизация писателей: съезд в Москве… В мае 1933 года Эренбурги вместе с Андре и Кларой Мальро отправляются в Лондон, где садятся на пароход, доставивший их прямо в Ленинград: тем самым им удалось обойтись без немецких виз. Путешествие было трогательным. Оба

Из книги Евгений Шварц. Хроника жизни автора Биневич Евгений Михайлович

Глава 42. Иркутские эсеры развивают энергичную пропаганду и агитацию. Кипучая деятельность Комитета помощи амнистированным. Эсеры созывают крестьянский съезд. Роль П.Д. Яковлева на этом съезде. Майский съезд партии соц. – революционеров в Москве. Мои петроградские

Из книги автора

Съезд писателей СССР В начале июня 1934 года вышло постановление об образовании Союза Советских писателей. 14 июня Шварц с другими 139 литераторами Ленинграда был принят в этот Союз. 8 августа во Дворце Урицкого в преддверии Всесоюзного съезда писателей началась

Из книги автора

Съезд писателей 1954 год. Первый год без Сталина. Страх, который ещё недавно парализовал чуть ли не все народы Советского Союза, начал помаленьку рассеиваться. Наступало время переосмысления прошлого, следовало как-то перестраивать жизнь.Наметились некоторые перемены в

Становление и развитие советской литературы следует расценивать как сложный и противоречивый процесс. С одной стороны, богатая литературная культура России даже в условиях революционных потрясений, гражданской войны сумела выстоять, сохраниться как важнейший элемент духовной жизни страны. Безусловно, отряд литераторов поредел, многие из них покинули вздыбившуюся в революционном экстазе Россию. Другие остались, сплотившись в различные литературные объединения. Проявился талант целого ряда молодых писателей и поэтов. В 20-е годы прошлого столетия появились произведения, ставшие классикой отечественной литературы новейшего времени.

С другой стороны, новая власть и ее идеология подходили к литературе с утилитарных классовых позиций, с точки зрения целесообразности времени. Для них основополагающими в литературной политике оставались идеи ленинской статьи "Партийная организация и партийная литература", написанной еще в 1905 г. и вызвавшей негативную реакцию в литературных кругах страны. Вскоре после Октябрьской революции были предприняты попытки обособить пролетарских писателей и поэтов в единых творческих организациях, появился термин писатель-попутчик. Значительный ущерб литературе принесла деятельность Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП), присвоившей себе право поучать других литераторов, как и что писать, говорить от имени большевистской партии. По мере утверждения в СССР тоталитаризма в литературе не нашлось места инакомыслию, многообразию творческих методов, деятельности различных писательских и поэтических групп. В такой обстановке и был взят курс на подготовку и проведение всесоюзного съезда писателей, нацеленного на организацию единого творческого союза литераторов, с помощью которого можно было руководить литературой, контролировать ее.

В советской литературе вплоть до конца 80-х годов ХХ в. I Всесоюзный съезд советских писателей оценивался исключительно положительно. Так, Ершов Л.Ф. считал, что этот съезд продемонстрировал идейное содружество художников слова. "Это была блестящая победа нашей партии (ВКП (б) - В.М.) в одной из сложнейших областей идеологии - в области литературы".

Научные исследования, документальные публикации 90-х годов прошедшего века позволяют узнать много нового о подготовке и ходе работы писательского съезда 1934 г. Это прежде всего Стенографический отчет съезда и документальный сборник "Власть и художественная интеллигенция". Указанные и другие публикации наглядно показывают руководящую роль большевистской партии в процессе объединения писательских сил, в определении задач и творческих методов советской литературы. ВКП(б) отказалась от нейтральной (по крайней мере на словах) позиции в отношении различных творческих писательских группировок и т.д. Широкой читательской аудитории стали известны скрывавшиеся ранее подробности работы писательского съезда, творческие позиции писателей, все более разраставшийся конформизм их и т.д.

История организации Первого Всероссийского съезда советских писателей.

Важный шаг на пути создания ССП был сделан 23 апреля 1932 г., когда увидело свет Постановление ПБ ЦК ВКП(б) "О перестройке литературно-художественных организаций". Этим постановлением ликвидировались ассоциации пролетарских писателей (ВОАПП, РАПП) и намечался курс на объединение всех писателей, поддерживавших платформу Советской власти и стремящихся участвовать в социалистическом строительстве, в единый союз советских писателей с коммунистической фракцией в нем. Было принято также решение о разработке мер по проведению этого решения в жизнь. Вся подготовительная работа к съезду велась под бдительным контролем ПБ и ЦК ВКП(б).

В начале мая этого же года группа поэтов (Н. Асеев, А. Безыменский, А. Жаров, В. Инбер, М. Светлов и др.) направили в секретариат ВКП(б) письмо, в котором приветствовали курс партии на создание союза писателей. Одновременно они высказали опасение, что в новом союзе поэты, как и раньше, не будут допущены к руководству им, что и в новом союзе рапповцы будут верховодить: "Отдельные группы и товарищи пытаются смазать решение ЦК, пытаются представить дело так, что ничего не произошло, что изменилось лишь название союза, а не содержание его работы…Мы просим принять все меры к ликвидации таких тенденций, обещая ЦК самую горячую, самую активную поддержку в направлении борьбы с враждебными течениями и влияниями на советскую литературу, в направлении борьбы с кружковщиной, литературщиной, групповщиной и т.д".

7 мая 1932 г. появилось Постановление оргбюро ЦК ВКП(б) о мероприятиях по выполнению постановления ПБ ЦК ВКП(б) "О перестройке литературно-художественных организаций", утвердившее Оргкомитет Союза советских писателей по РСФСР в составе 24 человек. В него вошли: М. Горький (почетный председатель), И.М. Гронский (председатель союза и секретарь фракции ВКП(б) на съезде писателей), В.Я. Кирпотин (секретарь союза), А.А. Фадеев, Ф.И. Панферов, В.М. Киршон, А.С. Серафимович, А.И. Безыменский, В.В. Иванов, Л.Н. Сейфуллина, Л.М. Леонов и др. Аналогичные оргкомитеты создавались в национальных республиках. Все они объединялись в оргкомитет всесоюзной федерации советских писателей.

На своем первом заседании Президиум Оргкомитета ССП обратился в ЦК ВКП(б) с просьбой утвердить составы редколлегий ряда журналов: "На литературном посту", "Красная новь", "Октябрь", "Новый мир" и др.

Однако "мир" в среде литераторов после указанного выше постановления не был установлен. Об этом говорят, например, письма А.А. Фадеева Л.М. Кагановичу и В.М. Киршона И.В. Сталину и Л.М. Кагановичу в мае 1932 г. Видные члены РАППА жаловались на то, что они оказались не у дел, их критикуют за деятельность этой организация. Фадеев был не согласен с утверждением, будто он 8 лет потратил на какую-то групповщину и кружковщину и что он должен всенародно расписаться в этом на посмешище всем врагам пролетарской революции. В свою очередь, Киршон считал, что отстранение рапповцев от работы в редколлегиях журналов не приведет к консолидации коммунистов в литературном союзе: "В обстановке кампании, которую ведут против нас наши литературные противники, кричащие, что РАПП ликвидирован за ошибки РАППовского руководства, полное отстранение нас от работы в редакциях литературных журналов не может не быть воспринято как нежелание нашего участия в проведении линии партии на литературном фронте… Тов. Сталин говорил о необходимости поставить нас в "равные условия". Но при таком положении могут получиться не "равные условия", а разгром". И далее: "Работать в обстановке недоверия очень трудно и тяжело. Мы хотим давать большевистские произведения. Мы просим дать нам возможность вести работу на литературном фронте, исправить допущенные нами ошибки, перестроиться в новых условиях". Киршон просил оставить бывшим рапповцам журнал "На литературном посту". Партийное руководство учло просьбы рапповцев. В июне 1932 г. Секретариат ЦК ВКП(б) принял постановление "О литературных журналах". Ряд их был объединен. В частности, журнал "На литературном посту" слился с журналом "За марксистско-ленинское искусствознание" и "Пролетарской литературой" в одно издание. Киршон, Фадеев и другие рапповцы вошли в редколлегии ряда журналов.

Дата открытия съезда неоднократно переносилась. Первоначально он планировался на 1932 г., но ПБ ЦК ВКП(б) 27. 09.1932 г. отложило съезд до середины мая 1933 г. Однако и эта дата не была окончательной.

16 марта 1933 г. И. Гронский в докладной записке Сталину и Кагановичу отчитался о проделанной оргкомитетом съезда работе и внес ряд предложений, относящихся к предстоящему форуму писателей. Он считал, что переносить съезд с мая 1933 г на более поздний срок нет оснований и что уже сейчас (т.е. в марте 1933 г.) следует предпринять следующие шаги:
1. Утвердить порядок дня работы съезда и докладчиков.
2. Норму представительства на съезде. Предлагался следующий порядок работы съезда:
1. Вступительное слово Горького о задачах ССП.
2. Политический доклад (от ЦК ВКП(б)).
3. Отчет оргкомитета ССП (докл. И. Гронский).
4. Задачи советской драматургии (предлагался в качестве докладчика А.И. Стецкий - зав. отделом культпросветработы ЦК ВКП(б)
5. Устав ССП (докл. Субоцкий).
6. Доклад мандатной комиссии.
7. Выборы правления союза и ревизионной комиссии.

Норма представительства на съезд предлагалась такая: один делегат от 10 членов Союза. Таким образом, на съезд планировалось избрать 500-600 человек. Гронский предлагал заранее утвердить в ЦК ВКП(б) тезисы докладов и резолюций съезда.

Через несколько дней последовало постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) "О всесоюзном съезде писателей", зафиксировавшее новую дату созыва съезда писателей - 20 июля 1933 г. в Москве и по существу утвердившее все предложения Гронского. Заменен был лишь докладчик по советской драматургии. Намечался доклад зав. сектором художественной литературы ЦК ВКП(б) В.Я. Кирпотина и содоклады драматургов В. Киршона, Н Погодина и А. Толстого.

Однако по каким-то причинам съезд писателей в очередной раз был перенесен на 1934 г. Еще до съезда Политбюро приняло решение создать литературный фонд при писательском союзе, призванный улучшать культурно-бытовое обслуживание и материальное положение литераторов. Средства в фонд должны были поступать от издательской деятельности, театральных сборов, взносов членов Союза советских писателей.

С весны 1934 г. секретно-политический отдел ГУГБ НКВД СССР организовал регулярное информирование руководства наркомата и ЦК партии о настроениях в писательской среде, ходе выборов делегатов на съезд и т.д. В частности, накануне его правительственные верхи были проинформированы о составе делегаций писателей от разных регионов страны с характеристикой многих литераторов. По сути это были небольшие досье на участников съезда, в которых имелись сведения об их партийном прошлом, участии в националистических движениях и т.д.

Список делегатов включал 597 человек. Из них 377 человек имели решающий голос, 220-совещательный. Примечательно, что среди делегатов с решающим голосом 206 были членами ВКП(б) или кандидатами, 29 - членами ВЛКСМ и 142 - беспартийными. Средний возраст делегатов составлял около 36 лет, писательский стаж - около 13 лет. Таким образом, в работе съезда участвовали довольно молодые и профессиональные литераторы. Организаторов съезда устраивал и социальный состав делегатов. Около 70% из них были выходцами из рабочей и крестьянской среды

Разнообразным был жанровый состав участников писательского форума: прозаиков насчитывалось около 33%, поэтов - 19,2%, драматургов - 4,7%, литературных критиков - 12,7%, очеркистов - 2%, журналистов - 1,8%, детских писателей - 1,3% и т.д.

На съезде были представлены писатели и поэты 52 национальностей страны, в том числе русские - 201 человек, евреи - 113 человек, грузины -28, украинцы - 25, армяне - 19, татары - 19, белорусы - 17, узбеки - 12, таджики - 10 и т.д. Самыми представительными были писательские делегации Москвы - 175 человек, Ленинграда - 45, Украины - 42, Белоруссии - 26, Грузии - 30, Армении - 18, Азербайджана - 17, Узбекистана - 16, Таджикистана - 14.

В частности, от Центрально-Черноземной области в работе съезда приняли участие тамбовский писатель Завадовский Л.Н., писательница Кретова О.К., прозаик, переводчик Киреев М.М., прозаик, журналист Подобедов М.М., критик, литературовед Плоткин Л., редактор газеты "Коммуна" Швер А.В.

Наконец, на съезде присутствовали 40 иностранных писателей, в том числе Луи Арагон, Мартин Андерсен Нексе, Жан-Ришар Блок, Вилли Бредель и др. Некоторые из них выступили в прениях. Таким образом, власть могла надеяться на предсказуемые, соответствующие тогдашней идеологии и политике решения писательского съезда.

Выступление М.Горького

Первый Всесоюзный съезд писателей проходил с 17 августа по 1 сентября 1934 г. За это время прошли 26 заседаний, на которых были заслушаны и обсуждены доклады А.М. Горького о советской литературе, С.Я Маршака о детской литературе, К. Радека о современной мировой литературе и задачах пролетарского искусства, В.Я. Кирпотина, Н.Ф. Погодина, В.М. Киршона о советской драматургии, Н.И. Бухарина о поэзии, поэтике и задачах поэтического творчества в СССР, В.П. Ставского о литературной молодежи страны, К.Я. Горбунова о работе издательств с начинающими писателями, П.Ф. Юдина об уставе союза советских писателей. Было проанализировано состояние литературы в национальных республиках.

Примечательным было начало съезда писателей. Его открыл А.М. Горький, человек, прославившийся в свое время как "буревестник революции", вставший в оппозицию советскому руководству в октябрьские дни 1917 г. Теперь же он выступал на съезде как апологет советской системы. Отсюда и такие пафосные слова в его речи: "Мы выступаем как судьи мира, обреченного на гибель, и как люди, утверждающие подлинный гуманизм революционного пролетариата, гуманизм силы, призванной историей освободить весь мир трудящихся от зависти, подкупа, от всех уродств, которые на протяжении веков искажали людей труда. Мы - враги собственности, страшной и подлой богини буржуазного мира, враги зоологического индивидуализма, утверждаемого религией этой богини… Мы выступаем в стране, освещенной гением Владимира Ильича Ленина, в стране, где неутомимо и чудодейственно работает железная воля Иосифа Сталина". На наш взгляд, доклад А.М. Горького о советской литературе нельзя назвать аналитическим. По мнению В. Баранова, он являл собой сжатый очерк развития художественного сознания, начиная с устного народного творчества и кончая наиболее зрелыми формами обобщения, утвердившимися в мировой литературе. Включив немалый конкретный материал и продемонстрировав огромную эрудицию, докладчик ухитрился не назвать ни одной фамилии советских литераторов. В. Баранов ссылается на версию, согласно которой выступление Горького было лишь частью доклада, содержавшего конкретный разговор о писателях и произведениях. Но разговор этот не устроил советское руководство и поэтому не состоялся. Эта версия имеет право на существование и тогда понятна безликость доклада Горького.

Среди проблем, поднятых Горьким в своем докладе, значительное место было отведено задачам советской литературы. В частности, он подчеркнул, что она не может похвастаться умением творчески подходить к анализу жизни. Запас впечатлений, количество знаний литераторов не велик, и особенной заботы о расширении, углублении его не чувствуется. В среде литераторов много мещанства. Основным героем советской литературы должен стать человек труда. Литераторы должны уделять больше внимания детям, советским женщинам, истории своей страны и т.д. Этот призыв получит развитие на съезде в приветствиях и наказах многочисленных делегаций от Красной Армии, колхозников и др. Из наказа делегации красноармейцев: "Мы ждем того, чтобы вы написали о Красной Армии, о ее бойцах, отразили самое главное - рядового бойца во всей его повседневной жизни"… "Если на границах каркнет черный ворон и взревут танки белых, мы возьмем в руки руль, и наши моторы с четвертой скоростью рванутся в бой".

Говоря о союзе писателей, Горький подчеркнул, что он (союз) должен поставить задачу не только защищать профессиональные интересы литераторов, но и интересы литературы в целом. Союз должен в какой-то мере взять на себя руководство армией начинающих писателей, должен организовать ее, учить работать с литературным материалом и т.д. Отсюда понятен тезис Горького о том, что советская литература должна быть организована как единое коллективное целое, как мощное орудие социалистической культуры. Для Горького аксиоматичным было положение о партийном руководстве литературой. Таким образом, он выполнил функции рупора партийной политики в литературе. Однако это не спасло писателя от разносной критики в кулуарах съезда. По мнению М. Шагинян, его доклад был неверным, неправильным, отнюдь не марксистским и им все недовольны, даже иностранные делегаты. Шагинян предположила, что доклад Горького будет дезавуирован Сталиным. Однако это предположение не сбылось.

Выступление Жданова

Задал тон работы съезда писателей и секретарь ЦК ВКП(б) А. Жданов. В его выступлении наглядными были идеологические штампы: "СССР стал передовой индустриальной страной, страной самого крупного в мире социалистического земледелия. СССР стал страной, в которой пышным цветом развивается и растет наша советская культура. Для Жданова советская литература представлялась как самая идейная, самая передовая и самая революционная. Современное же состояние буржуазной литературы таково, что она уже не может создать великих произведений из-за упадка и разложения капиталистического строя. Ей характерен разгул мистицизма, поповщины, увлечение порнографией. "Знатными людьми" буржуазной литературы являются сейчас воры, сыщики, проститутки, хулиганы. Совсем другое дело в СССР, здесь другие герои. Советская литература насыщена энтузиазмом и героикой. Она оптимистична. Жданов напомнил слова Сталина о писателях как инженерах человеческих душ. Они должны знать жизнь, чтобы уметь все правдиво изобразить в художественных произведениях, изобразить не схоластически, мертво, не просто как "объективную реальность", а изобразить действительность в ее революционном развитии. При этом правдивость и историческая конкретность должны сочетаться с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся в духе социализма. Это метод социалистического реализма. Жданов полагал, что советская литература не боится обвинений в тенденциозности. Она тенденциозна, ибо нет и не может быть в эпоху классовой борьбы литературы не классовой, не тенденциозной, якобы аполитичной. Он провозглашал разрыв с романтизмом старого типа, который изображал несуществующую жизнь и несуществующих героев, уводя читателя от противоречий и гнета жизни в мир несбыточного, в мир утопий. Нам, дескать, нужен революционный романтизм. Заметим сразу, что высказанные Ждановым в адрес старого романтизма претензии, следует отнести в полной мере к советской литературе 30-х и последующих лет. Революционный романтизм превратился по существу в утопический. К сожалению, тезисы ждановского доклада превратились в целевые установки для отечественных литераторов. Из-под их пера будут выходить и тенденциозные и утопические произведения, далекие от правды жизни, но зато соответствующие партийным установкам.

В докладе Жданова содержались и разумные идеи. В частности, он призывал писателей овладевать так называемой техникой литературного дела, собирать, изучать, критически осваивать литературное наследие прошлого, бороться за культуру языка, за высокое качество произведений. Имеющаяся же литература еще не отвечала требованиям эпохи. Однако все эти наставления и оценка советской литературы были элементарны, неконкретны и имели все тот же директивный характер.

Прения после выступления Горького и Жданова

В прениях, развернувшихся на писательском съезде, приняли участие многие из известных тогда литераторов. В их выступлениях были развиты идеи, положения докладов Горького и Жданова. Ф. Гладков мог заявить, например, что успех их художественного творчества зависит в большой степени от того, высоко ли стоит писатель как культурная сила, насколько он глубоко усвоил теорию Маркса-Ленина-Сталина. К недостаткам советской литературы он отнес бессилие создать типическую фигуру человека, которая была бы ведущей, которая бы волновала, звала за собой, поднимала. Нет героев типа Базарова, Рудина, Челкаша, Ф. Гордеева и т.п. Писатель критиковал неумение литераторов выдерживать сюжет своих произведений, что приводило к его распаду. Читатель начинал томиться над книгой, ее чтение становилось для него гнетущим, скучным занятием. Для него книга становилась "жвачкой". Гладков высоко ценил творчество Ф. Достоевского, умевшего уголовный запутанный сюжет наполнить глубоким содержанием, создать изумительные типы своего времени, подняться до философских высот. Гладкова, как и других писателей, волновала проблема языка художественных произведений, но его суждения были явно ошибочны, когда он язык советских рабочих считал более богатым, динамичным, культурным, по сравнению с дореволюционным временем. Он противоречил себе, признавая наличие в языке советской эпохи много всяческих наслоений, грязи, блата, ругани, старых изуродованных слов.

В свою очередь, Л. Леонов выражал уверенность, что советские писатели будут участниками мировых конгрессов социалистической литературы. На повестке дня будут стоять не только вопросы, касающиеся нового человека, но и вопросы борьбы со стихиями, расширяющейся деятельности человека в космосе. Наш век - это утро новой эры. Художественная литература перестает быть только беллетристикой, она становится одним из самых важных орудий в деле ваяния нового человека.

Эту мысль развил И. Эренбург: "Наш новый человек куда богаче, тоньше, сложнее, нежели его тень на страницах книг. Вместо теплой вибрирующей жизни, вместо органической биографии у нас то и дело получается декларация, снабженная карточкой ударника и десятком общеизвестных мыслей. …Сплошь и рядом мы видим людей только в цехах или в правлении колхоза. Леса стройки превращаются в ультра-театральные подмостки". Вместо живых людей читатель видит порой манекенов. В показе современного человека многие писатели идут по пути наименьшего сопротивления. Мучительный процесс творчества они подменяют умелым лавированием. Они тщательно обходят темы, которые кажутся им трудными, отмахиваются от правдивого изображения запутанности психологии людей на переломе эпох. Эренбург остро поставил вопрос о литературной критике. Последняя, по его мнению, заносит писателей либо на красную, либо на черную доску, меняя при этом с легкостью положение литераторов. "Нельзя допускать, - утверждает Эренбург, - чтобы литературный разбор произведений тотчас же влиял на социальное положение писателей. Вопрос о распределении благ не должен находиться в зависимо c ти от мнения критика. Нельзя… рассматривать неудачи и срывы художника слова, как преступления, а удачи - как реабилитацию". Резко прозвучала мысль о том, что писатели не ширпотреб, нет такой машины, которая позволяла бы изготовлять писателей сериями. Нельзя подходить к работе писателя с меркой строительных темпов. Тем самым Эренбург нанес удар по расхожему мнению о том, что литератором в советской стране может стать любой человек, освоивший технику писательского труда. По его мнению, создание художественного произведения дело индивидуальное, … интимное, а литературные бригады останутся в истории советской литературы как живописная, но краткая деталь юношеских лет. По всей вероятности, писатель имел в виду бригаду литераторов, посетивших строившийся силами заключенных Беломоро-Балтийский канал и написавших позорную книгу очерков. Поездку эту довольно подробно описал А. Авдеенко в повести "Отлучение". Некоторые участники съезда расценили замечание Эренбурга, как выпад против них. В частности, Горький встал на защиту коллективных публикаций, а Вс. Иванов открыто гордился поездкой на канал и ядовито заметил: "Это не значит, что я уговариваю несравненного Эренбурга вступить в одну из таких бригад. Кому нравится международный вагон, построеннный в 1893 году, а кому - самолет "Максим Горький".

Эренбург взял под защиту творчество В. Маяковского и Б. Пастернака. Знакомство с их произведениями требует от читателя общекультурной и специальной литературной подготовки. "Романсы на гармошке куда легче даются, нежели Бетховен", - иронически заметил он.

Явно в духе партийных установок доклада А. Жданова выступил на съезде Л. Соболев, чей роман "Капитальный ремонт" тогда оценивался довольно высоко (например, Горьким). Расхожей на долгие годы стала его фраза: "Партия и правительство дали советскому писателю решительно все. Они отняли у него только одно - право плохо писать". В этой фразе полуправда тесно сплелась с лицемерием и облеклась в красивую словесную оболочку. Вряд ли кто на съезде всерьез воспринял слова А. Соболева, хотя Горький похвалил изречение писателя, присовокупив к нему слова о том, что партия и правительство отнимают у писателей и право командовать друг другом, представляя право учить друг друга в плане обмена опытом.

Примечательным было выступление А. Фадеева. Уже тогда входивший в литературную власть, он не ограничился оценкой литературной жизни страны, разразился дифирамбами в адрес партийного руководства, охарактеризовав дружбу людей из высшего партийного эшелона мужественной, принципиальной, железной, веселой, богатырской. Фадеев, пожалуй, первый на писательском форуме, призвал своих коллег изобразить фигуру такого мощного гения рабочего класса, как Сталин. Однако эта тема не получила развития у других делегатов съезда, если не считать некоторые моменты в выступлении И. Бабеля о необходимости так работать над словами в литературных произведениях, как работает Сталин над своими речами; заявления Аросева о том, что Сталин является лучшим другом и руководителем нашей литературы и оголтелой речи Вс. Вишневского. Последний выразил радость по поводу выполнения завета Ленина о превращении советской литературы в часть общепролетарского дела. Выступление Вишневского отличалось патетичностью, свидетельствовало о его преданности идеалам Октябрьской революции и граждансклой войны. Он призвал писателей показать Ленина в 1917 г., как самого глубокого, самого интересного, самого блестящего образца полководца и военачальника во всей мировой истории. Дифирамбы Сталину также превзошли все границы: "Кто знает, что всем партизанским сибирским движением молча руководил Сталин? Он обеспечил разгром колчаковского белого фронта и дальневосточной интервенции. Культу сверхчеловека в Германии, культу "сына неба" в Японии мы противопоставим образ подлинного пролетарского вождя - простого спокойного вождя-человека".

Противоречивое чувство вызвала речь Ю. Олеши. По его мнению, в художнике живут все пороки и все доблести. Каждый художник может писать только то, что он в состоянии писать. Писатель признался, что еще недавно социалистическая промышленность, новостройки не были его темой: "Я мог поехать на стройку, жить на заводе среди рабочих, описать их в очерке, даже в романе, но это не было моей темой… Мне трудно понять тип рабочего, тип героя-революционера. Я им не могу быть". Такое заявление можно расценить, как смелое и откровенное. Но далее писатель скажет: "Теперь другое время. Я хочу создать тип молодого человека, наделив его лучшим из того, что было в моей молодостии". Можно предположить, что Олеша попал под настрой писательского съезда с его обещаниями, наставлениями, клятвами. Известно, что Олеша и после съезда не создал ни одного примечательного, солидного произведения в духе соцреализма, прославления советского строя и т.д.

То же самое можно сказать и о Л. Сейфуллиной, писательнице смелой и честной, открыто выражавшей свои взгляды на советскую литературу. На съезде она могла заявить о том, что писателям незачем клясться в своей преданности советской власти. Будучи писателями советской страны, они не могут быть враждебными ей. С другой стороны, Сейфуллина язвительно заметила: "Советская власть лелеет писателей, как нигде, и они уже привыкли к этому. Писатель не прочь и корректуру своих произведений возложить на Политбюро. Со всякой мелочью мы привыкли обращаться к партии и правительству и ждать, чем нам помогут. Мы не ищем новые имена… У нас вообще нет критики. Писатели должны создать для себя ответственную критику, должны обороняться, если она безответственна. Писатели должны об этом говорить не в кулуарных тихих разговорах, а во весь голос добиваться этого. …В писательской среде сохраняются еще рапповские замашки. Нужны умные, толковые руководители писательского союза, а не чиновники". Уместным было и критическое замечание в адрес советской драматургии: "Киршон не виноват, что в Шекспирах ходит. Это не вина Киршона, а вина наша, что ходит он уже Шекспиром". Так Сейфуллина выразила свое отношение к незаслуженно высоко оцененной пьесе этого драматурга "Чудесный сплав".

Итоги Первого Всероссийского съезда советских писателей.

На съезде были продемонстрированы два принципа будущего тоталитаризма в культуре: культ вождя и единодушное одобрение всех решений. Принципы соцреализма оказались вне обсуждения. Все решения съезда были заранее написаны и делегатам предоставлялось право проголосовать за них. Ни один из 600 делегатов не проголосовал против. Все ораторы, в основном, говорили о великой роли Сталина во всех сферах жизни страны (его величали “архитектором” и “кормчим”) и в том числе в литературе и искусстве. В итоге на съезде была сформулирована художественная идеология, а не художественный метод. Всю предшествующую художественную деятельность человечества посчитали предысторией к культуре “нового типа”, “культуре высшего этапа”, то есть социалистического. В основу важнейшего критерия художественной деятельности - принципа гуманизма - по предложению Горького включили “любовь - ненависть”: любовь к народу, партии, Сталину и ненависть к врагам родины. Такой гуманизм был назван “социалистическим гуманизмом”. Из такого понимания гуманизма логически следовал принцип партийности искусства и его обратная сторона - принцип классового подхода ко всем явлениям общественной жизни.

Очевидно, что социалистический реализм, имеющий свои художественные достижения и оказавший определенное влияние на литературу ХХ в. все же является течением гораздо более узким, чем вообще реализм ХХ века. Отражавшая идейные настроения советского общества литература, руководствуясь лозунгом Сталина об усилении классовой борьбы в ходе строительства социализма, все более втягивалась в поиски “врагов”. Абрам Терц (А. Синявский) в статье “Что такое социалистический реализм” (1957) определил суть его так: “Теологическая специфика марксистского образа мысли толкает к тому, чтобы все без исключения понятия и предметы подвести к Цели, соотнести с Целью, определить через Цель. Произведения социалистического реализма весьма разнообразны по стилю и содержанию. Но в каждом из них присутствует понятие цели в прямом или косвенном значении, в открытом или завуалированном выражении. Это либо панегирик коммунизму и всему, что с ним связано, либо сатира на его многочисленных врагов”.

Действительно, характерной особенностью литературы социалистического реализма, социально-педагогической, по определению Горького, является ее ярко выраженное сращение с идеологией, сакральность, а также то, что эта литература фактически была особой разновидностью массовой литературы, во всяком случае, выполняла ее функции. Это были функции агитационно социалистические.

Ярко выраженная агитационность литературы соцреализма проявлялась в заметной заданности сюжета, композиции, часто альтернативной (свои/враги), в явной заботе автора о доступности его художественной проповеди, то есть некоторой прагматичности. Принцип идеализации реальности, лежащий в основе “метода”, был главной установкой Сталина. Литература должна была поднимать дух людей, создавать атмосферу ожидания “счастливой жизни”. Сама по себе устремленность писателя соцреализма “к звездам” - к идеальному образцу, которому уподобляется действительность - не порок, она могла бы нормально восприниматься в ряду альтернативных принципов изображения человека, но превращенная в непререкаемую догму, стала тормозом искусства.

Но в литературе этих лет звучали и другие голоса - раздумья о жизни и предвиденье ее будущих сложностей и потрясений - в поэзии Александра Твардовского и Константина Симонова, в прозе Андрея Платонова и.д. Большую роль в литературе тех лет играло обращение к прошлому и его горьким урокам (исторические романы Алексея Толстого).

Таким образом, съезд пробудил у поэтов и писателей немало надежд. “Многие восприняли его как момент противопоставления нового социалистического гуманизма, встающего из крови и праха только что отгремевших сражений, звериному лику фашизма, который наступал в Европе. В голосах депутатов звучали разные интонации, порой не лишенные критических акцентов…Делегаты радовались тому, что благодаря преобразованию общества поднимались бесчисленные шеренги новых читателей”.

Совершенно новыми методами в культуре стали коллективные поездки писателей, художников и музыкантов на стройки, в республики, что придавало характер “кампании” сугубо индивидуальному творчеству поэта, композитора или живописца.

К. Симонов в своей книге “Глазами человека моего поколения” вспоминает: “И строительство Беломорканала и строительство канала Москва-Волга, начавшееся сразу же после окончания первого строительства, были тогда в общем и в моем тоже восприятии не только строительством, но и гуманною школою перековки людей из плохих в хороших, из уголовников в строителей пятилеток. И через газетные статьи, и через ту книгу, которую создали писатели после большой коллективной поездки в 33-м году по только что построенному каналу, проходила главным образом как раз эта тема – перековки уголовников. …все это подавалось как нечто – в масштабах общества – весьма оптимистическое, как сдвиги в сознании людей, как возможность забвения прошлого, перехода на новые пути. …Звучит наивно, но так оно и было”.

Одновременно усиливался контроль над творческой деятельностью всего Союза и отдельных его членов. Возрастала роль цензора и редактора во всех областях культуры. Многие крупнейшие явления русской литературы оставались скрытыми от народа, в том числе романы Михаила Булгакова и Василия Гроссмана, произведения писателей зарубежья - Ивана Бунина, В. Ходасевича, и творчество репрессированных писателей - Николая Гумилева, Осипа Мандельштама. Еще в начале 1930-х годов Сталин назвал пьесу М.Булгакова “Бег” антисоветским явлением, попыткой “оправдать или полуоправдать белогвардейское дело”, грубые и оскорбительные отзывы Сталин позволил себе и в адрес такого, казалось бы, тесно связанного с партией и всей истории революции и гражданской войны поэта, как Демьян Бедный. Однако в 1930-1931 годах Сталин назвал его “перетрусившим интеллигентом”, который плохо знает большевиков, и этого оказалось достаточно, чтобы перед Д. Бедным закрылись двери большинства редакций и издательств.

В эти же годы наступает расцвет советской детской литературы. Этому в немалой степени способствовало то, что именно в детскую литературу ушли многие художники и писатели, чье творчество “не вписывалось” в жесткие рамки социалистического реализма. Детская литература рассказывала об общечеловеческих ценностях: о доброте и благородстве, о честности и милосердии, о семейных радостях. Несколько поколений советских людей выросло на книгах К.И. Чуковского, С.Я. Маршака, А.П. Гайдара, С.В. Михалкова, А.Л. Барто, В.А. Каверина, Л.А. Кассиля, В.П. Катаева.

Таким образом, период с 1932-го по 1934-ый в СССР явился решающим поворотом в сторону тоталитарной культуры:

1. Был окончательно отстроен аппарат управления искусством и контроля над ним.

2. Обрела окончательную формулировку догма тоталитарного искусства - социалистический реализм.

3. Была объявлена война на уничтожение всем художественным стилям, формам, тенденциям, отличающимся от официальной догмы.

Иначе говоря, в художественную жизнь вошли и полностью определили её три специфических феномена, как главные признаки тоталитаризма: организация, идеология и террор.

Литература:

Георгиева Т.С. Русская культура: История и современность: Учебное пособие для вузов. – М., 2000. – 575 с.

Мир культуры: Литература. Живопись, Архитектура. Балет/ Авт.-сост. О.М. Чернякевич. – Смоленск, 2001. – 461 с.

Мир русской культуры: Энциклопедический справочник/ Авт. А.В. Аграшенков, М.М. Шумилов. – М., 1997. – 618 с.

Русская литература XX века. Хрестоматия. Составил Н.А. Трифонов.- М., 1970.

Интернет-ресурсы.