Детский музыкальный фольклор южного урала. К истории и методике собирания преданий. Общенародный идеал – основные черты

К ИСТОРИИ И МЕТОДИКЕ СОБИРАНИЯ ПРЕДАНИЙ

I.

При исследовании история любого фольклорного жанра встает в качестве первоочередного вопрос об источниках, их научной достоверности.

Тщательное изучение источниковедческой базы диктуется спецификой фольклорного материала и сложностью его собирания и публикации. Тексты произведений собирались и публиковались в разное время, разными людьми, с различными целями. Следствием этого является необыкновенная пестрота материала, научный потенциал которого неодинаков. Наряду с точными записями встречаются полуфольклорные-полусфальсифицированные материалы, есть и прямые фальсификации, что закономерно выдвигает на первый план понятие «степень научной достоверности» источника, произведения.

Выяснение степени научной достоверности текстов - обязательный и весьма ответственный этап исследования-требует определенного объективного критерия оценки. Выработка такого критерия для каждого жанра - еще не вполне решенная в советской фольклористике задача. Проблемы фольклористической текстологии в историко-фольклористическом и эдиционном аспектах систематически рассматриваются на страницах фольклорных из­даний примерно с середины 50-х гг.. К настоящему времени достаточно четко «выяснено, что научная достоверность теистов обусловлена комплексом обстоятельств, среди которых существенную роль играют приемы собирания и записи произведений, подготовки текстов к печати, цели и задачи публикации, принципы издания. Фольклорные публикации последних лет убеждают в актуальности этой проблемы, так как фольклорная практика (как издательская, так и исследовательская) расходится с теми рекомендациями, которые содержатся в трудах по вопросам текстологии и которые, казалось бы, приняты советскими фольклористами. Эти обстоятельства делают необходимым выяснение приемов и методов собирательской работы в отдельных жанрах.

II.

В дооктябрьской фольклористике не велось специального собирания и изучения преданий. Отсутствует название этого жанра в видовой классификации русского фольклора в учебных пособиях. Не выделен жанр предания из «рассказов разного содержания» в программе 1917 г. для собирания произведений народной словесности. Советской фольклористике пришлось прокладывать методико-методологические пути собирания и изучения преданий, отбирая лучшее из собирательской методики дореволюционного времени.

От передовой дооктябрьской фольклористики советская наука унаследовала комплекс методических правил и приемов, проверенных на обширном практическом опыте: требование точности и полноты записи и в этих целях повторного прослушивания произведения; обстоятельной документации записанного произведения; внимания к личности сказителя (певца, сказочника и т. п.); записи его биографии; бережного отношения к исполнительству как творческому акту; записи вариантов.

Если в XIX в. в науке о фольклоре еще не было твердого сознания необходимости точной записи (этому требованию отвечали лишь отдельные сборники, например, «Онежские былины» А. Ф. Гильфердинга), то к 1917 г. это требование сформировалось как основное. Оно опиралось на собирательскую практику фольклористов начала XX в. - братьев Ю. М. и Б. М. Соколовых, Н. Е. Ончукова, Д. К. Зеленина и вошло в программы для собирания. Специальный раздел (Б) программы.предусматривает запись «рассказов разного содержания». Термина «предание» нет, раздел в жанровом отношении не дифференцирован, включает и воспоми­нания и сказки (пункт 26), но в подробное перечисление тематики входит тематика преданий: «...о разных народах... о местах, где скрыты клады... исторического содержания: о царях, героях, общественных деятелях... о прежних войнах, о политических событиях... воспоминания о прошлом, о крепостном праве».

Раздет «Б» содержит рекомендации, выполнение которых даст собирателю-исследователю материал об отношении народа к рассказываемому, о «внутренней обстановке» (Н. А. Добролюбов) исполнения, об условиях бытования и возможных источниках рассказов: «...Указать, как относится рассказчик к тому, что он рассказывает, как относятся слушатели... Какие обстоятельства располагают к рассказыванию... Какие книги и картины находятся в обращении в данной местности».

В 1921 г. состоялась Всероссийская конференция научных обществ по изучению местного края с докладом Ю. М. Соколова «Материалы по народной словесности в общем масштабе, краеведных работ». Были определены задачи собирания и изучения фольклора: «В первую голову собрать исчезающий материал уходящего прошлого, изучать влияние войны и революции на быт населения». Докладчик обратил внимание на то, что «почти исключительный интерес к «археологической» стороне устной поэзии, господствовавший в науке до последнего времени, затемнял ценность ее как живого голоса крестьянства о самом себе в наши дни». Конференция призвала к собиранию народных песен, частушек, легенд современности, чтобы будущие историки революции «имели бы больший материал о сменявшихся настроениях мате в том или другом крае». Эти правильные теоретические установки дополнялись методическими советами записи фольклорных произведений. В качестве основных, совершенно необходимых требований выдвигались точность и полнота записи, четкая и обстоятельная документация фольклорных текстов, внимание к личности певца, сказочника.

Направляй фольклористов на собирание «в массовом масштабе» материалов, отражающих современность, Ю. М. Соколов выдвинул задачу - систематическое их издание в научных целях. При этом требование научной достоверности выдвигалось в качестве основного и играло роль критерия при оценке публикаций. Примером может служить оценка книги С. Федорченко «Народ на войне». В 1921 г. Ю. М. Соколов, отмечая, что в книге собраны «легенды, сказания и просто разговоры», что «материал говорит здесь сам за себя», в то же время очень сомневался в научной достоверности материала, не паспортизованного, с очевидными признаками стилевой обработки: «Федорченко преследовала не научную цель, а литературную». Позднее, в предисловии к книге «Революция» и во время дискуссии о книге «Устные рассказы о Ленине» Ю. М. Соколов более резко скажет о книге С. Федорченко как о фальсификации фольклора: «Главный грех Софьи Федорченко заключается в том, что она выдала свою собственную литературную стилизацию «под народ», в художественном плане допустимую, за подлинный документ, вводя в заблуждение широкие массы читателей, веривших ей на слово. Не думаю, что автор ничего не почерпнул из того, что слышал в солдатской массе на войне, но все слышанное и узнанное преподнес читателю в своей переработке, тщательно при этом ее маскируя». Через несколько лет при обсуждении доклада С. Мирера и В. Боровика «Рабочие сказы о Ленине» книга С. Федорченко фигурировала как отрицательный пример: «...нужно избегать того, что сделала С. Федорченко. У нее получилась спекуляция на том, что это подлинный фольклор». Таким образом, критерий научной достоверности публикуемых материалов несказочной прозы занял свое место в советской фольклористике с первых лет ее развития. Уточнение оценки от 20-х к 30-м гг. в сторону выявления научной несостоятельности книги показывает рост и формирование теоретических основ науки о фольклоре. По мере того как оформлялись методико-методологические принципы, оценки становились строже и научно требовательнее.

Твердое сознание необходимости точных, документированных записей имело место в 20-е гг. не только в установочных докладах ведущих советских фольклористов и в критических оценках публикаций, но и в программах и методических пособиях по собиранию фольклорных произведений. При этом следует заметить, что методика записи жанров несказочной прозы - преданий, легенд - в пособиях тех лет не разработана. Некоторое исключение составляет лишь пособие М. Азадовского «Беседы собирателя», высоко оцененное Ю. М. и Б. М. Соколовыми. Говоря о пробелах в собирании сибирского фольклора, М. Азадозский упоминает «местные предания», имеющие «особый интерес», подчеркивает необходимость их скорейшей записи и указывает тематику: о Радищеве, о Чернышевском, о декабристах, о знаменитом начальнике каторги в Забайкалье - Разгильдееве, а также о событиях гражданской войны и социалистического строительства. Рекомендаций о записи преданий М. Азадсвский не дает, но советы его о собирании фольклорных произведений всех жанров, несомненно, распространяются и на предания: бережнее отношение к тексту, или, еще точнее, к слову и звуку, чтобы избежать характерных для собирателей стремлений: «обнародить» текст или «облитературить». «Научная запись - запись слово в слово», обязательное снабжение каждой записи научным паспортом.

Критерий научно достоверной записи оформлялся в фольклористике 20-х гг. как с помощью утверждения проверенных в собирательской работе приемов и методов, так и разоблачения ненаучных записей. Б. и Ю. Соколовы следующим образом делают это в своем методическом пособии 1926 г.: «Ненаучная запись характеризуется наличием переделок собирателем, изменением и исправлением текста на свой вкус. Большим злом является в любительских записях стремление к нарочитой стилизации «под народ», отчего устное произведение, перегруженное форма ми и оборотами «народного стиля» в таком неумеренном количестве и такой комбинации, выдает с головой всю его искусственность».

Научна та запись, которая точно закрепляет устный рассказ информатора, полно документирована и не подвергнута обработке собирателем. Недопустимы никакие изменения и исправления. Фольклорные произведения должны записываться и публиковаться в их точной форме. Составление сводных текстов антинаучно.

Методико-методологический спор возник в первой половине 30-х гг. вокруг книги С. Мирера и В. Боровика «Рассказы рабочих о Ленине». Уже первая книга этих собирателей и составителей «Революция. Устные рассказы уральских рабочих о гражданской войне» собиралась и составлялась таким способом, который не мог обеспечить научную достоверность текстов.

И. Рабинович подает как достижения С. Мирера следующие приемы собирания:

«1-связка текстов. Предположим, записано несколько рассказов об одних и тех же событиях из гражданской войны. Путем сопоставления их друг с другом удается отделить факт от случайного, наносного.

2 -связка текстов при рассказчиках, так называемая очная ставка.

2 - запись, когда на руках есть другое воспоминание, по которому «тайно» проверяется рассказ...

5 - запись воспоминаний с подробным допросом. Это имеет место в том случае, когда рассказчик допускает много неточностей. Тогда нужно превращаться в сурового следователя.

6 - запись рассказа при свидетелях тех событий, о которых будут воспоминания. Это заставляет рассказчика насторожиться и более точно передавать факты» (И. Рабинович. О записи воспоминаний. Из опыта работы т. С.Мирера. – В сб.: История заводов, вып. 4-5, М., 1933, стр. 209). .

Вызывает возражение явная в рекомендациях обстановка следствия, при которой собиратель устраивает «очную ставку», «подробный допрос», приглашает «свидетелей», а сам становится «суровым следователем». Не может быть принят и опыт «связки текстов», ведущий к сводным текстам, за которыми совершенно теряется личность отдельного рассказчика.

После записи, произведенной подобным образом, рассказы подвергались обработке, с которой автор статьи пишет следующим образом: «Выбрасываются места, не несущие никакой смысловой нагрузки, повторения слов, слишком утомляющие читателя, все неточности, ошибки в передаче фактов и т. д. Эта литературная обработка является одним из самых трудных дел, так как в этой области не накоплено никем сколько-нибудь значительного опыта». В процесс литературной обработки воспоминаний включается по свидетельству автора статьи, и монтаж, т. е. перестановка частей рассказа, создание новой композиции. При этом рекомендуется: «По возможности, план рассказа нужно стараться выработать с самим рассказчиком. Если же это не удается, тогда на сцену должны явиться ножницы...».

Появление в 1934 г. книги рассказов-воспоминаний о В. И. Ле­нине, приготовленной таким же способом, как и книга «Революция», вызвало научную дискуссию, в процессе которой подобный метод работы не был принят в фольклорной собирательской и издательской практике.

С. Мирер и В. Боровик обратились к устным рассказам о революции, гражданской войне, о Ленине как к историческому источнику. В таком подходе есть большой научный смысл. Но при этом совершенно необходимо было учесть устный характер материалов, наличие в них вымысла и домысла, личных оценок рассказчиков и отнестись к этим моментам осознанно бережно. Собиратели же обработкой нарушили историзм рассказов, в результате чего материалы получили весьма относительную историческую ценность и почти утратили фольклорную.

При обсуждении книги В. И. Чичеров отметил, что опубликованные произведения - это не фольклор, так как они обработаны. Он признал большую ценность в собранном материале именно тех мест, которые квалифицировались составителями как «искажения в передаче событий» и на этом основании обрабатывались или просто выбрасывались. Для него как для фольклориста больший интерес представляет собранное «сырье» (термин С. Мирера.-В. К.), чем обработанные и напечатанные рассказы. В. А. Мещанинова, М. Я. Феноменов выразили беспокойство в связи с методом «чистки» текстов, который может уничтожить художественность рассказа и придать ему схематизм. Необходимы пол­ные образцы записей - в интересах научности и в интересах сохранения своеобразности. Всякая обработка может повредить этим записям как документу социологическому: «Если мы собираем материал для того, чтобы изучить те группы людей, которые высказываются, то конечно, это прием неверный».

П. С. Богословский высказал опасение по поводу того, что «если пользоваться широким творческим подходом к фольклорным материалам, то на местах, особенно в низовой краеведной сети, возможны самые невероятные операции с фольклором... пропущенный через «творческое» сознание собирателей фольклорный материал едва ли можно относить к категории подлинно рабочего эпоса в силу часто наблюдающейся субъективности собирателей».

Ю. М. Соколов предупредил об опасности скомпрометировать большое и нужное дело неверными собирательскими и составительскими приемами: обработка записанного материала - сокращение, перестановка, создание сводных текстов, преследование целей «художественного порядка». «Вопрос о новом фольклорном стиле... о новом виде пролетарского эпоса, мы можем разрешить только тогда, когда будем совершенно до конца убеждены, что каждое слово в данном произведении принадлежит действительно пролетарскому сказу, а не собирателям».

И тем не менее сторонники обработки устных рассказов, записанных у народа, еще не сдали свои позиции. В 1936 г. появилась статья А. Гуревича «Как записывать и обрабатывать устные рассказы. К вопросу о методике записи и обработки устных рассказов». Автор как бы осуждает С. Мирера и В. Боровика за обработку: «подлинно-сказительского остается пятьдесят процентов», «рассказы страдают однотонностью, ощущается желание собирателей обязательно все втиснуть в стандартные литературные рамки». В итоге же оказывается, что А. Гуревич не против обработки народных рассказов, он за нее. Для него ошибка составителей состоит в том, что «начинающему фольклористу... показывают только итоговую... работу - окончательную обработку текстов», а он считает для себя идеалом «такую подачу записи и обработки устного рассказа, которая бы обнажала всю лабораторию нашей фольклористской работы». По мнению автора, этого еще не удалось достигнуть: «вопрос обработки устных рассказов еще находится в стадии разрешения, здесь еще идет медленное накопление методов работы».

Примеры вольного обращения с текстами преданий и легенд находим в сборнике «Старый фольклор Прибайкалья». В разделе I «Каторга и ссылка» А. В. Гуревич помещает баргузинские устные рассказы и легенды о декабристах (№ 1-(15), записанные им. Составитель компонует записанное по своему усмотрению: «В процессе сбора носители фольклора рассказывали те или другие факты и легенды не всегда в последовательном порядке, поэтому при опубликовании записи расположены мною тематически» - Составитель не дает цельных текстов. Он перемежает отрывки рассказов своими комментариями. Отдельные отрывки выглядят ответом на поставленный собирателем вопрос, однако вопросы к информатору не даются. Документация текстов неполна. Так, не сообщен возраст рассказчиков, собиратель ограничивается указанием: «Все они были весьма преклонного возраста».

В разделе II «Местные предания» содержится 5 текстов (№ 16-20), стиль которых далек от устного, разговорного, и весьма близок к письменному.

Критического отношения требуют также материалы преданий и легенд, опубликованные Е. М. Блиновой. Нам приходилось писать об обработке ею текстов пугачевских преданий. Составительница сборников сводила воедино записанные от нескольких информаторов небольшие по объему предания. При этом весьма обильно дополняла своим текстом, или придуманным, или почерпнутым из письменных источников. По сообщению Э. В. Померанцевой, в 1941 г. были получены академиком Ю. М. Соколовым от уральских писателей материалы, показывающие, как Е. М. Блинова сводила записи и литературно обрабатывала фольклорные тексты.

Чем объяснить появление обработанных, научно недостоверных текстов во второй половине 30-начале 40-х гг.?

Велика была потребность в фольклорных материалах в обществе, народ которого героическим трудом восстановил свою страну и заложил фундамент социализма,-фольклористы стремились ответить на эту потребность. Выходят при участии и под руководством А. М. Горького, воодушевленного идеей создания героического эпоса наших дней, первые книги из серии «История фабрик и заводов» - «Были горы Высокой» , появляется первый сборник рабочего фольклора из материалов горнозаводского Урала - «Дореволюционный фольклор на Урале» . К 20-летию Советской власти вышел том «Творчество народов СССР» с предисловием А. М. Горького. И тем не менее, ощущался недостаток в материалах, особенно по советскому фольклору. Ю. М. Соколов в письме на Урал Е. М. Блиновой по поводу издания «Дореволюционного фольклора на Урале» настойчиво просит прислать тексты повествовательного уральского фольклора (письмо от 22.VII. 1935 г.). Цитирую отрывок: «В заключение одно важное предложение: редакция «Двух пятилеток» и редакция «Правды» в экстренном порядке ждут материалов по советскому фольклору. Особенно нужны сейчас прозаические произведения: сказы, легенды, предания о гражданской войне, героях, вождях, успехах социалистического строительства. Отберите несколько наиболее ярких в общественном и художественном отношении образцов и пришлите мне для обеих редакций. Непременно только нужны обозначения, от кого, когда, кем запись произведена». Ю. М. Соколов принимает предложение редактировать сборник «Уральский фольклор», составленный В. П. Бирюковым, и привлекает к отбору текстов группу своих учеников и сотрудников, так как видит большой общественный смысл в публикации фольклора.

Но общественный спрос опережал собирательские и издательские возможности. В этих условиях выходили книги с текстами, плохо отобранными, научно недостоверными.

В критических заметках и рецензиях на фольклорные сборники не было требования научной достоверности текстов с той систематичностью и обязательностью, с какими этот критерий должен был бы в них присутствовать. Именно об этом писал И. Кравченко: «...проявляется нездоровая тенденция идеализировать и нивелировать все, без исключения, фольклорные произведения, считать верхом совершенства все, что носит название фольклора. Установилось неписаное правило о каждом произведении советского фольклора говорить лишь в хвалебных тонах». Критика была весьма осторожна, мало требовательна, и это обстоятельство привело к новым изданиям научно недостоверных текстов. Так, А. М. Астахова в рецензии на книгу С. Мирера и В. Боровика «Революция. Устные рассказы уральских рабочих о гражданской войне» пишет об «очень бережном отношении к текстам» со стороны составителей книги, повторяет выражение Ю. М. Соколова о «подлинных, неизмененных рассказах». В рецензии С. Минц на сборник Е. М. Блиновой «Сказы, песни, частушки» (Челябинск, 1937) не ставится вопрос о подлинности текстов, об их фольклорной достоверности. С. Минц отмечает лишь, что сборник «должен иметь научный комментарий, дающий указания сказочных и песенных параллелей к данному материалу. Составитель должен точно паспортизировать свой материал, должен подробнее остановиться во вступительной статье на характеристиках носителей и творцов представленных в сборнике фольклорных произведений. Этим условиям сборник Е. М. Блиновой не отвечает». Эти недочеты, на наш взгляд,-следствия одной причины, состоящей в том, что составитель сводил записи в один текст, почему и трудно было дать документацию текстов и биографический материал об информаторaх. В рецензии В. И. Чичарова на сборник Е. М. Блиповой вопрос о достоверности текстов не поднимается и сборник оценен вполне положительно. Упрек состоит лишь в том, что нет материалов о гражданской войне и социалистическом строительстве.

Создается впечатление, что поскольку дореволюционная буржуазно-дворянская фольклористика игнорировала рабочий фольклор, а советские фольклористы выдвинули эту проблему в качестве одной из ведущих (и открыли идейно-художественную ценность произведений рабочего фольклора), то на первых порах в него «верстали» многое, что не было фольклором. Критика же не выполняла своей воспитательной роли. Она захваливала фольклорные публикации. Выгодно отличается от других рецензия. Гофман на сборник А. А. Мисюрева «Легенды и были (сказания алтайских мастеровых)» наличием критерия точной записи текстов: «Сборник А. А. Мисюрева, составленный из исключительно ценного материала, данного в хорошей точной записи (подчеркнуто мной.- В. К.), снабженный интересной статьей собирателя и необходимыми комментариями, - ценный вклад в изучение рабочего фольклора, в дело, являющееся неотложной задачей советской фольклористики». Это одна из первых рецензий, в которой сформулировано требование научно достоверных текстов.

Немалое значение имело и то, что природа жанров несказочной прозы не была разработана, не было научного представления об идейно-художественных особенностях преданий, легенд, рассказов-воспоминаний, жанровые разновидности покрывались одним термином - «сказы». Не разработаны были в 30-е годы и проблемы текстологии фольклора.

III.

На полевую запись преданий распространяются все основные требования, предъявляемые к записи любого фольклорного произведения: 1) записать точно, ничего не убавляя и не прибавляя от себя; 2) записанное тщательно проверить; 3) записанный текст полно и точно документировать.

В то же время реализация этих требований находится в непосредственной связи с особенностями жанра преданий, их бытованием и имеет поэтому некоторые отличительные моменты.

Предания локальны, собирание их протекает успешно при условии осведомленности собирателя в истории района, населенного пункта, в котором предстоит работать, в географии данной местности (точнее, в названиях окрестных гор, рек, озер, населенных пунктов и т. п.). Успех полевой работы определяется, прежде всего, степенью и характером подготовленности к ней самого собирателя. Этот «родник народного творчества» (П. П. Бажов) - предания можно открыть и черпать из него только тогда, когда сам собиратель хорошо знает историю Урала, особенности труда и быта уральских рабочих, темы, сюжеты и образы общерусских и уральских преданий. Разумеется, надо учесть и записи преданий из данной местности, сделанные ранее.

Первая поездка в выбранную для обследования местность носит, как правило, разведывательный характер. Как бы ни был осведомлен собиратель в историко-географических сведениях, в фольклорных материалах, записанных до него, он еще не представляет, какие именно темы и сюжеты преданий встретит в процессе полевой работы.

Предания «не лежат на поверхности», их записи предшествуют осознанные целенаправленные поиски, умело ведущиеся собирателем разговоры.

Поскольку предание - это рассказ о прошлом, порою весьма далеком, то собеседника-информатора нужно настроить на соответствующий лад. Расположить собеседника к рассказыванию можно различными способами.

На практике проверено следующее начало беседы: собиратель начинает заранее продуманный разговор о том, что его интересуют не песни о любви и семейной жизни, не пословицы и частушки, а рассказы об историческом прошлом края (района, населенного пункта). При этом нередко случается услышать возражение, что про историю много написано в книжках, зачем же еще рассказывать. Не умаляя роли письменных источников, собиратель разъясняет значение народных представлений о событиях исторической общественной жизни прошлого. Это объяснение обычно вполне благожелательно воспринимается собеседником, настраивает на серьезный лад, повышает значение начатого разговора, подчеркивает его важность.

В качестве собеседников большею частью выступают люди старшего возраста, главным образом мужчины. Предания - это преимущественно мужской жанр. П. П. Бажов, говоря о наиболее интересных рассказчиках, употреблял выражение «институт заводских стариков». Этот «институт» действительно существует, и при записи преданий на горном Урале значение его трудно переоценить. И в наши дни записываем предания, главным образом от стариков; складывается впечатление, что представления людей, выражающиеся в преданиях, «отстаиваются» в каждом поколении в людях старшего возраста. Они - носители житейского опыта в широком смысле этого слова, знатоки, хранители и передатчики традиции преданий.

С просьбы рассказать о прошлом поселка начался разговор с Михаилом Павловичем Петровым летом 1960 г. в пос. Висим, Пригородного р-на, Свердловской обл., на родине Д. Н. Мамина-Сибиряка. М. П. Петров родился в 1882 г. в Висиме, здесь и проявил жизнь. Знает историю поселка, жителей, окрестности, грамотен, окончил трехклассную земскую школу. Для меня - собирателя и руководителя экспедиции - разговор с М. П. Петровым -это своего рода «разведка» в область висимских преданий. Отмеряю в тетради фрагменты, мотивы, сюжеты, которые затем участники экспедиции будут специально искать. В этом и смысл подобных бесед. Они обязательны в начале собирательской работы, так как выявляют тематический репертуар преданий.

В рассказе М. П. Петрова последовательно одна за другой возникают темы, намечаются группы висимских преданий: о старообрядцах-раскольниках («Дальше по Уральским горам есть могила отца Павла, туда к Петрову дню собираются молиться кержаки. А теперь милиция стала запрещать»); топонимические («Метелев лог, не было ли тут покосов метелевских. По ним и прозвали»); о прототипах героев произведений Мамина-Сибиряка: «Емеля Шурыгин здесь был охотник, с Маминым-Сибиряком дружил. Тот его по лесам водил, а потом изобразил под видом Емели-охотника»); о быте старательского поселка («Когда здесь были золотоплатиновые прииска, тут народу-то было со всех сторон»); о взаимоотношениях старателей со скупщиками платины, о «заводских разбойниках» («Раньше у нас тут платину воровали, часть сдадут скупщику, а часть себе оставят. Скупщик Тима Ерохин поедет из Висим а платину в Тагил сдавать братьям Треуховым, а Кривенко подкараулит; платину отберет, убийств не было»); о беглых в уральских лесах («Беглыми пугали: «ты, смотри, далеко в лес не ходи, а то бегляки обидят». Из тюрьмы убегут, беспаспортные, начнут свою жизнь в лесах»); о Демидове и начале его деятельности на Урале («Демидов первый в России сделал ружье, с этого их государь шибко полюбил и дал здесь поместье. Говорит, будто бы в Перми жил, а главное управление было в Тагиле»). Вспоминая учебу в земской школе, М. П. Петров рассказывает стихотворения «Кто он?», «Посмотри, в избе мерцает огонек светца...», упоминает книгу для чтения, составленную; Паульсоном, рассказывает из этой книги, по его словам, «поучи­тельные статейки»: «Ворона и воронята», «Завещание отца сыновьям». Таким образом, эта беседа дала представление не только о тематике висимских преданий, о мотивах и сюжетах, но и об одном из возможных источников народных представлений (хрестоматии, книги).

На практике проверен и такой «подступ» к собиранию преданий, как рассказывание собеседником-информатором автобиографии. В 20-е гг. собиранием автобиографий занимался Н. Н. Юргин, рассматривавший их как самостоятельный и весьма оригинальный жанр словесного творчества: «Стремление к точной записи всего услышанного собирателем приводит к записи автобиографии. Автобиографии иногда оказываются настолько подробными и настолько интересными, что приобретают в глазах собирателя ценность уже совершенно самостоятельную, и тогда начинают записывать автобиографии уже не только от сказочников и певцов, но и от людей, не являющихся таковыми - от каждого, кто способен дать подробный рассказ о своей жизни. Автобиография вырастает таким образом в самостоятельный жанр устного словесного творчества». Статья Н. Н. Юргина весьма значительна как одна из первых в советской фольклористике попыток разобраться в жанровом составе устных народных рассказов. При этом центральное место среди них отводится автобиографии, вбирающей в себя элементы других жанров: «...фактически в автобиографиях всегда есть в той или иной степени также элементы и всех других жанров. Рядом с эпизодами чисто автобиографическими включаются в рассказ эпизоды мемуарные и элементы летописания, и рассуждения на разные темы; при этом во многих случаях эти элементы настолько слитно даются в рассказе, что точную разграничительную линию между ними провести бывает очень затруднительно». В связи с подобным жанровым составом автобиографий Н. Н. Юргин рекомендует записывать их и в том случае, если фольклорист интересуется специально не ими, а рассказами какого-либо другого плана: «Ценные и сами по себе, они помогут лучше осмыслить и объяснить характер и происхождение того материала, которым занят собиратель специально».

Внутри автобиографий Н. Н. Юргин отмечает и элементы предания: «...жанр, который можно назвать историческим или летописным, рассказы о том, чего сам рассказчик очевидцем не был, что слышал от людей».

Мы полностью согласны с Н. Н. Юргиным в его оценке автобиографических рассказов. Из собирательской практики очевидно, что автобиографический рассказ - это один из путей к преданиям. П. П. Бажов в свое время советовал обращаться к автобиографическому рассказу в целях собирания фольклорных материалов на тему о труде людей: «Основная ставка здесь должна быть не на связный рассказ, а на биографию рассказчика. Если он долгие годы работал по любой отрасли, он, разумеется, знает немало интересных рассказов, хотя и не привык о них говорить другим. Слова одного могут быть пополнены или исправлены другим».

Рассказ собеседника о своей жизни порою является лишь отправным моментом. Рассказчик переходит к описанию того вида труда, которым он занимается (или занимался), например, к сплавной работе, затем к описанию чусовских окал, мимо которых умного раз приходилось плавать. В результате получается рассказ автобиографического характера, содержащий оценку труда, пока­занного глубоко и ярко. Рассказ выявляет этические и эстетические представления информатора и проливает свет на мировосприятие той социально-профессиональной группы, к которой он принадлежит. В автобиографических рассказах о сплавной работе содержатся топонимические предания о названиях чусовских скал-бойцов; в связи с этой темой был упомянут силач Василий Балабурда. Стал вырисовываться интересный фольклорный образ. Начались специальные поиски преданий о нем, давшие свои результаты. Таким образом из собирательской практики напрашивается вывод в отношении автобиографического рассказа: автобиография - надежный путь к преданиям.

Моим собеседником в г. Полевском Сысертского района Свердловской обл. был летом 1964 г. Михаил Прокофьевич Шапошников, 1888 г. рождения. Рассказ его, насыщенный преданиями, начался со сведений автобиографических, а затем вобрал в себя предания: «Отец был старатель. Лет 13-ти я сделался, поехал с отцом и братом на Омутинку и Крутоберегу. Пробили шурф, сначала идет торф, потом речник, потом песок с содержанием платины. Заявили в контору, нам намеряли 90 сажен. Намыли ничего, поробили год. Через год пошли на Крутоберегу. Там есть поддерник, глубина 1 метр 20 - 1 метр 30; воды было много, воду откачивали день и ночь. Работали компанией: Александр Александрович Потеряев, Дмитрий Степанович Шапошников, отец Прокофий Петрович Шапошников. 15 лет летами работали на Крутоберегой, 18 км отсюда. Приезжали 1 мая, когда земля распустится, чтобы мерзляди не было. Ставили два машерта и работали. Зарабливали рублей по 12-13 в неделю на пай. На Красной Горке работал лет пять. «Золото моем - голосом воем». Это правда. В земле-то не видно. А людям верить - так не попадешь. Пробили шахту за Большим угором, 22 метра глубиной, тут раньше работал подрядчик Белкин, а наши-то пробили - ничего не оказалось. Вот почему и есть поговорка: «Золото мыть-голосом выть». Есть - так хорошо, а нет-так плохо. Раньше пенсии не было, вспомоществования не было. Есть что в кармане - так то только и есть. Клады искали. На Азове (есть гора у нас Азов, отсюда километров 7, у них есть какая-то там девка Азовка или королева земного царства (вы сами сообразите, как ее звали), есть пещера с северной стороны. И вот все считали, что там имеется клад. Некоторые люди ходили, но туда зайти не могли. Или заваливало, или что. А направление было. Пройдут метров 6 - и все. На Азове жили хищники, чужим трудом разживались. Это считалось так. Идет обоз из Серег, возили хлеб, всякий товар. Нападут, ограбят, а в пещеру все клали. Здесь есть Большой угор. Если на Азове пропустят, то зажигают факел берестяный, подают знак: «пропустили, подготовляйтесь». И накроют здесь, на Большом угоре. А еще есть Думная. Старички П. П. Бажов, Антропов асе и думали на Думной горе, как бы людям сделать жизнь лучше. Соберутся ночью в избе и решают вопрос, как что сделать. Вот отсю­да «Думная тора». (Записано автором).

Автобиографические сведения о старательской работе переходят в толкование пословицы «Золото моем - голосам воем» на основании собственного жизненного опыта рассказчика, затем естественно возникает тема кладов, к поискам которых обращались люди в надежде выйти из тяжкого материального положения; в рассказе об Азове встречаем фрагменты преданий об Азове, затем следует предание о разбойниках (хищниках) на Азов-горе и Большом угоре и топонимическое предание о Думной горе. Так автобиографический рассказ явился путем к преданиям и своего рода хранилищем преданий.

В пос. Черноисточинск Пригородного р-на Свердловской обл. в 1961 г. мне довелось услышать обстоятельный рассказ о рабочей семье Матвеевых от Адриана Авдеевича Матвеева, 1889 г. рождения: «Мой дед демидовский рабочий крепостником был. Работал на угле, Артамон Степанович Голицын. И он и сын с тем померли, что на приисках не были, а были демидовские рабочие. Вздумал жениться, взял обыкновенную девушку и не спросился у управителя завода. А раньше такое право было, управитель распоряжался. Вот и отсидели по 7 суток и сам Артамон и его жена. Посадили молодых в Тагил в каменную тюрьму возле плотины. В ту пору все право было у заводчиков. История ихней семьи была такова: мой прадед, отец Артамона, Степан Трефилович Голицын был кержак закоренелый. В то время не призывы были на военную службу, а просто хватки такие. Степана вызывают в контору, говорят: «Крестись в церкви, а то возьмем сына в солдаты». Он велит старшему сыну Артамону: «Приведи Клементия и Онурия». Бабушка беспокоится, зачем отец сначала ушел, потом сыновей вызвал, ведь там и пороли. Он сразу их и сдал в солдаты, а креститься в церковь не пошел. Другой сын Степана - Авдей- 25 лет служил.

Демидовскими рабочими распоряжались как скотом. Если здесь угля достаточно, погонят в Верхний Тагил, там работать. Что уж, раз они подвластны были. Со стороны демидовских служак насилие было. Тюрьма-то демидовская на заводской территории под землей. Прямо из кричного цеха вход в нее был. Кто норму не выполнит, так туда и втолкнут. Там две тюрьмы, обе в плотину вделаны были. За невыполнение туда как в карцер тол­кали. Как стали утиль здесь первый собирать, сдали ему чугунные лапти, обыкновенные мужские лапти. Для чего они были, не знаю. На людей их надевали в старо время. Для завязок дырочки были, петли. Здесь их не могли отлить, у нас не было чугунного литья. Они были откуда-то привезены. Может быть, их в наказанье одевали. А, может быть, боялись, что люди убегут, так их и надевали.

Сильно искал руду Демидов. В 1937 г. на горе Широкой нашли выработку руды, а потом по карте Высоцкого посмотрели, так там есть зарисована выработка. Нашел руду Демидов. Была Комариха в старое время. По ее признакам все найдено. Она не знала, что там есть руда. Она не золото находила, а признаки золота, а это все связано с золотом. Где автобусная остановка, там ее дом стоял. Эта Комариха в молодые годы жила у богатых, у Треуховых. У них золото было спрятано в подвале. Она пошла туда и закричала: «Горим!». А пожара и не было. Когда золото убрали, она уж пожара и не чувствует. Когда у нее муж робил за Левихой, ей приходилось ездить через Левиху, в то время никто не знал, что там руда есть. Как только доезжают до этого места, получалось причудье, она была беспамятна, ей мерещило. «последствии, где ей мерещило, Левиху открыли. Она идет по ягоды, видит старателя Абрама Исаича, говорит: «Не там стараешься, а здесь надо». Впоследствии Тит Шмелев нашел это золото. Едут они с мужем, она говорит: «Вот здесь ведро породы достать, полведра золота будет». Но ничего этого не нашли. А Тит себе на это золото каменный домочек построил. Тит говорил: «Я золото нашел по Комарихиным сказкам». (Записано автором).

Рассказ автобиографического плана начинается с семейных преданий потомственных демидовских рабочих о женитьбе деда без разрешения управителя завода и постигшем его наказании, об упорстве прадеда-раскольника, который пожертвовал сыновьями, но не изменил своей вере. Затем следует рассказ о чугунных лаптях и предание о необыкновенных свойствах Комарихи «видеть» и «чувствовать» золото сквозь землю. В целом рассказ, в особенности его первая половина, выглядит как устная летопись рабочей семьи.

«Подступы» к беседе могут быть разнообразными, в зависимости от целей собирателя, от возраста и других особенностей собеседника, а также от условий, обстановки, в которых происходит запись. Но при всех обстоятельствах роль собирателя не пассивна. Он начинает беседу и умело поддерживает ее, вызывая интерес к теме разговора. При этом искусство собирателя проявляется в том, чтобы не стеснять рассказчика, т. е. не навязывать ему художественного решения темы и не направлять его по видящемуся собирателю сюжету. Во время рассказывания собиратель активно слушает, т. е. своим видом и репликами, и вопросами показывает заинтересованность рассказом. Если рассказ протекает в группе людей, то роль активно воспринимающей среды выполняют слушатели: вопросами, дополнениями, эмоциональными восклицаниями они воодушевляют рассказчика, помогая этим собира­тельской работе. М. Азадовский в «Беседах собирателя» высказывает мысль об обязательной осведомленности собирателя в сказочном материале, чтобы «если сказочнику кажется, что он ничего не вспомнит, «наводить» сказочника, подсказывая и напоминая ему различные сюжеты». «Иногда бывает полезно попытаться самому рассказать сказку, найдя для этого подходящий случай. Это всегда дает прекрасные результате, так как невольно возникает момент соревнования». При записи преданий осведомленность в материале обязательна не в меньшей, а в большей степени. Возможен и рассказ преданий собирателем. Собеседник-информатор действительно убедится в осведомленности собирателя. Может возникнуть «момент соревнования». А может и не возникнуть, так как собеседника как бы отпугнет эта осведомленность, он замкнется в себе. Надо учитывать характер собеседника.

Запись преданий о Ермаке на р. Чусовой в 1959 г. обычно начиналась с разговора о камне «Ермак» в низовьях Чусовой и выяснения, откуда произошло это название. Естественно, что предания начинаются с описания камня: «Ермак - не опасный камень. Спокойно мимо его плывешь. Человек там жил Ермак. Старинный человек. Он шел по Чусовой снизу кверху...» и т. д.

«На Чусовой камень Ермак есть, высокой камень, сверху в нем вход есть, как окно, на Чусовую. Там палка привязана, висит веревка...».

«Каким камням есть название - так это и наши деды и бабки так и звали. Ермак-камень - говорят, Ермак тут когда-то существовал...».

Собирательская практика убеждает в том, что положительные результаты дает ознакомление информатора с уже записанными текстами преданий, а также запись от группы людей. В д. Мартьяновой в 1959 г. состоялся разговор с группой стариков: Николаем Каллистратовичем Ошурковым (1886 г. рожд.), Моисеем Петровичем Мазениным и Степаном Каллистратовичем Ошурковым (1872 г. рожд.) о кладах, таящихся в земле. Наши собеседники, дополняя друг друга, рассказали предание о лодке Ермака, полной денег, а также о нахождении клада клепанных из красной меди денег Федором Павловичем и Василием Денисовичем Ошурковыми.

«Подступом» к записи преданий может быть обращение собирателя к произведениям других жанров с целью вызвать в памяти собеседника-информатора необходимые образы, сюжеты, представления. Так, прочтение собирателем первого четверостишия рекрутской песни «Последний нонешний денечек...» вызвало обстоятельный рассказ Филиппа Ильича Голицына (1890 г. рожд., пос. Черноисточинск Пригородного р-на, 1961) о наборе рекрутов в армию. Примечательно, что заканчивает свой рассказ Ф. И. Голицын также словами песни: Хорош мальчик уродился, Во солдатушки сгодился... (Архив автора. Черноисточинск, 1961).

Предания могут возникнуть в беседе как толкование пословицы или как комментарий к произведениям местных поэтов. В Висиме пели об «Овериной кулиге»:

Над Кулигою стонет Оверя,

Похудел он и ночи не спит,

«И не знаю, что будет теперя», -

Сам с собой Елизарыч твердит.

«Подлецы все, мошенники стали,

Грабят средь белого дня.

Как на мокрую мышь нападают

Шерамыги теперь на меня».

А затем Нефед Федорович Огибенин (знаток народной драмы «Шайка разбойников «Черный ворон») пояснил: «У Аверьяна Елизаровича Огибенина была большая кулига на правом берегу Шайтанки, с большим содержанием платины (Оверина кулига). Узнали о платине одиночки-старатели («шерамыги») и стали по ночам промывать платину. Этому факту висимской жизни и по­священо насмешливое стихотворение К. С. Канонерова». (Архив автора. Висим, 1963).

У преданий в их живом бытовании обнаруживаются контакты с песнями. Тематически близкие или аналогичные преданию песни цитируются дословно или пересказываются своими словами, но приближенно к тексту: «Ермак - казак, как ребята в армии рассказывали. Его царь хотел казнить. За что? Да он как Стенька Разин за народ стоял. Он вот тут на нашей Чусовой стоял, потом до Камы добрался. Он имел 800 человек, он сказал: «Будет мне безобразить, нападать на купцов, надо себе оправдание делать». И пошел он с шайкой своей с ордами, с татарами воевать. У него тяжелый панцирь-дар царя стал гибели его виною и утащил на дно героя. Когда они спали, на их напали татара, так уж я расскажу:

Ермак воспрянув ото сна,

Но далеко от брега челны,

Тяжелый панцирь, дар царя,

Стал гибели его виною.

Он погрузил на дно героя. А татарва-то обхватила их, а челн, лодки далеко, им не пришлось; чем даваться живому, да чтоб над им гадились, он бросился в Иртыш.

В особенности перед наступлением я садился в середку и запевал Ермака. Чтобы ребят воодушевить, чтобы они не дрогнули. Ермак был в почете. Это было в 1914 году. В пехоте был. Ночью идешь, темень, ничего не видно. Потом попал в плен, 2 года в Германии, а в 18-м году бежал оттуда. Молоденьких ребят надо чем-то подымать, чем-то веселить».

В тексте синтез предания и рассказа-воспоминания, в предании-пересказ песни о Ермаке, литературного происхождения («Смерть Ермака», дума К. Ф. Рылеева) и цитирование ее.

Весьма желательны (и нами проводились) повторные экспедиции в те места, где записи производились ранее (В пос. Висим Пригородного района Свердловской области работали в течение 5 лет, результатом чего явился сборник «Фольклор на родине Д.Н. Мамина-Сибиряка». Повторные экспедиции проводились в населенные пункты Свердловской обл. – пос. Черноисточинск (1960, 1962), г. Н. Салду (1966, 1967, 1970), г. Полевской (1961-1967), г. Невьянск, д. Полдневую (1963, 1969), г. Алапаевск (1963, 1966), г. Н. Тагил (многократно).

Собирательская практика показывает, что повторная запись текста даже через сравнительно небольшой отрезок времени не открывает возможности проверить дословную точность первоначальной записи: записано будет несколько другое произведение, нельзя ждать от информатора совершенно точного повторения рассказа. Но в то же время несомненно, что повторная запись убеждает в тематическом и сюжетном соответствии первоначальной записи рассказу. Сопоставление же первоначальных и повторных записей служит выяснению живых процессов жанра: судьбы традиции, степени и характера импровизации, своеобразия варьирования и других.

Весьма важно фиксировать обстановку, в которой происходит рассказывание, а также возгласы, реплики, комментарии слушателей. Запись текста обрастает важными деталями, становится этнографо-фольклористической, способствует выяснению функции предания в его активном бытовании.

В.П. КРУГЛЯШОВА,
Свердловск

Анастасия Степанова
Ознакомление детей с народным искусством Южного Урала

Дошкольный возраст - яркая, неповторимая страница в жизни каждого человека. Это время первоначального становления личности, формирования основ самосознания и индивидуальности ребенка. Именно в этот период начинается процесс социализации, устанавливается связь ребенка с миром людей, природы, происходит приобщение к культуре, общечеловеческим ценностям. Поэтому воспитание любви к своей Родине, уважения к культуре народов необходимо начинать в детские годы. Современные исследования в качестве основополагающего фактора интеграции социальных и педагогических условий в патриотическом и гражданском воспитании дошкольников рассматривают национально – региональный компонент. При этом акцент делается на воспитание любви к родному дому, природе, культуре малой Родины.

Региональная культура является первым шагом для дошкольника в освоении общечеловеческих богатств мировой культуры. В формировании собственной личности. Это обусловливает необходимость разработки содержания национально – регионального компонента дошкольного образования, учитывающего местные условия : социальные, экономические, культурно-исторические, природно-климатические, языковые и др.

Богатая культура уральского края имеет большие возможности для воспитания и образования подрастающего поколения. Знакомя детей с красотой уральской земли культурой и традициями народов , живущих на Южном Урале , с работами талантливых художников, писателей и поэтов, мы даем возможность детям почувствовать себя частичкой великого народа , пробуждаем гордость и любовь к своей Родине. Но, начиная работу по ознакомлению детей с культурой и искусством , педагогу необходимо самому знать природные, культурные, социальные экономические особенности своего региона. Необходимо продумать, о чем рассказывать детям, особо выделив характерное только для данной местности, доступно показать связь родного города или села со всей страной. А самое главное, необходимо, чтобы педагог любил Родину, свой край, город и всегда помнил слова академика Д. С. Лихачева : «Чувство любви к Родине нужно заботливо выращивать, прививая духовную оседлость, так как без корней в родной местности, стороне человек похож на иссушенное растение перекати-поле». В настоящее время обращение к культуре родного края как к средству формирования у детей духовно-нравственных ценностей актуально и общезначимо. Опора на красоту окружающего мира, культурные ценности родного края - верный путь повышения качества воспитания и обучения. Используя в работе с детьми краеведческий материал, мы воспитываем патриотические чувства, которые сохраняются на всю жизнь и служат духовному развитию личности. Ознакомление детей с культурой и искусством Урала помогает решить следующие задачи :

Развитие у детей эмоционального , активного отношения, действенного интереса к культуре и искусству родного края ;

Обогащение интеллектуальной, информационной стороне ребенка;

Способствовать приобщению детей к народной культуре .

В настоящее время созданы программы, такие как «Росток» (Шестакова А. В., «Наш дом - Южный Урал » (Бабунова Е. С., Градусова Л. В. и др., в которых нашли отражение традиции и искусство народов Урала , в педагогической печати представлен опыт педагогов по данной теме.

«Урал – это сокровищница России, это природная крепость, «жемчужина будущего» ». Во все века был приметен и славен наш край. Воспета уральская земля , вековавшая особый характер, чуждый духу стяжательства, характер мастерства, искренности и удали.

Само введение регионального компонента, признание серьезного значения – знамение нашего времени, проявление того, что российская образовательная система переходит от общего образования гражданина вообще, к образованию представителя конкретного территориального социокультурного сообщества и человека со всеми его индивидуальными особенностями и способностями. Образование сегодня призвано помочь ребенку адаптироваться к жизни в конкретных условиях. Именно в этом авангардная роль программы «Наш дом - Южный Урал » в развитии российского регионального образования.

В воспитательно-образовательной работе необходимо исходить из того, что каждый гражданин должен знать конкретную, точную и достоверную информацию о своей стране, о своем регионе, городе, селе.

Нравственно-патриотическое воспитание является важнейшей стороной формирования и развития личности ребенка и предполагает становление его отношения к родителям, окружающим людям, к коллективу, к Родине.

Богатство и разнообразие природы, труд и быт русского народа обусловили оригинальность и самобытность, удивительную свежесть и яркость народного творчества . Это творчество несет в себе много национальных традиций, оно тесно связано с тем, чем живет народ в настоящее время , и чем он жил в прошлом.

В народном творчестве отображаются и исторически сохраняются присуще русскому народу черты характера , мышления. Через родную песню, сказку, овладение языком своего народа , его обычаями ребенок дошкольного возраста получает первые представления о культуре русского народа . Не преувеличивая, можно сказать, что любовь к родному краю, Родине зарождается в раннем детстве, именно в тот период развития ребенка, который отличается особой восприимчивостью.

Знакомя детей с обрядовыми праздниками, которые были часть труда и быта народа , мы даем возможность детям познакомиться с историей народа ,с его укладом жизни и народной мудростью . Праздничные традиции русских Южного Урала носили сезонный характер,связанный с сельским хозяйством. В каждый праздник вкладывался символический смысл : весной-праздники связывались с началом полевых работ, осенью- с заботой об урожае. Зимние праздники открывали Святки. На Святки пели песни,проводили игры,обходили дома,устраивали посиделки, гадания.

Также на Урале бытовал и старинный русский праздник проводов зимы-Масленица. На празднике постоянно изображался круг (солнце) : катались на лошадях по кругу, на высоких шестах носили горящие старые колеса- символ солнца; пекли блины, сжигали на костре Масленицу –соломенное чучело,куклу в женском образе. Пепел после сожжения разбрасывали по полю или зарывали в снег. Это должно было сделать землю более плодородной.

С особой радостью на ЮУ справляли летние праздники : Троица, Иван Купала. Троица была связана с березкой. Это девичий праздник, т. к. береза считалась символом счастья. Девушки украшали березы лентами, плели венки, водили вокруг березы хороводы, устраивали девичники, гадали и пели троицкие песни.

Праздник Ивана Купала, связанный с поклонением свету, солнцу, всему живому,отмечался в день летнего солнцеворота. В ночь на Ивана Купала жгли костры, вокруг них устраивали пляски, пели песни. С Ивана Купала на Урале начинали сбор различных лечебных трав. Слово «Купала» происходит не от слова «купаться» , а от слова «кипеть» , олицетворяет солнце, огонь, жар. Поэтому обязательным считались прыжки через костер.

Татары, проживавшие на ЮУ,имели свои народные праздничные традиции. Сабантуй-

Проводился перед посевом поочередно в разных деревнях : устраивались спортивные состязания, различные забавы, всех угощали кашей из собранных продуктов. Обязательным элементом сабантуя был сбор детьми крашеных яиц. После сбора яиц дети устраивали на улице различные игры.

Джиен фиксированный по времени проведения праздник продолжался 3-5 дней до начала сенокоса и жатвы. Днем и вечером проводились молодежные гулянья и игрища; молодые жены переезжали в дома своих мужей; девушки ощипывали гусей и обмывали их в ручьях.

Башкиры отмечали праздники в весеннее - летнее время : каргатуй, сабантуй,джин,телек.

Каргатуй-(граничный праздник) .В празднике принимали участие только дети и женщины. Каргатуй проводился после прилета грачей. Башкиры угощали друг друга кашей, водили хороводы, соревновались в беге.

Сабантуй (праздник плуга) проводился на кануне весенних полевых работ,перед пашней. Праздник длился несколько дней. Башкиры забивали кобылу или баранов,приглашали на пиршество гостей,угощали друг друга кумысом. Во время праздника устраивали спортивные игры,скачки,песни и пляски.

Джин-праздник среди лета;проводился совместно несколькими деревнями. Во время праздника организовывались ярмарки, торговли.

Телек - праздник, связанный с обрядом вызывания (заклинания) дождя в засушливые годы. Во время праздника обливались водой, приносили в жертву животное, готовили угощение.

Каждый народ Южного Урала в жизни надеялся на лучшее, радостное, хорошее, но человек может сам делать добро, совершать хорошие поступки. Эта народная традиция доброго отношения к людям, радостного восприятия жизни нашла отражение в словесном и игровом фольклоре русских, башкир, татар и других народов Южного Урала .

Пословицы и поговорки являются ценнейшим воспитательным средством. В пословицах и поговорках отражены все ведущие идеи народной педагогики .

У детей снижается агрессивность, когда они слышат потешки, прибаутки, заклички, которые звучат как ласковый говорок, выражая заботу, нежность, веру в благополучное будущее. Особенно эффективно использование малых фольклорных форм в период адаптации ребенка к новым для него условиям детского сада. Во время тяжелого расставания с родителями хорошо помогает переключение внимания на яркую игрушку (кошечку, собачку, петуха, сопровождая движением игрушки чтением потешки. Правильно подобранная потешка помогает установить контакт с малышом, пробудить у него чувство симпатии к пока еще незнакомому человеку – воспитателю. Только установив эмоциональный контакт и создав положительную атмосферу в группе, можно начинать прививать детям представления о добре и зле, красоте, правде, храбрости, трудолюбии и верности. С помощью народных песенок , потешек у детей воспитывается положительное отношение к режимным моментам : умыванию, причесыванию, приему пищи и т. п. Эти процессы, сопровождаемые припевками, приговорками, становятся для ребенка более интересными.

Использование народных игр способствует знакомству детей с истоками культуры своего народа , с истоками игровой культуры в целом. Необходимо использовать народные игры , придерживаясь идей народной педагогики , чередуя игры разных национальностей, поочередно включая подвижные, словесные, хороводные.

Можно смело сказать, что народные игры влияют на воспитание ума, характера, воли, развивают нравственные чувства, физически укрепляют ребенка. Каждая игра, если она по силам ребенку, ставит его в такое положение, когда его ум работает живо и энергично, чувства напряжены, действия организованы.

Возникновение народного прикладного искусства относится к глубокой древности. Искусство это неразрывно связано с трудовой деятельностью людей. Человек окружал себя красивыми вещами, которые сопровождали его в течение всей жизни, в будни и в праздники, с детства и до старости.

Изобразительное народное искусство , сильное образами, красками, простотой и умелым использованием материала, воспитывает в детях чувство прекрасного. И. Репин приводит слова И. Тургенева : «Да, искусство хорошо и вполне понятно только на своей почве, только выросшее из своих недр старины». Народное искусство живет наблюдением за окружающей жизнью и природой, поэтому произведения искусства легко воспринимается детьми.

Творцы народного искусства постоянно наблюдали за миром животных и растений, образы которых использовали в своем творчестве.

Наиболее ярко народное искусство проявилось в декоративной росписи. В декоративно-прикладном искусстве народных мастеров выделяются два вида изображений – сюжетные и орнаментальные. Среди сюжетных изображений это животные и птицы. Значительное расположение получил и геометрический орнамент в виде кругов, ромбов, розеток, звезд и т. п.

Пониманию детей дошкольного возраста доступны работы декоративной росписи, резьбы, вышивки, искусство народной игрушки . Народная игрушка забавляет и радует ребенка, учит творчеству и труду, а также учит видеть и понимать окружающую его жизнь. Каждому человеку необходимо знать родную природу, историю и культуру своего народа , к которому он принадлежит, свое место и место своих детей в окружающем мире , уметь уважать себя, учить этому детей . А такое становится возможным только тогда, когда освоена родная культура, включающая много разных аспектов : традиции и обычаи народа , историю его развития, духовное наследие и т. д.

Вот почему с раннего детства необходимо воспитывать у детей патриотизм , гуманизм по отношению к окружающему его миру, нравственные и этические качества.

В. Г. Белинский советовал : «Давайте детям все больше и больше созерцать общего, мирового, но преимущественно старайтесь знакомить их с этим через родные и национальные явления».

Фолькло́р (англ. folk-lore - «народная мудрость») - народное
творчество, народное искусство. Художественное коллективное
творчество народа, отражающее его жизнь, воззрения, идеалы,
принципы; создаваемые народом и бытующие в народных
массах поэзия (предание, песни, частушки, анекдоты, сказки,
эпос), народная музыка (песни, инструментальные наигрыши и
пьесы), театр (драмы, сатирические пьесы, театр кукол), танец,
архитектура, изобразительное и декоративно-прикладное
искусство. Важнейшей особенностью фольклора в отличие от
литературы и современной книжной культуры является его
традиционализм и ориентация на устный способ передачи
информации. Носителями обычно выступали сельские жители
(крестьяне).

Организации

◦ Центр традиционной народной
культуры Среднего Урала был создан в
2011 году на базе двух организаций:
Свердловского областного дома
фольклора и Уральского центра
народных промыслов и ремёсел.
Задачей Центра является сохранение и
популяризация традиционной культуры
народов Урала – как материальной
(художественных народных промыслов,
ремёсел, сувениров), так и
нематериальной (фольклора, обычаев
и обрядов, народных праздников,
местных диалектов).
◦ Свердловский областной дом
фольклора 1989

Особенности уральского фольклора

◦Многонациональный по характеру, что
обусловлено пестротой национального
состава населения региона. Ареалы
расселения народов на территории Урала
переплетены между собой, это способствует
возникновению различных этнических
контактов, проявляющихся и в муз.

Башкирский

◦ Древний эпический жанр кубаиры, использовался
нар. сказателями сэсэнами. Сочетание
стихотворного и прозаического изложения
характерно для иртэков. Баиты лирико-эпические
сюжетные песни-сказы (XVIII-XIX вв.).
◦ . Корни башкирского
фольклора в культуре
◦
тюркских скотоводческих
племен, живших на юж.
Урале с конца IX до нач. XIX в.
В фольклоре башкир
◦
соединились отголоски
языческих и мусульманских
верований. Основные
праздники приходились на
весну и лето; канун полевых ◦
работ отмечался сабантуем праздником плуга. В числе
песенных жанров эпические,
обрядовые, протяжные
лирические, плясовые,
◦
частушки.
Обрядовый фольклор представлен свадебными
песнями (причитаниями невесты сенляу и ее
величанием теляк).
Плясовые песни и программно-изобразительные
инструментальные пьесы кыска-кюй (короткий
напев). К их числу относятся и такмаки род
частушек, нередко сопровождающихся пляской.
Двухголосие характерно для иск-ва узляу (игры
горлом) пения для игры на курае, где один
исполнитель одноврем. интонирует бурдонный
бас и мелодию, состоящую из звуков
обертонового ряда.
Традиционные башк. инструменты смычковый
кыл кумыз, курай (тростниковая продольная
флейта), кубыз (варган).

Фольклор коми

◦ Составляют след. песенные жанры: трудовые, семейно-бытовые,
лирические и детские песни, причитания и частушки. Бытуют и
местные формы ижевские трудовые песни-импровизации,
севернокоми богатырский эпос, вымские и верхневычегодские
эпические песни и баллады.
◦ Распространено сольное и ансамблевое пение, обычно двух или
трехголосное.
◦ Народные инструменты: 3-струнный сигудэк (смычковый и
щипковый); брунган 4и 5-струнный ударный инструмент; духовые
чипсаны и пэляны (дудки, разновидность многоствольных флейт),
этика пэлян (дудка с надрезанным одинарным бьющим язычком),
сюмэд пэлян (берестяная дудка); ударные тотшкэдчан (вид
колотушки), сярган (трещотка), пастушеский барабан. З

Марийский фольклор

МАРИЙСКИЙ
ФОЛЬКЛОР

◦ Гостевые песни исполнялись в основном по случаю прихода или
приезда гостей
◦ Застольные песни (порт коклаште муро) исполнялись, как правило, по
праздникам. Для них характерно совместное эмоциональнофилософское осмысление жизни, желание встретить сочувствие к
волнующей теме при отсутствии прямого обращения. Уличные песни
(урем муро) исполнялись также в кругу родных, но вне застолья. Среди
них: шуточные, философские песни-размышления (о природе, о Боге, о
родне и т.д.). Жанровые границы песен марийского этикета очень
подвижны. Кроме того, их поэтический текст строго не закреплен за
мелодией.
◦ К календарным песням относятся: молитвенные чтения,
рождественские, масленичные песни, песни весенне-летних
земледельческих работ, включая игровые (модыш муро), луговые (пасу
муро), жатвенные (муро туремаш), покосные (шудо солымаш муро);
песни сезонных женских работ, как возделывание конопли (кине
шулто), пряжа (шудыраш) ткачество (куаш) покраска ткани (чиалташ),
вязание (пидаш), вышивание (чоклымаш), посиделочные, весеннеигровые песни.

◦ Фольклор восточных марийцев имеет развитую систему традиционных жанров:
героический эпос (моктен ойлаш), легенды и предания (осо кызык мейшежан влакын),
сказки и шуточные рассказы (йомак кызык ойлымаш), пословицы и поговорки (кулеш
мут), загадки (шылташ).
◦ Среди песен с действием выделяются: 1) семейно-обрядовые свадебные (суан муро),
колыбельные (ручкымаш), песни марийского этикета; 2) календарные; 3) песникоротышки (такмак).
◦ Для свадебных песен характерна строгая прикрепленность поэтического текста (муро)
к мелодии (сем). Среди восточных марийцев термин муро (песня) бытует в значении
поэтических текстов, термин сем (мелодия) в значении музыкального текста.
◦ Особую группу в музыкально-песенном фольклоре марийцев составляют песни
марийского этикета, которые являются результатом крепких родовых взаимоотношений.
Эти песни весьма разнообразны как по тематике стихов, так и мелодий. К ним
относятся: гостевые (? уна муро), застольные (порт коклаште муро), уличные (урем
муро) песни.

◦ К традиционным народным танцам относится "веревка" (название дано, очевидно по рисунку пляски, другое название
"кумыте" "втроем"). Танец бытовал как среди молодежи с характерными ритмическими дроблениями, так и среди
пожилых (шонго ен влакын куштымо семышт) с медленными движениями и легким "шаркающим" шагом. Характерны
также кадрили (кадрели).
◦ Народный музыкальный инструментарий восточных марийцев достаточно обширен, если включать в него не только
широко распространенные, но и выходящие из употребления инструменты. В списке музыкальных инструментов, о
которых имеются сведения в настоящее время:
◦ 1) группа ударных инструментов барабан (тумвыр), деревянная основа которого обтягивалась бычьей кожей, при
игре издавал глухой звук, обычно принято было играть на барабане специальными массивными колотушками
(уш), коса (сова), стиральная доска (чылдаран она), стиральная колотушка (чылдаран уш) разновидность русского
валька, деревянные ложки (совла), шумящий инструмент в форме коробочки с ручкой (пу калта), деревянный
барабан (пу тумвыр), а также в качестве шумовых инструментов использовались другие различные предметы
домашней утвари.
◦ 2) группа духовых инструментов с семействами: флейт шиялташ (свирель) музыкальный инструмент с 3-6
отверстиями, который изготовлялся из тростникового дерева рябины, клена или коры липы (арыма шушпык
соловей); труб удыр пуч (девичья труба); кларнетов шувыр (волынка). Уникальное свойство этого инструмента
заключается в отсутствии специальной бурдонной трубки (хотя эту роль и может выполнять одна из трубок). Обе
трубки (йытыр) марийской волынки в принципе приспособлены для исполнения мелодии. Традиционно трубки
волынки делали из кости ног лебедя или иных длинноногих птиц (цапли, иногда и гусей); туко (рог); чырлык, ордышто,
чырлык пуч, умбане (типа жалейки), акаций колта (свистульки); умша ковыж (варган), шерге (расческа).
◦ 3) группа струнных инструментов подразделяется на:
◦ а) смычковые, к которым относятся музыкальный лук (кон-кон), скрипка (скрыпка) с двумя струнами и смычком из
конского волоса, аналогично древнерусскому гудку, на которой было принято играть от колена;
◦ б) гусли (кусле) с корпусом полукруглой формы.
◦ Кроме того, широким распространением у марийцев пользуются общеизвестные массовые музыкальные
инструменты: марийская гармоника (марла гармонь), тальянка, двухрядка, саратовская, минорка.

Удмуртский Фольклор

УДМУРТСКИЙ
ФОЛЬКЛОР

◦ Истоки удм. народной музыки восходят к муз. культуре
древних прапермских племен. На формирование удм.
музыкального фольклора оказало влияние искусствово
соседних финно-угорских, тюркских, позже рус. народов.
Наиболее ранние образцы удм. песенного иск-ва
импровизационные промысловые (охотничьи и бортничьи)
песни декламационного склада. Основой традиционной
жанровой системы удмуртов составляют обрядовые песни:
земледельческие календарные и семейно-обрядовые
свадебные, гостевые, похоронно-поминальные, рекрутские.
С переходом в православие древние языческие обряды
испытали его влияние. В у необрядовом фольклоре
представлены лирические и плясовые песни.

◦ В удм. нар. иск-ве выделяются две осн. локальные традиции -сев.
и юж. В жанровой системе сев. традиции преобладают семейнообрядовые песни, в функции календарных используются рус.
песни. Особую обл. составляют многоголосные песенные
импровизации без смыслонесущего текста (крезь) и сольные
автобиографические (весяк крезь).
◦ В системе жанров юж. удмуртов преобладают песни
земледельческого календаря: акашка (нач. сева), гершыд
(окончание сева), семык (троица) и др. В стилистике юж.-удм.
песен ощутимы тюркские влияния.
◦ Удм. народные инструменты крезь, быдзым крезь (гусли, великие
гусли), кубыз (скрипка), домбро (домбра), балалайка,
мандолина, чипчирган (труба без мундштука), узьы гумы
(продольная флейта), тутэктон, скал сюр (пастуший рожок),
ымкрезь, ымкубыз (варган), однои двухрядная гармонь.

Министерство культуры Свердловской области

Свердловский областной Дом фольклора

ФОЛЬКЛОРНО-ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ

ПАСПОРТ

СВЕРДЛОВСКОЙ ОБЛАСТИ

ЕКАТЕРИНБУРГ

ББК??? – если у вас есть возможность – поставьте, нет – так нет

Фольклорно-этнографический паспорт Свердловской области / Редактор-составитель А.А. Бобрихин. – Екатеринбург: Форум-книга, 2008. – 84 с.

Настоящий сборник представляет собой ёмкое и сжатое изложение наиболее значительных явлений традиционной культуры уральцев и возможных «точек роста», важных очагов сохранения национального наследия. Самобытные традиционные культуры народов, населяющих Свердловскую область, придают всей культуре региона своеобразие и неповторимость. Их достойное и достоверное использование, являясь несомненной данью памяти предков, в то же время решает задачи воспитания подрастающих поколений и достойного представления Урала в ряду культур других территорий России.

В этом значении сборник адресован руководителям административных органов, ученым, руководителям и специалистам органов культуры, педагогам, туристическим операторам, педагогам.

© Бобрихин А.А., Ворончихина О.Б., Кучевасова С.Н., Сидорова Н.Г., Успенская Н.Н. 2008

ПРЕДИСЛОВИЕ

Настоящий сборник составлен во исполнение важнейших решений и нормативных документов:

Поручений Президента Российской Федерации по итогам заседания Государственного совета Российской Федерации 26 декабря 2006 года «О государственной поддержке традиционной народной культуры в Российской Федерации»;

Доклада Государственного совета Российской Федерации «О государственной поддержке традиционной народной культуры в Российской Федерации»;

Плана основных мероприятий по исполнению в Свердловской области Поручений Президента Российской Федерации по итогам заседания Государственного совета Российской Федерации 26 декабря 2006 года «О государственной поддержке традиционной народной культуры в Российской Федерации»;

Международной Конвенции об охране нематериального культурного наследия, принятую Генеральной конференцией ЮНЕСКО в октябре 2003 г.

Для целей настоящей работы определяются следующие понятия, предложенные ЮНЕСКО:

«Нематериальное культурное наследие» означает обычаи, формы представления и выражения, знания и навыки, а также связанные с ними инструменты, предметы, артефакты и культурные пространства, признанные сообществами, группами и, в некоторых случаях, отдельными лицами в качестве части их культурного наследия. Такое нематериальное культурное наследие, передаваемое от поколения к поколению, постоянно воссоздается сообществами и группами в зависимости от окружающей их среды, их взаимодействия с природой и их истории и формирует у них чувство самобытности и преемственности, содействуя тем самым уважительному отношению к культурному разнообразию и творчеству человека.

«Нематериальное культурное наследие», проявляется, в частности, в следующих областях:

а) устные традиции и формы выражения, включая язык в качестве носителя нематериального культурного наследия;

б) исполнительские искусства;

в) обычаи, обряды, празднества;

г) знания и обычаи, относящиеся к природе и вселенной;

д) знания и навыки, связанные с традиционными ремеслами.

«Охрана» означает принятие мер с целью обеспечения жизнеспособности нематериального культурного наследия, включая его идентификацию, документирование, исследование, сохранение, защиту, популяризацию, повышение его роли, его передачу, главным образом с помощью формального и неформального образования, а также возрождение различных аспектов такого наследия.

В 2001 году ЮНЕСКО утвердило первый список шедевров устного и нематериального наследия человечества, в который вошли 19 шедевров. На мировом фоне традиционная культура в нашем регионе выглядит достойно, а перспективы ее сохранения, при условии выполнения Поручений президента и реализации региональной программы, внушают оптимизм. В культурном отношении регион Среднего Урала является уникальной территорией, в которой традиционные культуры разных народов сосуществуют в течении столетий, претерпевшей разнообразные этнические, конфессиональные и цивилизационные воздействия. В результате сложилась неповторимая по своему культурному разнообразию среда, представляющая интерес для широкого круга специалистов-фольклористов, этнографов, историков, искусствоведов и практиков культуры.

Организационной составляющей программ по сохранению и развитию традиционной культуры уральцев является разработка и реализация комплекса нормативных, административных, научных и организационных мер, направленных на выявление, описание и обнародование традиций, представляющих такую непреходящую культурную ценность как нематериальное наследие народов Урала, подлежащее охране.

В связи с этим проект направлен на создание заповедных мест, включающих поселения, проживающее в них население и его культурное наследие. При этом очевидно, что традиции каждой территории должны быть представлены не в застывшем виде, а в динамичных и развивающихся формах при сохранении исторической достоверности. Эти своего рода заповедники традиционной культуры или этнопарки призваны достойно и достоверно представлять самобытность культурного наследия различных этнических и субконфессиональных групп региона Среднего Урала (около семи различных локальных традиций).

Созданию и приданию статуса «охраняемого нематериального наследия» предшествует выявление и определение научного, правового, культурно-просветительского и рекреационного статуса локальной традиции, а функционирование такой областной площадки непременно сопровождается постоянным мониторингом.

Именно этой цели и служит работа, проведенная Свердловским областным Домом фольклора, результаты которой представлены в настоящем сборнике.

Задачи проекта:

· реализация конституционного права граждан Свердловской области на доступ и пользование национальным достоянием – нематериальным наследием народов Урала;

· выполнение поручений Президента, Постановлений Правительства, рекомендаций и программ ЮНЕСКО о сохранении нематериального наследия;

· создание центров и комплексов охраны нематериального наследия;

· разработка комплексных и целевых образовательных программ подготовки кадров для выполнения работ по сохранению нематериального наследия;

· создание благоприятной атмосферы в обществе, способствующей признанию, выявлению и сохранению памятников нематериального наследия.

Паспортизация памятников нематериальной культуры Свердловской области состоит из следующих этапов и направлений:

1. Изучение международного опыта и методологии выявления и описания памятников нематериальной культуры.

2. Разработка методики и инструментария выявления и описания памятников нематериальной культуры.

3. Экспедиционные выезды и фиксация актуального состояния локальной традиции.

4. Сравнительный синхронический и диахронический анализ локальных традиций, рассмотрение перспектив придания статуса охраняемого наследия.

5. Разработка кадастра локальных традиций региона, публикация его в СМИ, Интернете, распространение по региону.

6. Определение круга тем и вопросов, доведение которых до руководителей, служащих и специалистов органов муниципальной власти и учреждений является непременным условием реализации программы сохранения нематериального наследия народов Урала.

Значимость проекта связана с уникальной этнокультурной ситуацией Среднего Урала и необходимостью защиты памятников нематериального наследия народов Урала. Самобытные традиционные культуры народов, населяющих Свердловскую область, придают всей культуре региона своеобразие и неповторимость. Их достойное и достоверное использование, являясь несомненной данью памяти предков, в то же время решает задачи воспитания подрастающих поколений и достойного представления Урала в ряду культур других территорий России.

На Среднем Урале выделяются несколько субтерриторий, на которых существует целостный или разнообразный культурный комплекс: обряды и обычаи; песенный, хореографический и инструментальный репертуары; художественно-ремесленные традиции; игры и состязания; бытовые обряды и народная кухня.

1. Юго-запад области – Артинский, Красноуфимский, Нижнесергинский, Шалинский районы Свердловской области (в основном территория бывшего Красноуфимского уезда Пермской губернии). Заселялась в XVIII–XIX вв. русскими крестьянами с берегов Волги и Оки, старообрядцами-«кержаками», ранее – башкирами, марийцами, татарами и удмуртами.

2. Территории компактного проживания татар: Артинский, Красноуфимский, Нижнесергинский районы Свердловской области. Несмотря на то, что тюркское население присутствовало на Урале до XVI века, современные уральские татары в основном являются потомками казанских татар, ушедших из-под Казани во время насильственного крещения татар.

3. Территории компактного проживания марийцев: Артинский, Ачитский, Красноуфимский, Нижнесергинский районы Свердловской области. Восточные (уральские) марийцы – потомки луговых марийцев, расселившихся на пустующих и башкирских землях после падения Казани в 1552 г. и крещения поволжских народов.

4. Центральные районы по линии Уральского хребта (в основном территория бывшего Екатеринбургского уезда Пермской губернии): Первоуральск, Невьянский, Пригородный и Верхнесалдинский районы. Территории с горнозаводским населением, значительную часть которых составляли старообрядцы: беспоповцы, «австрийцы» и других согласий (16 552 человека по переписи 1898 г.).

5. Алапаевский, Режевской, Байкаловский, Ирбитский районы Свердловской области (в основном территория бывшего Верхотурского уезда Пермской губернии) – сельскохозяйственные районы с преобладанием переселенцев XVII – начала XVIII вв. из северных поморских уездов (с берегов Двины, Мезени, Устюга) и Перми Великой. Встречаются места компактного проживания «самоходов» – потомков переселенцев из западных губерний России начала XX в.

6. Юго-восток Свердловской области (в основном территория бывшего Камышловского уезда Пермской губернии): Камышловский, Богдановичский, Каменский, Сухоложский районы. Территория с русским крестьянским населением, заселявшаяся с Русского Севера, Поволжья. Значительную долю составляли старообрядцы (5940 человек по переписи 1898 г.).

7. Восток Свердловской области (частично территория бывшей Тобольской губернии и Шадринского уезда Пермской губернии): Талицкий, Слободотуринский, Тугулымский районы. Территория с русским крестьянским населением, значительную долю составляли старообрядцы, так называемые «двоедане».

8. Северо-восток Свердловской области (территория бывшей Тобольской губернии): Таборинский, Тавдинский и Туринский районы. Территория проживания различных этнических групп, селившихся компактно: «вогулы» (аборигенное население), «чалдоны» (старожильческое население), «самоходы» (переселенцы ХХ в.). Выявлено существование в недавнем прошлом украинских и чувашских этнических сообществ. Активное переселение белорусов происходило в период с 1901 по 1913 годы и продолжалось до 1920-х годов. «Самоходы» – переселенцы из западных губерний Российской империи: Витебской, Виленской, Могилевской, Смоленской, почти нетронутым сохранившие архаический пласт календарно-обрядового фольклора тех мест.

9. Мест компактного проживания народов, проживавших на Среднем Урале до прихода русских, – коми-пермяков и манси – в Свердловской области не осталось за редким исключением. Записи по традиционной культуре коми-пермяцкого населения, принявшего христианство еще до раскола, производились в Коми-Пермяцком округе Пермской области.

Предпринятое исследование, результаты которого представлены в настоящем сборнике, по мнению составителей, не имеет аналогов в современной России. Это ёмкое и сжатое изложение наиболее значительных явлений традиционной культуры уральцев и возможных «точек роста», важных очагов сохранения национального наследия. В этом значении сборник адресован руководителям административных органов, ученым, руководителям и специалистам органов культуры, педагогам, туристическим операторам, педагогам.

В то же время, материалы, представленные в сборнике, давая полное видение этнокультурной карты Урала, не являются исчерпывающими. Это объясняется ограниченностью ресурсов Дома фольклора в прежние годы, а также тем, что территория региона, как экспедиционное «поле» было распределено между различными структурами, результаты работы которых, не вполне могло удовлетворить содержанию настоящего сборника.

1. Комплекс календарного фольклора и обрядов русского населения Урала.

2. Свадебный фольклорно-этнографический комплекс русского населения Урала.

3. Песенная традиция русского населения Урала.

4. Народные музыкально-инструментальные традиции русского населения Урала.

5. Духовные песнопения и знаменные распевы.

6. Игровая культура русского населения.

7. Религиозно-бытовые традиции и культура старообрядцев.

8. Комплекс народно-религиозных традиций Свердловских татар.

9. Традиции изготовления узорных тканей, вышивки, ношения и обрядового использования народного костюма свердловских татар и башкир.

10. Традиции изготовления музыкальных инструментов и исполнительства на народных инструментов свердловских татар и башкир.

11. Религиозно-бытовые традиции и культура манси.

12. Комплекс народно-религиозных традиций марийцев в их семейно-бытовом и общинном выражении.

13. Традиции изготовления узорных тканей, вышивки, ношения и обрядового использования народного костюма марийцев.

14. Фольклорно-этнографический комплекс календарных обрядов белорусских «самоходов».

15. Художественно-ремесленные традиции гончарного ремесла Невьянского района.

16. Художественно-ремесленные традиции кузнечного ремесла.

17. Уральская кистевая роспись бытовых предметов и интерьера.

18. Традиции ручного ковроткачества Талицкого района.

РУССКОЕ НАСЕЛЕНИЕ УРАЛА

1. ТЕРРИТОРИЯ. ЗАСЕЛЕНИЕ. НАСЕЛЕНИЕ

Активное заселение русскими территории Урала началось со второй половины XV в. Вторая волна миграции была связана с освоением недр и постройкой на Урале первых заводов. В XVIII в., для обеспечения горнозаводской промышленности рабочей силой, из Центральной России переселяли крепостных крестьян, мастеровых, направляли солдат, рекрутов, ссылали преступников и бродяг. Одними из первых заселялись территории горнозаводского Урала – нынешних Кушвинского, Нижнесергинского, Артинского, Красноуфимского и других районов.

Крестьянское население начиная с ХVI в. осваивало земли по течению реки Тура и ее притоков – Салды и Тагила; затем, к концу ХVI в. – верховья рек Чусовой, Пышмы, Ницы.Потоки переселенцев направлялись из Среднего Поволжья и ранее обжитых районов Прикамья на Урал и далее.

Процесс заселения Урала русскими завершился в начале ХVIII в. Следующий всплеск крестьянской колонизации пришелся на конец XIX в. Наиболее значительный приток населения произошел в 30–50-е годы ХХ в. (постройка новых заводов в годы Советской власти, появление спецпереселенцев, а также переброска части промышленных предприятий и насильственное переселение некоторых народов СССР в Уральский регион в годы Великой Отечественной войны).

Во второй половине XVI – начале XVII в. земли Среднего Урала вошли в состав России. Правительство, заинтересованное в быстром заселении и освоении Урала русскими, предоставило ряд льгот (ссуды, временное освобождение от налогов) крестьянским и посадским людям, поощряло инициативу Строгановых, производивших принудительное переселение посадских и служилых людей в новые города и неосвоенные районы. Ведущей формой стала стихийная крестьянская колонизация. Основную часть переселенцев составляли черносошные крестьяне Северного Поморья. Сохранение внешней опасности до конца XVI в. сдерживало переселение. Кроме русских, на Урале поселялись коми-зыряне, татары, мари, чуваши.

В XVII – начале XVIII в. колонизация Урала приняла массовый характер. Основной формой оставалась крестьянская стихийная колонизация. В течение 1579–1679 гг. население Урала выросло более чем в 15 раз, сельское население составило 87,8%. Продолжался приток из Поморья и Поволжья. К началу XVIII в. в Прикамье старожильцы преобладали, а поток переселения направлялся на восточный склон Урала. В ходе посадской колонизации население городов выросло почти в 9 раз. Происходили массовые миграции со Среднего Урала с суровым климатом и малоплодородными почвами на Южный (Иньвенско-Обвинское, Сылвенско-Иренское, Тулвинское поречья) и в лесостепное Зауралье. К концу XVII в. правительство сократило льготы, пытаясь прекратить переселение извне, стимулируя внутреннее расселение в пределах Урала. К началу XVIII в. основная часть Среднего Урала была заселена, были созданы предпосылки для дальнейшего экономического развития региона.

В XVIII в. продолжалось заселение и освоение Среднего Урала, ставшего основным горнозаводским центром России. Благодаря созданию военно-оборонительных линий началась массовая колонизация Южного Урала. Население увеличилось в 6 раз за счет притока государственных крестьян Поморья, крепостных из Поволжья и Центра России. К концу XVIII в. русские на Урале составляли более половины всего населения.

В первой половине XIX в. крестьянская и промышленная колонизация Южного Урала приняла массовый характер, шло и проникновение в северные районы в связи с разработкой золота и других ископаемых. Правительство предоставляло льготы и ссуды переселявшимся из малоземельных уездов России (Рязань, Тамбов, Воронеж, Пенза, Орел и др.). Переселение шло волнами (от 10 до 18–19 тысяч человек в год), на местах создавались крупные поселения (до 500 человек). В переселение включались беглые крепостные крестьяне. В 1831–1835 гг. стихийное переселение было запрещено, но крестьяне переселялись самовольно, без ссуд и льгот, прорываясь через заслоны царской администрации. К середине XIX в. население Южного Урала выросло до 2 миллионов человек.

К середине XIX в. массовая колонизация на Урале была завершена, кроме северных районов. Продолжалось внутреннее переселение, в том числе административным путем, на башкирские земли Южного Урала, в горнозаводские центры Северного Урала, на водоразделы Северного Урала в виде выселков из ранее основанных поселений. Население Урала за вторую половину XIX в. выросло в 1,5 раза, причем более значительно в Оренбургской и Уфимской губерниях., куда шло переселение из центра и с Украины. Плотность населения составила 14 человек на 1 кв. км. Основной массой (88%) являлись старожильцы. Русское население составило от 38% в Уфимской до 90% в Пермской губерниях. Городское население выросло вдвое. Процесс внутреннего переселения продолжался в период столыпинской реформы 1906 г.

Старожильческое и пришлое население Урала на 1926 г.

Округ	Все население	В том числе
Постоянное население	В составе постоянного населения	Неместные уроженцы
Местные уроженцы	Неместные уроженцы (свыше 10 лет)	Прожившие в округе до 5 лет	Прожившие в округе 6–9 лет
Верхне-Камский		78,0	67,5	10,5	10,9	3,6
Златоустовский		80,6	71,9	8,8	14,9	2,2
Ирбитский		82,5	71,8	10,7	10,1	3,2
Ишимский		88,1	78,8	9,3	6,0	2,3
Коми-Пермяцкий		90,1	79,5	10,6	5,7	2,5
Кунгурский		89,4	81,2	8,2	6,0	1,8
Курганский		87,8	87,8	7,2	7,5	2,4
Пермский		81,0	67,5	13,6	10,4	2,8
Сарапульский		87,9	78,5	9,4	8,0	1,9
Свердловский		77,7	70,7	7,0	13,0	2,9
Тагильский		77,7	67,0	10,7	15,7	2,5
Тобольский		89,1	82,3	6,8	5,0	1,8
Троицкий		85,1	77,0	8,0	8,7	1,7
Тюменский		84,3	76,0	8,3	9,5	3,1
Челябинский		84,2	74,5	9,7	9,5	2,7
Шадринский		91,3	84,9	6,4	4,9	1,9
Уралобласть		84,6	75,6	9,0	9,0	2,4

НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОСТАВ НАСЕЛЕНИЯ УРАЛА

В начале 1720-х годов, к завершению русской колонизации, на Урале насчитывалось:

· русских – 76351 человек (74,84%);

· коми-пермяков – 7789 (7,64%);

· башкир – 10082 (9,89%);

· татар – 4870 (4,78%);

· марийцев – 1136 (1,13%);

· удмуртов – 930 (0,9%);

• манси – 820 (0,82%).

Численность русского населения в %

ДРУГИЕ СЛАВЯНСКИЕ НАРОДЫ. БЕЛОРУСЫ И УКРАИНЦЫ

До революции 1917 г. восточные славяне на Урале были представлены почти исключительно русскими. Первые украинцы появились здесь в начале 1740-х гг.: 209 семей, пожелавшие переселиться в Оренбургский край на основе указа от 20.08.1739 г. Большая часть их впоследствии возвратилась на родину. Во второй половине XIX в. началось в небольших размерах переселение на Урал белорусов, которые на новых местах, как правило, консолидировались с русскими и украинцами. По переписи 1897 г., на Урале проживало 47 тыс. украинцев (0,4% всего населения). В 1930-е гг. сюда ссылались украинцы и белорусы из числа раскулаченных. Перепись 1989 г. зарегистрировала в регионе 442,8 тыс. украинцев (2,2% всего населения) и 114 тыс. белорусов (0,6%); общая численность восточных славян составляла 15 325,8 тыс. человек. На Северном Урале и в средней полосе, где широко распространились смешанные украинско-русские и белорусско-русские браки, происходило интенсивное обрусение выходцев из Украины и Белоруссии. В южных районах украинцы сохраняли основу своей традиционно-бытовой культуры. Дома строились часто без каркаса, преимущественно из глиносоломенной смеси; костюм включал женские сорочки с поликами и цельнокроеным рукавом, юбку в качестве повседневной одежды (реже – плахту и запаску), мужскую туникообразную рубаху с разрезом ворота посредине груди, свиту, кожух, сиряк и прочее. Но и здесь в конце XIX – начале XX вв. под влиянием русских в украинскую среду проникают женский сарафан, мужская рубаха «косоворотка», лапти, валенки; отмечались также культурные заимствования у башкир, татар, других народов.

2. МИРОВОЗЗРЕНИЕ. ОБРЯДЫ И ОБЫЧАИ

Основу славянского населения составляют православные христиане, а также старообрядцы различных согласий. Небольшую часть составляют представители других конфессий – католики, баптисты и т.д. Традиционное народное мировоззрение крестьянского населения включает в себя как христианские, так и языческие элементы, что отражается в верованиях, обрядах и обычаях, языке, укладе повседневной жизни.

1. Календарные обряды. Народный календарь на Урале по структуре, срокам и основным совершаемым обрядовым действиям близок северорусскому и, отчасти, среднерусскому вариантам календарей. В традиционный крестьянский календарь входят праздники и дни постов, а также даты и периоды, связанные с трудовыми процессами. Числа начала и окончания земледельческих работ в различных районах региона колеблются в пределах двух-трех недель в зависимости от климатических условий. При этом на Урале имеются свои особенности как в деталях календарных обрядов, так и в сопровождающих их текстах.

Целостный календарь существует только как модель. В реальности каждый населенный пункт отличается своим набором отмечаемых дат, особенностями их проведения, своим фольклорным репертуаром и т.п. Повсеместно на Урале праздники годового календарного круга распределялись по разным селениям церковного прихода (престольные , съезжие праздники), по количеству престолов в местном храме или часовне с добавлением народных праздничных дат (в том числе языческих и так называемых обещанных праздников). Наибольшее количество отмечаемых дат на Урале приходится на первую половину года. В православном народном зимне-весеннем календаре наиболее широко отмечаются Рождество, Новый год/Васильев день, Крещение, Сороки, Средокрестие, Благовещенье, события Страстной недели (особенно Чистый четверг), Пасха и последующая Святая неделя, Радуница, Вознесение, Троица, Духов день, Троицкое заговенье, Девятая пятница, а также Егорьев день, царя Константина /Алены и Никола Вешний. Из нехристианских праздников – Масленица, Семик, а также такие природно-хозяйственные события, как первый выгон скота, сев, ледоход и т.д.

Лето и осень в основном насыщены сельскохозяйственными работами. Наиболее крупные народные праздники – Иванов день (Ивана Купала), Петров день, Ильин день, Спасы , Фрола и Лавра , Покров, Кузьминки . Из трудовых и сельскохозяйственных обрядов в календарь включаются начало летней страды, окончание жатвы (обжинки , зажинки , дожинки ), помочи летне-осеннего периода. Летний календарь включает в себя также совершаемые по необходимости крестные ходы и моления о дожде в периоды засухи.

2. Семейно-бытовые обряды наиболее полно представлены свадебным фольклорно-этнографическим комплексом, похоронно-поминальной обрядовостью, родино-крестинными обрядами и обычаями, а также обрядами, связанными с проводами рекрутов в армию. Отмечаются также устойчивые обряды и обычаи, связанные с хозяйственной деятельностью, земледелием и животноводством, – строительством дома, новосельем, покупкой скота и т.д.

3. ФОЛЬКЛОР

Русский музыкальный фольклор . Сформировался в конце XVI–XVIII в. в среде первопоселенцев – выходцев с Русского Севера, из среднерусских областей и Поволжья. В Прикамье и на Среднем Урале обнаруживает связи в основном с северорусскими, на Южном Урале и в Зауралье – с северорусскими, среднерусскими и казачьими традициями. Местная народно-музыкальная система включает в себя жанры песенного и инструментального фольклора. Ранний пласт образуют приуроченные жанры – обрядовые (календарные, семейно-бытовые) и необрядовые (хороводные, колыбельные, игровые). Среди календарных наиболее древними являются песни святочные, масленичные, троице-семицкие. Важную роль в местном календаре играют необрядовые жанры – хороводные, лирические, частушки, выступающие в значении сезонно приуроченных. Исполняются в основном детьми, неженатой молодежью, ряжеными (шуликунами). Музыку традиционной свадьбы составляют причитания и песни. Первые, сопровождавшие прощальные эпизоды ритуала, бытуют на Урале в сольном и ансамблевом исполнении. Две формы причети могут звучать одновременно. Свадебные песни разделяются на прощальные, величальные, корильные и комментирующие обрядовую ситуацию. Исполняются женскими ансамблями. Связанная с погребальным обрядом похоронная причеть соединяет в напеве пение, плач; нередко сопровождается «хлестанием» – припаданием к могиле, столу и т.п. Исполняются соло. Для обрядовых жанров характерны политекстовые напевы (исполняются с несколькими текстами).

К группе необрядовых приуроченных принадлежат хороводные песни. Наиболее типичны 4 хореографические разновидности хороводов: «паровые», «половые», «поцелуйные» (пары ходят по избе вдоль половиц или по кругу и в конце песни целуются); «стенка на стенку» (шеренги девушек и парней попеременно выступают вперед); «круги» (участники хоровода ходят кругом, либо приплясывают, двигаясь по кругу; иногда содержание песни разыгрывается); «шествия» (участники свободно идут по улице с пением «походячих», «походенских» песен). Паровые хороводы исполняются в избах на молодежных вечеринках. Остальные, называемые «луговыми», «еланными», водили весной и летом на лугах, нередко приурочивая их к календарным праздникам. Приуроченными являются также колыбельные и пестушки – сольные женские песни, обращенные к ребенку. Во время игр детьми исполняются детские игровые песни, небылицы, потешки.

Неприуроченные жанры имеют более позднее происхождение и нередко обнаруживают влияние городской песенной культуры. Один из них – лирические проголосные песни, к числу которых в местной традиции относятся любовные, рекрутские, исторические, тюремные. С проголосной песней связано народное выражение «качать мотив» – широко, с мелодическими изгибами распевать слова. В настоящее время проголосные исполняются женскими, реже – смешанными ансамблями. Плясовые песни бытуют на Урале с тремя типами плясок: круговыми, переплясами, кадрилями и их разновидностями (ланцеями и другими). Кадрили исполняются в сопровождении инструментальных наигрышей, под песни или частушки. Распространены кадрили «под язык». Хореография кадрилей основана на смене различных танцевальных фигур (5–6, реже 7), каждая из которых строится на одном ключевом движении. Плясовые песни исполняются соло и ансамблями (вокальными женскими и смешанными, вокально-инструментальными) в различной бытовой обстановке. Как неприуроченные, а иногда как вторично приуроченные к календарным праздникам, проводам в рекруты, свадьбе бытуют местные частушки («припевки», «наговорки», «повертушки»). В каждом населенном пункте распространены общерусские и местные частушечные мелодии, именуемые по названию села или деревни. Народные исполнители дифференцируют частушечные напевы на скорые («крутые», «частые», «короткие») и медленные («растяжные», «пологие», «длинные»). Часто исполняется соло, дуэтом либо группой певцов без сопровождения или под балалайку, гармонику, мандолину, скрипку, гитару, инструментальные ансамбли, «под язык». Среди уральских старообрядцев популярны духовные стихи. Особую область музыкального фольклора Урала составляет народная инструментальная музыка.

Русский фольклор на Урале – сложное культурное явление, сформированное в конце XVI–XVIII вв. в среде первопоселенцев – выходцев с Русского Севера, из среднерусских областей и Поволжья. В Прикамье и на Среднем Урале преобладают связи с северорусской, на Южном Урале и в Зауралье – с северорусской, среднерусской и казачьими традициями.

Жанровая система русского уральского фольклора близка общерусской. Из обрядовых жанров наиболее полно представлен календарный фольклор зимнего и весенне-летнего периодов: колядки и виноградья, поздравительные песни, пародийные жанры святочного и масленичного периодов, весенние заклички и календарные песни (троице-семицкие). Широко бытуют также музыкальные образцы различной приуроченности, основу которых составляют варианты канонических православных текстов (в основном тропари и кондаки). Особо следует отметить существование на Урале народной драмы, исполняемой в Святки. В отличие от Центра и Юга России в музыкальном календаре Урала отсутствуют некоторые жанры календарных песен весеннего, летнего и осеннего периодов – веснянки, пасхальные, жнивные песни и т.д. Семейно-бытовой обрядовый фольклор составляют свадебный и похоронно-поминальный фольклорные комплексы (свадебные и похоронные причитания, свадебные величальные и опевальные песни, лирические и плясовые песни, приуроченные частушки), а также лирические песни и частушки, приуроченные к проводам рекрутов. Особое место в жанровой системе уральского фольклора занимают духовные стихи. Их исполнение приурочено к дням постов, а также к похоронно-поминальным обрядам. Значительная часть записанных фольклорных образцов связана с магическими обрядами (заговоры). Совсем не представлен в музыкальном плане родинно-крестинный комплекс.

В составе необрядовых жанров выделяются преимущественно лирические (любовные, исторические, солдатские, тюремные, поздний романс и так далее), плясовые, хороводные и игровые песни; наигрыши на гармони, балалайке, народной скрипке, шумовых и ударных инструментах; частушки, игры, сказки и легенды, загадки, поэзия пестования и детский фольклор. Не зафиксированы на Урале такие наиболее архаические жанры русского фольклора, как былины (кроме записей двух былин из неопубликованных рукописей Стяжкина И.Я.), трудовые песни и т.д.

Типичная для Урала хореография представлена несколькими разновидностями хороводов, сольной и общей (обычно круговой) пляской, кадрилью и ее разновидностями (ланце).

Свердловская область

ОБРЯДЫ И ОБЫЧАИ

1. КАЛЕНДАРНЫЕ ОБРЯДЫ И ОБЫЧАИ

Календарные обряды и обычаи распространены повсеместно. Основной событийный корпус географически распределен в соответствии с системой престольных, съезжих праздников. Большинство календарных обрядов сопровождается устойчивым фольклорно-этнографическим комплексом, поэтому они включены в таблицу «Народный музыкальный календарь». Свадебная обрядность в составе свадебного фольклорно-этнографического комплекса включена в таблицу «Обрядовый музыкальный фольклор. Семейно-бытовой фольклор».

2. СЕМЕЙНО-БЫТОВЫЕ ОБРЯДЫ И ОБЫЧАИ