Оказался перерыв на обед в том учреждении, где Анне Модестовне надо было взять справку. Досадно, но был смысл подождать: оставалось минут пятнадцать, и она ещё успевала за свой перерыв.
Ждать на лестнице не хотелось, и Анна Модестовна спустилась на улицу.
День был в конце октября - сырой, но не, холодный. В ночь и с утра сеялся дождик, сейчас перестал. По асфальту с жидкой грязцой проносились легковые, кто поберегая прохожих, а чаще обдавая. По середине улицы нежно серел приподнятый бульвар, и Анна Модестовна перешла туда.
На бульваре никого почти не было, даже и вдали. Здесь, обходя лужицы, идти по зернистому песку было совсем не мокро. Палые намокшие листья лежали тёмным настилом под деревьями, и если идти близко к ним, то как будто вился от них лёгкий запах - остаток ли не отданного во время жизни или уже первое тление, а всё-таки отдыхала грудь меж двух дорог перегоревшего газа.
Ветра не было, и вся густая сеть коричневых и черноватых влажных… - Аня остановилась -… вся сеть ветвей, паветвей, ещё меньших веточек, и сучёчков, и почечек будущего года, вся эта сеть была обнизана множеством водяных капель, серебристо-белых в пасмурном дне. Это была та влага, что после дождя осталась на гладкой кожице веток, и в безветрии ссочилась, собралась и свесилась уже каплями - круглыми с кончиков нижних сучков и овальными с нижних дуг веток.
Переложив сложенный зонтик в ту же руку, где была у неё сумочка, и стянув перчатку, Аня стала пальцы подводить под капельки и снимать их. Когда удавалось это осторожно, то капля целиком передавалась на палец и тут не растекалась, только слегка плющилась. Волнистый рисунок пальца виделся через каплю крупнее, чем рядом, капля увеличивала, как лупа.
Но, показывая сквозь себя, та же капля одновременно показывала и над собой: она была ещё и шаровым зеркальцем. На капле, на светлом поле от облачного неба, видны были - да! - тёмные плечи в пальто, и голова в вязаной шапочке, и даже переплетение ветвей над головой.
Так Аня забылась и стала охотиться за каплями покрупней, принимая и принимая их то на ноготь, то на мякоть пальца. Тут совсем рядом она услышала твёрдые шаги и сбросила руку, устыдясь, что ведёт себя, как пристало её младшему сыну, а не ей.
Однако, проходивший не видел ни забавы Анны Модестовны, ни её самой - он был из тех, кто замечает на улице только свободное такси или табачный киоск. Это был с явною печатью образования молодой человек с ярко-жёлтым набитым портфелем, в мягкошерстном цветном пальто и ворсистой шапке, смятой в пирожок. Только в столице встречаются такие ранне-уверенные, победительные выражения. Анна Модестовна знала этот тип и боялась его.
Спугнутая, она пошла дальше и поравнялась с газетным щитом на голубых столбиках. Под стеклом висел «Труд» наружной и внутренней стороной. В одной половине стекло было отколото с угла, газета замокла, и стекло изнутри обводнилось. Но именно в этой половине внизу Анна Модестовна прочла заголовок над двойным подвалом: «Новая жизнь долины реки Чу».
Эта река не была ей чужа: она там и родилась, в Семиречьи. Протерев перчаткой стекло, Анна Модестовна стала проглядывать статью.
Писал её корреспондент нескупого пера. Он начинал с московского аэродрома: как садился на самолёт и как, словно по контрасту с хмурой погодой, у всех было радостное настроение. Ещё он описывал своих спутников по самолёту, кто зачем летел, и даже стюардессу мельком. Потом - фрунзенский аэродром и как, словно по созвучию с солнечной погодой, у всех было очень радостное настроение. Наконец, он переходил собственно к путешествию по долине реки Чу. Он с терминами описывал гидротехнические работы, сброс вод, гидростанции, оросительные каналы, восхищался видом орошённой и плодоносной теперь пустыни и удивлялся цифрам урожаев на колхозных полях.
А в конце писал:
«Но немногие знают, что это грандиозное и властное преобразование целого района природы замыслено было уже давно. Нашим инженерам не пришлось проводить заново доскональных обследований долины, её геологических слоев и режима вод. Весь главный большой проект был закончен и обоснован трудоёмкими расчётами ещё сорок лет назад, в 1912 году, талантливым русским гидрографом и гидротехником Модестом Александровичем В*, тогда же начавшим первые работы на собственный страх и риск.»
Анна Модестовна не вздрогнула, не обрадовалась - она задрожала внутренней и внешней дрожью, как перед болезнью. Она нагнулась, чтобы лучше видеть последние абзацы в самом уголке, и ещё пыталась протирать стекло и едва читала:
«Но при косном царском режиме, далёком от интересов народа, его проекты не могли найти осуществления. Они были погребены в департаменте земельных улучшений, а то, что он уже прокопал - заброшено.
Как жаль! - (кончал восклицанием корреспондент) - как жаль, что молодой энтузиаст не дожил до торжества своих светлых идей! что он не может взглянуть на преображённую долину!»
Кипяточком болтнулся страх, потому что Аня уже знала, что сейчас сделает: сорвёт эту газету! Она воровато оглянулась вправо, влево - никого на бульваре не было, только далеко чья-то спина. Очень это было неприлично, позорно, но…
Газета держалась на трёх верхних кнопках. Аня просунула руку в пробой стекла. Тут, где газета намокла, она сразу сгреблась уголком в сырой бумажный комок и отстала от кнопки. До средней кнопки, привстав на цыпочки, Аня всё же дотянулась, расшатала и вынула. А до третьей, дальней, дотянуться было нельзя - и Аня просто дёрнула. Газета сорвалась - и вся была у неё в руке.
Но сразу же за спиной раздался резкий дробный турчок милиционера.
Как опалённая (она сильно умела пугаться, а милицейский свисток её и всегда пугал), Аня выдернула пустую руку, обернулась…
Бежать было поздно и несолидно. Не вдоль бульвара, а через проём бульварной ограды, которого Аня не заметила раньше, к ней шёл рослый милиционер, особенно большой от намокшего на нём плаща с откинутым башлыком.
Он не заговорил издали. Он подошёл, не торопясь. Сверху вниз посмотрел на Анну Модестовну, потом на опавшую, изогнувшуюся за стеклом газету, опять на Анну Модестовну. Он строго над ней высился. По широконосому румяному лицу его и рукам было видно, какой он здоровый - вполне ему вытаскивать людей с пожара или схватить кого без оружия.
Это что ж, гражданка? Будем двадцать пять рублей платить?..
(О, если только штраф! Она боялась - будет хуже истолковано!)
- … Или вы хотите, чтоб люди газет не читали?
(Вот, вот!)
Ах, что вы! Ах, нет! Простите! - стала даже как-то изгибаться Анна Модестовна. - Я очень раскаиваюсь… Я сейчас повешу назад… если вы разрешите…
Нет уж, если б он и разрешил, эту газету с одним отхваченным и одним отмокшим концом трудновато было повесить.
Милиционер смотрел на неё сверху, не выражая решения.
Он уж давно дежурил, и дождь перенёс, и ему кстати было б сейчас отвести её в отделение вместе с газетой: пока протокол - посушиться маненько. Но он хотел понять. Прилично одетая дама, в хороших годах, не пьяная.
Она смотрела на него и ждала наказания.
Чего вам газета не нравится?
Тут о папе моём!.. - Вся извиняясь, она прижимала к груди ручку зонтика, и сумочку, и снятую перчатку. Сама не видела, что окровянила палец о стекло.
Теперь постовой понял её, и пожалел за палец и кивнул:
Ругают?.. Ну, и что одна газета поможет?..
Нет! Нет-нет! Наоборот - хвалят!
(Да он совсем не злой!)
Тут она увидела кровь на пальце и стала его сосать. И всё смотрела на крупное простоватое лицо милиционера.
Его губы чуть развелись:
Так что вы? В ларьке купить не можете?
А посмотрите, какое число! - она живо отняла палец от губ и показала ему в другой половине витрины на несорванной газете. - Её три дня не снимали. Где ж теперь найдёшь?!
Милиционер посмотрел на число. Ещё раз на женщину. Ещё раз на опавшую газету. Вздохнул:
Протокол нужно составлять. И штрафовать… Ладно уж, последний раз, берите скорей, пока никто не видел…
О, спасибо! Спасибо! Какой вы благородный! Спасибо! - зачастила Анна Модестовна, всё так же немного изгибаясь или немного кланяясь, и раздумала доставать платок к пальцу, а проворно засунула всё ту же руку с розовым пальцем туда же, ухватила край газеты и потащила. - Спасибо!
Газета вытянулась. Аня, как могла при отмокшем крае и одной свободной рукой, сложила её. С ещё одним вежливым изгибом сказала:
Благодарю вас! Вы не представляете, какая это радость для мамы и папы! Можно мне идти?
Стоя боком, он кивнул.
И она пошла быстро, совсем забыв, зачем приходила на эту улицу, прижимая косо сложенную газету и иногда на ходу посасывая палец.
А. И. Солженицын - профессиональный писатель, который создавал как большие романы, так и недлинные рассказы. В число последних заходит произведение «Как жалко», которое оказывает сильное воспоминание на читателя.
«Как жалко»: короткое содержание
В один прекрасный момент Анна Модестовна пришла в некоторое учреждение, где ей нужно было получить справку, но сотрудники ушли на обед. Грустно, естественно, но дама решила подождать: через пятнадцать минут они должны были возвратиться к работе. Стоять на лестнице не было желания, и Анна Модестовна вышла на улицу. Капал маленький дождь.
Статья в газете
Анна шагала по бульвару и вдруг увидела газетный щит, стоящий на столбиках синего цвета. За стеклом красовался «Труд», висела как его внутренняя, так и внешняя сторона. Дама увидела большой заголовок: «Новенькая жизнь равнины реки Чу». Анна Модестовна протерла стекло перчаткой и начала читать написанное. Кстати, рассказ «Как жалко» Солженицын создавал, думая об одной реальной даме.
Создателем статьи был очевидно профессиональный журналист. Он писал о гидротехнических работах, ирригационных каналах и сбросе воды, щедро приправляя все это определениями. Он говорил о том, как великолепна пустыня, которая сейчас плодоносит, и восторгался множеством собранных урожаев.
А в заключение он написал, что весь основной проект был завершен тщательными расчетами еще четыре десятилетия тому вспять, в дальнем 1912 году, даровитым гидрографом В* Модестом Александровичем, усердно работавшим, невзирая на неблагоприятное и опасное время, в которое он жил. Конкретно о его самоотверженности и трудолюбии и желал поведать Солженицын. Короткое содержание «Как жалко» не передает всей красоты произведения.
Анна наклонилась, чтоб внимательнее разглядеть текст, расположенный в самом углу, опять протерла стекло и, чуть сдерживая эмоции, продолжала читать. Журналист писал, что при королевском режиме, никогда не учитывавшем интересы людей, идеи гидрографа не могли воплотиться в жизнь. Как жалко! Обидно, что таковой профессиональный человек погиб, не дождавшись воплощения собственных планов.
Попытка украсть газету, встреча с милиционером
Вдруг Анна ощутила, как ее всю как будто обдало ужасом, потому что она уже знала, каким будет ее последующее действие: она украдет газету! Чуть она сорвала ее, как услышала за спиной ясный и звучный свисток милиционера. Дама не стала удирать: было уже поздно, ну и смотрелось бы это как-то тупо. Возможно, такового представления придерживался и сам Солженицын. Короткое содержание «Как жалко» позволяет ознакомиться с сюжетом известного рассказа.
Финал ситуации
Негромким голосом страж порядка поинтересовался, будет ли Анна платить штраф в размере 20 5 рублей. Дама смогла только ответить, что ей очень жалко, и она готова повесить издание назад, если милиционер позволит. Она смотрела на собственного обличителя и ждала наказания. Милиционер спросил, чем все-таки ей не нравится данное печатное издание. Анна ответила, что там написано о ее отце. Сейчас страж порядка сообразил ее и представил, что, наверняка, его критикуют. А поможет ли в таком случае одна сорванная газета? Дама поторопилась разъяснить, что ее отца хвалят. Милиционер спросил, почему же она не желает приобрести газету в магазине. Анна растолковала, что это старенькое издание, и его сейчас нереально нигде отыскать. Милиционер пожалел даму и разрешил ей забрать газету, пока никто не увидел. Анна жарко его поблагодарила и поторопилась уйти. Отлично, что таковой подходящий финал ситуации предугадал Солженицын. Короткое содержание «Как жалко», но, можно именовать достаточно темным, как и сам рассказ.
Дама шагала быстро, позабыв о том, с какой целью приходила на данный бульвар, прижимая к груди неровно сложенное издание. Быстрее к маме! Необходимо срочно прочесть статью вдвоем! Скоро отцу обусловят неизменное жительство, и после чего мать отправится туда, захватив с собой газету.
Катастрофический конец
Журналист не знал, что этот величавый человек до сего времени живой. Ему удалось дождаться воплощения в жизнь собственных превосходных мыслях, потому что смертную казнь было решено поменять заключением, и он 20 лет провел на каторге и в кутузках. Какой катастрофический и ошеломляющий конец написал Солженицын! Короткое содержание «Как жалко», правда, производит более слабенькое воспоминание, чем полный рассказ.
Анализ рассказа
Произведение «Как жалко», сделанное в 1965 году, приметно отличается от других рассказов Солженицына невзирая на то, что оно также повествует о людской судьбе, искалеченной тоталитарным обществом. Сюжет разворачивается не в кутузке и не в лагере. Нет ужасающих картин, описывающих работу каторжников (как, например, в романах создателя «Один денек Ивана Денисовича» и «Архипелаг ГУЛАГ»). Нет моментов, изображающих мучения и мучения заключенных. Но после чтения произведения читатель все равно еще длительно находится под впечатлением. Людская судьба в тоталитарном обществе темна и безотрадна, при этом как в кутузке, так и на воле. Кстати, по-настоящему свободных людей в таком государстве быть не может. Об этом и повествует рассказ «Как жалко». Солженицын анализ бы одобрил, так как он доступно разъясняет смысл произведения.
Любопытно, что писатель ничего не докладывает нам о возрасте и наружном виде Анны. Это свидетельствует о том, что он желал изобразить в ее лице собирательный образ гражданина, живущего в период типичного террора, осуществляемого Сталиным. Создателю удалось нарисовать обобщенный портрет образованного человека, влачащего злосчастное существование в те ужасные годы.
М, ИНКОМ НВ, 1991 г.
Александр Исаевич Солженицын, 1918 - 2008. Родился Александр Исаевич 11 декабря 1918 года в Кисловодске. Детство и юность Солженицына прошли в Ростове-на-Дону. В 1941 году закончил математический факультет Ростовского университета. Одновременно Солженицын учился на заочном отделении Московского института философии, литературы, истории (МИФЛИ). В начале войны Солженицын был назначен командиром разведывательной артиллерийской батареи. Солженицын прошел большой боевой путь от Орла до Восточной Пруссии, был удостоен ордена Отечественной войны второй степени и ордена Красной Звезды. В 1945 году капитан Солженицын был арестован за неодобрительный отзыв о Сталине в личном письме к другу. В результате - восемь лет исправительно-трудовых лагерей, как математик, часть своего срока Солженицын провел в системе научно-исследовательских институтов МВД и МГБ, впечатление о котором Александр Исаевич отразил в художественном романе "В круге первом". Находясь в Казахстане, в лагере города Экибастуза, работал чернорабочим, каменщиком, литейщиком. Впечатления об этом периоде Солженицын отразил в "Одном дне Ивана Денисовича", опубликованном в 1962 году в журнале "Новый мир". Затем предстояла вечная ссылка на юге Казахстана, прерванная смертью Сталина. В течение 1954 года Солженицын излечился от тяжкого недуга, рака, в ташкентской клинике. Отражение этого периода нашло в романе "Раковый корпус". В 1963 году, в журнале "Новый мир" опубликован рассказ "Матренин двор", который был подвергнут резкой критике. В 1964 - 1970 годах была создана главная книга писателя "Архипелаг ГУЛАГ", посвященная "...всем, кому не хватило жизни об этом рассказать..." Книга по своему жанру названа писателем "опытом художественного исследования" В 1970 году А.И. Солженицын был удостоен Нобелевской премии. За открытие людям правды, призывы "жить не по лжи" в 1974 году Солженицын был арестован по обвинению в измене Родине. Однако широкая мировая известность нобелевского лауреата помешала предать писателя суду. С 1975 года Солженицын вместе с семьей жил в США. В 1994 году - вернулся в Россию. Вплоть до последних дней жизни активно участвовал в общественной жизни страны. В трудный период России Солженицын пишет интереснейшее произведение "Как нам обустроить Россию". В данной аудиокниге представлены аудио рассказы: "Один день Ивана Денисовича", "Матренин двор", "Крохотки", "Правая кисть", "Случай на станции Кочетовка", "Для пользы дела", "Захар Калита", "Как жаль", "Пасхальный кресный ход".
Аудио рассказ А. И. Солженицына "Как жаль". Написан осенью 1965 года, был предложен в несколько советских журналов, везде отвергнут. Подлинный случай с дочерью профессора Владимира Александровича Васильева. Анна Модестовна на уличном стенде, в газете "Труд" случайно прочитала хвалебную статью о работе своего отца в его молодости. Очень полезная...
Оказался перерыв на обед в том учреждении, где Анне Модестовне надо было взять справку. Досадно, но был смысл подождать: оставалось минут пятнадцать, и она ещё успевала за свой перерыв.
Ждать на лестнице не хотелось, и Анна Модестовна спустилась на улицу.
День был в конце октября – сырой, но не холодный. В ночь и с утра сеялся дождик, сейчас перестал. По асфальту с жидкой грязцой проносились легковые, кто поберегая прохожих, а чаще обдавая. По середине улицы нежно серел приподнятый бульвар, и Анна Модестовна перешла туда.
На бульваре никого почти не было, даже и вдали. Здесь, обходя лужицы, идти по зернистому песку было совсем не мокро. Палые намокшие листья лежали тёмным настилом под деревьями, и если идти близко к ним, то как будто вился от них лёгкий запах – остаток ли не отданного во время жизни или уже первое тление, а всё-таки отдыхала грудь меж двух дорог перегоревшего газа.
Ветра не было, и вся густая сеть коричневых и черноватых влажных… – Аня остановилась – …вся сеть ветвей, пáветвей, ещё меньших веточек, и сучочков, и почечек будущего года, – вся эта сеть была обнизана множеством водяных капель, серебристо-белых в пасмурном дне. Это была та влага, что после дождя осталась на гладкой кожице веток и в безветрии ссочилась, собралась и свесилась уже каплями – круглыми с кончиков нижних сучков и овальными с нижних дуг веток.
Переложив сложенный зонтик в ту же руку, где была у неё сумочка, и стянув перчатку, Аня стала пальцы подводить под капельки и снимать их. Когда удавалось это осторожно, то капля целиком передавалась на палец и тут не растекалась, только слегка плющилась. Волнистый рисунок пальца виделся через каплю крупнее, чем рядом, капля увеличивала, как лупа.
Но, показывая сквозь себя, та же капля одновременно показывала и над собой: она была ещё и шаровым зеркальцем. На капле, на светлом поле от облачного неба, видны были – да! – тёмные плечи в пальто, и голова в вязаной шапочке, и даже переплетение ветвей над головой.
Так Аня забылась и стала охотиться за каплями покрупней, принимая и принимая их то на ноготь, то на мякоть пальца. Тут совсем рядом она услышала твёрдые шаги и сбросила руку, устыдясь, что ведёт себя, как пристало её младшему сыну, а не ей.
Однако проходивший не видел ни забавы Анны Модестовны, ни её самой – он был из тех, кто замечает на улице только свободное такси или табачный киоск. Это был с явною печатью образования молодой человек с ярко-жёлтым набитым портфелем, в мягкошерстном цветном пальто и ворсистой шапке, смятой в пирожок. Только в столице встречаются такие раннеуверенные, победительные выражения. Анна Модестовна знала этот тип и боялась его.
Спугнутая, она пошла дальше и поравнялась с газетным щитом на голубых столбиках. Под стеклом висел «Труд» наружной и внутренней стороной. В одной половине стекло было отколото с угла, газета замокла, и стекло изнутри обводнилось. Но именно в этой половине внизу Анна Модестовна прочла заголовок над двойным подвалом: «Новая жизнь долины реки Чу».
Эта река не была ей чужа: она там и родилась, в Семиречьи. Протерев перчаткой стекло, Анна Модестовна стала проглядывать статью.
Писал её корреспондент нескупого пера. Он начинал с московского аэродрома: как садился на самолёт и как, словно по контрасту с хмурой погодой, у всех было радостное настроение. Ещё он описывал своих спутников по самолёту, кто зачем летел, и даже стюардессу мельком. Потом – фрунзенский аэродром и как, словно по созвучию с солнечной погодой, у всех было очень радостное настроение. Наконец он переходил собственно к путешествию по долине реки Чу. Он с терминами описывал гидротехнические работы, сброс вод, гидростанции, оросительные каналы, восхищался видом орошённой и плодоносной теперь пустыни и удивлялся цифрам урожаев на колхозных полях.
А в конце писал:
«Но немногие знают, что это грандиозное и властное преобразование целого района природы замыслено было уже давно. Нашим инженерам не пришлось проводить заново доскональных обследований долины, её геологических слоёв и режима вод. Весь главный большой проект был закончен и обоснован трудоёмкими расчётами ещё сорок лет назад, в 1912 году, талантливым русским гидрографом и гидротехником Модестом Александровичем В*, тогда же начавшим первые работы на собственный страх и риск».
Анна Модестовна не вздрогнула, не обрадовалась – она задрожала внутренней и внешней дрожью, как перед болезнью. Она нагнулась, чтобы лучше видеть последние абзацы в самом уголке, и ещё пыталась протирать стекло и едва читала:
«Но при косном царском режиме, далёком от интересов народа, его проекты не могли найти осуществления. Они были погребены в департаменте земельных улучшений, а то, что он уже прокопал, – заброшено.
Как жаль! – (кончал восклицанием корреспондент) – как жаль, что молодой энтузиаст не дожил до торжества своих светлых идей! что он не может взглянуть на преображённую долину!»
Кипяточком болтнулся страх, потому что Аня уже знала, чтó сейчас сделает: сорвёт эту газету! Она воровато оглянулась вправо, влево – никого на бульваре не было, только далеко чья-то спина. Очень это было неприлично, позорно, но…
Газета держалась на трёх верхних кнопках. Аня просунула руку в пробой стекла. Тут, где газета намокла, она сразу сгреблась уголком в сырой бумажный комок и отстала от кнопки. До средней кнопки, привстав на цыпочки, Аня всё же дотянулась, расшатала и вынула. А до третьей, дальней, дотянуться было нельзя – и Аня просто дёрнула. Газета сорвалась – и вся была у неё в руке.
Но сразу же за спиной раздался резкий дробный турчок милиционера.
Как опалённая (она сильно умела пугаться, а милицейский свисток её и всегда пугал), Аня выдернула пустую руку, обернулась…
Бежать было поздно и несолидно. Не вдоль бульвара, а через проём бульварной ограды, которого Аня не заметила раньше, к ней шёл рослый милиционер, особенно большой от намокшего на нём плаща с откинутым башлыком.
Он не заговорил издали. Он подошёл не торопясь. Сверху вниз посмотрел на Анну Модестовну, потом на опавшую, изогнувшуюся за стеклом газету, опять на Анну Модестовну. Он строго над ней высился. По широконосому румяному лицу его и рукам было видно, какой он здоровый – вполне ему вытаскивать людей с пожара или схватить кого без оружия.
– Это что ж, гражданка? Будем двадцать пять рублей платить?..
(О, если только штраф! Она боялась – будет хуже истолковано!)
– …Или вы хотите, чтоб люди газет не читали?
(Вот, вот!)
– Ах, что вы! Ах, нет! Простите! – стала даже как-то изгибаться Анна Модестовна. – Я очень раскаиваюсь… Я сейчас повешу назад… если вы разрешите…
Нет уж, если б он и разрешил, газету с одним отхваченным и одним отмокшим концом трудновато было повесить.
Милиционер смотрел на неё сверху, не выражая решения.
Он уж давно дежурил, и дождь перенёс, и ему кстати было б сейчас отвести её в отделение вместе с газетой: пока протокол – подсушиться маненько. Но он хотел понять. Прилично одетая дама, в хороших годах, не пьяная.
Она смотрела на него и ждала наказания.
– Чего вам газета не нравится?
– Тут о папе моём!.. – Вся извиняясь, она прижимала к груди ручку зонтика, и сумочку, и снятую перчатку. Сама не видела, что окровянила палец о стекло.
Теперь постовой понял её и пожалел за палец и кивнул:
– Ругают?.. Ну, и чтó одна газета поможет?..
– Нет! Нет-нет! Наоборот – хвалят!
(Да он совсем не злой!)
Тут она увидела кровь на пальце и стала его сосать. И всё смотрела на крупное простоватое лицо милиционера.
Его губы чуть развелись:
– Так что вы? В ларьке купить не можете?
– А посмотрите, какое число! – она живо отняла палец от губ и показала ему в другой половине витрины на несорванной газете. – Её три дня не снимали. Где ж теперь найдёшь?!
Милиционер посмотрел на число. Ещё раз на женщину. Ещё раз на опавшую газету. Вздохнул:
– Протокол нужно составлять. И штрафовать… Ладно уж, последний раз, берите скорей, пока никто не видел…
– О, спасибо! Спасибо! Какой вы благородный! Спасибо! – зачастила Анна Модестовна, всё так же немного изгибаясь или немного кланяясь, и раздумала доставать платок к пальцу, а проворно засунула всё ту же руку с розовым пальцем туда же, ухватила край газеты и потащила. – Спасибо!
Газета вытянулась. Аня, как могла при отмокшем крае и одной свободной рукой, сложила её. С ещё одним вежливым изгибом сказала:
– Благодарю вас! Вы не представляете, какая это радость для мамы и папы! Можно мне идти?
Стоя боком, он кивнул.
И она пошла быстро, совсем забыв, зачем приходила на эту улицу, прижимая косо сложенную газету и иногда на ходу посасывая палец.
Бегом к маме! Скорей прочесть вдвоём! Как только папе назначат точное жительство, мама поедет туда и повезёт сама газету.
Корреспондент не знал! Он не знал, иначе б ни за что не написал! И редакция не знала, иначе б не пропустила! Молодой энтузиаст – дожил ! До торжества своих светлых идей он дожил, потому что смертную казнь ему заменили, двадцать лет он отсидел в тюрьмах и лагерях. А сейчас, при этапе на вечную ссылку, он подавал заявление самому Берия, прося сослать его в долину реки Чу. Но его сунули не туда, и комендатура теперь никак не приткнёт этого безполезного старичка: работы для него подходящей нет, а на пенсию он не выработал.
1965 Главная > РассказАнализ рассказа Солженицына “Как жаль”
Шиянова Ирина, 11 «А» класс, 2010 г.
Трагическая эпоха сталинизма нашла своё отражение в литературе, и далеко не последнюю роль в этом сыграл А.И. Солженицын – фигура культовая для реабилитационного периода новейшей русской литературы. Он был последним, кого советская власть не допускала до читателя.
Рассказ “Как жаль”, написанный в 1965, выпадает из контекста произведений писателя, хотя он также посвящён теме судьбы человека в тоталитарном обществе. События происходят не в местах заключения. Нет страшных картин, изображающих труд лагерников (как, например, в произведениях писателя “Архипелаг ГУЛАГ”, “Один день Ивана Денисовича”). Нет сцен уничтожения, унижения заключённых. Однако рассказ производит сильное впечатление.
Героиня рассказа Анна случайно обнаруживает на витрине киоска газету со статьёй об отце, там написано о его полезных открытиях и о том, что он не дожил до момента их признания. Она пытается украсть это “сокровище”, на этом её ловит милиционер и, неожиданно для неё, отпускает без штрафа и наказания. Только в конце рассказа мы узнаём, что отец на самом деле жив, даже “двадцать лет отсидел в тюрьмах и лагерях”, так как “смертную казнь ему заменили”, и “комендатура не знает, куда деть этого бесполезного старичка”… Семья живёт только надеждой на лучшее. Анна торопится домой, чтобы показать газету матери, а та, может быть, передаст потом эту весточку отцу, что, мол, не прошла его жизнь напрасно, пригодились людям его труды.
Смысл названия рассказа раскрывается в статье об отце: “…как жаль, что молодой энтузиаст не дожил до торжества своих светлых идей”, - пишет корреспондент. Как жаль, что столько судеб было погублено в эту эпоху, как жаль талантливых и свободомыслящих, как жаль людей, ждущих и не дождавшихся исчезнувших в сталинское время родственников, безмерно жаль!
В этом и заключается идея рассказа – судьба человека в тоталитарном государстве тяжела и трагична, как в заключении (судьба зэков), так и на свободе, хоть и мнимой. О многом говорит постоянно испытываемое героиней чувство опасности. Такой стиль поведения человека диктуется тоталитарной идеологией. По-другому ведут себя заключённые в произведениях Солженицына – им уже нечего терять, их свободу отняли, в этом же рассказе показана жизнь людей, находящихся на так называемой «свободе» и втиснутых в жёсткие рамки вождизма.
В основе повествования лежит случай. Цепь непредсказуемых событий раскрывает нам взаимоотношения героев. Подобный приём неожиданности, случая использовал А.П. Чехов, это помогало ему раскрыть характер героя. С той же целью им пользуется Солженицын.
Своеобразна композиция – “структура волн”: обе части (встреча с человеком с портфелем, встреча с милиционером) имеют одинаковую, хотя и разной “силы”, структуру: начинаясь спокойно, они сменяются взрывом чувства (испугом), по-разному завершаются (в первой героиня замыкается в себе; во второй - испытывает радость и от того, что её понял милиционер, и от того, что стала обладательницей сокровища - статьи о репрессированном отце).
Автор называет героиню то Аней, то Анной Модестовной. От имени “Аня” веет чем-то тёплым, женственным, домашним и детским. Когда героиня находится наедине с самой собой, когда она будто возвращается в детство, где чувствует себя в безопасности, тогда она становится Аней. Анна Модестовна – это та, кто сливается с безликой толпой одинаковых людей. Такими должны были быть люди тоталитарного общества. Примечательно, что автор не описывает нам внешность или возраст героини. Это говорит нам о собирательном образе человека, живущего в эпоху сталинского террора. Солженицыну удалось дать обобщённый портрет интеллигента того жуткого времени.
На примере судьбы Александра Исаевича Солженицына можно проиллюстрировать тяжёлую судьбу талантливого человека в тоталитарном государстве. Автобиографичность его произведений делает их поистине самыми неоценимыми историческими источниками знаний о том, что такое тоталитарное государство, сталинский режим, репрессии и лагеря.
Рассказано ниже, происходит в параллельной реальности, удивительным и непостижимым образом похожей на нашу, иногда так, что становится по-настоящему не по себе
РассказВсё, о чём рассказано ниже, происходит в параллельной реальности, удивительным и непостижимым образом похожей на нашу, иногда так, что становится по-настоящему не по себе.
Крупнейшие русские писатели, современники Александра Солженицына, встретили его приход в литературу очень тепло, кое-кто даже восторженно
ДокументКрупнейшие русские писатели, современники Александра Солженицына, встретили его приход в литературу очень тепло, кое-кто даже восторженно. Но со временем отношение к нему резко изменилось.
Александра Исаевича Солженицына. Вуказатель вошли публикации автора и критическая литература
ЛитератураВ. П. Муромский, д р филол. наук (председатель); Н. Г. Захаренко (зам.председателя); Ю. А. Андреев, д р филол. наук; Н. К. Леликова, д р ист. наук;С. Д.
А. И. Солженицын и его диатриба «Двести лет вместе». Несостоятельность и методологическая порочность израильской критики по обвинению Солженицына в антисемитизме. Упущение и заслуга А. И. Солженицына. История монотеиз
ДокументДуховность и дух. Духовность как коллективное свойство и подлинность во множестве. Духовность есть то, что нуждается во всем и в чем нуждаются все. Еврейская духовность.
Александр Исаевич Солженицын (1)
Библиографический указатель11 декабря 2008 года исполняется 90 лет со Дня рождения выдающегося русского писателя, публициста, общественного деятеля, диссидента, одного из духовных лидеров православно-патриотического движения – Александра Исаевича Солженицына.
Загрузка...
