Впервые услышав в юности про зелёную луну Куинджи, я был взволнован – наверное, мне передались чувства человека, рассказавшего о ней. Спустя несколько лет я увидел картину воочию, и, что случается редко, ожидания совпали с реальностью. «Лунная ночь на Днепре» – так называется это полотно, появившееся накануне великих потрясений.
Всего через несколько месяцев будет убит император Александр Освободитель, и с этого времени начнётся разрушение державы. Не знаю, ощущал ли Архип Иванович тот гул, то дрожание земли, которое предшествует землетрясениям. Мне кажется, да – его картина была каким-то тихим, но точным словом, которое он попытался сказать своей родине. Людей на полотне нет, а главное в образе – не река (дивный, тихий Днепр, где когда-то крестилась Русь) и не луна сама по себе, хотя лучше, чем Куинджи, она не давалась никому из живописцев. Главное – свет, дарующий покой и надежду.
Вскоре после выставки «Ночи на Днепре», достигнув пика славы, Куинджи вдруг закроет двери своей мастерской на многие годы. И когда в первый год ХХ века художник пустит людей в свой мир, что же они увидят? Светлый образ Христа в Гефсимании, всеми оставленного накануне предательства и казни.
Рождение трудового человека
После кончины Куинджи в его архиве нашли три паспорта, где значились разные даты: 1841-й, 1842-й и 1843-й. И хотя 175-летие со дня рождения Архипа Ивановича Россия празднует в этом году, отмечать его можно ещё пару лет.
Родился он в Мариуполе – городе, посвящённом Пресвятой Богородице. Греки оказались в нём по воле императрицы Екатерины, выселившей их из Крыма. По причинам не вполне понятным она решила очистить полуостров от христиан. Армян отправили на Дон. Греков – на другую сторону Азова. Вместо фамилий у них были прозвища. Отца Архипа, небогатого сапожника, все звали Еменджи – с турецкого это переводится как «трудовой человек». Но дед был ювелиром – Куинджи, или, как это ещё произносилось, Куюнджи, то есть «золотых дел мастер». Под этой фамилией и записал Архипа неизвестный канцелярист.
Крестили мальчика в Рождество-Богородичном храме Мариуполя, стоявшем в районе Карасу (Карасёвка). Это была самая старая церковь в городе – начиналась она с походного храма, привезённого из Крыма.
Архипу было пять лет, когда умер отец-сапожник, мать угасла следом, оставив сына круглым сиротой. Жил он то в семье старшего брата Спиридона, то у тётки, пас гусей и собирал кизяк. Ребёнком был крепким, мог отлупить любого сверстника. Но вот особенность его характера, можно сказать, житийная: дрался Архип только с теми, кто мучил слабых, обижал котят, щенков. Однажды, став именитым художником, он услышал упрёк, что многим даёт деньги без разбору. Куинджи ответил: «С детства привык, что я сильнее и помогать должен».
Грек-учитель, сам читавший по слогам, выучил его за медные гроши эллинской грамоте. Русской педагог не знал. Как следствие, поступив в городскую школу, Куинджи не блистал, «отдавая все силы рисованию». В 11 лет мальчик нашёл работу у хуторянина Чабаненко, имевшего подряд на строительство церкви. Куинджи ведал приёмкой кирпича, а в свободное время расписывал стены кухни, где его поселили. Хозяевам нравилось. Когда храм был построен, юный художник поступил к хлеботорговцу Аморети: чистил сапоги, прислуживал за столом. Рисовал он всё лучше, потому внял совету проситься в ученики к Ивану Константиновичу Айвазовскому, жившему в Крыму.
Вскоре перед очами великого мариниста появился задумчивый полноватый юноша в соломенной шляпе и панталонах в крупную клетку, сильно вытянутых на коленях. Жилет поверх рубахи дополнял образ юного грека. Гнать его Айвазовский не стал, предложив для ночёвок место под навесом. В качестве нехитрой платы за постель и еду велено было покрасить забор. По свидетельству одной из дочерей Ивана Константиновича, Архип очень смешил её и сестёр своей застенчивостью. Смеялись они и над его живописными опытами – мощными, яркими мазками.
Биографы Куинджи впоследствии с юмором относились к этой странице его биографии, но путешествие в Крым трудно назвать бесплодным. Нужно увидеть «Девятый вал» Айвазовского, только не на репродукции, а в Русском музее, чтобы оценить главное достоинство картины – свет, пронизывающий толщу вод. Он рождает в зрителе надежду, что история моряков, потерпевших кораблекрушение, будет иметь счастливый финал. И это не просто приём, а, скорее, то радостное видение мира, которое Куинджи перенял в полной мере.
Через два-три месяца он вернулся в Мариуполь, поступив ретушёром к первому фотографу в городе Эммануилу Апостолиди. В числе других греческих добровольцев юноша принял участие в обороне Севастополя. Когда не было боёв, много фотографировал. По словам одного историка, «особенно удались ему съёмки с облачным небом через цветные стёкла – светофильтры, где белые облака выглядели весьма ярко на фоне тёмного неба».
Спустя много лет один из петербургских художников воскликнет, посмотрев на мир через цветное стекло, что разгадал тайну живописи Архипа Ивановича. Современники над этим посмеялись – и поделом, ведь одного стекла было слишком мало, чтобы сделаться Куинджи. Но зерно истины в этом наблюдении всё-таки было.
Обучившись ремеслу, Архип и сам попытался открыть фотомастерскую, деньги ссудили братья. Но из этой затеи ничего не вышло. Двух фотографов на один Мариуполь оказалось слишком много. Так что пришлось юноше какое-то время подвизаться ретушёром в Одессе, затем в Таганроге.
На этом заканчивается его юность. Мы, впрочем, забыли главное – сказать, что в 17 лет Куинджи влюбился, первый и последний раз в своей жизни. Его избранницей стала юная гречанка Вера Кетчерджи. «Мягкий овал лица, чистая кожа, нос с горбинкой, слегка вьющиеся тёмные волосы, лёгкие тёмные брови» – так описал её один из биографов Куинджи. Среди рисунков художника сохранился портрет её отца – надо полагать, Архип не упускал ни одного повода, чтобы увидеться с возлюбленной. Но о сватовстве нищего сироты к дочери богатого купца не могло быть и речи – требовалось совершить что-то невероятное, чтобы добиться её руки. Год за годом Куинджи вздыхал и думал, как быть. Наконец выход был найден: он отправился в Петербург, чтобы стать великим художником.
В Петербурге
Сказать, что в Петербургской академии художеств Куинджи встретили с распростёртыми объятиями, восклицая: «Из Мариуполя! Надо же! Нет ли там ещё таких талантов?», было бы преувеличением. В первый год он провалился. Во второй тоже – единственный из тридцати поступавших. Экзаменаторы сказали, что не умеет рисовать. Это могло сломить любого, но не Куинджи – человека в равной степени вспыльчивого и терпеливого. Здесь нет противоречия: лишь мелочи выводили его из себя, а встретив настоящее препятствие, он воодушевлялся.
Подрабатывал по-прежнему ретушью фотографий, зарабатывая 17 рублей в месяц. Для сравнения: доход Акакия Акакиевича, бедного чиновника из гоголевской «Шинели», был вдвое больше. Архип Иванович не только никогда не жаловался, но и был весел и всем доволен. У себя в каморке работал над картиной «Татарская сакля». Полотно было выставлено в Академии и произвело впечатление. Куинджи присваивается звание свободного художника – какой-никакой, но статус.
Два года спустя он наконец осуществляет мечту, став студентом Академии. Человеку, покинувшему Мариуполь с начальным образованием, это было непросто. Но Архип Иванович справился. Первый, самый трудный, шаг был сделан. Мы сказали о нём совсем немного, но ушло на это десять лет. Куинджи двигался, как вол, медленно, но неотступно.
Его ближайшими друзьями в эти годы стали люди, имена которых знакомы почти каждому в России, – Илья Репин и Виктор Васнецов. Первый ещё не написал «Бурлаков на Волге», второй – «Богатырей», но трудились как каторжные, создавая сотни эскизов и рисунков без счёта. Впрочем, в свободное время они вели себя, как студенты всех времён и народов: спорили, как переделать мир.
Передвижники
В 1863 году в Академии случилось чрезвычайное событие, за которым Куинджи мог наблюдать лишь со стороны. Произошёл «бунт четырнадцати», ставший главой в истории русской живописи. Суть дела вот в чём. Каждый год в Академии проводился конкурс, который должен был определить лучших из лучших. Участникам, уже имевшим малые золотые медали, давали тему и на 24 часа запирали их в отдельные мастерские. За это время требовалось создать эскиз будущей картины. Обычная практика на протяжении многих лет.
Но в этот раз всё пошло не так. Вице-президент Академии князь Гагарин объявил тему – «Пир в Валгалле»: на троне бог Один, окружённый богами и героями; на плечах у него два ворона; сквозь арки дворца видна луна, за которой гонятся волки. Вдруг студенты, которых возглавил Иван Крамской, ответили, что нет, этого мы рисовать не станем. Попросили разрешение изобразить то, к чему лежит душа. Но на их пожелания внимания не обратили. Что ж, тогда выдайте нам дипломы и до свидания – потребовали молодые живописцы.
«Все?!» – воскликнул князь Гагарин. «Все», – ответил Крамской.
После чего лучшие выпускники Академии вышли из зала. Все они впоследствии стали известными мастерами, многие – академиками. Покинув стены альма-матер, молодые дарования не расстались, создали Артель художников. Спустя семь лет из неё выросло Товарищество передвижных художественных выставок. Деятельность передвижников составила целую эпоху. Окончательно утвердился новый стиль, который пришёл на смену классицизму и романтизму, – реализм.
Правда, как это всегда бывает, на смену прежним искушениям пришли новые. Многие взялись рисовать полотна, что называется, социальной направленности, бичуя «пороки общества». Началось это задолго до «бунта четырнадцати», когда Павел Федотов решил с помощью живописи показать бессмысленность человеческого существования. Последователь Федотова, Василий Перов, со своим «Крестным ходом» пошёл ещё дальше, не упуская возможности уязвить Церковь. С Перовым этот дух проник и в Товарищество передвижников.
Но этим направление, к счастью, не исчерпывалось. Немало нашлось и тех, кто боролся не за симпатии прогрессивной публики, а за подлинное искусство, обращённое к глубинам души. Крамской держался в стороне от политики, Репин сохранял чувство меры, а были ещё Шишкин, Суриков, Васнецов, Саврасов, Левитан, Поленов, Серов и многие другие, так что «бунт четырнадцати» оказался не напрасен.
Куинджи присоединился к передвижникам вскоре после основания Товарищества, и не как бедный родственник. Перед его полотнами, путешествующими вместе с передвижными выставками по городам России, народ толпится особенно густо. Вот картина «Осенняя распутица»: свет, льющийся из тумана, окутывает сиянием застрявшую в грязи телегу и избы впереди – к ним идёт мать с ребёнком, и ей предстоит миновать дерево, почти лишённое листьев… Всё предполагает, что автор хотел сказать что-то очень печальное. Но получилось это так по-христиански, столь явно в картинах присутствие инобытия, что эта печаль не гнетёт, а возвышает.
Сто золотых
В 1875 году Куинджи, оказавшись во Франции, заказал себе свадебный фрак с цилиндром. Ему сопутствует успех, он становится одним из самых известных художников в России и одним из немногих наших живописцев, вызывающих интерес в Европе. Денег теперь сделалось больше, чем Архип Иванович был в состоянии истратить, а значит, можно ехать в Мариуполь – свататься к Вере.
Их любви уже много лет, и большую часть влюблённые провели в разлуке. Существует предание, будто бы отец Веры, Елевферий Кетчерджи, поставил Куинджи условие: принесёшь сто рублей золотом – Вера твоя. Через три года Архип приехал с деньгами, но видно было, какой ценой он их сэкономил: выглядел ещё хуже, чем прежде. Купец отказал, пояснив, что Архип должен стать обеспеченным человеком, а не морить себя голодом. В то, что ему это удастся, Елевферий не верил, но все попытки уговорить дочь найти себя другого избранника были тщетны. «Если не за Архипа, то только в монастырь», – отвечала девушка. Куинджи она обещала ждать столько, сколько потребуется. И ждала.
Не знаю насчёт ста золотых, но остальное соответствует действительности. Пенелопа ждала Одиссея двадцать лет, Вера Кетчерджи немногим меньше – семнадцать…
Венчание прошло в той самой церкви, где когда-то крестили Архипа Ивановича.
Свадебное путешествие
Они могли себе позволить свадебное путешествие в любую страну Европы. Но вы никогда не догадаетесь, куда они поехали на самом деле… На Валаам.
Была осень, и пароход попал в жестокий шторм. Пятиметровые валы то возносили его, то швыряли вниз, захлёстывая судно. Шторм на озере страшнее океанского, потому что волны всё время меняют направление. Попытка спастись, пристав к Коневцу, не удалась. Двинулись к святым островам, прорываясь сквозь бурю. Пассажиры плакали и молились, но худшее ждало их впереди. На рассвете потерявший управление кораблик наскочил на подводную скалу, пронзительно затрещал, раскололся и начал погружаться в чёрную ледяную воду. Однако команда продолжала бороться за жизнь людей, спустив на воду шлюпки. В одну из них Архип Иванович буквально бросил промокшую насквозь жену. Семнадцать лет ожидания ради того, чтобы вместе встретить смерть, – это было безумно несправедливо! Прыгнув следом за женой, Куинджи схватился за весло…
Вся надежда была на маленькую Никонову бухту, не подвластную стихии. Там, в окружении поросших елями и соснами берегов, даже в самое сильное волнение на Ладоге царил покой. Шлюпка, которую швыряло из стороны в сторону, проскочила в бухту, словно опустившись в руцы Божии. Ошеломлённые, люди смотрели, как бегут к ним взволнованные монахи из Гефсиманского скита, размахивая руками. Чудом избежавших гибели пассажиров поили горячим чаем, успокаивали. На острове супруги Куинджи задержались недолго. Краски, кисти, холсты – всё утонуло при крушении. Господь словно дал понять художнику, что в этот раз он приехал сюда не работать, а молиться. И как же горячо они с Верой молились в те несколько дней, что провели на острове, как славили Бога!
Валаам
В дневниках Достоевского за 1973 год есть запись: «Я заходил на выставку. На венскую всемирную выставку… немцам что до чувств наших? Вот, например, эти две берёзки в пейзаже г-на Куинджи (“Вид на Валааме”): на первом плане болото и болотная поросль, на заднем – лес; оттуда – туча не туча, но мгла, сырость; сыростью вас как будто проницает всего, вы почти её чувствуете, и на средине, между лесом и вами, две белые берёзки, яркие, твёрдые, – самая сильная точка в картине. Ну что тут особенного? Что тут характерного, а между тем как это хорошо!»
Как же оказался Куинджи на Валааме? О, это целая история, и не только его, а всего нашего искусства.
Начиналось всё нехорошо. Недосмотрели родители младенца в деревне Репенки Тверской губернии. Он упал, повредив позвоночник, и остался хромым на всю жизнь. Случилось это незадолго до восшествия на престол императора Павла, а звали мальчика Домиант Кононов. В двадцать с небольшим он отправился в путь. Побывал во многих обителях, но, когда решил стать иноком, выбрал Валаам. Там достойно исполнял все послушания, лишь на одном споткнулся. Ему благословлено было возглавить скит Всех Святых. За полгода Домиант, ставший в иночестве Дамаскином, навёл порядок и упросил отпустить его в пустыню. Через год был возвращён обратно. Снова привёл скит в божеский вид и опять отпросился отшельничать. Так продолжалось восемь лет. Как ни пытался Дамаскин убежать от людей, они его нагоняли.
Между тем монашеская жизнь расстроилась уже во всей обители. Иные впадали в страшные грехи против нравственности, другие ни в грош не ставили церковное начальство. Был, скажем, такой инок – Порфирий. Однажды он решил отправиться по тонкому льду на соседний остров. Его попытались отговорить, но в ответ услышали: «А как же древние святые отцы ходили по водам? Ведь и я уже лёгок стал». Далеко от берега несчастный уйти не успел, раздался треск, и монах исчез под водой.
Игнатия (Брянчанинова), который был отправлен на Валаам разобраться, что там происходит, всё это ужаснуло. Некоторых иноков, по его настоянию, выгнали, кого-то перевели в другое место, а новым игуменом назначили отца Дамаскина. Он поразил святителя трезвостью рассуждений. А единственным недостатком, который нашла в нём братия, была его молодость.
Со временем новый игумен всё устроил наилучшим образом. Под его началом было много всего построено и перестроено, но особое внимание обратим на возведённую отцом Дамаскином гостиницу для гостей. Такого паломничества, как при нём, на Валааме ещё не было. В книге для гостей они представлялись каждый на свой лад. Например: «Их Императорского Величества Лейб-Гвардии гренадерского полка отставной сержант Ермил Тихонов прибыл на Валаам замаливать грехи тяжёлого запоя». Или: «Петербургский мещанин Авим Петров прибыл на Валаам дать обет не бить жены даже по праздникам». Но самым замечательным стало паломничество на остров художников, которых привлёк отец Дамаскин, создавая им все условия. Студенты Академии иной раз приезжали целыми курсами.
Куинджи первый раз отправился на Валаам в 1871-м. Вернувшись, написал работу, которая так восхитила Достоевского. О другой его картине, появившейся после второй поездки, «На острове Валааме», Илья Репин писал Павлу Третьякову: «Замечательна она ещё удивительным серебряным тоном… Очень впечатлительная вещь, всем она ужасно нравится, и ещё не дальше как сегодня заходил ко мне Крамской – он от неё в восторге».
С образами Валаама у Архипа Ивановича происходит то же, что с полотнами, посвящёнными русской деревне. Первые мгновения испытываешь печаль, почти тоску, потом льётся в душу свет, и шепчет сердце молитву, такую тихую, что не различаешь слов.
Спустя какое-то время после злополучного шторма Куинджи с Верой Елевфериевной вновь побывали на Валааме. На это раз обошлось без приключений. Отец Дамаскин к тому времени начал сдавать, ждал смерти, но благословил Куинджи напоследок от всей души.
Архип Иванович и Великий князь
Слава росла от выставки к выставке. Картины Куинджи производили столь сильное впечатление, что иные критики заявляли, что он их как-то подсвечивает – как иначе добиться такого качества изображения, такой яркости?
Разумеется, никто ничего не подсвечивал. Однажды Дмитрий Иванович Менделеев собрал у себя в физическом кабинете при университете нескольких художников-передвижников. Он хотел испробовать прибор для измерения чувствительности глаза. Так вот, Куинджи не просто показал лучший результат, его дар выходил за пределы, доступные человеческому зрению. К несчастью, из-за красок, которые оказались химически несовместимы и не выдержали испытания временем, некоторые полотна Архипа Ивановича, можно сказать, умерли. Они по-прежнему выставлены в музеях, но цвета уже не те, а с ними ушла и душа. От этого пострадал не один Куинджи, а почти все пейзажисты того времени.
Особенно жаль «Украинскую ночь», которая была выставлена в 1876 году и принесла Куинджи ещё большую славу. Позже Нестеров писал: «Совершенно я растерялся, был восхищён до истомы, до какого-то забвения всего живущего знаменитой “Украинской ночью”. И что это было за волшебное зрелище, и как мало от этой дивной картины осталось сейчас. Краски изменились чудовищно!»
Здесь, впрочем, дело было ещё и в том, что картина сильно пострадала от морского воздуха. Однажды в мастерской Куинджи появились два флотских офицера, попросив разрешения взглянуть на «Украинскую ночь». Увидев её, офицер помоложе уточнил, не продаётся ли. «Да зачем вам? – спросил Архип Иванович, улыбнувшись. – Ведь вы всё равно не купите – она дорогая». «Ну, однако?» – продолжал допытываться военный. – «Тысяч пять». – «Хорошо, я её оставляю за собой». Это был Великий князь Константин Константинович, впоследствии прославившийся как поэт К.Р. «Украинскую ночь» он взял с собой в морской поход из Петербурга в Средиземное море. По пути согласился ненадолго выставить полотно в Париже. Тургенев писал, что французов оно потрясло. Это был последний раз, когда картину видели неповреждённой.
Впрочем, даже сейчас, сильно потемнев, она всё ещё прекрасна. На ней тёмное небо в звёздах, пирамидальные тополя, залитые лунным светом хатки-мазанки. Столь же хороша другая работа, появившаяся два года спустя, – «Вечер на Украине». Обе они исполнены покоя и погружают зрителя в те времена, когда люди ещё не утратили память о рае. Наверное, что-то подобное имел в виду художник Прянишников, сказавший: «Я думаю, что такое освещение было до Рождества Христова».
Быть может, именно «Украинская ночь», ежедневное любование ею, столь сильно повлияла на Великого князя Константина, что он решил сделаться священником. Когда его крейсер, обогнув Европу, пришвартовался у Святой Горы Афон, К.Р. отправился к некоему старцу, выразив желание «приносить великую пользу в духовном сане». Подвижник, однако, как писал князь, отказал, пояснив, что «пока ждёт меня иная служба, иные обязанности, а со временем, быть может, Господь благословит намерение. Дай Бог, чтобы сбылись слова святого старца».
Священником он не стал, но пользы России принёс немало.
Великое огорчение
Хотя малороссийские сюжеты удавались Архипу Ивановичу особенно хорошо, не забывал он и русскую природу, выставив в 1879-м «После дождя» (одну из трёх картин с этим названием), «Берёзовую рощу» и ещё одну из валаамских работ – «Север». Перед «Берёзовой рощей» люди стояли часами. Когда на улице начинало темнеть, казалось, свет льётся из картины. Никто не мог понять, что происходит. Купец Терещенко заплатил за полотно семь тысяч рублей – вдесятеро больше, чем принято было платить лучшим из художников. Но далее началось сплошное расстройство.
Михаил Клодт, один из участников Товарищества, полагавший себя первооткрывателем Валаама для русской живописи, высмеял «Север» Куинджи в печати, спрятавшись за подписью «Любитель». Он отказал ему в таланте, заявив, что всё дело в особом освещении, которым живописец злоупотребляет. Михаил Архипович не обратил бы на обидные слова особого внимания, но был потрясён, узнав, что их автором является товарищ-художник.
Не зная, что делать, он с горя вышел из Товарищества передвижников. Вскоре оттуда попросили и Клодта, обвинив в зависти. Но не будем слишком суровы к этому талантливому художнику и несчастному человеку. На Куинджи он набросился вскоре после разрыва с женой и, как выяснилось, с живописью. Что-то надломилось в нём, он стал пить, «слышать голоса».
Оборвалось что-то и в Архипе Ивановиче.
«Лунная ночь на Днепре»
Наступил 1880-й. Ещё во время работы над «Лунной ночью на Днепре» пронёсся слух, что Куинджи создаёт что-то удивительное. Пошли разговоры о каких-то необыкновенных красках и иллюзионических приёмах.
Наконец состоялась выставка, весьма необычная, потому что на ней было представлено лишь одно полотно. Все окна были занавешены, освещение было электрическим, так что луч света был направлен на картину. Это усиливало эффект лунного сияния. Скромный по размеру пейзаж. Никаких грандиозных событий не изображено, ничего бьющего по нервам. Луна. Днепр. Но зрители хлынули бесконечным потоком. Очередь длинной вереницей стояла на лестнице, ведущей в зал Общества поощрения художеств на Большой Морской, а далее продолжалась на улице.
«Это невероятно, – повторяли зрители. – Нет ли тут фокуса? Не писал ли он на перламутре и золоте?» Куинджи добился всего, о чём может мечтать художник. «Отныне это имя знаменито», – признал литератор Суворин в передовой статье «Нового времени».
Молчание
В одном из магазинов продавался маленький пейзаж в тяжёлой золотой раме, где был изображён красный закат над тёмно-синей водой. Утверждали, что автор его Куинджи, и просили немыслимую сумму – 700 рублей. Архип Иванович, узнав об этом, налетел на магазинчик, как буря.
«Это самый настоящий Куинджи, – доказывал хозяин, – у меня есть удостоверение от художника». – «Я, я Куинджи! – бушевал Архип Иванович. – Это не моя работа, это мошенничество!»
Успокоился лишь, заставив незадачливого владельца подделки разорвать её. В тот момент Куинджи был самым известным художником в России. Но следующая его работа – «Днепр утром» – была спокойной и простой и уже не вызывала тех восторгов, что «Ночь». Эта относительная неудача укрепила его в мысли, что участвовать в бегах за славой и восторгами публики противно природе художника.
И он замолчал.
На тридцать лет. Больше не было никаких выставок, даже друзьям после этого много лет не показывал новых работ. Его многочисленные почитатели, потеряв терпение, стали говорить, что он полностью исписался, выдохся как художник.
Но они ошибались. Ни дарование, ни желание творить никуда не исчезли. Куинджи успел создать ещё около пятисот живописных и трёхсот графических работ, которые оценили после его смерти в полмиллиона рублей. Хватило бы на десяток-другой популярных художников. Но на долгие годы его единственными зрителями стали Господь и жена Вера.
«Небожитель»
На Десятой линии Васильевского острова Архип Иванович купил дом, точнее, несколько соединённых вместе домов, известных доныне под номерами 39, 41 и 43. Поначалу он ничего столь грандиозного приобретать не думал, но, попав на крышу этого здания, обмер.
«Я знал уже, что с этой крыши будет далеко видно, – рассказывал впоследствии Архип Иванович. – Смотрю – и точно: весь город как на ладони. Видно Исаакия, далеко видно ещё – и дома, и церкви, – и всё теряется вдали. А повернулся направо – даже море видно… А в другую сторону Смольный, а за ним леса, даль эдакая, всё тонет в дымке, всё залито солнцем. И куда ни глянешь – не оторвать глаз! Сидел я, поворачиваясь в разные стороны, вставал, опять садился и всё смотрел, смотрел… И думал: вот здесь надо поднять. Эту всю крышу, где сижу, срезать и выровнять, потом это надо сделать, как площадку. Насыпать земли, посадить деревья, тут птицы будут жить, пчёлы, ульи можно поставить, сад будет… Здесь всякие этюды можно писать, это же такая мастерская и такие виды, каких нигде нет. Всё я сидел, смотрел и думал. Да так забылся, что, вижу, уже солнце село».
В темноте пробрался по чердаку, кое-как спустился. Назавтра были торги, цену назначили, можно сказать, непосильную – 35 тысяч. Всё, что имели супруги Куинджи. Мелькнула даже мысль на время сбежать из Петербурга, подальше от соблазна. На том они и порешили с Верой Елевфериевной, ставшей к этому времени Верой Леонтьевной, так как настоящего её отчества никто не мог произнести не запнувшись. Но утром ноги сами принесли Архипа Ивановича туда, где продавался дом.
Денег на ремонт не было, и Куинджи сам сконструировал систему отопления, лично ставил замки, менял дверные ручки, сдавая одно помещение за другим. При этом с некоторых, бедных художников, плату не требовал. Себе Архип Иванович оставил, помимо одной из квартир, мастерскую и, конечно же, крышу, в которую влюбился по уши.
Поднимался он туда по лестнице прямо из мастерской. В полдень бухала пушка Петропавловской крепости, птицы слетались на крышу Куинджи едва ли не со всего Петербурга: вороны, воробьи, голуби, галки. Он крошил им французские булки и горстями разбрасывал овёс, которого уходило 30 пудов в месяц. «Они хорошо час свой знают, и все около меня тут ходят, клюют и не боятся», – с гордостью рассказывал Архип Иванович ученикам.
Как-то раз целый день ходил огорчённый: «Сильный дифтерит у голубя – тяжёлый случай!» Птица задыхалась, но художник её прооперировал, вставив трубочку в горло. Голубь ещё долго жил потом в мастерской Архипа Ивановича, как и галка со сломанным крылом, пока её не съела, к великому горю художника, чья-то кошка. В городе шутили, что стоит Архипу Ивановичу узнать, что где-то на краю города лежит больная ворона, помчится через весь Петербург, загонит лихача, чтобы успеть вовремя.
Слуг они с женой никогда не держали, пользуясь разве что услугами дворника, жили скромно, даже аскетично. И очень счастливо. Блюда готовились самые простые. Голые стены, мебель, купленная за 200 рублей на распродаже. Правда, много цветов. Самая дорогая вещь в квартире – фортепиано, на котором играла Вера Леонтьевна. Когда она садилась за него, Архип Иванович брался за скрипку – дуэт их был слышен на улице.
Летом уезжали в Крым, на мысе Кекенеиз они купили около 270 гектаров. Там росли деревья, кизил и дикий виноград. Крутой скалистый обрыв вёл к морю, каменистому пляжу, где лежал в воде большой живописный камень – Узун-таш.
А вот «вилла» была вполне в духе супругов Куинджи – шесть квадратных щитов, в которых были прорезаны дверь и окно. Верхний щит служил крышей, ночью его поднимали на шарнирах, спасаясь от духоты.
Прислуживал супругам старик-татарин. Приносил воду из источника и еду из ближайшей деревеньки: хлеб, сыр, зелень, баранину. Рыбу Куинджи ловил сам. Много рисовал, а утомившись, купался или гулял. Когда наезжали ученики, брался за преподавание. В общем, устроились они с Верой Леонтьевной в этой жизни чудесно.
Посторонний
Осенью семья возвращалась обратно в Петербург. Одним из ближайших друзей Архипа Ивановича стал Дмитрий Иванович Менделеев, помогавший искать новые составы красок. Куинджи, обладая сильным умом, вообще имел склонность к науке, Крамской называл его «глубокомысленным греком». И уж на что Менделеев был великолепным шахматистом, обыгрывая даже родоначальника нашего шахматного искусства Чигорина, но с Архипом Ивановичем справиться не мог. Единственный, кому художник проиграл все партии, был будущий чемпион мира Александр Алёхин.
Ещё одним человеком, с которым сблизился Куинджи, стал Николай Александрович Ярошенко. Талантливый пейзажист в нём боролся с прогрессивным художником, с «мотивами гражданской скорби». Вот названия самых известных его работ: «Заключённый», «Студент», «Курсистка», «Старое и молодое». С Куинджи они сблизились, потому что оба любили природу. Именно Ярошенко открыл для Архипа Ивановича горы, пригласив пожить на Кавказе. Там, у подножий Казбека и Эльбруса, Куинджи создал множество замечательных работ. Они стали бы сенсацией, продолжай он выставляться.
Дружба с Ярошенко значила для Куинджи много. Как-то раз у Репина на маскараде лишь они двое оказались без костюмов. Эти люди не выносили масок. Но в этом сходстве с самого начала таилась и опасность будущего разрыва. Он произошёл, когда обострились споры вокруг Академии, которую Ярошенко ненавидел всеми силами души, полагая, что «дело Товарищества живое, полезное, имеющее несомненную будущность, тогда как Академия художеств в своём настоящем виде – мёртвый и разлагающийся организм». Он не хотел понимать, что есть приёмы, неизбежные в педагогике, есть структура учебного процесса, которую не заменить порывами вдохновения. В ответ на требования Ярошенко порвать с Академией Архип Иванович сказал, что это невозможно, там молодёжь, там его ученики. Ярошенко негодовал и даже, рисуя Иуду, придал ему черты Архипа Ивановича, потом, правда, стёр.
Как-то в гостях у Менделеевых Николай Александрович вдруг вспомнил, что должен пойти на собрание передвижников. Куинджи захотел его сопровождать. Спустя какое-то время Архип Иванович вернулся, потрясённый, несчастный, едва не плача. О том, что произошло, говорили разное. Писательница Ольга Воронова рассказывает, что в Обществе поощрения художеств, где проводилось собрание, Куинджи уже начал снимать шубу, когда услышал: «Да куда же вы, Архип Иванович, разве вы не знаете, что товарищи решили не пускать на свои собрания никого из посторонних?» – «Ну да ведь не меня же!» – спокойно улыбнулся Куинджи.
Ответ был убийственен: «Нет, именно вас решили не пускать!»
Есть и другие версии, но, так или иначе, разрыв был полным.
Учитель
У Куинджи был замечательный педагогический талант.
Каждую пятницу его мастерская в Академии открывалась на четыре часа для всех желающих получить совет профессора Куинджи. Набивалось до 200 человек. По вечерам начиналось веселье. Морской офицер Вагнер, решивший стать художником, играл на балалайке. Имелись ещё мандолина, скрипка, гитара, под которые хором пели. Потом говорили обо всём на свете, прежде всего о живописи, но ещё и о философии, истории и многом другом. Архип Иванович считал, что талант – это замечательно, но художник должен быть ещё и мыслителем, и просто жизнерадостным, влюблённым в жизнь человеком.
В первый год обучения он редко делал замечания, просто наблюдал, осторожно пытаясь понять, к чему лежит душа ученика. Не дай Бог исказить его индивидуальность, навязав свои приёмы и манеру. Сравните работы двух его учеников – первого живописца русской Арктики Александра Борисова и Николая Рериха. Ничего общего, невозможно догадаться, что они вышли из одной мастерской. Лишь изучив человека, Куинджи начинал что-то предлагать. Иногда одного-двух победных мазков мастера было довольно, чтобы картина обрела душу. Но делал он это лишь тогда, когда юноша успевал вдоволь потрудиться, намаяться и был полностью готов к тому, чтобы усвоить урок. А разве не так нас учит Господь? Что легко даётся, то дёшево стоит, не проникает в сердце до сокровенных глубин.
Но на одном методе Куинджи настаивал твёрдо, сам его выстрадав. При написании картины не разрешалось использовать этюды, наброски, сделанные с натуры.
В этом Архип Иванович решительно расходился с реалистами. Он полагал, что лишь то, что по-настоящему запечатлелось в памяти, имеет ценность. Всё остальное может разрушить единство замысла.
Куинджи любил молодёжь, а она его в ответ обожала, распевая: «Наш Куинджи, наш Архип, он за нас совсем охрип!» Куинджи посмеивался. Он был своим ученикам отцом, и не только в том, что касалось учёбы. Любой мог рассчитывать на его помощь за пределами Академии, подчас значительную.
О благотворительности, доброте Архипа Ивановича, который тратил на себя копейки, в Петербурге ходили легенды. Рерих вспоминал: «Помню его, конфузливо дающего деньги, чтобы передать их разным беднякам и старикам. Помню его милое прощающее слово: “Бедные они!”».
Когда один из товарищей юности начал возмущаться, что Куинджи даёт большие деньги кому попало, Архип Иванович встал на дыбы, закричав: «Ты забыл, как сам был в таком же положении, когда мы с тобой питались одним хлебом да огурцами, а если попадалась колбаса, то это был уже праздник?.. Забыл? Стыдился бы говорить так… сердца у тебя нет!»
Отказывал очень редко. Как-то молодой художник попросил денег на прислугу. Куинджи растерялся: «Да зачем она вам, мы с женой обходимся».
Оборвалось его преподавание в Академии внезапно – удар был страшный и незаслуженный. Новый ректор Томишко столкнулся в канцелярии со студентом, который не знал его в лицо и не поклонился. Ректор разозлился, наорал, велел сторожу вытолкать провинившегося из помещения. Учащиеся в ответ объявили «забастовку», требуя от ректора извинений. Всё можно было бы решить миром, но шантаж, отказ учиться возмутили очень многих. Одна из учениц Академии вспоминала, как зашла за советом к Илье Репину: «“Вы не понимаете последствий вашего поступка”, – резко заявил Репин. “Нет, понимаю!” И я с независимым (и, должно быть, глупым) видом направилась к выходу. Только закрыла за собой дверь, как в неё ударился стул, брошенный мне вдогонку Репиным».
Тяжелее всех пришлось Куинджи, любившему молодёжь больше других. Он по собственной воле отправился к ним – бледный, совершенно растерянный. Объяснять, убеждать было бесполезно. Всё, что смог выговорить: «Господа, если вы меня любите, прекратите забастовку, иначе мне будет плохо…»
Некоторые поняли, что достоинство – это, конечно, важно, но любовь значит больше, ради учителя нужно утихомириться. Но большинство было слишком увлечено своим протестом. В результате Архип Иванович, умолявший никого не отчислять, оказался сначала под домашним арестом, а потом услышал приказ президента Академии: подать в отставку в течение 24 часов.
Членом совета Академии его всё же оставили, а позже дали чин действительного статского советника, то есть генеральский. Но всё это не могло смягчить его боли. Попытки сохранить значение Академии художеств для России стоили Куинджи отношений с Товариществом передвижников. Неужели жертва оказалась напрасной?
В этот момент он получил письмо от студентов, полное любви. Подписались сотни человек, не только ученики. Это потрясло художника и произвело новый перелом в его жизни…
За минувшие годы стоимость дома Куинджи выросла в десять раз. Он любил его и не знал, как будет обходиться без своей крыши, найдут ли его птицы в новом жилище. Но решение было принято. Архип Иванович продаёт дом ради того, чтобы отвезти учеников в Европу, познакомить с новейшими достижениями мировой живописи. Академия помогала в этом немногим избранным. С Куинджи поехали 12 человек. Обошлось это в сто тысяч рублей. И было лишь началом. Всё своё состояние мастер решил истратить на создание Общества художников, откуда никого не изгоняют, где ты можешь исповедовать любые взгляды; всё, что требуется от тебя, – любить и трудиться.
А птицы пусть не сразу, но отыскали путь к новому жилищу своего благодетеля – в Биржевом переулке. С тех пор они Архипа Ивановича из вида уже не теряли.
Гефсиманский сад
Архип Иванович этой выставки не только не готовил, но даже не думал её проводить. Всё вышло почти случайно. Однажды к нему зашёл любимый ученик Константин Вроблевский. Сказал: «Извините, что оторвал вас от работы». «А вы почему знаете, что я работал?» – спросил Куинджи.
Разговорились, и Архип Иванович вдруг сам вызвался показать свои работы. Ученик был в панике: вдруг слухи о том, что Куинджи выдохся, верны? Учитель, догадавшись о его мыслях, рассмеялся: «Не бойтесь, это не так плохо, как вы думаете».
Беспокойство, впрочем, оставалось, но, увидев на полотне багровый шар солнца, плывущего перед закатом над морем и степью, Константин застыл, у него перехватило дыхание, в то время как Архип Иванович, наоборот, вздохнул с облегчением, сказав: «Если бы вы начали меня хвалить, это стало бы приговором».
Одно за другим он показывал ученику свои полотна, но уже ближе к утру рассердился, обвинив Вроблевского в том, что тот умеет подъехать, вынудив сделать то, чего не хотел.
Вроблевский, разумеется, молчать не стал, так что Архип Иванович согласился показать работы трём другим ученикам, а после и друзьям, выбрав из сотен работ всего четыре. Писатель Иероним Ясинский вспоминал: «Архип Иванович повернул и придвинул к известной черте на паркете огромный мольберт, прикоснулся к чёрному коленкору, который заволновался и упал наземь… Ещё ничего подобного никогда не создавало искусство. Безукоризненный огненно-розовый свет освещал белые стены хат, а теневые стороны их были погружены в голубой сумрак. Голубая тень легла от дерева на освещённую стену…»
Здесь речь идёт о картине «Вечер в Малороссии». Вторая работа называлась «Днепр». Берег, покрытый полевыми цветами и чертополохом, и река, уходящая в бесконечную даль. У зрителей почему-то глаза оказались на мокром месте, а Дмитрий Иванович Менделеев закашлялся.
«Что это вы так кашляете, Дмитрий Иванович?» – спросил несколько удивлённый художник. «Я уже шестьдесят восемь лет кашляю, – ответил ему старый друг, – это ничего, а вот картину такую вижу в первый раз».
Третья работа посвящена была Северу, на ней можно было увидеть берёзовую рощу. Она был светлой, радостной, совершенно живой.
Но главным полотном на этой маленькой выставке, которая продолжалась несколько дней, стал «Христос в Гефсимании». Что бы ни изображал Куинджи, главным в его картинах был свет, из которого создано мироздание. Но есть ещё свет нетварный, который человек начинает созерцать, просветляясь, пребывая в богообщении. Учение об этом появилось на Святой Горе Афон и через преподобного Сергия и его учеников распространилось на Руси. Свидетельство тому – образ «Преображение Господне» св. Андрея Рублёва.
Кто видел рублёвскую икону, откроет для себя возможный источник вдохновения Архипа Ивановича. А может, он обрёл его в Евангелии, подобно преподобному Григорию Паламе.
Здесь нужно понимать, как рисовали Спасителя в ту эпоху, накануне крушения России. У Николая Ге, на картине «Что есть истина?», Сын Божий измучен и мрачен. «…никто не желал узнать Христа в этом тощем облике с бледным лицом, укоряющим взглядом и особенно с трёпаными волосами», – иронически вспоминал Илья Репин. У Крамского Христос – человек, пытающийся понять, в чём смысл жизни, победить свою земную природу. Художник и сам не вполне понимал, кого нарисовал, вопрошая: «Христос ли это? Или не Христос, т. е. я не знаю, кто это. Это есть выражение моих личных мыслей». У Поленова, написавшего «Христос и грешница», мы видим волевого, умного мужчину. По выражению писателя Короленко, это «человек, – именно человек, – сильный, мускулистый, с крепким загаром».
Никто не скажет этого о Христе, написанном Куинджи. Огромен и мрачен пышный сад. Фигуры людей, выступающие из темноты, подобны грешникам в аду, ожидающим сошествия Господа: некие мужи, ребёнок, римские легионеры, Иуда. Господь спокойно, отрешённо стоит у входа, то ли залитый лунным светом, то ли Сам излучающий свет. Ещё немного – и Спаситель мира войдёт в кромешную тьму, но нет никаких сомнений, что свет Его не погаснет. «Какое-то ослепительное, непостижимое видение…» – передаст свои чувства один из первых зрителей картины.
После этой выставки Архип Иванович проживёт ещё девять лет. Почти всё своё состояние: картины, деньги, землю в Крыму, – завещает созданному им обществу художников. Конечно же, позаботился и о жене, но в первом пункте своего завещания написал, что жертвует десять тысяч рублей церкви, где его крестили и венчали.
В народе говорят: «Добрые люди трудно помирают». Умирал Куинджи тяжело, страдал в течение двух месяцев. Болезнь сердца сопровождалась удушьем. Незадолго до конца рассудок начал ему изменять, однажды он даже пытался выброситься в окно, чтобы избавиться от боли. Его успели удержать. Как-то раз Вера Леонтьевна вышла по делам. Никто не ждал, что Архип Иванович сумеет подняться и отправится на её поиски. Открыл входную дверь. Там его увидел фельдшер, попытавшийся вернуть художника в постель. В этот момент, на пороге, и наступила смерть.
Всю дорогу до Смоленского кладбища ученики и друзья несли его гроб на руках. К бесконечной процессии присоединялись всё новые люди, в том числе очень бедно одетые. На вопрос, разве вы знали покойного, один из них ответил: «Как же не знать, нашего-то Архипа Ивановича!» – и объяснил, что не раз получал от него помощь. День был хороший, солнечный – один из тех, что так любил Куинджи.
Архип Куинджи Портрет работы Васнецова, 1869 Дата рождения: 15 января 1841 Место рождения … Википедия
Известный живописец. Родился в 1842 г. в семье сапожника в Мариуполе. Рано лишился родителей и жил в большой бедности, пас гусей, служил у подрядчика по постройке церкви, потом у хлеботорговца; выучился у учителя грека грамоте по гречески, затем… … Биографический словарь
- (1841 1910), русский живописец. Пейзажист. Учился главным образом самостоятельно и в петербургской АХ (1868); преподавал там же (1892 97), среди учеников К. Ф. Богаевский, Н. К. Рёрих, А. А. Рылов. Член ТПХВ (1875 79; смотри Передвижники) … Художественная энциклопедия
Известный русский пейзажист; род. в 1842 г.; учился у Айвазовского и в течении короткого времени в академии художеств, от которой в 1878 г. получил звание классного художника 1 й степени. Первые его картины: "Татарская деревня при лунном… … Большая биографическая энциклопедия
Куинджи Архип Иванович - (18411910), живописец. Пейзажист. Учился в АХ (186872), Академик с 1893; преподавал там же (189297; уволен за поддержку студенческих волнений). Член ТПХВ (187579). Инициатор создания общества русских художников (1909,… … Энциклопедический справочник «Санкт-Петербург»
- [январь 1841, Мариуполь, ныне Жданов, ≈ 11(24).7.1910, Петербург, русский живописец пейзажист. Сын сапожника грека. Живописи обучался главным образом самостоятельно и в петербургской АХ (1868; действительный член с 1893). Член Товарищества… … Большая советская энциклопедия
- (1841 1910) российский живописец. Передвижник. Для пейзажей Куинджи (Березовая роща, 1879; Ночь на Днепре, 1880) характерны романтическая приподнятость, панорамность композиций, декоративная звучность колорита, до иллюзии близкие к натуре… … Большой Энциклопедический словарь
- (1841 1910), живописец. Пейзажист. Учился в АХ (1868 72), Академик с 1893; преподавал там же (1892 97; уволен за поддержку студенческих волнений). Член ТПХВ (1875 79). Инициатор создания общества русских художников (1909, позже Общество… … Санкт-Петербург (энциклопедия)
- (1841 1910), российский живописец. Передвижник. Для пейзажей Куинджи («Берёзовая роща», 1879; «Ночь на Днепре», 1880) характерны романтическая приподнятость, панорамность композиций, декоративная звучность колорита, поразительные по силе и… … Энциклопедический словарь
Куинджи, Архип Иванович - А.И. Куинджи. Лунная ночь на Днепре. КУИНДЖИ Архип Иванович (1841 1910), российский живописец. Передвижник. Для пейзажей Куинджи (Березовая роща, 1879; Ночь на Днепре, 1880) характерны романтическая приподнятость, панорамность композиции,… … Иллюстрированный энциклопедический словарь
Книги
- Архип Иванович Куинджи , Неведомский М.П., Репин И.Е.. Санкт-Петербург, 1913 год. Издание Общества имени А. И. Куинджи. Богато иллюстрированное издание с цветными и черно-белыми репродукциями. Владельческий переплет. Сохранность хорошая. В…
- Архип Иванович Куинджи. Альбом , . Обширное художественное наследие А. И. Куинджи - выдающееся явление русской пейзажной живописи. Оно органически входит в общее русло развития отечественного искусства XIX века, хотя…
Это таинственное сияние исходит от самих картин художника, который родился 27 января 1841 года. сайт рассказывает о семи самых выдающихся полотнах мастера, которые можно увидеть в собраниях Государственного Русского музея.
Осенняя распутица
Картина была написана в 1872 году и породила целую линию картин о непогоде. Позже мастер написал «Забытую деревню», «Чумацкий тракт в Мариуполе», где есть похожие мотивы. А поздняя картина «Осень. Туман» вообще является зеркальным отображением «Осенней распутицы». Кстати, так до сих пор и не известно место, где писался этот незабываемый пейзаж.
До сих пор и неизвестно место, где писался этот незабываемый пейзаж. Фото: Commons.wikimedia.org
Лунная ночь на Днепре
Полотно было написано в 1880 году и сразу выставлено в Санкт-Петербурге. Причем это была единственная картина, составившая выставку. Куинджи сомневался в том, удалась ли ему эта работа. Чтобы понять реакцию публики, мастер приглашал в свою мастерскую друзей, журналистов, посторонних людей, чтобы понаблюдать за их реакцией. Еще до окончания работы над пейзажем, труд Куинджи увидели Тургенев, Крамской, Менделеев.
Реакция публики была невероятной. Чтобы посмотреть пейзаж, выстраивались огромные очереди, многие зрители посещали выставку несколько раз. Многие посетители думали, что Куинджи использовал для написания полотна какие-то секретные, известные лишь ему одному краски. Были попытки заглянуть за картину в поисках дополнительного света.
Куинджи был так вдохновлен успехом, что написал еще две копии картины, которые хранятся в Третьяковской Галерее и Ялтинском Ливадийском дворце.
Куинджи был так вдохновлен успехом, что написал еще две копии картины. Фото: Commons.wikimedia.org
Ладожское озеро
Картина вошла в трилогию художника о северной природе. К ней относятся полотна «На острове Валааме» и «Север». Художник решил писать их после посещения острова Валаам на Ладожском озере в 1873 году.
С этой картиной была связана одна любопытная история. Через 10 лет после написания «Ладожского озера» Куинджи обвинил в плагиате художника Руфина Судковского. Оказалось, что во время написания полотна этот человек был соседом Архипа Ивановича по квартире. И его картина «Мертвый штиль» немного похожа на «Ладожское озеро». Были даже публикации в газетах на эту тему. Мир искусства разделился на два лагеря.
Картина вошла в трилогию художника о северной природе. Фото: Commons.wikimedia.org
Вечер на Украине
Произведение искусства впервые было показано в 1878 году на 6-й выставке Товарищества передвижников. Передвижники - это объединение российских художников, которые противопоставляли себя представителям официального академизма. Передвижники много путешествовали и организовывали передвижные выставки. Одним из самых ярких представителей этого направления был Архип Куинджи. Среди его единомышленников были Илья Репин, Василий Суриков, Иван Шишкин, Василий Поленов, Иван Крамской и другие.
Как и многие другие работы Куинджи, «Вечер на Украине» сильна попыткой мастера понять секреты освещения, игрой света и тени.
Произведение искусства впервые было показано в 1878 году. Фото: Commons.wikimedia.org
Радуга
Считается шедевром позднего периода творчества Куинджи. Это полотно живописец писал на протяжении пяти лет - с 1900 по 1905 годы. На картине изображено одно из красивейших явлений природы - радуга после сильного дождя. При помощи грамотно расставленных цветовых оттенков зритель буквально ощущает этот пейзаж вокруг себя. Зритель вдыхает свежий запах земли после дождя, чувствует легкий прохладный ветер. Вид яркой, светящейся радуги дает чувство радости и восхищения. Небесный свет, ниспадающий на радугу, дает надежду на лучшее и веру в светлое будущее. Светлые краски и яркие мазки на картине создают ощущение праздности и великолепия, восторга.
Необходимо отметить, что Куинджи нередко обращался к теме радуги, у него есть несколько похожих работ. Но пейзаж, хранящийся в Русском музее, считается одной из наиболее известных картин живописца.
На картине изображено одно из красивейших явлений природы - радуга после сильного дождя. Фото: Commons.wikimedia.org
Ночное
Это полотно художник писал на протяжении трех лет, с 1905 по 1908 годы. Картина считается неоконченной, она была написана в последние годы жизни мастера, он вносил в нее множество изменений. Эксперты расценивают полотно, как завещание художника.
Эксперты расценивают полотно, как завещание художника. Фото: Commons.wikimedia.org
Ай-Петри. Крым
Эту уникальную картину мастер писал на протяжении 10 лет - с 1898 по 1908 годы. Куинджи обожал Крым, еще в детстве он поехал туда, чтобы учиться у великого художника Айвазовского. Но тот лишь поручал назойливому пареньку красить забор и толочь краски. В годы затворничества Архип Иванович купил в Крыму участок и уединенно жил в скромном шалаше со своей женой. Видам этого уникального места художник посвятил десятки полотен. Там же в Крыму в 1910 году художник подхватил воспаление легких, которое очень негативно отразилось на его здоровье.
Фото: Public Domain / «Ай-Петри. Крым», Архип Куинджи, 1908 год
"Художник света" - так называют Куинджи, одного из самых необычных мастеров пейзажной живописи 2-й половины 19-го века. Он создал особый тип романтического пейзаажа, основанного на реалистическом восприятии мира. Ни один художник после Брюллова, по свидетельству современников, не пользовался таким шумным успехом, как Куинджи. Его березовые рощи, освещенные ярким солнцем, тихие лунные ночи на Днепре, солнечные закаты и зори поражали зрителей своей поэтичностью, натуральной, доходящей до иллюзии передачей света, особыми лучезарными красками. Сила света в картинах Куинджи, то яркого, праздничного, то таинственно мерцающего, породила даже легенду о "лунных красках", которыми будто бы пользовался художник.
Куинджи обладал поразительной чувствительностью глаза к самым тончайшим нюансам цвета, то есть к его изменениям под действием освещения. Это позволяло ему добиваться исключительно верных тонов в картине при передаче красок зримого мира, безошибочно передавать соотношение света и теней.
Но картины Куинджи восхищали публику не только своей поэзией света. Покоряли они и неожиданностью своих красот, новизной пейзажных мотивов. Особенно восхищает в его пейзажах мягкое очарование украинской природы, воспетой еще Гоголем.
А.И.Куинджи родился в семье сапожника в селении Каросу, близ Мариуполя. Оставшись сиротой, был вынужден "пойти в люди". Рисовал с детства, где только мог. Его хозяин, местный хлеботорговец, заметил талант мальчика и в 15 лет отправил его в учение к Айвазовскому, в Феодосию. Но поучиться у прославленного мастера ему не довелось. Однако, Куинджи долго увлекался живописью мариниста. В начале 60-х годов Куинджи переехал в Петербург, намереваясь поступить в Академию художеств. Но без подготовки не смог выдержать экзамен. А потом упорно, из года в год все делал новые попытки. В 1868 году он провалился снова, но его картина "Татарская сакля на берегу моря в лунную ночь" , допущенная к конкурсу, неожиданно принесла Куинджи звание неклассного художника и разрешение учиться в Академии в качестве вольнослушателя. Однако, разрешение явно запоздало - Куинджи шел 27-й год, и он уже сам стал самостоятельным художником.
Обладая ярким самобытным талантом, Куинджи не терпел проторенных дорог и всегда стремился идти своим путем. Он верил только в свои личные воззрения на искусство и до всего доходил своим умом.
Творческая жизнь Художника была очень плодотворной, он написал огромное количество великолепных пейзажей. Но в 80-х годах неожиданно для публики Куинджи овладел душевный кризис, причина которого до сих пор неизвестна. Почти 30 лет художник вел затворническую жизнь, ничего не писал. И только после его смерти 11 июля 1910 года все созданное им стало достоянием художественной общественности.
Северный остров Валаам. Суровая сумрачность природы, скудость и тоскливое однообразие. Голая каменистая почва, едва прикрытая низкорослыми мхами, чахлые тоненькие деревца, мелкая заболоченная речка с просвечивающим каменистым дном и сине-черная мгла низко нависших туч, выразительно переданные в картине, оставляют унылое, безрадостное впечатление.
Эта картина привлекла внимание художественной общественности к Куинджи. Многих восхитил ее удивительный серебристый тон.
Я прикасаюсь к Вечности рукой. В горах так близко можно встретить Вечность...
Боясь нарушить неземной покой, я ввысь смотрю и вижу бесконечность.
Так далека отсюда суета, так мимолетны чаянья людские...
Здесь только гор немая красота и неба величавая стихия.
Когда стоишь над небом высоко на крыше мира крохотной букашкой -
То дышится свободно и легко, и перед Вечностью предстать совсем не страшно...
С большой поэтической силой Куинджи передал очарование глубокой бархатной южной ночи, сохранив величавую простоту изображения. Вся природа словно погрузилась в сон, объятая чернотой ночи. Тишина царит над миром. Мерцающий серебристо-зеленый свет луны льется с небес на землю, прорезая ночную тьму, тревожа воображение. В его ликующем сиянии все принимает призрачные очертания, неузнаваемо преображается. Серебристой лентой распластался по равнине широкий полноводный Днепр. Искрится легкая рябь на воде. Мазанки, прилепившиеся на спуске к реке, выделяются в темноте белизной стен. Редкие огоньки в них усиливают ощущение покоя. Кое-где видны тропинки, ведущие к Днепру. Противоположный берег тонет во мраке ночи.
"Знаете ли вы украинскую ночь? - писал Гоголь. - О, вы не знаете украинской ночи. Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее, Земля вся в серебристом свете...Тихи и спокойны пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключен в темно-зеленые стены садов...Весь ландшафт спит. А вверху все дышит, все дивно, все торжественно...Как очарование, дремлет на возвышении село. Еще белее, еще лучше блестят при месяце толпы хат; еще ослепительнее вырезываются из мрака низкие их стены. Все тихо."
Образ, созданный Куинджи, перекликается с этой волнующей поэтической картиной природы, нарисованной Гоголем, такой же лирический и проникновенный.
Куинджи запечатлел пейзаж как бы с высоты птичьего полета, добившись тем самым ощущения необъятной шири и грандиозности изображения. Бездонное и величавое распростерлось над землей небо. С поразительной верностью оттенков переданы легкие облака, чуть посеребренные лунным светом. Но самое большое впечатление оставляет свет луны, вышедшей из-за облаков. Иллюзия этого чарующего, фантастического лунного света была настолько сильна, так неотразимо действовала на зрителей, что буквально заставляла подозревать, не усиливает ли художник его эффект с помощью искусственного освещения за картиной.
"Лунная ночь на Днепре" покорила петербургскую публику. К картине на выставке началось форменное паломничество. Длинные очереди зрителей жаждали увидеть прославленное полотно. Откликам в печати не было числа. Труд художника получил полное признание.
Перед нами природа в праздничном наряде. Березовая роща восхищает обилием света, яркой зеленью травы, белизной и стройностью деревьев. Чтобы все внимание зрителя привлечь к освещенным солнцем белоснежным стволам, художник обрезает рамой картины верхушки берез.
Картина вся построена на резких контрастах света и тени, их переходы почти отсутствуют здесь. Густая тень переднего плана контрастирует с освещенной солнцем поляной, вокруг которой глухая стена погруженной в тень рощи. Ее темно-зеленый силуэт выделяется на фоне светло-голубого неба. В тени, окутывающей стволы берез, то там, то тут вспыхивают солнечные зайчики. Три березы, стоящие в центре, наполовину залиты солнцем. Ветви берез с нежной, пронизанной светом листвой - на фоне темной зелени рощи.
Картина выглядит очень нарядной, декоративной. Очень точно выразил свое впечатление от картины художник А.А.Рылов: "Березовая роща" - какая странная композиция, какая упрощенность форм и красок! Краски сочные, душистые, точно пропитаны березовым соком. Как смело художник обрезал рамой стволы берез наверху. Ничего, что темно-коричневые стволы на корнях берез ненатуральны, и все как будто ненатурально. Не беда. Эти коричневые краски подчеркивают сочность зеленых тонов. Реальна эта радость, сверкающая под душистыми березами."
Необъятная степь, не имеющая ни конца, ни края, и над ней бездонное серебристо-серое небо, словно завешенное легкой пеленой облаков. Моросит дождь. По разъезженному тракту, утопая в грязи, томительно медленно тянутся обозы, вырисовываясь темными силуэтами в туманной мгле. Их вереница, извиваясь вдоль дороги, растянулась по всей степи, подчеркивая ее широкий размах, и, кажется, путь, лежащий перед чумаками, нескончаем. Тоскливый вой собаки, врывающийся в сонное оцепенение степи, усиливает ту тоску и отчаяние, которыми до предела наполнена картина.
Украинская ночь (1876)
Является предположительной — в архивах хранятся три паспорта художника: в одном из них указано, что он родился в 1841 году, во втором — в 1842 году, а в третьем — в 1843 году.
Не все однозначно и с фамилией художника. Он происходил из семьи обрусевших греков. В метрике было записано , что он сын Ивана Еменджи. Но мальчику, предположительно, досталась фамилия деда-ювелира Куюмджи, позже вписанная в неправильной транскрипции.
Отец Куинджи был сапожником. В 1845 году он умер, вскоре ушла из жизни и мать Архипа. Рано оставшись сиротой, мальчик не смог получить образования. Предположительно до десяти лет он посещал начальную греческую школу, а через год поступил к подрядчику по строительству церкви, затем прислуживал богатому зерноторговцу. Именно в этом возрасте у него проявилась страсть к рисованию. Один из феодосийских хлеботорговцев посоветовал Архипу ехать учиться в Феодосию к знаменитому маринисту Ивану Айвазовскому. Куинджи направился в Феодосию пешком, пробыл там почти все лето, но великий мастер не оценил талант подростка. Поэтому первые уроки живописи Куинджи получал от родственника Айвазовского — Адольфа Фесслера. Возвратившись в Мариуполь, Куинджи стал работать ретушером у местного фотографа, а затем направился в Одессу, где думал с братьями открыть собственную студию, но не смог собрать для этого нужных средств.
В начале 1860-х годов он приехал в Петербург, рассчитывая поступить в Академию художеств, но учеником академии так и не стал. В 1868 году, выставив на конкурс картину "Татарская деревня при лунном освещении на южном берегу Крыма", он получил звание свободного художника и стал вольнослушателем академии.
В 1872 году за картину "Осенняя распутица" он получил звание классного художника.
В 1873 году Куинджи выставил в Обществе поощрения художеств картину "Снег", за которую в 1874 году на международной выставке в Лондоне получил бронзовую медаль. В том же году он выставил в Вене свою картину "Вид на остров Валаам", в Петербурге — "Ладожское озеро".
В 1874 году на выставке товарищества передвижных выставок Куинджи представил "Забытую деревню", в 1875 году — картины "Степи" и "Чумацкий тракт", в 1876 году — "Украинскую ночь", которая в 1878 году вместе с "Видом на остров Валаам" и "Чумацким трактом" появилась на всемирной выставке в Париже.
В 1877 году Куинджи стал членом товарищества передвижных выставок. В 1878 году художник выставил свои картины "Лес" и "Вечер в Малороссии", в 1879 году — "Север", "Березовую рощу", "После грозы". В том же году Куинджи покинул выставки товарищества.
В 1880 году он устроил в Обществе поощрения художеств выставку одной своей картины "Ночь на Днепре", которая имела небывалый успех, и в том же году была выставлена в Париже.
В 1881 году так же отдельно Куинджи выставил "Березовую рощу", имевшую столь же крупный успех, в 1882 году — "Днепр утром" вместе с "Березовой рощей" и "Ночью на Днепре". После этой выставки до конца жизни Куинджи больше нигде своих картин не выставлял, а до 1900-х годов никому и не показывал.
В конце 1890-х — начале 1900-х годов художник часто писал горные пейзажи Кавказа ("Казбек вечером", "Эльбрус днем"). В творчестве Куинджи также проявились элементы стиля модерн — в полотнах "Поляна в лесу. Туман" (1890-е), "Пятна лунного света в лесу. Зима" (1900-е), "Лунная ночь. Раздумье" (1876-1890), "Сумерки" (1890-1895). Пантеистическое чувство, которое пронизывает эти произведения, ощутимо в картинах "Радуга" (1900-1905) и "Дубы" (1900-1905).
На рубеже веков Куинджи много работал над мотивом заката, написав "сюиту" произведений — "Закат зимой. Берег моря", "Красный закат" (обе — 1900-е), "Закат в степи на берегу моря" (1900-1910).
Одновременно с творчеством Куинджи проявлял свои практические способности — он стал владельцем нескольких доходных домов в Петербурге, купил участок земли в Крыму.
Куинджи преподавал в петербургской Академии художеств. С 1892 года — профессор, с 1894 года — профессор-руководитель пейзажной мастерской. В 1897 году он был уволен за поддержку студенческих волнений. Среди его учеников были Аркадий Рылов, Константин Богаевский, Николай Рерих и др.
С 1893 года Куинджи был действительным членом Академии художеств.
Он был инициатором создания в 1909 году Общества художников, позже получившее название Общество имени А.И. Куинджи.
Став миллионером, Архип Куинджи продолжал жить крайне скромно, но тратил большие суммы на поощрение бедных молодых живописцев. В 1904 году он принес в дар Академии художеств 100 тысяч рублей для выдачи 24 ежегодных премий, в 1909 году пожертвовал художественному обществу своего имени 150 тысяч рублей и свое имение в Крыму, а Обществу поощрения художеств 11,7 тысячи рублей для премии по пейзажной живописи.
24 июля (11 июля по старому стилю) 1910 года Архип Куинджи скончался в Петербурге. Похоронен на Смоленском православном кладбище, позже его прах был перенесен в Некрополь мастеров искусств Александро-Невской лавры.
Художник был женат на обрусевшей гречанке Вере Кетчерджи, с которой познакомился в Мариуполе еще в юношеские годы.
В 1989 году в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) в Биржевом переулке в доме, где художник провел последние 13 лет жизни, был основан Музей-квартира А.И. Куинджи.
Материал подготовлен на основе информации открытых источников
Загрузка...
