(1899–1951)
Настоящая фамилия Климентов.
Он родился в рабочем пригороде Воронежа в большой многодетной семье. Его отец работал слесарем, а потом помощником машиниста Воронежских железнодорожных мастерских. Андрей был старшим ребенком в семье, и у него было еще девять братьев и сестер. Учился в церковноприходской школе, в 1914 вынужден был оставить учебу и пойти работать, чтобы помогать кормить семью. Так
с четырнадцати лет он и начал работать, сначала подсобным рабочим, а потом приобрел специальности слесаря-литейщика и помощника машиниста.
Впечатления нелегкого, полного взрослых забот детства отразились в рассказе «Семен»(1927), в котором образ заглавного героя имеет автобиографические черты. С 12 лет Платонов писал стихи. Впоследствии книга стихов Платонова «Голубая глубина» (1922, Воронеж) получила положительную оценку В.Брюсова.
До 1917 сменил несколько профессий: был подсобным рабочим, литейщиком, слесарем и т.п. По словам Платонова, «жизнь сразу превратила меня из ребенка во взрослого человека, лишая юности».
После революции Платонов оказался в Красной армии. Причем записался он туда добровольно. Там же в армии он впервые начал писать, публикуя свои стихи и небольшие очерки в различных мелких газетенках. После демобилизации Платонов решил осуществить свою давнюю мечту и поступил в Воронежский политехнический институт, однако своих литературных занятий не оставил. Он публикует свои материалы в местных газетах, выступает на литературно-журналистских собраниях.
После окончания института Платонов мечтал полностью посвятить себя литературе, однако жизнь заставила его изменить планы. Надо было заботиться о семье, поэтому писать приходилось урывками. В течение нескольких лет Платонов работает губернским мелиоратором и электротехником, ездит по колхозам и помогает налаживать хозяйство. Эту беспокойную жизнь он и отражает в своих рассказах, написанных в то время. В 1922 Платонов женился на сельской учительнице М.А.Кашинцевой. После смерти писателя М.А.Платонова много сделала для сохранения его литературного наследия, публикации его
Сильным потрясением для молодого инженера была засуха 1925 года. Он много размышлял о ее трагических последствиях и тогда впервые осознал, что как писатель он может принести не меньше пользы в деле преобразования жизни, чем в качестве специалиста.
В 1926 году Платонов приезжает в Москву и привозит с собой рукопись первого сборника рассказов «Епифанские шлюзы», который вскоре был напечатан и удостоился благожелательной оценки М.Горького. За ним последовала повесть «Сокровенный человек» (1928). Сам писатель в это время работает в Тамбове в должности помощника заведующего отделом мелиорации. Его семья находится в Москве, и Платонов почти ежедневно пишет жене длинные письма. Постепенно,
Иллюзия №1
под влиянием трагических событий коллективизации, писатель расстается с иллюзией, что техника может решить все социальные проблемы.
Некоторое время Платонов был членом литературной группы «Перевал». Членство в «Перевале», а также публикация в 1929 рассказа ЧИТАТЬ «
Усомнившийся Макар» вызвали волну критики в адрес Платонова. Писателя обвиняли в искажении действительности и в самом страшном в то время грехе – проповеди гуманизма.
В том же году получил резко отрицательную оценку А.М.Горького и был запрещен к печати роман Платонова «Чевенгур» (1926–1929, опубл. в 1972 во Франции, в 1988 в СССР). «Чевенгур» стал не только самым большим по объему произведением Платонова, но и важной вехой в его творчестве. Писатель довел до абсурда идеи коммунистического переустройства жизни, владевшие им в молодости, показав их трагическую неосуществимость.
Переустройство жизни является центральной темой повести «Котлован» (1930, опубл. в 1969 в ФРГ, в 1987 в СССР), действие которой происходит во время первой пятилетки. «Общепролетарский дом», котлован для которого роют герои повести, является символом коммунистической утопии, «земного рая». Котлован становится могилой для девочки Насти, символизирующей в повести будущее России. Стройка социализма вызывает ассоциации с библейским рассказом о строительстве Вавилонской башни. В «Котловане» воплощен также традиционный для Платонова мотив странствия, во время которого человек постигает истину, пропуская через себя пространство.
Своеобразным зачинщиком развернутой против Платонова кампании был А. Фадеев, который незадолго до этого стал одним из руководителей Союза писателей. Выход в свет повести-хроники «Впрок» с разгромным послесловием А.Фадеева (1931), в которой коллективизация сельского хозяйства была показана как трагедия, сделала публикацию большинства произведений Платонова невозможной.
С этого времени в печати появлялись только небольшие рецензии и критические статьи Платонова. Платонов наряду с К. Паустовским начинает писать сказки и становится известен своими обработками сюжетов мирового фольклора. Эти произведения не запрещались, поэтому к своим переработкам классических авторов Платонов иногда присоединял оригинальные произведения.
В 1933 году в составе группы писателей Платонов совершил большое путешествие по Туркестану. В результате этой поездки появилась его фантастическая повесть «Джан».
К повести «Джан» примыкает и большой роман Платонова «Ювенильное море», в котором с горькой иронией писатель показывает нелепость столь популярных в тридцатые годы проектов преобразования пустыни. Написанные в 1930-е годы пьесы «Шарманка» и «14 Красных Избушек» не были опубликованы при жизни автора.
Публикация произведений Платонова была разрешена в годы Отечественной войны, когда прозаик работал фронтовым корреспондентом газеты «Красная звезда» и писал рассказы на военную тему («Броня», «Одухотворенные люди», 1942; «Смерти нет!», 1943; «Афродита», 1944 и др.; вышло 4 книги). Но когда в дом Платоновых приходит беда – погибает на фронте единственный сын, писатель снова испытывает горькое разочарование в жизни. Это настроение Платонова отражено в его рассказе «Семья Иванова». После того как его рассказ «Семья Иванова» (другое название – «Возвращение») в 1946 подвергся идеологической критике, имя Платонова было вычеркнуто из советской литературы.
Написанный в 1930-е годы роман «Счастливая Москва» был обнаружен только в 1990-е годы. Первая после большого перерыва книга «Волшебное кольцо» и другие сказки была издана в 1954, уже после смерти автора. Все публикации произведений Платонова сопровождались в советский период цензурными ограничениями.
После войны писателю негде и не на что жить, поэтому он устраивается во флигеле Литературного института и работает дворником. Правда, и в эти тяжелые годы в его жизни иногда случались радостные события, какими стало рождение долгожданной дочери. Впоследствии она станет хранительницей архива своего отца и основным публикатором его рукописей. Однако сам писатель к тому времени уже был тяжело болен. Зимой 1951 года он умер от туберкулеза. Основные произведения Платонова были опубликованы в России только после 1988года.
Юность Платонова: семейное воспитание, трудовые университеты. Андрей Платонович Платонов (подлинная фамилия Климентов) родился 20 августа (по старому стилю) 1899 г. в Ямской слободе на окраине Воронежа. Отец его - Платон Фирсанович Климентов, слесарь железнодорожных мастерских, мать - Марья Васильевна, дочь часового мастера, хранительница дома. В семье было одиннадцать детей. Будущий писатель был старшим сыном в этой огромной, «старопролетарской», как он говорил, семье.
Старший сын быстрее лишается детства, беззаботности, он раньше взрослеет. О своей работе в доме, о помощи матери в роли вечной няньки Платонов скажет позднее в автобиографическом рассказе «Семен» (1936): «Лишь года три-четыре после своего рождения Семен отдыхал и жил в младенчестве, потом ему стало некогда. Отец сам сделал тележку из корзины, железных колес, а мать велела Семену катать по двору маленького брата, пока она стряпает обед. Затем, когда родился и подрос еще один брат Семена, он их сажал в тележку сразу двоих и тоже возил по двору...
Время от времени Семен спрашивал у матери в окно:
Мама, пора?
Нет, нет, катай их еще! - отвечала мать из комнаты.
Она там стряпала, кормила и качала последнюю девочку,
стирала, штопала и чинила белье, мыла полы, бедные деньги берегла, как большие».
В этом же рассказе чрезвычайно точно, на непривычном вначале платоновском языке (не «скудные», не «мелкие» деньги, а именно «бедные», деньги нищеты, не спасающие от бедности, сказал он) воссоздана и фигура отца. Он явно выбивался из сил, чтобы на «бедные деньги» прокормить такую «орду». Отец приходил с работы уже в темноте, заставал детей спящими (на полу) и «лазал на коленях между спящими детьми, укрывал их получше и не мог выразить, что он их любит, что ему жалко их, он как бы просил у них прощения за бедную жизнь»...
Ямская слобода в годы раннего детства Платонова, и даже в 1912-1916 гг., мало чем отличалась от обычной степной деревни. «Ямщицкий промысел», содержание конюшен, кузниц, постоялых дворов, прославленных русских троек с колокольчиками, конечно, угас к началу XX в. Обитатели Ямской слободы жили уже как хлебопашцы, огородники, ремесленники. Они искали работы в Воронеже. «В Ямской были плетни, огороды, лопуховые пустыри, не дома, а хаты, куры, сапожники и много мужиков на большой Задонской дороге (видимо, запомнились шествия паломников в известный монастырь Св. Тихона в г. Задонске). Колокол „Чугунной“ церкви был всею музыкой слободы, его умилительно слушали в тихие летние вечера старухи, нищие и я. А по праздникам (мало-мальски большим) устраивались свирепые драки Ямской с Чижевской или Троицкой... Потом наступило для меня время ученья - отдали меня в церковно-приходскую школу», - вспоминал Платонов в 1922 г.
Успевал ли Платонов учиться? Безусловно, важным был процесс самообразования, литературного (с 12-13 лет Платонов писал стихи) и технического. Однако к 1918 г., когда уже свершилась Октябрьская революция, он имел аттестат, позволивший ему поступить в Воронежский железнодорожный политехникум на электротехническое отделение. В 1924 г. на вопрос о профессии Платонов запишет о себе: «Мелиоратор, электротехник». В 1921 г. он даже издаст брошюру « Электрификация ».
Андрей Платонов в годы революции и Гражданской войны (1917-1922). Весть о революции в Петрограде дошла до Воронежа только 26 октября 1917 г. В городе на короткое время - до 12 ноября - возникла ситуация безвластия, вернее, борьбы за власть. Большевики сумели завоевать поддержку солдат, рабочих железнодорожных мастерских, провести ряд митингов. На некоторых из них, видимо, был и молодой рабочий Платонов, числившийся в группе сочувствующих большевикам.
Странного для страшных лет смуты юношу-мастерового, мечтателя, неистового романтика революции, но явно знающего и стихи Бальмонта, И. Северянина, жадно читающего - чуть позднее - статьи В. В. Розанова, модные в те годы книги О. Шпенглера «Закат Европы», Н. Ф. Федорова «Философия общего дела» и т. п., отлично запомнил его духовный наставник этих лет, издатель первой книги «Епифанские шлюзы» Г. 3. Литвин-Молотов. В те годы он был редактором «Воронежской бедноты». Вошел к нему однажды скромный, с бледным лицом юноша, чем-то похожий на Достоевского, положил на стол несколько листочков со стихами и вышел.
«Всюду шла война. От бандитов-душегубов мы не могли еще избавиться и отбиться. В животе и на зубах у нас была оскомина от пшеничного хлеба, пшенной похлебки, пшенной каши, - вспоминал этот старый большевик. - А тут, как по необычной мирской и мирной лире, с листов бумаги несется неслыханная песнь:
Тою ночью, тою ночью чутко спали пашни, села,
Звали молча к ним дороги, уходили на звезду.
И дышала степь в истоме: сердцем тихим,
телом голым,
Как в испуге на дрожащем, уплывающем мосту.
Стихи меня увлекли. Когда оторвался от рукописи, посмотрел и удивился: „А где же автор? Исчез или его не было вовсе? Ho стихотворения лежат, вот они...“»
Этот рассказ передает главное впечатление от Платонова-романтика: он весь какой-то «нездешний», неземной, оторванный от реального восприятия революции. В поэме
А. Блока «Двенадцать» Христос - существо совершенно нематериальное, эфирное - идет «нежной поступью надвьюжной». Платонов также ощущает на себе воздействие каких-то высших сил, идеальных миров. Фактически он выдумывает свой образ революции, свою страну Утопию, некий «общепролетарский дом».
Ранняя публицистика и поэзия Платонова. Этот «плен мечты» для Платонова 1919-1922 гг. был вначале радостным, увлекательным, поистине пленяющим. Если перенестись мысленно в Воронеж этих лет на митинги, вокзалы, на площади в дни праздников, с плакатами и вечным «Интернационалом», если заглянуть в листовки, газеты с громкими пламенными обещаниями «мировой коммуны», то легко представить многое. И прежде всего истоки романтических видений, известной оторванности юноши Платонова от жуткой атмосферы насилия, репрессий, его «невнимания» к крови, смерти, даже к такой «мелочи», как жесточайшее подавление крестьянского мятежа в соседней Тамбовщине (1920-1921).
«Царство рабочего класса длится только год. Сделайте его вечным» (Воронежский красный листок. - 1918. - 7 нояб.).
«Мы пускаемся вплавь. Дружными усилиями мы доберемся до того берега, где обетованная земля наша - Всемирная коммуна» (Воронежская беднота. - 1919. - № 1).
«Солдаты революции, вы взяли Казань, идите дальше, учитесь побеждать. Вы - гренадеры всемирной революции - поведете восставший пролетариат в последнюю „мертвую" схватку» (Воронежский красный листок. - 1918. - 21 сент.).
Молодой мастеровой, мечтатель, живший поистине «на правах пожара», не мог устоять перед этим ураганом пропаганды, псевдосвободы, перед яростными призывами к разрушению старого. «Шершавый язык плаката» (Маяковский), воззвания, клича явно увлек Платонова, и вся его публицистика (за исключением статей экологического плана, программ электрификации) - это шествие Христа в высоте над-вьюжной.
He боясь снизить Платонова, заметим, что он и в шедеврах своей прозы будет тяготеть к упрощению, к «примитиву, лубочной картинке, хитровато-замысловатой притче, где скрытая мудрость обставлена наивным простодушием, словесной несообразностью».
Землю Алексея Кольцова и Ивана Никитина, певцов степи, «ветра с полудня», удалых косарей, юный поэт Платонов как бы в упор не видит. He видит даже того, что прекрасно знает как мелиоратор, техник. Его манит океан космический. Невозможное. Он пишет в эти годы громокипящие стихи, вошедшие в книгу «Голубая глубина» (1922). Это сплошь, как заметил современный критик, «антигуманное вдохновение молодости», ловко спровоцированное, вбитое средой слепое разрушительство:
На земле, на птице электрической
Солнце мы задумали догнать и погасить.
Манит нас неведомый океан космический,
Мы из звезд таинственных будем мысли лить.
(«К звездным товарищам»)
В газетах Воронежа этот юный пророк новой эры без устали сражается с земным, традиционным Богом:
«Бог есть игрушка человеческой жизни... Бог - образ, начерченный рукой человека в свободном желании наполнить жизнь радостью творчества...
Революция - явление жажды жизни человека. Явление его любви к ней. Ненависть - душа революции» («О нашей религии»).
Можно ли выбросить из биографии Платонова эти десятки агиток, «космических» стихов, эти железки воинствующих строк, говорящих об очаровании великой Утопией? О близком рае чисто платоновского «коммунизма», где не будет тайн, где разум победит «темное» чувство, где даже льды Северного полюса будут растоплены потоками теплых ветров из жарких пустынь?
В повести «Сокровенный человек» (1928) Платонов сочинит и поставит перед взором своего героя-странника Пухова такой иронический (но не вполне) плакат 1919 г.:
«Каждый прожитый нами день - гвоздь в голову буржуазии. Будем же жить вечно - пускай терпит ее голова!» В рассказе «Родина электричества» делопроизводитель из села Верчовка Степан Жаренов настолько «свихнется» от этой вошедшей в плоть и кровь упрощающей патетической риторики, что даже о делах электрификации будет говорить в возвышенных и смешных стихах: «Стоит, как башня, наша власть науки, и прочий вавилон из ящериц, засухи разрушен будет умною рукой... У нас машина уж гремит, свет электричества от ней горит... Моя слеза говорит в мозгу и думает про дело мировое!»
Смех и даже особый «страхосмех» у Платонова (т. е. смех запретного анекдота, насмешка над официозным текстом) резко отличен от смехового поведения, скажем, «маленького» героя М. М. Зощенко с его самодовольством глупости. При всем сходстве уродливых рассуждений и косноязычного и бюрократического языка у типичного юмористического персонажа Зощенко («Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова», 1922) и у персонажей «Котлована» Платонова («мы должны бросить каждого в рассол социализма», «счастье произойдет от материализма, товарищ Вощев, а не от смысла» и т. п.) ощущается различие позиций этих писателей. М. М. Зощенко все время смеется, пародируя, концентрируя казенную лексику, бюрократические неологизмы, он отстраняется от своих пошловатых и смешных персонажей с их классовым «примитивизмом». Андрей Платонов относится к своим чудакам и их «языку», одинаковому и у положительных и у отрицательных, с мучительной любовью, даже болью. Он смеется над тем, что сам в юности воспевал! В качестве первоисточника его сатиры в классической повести «Город Градов» (1927), где бюрократы, «крапивное семя», самоуверенно твердят, что «канцелярия является главной силой, преобразующей мир порочных стихий», что все в мире «течет, потечет-потечет и - остановится», являются его же... пламенно-прожектерские, утопические мечтания.
Письма Платонова о любви. Вечные грезы о земле и небе (космизм мысли Платонова), постоянное возрождение знаков покинутого детства дополнились в Платонове 1922-1927 гг. глубочайшим (и тоже очень возвышенным, усложненным) вдохновением любви, особой музыкой в душе. Эта страница «биографии чувств» объясняет характер лучших платоновских героинь - Фро из одноименного рассказа, Заррин-Тадж из «Такыра», героини «Возвращения» и др. Встреча с Марией Александровной Кашинцевой, учительницей из села Волошина (близ Воронежа), в 1922 г. породила глубокое чувство в душе писателя. Возник диалог - прежде всего в письмах, затем в произведениях (посланиях к любимой) - как вариант лирического автопортрета писателя. М. А. Платонова (после многих просьб) опубликовала в 1975 г. часть писем Платонова (из Воронежа, Тамбова) под названием «Письма о любви и горе», предпослав им такие слова: «Вероятно, люди всегда тоскуют по большой, настоящей любви. Слишком легко и разменно проходит порой это высокое чувство, дающее силу жить, работать, переносить разлуку и великие трудности».
О чем писал Платонов невесте, жене в годы создания «Эфирного тракта», «Епифанских шлюзов», «Города Градова»? Он творил любовь-сновидение, вписывал и себя (и невесту) в особый звездный, космический миропорядок, забывал и о бездорожье (он приходил к М. А. Кашинцевой за 40 верст), о вое волков (их жители деревень распугивали зимой горящими головнями), он творил историю единения двух душ:
«Я шел по глубокому логу. Ночь, бесконечные пространства, далекие темные деревни и одни звезды над головой в мутной смертельной мгле. Нельзя поверить, что можно выйти отсюда... В этот миг сердце полно любовью и жалостью, но некого тут любить. Все мертво и тихо, все далеко. Если вглядишься в звезду, ужас войдет в душу, можно зарыдать от безнадежности и невыразимой муки. - Так далека, далека эта звезда... Мне кажется, что я лечу, и только светится недостижимое дно колодца и стены пропасти не движутся от полета...
Всякий человек имеет в мире невесту, и только потому он способен жить. У одного ее имя Мария, у другого приснившийся тайный образ во сне».
«Надо любить ту вселенную, которая может быть, а не ту, которая есть.
Невозможное - невеста человечества, к невозможному летят наши души... Невозможное - граница нашего мира с другим».
«Любовь - мера одаренности жизнью людей, но она, вопреки всему, в очень малой степени сексуальность. Любовь страшно проницательна, и любящие насквозь видят друг друга со всеми пороками».
Эти письма - ключ к пониманию удивительно нежных, проницательных отношений Любы и Никиты в рассказе «Река Потудань», к душевным взаимосвязям солдат на фронте и их жен и матерей в военных рассказах писателя («Одухотворенные люди»), к его чудесным сказкам («Волшебное кольцо»).
Творческий дебют Платонова в Москве: сборники «Епифанские шлюзы» (1927) и «Сокровенный человек» (1928). Путь к первой книге начался для Платонова с переезда в Москву в июне 1926 г. (на кратковременную работу в ЦК Союза сельского хозяйства), обращения в редакцию «Красной нови» (журнал еще редактировал А. К. Воронский), наконец, предложения издательства «Молодая гвардия» издать «Избранное» (безусловно, это было сделано по инициативе Г. 3. Литвина-Молотова, ставшего председателем правления издательства).
Книга «Епифанские шлюзы» (по названию повести из эпохи Петра I о несчастном строителе шлюзов англичанине Бертране Перри) вышла, и в октябре 1927 г. ее заметил М. Горький: «...русских "молодых" читаю более охотно, даже с жадностью. Удивительное разнообразие типов у нас и хорошая дерзость. Понравились мне - за этот год - Андрей Платонов, Заяицкий, Фадеев, Олеша».
Творческая дерзость Андрея Платонова была исключительно яркой и разнонаправленной. В те годы всех писателей влекла к себе тема распрямления, взлета «маленького человека» в революции, его политического просветления, морального расцвета. Многие стремились показать, что благодаря революции действительно «кто был ничем, тот стал всем». «Маленький человек», как правило, «вырастал» в сражениях, в сабельных походах. Это был «человек с ружьем» (Н. Погодин), матрос с бомбами у пояса, ликующая пулеметчица, наконец, Марютка («Сорок первый» Б. Лавренева), бездумно растившая счет убиваемых. Герой возвеличивался чаще всего событиями, часто оставаясь внутренне малоподвижным, душевно однообразным. Шинель и ружье заранее возвышали его над поэтом-витией, попом, «жалким» интеллигентом. Александр Серафимович, автор «Железного потока», вспоминая беседу с Артемом Веселым, - его талант он ценил, называл, как и молодого Шолохова, «орленком-ореликом» - рассказал позднее, как горделиво ответил этот пулеметчик на предсказание «дальше меня полетишь»:
«Обязан, - загремел Артем. - Чай, мой класс восходящий. Мы Октябрем рождены...»
Андрей Платонов не ссылался на свой восходящий класс, но в повести «Ямская слобода» - она вошла в «Епифанские шлюзы» - представил действительно восходящего из самых низов бытия героя. Главный герой повести - сирота-поденщик Филат, вечный раб у бывших ямщиков в слободе. Он унижен в былой жизни до предела. Мещане слободы, насмешливо говорящие про Филата: «Наш Филатка - всей слободе заплатка», - даже услуги ассенизатора Понтия, чистильщика отхожих ям, самого богатого человека в слободе, отвергают: «Ты насчет ямы, Понтий? Теперча не нужно: Филат намедни горстями по лопухам все расплескал! Хо-хо, Филат жуток на расправу!»
Казалось бы, под рукой Платонова - готовый конфликт богатства и бедности, схема классовой борьбы. И вот-вот начнется желанная - в представлении былого романтика красной бури - гражданская война в масштабе слободы, начнется кровавый праздник мести угнетенного, униженного Филата! Однако писатель уже обладал иным зрением, видел, что сделать из Филата борца со старым миром, с Богом и т. п. не так-то просто, если следовать правде жизни и более человечному представлению о самой революции.
Ведь слобода с ее замедленной жизнью, навыками вялотекущего бытия уже навязала и Фил ату свою «философию надежды», свою «мечту» о «хлебном деле», о будущем. Это будущее должно только повторять настоящее. Филат, оказывается, мечтает накопить сто рублей и... стать владельцем лошади, бочки для нечистот и телеги, чтобы догнать ассенизатора - богача Понтия!
Платонов нашел в этой застывшей жизни свой источник движения, нашел свой сюжет судьбы Филата. В годы войны, революции, всеобщего одичания Филат познакомился, сдружился с другим сиротой, скитальцем, вольным человеком Игнатом Княгиным по кличке Сват. «Подружился Филат и со Сватом теплее кровного родства». И всего-то ведь немногое внес этот веселый, озорной человек, недолго поживший в хате у свалки. Ho он был первым, кто так необычно жалел его, так нежно и душевно приглашал к себе в дом: «Заходи, Филат, чего же ты на ветру стоишь! Я всегда тебе рад, кроткий человек!» Повесть заканчивается действительным восхождением униженного, обезличенного героя: он уходит из слободы, из стихии разобщения, одиночества, убогих мечтаний о бочке к новым людям, к революции как братству, «дружеству» всех сирот.
В период создания «Сокровенного человека» - повести, также замеченной Горьким («У меня есть его повесть о рабочем Пухове - эдакий русский Уленшпигель - занятно», - писал Горький о Платонове А. К. Воронскому), писатель испытывал множество тревог. С одной стороны, он все еще убеждался: скольким людям из низов революция дала биографию, создала личность в безликих, научила ходить прямо, а не согнувшись! Ho, с другой стороны, он еще в 1921 г. заметил, как на майской демонстрации, когда «гремит и движется под солнцем живая революция», вдруг подъезжает к толпе распорядитель, «комендант революции», «официальный революционер, бритый и даже слегка напудренный». «Революция сменилась „порядком“ и „парадом“», - грустно замечает он. He случайно в романе «Чевенгур» герой-романтик Пашинцев, со слезами радости говорящий «Ты помнишь восемнадцатый и девятнадцатый год?», живет в «ревзаповеднике» как смешной реликт ушедшей эпохи. Он не стал официальным революционером, а потому смешон, жалок, обречен. Смешон и жалок будет и бедный Жачев в «Котловане». Эта глубокая грусть породила шедевр антибюрократической сатиры писателя - повесть «Город Градов».
Обе стихии - гордость за революцию и тревога за ее ока-зенивание, парадность, «шариковщину» - очень своеобразно слились, смешались в повести «Сокровенный человек». В ней явился на свет самый коренной, с открытым сердцем (т. е. «сокровенным началом») платоновский скиталец - вечно во всем сомневающийся, наблюдательный, замечающий все случаи самодовольства, честолюбия машинист Фома Пухов. Он называет себя «природным дураком», подчеркивая свою антиофициозность. Он потому и «сокровенный», что не терпит пустой «откровенности», т. е. политизированной болтовни, когда люди не мыслят, а просто заучивают слова.
Повесть не случайно показалась Горькому занимательной: сюжетное развертывание характера Пухова в потоке событий Гражданской войны весьма своеобразно. Пухов - центральное действующее лицо, независимый наблюдатель в цепочке происшествий, массовых деяний народа в 1919-1921 гг. Это и персонаж, и страдающая, многое переоценивающая душа Платонова. Надежды сменяются сомнениями, восхищение героями революции перебивается тревогой за их перерождение: все отражается в сюжете, системе событий, происшествий, определяет их то героический, то сатирический характер.
Начинается повесть с поездки Пухова со снегоочистителем - конечно, опять по Воронежской земле, где-то возле Козлова (Мичуринска), Усмани и Лисок - для восстановления движения поездов. Читатель, вероятно, удивится редкой «бесчувственности» и героя и автора при описании гибели помощника машиниста, наткнувшегося на штырь при резкой остановке паровоза в сугробах на путях: «Жалко дурака: пар хорошо держал!» Удивляет и бесстрастность сообщений о войне: «Белых громила артиллерия бронепоездов», «Казаки (остановившие поезд Пухова. - В.Ч.) сошли с коней и бродили вокруг паровоза, как бы ища потерянное». Ho зато другую подробность, относящуюся к «коменданту революции», «демону революции» Троцкому, к пышным и парадным его разъездам по фронтам, писатель воссоздает с явной насмешкой: «один в целом поезде», «маленькое тело на сорока осях везут». В сущности, уже возникло «революционное» барство, чванство, неравенство. Пухов раздраженно комментирует эти факты: «Дрезину бы ему дать - и ладно! - сообразил Пухов. - Тратят зря американский паровоз!»
Весьма разноплановые эпизоды сменяются быстро: удачно помогает этой смене кадров, психологических состояний героя и мотив, вечно обостряющий жизнеощущения дороги, пути, странствия, хождения.
Ho это стягивание осуществляется через... дробление, накопление подробностей, растягивание на эпизоды единого сюжета страннической судьбы Пухова. Он не экспонирует трагическое и смешное, а весьма активно соучаствует в них. Он сразу и свой и чужой.
Два эпизода этого дробления, развертывания страдающей мысли Платонова на определенных площадках сюжета особенно показательны. Один из них - слитные соразмышления Пухова и автора о красных бойцах, плывущих в шторм в Крым:
«Молодые, они строили себе новую страну для долгой будущей жизни, в неистовстве истребляя все, что не ладилось с их мечтой о счастье бедных людей, которому они были научены политруком. Они еще не знали ценности жизни, и потому им была неизвестна трусость - жалость потерять свое тело. Из детства они вышли в войну, не пережив ни любви, ни наслаждения мыслью, ни созерцания того мира, где они находились...»
Платонову к середине 20-х гг. они, эти красноармейцы, новые властители России, обученные не Марксом, не Лениным, а столь же наивными часто политруками, были во многом уже известны. Они уже порадовали и огорчили его. Он знает их судьбы «с конца». Знает их как в том давнем 1920 г., так и в их настоящем. Знает и провидит в их будущем. He случайно почти одновременно с этой героической сценой и возникает в повести «тема Шарикова».
Два Шарикова - их сходство и различия. Платонову не надо было искать услуг профессора Преображенского и его ассистента Борменталя (герои «Собачьего сердца») для создания феномена Шарикова - самодовольного демагога, носителя примитивного пролетарского чванства - из беззлобного бездомного пса Шарика. Шариков Платонова - не чрезвычайное, не исключительное (как у Булгакова) явление: он и проще, привычнее, будничнее и тем страшнее. «Он готовит десант в Крым и пробует как-то учить бойцов. Вначале он просто радостно метался по судну и каждому что-нибудь говорил». Любопытно, что он уже не говорил, а агитировал, не замечая скудости своих лекций:
«- Ты - рабочий? - спрашивал Шариков у Пухова.
Был рабочий, а буду водолаз! - отвечал Пухов.
Тогда почему же ты не в авангарде революции? - совестил его Шариков. - Почему ж ты ворчун и беспартиец, а не герой эпохи?»
Платонов не остановился на веселом, забавном поведении своего Шарикова. Он, создавший уже «Город Градов», видел его грядущее «восхождение». Вскоре он уже, как и многие, «перегрелся от возбуждения», получил как представитель авангарда властишку, стал «ведать нефтью», ездить в автомобиле. И вот уже Пухов проницательно замечает - отдадим должное сатирической остроте глаза Платонова! - что тот же безграмотный Шариков, выписывая накладные на кусок мануфактуры, на сапоги, старался «так знаменито и фигурно расписаться, чтобы потом читатель его фамилии сказал: товарищ Шариков - это интеллигентный человек».
Отличие платоновского Шарикова от «Шарикова - Шарика» у Булгакова - в глубоком сострадании Платонова к жертвам демагогии, в тревоге не за его судьбу, а судьбу той революции, которую он любил, которую «полуживую вынянчил» (Маяковский). Она уже окаменела, обюрократизировалась, остановилась. В конце концов, булгаковский Шариков единичен, он возникает отчасти в опытном порядке произвольно - на операционном столе у профессора Преображенского. И так же произвольно исчезает, вернувшись к своей «первооснове», добродушному псу Шарику. He исчезает, правда, другой соавтор Шарикова - непрерывно просвещавший и направлявший его Швондер, своего рода «политрук»...
Рождение платоновских Шариковых - это уже конвейер массового перепроизводства «читателей своей подписи», оно неостановимо. У Платонова Шариков возник на более широкой площадке (шире операционного стола в лаборатории-квартире Преображенского), он менее страшен, но более массов, его можно встретить в числе заседающих и прозаседавшихся практически везде. И самое мучительное - Платонов это осознавал - и он неотделим как от своего Шарикова (в близком прошлом!), так и от скептика, пересмешника, вечно сомневающегося Пухова.
Совершенно неслучайно будет одинаков язык персонажей Платонова. И откровенный бюрократ Умрищев в «Ювенильном море» будет вещать: «Каждому трудящемуся надо дать в его собственность небольшое царство труда - пусть он копается в нем». Ho и положительные герои, вроде Прушевского в «Котловане», живут в потоке канцелярита, всяких социологических терминов: «Каждое ли производство жизненного материала дает добавочным продуктом душу в человеке?»
Иосиф Бродский, признав необычайность «корявого» языка Платонова, платоновского «канцелярита», как живописнейшего героя его прозы, изображаемого с таким же вниманием, как события, конфликты и персонажи, писал:
«Первой жертвой разговоров об Утопии (т. е. золотом веке коммунизма, всеобщего рая. - В. Ч.) становится грамматика, ибо язык, не поспевая за мыслью, задыхается... даже у простых существительных почва уходит из-под ног, и вокруг них возникает ореол условленности... Он, Платонов, сам подчинил себя языку эпохи, увидев в нем такие бездны, заглянув в которые однажды он уже более не мог скользить по литературной поверхности».
Андрей Платонов в конце 20-х гг.: трагедия неуслышанности, изоляции от читателя. В 1929 г. Платонов напечатал рассказ «Усомнившийся Макар», а в 1931г. - бедняцкую хронику «Впрок». Эти произведения не были сатирическими в отличие от повести «Город Градов» (1926). В этой повести бюрократы, собравшись на почти семейное застолье, с торжеством грубой силы говорят о себе: «Мы за-мес-ти-те-ли пролетариев! Стало быть, к примеру, я есть заместитель революционера и хозяина! Чувствуете мудрость? Все замещено! Все стало подложным! Все не настоящее, а суррогат! Были сливки, а стал маргарин: вкусен, а не питателен! Чувствуете, граждане?»
«Гражданин» Платонов «чувствовал» и переживал это очень глубоко. Свою тревогу из-за нового неравенства он и выразил в «Усомнившемся Макаре». Атмосфера в стране, в мире - в «капиталистическом окружении», как тогда говорили, - была уже совершенно иной, чем в начале 20-х гг. Страна превращалась в монолитный военный лагерь, готовый к отпору фашизму, она жила в режиме сверхнапряжения, самодисциплины. Жила по законам вынужденного - и добровольно принятого - единогласия. На этом фоне даже скромные, однако многозначные сомнения, тревоги Платонова о душе человека были восприняты как идеологическая двусмысленность, сомнение в успехе реальной индустриализации и коллективизации.
Макар, герой рассказа, пришедший в Москву из деревни, тоже не отрицает значения умных машин, роли знаний, величия новых индустриальных городов и электростанций в степи, пустыне, тайге. Ho он хочет и хрупкую душу сберечь в человеке от нивелировки. «Раз ты человек, то дело не в домах, а в сердце. Мы здесь все на расчетах работаем, на охране труда живем, а друг на друга не обращаем внимания - друг друга закону поручили... Даешь душу, раз ты изобретатель!» - говорит Макар условному «пролетариату».
Заметим, что подобные собирательные образы - «пролетариат», «старушка Федератовна» («Ювенильное море»), «активист» («Котлован»), обычно толкуемый как «Антихрист», «научный человек» (Ленин, Маркс?) - постоянны в прозе Платонова, в спорах идей. Вот и Макар, позволивший себе роскошь сомнений, приходит к памятнику «научному человеку» (видимо, Ленину), ждет от него ответа на свои вопросы не о смысле пятилетки, а о смысле жизни, о сбережении все той же души: «Ho человек тот стоял и молчал, не видя горюющего Макара и думая лишь о целостном масштабе, но не о частном Макаре».
В очерковой хронике «Впрок» (1931) писатель запечатлел комический смысл поспешного устройства коммун, артелей и тому подобного по воле дурашливых фантазеров, фанатиков, заместителей пролетариата «на командных высотах». Они, как и Шариков, «умиляются собственной властью, чувством, совершенно чуждым пролетариату».
После резкой пристрастной критики «Усомнившегося Макара» и «Впрок» Андрей Платонов надолго замолчал: следующая его книга «Река Потудань» выйдет лишь в 1937 г. Многие критические статьи 30-х гг. писателя (незаурядного литературного критика) печатались в журналах «Литературное обозрение», «Литературный критик», «Детская литератора» под псевдонимами А. Вагулов, А. Фирсов, Фома Человеков. Даже два лучших его рассказа «Бессмертие» и «Фро» были опубликованы лишь в журнале «Литературный критик» (1936). Правда, в канун Первого съезда советских писателей опальный писатель дважды съездил в составе писательской бригады в Туркмению.
Первый раз он попал в «горячую Арктику» (Туркмению) в марте 1934 г. и был поражен песками, «великой скудостью пустыни», второй раз - в январе 1935 г. и пробыл в странствиях по пескам, развалинам, на старых караванных путях три месяца. Он обрел здесь - в Хиве, Чарджоу, Красноводске - желанную натуру для рассказа «Такыр» (1934) и знаменитой повести «Джан» (1933-1934).
Годы опалы не были временем небытия, непризнания. Платонова многие знали и любили. А неформальный, внедолжностной и даже антиофициозный авторитет вынужденно молчавшего художника, волна «глухой славы» поднимались столь высоко, что при обсуждении его рассказов «В прекрасном и яростном мире» и «Ты кто?» (18 февраля 1941 г.) Платонова уже называли «классиком рассказа», изумлялись его словесной ткани («присутствует какой-то сильный дух, какая-то большая духовная мощь»), говорили об «огромной любви к миру, к жизни, к познанию».
Итак, «Котлован» (1930). Изнурительный механический труд рабочих, какой-то угрюмый энтузиазм («гражданин обязан нести данную ему директиву») рабочих Чиклина, Сафронова, пришедшего сюда извне Вощева (очередного платоновского правдоискателя), наезды калеки Жачева на тележке (он то и дело «раскулачивает» бюрократа Пашкина, отбирая у него продукты), раздумья инженера Прушевского о своем единстве с этой рабочей массой и своей чужеродности как наемного «спеца» среди этих новых людей... Наконец, появление мудрой девочки-сироты Насти, которая своим существованием придает слепой вере, тупому энтузиазму какой-то светлый, христианский смысл. «Знамена грядущего» - так назвал однажды Платонов детей и детство. Она и стала - на короткое время - этим символом будущего. Увы, как заметил критик А. Урбан, в этих железных колоннах труда, идущих напролом к неведомому им счастью, подгоняемых «активистом», быть символом, знаком, абстракцией невыносимо: «Насте не хватило простой заботы, нежности, ухода...»
В принципе платоновский «котлован» (если искать в повести прямое отражение эпохи индустриализации) совершенно не похож на котлованы, стройки в поэме Б. Ручьева о Магнитке, в романе А. Малышкина «Люди из захолустья», на стройки из романов И. Эренбурга, В. Катаева. Весьма сложно - это под силу лишь специалистам - различить индивидуальности в этой рабочей массе. Исследователь повести А. Харитонов, отмечая нарочитую «сделанность» имен в «Котловане», их знаковость, множество усилий потратил для дифференциации героев, расшифровки их сути через исследование смысла имен.
Эти наблюдения достаточно любопытны, они намечают важные «тропинки», ведущие к сердцевине характеров, раскрывают логику мысли писателя.
Кто такой Вощев, в чем его суть? Он единственный герой в повести, который живет «задумчиво», хочет понять «план жизни», пытается узнать «точное устройство всего мира и того, куда надо стремиться». Он упрекает людей-роботов: «Говорили, что все на свете знаете... а сами только землю роете и спите! Лучше я от вас уйду - буду ходить по колхозам побираться: все равно мне без истины жить трудно». Вощев задумывается над недопустимым при слепой вере, при механическом коллективизме вопросом: «He убывают ли люди в чувстве своей жизни, когда прибывают постройки? Дом человек построит, а сам расстроится? Кто жить тогда будет?»
В повести присутствует комплекс этих вопросов. Они и в репликах героя, и в атмосфере угрюмого труда, и в оценках смерти Насти. Потому полезен и анализ фамилии Вощева, сделанный А. Харитоновым: «Имя его отзывается в таких постоянных мотивах, как вещь - существование - всеобщность - общий - возвращение - всеобъемлющий - вещественный - истощение - умерший - размышление и т. д.». Можно добавить и смысловые мотивы: «воск» - «вощеный», «вотще» (напрасно), наконец, оборот «кур в ощип»... Они говорят о чуткости Вощева, о его печальном итоге.
Точно так же можно - однако с учетом общей позиции Платонова, его метаний между романтизацией эпохи и пессимизмом - расшифровать и смысл имен Жачева («жать» - «нажимать», «жадность, обездоленность», «жачить» (диалектное) - много работать и т. п.), Сафронова (от греческого sophron - здравомыслящий), бюрократа-приспособленца на все времена Льва Ильича Пашкина (очевидна контаминация имен двух вождей революции: Льва Давидовича Троцкого и Владимира Ильича Ленина), зыбкого, растерянного Прушевского («она связана с такими словами, как... порошить, пылить... пороша, порох, прах») и т. п.
Однако главный смысл персонажам и всему содержанию повести придают не имена, не спектры мотивов и ассоциаций, которые они порождают, а сюжет повести, завершение обеих линий - «котлованной» и «колхозной». Завершение это предельно печальное. Упорнейший труд в котловане, под надзором «активиста», кончается смертью Насти, исчезновением смысла, утратой будущего. «Зачем теперь ему нужен смысл жизни и истина, - размышляет Вощев, - если нет маленького, верного человека?» Еще печальнее все обстоятельства построения нового дома в деревне. Здесь сначала построили плот для кулаков, их семей, «всю жизнь копивших капитализм», - и столкнули его в безбрежный океан. Оставшиеся на берегу тоже плачут, прощаясь с ними, а обреченные на гибель жалеют их, целуются на прощание с ними. Затем вовлекли в дело очищения массы от кулачества даже... медведя, вечно угнетенного молотобойца, воспринимающегося двойственно (то как человек, то как зверь). Эти деяния вызвали в итоге страшный шок, своего рода пляску на похоронах, в которой принимают участие даже... обобществленные лошади.
В целом обе линии воссозданы на языке предельно фантастическом, почти абсурдном. Здесь и слезы сострадания, и тревога, и боль. Кто еще мог придумать такую подробность всеобщей пляски, как участие в ней лошадей? «Услышав гул человеческого счастья, пришли поодиночке на Оргдвор, стали ржать».
Можно ли из всего этого сделать упрощенный вывод о Платонове как активном, политизированном противнике индустриализации и коллективизации? He он ли, певец паровоза, мечтал о приходе в село (и в Россию) умных машин, о «золотом веке, сделанном из электричества», о селе Верчовка - «родине электричества»? С другой стороны, он искренне объяснял М. Горькому всю мучительность своей отверженности от того класса, который был ему дорог: «Быть отвергнутым своим классом и быть внутренне все же с ним - это гораздо более мучительно, чем сознавать себя чуждым всему, опустить голову и отойти в сторону» (июнь 1932).
В повести - два слоя событий, жизнеощущений, конфликтов. Чтобы понять самый глубинный, надо вспомнить призыв писателя: «Даешь душу, изобретатель» («Усомнившийся Макар»). Надо всегда помнить, что сам взгляд писателя на смерть, голод, на умирание, на жертву - и это ощущается в «Котловане» - имел особый христианский смысл. Для него в 20-е гг. все строители нового мира, их труд - это жертвование революции, «труд-жертва», «труд-смерть»: умирает личность, с ее смертью рождается новое существо - коллектив.
«Сокровенные» герои Платонова живут в ожидании, в готовности жертвы, самопожертвования. Отсюда - не без воздействия христианской морали - постоянное возвеличение писателем страдания, аскетичного бытия, благородства детей. Исследователь Ю. Пастушенко приводит из записных книжек Платонова запись: «Мертвецы в котловане - это семя будущего в отверстии земли».
Заметим, что идеи о победе над смертью через самопожертвование, о неокончательности гибели (т. е. о грядущем воскрешении) зазвучат и в военных рассказах Платонова.
Готовность к самопожертвованию, к страданию ради великой цели, к самой смерти не означает, что такой народ «и жалеть нечего»: он, мол, будет плясать даже на своих похоронах... Наоборот, вожаки такой массы должны предельно бережно относиться к такому народу, к его доверчивости, идеализму, мечтательности. Его-то и беречь, если он сам о себе готов забыть!
При анализе языка прозы Платонова, обладающего огромной аналитической мощью, следует, видимо, обратить особое внимание на такие дробные единицы текста, в которых ломается привычный грамматический склад книжной речи, нарушается устоявшаяся смысловая связь между словами, где то и дело обнаруживаются сигналы, «нацеливающие» читателя на домысливание, даже на... противоположное сказанному понимание. Живое слово спорит со «словесными трупами», т. е. канцеляритом. Современный писатель Вл. Маканин назвал тексты Платонова «утяжеленным словом». Образцы такого слова, сюрпризов стиля рассеяны везде в его рассказах, повестях, пьесах:
«Время безнадежно уходило обратно жизни»; «Мимо телеги проходили травы назад»; «Мужик подошел на слух этого разговора (не на звук, не на шум. - В. Ч.); «Свет с востока сегодня походил на вспугнутую стаю птиц, мчавшихся по небу с кипящей скоростью в смутную высоту»; «Вон наш вождь, шагом марш (т. е. «шагом марш». - В. Ч.)»; «туманы, словно сны, погибали под острым зрением солнца»; «гнездо свито из зелени забот»; «зеленая страсть листвы»; «Сердце Дванова сдало, замедлилось, хлопнуло и закрылось, но уже пустое. Оно выпустило свою единственную птицу»... Официанта в повести «Котлован» окликают так: «Эй, пищевой! Дай нам пару кружечек - в полость налить!» Прилагательное «пищевой» (пищевые продукты, припасы, отходы) становится подлежащим, а от целого симбиозного образования «полость рта» остается одна «полость».
Можно даже говорить о «диалектике косноязычия», рожденной одним обстоятельством: язык выступает как средство что-то высказать, но что-то и утаить, соединить иронию и патетику, усилить смеховое начало, выделить в жизни героев мгновения «прихода - ухода - дороги» («путешествия с открытым сердцем»), пребывания на «ветхой опушке» города, на «меже» (между цивилизацией и природой). В пьесе «Шарманка» (1929), где сопоставляется механический мир бюрократа Щоева и природный, музыкальный мир двух странников Алеши и Мюд с шарманкой и говорящим роботом, марионеткой из железа - Кузьмой, звучит типичная для всех платоновских скитальцев, романтиков, искателей безграничной свободы вольная песня:
В страну далекую
Собрались пешеходы,
Ушли от родины
В безвестную свободу,
Чужие всем -
Товарищи лишь ветру...
Говорящий, с механической памятью робот - это и Щоев, тоже начиненный речевыми штампами и лозунгами, и его секретарь Евсей, и отчасти наивный Алеша, выдумавший эту эрзац-музыку (в повести «Впрок» появится «аплодирующая машина»). Пьеса «Шарманка» сейчас предстает как одно из высших достижений писателя в его исследовании конфликта между «живым и неживым», между истинной свободой и подделками под свободу, «куклами» (т. е. марионетками без внутренней жизни), механическими аттракционами парадных торжеств.
В пьесе, как это часто бывает у Платонова, появляется любопытная пара иностранцев: профессор Стерветсен из Дании и его дочь Серена. Они хотят купить в России нечто душевное, музыку, сердечность: «Дух движения в сердцевине граждан, теплоту над ледяным ландшафтом вашей бедности! Надстройку!.. У нас в Европе много нижнего вещества, но на башне угас огонь». Щоев предлагает им, всему заскучавшему Западу, свой «товар»: «Купи лучше директивку - по дешевке отгружу». Изобретатель робота Алеша пробует разрушить сделку. Он стыдит Щоева: «Вы не идею, вы бюрократизм за деньги продаете...» Все эти комические треволнения (в итоге вначале был продан робот Кузьма) углубили конфликт между искусственным и естественным, «живым - неживым», выразили коренное свойство платоновской души - томление по прекрасному и яростному миру, творению музыки из бытия.
Рассказы «Фро» и «Возвращение» - вершины русской новеллистики XX в. В середине 30-х гг. Платонов создал несколько рассказов - «Река Потудань», «Июньская гроза», «По небу полуночи», которые свидетельствовали об открытии им Пушкина, Чехова, Толстого. В это время он и как критик писал много статей о русской классике. Эта линия своеобразного возвращения к классической ясности и простоте продолжена была и после войны (на фронте Платонов был корреспондентом «Красной звезды» и там же тяжело заболел) рассказом «Возвращение».
О чем повествует рассказ «Фро»?
Очарование «Фро» не только в «увлечении чувством жизни» героев рассказа, в чрезвычайно полно развернутом «самовыражении» его трех основных героев. Все прежние, знакомые платоновские характеры собраны в рассказе воедино, совмещены в естественной, органичной обстановке. Каждый из них - фанатик своей «идеи», доводящий поклонение ей до полного растворения характера, до односторонности. И вместе с тем эти односторонне развившиеся, далекие от всесторонней одаренности люди крайне близки друг другу, образуют чудесное содружество.
Старик машинист Нефед Степанович с его трогательной надеждой на вызов в депо - старый знакомец после прежних механиков из «Происхождения мастера», «Сокровенного человека». Он ходит вечерами на бугор, чтобы смотреть на машины, «жить сочувствием и воображением», а затем имитировать усталость, обсуждать вымышленные аварии и даже... просить у дочери Фроси вазелина для смазки якобы натруженных рук. Эта игра в работу, продолжение активной жизни позволяют Платонову заглянуть во всю предшествующую жизнь героя, как и в его железный сундучок, где всегда лежал и хлеб, и лук, и кусок сахара. Эта жизнь всерьез, по-настоящему, - и работа, и усталые руки.
Федор - муж Фроси (Фро) - словно повторяет путь одержимых технической идеей героев «Эфирного тракта». Он умчался на Дальний Восток настраивать и пускать в работу некие таинственные электрические машины, ограничив тем самым и себя, и возможность Фроси раскрыть все силы своей натуры в любви, заботе о нем.
Действительный центр всей группы, всей картины - «Ассоль из Моршанска» - жена Федора Фрося, с ее нетерпеливым ожиданием счастья в настоящем, любви к ближнему человеку.
Платонов не побоялся внести в характер и поведение Фроси какие-то мотивы чеховского рассказа «Душечка». Фрося стремится жить подражанием мужу, фанатику технических идей, начинает забивать себе голову «микрофарадами», «релейными упряжками», «контакторами», она искренне и наивно верит, что если между ней и мужем будет «третий», скажем диаграмма резонанса токов, то воцарится полнейшая гармония интересов и чувств в семье.
Любовь - смысл жизни для Фро. При кажущейся «узости» ее стремлений, мещанской ограниченности и наивности - этого боится и героиня! - обнаруживается вдруг ее редкое душевное богатство. Смешная, печальная, живущая почти инстинктом любви, продолжения рода человеческого, Фро рождает неожиданный вопрос: не есть ли любовь сама жизнь, бьющаяся о все преграды, но находящая все-таки возможность для бесконечного развития?
Андрей Платонов создал неповторимый, в известном смысле не поддающийся «разгерметизации» художественный мир, который с неубывающей силой воздействует и на современный литературный процесс.
Текст приводится по книгам:
А. Платонов. Записные книжки. Материалы к биографии. М.: Наследие, 2000.
Записная книжка чужих идей, мыслей и разговоров (1936)
Всё об Андрее Платонове
Биография
Статьи об Андрее Платонове:
Орлов В. Андрей Платонов: Последние годы
Нагибин Ю. Фрагмент дневника. Похороны Платонова
Рассадин С. За что тиран ненавидел Зощенко и Платонова
Юрьева А. Главными биографами Андрея Платонова стали осведомители НКВД-ОГПУ
Андрей Платонов: Воспоминания друзей и коллег
Важнейшие даты жизни и деятельности А. Платонова
Википедия
Иосиф Бродский об Андрее Платонове:
«Платонов родился в 1899 году и умер в 1951-м от туберкулёза, заразившись от сына, освобождения которого из тюрьмы он после долгих усилий добился, для того лишь, чтобы сын умер у него на руках. С фотографии на нас смотрит худощавое лицо, простое, как сельская местность, смотрит терпеливо и как будто с готовностью принять и преодолеть всё, что выпадет». (Бродский И. «Катастрофы в воздухе»)
Краткий биографический очерк
Из книги: Михеев М.Ю. В мир Платонова через его язык. Предположения, факты, истолкования, догадки. М.: Изд-во МГУ, 2002. 407 с.
«В конце 1929 года писатель подвергается идеологической порке за публикацию (совместно с Б. Пильняком) очерка Че-Че-О, а затем, в 1931-м, и за собственный рассказ Усомнившийся Макар (опубликованный в журнале Октябрь А. Фадеевым, в чем главный редактор сразу же публично раскаялся и повинился, назвав рассказ идеологически невыдержанным, анархистским, за что, мол, ему поделом попало от Сталина)».
Инсаров М. Андрей Платонович Платонов (1899–1951). Жизненный и творческий путь
Болот Н. Платонов Андрей Платонович
Михеев М.Ю. Записные книжки и дневники (30 гг.): Михаил Пришвин, Павел Филонов, Андрей Платонов, ...
Текст составлен из лекционного курса, прочитанного на историко-филологическом факультете РГГУ в 2002 г.
«При чтении платоновских записных книжек перед читателем, знакомым с основными его ключевыми темами, то мелькнет остов узнаваемого сюжета, а то вдруг появится неизвестная вариация какого-то уже известного характера. Или пронесется не развиваемая нигде далее, сразу же оборванная мысль, которая в будущем могла пригодиться автору и, в случае нового возвращения к ней, вылилась бы, может быть, в рассказ, повесть и т.п. Но чаще всего бывает так, что в записной книжке мысль Платонова, не доведенная до конца (как бы не додуманная и нам, читателям, так и не преподнесенная, не понятная в силу нашей недостаточной осведомленности), как бы остановлена автором на полпути».
Кожемякин А. Новые страницы жизни и творчества писателя Андрея Платонова
«Как мне видится, следовало бы сравнить деятельность гидромелиоратора и электрификатора Андрея Платонова с его первыми литературными произведениями».
Симонов К. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В. Сталине
Фрагмент книги Константина Симонова (М., АПН, 1989).
Ковров М. Мистик русской победы (К 100-летию со дня рождения Андрея Платонова)
Антиутопия не страшнее жизни
Беседа корреспондента Г. Литвинцева с профессором Воронежского государственного университета Владиславом Свительским, автором сборника статей «Андрей Платонов вчера и сегодня».
«Думается, если бы у автора были готовые ответы, его произведения не действовали бы так неотразимо и не имели такой глубины и силы. Он искал истину вместе со своими героями и своим временем. Перепутья его мысли не менее сложны и трагедийны, чем перепутья самой истории. Платонов жил в своих вопросах и сомнениях. На рубеже 2030-х годов он совершал то необходимое переосмысление идеологии и практики советской эпохи, к которому мы в широком масштабе прорвались только сегодня».
Иованович М. Гений у развилки дорог
Из записок литературоведа.
«Самым наболевшим для нетерпеливого Платонова и его героев был вопрос вопросов поиски счастья (всеобщего счастья). Русская литература вслед за Кантом, ставящим моральный закон выше эвдемонии (стремления к счастью), не знала этой категории; ее герои вели себя по-пушкински, ища не счастья, а покоя и воли. Платонову хотелось уклониться от этой традиции, изобрести счастье как для отдельного человека, так и для целых народов».
Гумилевский Л.И. «Судьба и жизнь»
«Не трудно предположить, что оценка читателей будет разной. Кого-то привлекут колоритные картины прошлого, воссоздаваемые при помощи вроде бы по-житейски приземленных, но художественно емких деталей. Других больше заинтересуют портреты писателей (особо отметим страницы, посвященные Андрею Платонову)».
Басинский П. Скрипач не нужен
«Когда-нибудь он, конечно, будет современен. Когда-нибудь... в день Страшного суда. Когда станут бессмысленны материальные обиды, когда будет все равно, где застал тебя этот день, в мерсе или запорожце, когда креветка покажется не слаще черствой корочки, а роскошный автобам не ровнее проселочной дороги. Когда и деньги будут не нужны».
Малая С. Платонов Андрей Платонович
Произведения Платонова
Электронная библиотека «Либрусек»
Наиболее полное собрание сочинений А. Платонова.
Библиотека Максима Мошкова
Рассказы. Повести. Inhabitant of the State. Голубая глубина (Книга стихов).
Классика.ру
Рассказы.
Повести: «Котлован», «Река Потудань», «Сокровенный человек», «Ювенильное море».
Романы: «Счастливая Москва», «Чевенгур».
Художественная литература: интернет сборник произведений
«Антисексус», «Впрок», «Город Градов», «Государственный житель», «Котлован», «Луговые мастера», «Московская скрипка», «Неодушевленный враг», «Однажды любившие», «Отец-мать» (сценарий), «Река Потудань», «Семен», «Сокровенный человек», «Счастливая Москва», «Усомнившийся Макар», «Фро», «Чевенгур», «Ювенильное Море».
Коллекция редких текстов
Однажды любившие
Андрей Платонов в документах ОГПУ-НКВД-НКГБ.19301945 (Публикация Владимира Гончарова и Владимира Нехотина)
Машинист (либретто)
Отец-мать (сценарий)
В прекрасном и яростном мире (Машинист Мальцев)
Возвращение (Семья Иванова)
Город Градов
Котлован
«Вощев захватил свой мешок и отправился в ночь. Вопрошающее небо светило над Вощевым мучительной силой звезд, но в городе уже были потушены огни, и кто имел возможность, тот спал, наевшись ужином. Вощев спустился по крошкам земли в овраг и лег там животом вниз, чтобы уснуть и расстаться с собою. Но для сна нужен был покой ума, доверчивость его к жизни, прощение прожитого горя, а Вощев лежал в сухом напряжении сознательности и не знал полезен ли он в мире или все без него благополучно обойдется? Из неизвестного места подул ветер, чтобы люди не задохнулись, и слабым голосом сомнения дала знать о своей службе пригородная собака».
Песчаная учительница
«Прошло четыре года самых неописуемых в жизни человека, когда лопаются почки в молодой груди и распускается женственность, сознание и рождается идея жизни. Странно, что никто никогда не помогает в этом возрасте молодому человеку одолеть мучающие его тревоги; никто не поддержит тонкого ствола, который треплет ветер сомнений и трясет землетрясение роста. Когда-нибудь молодость не будет беззащитной.
Была, конечно, у Марии и любовь, и жажда самоубийства, эта горькая влага орошает всякую растущую жизнь».
Сокровенный человек
Счастливая Москва
«Ясная и восходящая жизнь Москвы Честновой началась с того осеннего дня, когда она сидела в школе у окна, уже во второй группе, смотрела в смерть листьев на бульваре и с интересом прочитала вывеску противоположного дома: Рабоче-крестьянская библиотека-читальня имени А.В. Кольцова».
Усомнившийся Макар
Фро
«Молодая женщина остановилась от удивления среди столь странного света: за двадцать лет прожитой жизни она не помнила такого опустевшего, сияющего, безмолвного пространства, она чувствовала, что в ней самой слабеет сердце от легкости воздуха, от надежды, что любимый человек приедет обратно».
Чевенгур (в первой редакции – «Строители страны»)
«Появляется человек с тем зорким и до грусти изможденным лицом, который все может починить и оборудовать, но сам прожил жизнь необорудованно. Любое изделие, от сковородки до будильника, не миновало на своем веку рук этого человека. Не отказывался он также подкидывать подметки, лить волчью дробь и штамповать поддельные медали для продажи на сельских старинных ярмарках. Себе же он никогда ничего не сделал ни семьи, ни жилища».
Ювенильное море
Море юности
Статьи о творчестве
Раздел «Платоноведение» на сайте проекта ХРОНОС
Статьи об Андрее Платонове
Боброва О. Андрей Платонов – великий русский писатель ХХ века. К 100-летию со дня рождения
«А что же есть в прозе Платонова? Есть жизнь: ее боль и кровь, величие и странности, логика и абсурд, ее хрупкость и бесконечность. Проза эта словно выталкивает человека в открытый, неуютный мир. Заставляет ощутить одиночество, страдать вместе с героями и биться над поисками истины, смысла всего сущего».
Михеев М.Ю. В мир Платонова – через его язык. Предположения, факты, истолкования, догадки
Платонов создавал в своих произведениях, по сути дела, нечто вроде
религии нового времени, пытаясь противостоять как традиционным формам
религиозного культа, так и сплаву разнородных мифологем, складывавшихся в
рамки соцреализма.
Лютый В. О языке Андрея Платонова
Тарасов А.Б. «Третье царство» как попытка моделирования мира «нового» праведничества: А. Платонов и М. Цветаева
Суриков В. Свободная вещь Андрея Платонова
О произведениях «Чевенгур», «Котлован».
«Немножко гадко, зато потом будет хорошо... Кто ни знает этого простейшего обмана, элементарного о б м е н а душевного страдания на душевный комфорт, ежесекундно в мириадах человеческих мыслей и поступков происходящего? Кто ни знает, как невыносимо трудно устоять перед ним в повседневном, незначительном не соблазниться доступностью покоя? Ни через этот ли обмен в каждом поступке, в каждой мысли проходит зыбкая, неуловимая грань между добром и злом? Ни здесь ли таится опасность м а с с о в о г о «соблазна» когда какая нибудь дразнящая всеобщим счастьем сверхидея соединяет в безумный скачок эти элементарные движения?
Андрей Платонов оказался в иной роли в роли усомнившегося участника событий, не пожелавшего, не п о з в о л и в ш е г о себе отойти в сторону и отчаянно бросившегося в самую гущу событий, в самое жаркое и опасное место.
«Сюда нельзя, здесь бездна, здесь невиданно кровавые страдания, здесь озверение, отсюда можно выйти только на четырех лапах». Все это нужно было не сказать, а выкрикнуть выйти наперерез взбесившейся, срывающейся с привязи здравого смысла идеи.
Требовалось уже не инакомыслие и н а к о д е й с т в и е» .
Ордынская И.Н. «Чевенгур» Андрея Платонова – символ любви к своему народу
Это очень неблагодарное дело – писать правду о своём времени, как правило, никому не прощают таких попыток, особенно талантливым писателям, произведения которых сами словно начинают жить. Ведь уничтожить книгу часто сложнее, чем реального человека. А образы художественной литературы те часто и вовсе остаются бессмертными.
О романе «Чевенгур»
Целый ряд страшных жертв принесены коммуной ради приумножения неоднократно упоминаемого в романе «вещества существования», «вещества жизни», которое является ключевым понятием романа.
Иосиф Бродский. Послесловие к «Котловану» А. Платонова
«В наше время не принято рассматривать писателя вне социального контекста, и Платонов был бы самым подходящим объектом для подобного анализа, если бы то, что он проделывает с языком, не выходило далеко за рамки той утопии (строительство социализма в России), свидетелем и летописцем которой он предстает в Котловане».
О произведениях «Епифанские шлюзы», «Эфирный тракт», «Город Градов»
Баршт К.А. Истина в круглом и жидком виде. Анри Бергсон в «Котловане» Андрея Платонова // Вопросы философии. – 2007. – № 4.– С. 144–157.
Представление о том, что в «Котловане» А. Платонова описана ударная социалистическая стройка, не так уж бесспорно. Строительная тема лишь прикрывает в виде упаковочного материала то, что скрыто внутри исполненную напряжения философскую мистерию.
Ольга Меерсон. Неостранение Андрея Платонова опасность и сила инерции восприятия
Рецензия на сборник из двух специальных номеров журнала «Essays in Poetics», где опубликованы материалы конференции по изучению платоновского творческого наследства, проведенной в 2001 г. в Оксфорде.
Логинов В. «Счастливая Москва» А. Платонова с точки зрения неискушенного компьютерного пользователя
Хенрик Хлыстовски. Послесловие к переводу «Счастливой Москвы» Андрея Платонова
«Какой же мир создан в произведениях Платонова? Этот мир (особенно в Счастливой Москве) целиком лишен истории, памяти и религии, мир, который хочет построить все заново, но лишенный основного фундамента вынужден все время убегать в будущее, в делирические несбыточные фантазии, и там помещать свои надежды. Это будущее красиво, прекрасно и беспроблемно, но нужно до него как-то добраться, пробиться через инертность материи и человеческие пороки».
Булыгин А., Гущин А. «Постороннее пространство» . Антропонимика «Котлована» (фрагмент)
Булавка Л.А. Андрей Платонович Платонов. «Революция как паровоз»
Грачева Е. «Воодушевление»: Неснятое кино Андрея Платонова
Для Платонова это было очень важно. Он только-только начал оправляться от жесточайшего погрома, который рапповцы устроили его «бедняцкой хронике» «Впрок» («Красная Новь», 1931, № 9). Сам Сталин собственноручно украсил поля хроники пометками «Сволочь!» и «Подлец!», перепуганный Фадеев заявил, что Платонов - «кулацкий агент самой последней формации», и пошло-поехало…
Андре́й Плато́нов (настоящее имя Андре́й Плато́нович Климе́нтов; 28 августа 1899, Воронеж, Российская империя - 5 января1951, Москва, СССР) - русский, советский писатель, прозаик, один из наиболее самобытных по стилю и языку русских литераторов первой половины XX века. С 2011 года в Воронеже проводится Международный Платоновский Фестиваль, который призван стать культурным мостом между Воронежской областью и другими регионами России и мира.
Детство и юность
Андрей Платонович Климентов родился 28 августа по новому стилю 1899 года в Воронеже (Ямская слобода).
Отец - Климентов Платон Фирсович (1870-1952) работал машинистом паровоза и слесарем в воронежских железнодорожных мастерских. Дважды ему присваивали звание Героя труда (в 1920 и в 1922), а в 1928 году он вступил в партию. Мать - Лобочихина Мария Васильевна (1874/75 - 1928/29) - дочь часового мастера, домохозяйка, мать одиннадцати (десяти) детей, Андрей - старший. Мария Васильевна рожает детей практически каждый год, Андрей, как старший, принимает участие в воспитании и, позднее, прокормлении всех своих братьев и сестёр. Оба родителя похоронены на Чугуновском кладбище Воронежа.
В 1906 году поступает в церковно-приходскую школу. С 1909 по 1913 год учится в городской 4-классной школе. С 1913 (или с весны 1914) по 1915 работает подёнщиком и по найму, мальчиком в конторе страхового общества «Россия»; помощником машиниста на локомобиле в имении Усть полковника Бек-Мармарчева. В 1915 году работает литейщиком на трубном заводе. С осени 1915 по весну 1918 - во многих воронежских мастерских - по изделию мельничных жерновов, литью и т. д.
Служба в РККА. Работа по специальности. Начало литературной деятельности
Андрей Платонов. Воронеж, 1922В 1918 году поступает на электротехническое отделение Воронежского политехнического института; служит в главном революционном комитете Юго-Восточных железных дорог, в редакции журнала «Железный путь». Участвовал в Гражданской войне в качестве фронтового корреспондента. С 1919 года публиковал свои произведения, сотрудничая с несколькими газетами как поэт, публицист и критик. Летом 1919 года побывал как корреспондент газеты «Известия Совета Обороны Воронежского укрепленного района» в Новохопёрске. Вскоре после этого был мобилизован в РККА. Работал до осени на паровозе для военных перевозок в качестве помощника машиниста; затем был переведён в Часть Особого Назначения (ЧОН) в железнодорожный отряд рядовым стрелком. Летом 1921 года закончил годичную губернскую партийную школу. В этом же году выходит его первая книга - брошюра «Электрификация», а также были опубликованы его стихотворения в коллективном сборнике «Стихи». В 1922 году родился сын писателя Платон. В том же году в Краснодаре выходит книга стихов Платонова «Голубая глубина». В этом же году назначается председателем губернской Комиссии по гидрофикации при земельном отделе. В 1923 годуБрюсов положительно откликается на книгу стихов Платонова (Печать и революция. - 1923. - № 6). С 1923 по 1926 год работает в губернии как инженер-мелиоратор и специалист по электрификации сельского хозяйства (зав. отделом электрификации в Губземуправлении, построил три электростанции, одну из них - в селе Рогачёвка, её потом сожгли кулаки).
Весной 1924 года участвует в Первом Всероссийском гидрологическом съезде, у него возникают проекты гидрофикации края, планы страхования урожаев от засухи. Тогда же, весной 1924 года, вновь подает заявление о вступлении в РКП(б) и принимается ячейкой ГЗО в кандидаты, но так и не вступает. В июне 1925 года состоялась первая встреча Платонова с В. Б. Шкловским, прилетевшим в Воронеж на самолёте Авиахима для пропаганды достижений советской авиации с лозунгом «Лицом к деревне». В 1920-х годах сменил свою фамилию с Климентов на Платонов (псевдоним образован от имени отца писателя).
В 1926 году были написаны «Епифанские шлюзы», «Эфирный тракт», «Город Градов».
Репрессии
В 1931 году опубликованное произведение «Впрок» вызвало резкую критику А. А. Фадеева и И. В. Сталина. Писатель получил возможность перевести дух только тогда, когда РАПП сам был посечён за перегибы и распущен. В 1934 году Платонова даже включили в коллективную писательскую поездку по Средней Азии - и это уже было знаком некоторого доверия. Из Туркмении писатель привёз рассказ «Такыр», и вновь началось его преследование: в «Правде» (18 января 1935) появилась разгромная статья, после которой журналы снова перестали брать платоновские тексты и возвращали уже принятые. В 1936 году публикуются рассказы «Фро», «Бессмертие», «Глиняный дом в уездном саду», «Третий сын», «Семён», в 1937 - повесть «Река Потудань».
В мае 1938 был арестован пятнадцатилетний сын писателя Платон, вернувшийся после хлопот друзей Платонова из заключения осенью 1940 года неизлечимо больнымтуберкулёзом. В январе 1943 года сын Андрея Платонова умер.
Военный корреспондент
Во время Великой Отечественной войны писатель в звании капитана служит военным корреспондентом газеты «Красная звезда», военные рассказы Платонова появляются в печати. Существует мнение, что это было сделано с личного разрешения Сталина. Последние годы
В конце 1946 года был напечатан рассказ Платонова «Возвращение» («Семья Иванова»), за который писатель в 1947 году подвергся нападкам и был обвинён в клевете. После этого возможность печатать свои произведения была для Платонова закрыта.
В конце 1940-х годов, лишённый возможности зарабатывать на жизнь сочинительством, Платонов занимается литературной обработкой русских и башкирских сказок, которые печатаются в детских журналах. Мировоззрение Платонова эволюционировало от веры в переустройство социализма к ироничному изображению будущего.
Платонов умер 5 января 1951 года в Москве от туберкулёза, которым заразился, ухаживая за вышедшим из заключения сыном. Похоронен на Армянском кладбище, в 2000-х годах перезахоронен городскими властями (как и писатель Василий Ян) с Армянского кладбища через дорогу, на Ваганьковское кладбище.
© По материалам сайта wikipedia.ru
Урожденный Андрей Платонович Климентов появился на свет в семье простых рабочих, проживающих в Воронежской губернии. Глава семейства большую часть времени проводил на железнодорожной станции, где работал машинистом. В это время мать была занята воспитанием одиннадцати детей, старшим из которых был Андрей.
С детства будущему писателю пришлось узнать все тяготы взрослой жизни, что в будущем нашло отображение в его повестях. Он вынужден был помогать по хозяйству, беря на себя львиную долю хлопот, поскольку суровый отец не слишком торопился заниматься семейными проблемами и заботами. А после окончания церковноприходской школы юноша вынужден был отправляться на поиски работы. В течении четырех лет он прошел большинство мастерских округи, где вынужден был браться за любую работу.
Самое главное из биографии Андрея Платоновича Платонова будет представлено вашему вниманию далее.
Мятежная юность
По достижении совершеннолетия Андрей поступил учиться в железнодорожный техникум, мечтая в будущем повторить путь родителя. Но получить образование ему помешало начало Гражданской войны. Эмоциональный и преданный своим идеалам юноша сразу же отправился на фронт, приближая победу Красной армии. Именно новое время дало толчок для начала творческого пути писателя. Он взял себе псевдоним Платонов, который вскоре стер его настоящую фамилию из памяти окружающих.
В 1920 году творческий человек начал сотрудничать со многими журналами и издательствами Воронежа. Ища свой особенный путь, Андрей пытался проявить себя в качестве публициста, поэта, критика и редактора одновременно. И такая сверхзанятость не помешала ему работать над вышедшей в 1921 году книгой "Электрификация".
Новое время
Краткая биография Андрея Платонова содержит сведения, что в 1922 году вышел поэтический сборник автора, который оказался не слишком тепло принят читателями. Поэтому последующие три года Платонов практически не работал на литературной ниве, переквалифицировавшись в мелиоратора. Несколько лет жизни публициста было отдано проблемам электрификации сельского хозяйства. И только после переезда в Москву Андрей Платонович вернулся к делу всей своей жизни. Именно в это время он выпустил сборник рассказов "Епифанские шлюзы", принесший известность и любовь читателей. Вдохновленный возможностью работать в удобном формате, и счастливый от того, что он близок современному читателю, писатель начал трудиться еще более интенсивно. В итоге за один год вышли несколько книг автора, особенно яркими среди которых стали "Луговые мастера" и "Сокровенный человек".
Болезненная критика
Писатель всегда остро переживал критику своих произведений, считая их максимально открытыми, искренними и честными. Будучи выходцем из простой семьи, он старался воссоздавать истории обыкновенных советских граждан. В большинстве произведений автора можно встретить описание тяжелого детства многодетных семей, о котором он знал не понаслышке. Ведь свое мировоззрение он сформировал именно в непростое и голодное время.
Поэтому, когда повесть "Происхождение мастера" получила отрицательные оценки критиков и коллег, писатель решил на время уйти в сторону. На протяжении следующих восьми лет он сотрудничал только с журналами, пряча в стол все наброски и наработки.
Главные произведения
Главные и знаковые произведения Андрей Платонович создал на рубеже 30-х годов. "Чевенгур" и "Котлован" оказались одними из самых талантливых работ автора. Но вышли в свет они только после смерти писателя и смены режима в стране из-за своей неоднозначности. В этот же период Платонов стал пробовать себя в роли драматурга, пытаясь создавать глубокие, серьезные и полные трагизма произведения.
Отношения с властью
Биография для детей Платонова Андрея Платоновича не содержит этой информации, но давление властей и постоянная критика были постоянным явлением в жизни писателя. Почти все его работы подвергались жесткому разбору и давлению со стороны властей. Неоднократное попадание в опалу усилилось после издания повести "Впрок", попавшей в зону внимания Сталина. Рассерженный диктатор не мог сдержаться от открытой критики автора. Каждый раз при прочтении его книг вождь оставлял на полях пометки, адресованные Платонову.
Просто так для литературного гения пройти это не могло. Сталин запретил издательствам и журналам работать с данным писателем под угрозой тюремного заключения. Поэтому на протяжении нескольких лет публицист мог работать только в стол, боясь даже просто так показывать результаты своих трудов.
Лишь спустя три года Андрей Платонович получил разрешение отправиться в путешествие по Средней Азии вместе со своими коллегами. Но по результатам путешествия литератор написал рассказ "Такыр", ставший поводом для новой волны критики и ругательств в адрес создателя.
Страницы личной истории
Первой и единственной женой писателя стала простая девушка Мария Кашенцева, любви которой он добивался долго и упорно. Барышня не торопилась замуж за грубоватого и немного агрессивного человека, от которого решила спастись бегством. На протяжении нескольких лет Маша жила в маленькой деревне, куда к ней приезжал ухажер. И кто знает, как бы сложилась история отношений молодых людей, если бы не беременность Марии. Поэтому самый главный вопрос был решен с помощью свадьбы. Вскоре после нее у пары родился горячо любимый долгожданный сын. Он получил имя Платон, в честь своего дедушки по отцу.
Но наслаждаться семейным счастьем после рождения наследника Платонов не мог из-за трагических событий с родственниками. После отравления грибами умерли его брат с сестрой. Понимая, что спасти их нереально, Андрей Платонович чувствовал себя глубоко несчастным и беспомощным в сложившейся ситуации.
Война любимых женщин
Супруга Мария Александровна была одной из самых важных женщин в жизни литератора. Он преклонялся перед ней и считал своей музой. Единственное, что безумно расстраивало мужчину, это постоянные конфликты между женой и матерью, которая так и не приняла ее до конца своих дней. Родительница автора ушла из жизни рано и неожиданно, навсегда оставив глубокую рану в сердце своего старшего сына.
Детская тема
Краткое содержание биографии Андрея Платоновича Платонова не вмещает всех любопытных фактов из его жизни. А исследователям известно, что безоглядная любовь родителей к единственному сыну Платону испортила его. В пятнадцать лет он связался с плохой компанией, благодаря которой пошел на совершение преступления. В итоге парень оказался за решеткой, где и заразился туберкулезом. Чуть позже он перешел в чахотку, которая стала причиной смерти молодого человека в возрасте двадцати лет.
Тяжело переживая потерю единственного сына, Платоновы искали спасения в обществе друг друга и работе. Только в 1944 году они решились дать себе шанс еще раз познать родительское счастье. Родившаяся Маша стала настоящей отрадой для родителей. Мать оберегала девочку от всех проблем, а отец старался сделать все для ее счастья, понимая, что ему самому осталось мало времени.
Годы войны
Во время Второй мировой войны Андрей Платонович активно трудился фронтовым корреспондентом в газете "Красная звезда". При этом смелый мужчина никогда не отсиживался в тылу, считая, что обязан быть в одном ряду с соратниками. Возможно, именно некоторое панибратство и жизнь в тяжелых условиях стала причиной заражения писателя чахоткой.
После окончания войны Платонов Андрей Платонович, биография, интересные факты из жизни которого теперь вам известны, был демобилизован в звании капитана из-за болезни. Теперь он мог вновь вернуться к созданию своих произведений, которыми жил всю жизнь. Но рассказы "Семья Иванова" и "Возвращение" оказались фатальными для Платонова. На этот раз правительство не было готово простить ему такое свободомыслие и неоднозначность. Критики сочли недопустимым трактовку происходящих событий и отношения к героям современности. Поэтому литератор был навсегда отлучен от печати.
Последние годы жизни
Крайне насыщенна и интересная биография Андрея Платоновича Платонова. Известно, что после повсеместной опалы он вынужден был искать другие возможности прокормить семью. Поэтому он начал трудиться над редактированием и переработками народных сказок. Кроме получения дохода, публицист получал настоящее удовольствие от занятия, потому как мог читать сказки маленькой дочери. В 1950 году свет увидели сказки "Неизвестный цветок" и "Волшебное кольцо". В будущем они стали сюжетами для советских мультипликаторов, давшим им новую жизнь.
Жизнь после смерти
Большинство произведений Андрея Платоновича Платонова, краткая биография которого представлена вашему вниманию в статье, стали известны широкому кругу читателей уже после смерти писателя. Один из самых скандальных романов "Чевенгур" первый раз был опубликован в Париже в 80-х годах. Спустя несколько лет Андрон Кончаловский взялся за экранизацию произведений "Возлюбленные Марии" и "Три брата". Фильмы получились интересными, эмоциональными и глубокими.
В России новую жизнь в труды литератора вдохнул Иван Охлобыстин, снявший короткометражку "Разрушитель волн". После этого многие театры стали практиковать постановки по мотивам произведений Платонова. Мультипликаторы умело обыгрывали его детские сказки, давая им новую жизнь.
Неожиданный интерес к творчеству писателя Андрея Платоновича Платонова, краткую биографию которого мы изучаем, стал поводом для называния улиц, библиотек и школ его именем. В родном Воронеже силами активистов ему был установлен символичный памятник. Но настоящей неожиданностью стало решение дать имя Андрея Платонова далекому астероиду. Такой же неизученный, необъяснимый и при этом живой, он стал символом уникального автора. Всю жизнь он трудился с открытой душой и чувствами, пронеся все обиды, горечи и печали через всю жизнь. Поэтому для современников остается на сегодняшний день масса поводов постараться понять публициста через его жизненные и искренние произведения о жизни настоящих людей.
Загрузка...
