ИЛЛЮСТРАЦИИ
УЧЕБНЫЕ РАБОТЫ
I. РИСУНКИ С НАТУРЫ
Геометрические тела
Геометрические тела
Шар в миске
Натюрморт из бытовых предметов
Натюрморт из бытовых предметов c чучелом птицы
Зарисовки отделыных предметов: бочка, табурет и стул
Зарисовки отдельных предметов: корзинка и чашка, ботинки
Драпировка на стуле
Натюрморт c драпировкой
Мужская голова
Женская голова
Мужская голова в четырех поворотах
Женская голова в трек поворотах
Зарисовки рук
Мужская фигура в трех поворотах
II. НАБРОСКИ
Стоящий мальчик. Набросок
Дети на прогулке. Композиционный бросок
Сидящий мальчик. Набросок
За столом. Композиционный набросок
Набросок белого медведя
Наброски кошки
Наброски львов
Наброски медвежат
Сосновые ветки (акварель)
Кузнечик (акварель)
Рисунок лесного пейзажа
III. КОМПОЗИЦИЯ
Эскиз композиции «В контошНе> (масло)
Лошадь в поле (акварель). Подготови-тельный этюд
Лошадь c жеребенком (акварель). Подготовительный этюд
Эскиз композицти «В конюшне»
Koнюшня. Подготовительная зарисовка
РАБОТЫ МАСТЕРОВ
А. Л ы с е н к o. Рисунок натурщика
А. И в а н о в. Рисунок натурщицы
А. И в а н о в. Обнаженный мальчик
Ф. Б p y н и. Рисунок натурщтlков
П. Ч и c т я к o в. Рисунок натурщика
В. C e p o в. Начатый рисунок c натуры
В. С е р о в. IIпоконченный рисунок c натуры
А. И в a н o в. Голова девушки
А. И в а н о в. Голова левушки
Д. K a p д o в c к и й. Голова старика
H. К а с а т к и н. Голова мальчика
Г. В е р е й с к и й. Портрет Ершова
И. P e п и н. Портрет Баташевой
B. C e p o в. Лист из альбома
B. C e p o в. Наброски совы
B. B a т a г и н. Наброскп страусов
В. B a т a г и н. Наброски зайца
B. Серов. Дуб
Д. К а р д о в с к и й. Зарисовки сосен
B. C е p o в. Наброски пейзажей
B. C e p o в. Tpишкин кафтан. Зарисовка к композиции
B. C e p o в. Тришкин кафтап
Б. Я к o в л e в. Натюрморт
И. Х р у ц к и й. Натюрморт
Ш a p д e н. Натюрморт
Ш a p д e н. Натюрморт
B. C y p и к o в. Боярыня Морозова. Эскиз композиции
B. С у р и к о в. Боярыня Морозова.
В. С у р и к о в. Боярыня Морозова Эскизы композиции
B. С у р и к о в. Боярыня Лорозова_ Эскизы композиции
B. С у р и к о в. Боярыня Морозова.. Фрагмент композиции
В. С у р и к о в. Женская фигура co скрещенными руками. Зарисовка к картине «Боярыня Морозова»
В. С у р и к о в. Женская фигура со скрещенными руками. Этюд к картине «Боярыня Морозова»
B. С у р и к о в. Странник. Этюд к кар-тине «Боярыня Морозова»
Р а ф а э л ь М о р г е н. Гравюра с фрески Леонардо да Винчи "Тайная вечеря"
B книге помещены учебные работы учащихся Московской средней художественной школы при Художественном институте им. В_ И. Сyрикова Академии художеств СССР
Дорогой мой Карл Павлович! С сердечным прискорбием услышал я о постигшей вас болезни. Так далеко я от вас и не могу посетить вас, чего бы так желала душа моя! Надеюсь к 1-му июня приехать в Петербург; после необходимых явок к начальству постараюсь непременно посетить вас. Я лечусь, очень слаб и до сих пор еще не выходил из комнаты. Сидя писать не могу, а пишу лежа на постели, и потому пишу карандашом. Всегда я принимал в вас сердечное участие. Душа ваша представлялась мне одиноко странствующею в мире. Так странствую и я, окруженный с младенчества бедствиями. Около меня сформировался круг друзей, искренне меня любящих, но еще не встречался я с душою, пред которою мог бы я вполне открыться. И это не от того, чтобы я был скрытен; нет, я очень откровенен, но душа, пред которою я мог бы открыться с истинною пользою, должна быть способна понять меня, исследовать меня, – должна постичь самое вдохновение мое, если есть во мне какое вдохновение. Без этого откровенность бесплодна. Мало этого, откровенность перед непонимающим только наносит новую язву душе. В моем земном странничестве и одиночестве нашел я пристань верную – истинное Богопоз-нание. Не живые человеки были моими наставниками, ими были почившие телом, живые духом святые Отцы. В их писаниях нашел я Евангелие, осуществленное исполнением; они удовлетворили душу мою. Оставил я мир, не как односторонний искатель уединения или чего другого, но как любитель высшей науки; и эта наука доставила мне все: спокойствие, хладность ко всем земным пустякам, утешение в скорбях, силу в борьбе с собою, – доставила друзей, доставила счастие на земле, какого почти не встречал. Вы знаете, как я живу в монастыре! Не как начальник, а как глава семейства. – Несколько лет, как расстроилось мое здоровье. По месяцам, по полугодам не выхожу из комнаты; но религия вместе с этим обратилась для меня в поэзию и держит в непрерывном чудном вдохновении, в беседе с видимым и невидимым мирами, в несказанном наслаждении. Скуки не знаю; время сократилось, понеслось с чрезвычайною быстротою, – как бы слилось с вечностью; вечность как бы уже наступила. Тех, которых угнетает скорбь, пригоняет к моей пристани, приглашаю войти в мою пристань, в пристань Божественных помышлений и чувствований. Они входят, отдыхают, начинают вкушать спокойствие, утешение и делаются моими друзьями. Вашей душе надо войти в эту пристань! Она слышит по какому-то тайному предчувствию, что ей суждено найти успокоение в этой пристани; а сердце мое к вам отворено, давно отворено. Давно видел я, что душа ваша в земном хаосе искала красоты, которая бы ее удовлетворила. Ваши картины – это выражения сильно жаждущей души. Картина, которая бы решительно удовлетворила вас, должна бы быть картиною из вечности. Таково требование истинного вдохновения. Всякая красота, и видимая и невидимая, должна быть помазана Духом, без этого помазания на ней печать тления; она (красота) помогает удовлетворить человека, водимого истинным вдохновением. Ему надо, чтобы красота отзывалась жизнию, вечною жизнию. Когда ж из красоты дышит смерть, он отвращает от такой красоты свои взоры. Поправляйтесь, дорогой мой Карл Павлович! Желаю по приезде моем увидеть вас здоровым, укрепившимся. Еще надо бы вам пожить, пожить для того, чтоб ближе ознакомиться с вечностию, чтоб пред вступлением в нее стяжать для души вашей красоту небесную; в душе вашей всегда было это высокое стремление. Объятия Отца Небесного всегда отверсты для принятия всякого, кто только захочет прибегнуть в эти святые, спасительные объятия. Прощайте; до свидания, которого жажду.
Впервые опубликовано: Архив Брюлловых // Русская Старина. 1900. Т. 103. № 9. Приложение. С. 162–163. Печатается по первой публикации. Содержание письма святителя Игнатия к К. П. Брюллову (1799–1852) позволяет затронуть вопрос об отношении Святителя к светской живописи, а также поставить вопрос об иконографии, который в послании еще напрямую не ставится. Несмотря на дружеский характер письма, архимандрит Игнатий поднимает в нем важные и принципиальные проблемы. Карл Павлович Брюллов, протестант по вероисповеданию (в прошлом масон, до 1822 г.), не был, так же как и его брат, архитектор А. П. Брюллов (и как другие живописцы той поры), исключительно светским художником. Он выполнял многочисленные церковные заказы, писал образа. В Сергиевской пустыни (близ Петербурга), где архимандритом был святитель Игнатий, находился образ Пресвятой Троицы, выполненный Брюлловым. Как воспитанник Санкт-Петербургской Академии художеств, ориентированной в те годы на итальянскую живопись, Брюллов, однако, неизбежно и в исполнение иконописных сюжетов вносил навыки, полученные в alma mater. Оценка святителем Игнатием подобных работ в области религиозной живописи была в целом нелицеприятной. «Воспитанники русской Академии художеств, – писал Святитель, – получили образование по образцам западным и наполнили храмы иконами, вполне недостойными имени икон. Если б эти иконы, пред которыми опускаются долу взоры целомудренные, не стояли в храме, то никто и не подумал бы, что им приписывается достоинство икон. Светский человек, насмотревшийся на все и имеющий обширную опытность, не может себе представить того действия, которое такие изображения оказывают на девственную природу» (Святитель Игнатий, епископ Кавказский и Черноморский. Понятие о ереси и расколе. Неизданные творения // Богословские труды. Сборник 32. М., 1996. С. 293; Настоящее издание. Т. 4. С. 468). Современный исследователь, богослов и иконописец Л. А. Успенский также оценивает опыты Брюллова в иконописи как произведения художника- «римокаголика» (см.: Успенский Л. А. Богословие иконы Православной Церкви. М., 1996. С. 371). Один из современников Брюллова, друг Гоголя и А. А. Иванова славянофил Ф. В. Чижов в 1846 г. замечал: «В самом деле, неужели кто-нибудь может принять за образ картину Брюллова – Вознесения Божией Матери, празднуемого нашею Православною Церковию под именем и значением Успения Божией Матери... Пред образом мы молимся лику Владычицы... пред Вознесением Брюллова, простите, но согласитесь, что истинно думаем о полной, прекрасной женщине и... тем, что должно бы призывать к молитве, уничтожаем святую молитву» (
О иконопочитании. (С одобрения духовной цензуры) // Москвитянин. 1846. N° 7. С. 117–119).
Наибольшую известность и славу Карлу Брюллову принесла написанная в Италии большая картина «Гибель Помпеи» (1833), выставленная в августе 1834 г. для публичного обозрения в петербургской Академии художеств. «Всегда я принимал в вас сердечное участие», – замечает святитель Игнатий в публикуемом письме к Брюллову. Из дальнейших строк послания можно судить, что «Гибель Помпеи» произвела в свое время особое впечатление и на святителя Игнатия. Известно, с каким восторгом картина Брюллова была принята современниками. Оценке брюлловской картины – с центральным образом мертвой красавицы на переднем плане – посвящена, в частности, статья Гоголя «Последний день Помпеи», датированная августом 1834 г. В свою очередь, как позволяет судить творческая история повести Гоголя «Вий» (написанной в те же месяцы), образ мертвой роскошной красавицы помпеянки с картины Брюллова послужил Гоголю и прототипом для создания образа мертвой панночки-ведьмы. Несмотря на высокую оценку «Гибели Помпеи», Гоголь хорошо сознавал чувственный характер брюлловской живописи. В статье Гоголь противопоставлял ее религиозному искусству и прямо соотносил с языческой скульптурой. Точно так же и в «Вии» «страшная, сверкающая» красота «припустившей к себе сатану» панночки является, согласно замыслу Гоголя, прямым воплощением губительного «идеала Содомского». Подобным образом и святитель Игнатий, как можно предположить, в своем письме к Брюллову имеет прежде всего в виду тот же главенствующий образ «Гибели Помпеи», когда в заключении послания замечает: «Давно видел я, что душа ваша в земном хаосе искала красоты <...> Картина, которая бы решительно удовлетворила вас, должна бы быть картиною из вечности. <.. .=""> Всякая красота <...> должна быть помазана Духом, без этого помазания на ней печать тления; она (красота) помогает удовлетворить человека, волимого истинным вдохновением. <...> Когда ж из красоты дышит смерть, он отвращает от такой красоты свои взоры».
«Литературная Россия». - 19.05.1978. - № 20 (800).
Известный советский писатель-фантаст Иван Ефремов вписал свою страницу в художественную летопись, посвященную Горному Алтаю. Перу автора многих научно-фантастических произведений принадлежит рассказ «Озеро Горных Духов», сюжет которого был навеян встречей писателя с алтайским художником Григорием Ивановичем Гуркиным (1870 - 1937), знакомством с его замечательными картинами, в частности с удивительным по технике исполнения живописным полотном «Озеро Горных Духов». О таланте алтайского самородка высоко отзывались И. Шишкин, который был учителем Гуркина, М. Горький, А. Луначарский. Последний писал, что замечательны по тонкости живописи, прямо-таки драгоценные по краскам пейзажи Чорос-Гуркина, ойротского художника с Алтая.
В 1969 году Горно-Алтайское книжное издательство выпустило в свет альбом рисунков и гравюр молодого алтайского художника Игната Ортонулова «Панорама гор», который также заинтересовал И. Ефремова, пославшего талантливому графику 26 июля 1970 года следующее письмо:
«Многоуважаемый Игнат Иванович! Большущее спасибо за Ваш прекрасный подарок. Я не ошибся, когда почувствовал (по объявлению в газете «Книжное обозрение»), что найду в Ваших произведениях те черты подлинного Алтая, которые полюбил в творчестве Г.И. Гуркина.
Первое впечатление о Ваших рисунках и гравюрах - очень хорошее. Хороши линогравюры к эпосу, несмотря на слабую технику репродукции, они мощны и широки. Из других особенно по вкусу мне: «Дорога предков», «Утро», «Дьангар», «Конь», «Певица», «Горное озеро», «Девушки алтайки», «Арканщики», «Катунь», «Проводник», - как видите, многое пришлось по душе. Доброго Вам здоровья и дальнейших успехов! Еще раз - спасибо. С искренним уважением и приветом. И. Ефремов».
Несколько лет назад художник И. Ортонулов выпустил свой новый альбом «Горный Алтай», где во многих его рисунках и гравюрах мы снова видим «черты подлинного Алтая», черты, которые были особенно дороги писателю Ивану Антоновичу Ефремову.
АЛЕКСЕЙ ЗАМСКИЙ, сценарист серии «Игорь Гром» издательства Bubble, рассказал корреспонденту Geekster Максиму Оболонскому о запуске комикса, любимых писателях, месте сценариста в создании произведения и о том, как писать про Питер, живя в Минске . Интервью публикуется с сокращениями и изменениями.
Мне интересно узнать, о чем вы подумали, когда впервые увидели результат своей работы?
Безусловно, есть магический момент – когда впервые увидел первые страницы. Когда Наталья [Заидова] прислала черно-белый лайн-арт к первому номеру, впервые в жизни я увидел, что какие-то глупые слова, которые я оставлял на страничке… А сценарий – это всегда, в отличие от прозы, глупые слова, они выглядят не так, как выглядит «конечный продукт», ты вообще не очень представляешь себе, как это все будет работать. Потом ты видишь все на рисунке и не веришь, что это сделал ты…
Как будто это сделал кто-то другой?
Я имею в виду это ощущение Пиноккио, что теперь он настоящий мальчик; то, что ты насочинял себе в голове, кто-то на самом деле нарисовал, и кто-то это на самом деле будет читать. Я до сих пор не поверил в реальность людей, которые открывают и читают мой комикс, и даже не уверен до конца, что комикс существует и на самом деле выходит, потому что все это обязано оказаться моей галлюцинацией. Это ощущение – говорю с риском показаться патетичным – «квантового бессмертия». Меня уже может не быть, завтра мне на голову упадет кирпич, а журнал останется. В этом журнале находится что-то, что нафантазировал предметно я. Нет, конечно, это в первую очередь способность Натальи и Марии (если говорить о первых номерах) превращать скучные слова в настоящий кошмар, который читают другие люди и пугаются или не пугаются в меру моего таланта. До сих пор не могу поверить, что кто-то доверил мне что-то сочинить и оно оказалось на бумаге, а люди это читают. Это удивительное ощущение!
Об опыте и важности сценария
Был ли у вас сценарный опыт до серии “Игорь Гром”?
До «Игоря Грома» я дважды нанимался сценаристом в коммерческие проекты. В обоих случаях по тем или иным причинам они не выходили, или же, когда они выйдут, на них не будет моей фамилии. Коммерческий проект должен выглядеть так, как того хочет заказчик, а если у вас с заказчиком где-то не случается взаимопонимания, приходят другие люди и переписывают за вами. Это нормальная практика. С независимыми комиксами у меня до сих пор не складывалось. Какие-то вещи, которые я все еще пытаюсь пристроить и найти сумасшедшего художника, который согласится это рисовать, были написаны и начали предлагаться до того, как был написан и вышел «Гром».
Согласен. Начинающему сценаристу комиксов трудно найти художника, который готов был бы с тобой работать в паре над независимым проектом.
Честно говоря, я до сих пор не понимаю, зачем в комиксах нужны сценаристы. Любой художник – он по определению сценарист, верно? Мы все способны сложить несколько слов в предложения, мы знаем, как разговаривают живые люди, потому что мы видим живых людей и сами ими являемся. Любой художник, даже тот, кто только начинает, в состоянии построить компетентную комиксную страницу. Я, конечно, несколько преувеличиваю, что для меня до сих пор непонятно, для чего существуют отдельные сценаристы в комиксах. Но любой художник, который решает в постсоветском пространстве заняться комиксами, берет и занимается ими сам. У меня, конечно, могут быть разные чувства по поводу того, какого качества выходит история и как это получается. В тот момент, когда я позволял себе писать критические заметки о комиксах, я довольно жестко высказывался по этому поводу. В конечном итоге, чтобы делать комиксы, нужно уметь рисовать, а тот, кто не умеет рисовать (как я), тот везде ходит, тычет своей рукописью и уговаривает кого-нибудь нарисовать картинок.
А как же то, что это отдельное сценарное мастерство, которое преподают в университетах?
Это правда, но многие дисциплины, которые преподают в университетах, мы в состоянии освоить самостоятельно. У нас есть интернет, есть мастер-классы, и любой художник в состоянии научиться быть сценаристом за гораздо более короткое время, чем потребуется мне, чтобы научиться рисовать хотя бы «не очень противно», как говорит наш главный редактор. Понятно, что я утрирую, когда говорю, что сценаристы не нужны: если бы я искренне считал, что сценаристы не нужны, я бы этим не занимался.
Безусловно, хорошо бы иметь людей, которые потратили время на изучение законов построения истории, пока вы тратили время на постановку руки, как художник. Но из-за того, что любой художник может быть сценаристом, но не любой сценарист может быть художником, потребность в отдельных сценаристах в комиксах гораздо ниже.
Любой художник, который захочет, чтобы ему написали историю, мгновенно найдет в социальных сетях или на имиджбордах десяток людей, которые будут готовы написать для него сценарий, а сценарист, который не умеет рисовать, будет изрядно долго искать себе художника. Насколько я понимаю, большинство некоммерческих пар сценарист\художник в отечественных комиксах – в первую очередь друзья, которым интересно вместе работать, а уже потом профессионалы разного профиля.
По моему мнению, роль сценария в любом творческом проекте одна из важнейших, потому что не могу вспомнить ни одного российского комикса, который бы зацепил меня своей историей, хотя мне нравится то, что делает издательство Bubble в последние года три.
А вы, к примеру, читали «Шув» Ольги Лаврентьевой? Как-то так получилось в последнее время, что это мой дежурный пример российского комикса, который стоит читать ради сценария. Рисунок там… нельзя сказать, что он примитивный, он «традиционный» для европейского или канадского авторского комикса, но для людей, читающих комиксы «Bubble» или «большой двойки» он может с непривычки показаться примитивным. Но, прежде всего, это авторский комикс, который нужно читать из-за истории.
Мы в каком-то смысле еще только растем, как индустрия. Даже не как индустрия, а как область искусства. Насколько я представляю себе российскую комикс-сцену, от которой техническим образом удален, она выросла из авторов, которые были в первую очередь художниками, и у нас сформировался примат художественного выражения над нарративом. Это совершенно нормально. Многие комиксные традиции переживали тот же процесс. Мне кажется, у нас авторы, способные увлечь сюжетом, уже существуют. Постепенно на них образуется более высокий спрос, тогда эти люди будут интенсивно издаваться и гораздо больше, чем сейчас, читаться.
Есть огромное количество замечательных «веб-комиксных» авторов, на которых мы обращаем меньше внимания, потому что существует определенная стигма у этого формата в наших краях. Мы все еще предпочитаем купить «бумажную книгу» и прочитать её именно как книжку.
Есть люди, которые незаслуженно обходятся вниманием, в том числе, критическим.
Например, серия «Боровицкий. Дом с драконами». Ее автор – сценарист и художник – Иван Ешуков. Не знаю, существует ли она в виде книги, но точно выходила синглами. Как минимум по разу все наши комиксные сайты про неё писали, но писали меньше, чем она того заслуживает. Это еще один пример комикса, где уделяется большое внимание истории.
Что касается «развлекательных» комиксов для широкой аудитории… Знаете, тут есть еще эффект того, что знакомство большинства из нас с комиксом началось с титанов «британского вторжения». Если взять взрослого читателя комиксов у нас, который начал сравнительно недавно, и, предположим, он прочитал три комикса, ты его «встряхиваешь», и выясняется, что он читал «Песочного Человека», «Хранителей» и «V – Значит Вендетта». Это задает такую планку сюжета в комиксе, отношения к нарративу и сценарию, которую очень трудно перебить!
С нарративом «Песочного Человека» 90% комиксов про Человека-Паука играть на одном поле не могут, потому что это комикс развлекательный, направленный на широкую аудиторию, а «Песочный человек» создает ощущение «серьезной книги», которая пройдет с тобой через всю твою жизнь. Нельзя после этого открыть «Майора Грома» или «Бесобоя» и ждать, что он произведет на тебя такое же впечатление. Это комиксы для разных людей про разные вещи.
Если Алекс Хатчетт (нынешний сценарист «Бесобоя» – прим. ред. ) задастся целью говорить о ещё более сложных вещах и сложным языком, как это делает Гейман в позднем «Песочном человеке», то он просто получит большую аудиторию людей, которые скажут, что это непонятно и неинтересно. И эти люди будут совершенно правы, потому что они пришли за комиксом про «Бесобоя».
Мне кажется, у нас со временем все сформируется так же, как из комиксов про Супермена, Бэтмена выросли графические романы «Песочный Человек» и «Трансметрополитен». У нас вырастет отдельный спрос на нарративно сложные и все еще мейстримовые комиксы.
У нас есть серьезные комиксы «арт-хаусного» даже скорее «авторского» толка, которые издает «Бумкнига», но сформируется спрос и на других авторов.
В итоге получается, что все русское типичный читатель сравнивает с уже сформировавшимся Западом.
Да, более того, он сравнивает рядовых представителей русского комикса с лучшими представителями Запада. Мне нечего сказать, я не стою и одного мизинца Алана Мура. Ежедневно бьюсь головой об окружающие плоские поверхности, чтобы научиться писать так, как он писал бросовые 6-ти страничные истории в альманахах про «Звездные войны», еще до того как стал известным американским сценаристом. Я надеюсь, что от битья и других упражнений это придет ко мне, но, безусловно, не могу осуждать человека, который, выбирая, что ему почитать из доступного на русском языке, выберет не меня, а уже анонсированный «Трансметрополитан».
О литературе
Вы закончили филологический по направлению “Русская литература”, поэтому мой следующий вопрос: писатель, который произвел на вас наибольшее впечатление?
Я, вообще, впечатлительный человек, и затрудняюсь назвать кого-то одного . Знаете, вот на меня в юности большое впечатление произвел Густав Майринк, особенно в малой форме, как мастер рассказов, а не как романист. Это литературное впечатление, которое я несу с собой до сих пор, притом что немецкого я не знаю и читал его в переводе.
О чем он пишет? Я в первый раз слышу про этого автора.
Майринк – это, если можно так сказать, «классический» немецкий мистик, экспрессионист конца 19 века – начала 20-го. Майринк писатель-мистик не в том смысле, что он совершал какие-то магические преобразования с помощью своей литературы, а в смысле, что алхимия, каббала, европейская герметическая магия были для него источником художественных образов, и источником… я бы не сказал вдохновения, а скорее литературного анализа. Он как будто наследует не литературные, а магические традиции в тексте, и в юности меня это увлекло, в первую очередь, тематически, но он пишет о никогда не существовавших, кроме как в его литературе, мистиках. Он пишет в том числе под влиянием увлечения европейцев индийскими мистиками и йогой, только в другом виде, чем мы знаем ее сейчас.
Из всех современных ему авторов он больше всего похож на Кафку, но там, где Кафка видел абсурд действительности, Майринк обнаруживает очень сложный и трудно постижимый для человека «механизм» реальности, магическую подложку, на которой мы существуем. Это сочетание эзотерики и экспрессионизма…
Густав Майринк
Ну, экспрессионизм в литературе вещь такая очень ограниченная и в основном немецкая, но это сочетание на меня и производит наибольшее впечатление до сих пор. Конечно, с точки зрения тематического содержания Майринк в разные моменты моей жизни по-разному удивлял, и некоторыми вещами удивляет до сих пор.
Это заметно! В «Игоре Громе» в последнее время происходит много мистики.
Я не могу сказать, что когда я начал делать первые мои сценарии, то прослеживал такое влияние напрямую, хотя может быть оно и есть. Я в Громе пишу об увлекающих меня вещах, и Майринк пишет об увлекающих меня вещах. Безусловно, «Игорь Гром» – комиксы мистические, пусть не буквально, не про магию и колдунов, но это комиксы про изнанку реальности.
Довольно жесткую.
Ну, кажется, не более жесткую, чем российские криминальные сериалы, с которыми меня вечно сравнивают.
Если называть еще авторов, то… Вы знаете, здесь очень трудно отделить первые юношеские впечатления от более зрелых и как-то их обосновать. На мое желание заниматься литературой большое влияние оказали, когда мне было 13-14 лет, Ге́нри Ла́йон О́лди. Это псевдоним двух украинских фантастов, Громова и Ладыженского. Там, где у большинства российских фантастов, которых я читал на тот момент, текст состоял из сюжета и работы с образами персонажей, у Олди главную роль играли поэзия текста, его структура – и ювелирная работа, осознанная «декоративность» работы над прозой. Это настолько отличалось от любого «Конана» и Лукьяненко!
Дуэт ОлДи
Я не могу сказать, что «обнаружил», что фантастика может быть серьезной литературой, это я знал и раньше. Я обнаружил, что фантастика может быть совершенно о другом и рассказана с помощью иных средств. Там были эпиграфы из книг, о которых я впервые слышал, рассуждения на темы, над которыми на тот момент еще не задумывался. Мне вторично открылась магия чтения. Знаете, как это бывает?
У меня так было с Гарри Поттером: когда я прикоснулся к этой серии, то начал искать что-то похожее.
Мне кажется, у каждого есть книга, которая уже в недетском возрасте заново объясняет тебе, зачем мы читаем книжки. Вот это был тот случай.
Я, наверное, могу бесконечно перечислять людей, которые произвели на меня большое впечатление, но давайте скажем еще, из сверхъярких впечатлений, про Сюзанну Кларк.
Это британская писательница фэнтези с ровно одной большой книгой до сегодняшнего дня. У нее вышел один роман и один сборник рассказов. Роман даже британцы, это был «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл». Сюзанна Кларк – ученица Нила Геймана, которая вполне могла бы быть его учительницей. Это все лучшее, что вы знаете о Ниле Геймане и Терри Пратчетте, кроме юмора. Очень британское магическое фэнтези, построенное на бесконечном восторге перед литературной сказкой. Очень стилизованное, очень вычурное.
«Джонатан Стрендж и мистер Норрелл». Сюзанна Кларк
Какой писатель по вашему мнению самый переоцененный? При чтение которого вы задумывались «боже, что я читаю?»
Вот Нил Гейман меня всю жизнь впечатляет тем, какие глубины в нем для себя открывают читатели и насколько потом это не поддерживается текстом. Насколько простые и поверхностные у него картины в «Американских Богах»! Насколько вообще он в крупной форме не делает ничего больше, чем необходимо. У него притом есть блестящие рассказы.
Ладно, я не читал его последний роман про северную мифологию, но насколько же он не предпринимает лишних усилий ради читателя! Он делает только необходимое для того, чтобы его метафора работала, и сразу после этого оставляет текст.
Но ведь у него большая работа с мифологией.
Я бы не сказал, что он очень глубоко работает с мифологией. Любой желающий с нашего уголка суши может лишний раз проверить, сколько и чего говорит Гейман о славянской мифологии, которая выглядит очень экзотично для американского читателя, но совершенно не «работает» для нас.
На самом деле с остальными мифологиями он работает на том же уровне.
Он в силу своей сферы интересов лучше знает северную Европу, и поэтому, когда он пишет про кельтов-скандинавов, то у него получается живее и интереснее. Как только он касается тем, которые осваивал то ли специально для книги, то ли они ему в принципе не очень интересны, он не идет дальше самых простых и поверхностных допущений. Заря утренняя, Заря вечерняя, прекрасно. Одна существует днем, одна ночью. Закончено, закрыли.
Обложка романа “Американские боги”
У американских индейцев, вы подумайте, оказывается вообще нет религии! Потому что, говорит нам Гейман, она не похожа на христианское, авраамическое прочтение северной европейской традиции. А раз не похожа, то и не считается. Как быть с мифологиями, хорошо разработанными и хорошо представленными в США, про которые Гейману неинтересно писать? Ну, он про них тоже забудет. В итоге огромная представленность скандинавов в США, но нулевая представленность индусов, и близкая к нулю представленность восточных азиатов: Китая и Японии.
Его выбор мифологии совершенно не связан (хотя он так он утверждает в книжке) с историей США и того, как какие-то люди экспортировали своих богов из-за рубежа. Этот выбор связан с его персональными интересами в мировой мифологии или буквально с тем, что он читал. То же самое происходит с «новыми богами», которые по сути фантастика сверхблизкого прицела.
Я не хочу сказать, что необходимо, чтобы фантаст мог предсказать появление интернета за 50 лет, хотя такие примеры есть, но как же мало мало Гейман говорит о новых богах и новом периоде в истории человечества! Книга хорошая, но в ней видят много какого-то глубокого погружения в мифологию и религию, а я этого как раньше не видел, так до сих пор и не вижу.
Об “Игоре Громе”
Зачем понадобился новый образ главного героя? Чья это была идея?
Загрузка...
