Орфоэпические нормы – это произносительные нормы устной речи. Их изучает специальный раздел языкознания – орфоэпия. Соблюдение единообразия в произношении имеет важное значение. Орфоэпические ошибки мешают воспринимать содержание речи, а произношение, соответствующее орфоэпическим нормам, облегчает ускоряет процесс общения.
Особенности произношения гласных звуков в русском языке.

Основной особенностью русского литературного произношения в области гласных является их разное звучание в ударном и безударном слогах при одинаковом написании. В безударных слогах гласные подвергаются редукции.

Редукция (лат. reducire сокращать) - лингвистический термин, обозначающий ощущаемое человеческим ухом изменение звуковых характеристик речевых элементов, вызванное их безударным положением по отношению к другим - ударным элементам.

Существуют два типа редукции–количественная (когда уменьшается долгота и сила звука) и качественная (когда в безударном положении изменяется сам звук). Меньшей редукции подвергаются гласные в 1-м предударном слоге, большей – во всех остальных слогах. Гласные [а], [о], [э] подвергаются в безударных слогах как количественной, так и качественной редукции; гласные [и], [ы], [у]не меняют в безударных слогах своего качества, но частично теряют длительность.

1.Гласные в 1-м предударном слоге:

а)после твердых согласныхна месте о и а произносится ослабленный звук [а]: в [а] да́, н[а] га́, М[а]сква́, с[а]ды́, з[а]бо́р; после твердых шипящих ж и ш на месте а и о также произносится ослабленный звук [а]: ж[а]ра́, ж[а]нглёр, ш[а]ги́, ш[а]фёр.

б)после твердых шипящих ж, ш и ц на месте е произносится редуцированный звук типа [ы] с призвуком [э], обозначаемый условно [ыэ]: ж[ыэ]на́,ш[ыэ]пта́ть, ц[ыэ]лу́й;

в) после мягких согласных на месте букв я и е, а также после мягких шипящих ч и щ на месте а произносится ослабленный звук [и] с призвуком [э],обозначаемый условно [иэ]: м[иэ]сно́й, Р[иэ]за́нь, м[иэ]сти́, ч[иэ]сы́, щ[иэ]ди́ть, а также в формах множественного числа слова площадь: площ[иэ]де́й,площ[иэ]дя́м и т.д.;

2. Гласные в других безударных слогах :

а) в абсолютном начале слова на месте букв а и о всегда произносится ослабленный звук [a]: [а]рбу́з: [а]кно́, [а]втомоби́ль, [а]тклоне́ние;

б) после твердых согласных в безударных слогах, кроме 1-го предударного, на месте а и о произносится редуцированный звук, средний по звучанию между [а] и [ы], краткий по длительности, обозначаемый условно [ъ]: г[ъ]лова́, к[ъ]ранда́ш, я́бл[ъ]к[ъ];

в) после мягких согласных в безударных слогах, кроме 1-го предударного, на месте а/я и е произносится редуцированный, средний по звучанию между[и] и [э], краткий по длительности, обозначаемый условно [ь]: [п’ь]тачо́к, [л’ь]сору́б, вы́[н’ь]су, ч[ь]лове́к.

3. Гласный и в начале корня после приставки или предлога, оканчивающихся на твердые согласные, произносится как [ы]:

с кем вы возвращаетесь из института – и[зы]нститута, с Игорем – [сы]горем; сохранение в этой позиции [и] и смягчение согласного перед ним является областной чертой произношения и не соответствует норме.

4. Ударные гласные звуки на месте е и ё. В произношении ряда слов возникают трудности из-за неразличения в печатном тексте букв е и ё, т.к. для их обозначения употребляется только буква е. Поэтому рекомендуется запомнить два ряда слов:

а) с буквой е, на месте которой звучит [э]: афера, бесхребетный, блеф, бытие, гололедица, головешка, гренадер, дебелый, житие, иноплеменный, крестный ход (но крёстный отец), опека, оседлый (оседлость), преемник, правопреемник, слежка, современный, ярем, ячменный и др.;

б) с буквой ё, на месте которой, звучит [о]: безнадёжный, вёдер, гравёр, жёлчь (допустимо желчь), жёлчный (допустимо желчный), издёвка, коммивояжёр, ксёндз (но ксендза), манёвры, наёмник, осуждённый, внесённый, переведённый, приведённый, осётр, побасёнка, полёгший, привёзший, принёсший, скабрёзный, скрупулёзный, ремённый, смётка, тёша, шёрстка (грубошёрстный), и др.

В некоторых парах слов различное значение сопровождается разным звучанием ударного гласного [о] или [э]: истекший (срок) – истёкший (кровью),оглашенный (кричит как оглашенный) – оглашённый (указ), совершенное (пение) – совершённое (открытие).

В ряде случаев редукции могут подвергаться целые слоги, слова, предложения. Например русское «привет» > быстрое [прет], сейчас > [щас], человек > [чеек], девушка > [деушка].

Одним из наиболее заметных слов, подверженным существенным изменениям при беглом произношении, является приветствие «здравствуйте» ([ˈzdra.stvuj.tʲɪ]), которое повсеместно сокращается до «здрасте» [ˈzdra.sʲtʲɪ] или даже «драсте» [ˈdra.sʲtʲɪ]. Некоторые распространенные примеры:


©2015-2019 сайт
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-11

Орфоэпические нормы базируются прежде всего на основных фонетических закономерностях в области гласных и согласных звуков: аккомодации ударных гласных под влиянием соседних с ними мягких согласных, редукции двух видов (количественной и качественной), всех случаях ассимиляции и диссимиляции согласных, оглушении согласных в конце слова. Однако данные вопросы являются скорее объектом рассмотрения в фонетике в узком понимании этого термина (как науки о звучащей речи). Орфоэпию же более всего интересуют те случаи, когда возможно употребление двух вариантов произносительной нормы, когда возможна «вариантность звуковой реализации одних и тех же фонем и фонемного состава одних и тех же морфем при отсутствии позиционных различий». Такие варианты могут отличаться или стилистически (опека - общелитературное, опёка – разговорное; [пЛэ´т] – нейтральное,

[поэ´т] – высокое), или семантически (серде[чн]ый приступ – серде[шн]ый друг).

Наибольшие затруднения возникают у говорящих на русском языке как родном в следующих случаях.

1. Произнесение ударного гласного [˙о´] или [э] после мягких согласных. Ничем не оправданное отсутствие в письменной речи буквы Ё часто служит причиной неверного произношения слов. Как вы произнесете слова: гололедица, опека, маневры, шерстка, гренадер, оседлый? При подобных затруднениях приходится обращаться к «Орфоэпическому словарю», где указано, что со звуком [˙о] следует произносить слова безнадёжный, осётр, шёрстка, манёвры (дополнительный вариант – маневры), блёклый (и доп. блеклый). Ударный звук [э] должен сохраняться в словах гололедица, опека, гренадер, недоуменный, избег.

2. Трудности могут возникать при выборе гласного после твердых шипящих в первом предударном слоге на месте буквы А. По современным нормам в этой позиции должен произноситься гласный первой степени редукции нижнего подъема среднего ряда, нелабиализованный, т.е. [Л]. Однако действовавшие еще в середине нашего века нормы старомосковского произношения требовали, чтобы в этой позиции был употреблен звук [ыэ], т.е. считалось верным такое произношение слов:

жара - [жыэра´], шары – [шыэры´],

шалун – [шыэлу´н], шантаж – [шыэнташ].

Эту норму можно в настоящее время считать устаревшей. Однако ни одна ранее действовавшая в речи норма не исчезает, не оставив исключений, своего рода речевых атавизмов, в которых по традиции сохраняется старое произношение. Таким исключением в русском языке стало произношение слов:

жалеть – [жыэл’ ]еть, жасмин – [жыэс]мин,

лошадей – ло[шыэ]дей, жакет – [жыэ]кет,

а также числительных 20 и30 в косвенных падежах:



двадцати – двад[цыэ]ти.

Напротив, после мягких шипящих, как и после любых мягких согласных, в позиции первой степени редукции не должен появляться звук [Л], но только [иэ]. Следовательно, надо произносить слова таким образом:

Орфографическая запись Верное произношение Неверное произношение

Щавель [ш’иэв’ê´л’ ] [ш’ Лв’êл’ ]

Часы [ч’иэсы´] [ч’Лсы´ ]

Чащоба [ч’иэш’ ˙о´бъ] [ч’Лш’ ˙о´бъ]

Зачастую [зъч’иэсту´iу] [зъч’Лсту´iу]

3. В области согласных орфоэпические нормы регламентируют такие случаи произношения:

а) Замена в некоторых словах [г] взрывного на [Υ] фрикативное (как в украинском языке). Звук [ Υ ] рекомендуется произносить в словах бухгалтер, господи, у бога, ага.

б)Произношение долгого твердого согласного [ж] на месте букв жж, зж. Лишь в некоторых словах у ряда носителей языка (чаще всего у интеллигентов пожилого возраста) сохранился старомосковский вариант произношения с долгим мягким согласным [ж’] в таких словах, как дрожжи, брызжет, визжать, дребезжать, брюзжать, вожжи, езжу, позже, дожди, дождик. Надо отметить, что такие варианты произношения все более выходят из употребления.

в) Произношение сочетания ЧН как [шн] или [чн]. В современном русском языке отмечается тенденция к сближению произношения с написанием, и вариант [шн] на месте орфографического ЧН как обязательная и единственная орфоэпическая норма отмечается лишь для некоторых слов: конечно, скучно, яичница, скворечник, прачечная, горчичник, нарочно (ср. явно устаревшие для современного языка варианты произношения, отмеченные в «Толковом словаре русского языка» Д.Н.Ушакова: молочник – моло[шн]ик, коричневый – кори[шн]евый, гречневый – гре[шн]евый).



Поскольку старая орфоэпическая норма исчезает из языка достаточно медленно, возникают параллельные произносительные варианты: горни[чн]ая – горни[шн]ая, полуно[чн]ик -–полуно[шн]ик, двое[шн]ик – двое[чн]ик, порядо[чн]ый – порядо[шн]ый. В последние годы появилась тенденция произносить с [чн] женские отчества: Ильинична, Кузьминична, Никитична и др., которые совсем недавно рекомендовалось произносить только через [шн].

В некоторых словах разное произношение различает слова семантически: пере[чн]ица – ’столовый прибор’, старая пере[шн]ица (разг.-просторечн.) – устойчивый оборот с неодобрительной оценкой лица; серде[чн]ые капли, серде[чн]ый приступ – ’связанный с сердцем как внутренним органом’, серде[шн]ый друг – ’близкий, родной’.

Со звуком [ш] произносится и сочетание ЧТ в словах что, чтобы, кое-что (но: почта, мачта и многие другие слова – только с [чт]).

г) Произношение мягких согласных в конце слова, которые иногда под действием просторечия или диалектной речи неправомерно заменяются твердыми согласными: семь, восемь, очень, теперь, вепрь.

д) Произношение согласных на месте удвоенных букв может быть долгим (касса – ка[с]а) или кратким (суббота – су[б]ота).

Долгий согласный должен произноситься в следующих случаях:

На месте интервокальной группы согласных после ударения: ва´нна, га´мма, из кла´сса;

На стыке приставки и корня, предлога и знаменательного слова: рассердился, беззлобный, с собакай.

Краткий согласный произносится:

В интервокальной группе перед ударением, кроме случаев, отмеченных выше: суббота, иллюминация, терраса, территория;

На месте удвоенной согласной в положении перед согласными: классный, программный, группка.

12. Особенности произношения заимствованных слов в русском языке.

Большинство иноязычных слов, вошедших в общенародный язык, фонетически уже освоены русским языком, и их произношение ничем не отличается от слов исконно русских. Однако некоторые из них - технические термины, слова науки, культуры, политики, собственные имена - все еще выделяются своим произношением.

В ряде слов иноязычного происхождения в первом и втором предударных слогах сохраняется ясный нередуцированный звук [о]: б [о] а, б[о]монд, б[о]рдо, к[о]ктейль, [о]азис, [о]тель, д[о]сье, б[о]леро. Гласный [о] произносится в некоторых словах и в заударном положении: вет[о], кред[о], авиз[о], ради[о], кака[о], ха[о]с.
Нередуцированный звук [о] сохраняется в безударном положении во многих иностранных собственных именах: Б[о]длер, В[о]льтер, 3[о]ля, Ш[о]пен, М[о]пассан и др. Однако таких случаев сравнительно немного. В большинстве слов иноязычного происхождения о и а в безударном положении произносятся в соответствии с общими нормами, т.е. несколько ослаб- ленно, с редукцией: [б/\]кал, [б/\]стон, [к/\]нцерт, [б/\]таника, [к/\]стюм, [пр/\]гресс, [р/\]яль. В словах, прочно вошедших в русский язык, согласные перед буквой Е произносятся мягко.

Неверно произносить твердые согласные перед Е в таких словах, как аффект, бассейн, берет, конкретный, корректный, кофе, музей, Одесса, пионер, профессор, тема, фанера, эффект.

Однако в ряде случаев перед Е все же отмечается произношение твердых согласных. Эта норма относится прежде всего к зубным согласным [т], [д], [н], [с], [з], [р].
Твердый [т] произносится в таких словах, как адап[тэ]р, ан[тэ]нна, анти[тэ]за, а[тэ]изм, а[тэ]лье, бифш[тэ]кс, о[тэ]ль, с[тэ]нд, эс[тэ]тика и др.

В ряде географических названий и имен собственных тоже следует произносить твердый [т]: Амс[тэ]рдам, Гва[тэ]мала, Воль[тэ]р. Сохраняется произношение твердого [т] в иноязычной приставке -интер: ин[тэ]рнационализм, ин[тэ]рвью, ин[тэ]рпретация.
Твердый [д] произносится в словах: вун [дэ]ркинд, [дэ]кольте,
[дэ]льта, [дэ]нди, ко[дэ]кс, кор[дэ]балет, мо[дэ]рн, [дэ]-юре, [дэ]-факто, мо[дэ]лъ и др.
В трудных случаях следует обращаться к орфоэпическим словарям.

Орфоэпические нормы (произношения гласных и согласных).

Особенности русского ударения.

Норма – это общепринятое употребление разнообразных языковых средств, регулярно повторяющееся в речи говорящих.

4. общепринятое современное словоупотребление;

5. результаты лингвистических исследований.

Понятие нормы распространяется на все уровни языка . В соответствии с уровневой соотнесённостью и спецификой выделяются следующие типы языковых норм:

· лексические - обеспечивают правильность выбора слов;

· акцентологические - предусматривают правильную постановку ударения;

· орфоэпические - описывают правильное произношение слов;

· морфологические - правила словоизменения и словообразования , описываемые в грамматиках;

Морфологические и синтаксические нормы включаются в число грамматических норм.

Литературная норма отличается рядом свойств : она едина и общеобязательна для всех говорящих на данном языке; она консервативна и направлена на сохранение средств и правил их использования, накопленных в данном обществе предшествующими поколениями. В то же время она не статична, а изменчива во времени и предусматривает динамическое взаимодействие разных способов языкового выражения в зависимости от условий общения (свойство коммуникативной целесообразности).

Единство и общеобязательность нормы проявляются в том, что представители разных социальных слоев общества обязаны придерживаться традиционных способов языкового выражения, а также тех правил и предписаний, которые содержатся в грамматиках и словарях и являются результатом кодификации. Отклонение от языковой традиции, от словарных и грамматических правил и рекомендаций считается нарушением нормы и обычно оценивается отрицательно носителями данного литературного языка.

При относительной устойчивости и стабильности все же наблюдается подвижность и изменчивость языковой нормы, что обусловлено ее историческим характером. Это проявляется в том, что в определенные исторические и временные отрезки для одного и того же языкового явления существует не один единственный регламентированный способ выражения, а больше, т. е. прежняя норма еще не утрачена, но наряду с ней возникает новая норма. В этом случае речь идет о вариативности языковой нормы Вариативность закрепляется в словарях. Например, в «Словаре современного русского литературного языка» как равноправные фиксировались ударения в словах ‘мышление и мыш’ление . Однако в «Орфоэпическом словаре русского языка» и в «Словаре трудностей русского языка» употребление слова мыш’ление указано как предпочтительное и слово‘мышление зафиксировано с пометой «допустимо».

Существует три степени языковой нормы:

1) Норма первой степени (строгая, жесткая, не допускающая вариантов) например, квар’тал, но не ’квартал.

2) Норма второй степени (нейтральная, допускающая нейтральные варианты) например, необжи‘той и необ‘житый.

3) Норма третьей степени, (подвижная, допускающая разговорные и даже устаревшие формы) например, тво’рог и ‘творог.

ЛИТЕРАТУРА

1. Вариативность языковой нормы // Вестник Челябинского государственного университета. - 2013. - № 35 (326). - Филология. Искусствоведение. Вып. 85. - С. 8 - 10.

2. Ицкович норма. - М., 1968.

3.Норма и социальная дифференциация языка. - М., 1969.

4.Щерба система и речевая деятельность. - М., 1974.

5.Горбачевич современного русского литературного языка. - М., 1978.

6.Панов русского литературного произношения ХVIII–ХХ вв. - М., 1990.

7.Языковая норма. Типология нормализационных процессов. - М., 1996.

Хроното́п («время» и τόπος, «место») - «закономерная связь пространственно-временных координат». Термин, введённый А.А. Ухтомским в контексте его физиологических исследований, и затем (по почину М. М. Бахтина) перешедший в гуманитарную сферу. «Ухтомский исходил из того, что гетерохрония есть условие возможной гармонии: увязка во времени, в скоростях, в ритмах действия, а значит и в сроках выполнения отдельных элементов, образует из пространственно разделенных групп функционально определенный "центр"». Ухтомский ссылается на Эйнштейна, упоминая «спайку пространства и времени» впространстве Минковского. Однако он вводит это понятие в контекст человеческого восприятия: «с точки зрения хронотопа, существуют уже не отвлеченные точки, но живые и неизгладимые из бытия события».

М.М. Бахтин также понимал под хронотопом «существенную взаимосвязь временны́х и пространственных отношений».

«Хронотоп в литературе имеет существенное жанровое значение. Можно прямо сказать, что жанр и жанровые разновидности определяются именно хронотопом, причем в литературе ведущим началом в хронотопе является время. Хронотоп как формально-содержательная категория определяет (в значительной мере) и образ человека в литературе; этот образ всегда существенно хронотопичен. … Освоение реального исторического хронотопа в литературе протекало осложненно и прерывно: осваивали некоторые определенные стороны хронотопа, доступные в данных исторических условиях, вырабатывались только определенные формы художественного отражения реального хронотопа. Эти жанровые формы, продуктивные в начале, закреплялись традицией и в последующем развитии продолжали упорно существовать и тогда, когда они уже полностью утратили свое реалистически продуктивное и адекватное значение. Отсюда и существование в литературе явлений глубоко разновременных, что чрезвычайно осложняет историко-литературный процесс».

Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе



Благодаря работам Бахтина термин получил значительное распространение в русском и зарубежном литературоведении. Из историков его активно использовал медиевист Арон Гуревич.

В социальной психологии под хронотопом понимают некоторую характерную коммуникативную ситуацию, повторяющуюся в определённом времени и месте. "Известны хронотоп школьного урока, где формы общения заданы традициями обучения, хронотоп больничной палаты, где доминирующие установки (острое желание излечиться, надежды, сомнения, тоска по дому) накладывают специфический отпечаток на предмет общения, и др.»

Понятие хронотопа Бахтин определяет как существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, худо­жественно освоенных в литературе. «В литературно-художествен­ном хронотопе имеет место слияние пространственных и времен­ных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета истории. Приметы

времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется вре­менем». Хронотоп-формально-содержательная категория ли­тературы. Вместе с тем Бахтин упоминает и

более широкое по­нятие «художественного хронотопа», представляющего собой

пересечение в произведении искусства рядов времени и про­странства и

выражающего неразрывность времени и простран­ства, истолкование времени как

четвертого измерения простран­ства.

Бахтин замечает, что термин «хронотоп», введенный и обо­снованный в теории

относительности Эйнштейна и широко употребляемый в математическом

естествознании, переносит­ся в литературоведение «почти как метафора (почти, но

не со­всем)»

Бахтин переносит термин «хронотоп» из ма­тематического естествознания в

литературоведение и даже свя­зывает свое «времяпространство» с общей теорией

относитель­ности Эйнштейна. Это замечание нуждается, как кажется, в

уточнении. Термин «хронотоп» действительно употреблялся в 20-е гг. прошлого

века в физике и мог быть использован по ана­логии также в литературоведении.

Но сама идея неразрывности пространства и времени, которую призван обозначать

данный термин, сложилась в самой эстетике, причем намного раньше теории

Эйнштейна, связавшей воедино физическое время и фи­зическое пространство и

сделавшей время четвертым измерени­ем пространства. Сам Бахтин упоминает, в

частности, «Лаокоон» Г.Э. Лессинга, в котором впервые был раскрыт принцип

хронотопичности художественно-литературного образа. Описа­ние статически-

пространственного должно быть вовлечено во временной ряд изображаемых событий

и самого рассказа-изоб­ражения. В знаменитом примере Лессинга красота Елены

не опи­сывается статически Гомером, а показывается через ее воздей­ствие на

троянских старцев, раскрывается в их движениях, поступках. Таким образом,

понятие хронотопа постепенно складывалось в самом литературоведении, а не

было механичес­ки перенесено в него из совершенно иной по своему характеру

научной дисциплины.

Сложно заявлять, что понятие хронтопа применимо ко всем видам искусства? В

духе Бахтина все искусства можно разделить в зависимос­ти от их отношения ко

времени и пространству на временные (музыка), пространственные (живопись,

скульптура) и простран­ственно-временные (литература, театр), изображающие

про­странственно-чувственные явления в их движении и становле­нии. В случае

временных и пространственных искусств понятие хронотопа, связывающего воедино

время и пространство, если и применимо, то в весьма ограниченной мере. Музыка

не разво­рачивается в пространстве, живопись и скульптура почти что

одномоментны, поскольку очень сдержанно отражают движение и изменение.

Понятие хронотопа во многом метафорично. Если использовать его применительно

к музыке, живописи, скульп­туре и подобным им видам искусства, оно

превращается в весь­ма расплывчатую метафору.

Коль скоро понятие хронотопа эффективно применимо толь­ко в случае

пространственно-временных искусств, оно не явля­ется универсальным. При всей

своей значимости оно оказыва­ется полезным лишь в случае искусств, имеющих

сюжет, разворачивающийся как во времени, так и в пространстве.

В отличие от хронотопа понятие художественного простран­ства, выражающее

взаимосвязь элементов произведения и созда ющее особое эстетическое их

единство, универсально. Если ху­дожественное пространство понимается в

широком смысле и не сводится к отображению размещенности предметов в реальном

пространстве, можно говорить о художественном пространстве не только живописи

и скульптуры, но и о художественном про­странстве литературы, театра, музыки

Особенностью описания М. М. Бахтиным категорий простран­ства и времени,

изучение которых в разных моделях мира стало позднее одним из основных

направлений исследования вто­ричных моделирующих семиотических систем,

является внедрение понятия «хронотоп». В своем докладе, прочитанном в 1938

году, свойства романа как жанра М. М. Бахтин в большей степени выводил из

«переворота в иерар­хии времен», изменения «временной модели мира»,

ориентации на незавершенное настоящее. Рассмотрение здесь - в соответствии с

разобранными выше идеями - является одно­временно семиотическим и

аксиологическим, так как исследу­ются «ценностно-временные категории» ,

определя­ющие значимость одного времени по отношению к другому: ценность

прошлого в эпосе противопоставляется ценности настоящего для романа. В

терминах структурной лингвистики можно было бы говорить об изменении

соотношения времен по маркированности (признаковости) - немаркированности.

Вос­создавая средневековую картину космоса, Бахтин приходил к выводу о том, что

«для этой картины характерна определенная ценностная акцентировка пространства:

пространственным ступеням, идущим снизу вверх, строго соответствовали

ценностные ступени». С этим

связывается роль вертикали (там же): «Та конкретная и зримая модель мира,

которая лежала в основе средневекового образного мышления, была существенно

вертикальна, что прослеживается не

только в системе образов и метафор, но, например, и в образе пути в

средневековых описаниях путешествий. К близким выводам пришел П. А. Флоренский,

отмечавший, что «искусство христианское выдвинуло вертикаль и дало ей

значительное преобладание над прочими координатами <.„> Средневековье

увеличивает эту стилистическую особенность христианского искусства и дает

вертикали полное преобладание, причем этот процесс наблюдается в западной

средневековой фреске», <...> «важнейшую основу стилистического

своеобразия и художественный дух века определяет выбор господствующей

координаты»

Подтверждением этой мысли служит проведенный М. М. Бахтиным анализ хронотопа

романа переходного периода к эпохе Возрождения от иерархической вертикальной

средневековой картины к горизонтали, где основным становилось движение во

времени из прошлого в будущее.

Понятие «хронотоп» - это рационализированный терминологический эквивалент к

понятию той «ценностной структуры», имманентное присутствие которой является

характеристикой художественного произведения. Теперь уже можно с достаточной

долей уверенности утверждать, что чистой «вертикали» и чистой «горизонтали»,

неприем­лемым из-за их однотонности, Бахтин противопоставлял «хронотоп»,

совмещающий обе координаты. Хронтоп создает особое «объемное» единство

бахтинского мира, единство его ценностных и вре­менных измерений. И дело тут

не в банальном постэйнштейновском образе вре­мени как четвертого измерения

пространства; бахтинский хронотоп в ее ценностном единстве строится на

скрещении двух принципиально различных направлений нравственных усилий

субъекта: направления к «другому» (горизонталь, время-пространство, данность

мира) и направления к «я» (вертикаль, «большое время», сфера «заданного»).

Это придает произведению не просто физическую и не только смысловую, но

художественную объемность.

ХРОНОТОП

(дословно "время-пространство")

единство пространственных и временных параметров, направ-ленное на выражение опр. (культурного, худож. ) смысла. Впервые термин X. был использован в психологии Ухтомским. Широкое распространение в лит-ведении, а затем в эстетике получил благодаря трудам Бахтина.

В значит, степени рождение этого понятия и его уко-ренение в иск-ведч. и эстетич. сознании было инспириро-вано естественнонаучными открытиями нач. 20 в. и кардинальными изменениями представлений о картине мира в целом. В соответствии с ними пространство и время мыслятся как" взаимосвязанные координаты единого че-тырехмерного континуума, содержательно зависимые от описываемой ими реальности. По сути такая трактовка продолжает начатую еще в античности традицию реляци-онного (в противоположность субстанциальному) пони-мания пространства и времени (Аристотель, Бл. Августин, Лейбниц и др. ) . Как взаимосвязанные и взаимоопределя-емые трактовал эти категории и Гегель. Акцент, постав-ленный открытиями Эйнштейна, Минковского и др. на содержат, детерминированности пространства и времени, так же, как и их амбивалентная взаимосвязь, метафори-чески воспроизведены в X. у Бахтина. С др. стороны, этот термин соотносится с описанием В. И. Вернадским ноос-феры, характеризуемой единым пространством-време-нем, связанным с духовным измерением жизни. Оно принципиально отлично от психол. пространства и вре-мени, к-рые в восприятии имеют свои особенности. Здесь же, как и в бахтинском X., имеется в виду одно-временно духовная и материальная реальность, в цент-ре к-рой находится человек.

Центральной в понимании X., по Бахтину, являет-ся аксиологич. направленность пространственно-временного единства, функция к-рого в худож. произве-дении состоит в выражении личностной позиции, смысла: "Вступление в сферу смыслов совершается только через ворота X.". Иначе говоря, содержащие-ся в произведении смыслы могут быть объективиро-ваны только через их пространственно-временное выражение. Причем, собственными X. (и раскрывае-мыми ими смыслами) обладают и автор, и само про-изведение, и воспринимающий его читатель (слуша-тель, зритель) . Т.о., понимание произведения, его социокультурная объективация есть, по Бахтину, одно из проявлений диалогичности бытия.

X. индивидуален для каждого смысла, поэтому ху-дож. произведение с этой т.зр. имеет многослойную("полифоническую") структуру.

Каждый ее уровень представляет собой взаимообратимую связь пространств. и временных параметров, основанную на единстве дис-кретного и континуального начал, что дает возмож-ность перевода пространств, параметров во временные формы и наоборот. Чем больше в произведении обна-руживается таких слоев (X.) , тем более оно многознач-но, "многосмысленно".

Каждый вид искусства характеризуется своим типом X., обусловленным его "материей". В соответствии с этим искусства разделяются на: пространственные, в хронотопах к-рых временные качества выражены в пространств. формах; временные, где пространств, параметры "перело-жены" на временные координаты; и пространственно-временные, в к-рых присутствуют X. того и другого типов.

О хронотопич. строении худож. произведения можно говорить с т.зр.отд. сюжетного мотива (напр., X. порога, дороги, жизненного перелома и др. в поэтике Достоевско-го) ; в аспекте его жанровой определенности (по этому признаку Бахтин выделяет жанры авантюрного романа, авантюрно-бытового, биогр., рыцарского и т.д.) ; в отно-шении индивидуального стиля автора (карнавальное и мистерийное время у Достоевского и биогр. время у Л. Толстого) ; в связи с организацией формы произведения, поскольку такие, напр. , смыслонесущие категории, как ритм и симметрия есть не что иное, как взаимообратимая связь пространства и времени, основанная на единстве дискретного и континуального начал.

X., выражающие общие черты худож. пространствен-но-временной организации в данной системе культуры, свидетельствуют и о духе и направлении доминирующих в ней ценностных ориентации. В этом случае простран-ство и время мыслятся как абстракции, при посредстве к-рых возможно построение картины унифицированного космоса, единой и упорядоченной Вселенной. Напр., пространственно-временное мышление первобытных людей предметно-чувственно и вневременно, так как со-знание времени спатиализировано и одновременно сакрализовано и эмоционально окрашено. Культурный X. Древнего Востока и античности выстроен мифом, в к-ром время циклично, а пространство (Космос) одушевленно. Ср.-век. христ. сознание сформировало свой X., склады-вающийся из линейного необратимого времени и иерар-хически выстроенного, насквозь символичного простран-ства, идеальным выражением к-рого является микрокосм храма. Эпоха Возрождения создала X., во многом актуаль-ный и для современности.

Противопоставление человека миру как субъекта - объекту позволило осознать и изме-рить его пространств, глубину. Одновременно появляется бескачественное расчлененное время. Возникновение ха-рактерного для Нового времени единого темпорального мышления и отчужденного от человека пространства сде-лало эти категории абстракциями, что зафиксировано в ньютоновской физике и картезианской философии.

Совр. культура со всей сложностью и многообрази-ем ее социальных, нац. , ментальных и др. отношений характеризуется множеством различных X.; среди них самым показательным является, пожалуй, тот, что вы-ражает образ сжатого пространства и утекающего ("утраченного") времени, в к-ром (в противоположность сознанию древних) практически нет настоящего.

Пространственно-временные характеристики процессов и событий разделить невозможно ни в природе, ни в социально-духовной жизни.

«Хронотоп» (от греч. chronos - время + topos - место), выражающее единство пространственно-временной размерности, связанной с культурно-историческим смыслом событий и явлений.

Понятие «хронотоп» отражает универсальность пространственно-временных отношений: оно применимо не только к материальным, но и к идеальным процессам.

Изучение культуры требует учета единства пространственно-временной размерности.

Одним из первых использовал это понятие нейрофизиолог А.Ухтомский: ввел понятие «хронотоп» в психологию и нейрофизиологию, оценивая его как доминанту сознания, центр и очаг возбуждения, побуждающий организм в конкретной ситуации к определенным действиям.

М. Бахтин использовал понятие «хронотоп» в литературоведении и эстетике в произведении «Очерки по исторической поэтике». Это были первые проекции идеи взаимосвязи пространственных и временных отношений в плоскость гуманитарного знания.

Бахтин ввел понятие хронотоп – конкретное единство пространственно-временных характеристик для конкретной ситуации. Он принимает кантовскую оценку значения пространства и времени как необходимых форм всякого познания, но понимает их не как трансцендентальные, а как форму самой реальной действительности.

Феномен суб.игры временем, пространственно-временными перспективами – т.н. историческая инверсия, т.е. изображение в прошлом того, что на самом деле может быть только в будущем; растягивание или сжимание времени во снах, в результате колдовства. В этом состоит особенность гуман.и худож.сознания – в своем внутреннем времени оно полноправно. Поэтому стоит отличать

· осознание времени – обязано быть объективным, точно отражать его реальное течение

· время сознания – не привязано к внешнему миру, допускает отсутствие вектора времени.

Т.о., Бахтиным предложено неклассическое видение чел.познания: кроме субъектно-объектных отношений, оно включает синтез когнитивных, ценностных (этических и эстетических), а также пространственно-временных отношений. На этом основании и должна выстраиваться философия науки 21 в.

Бахтин разработал идею хронотопа, позволившую создать своеобразную онтологию романа. «В литературно-художественном хронотопе имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно зримым, пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем. Этим пересечением рядов и слиянием примет характеризуется художественный хронотоп» .



Введение хронотопа позволило М.М. Бахтину реконструировать логику становления романа в зависимости от глубины включенности в него пространства-времени, начиная от авантюрного греческого романа с его крайне абстрактными показателями пространства-времени до хронотопа в романах Ф. Рабле, в которых весьма специфически «все переходит во все». М.М. Бахтин доказал, что именно граница жанра составляет ту границу, внутри которой формируется хронотоп романа как объекта, определив точные жанровые рамки хронотопа в литературе.

Все это, свидетельствует о том, что пространственно-временной континуум все в большей степени осмысливается как важный принцип, условие восхождения любой науки - в том числе социально-гуманитарной - на уровень концептуально-теоретической системы. А потому, по-видимому, правомерно поставить вопрос о возможности его включения в исследование культуры и предположить, что континуум в скрытом виде существует в культуре, и его необходимо вскрыть и прояснить его природу.

Особая тема, которой пока посвящено незаслуженно мало работ, - это введение фактора времени в художественные тексты, выяснение его роли, образа и способов присутствия. обратимости, изменения скорости протекания и многих других свойств, не присущих реальному физическому времени, но значимых в искусстве, культуре в целом. Так, М.М. Бахтин соединяет сознание и "все мыслимые пространственные и временные отношения" в единый центр. Переосмысливая категории пространства и времени в гуманитарном контексте, он ввел понятие хронотопа как конкретной ситуации. Бахтин оставил своего рода модель анализа темпоральных и пространственных отношений и способов их "введения" в художественные и литературоведческие тексты. Взяв термин "хронотоп" из естественно-научных текстов А.А. Ухтомского, Бахтин не ограничился натуралистическим представлением о хронотопе, как физическом единстве, целостности времени и пространства, но наполнил его гуманистическими, культурно-историческими и ценностными смылами. Он стремиться раскрыть роль этих форм в процессе художественного познания, "худоэественного видения". Обосновывая также необходимость единого термина, Бахтин объясняет, что в "художественном хронотопе" происходит "пересечение рядов и слияние примет" - "время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, движения, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем".



В контексте исторической поэтики Бахтина и выявления изобразительного значения хронотопов не должен остаться незамеченным феномен, обозначенный как субъективная игра временем, пространственно-временными перспективами. Это специфическое для художественной, вообще гуманитарной реальности явление - трансформация времени или хронотопа под воздействием "могучей воли художника". Столь пристальное внимание самого Бахтина к "субъективной игре" и богатство выявленных при этом форм времени заставляют предположить, что за художественным приемом есть и более фундаментальные свойства и отношения. Наиболее ярко "игра временем" проявляется в авантюрном времени рыцарского романа, где время распадается на ряд отрезков, организовано "абстрактно-технически", возникает в "точках разрыва (в возникшем зиянии)" реальных временных рядов, где закономерность вдруг нарушается. Здесь становятся возможными гиперболизм - растягивание или сжимание - времени, влияние на него снов, колдовства, т.е. нарушение элементрарных временных (и пространственных) отношений и перспектив.

Богатые возможности для эпистемологии таит в себе также бахтинский текст о времени и пространстве в произведениях Гёте, обладавшего "исключительной хронотопичностью видения и мышления", хотя умение видеть время в пространстве, в природе отмечалось Бахтиным также у О. де Бальзака, Ж.Ж. Руссо и В. Скотта. Он по-особому прочитал гетевские тексты. На первое место поставил его "умение видеть время", идеи о зримой форме времени в пространстве, полноте времени как синхронизме, сосуществовании времен в одной точке пространства, например тысячелетнем Риме - "великом хронотопе человеческой истории". Вслед за Гете он подчеркивал, что само прошлое должно быть творческим, т.е. действенным в настоящем; Бахтин отмечал, что Гете "разносил рядом лежащее в пространстве по разным временным ступеням", раскрывал современность одновременно как разновременность - остатки прошлого и зачатки будущего; размышлял о бытовых и национальных особенностях "чувства времени".

В целом размышления над текстами Бахтина о формах времени и пространства в художественных и гуманитарных текстах приводят к мысли о возможности превращения хронотопа в универсальную, фундаментальную категорию, которая может стать одним из принципиально новых оснований эпистемологии, до сих пор в полной мере не освоившей и даже избегающей конкретных пространственно-временных характеристик знания и познавательной деятельности.