По-польски "крок" - это шаг: шаг вперед
Если бы Крока не было, его надо было придумать. Как какого-то фантастического героя, который что-то наконец такое совершит, в результате чего жизнь всех изменится к лучшему. Но он не фантастический герой, и придумывать его не надо. Кирилл Крок уже существует: он директор Театра имени Евгения Вахтангова, и сегодня у него - день рождения. Красивая цифра - 50.
Да, Кирилл Крок - реальный человек с реальной биографией, и исключительно театральной. Вообще, иногда кажется, что он родился в театре, настолько хорошо его знает. Но родился он, как и все, в роддоме, учился, готовился в юристы, но отказался от карьеры законника и, поругавшись с родителями, не разделявшими любви сына к Мельпомене, пришел в театр. Там он не стал разве что артистом, а по технической части освоил многие профессии: был бутафором, осветителем, монтировщиком сцены… Поэтому Крока на мякине не проведешь: театральное дело знает «от и до».
Кстати, слово «крок» по-польски означает «шаг», и соответственно своей фамилии нынешний юбиляр лихо шагал по театральной лестнице - от монтировщика до директора-распорядителя и замхудрука в театре «Модерн», позже работал заместителем ректора Школы-студии МХТ и директором учебного театра. Так что в Вахтанговский, куда был приглашен в 2010 году, Крок пришел с определенным опытом руководителя.
Только Вахтанговскому - этому мощному кораблю с его именитой командой - все равно, какой у нового назначенца опыт, и прежние заслуги для него не в счет. Для Вахтанговского важнее совпадение по группе крови. И тут, надо сказать, счастливое совпадение: в пару к новому худруку Туминасу (заступил в Вахтанговский чуть раньше) пришел не революционер или продвинутый менеджер, который резко меняет команду и строит свой авторитет за счет уничтожения предшественника, а тот, кто продолжил уважительно делать то, что делали до него много-много разных людей. Например, такой легендарный директор, как Иссидор Тартаковский, работавший с Симоновым и Ульяновым.
Более того, Крок пришел не в самый лучший для театра момент, когда у актеров из-за конфликта с предыдущей администрацией (та платила себе в разы больше, чем тем, кто каждый вечер выходил на сцену) было сильное недоверие к начальству. А тут - и худрук из Литвы, и директор новый. Да кто знает этого Крока?! А тому 42, он без регалий. Но… Все-таки недаром дается фамилия: крок за кроком, то есть шаг за шагом и без лишних слов, новый управленец начинает работать, и все дивятся: вы смотрите, а малыш-то наш - ого-го!
За неполных семь лет в театре на Старом Арбате «малыш» (а это произносят уже с другой интонацией, да уже и без «малыша») делает то, что другим за десятки лет не удавалось: не закрывая театр на ремонт, меняет старую сцену (ее бережно распиливают на деревянные бруски и раздают работникам как артефакты), меняет техническое оборудование…
Это еще что: он завершает долгострой новой сцены, который тянулся (а по сути - стоял) 13 (!!!) лет. Открывает это пространство - с новыми гримерными, цехами (столярка - предмет особой гордости), с фитнес-зоной для всех без исключения работников театра (парься в сауне и артист, и бутафор!)…
В послужном списке строителя Крока также значатся: театральное общежитие на несколько семей; арт-кафе, где проходят творческие вечера артистов разных поколений; мемориальная квартира Евгения Вахтангова, заново отреставрированная и открытая для посетителей; наконец, Симоновская сцена, открытие которой состоялось буквально две недели назад. За год и девять месяцев (!!!) капитально отремонтировано и реконструировано здание 1936 года (3,5 тысячи кв. м), много лет пребывавшее в разрушающемся состоянии.
Теперь у Вахтанговского есть еще две новые сцены с репетиционными залами, у зрителей - старый/новый театр, у «Щуки» - новые учебные классы. И это - Крок со своей командой, которую, замечу, он не приводил, а формировал все эти годы из прежних и новых сотрудников. Я уж не говорю о финансовой стороне вопроса: в Вахтанговском очень высокие зарплаты, и на каждый дотированный Министерством культуры рубль театр сегодня зарабатывает два с половиной. Как?!
А это спросите у Римаса Туминаса, который делает такие спектакли, на которые так просто не попадешь. У Кирилла Крока, который так умело ведет театральное дело, что имеет результат другим на зависть. И вообще этот дуэт театральных руководителей Туминас-Крок, со своей не показной, обходящейся без громких обещаний и заявлений работой (без борьбы непонятно за что), - лучшее доказательство того, что НЕреволюционный путь оказывается полезнее для искусства в России. Надо иметь талант, и просто работать каждый день, и главное - быть порядочным по отношению к другим, заботиться о стариках. Может, в этом - наши национальные скрепы?..
| Кирилл Крок | |
| Имя при рождении: |
Кирилл Игоревич Крок |
|---|---|
| Дата рождения: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Место рождения: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Дата смерти: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Место смерти: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Профессия: | |
| Гражданство: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Годы активности: | |
| Псевдонимы: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Амплуа: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Театр: | |
| Роли: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Спектакли: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Награды: |
Нагрудный знак Министерства культуры РФ |
| IMDb : |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Сайт: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Подпись: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| [[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Произведения]] в Викитеке | |
| Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). | |
Кирилл Игоревич Крок (род. 15 ноября , Москва) - театральный общественный деятель, директор Государственного академического театра им. Евг. Вахтангова с 2010 г.
Биография
Окончил московскую школу №166. Бросив юридический институт, работал бутафором, осветителем, монтировщиком сцены в московском ТЮМе , в Детском центр-театре "На Полянке", в театре иллюзий. С 2000 г. работал на должности директора-распорядителя московского театра "Модернъ" , заместителем художественного руководителя. . В то же время был заместителем ректора Школы-студии МХАТ и директором её Учебного театра.
В 2010 г. был приглашен в приглашен в Государственный академический театр имени Е. Вахтангова. При нем удалось из финансируемой организации превратить театр в высокоприбыльный, где "практически никогда не бывает свободных мест". За заслуги в управлении театром был награждён высшей ведомственной наградой Министерства культуры РФ.
Напишите отзыв о статье "Крок, Кирилл Игоревич"
Примечания
Ссылки
Отрывок, характеризующий Крок, Кирилл Игоревич
А ещё, она вернулась для того, чтобы в последний раз увидеть Белого Волхва... Своего супруга и вернейшего друга, которого так и не смогла никогда забыть. В своём сердце она простила его. Но, к его великому сожалению, не смогла принести ему прощение Магдалины.... Так что, как видишь, Изидора, великая христианская басня о «всепрощении» это просто детская ложь для наивных верующих, чтобы разрешить им творить любое Зло, зная, что чего бы они ни сделали, в конечном итоге их простят. Но прощать можно лишь то, что по-настоящему достойно прощения. Человек должен понимать, что за любое свершённое Зло ему приходится отвечать... И не перед каким-то таинственным Богом, а перед собой, заставляя себя же жестоко страдать. Магдалина не простила Владыко, хотя глубоко уважала и искренне любила его. Так же, как она не сумела простить и всех нас за страшную смерть Радомира. Ведь именно ОНА лучше всех понимала – мы могли помочь ему, могли спасти его от жестокой смерти... Но не захотели. Считая вину Белого Волхва слишком жестокой, она оставила его жить с этой виной, ни на минуту не забывая её... Она не захотела даровать ему лёгкого прощения. Мы так больше никогда и не увидели её. Как никогда не увидели и их малышей. Через одного из рыцарей своего Храма – нашего волхва – Магдалина передала ответ Владыке на его просьбу вернуться к нам: «Солнце не восходит в один день дважды... Радость вашего мира (Радомир) уже никогда не вернётся к вам, как не вернусь к вам и я... Я нашла свою ВЕРУ и свою ПРАВДУ, они ЖИВЫЕ, ваша же – МЕРТВА... Оплакивайте своих сыновей – они вас любили. Я же никогда не прощу вам их смерти, пока жива. И пусть вина ваша остаётся с вами. Возможно, когда-нибудь она принесёт вам Свет и Прощение... Но не от меня». Голову же Волхва Иоанна не привезли в Мэтэору по той же самой причине – никто из рыцарей Храма не захотел возвращаться к нам... Мы потеряли их, как теряли не раз многих других, кто не хотел понять и принять наших жертв... Кто так же, как ты – ушли, осуждая нас.Театрал, 15.11.2017
Один из самых успешных менеджеров театральной России Кирилл Крок не раз становился героем «Театрала», комментируя острые вопросы современной культуры. Однако сегодня наш разговор с ним не как с экспертом. В ноябре директор Театра им. Вахтангова отмечает 50-летний юбилей. Человек строгий и деловой, он впервые согласился рассказать подробнее о своей судьбе, в которой много было головокружительных моментов…
– Кирилл Игоревич, юбилей – отличный повод подвести промежуточные итоги. В юности, начиная путь монтировщика, вы могли предположить, что однажды возглавите один из ведущих театров страны?
– Вообще никогда таких мыслей не было. Ни в бытность монтировщиком, ни в ту пору, когда я стал директором-распорядителем в маленьком московском театре. Но у меня всегда было желание реализовать себя, чтобы отдавать театру каждую свободную минуту и видеть результат.
Двадцать лет назад, бегая в «Ленком» на премьеры, я про себя отмечал, в каком состоянии театр. За лето отремонтировали вентиляцию, обновили лепнину, покрыли лаком полы И по сей день Марк Борисович Варшавер является для меня примером директора – человеком, который умеет строить театр.
– А кто еще был для вас примером?
– Анатолий Миронович Смелянский. Мы работали десять лет вместе в Школе-студии МХАТ (он ректор, я заместитель), и я многому у него научился. Он замечательный критик, театровед, ученый, но при этом он колоссальное внимание уделял бытовым вопросам. Ему ничего не стоило покинуть свой уютный кабинет и отправиться по этажам Школы или спуститься в подвал. В конце сезона спрашивал у меня: «Какие планы? Что будем ремонтировать летом?» Я перечислял. «А туалеты на первом этаже будем делаем?» – «Да вроде они в норме». – «Нет, это главное, надо обновить». Он стал очень важным человеком в моей судьбе, который меня не учил, не воспитывал, а личным примером показывал, как надо. Как должно быть!
– О Школе-студии мы еще поговорим, но хочется вернуться к истокам. Как все-таки вы попали в театральную сферу?
– С детства занимался в театральной студии Дворца пионеров. Лет в 15-16 понял, что актером никогда не буду и что, наверное, это не мое. Однако бросать студию мне не хотелось, и я стал заниматься, как бы сейчас это назвали, техническим обеспечением спектакля. Мы сами делали декорации, меня затянуло. Но до 25-ти лет я себе внятной карьеры в театре не представлял. Я просто работал бутафором, осветителем, потом монтировщиком сцены, зав.постом в Московском Театре юных москвичей и в детском театре «На Полянке»
– То есть вы прошли все ступеньки…
– Да. Я проводил спектакли по свету. А однажды, когда заболел радист (нынче эта должность называется звукорежиссер) постановщик сидел рядом со мной и подсказывал: «Сейчас музыка». И я нажимал кнопку на магнитофоне, выводил громкость на микшере, включал микрофоны. Такой хороший опыт. С тех пор техника шагнула далеко вперед, но суть осталась прежней. Так что понимание профессии у меня есть. Причем не просто, как устроен театр, а как работает та или иная служба.
– Первая серьезная должность – это директор театра «Модерн»?
– Да. Туда меня пригласили сначала на должность зав. ХПЧ.
– Но разве не возникало мечты о каком-то большом театре?
– Честное слово, не думал об этом. Я абсолютно ясно понимал, где и кем я работаю. Но продолжалось это недолго: в какой-то момент позвонил мой знакомый и сказал: «Кирилл, в Школе-студии МХАТ сейчас идут дипломные спектакли, а зав. ХПЧ нет. Нужен человек, который мог бы его заменить». Я ответил: «Пойми, я работаю в театре, я не могу его бросить. К тому же, Школа-студия – это учебное заведение, а мне все-таки интереснее работать в драматическом театре». Он говорит: «Но все равно ты не мог бы к ним сходить – просто послушать какая помощь требуется? Поможешь советами и откажешься. Выручи меня. Если никто не придет, мне будет неудобно».
Он дал мой мобильный телефон, и меня пригласили. Я думал, со мной будет говорить проректор или директор Учебного театра. Но меня проводили в кабинет тогдашнего ректора Анатолия Смелянского. И Анатолий Миронович, включив свое обаяние, сказал: «Я вас прошу, у нас сложилась безвыходная ситуация. Я сам только недавно ректором здесь…» Я ему говорю: «Анатолий Миронович, мне очень лестно ваше предложение, но бросить Модерн я не могу». Тут он так усмехнулся и продолжил: «Я не прошу вас бросать. Мне самое главное, чтобы вы нам помогли в течение сезона выпустить спектакли. Чтобы вы могли с художником, с режиссером принять чертежи, составить техническое задание, организовать выпуск, прийти сюда, смонтировать, а эксплуатация уже не ваши вопросы».
В общем, я согласился, но при условии, что из «Модерна» не ухожу и работаю, что называется, на подхвате, совмещая две должности.
Через 6 месяцев, когда учебный сезон подошел к концу, мне снова звонят: «С вами хочет встретиться ректор». Приезжаю в Школу-студию. Думаю: наверное, какие-то претензии или, возможно, хотят сказать, что человека уже нашли.
Захожу в кабинет к Анатолию Мироновичу. Он говорит: «Вы отработали 6 месяцев, все вас так хвалят и педагоги, и режиссеры. Поэтому у меня к вам предложение: Вы не хотели бы стать директором Учебного театра?» – «Да вы что?! Нет, конечно». – «Ну, подождите, вы же прекрасно успеваете». – «Вы извините, Учебный театр в таком запущенном состоянии, что мне туда даже заходить неприятно. Я не понимаю, как там можно работать. И если в нем я стану директором, значит, я за это отвечаю». – «Я поэтому вас и прошу. Вот сейчас впереди лето, давайте подумаем, сколько требуется денег на ремонт. Проведем реконструкцию под вашим контролем и станете директором».
Все мои аргументы Анатолий Миронович уверенно отбивал. Я говорил: «Понимаете, я никогда в своей жизни этим не занимался – не делал ремонты в театрах, не продавал билеты, не рекламировал спектакли…» – «Ну, вот и начнете. Ударили по рукам! Все-таки здесь Школа-студия, Московский художественный театр» – «А как же Модерн?» Но в конце-концов Смелянский сжалился: «Хорошо, я же не отговариваю вас бросать Модерн. Если он вам так дорог, пожалуйста, оставайтесь там работать. Но примите и мое предложение». – «Я могу принять ваше предложение только при одном условии. Давайте я составлю некое техническое задание, что нужно сделать в первую очередь в Учебном театре за это лето. Потому что быть директором, где облезлые стены и драный линолеум, я не могу».
Так моя история с Анатолием Мироновичем закрутилась. Мы сделали первый ремонт, потом – второй, третий, пятый Сменили все световое, звуковое оборудование, даже кресла в зрительном зале поменяли. Через какое-то время Анатолий Миронович мне говорит: «Слушай, Кирилл, у меня уходит мой зам, проректор, я лучше кандидатуры не найду. Очень важно в театральном институте, чтобы человек понимал, что такое театр, что такое актеры, что такое театральная технология. Я тебя прошу, и заодно уйдешь от Враговой. Давай, ты будешь моим замом, проректором и параллельно директором Учебного театра».
Отказать я уже не смог, но параллельно и Врагова, узнав, что я в Школе-студии веду столь ответственную деятельность, сделала меня своим первым замом. И мои жизненные университеты, собственно говоря, так и начались. В таком режиме я работал 10 лет. В Школе-студии у меня появилось право первой подписи, понимание финансовой ответственности, знание бюджетного кодекса и всех остальных законов. Были очень опытные люди, которые окружали Анатолия Мироновича особенно в бухгалтерии – у них я многому научился.
– А ошибки были какие-нибудь?
– Конечно. Не ошибается тот, кто не работает. Были ошибки, и их было много. Я себе шишки набивал. Я всегда говорил: «Шишки – это мой золотой багаж». И все это относится преимущественно к Школе-студии, где помимо Смелянского тебя окружали Табаков, Райкин, Лобанов, Покровская, Козак, Каменькович… Имена!
Однажды от театра «Модерн» я поехал в Департамент культуры сдавать отчет за последние 5 лет: как у нас выросла посещаемость театра, доходы от продажи билетов и т.д. И никогда не забуду, как Галина Валентиновна Лупачева, которая сейчас работает первым замом руководителя Департамента культуры, взяла мою табличку, долго и внимательно ее изучала и наконец спросила: «Это правда, что здесь написано? Это реально?» – «Я отвечаю за каждую цифру». – «Потрясающе!» Вот такие вещи запомнились, и были очень важны. Часто слышу и сейчас в свой адрес: «А если бы Крок работал в неизвестном театре, а не в Театре Вахтангова, какие были у него тогда результаты?» Могу ответить: в таком театре я работал. За 10 лет работы в «Модерне» посещаемость театра увеличилась с 43% до 97,7%, доходы с 1,700 тыс. руб. до 17,000 тыс. руб.
Чему еще научила меня работа в театре «Модерн», так это тому, что вопреки тяжелой обстановке в коллективе, ты можешь не уподобляться большинству, а работать на опережение, открывать новые горизонты. Тогда не имея ничего, можно сделать что-то, добиться конкретного результата.
Например, однажды намечались гастроли в Челябинске. За две недели до старта я позвонил уточнить, как продаются билеты. Раздраженная женщина на том конце провода ответила: «Ничего не продано! Отменяйте гастроли. Зачем вам головная боль. Кто вообще позвал сюда ваш театр?! На дворе май, зрителей нет, никто в театры не ходит!» Я ей говорю: «Погодите, ну, сколько продано билетов конкретно?» – «100 штук». А там зал под тысячу мест. Я понимаю: действительно, позор. Гастроли, мы едем в полном составе, везем две фуры декораций…
И тогда я в отчаянии беру трех девчонок-администраторов и мы направляемся в Челябинск. В целях экономии остановился я в какой-то невзрачной гостинице. В театре договорился, что у меня отбирают на всякий случай паспорт, чтобы не сбежал, выдают билеты и заключат со мной договор как с реализатором. Дама, которая кричала в трубку, скептически на меня смотрела: «Вы что, будете бегать по городу и билеты продавать? Мы это и сами делаем. Вы хотите сказать, что вы знаете наш город лучше, чем мы?» – «Я ничего не хочу сказать, а просто спасаю положение».
Короче говоря, выдали мне билеты, и мы вчетвером действительно стали бегать по городу. Если говорить о цифрах, то мы получили в первый день по 50 билетов на каждый из четырех наших спектаклей. Кроме того, была жесткая установка: каждый день каждый из нас должен продавать 100 билетов.
– И пока не продашь – не возвращайся?
– Именно так. Кончилось тем, что за неделю до гастролей мы всё же продали все билеты.
Я ходил в организации, протыривался через службу охраны. Меня останавливали, но внутренний голос твердил: тебе не стыдно будет, если приедут артисты и станут играть при полупустом зале? Я бы такого позора не перенес. В общем, в последний день нашей работы мы реализовали последнюю партию, бухгалтерия выплатила нам комиссионные, мы поделили их поровну и, довольные, разбрелись гулять по Челябинску. Май, тепло, светит солнце. У меня была эйфория. Завтра приедет театр, а в зале на все спектакли – аншлаг!
По пути мне попался подземный торговый центр. И там на радостях я купил себе белый костюм, белые туфли и белую шляпу. В нем я и встречал театр в аэропорту Челябинска. Все сказали: «Дон Карлеоне!» Он у меня потом несколько лет висел в Москве, как суровое напоминание о гастролях в Челябинске.
– В местном театре были, наверное, удивлены такими несметными продажами?
– Директором театра был тогда Владимир Макаров. После меня он чистил службу свою: «Вы сидите, ничего не делаете. Учитесь у москвичей». Конечно, меня тихо ненавидела местная билетная служба, но мы все-таки подружились: в последующие годы они не раз ко мне обращались за советом – как сделать это, как сделать то. Это мой ценный жизненный опыт.
– Сейчас, когда билеты Театра им. Вахтангова отлично продаются как в России, так и за рубежом, часто вспоминаете тот челябинский опыт?
– Я о нем и не забывал.
– Хорошо. Давайте перейдем к тому моменту вашей биографии, когда вы получили приглашение от Римаса.
– Это не было приглашением. История тянулась достаточно долго. Я понимал уже, что работать дальше в «Модерне» – занятие бесперспективное. Решил: закончится этот сезон, и я уйду. А случилось вот что: Римас Туминас, который недавно только стал художественным руководителем Театра им. Вахтангова (в нынешнем году исполнилось 10 лет, как мастер возглавил театр), попросил одну нашу общую знакомую найти человека, который может проконсультировать его в вопросе грамотного расходования средств Президентского гранта. А так как Школа-студия была грантополучателем, то меня попросили помочь Римасу. Мы не были прежде знакомы. И действительно вскоре раздался звонок, и я услышал в трубке: «Здравствуйте, это Римас. Мне нужен ваш совет по поводу гранта. Вы не могли бы приехать в театр?»
И я, конечно, приехал. Говорили долго. Я дал ему весь расклад, но в конце нашей встречи спросил: «А почему у вас сомнения? У вас же опытная дирекция». Он ответил: «Да, понимаете, мне объясняют, что так расходовать нельзя. А я хочу, чтобы было так, как вы только что изложили».
Проходят две недели, снова звонок. «Это Римас. Извините за беспокойство, но все же, мы не могли бы опять встретиться?» На сей раз у него были другие вопросы по закупкам, например. Я ответил, что в этих вопросах в каждом конкретном театре есть свои нюансы. Поэтому лучше всего справиться в дирекции. Но вдруг Римас сказал, что не может найти никакого понимания с дирекцией и не знает, что делать. Он был сдержан, на личности не переходил, ни одного плохого слова. Но было ясно: он в затруднении.
Через три недели опять раздается звонок. Прихожу. Поднимаемся к Римасу в кабинет, он рассказывает вещи, которые с административной точки зрения его не устраивают и вдруг предлагает стать директором мне. Я даже не понял, о чем идет речь, переспросил: «Директором чего?» Он говорит: «Вахтанговского театра». И я тогда ему сказал, что это очень серьезное предложение, и что я не могу его принять, поскольку…
– Театр «Модерн»?
– (Смеется.) Хорошая шутка. Нет. Мне не нравилось, что мой приход навредит той дирекции. Но Римас сказал: «Это уже дело решенное. Я твердо определил, что ищу нового директора, нынешний директор об этом знает. Так что опасаться нечего. Подумайте. Для дальнейшего шага предстояла встреча с министром. Это сейчас для нашего театра встретиться с министром – дело несложное, а тогда с непривычки представлялось целым событием. Римас говорит: Завтра мы с вами в 10 утра должны быть в Минкульте. Без десяти десять я буду вас ждать у входа.
Наступает утро. Я надел галстук (по жизни я галстуки не очень люблю) и пошел на прием, на котором, как оказалось, сидела почти вся коллегия, все руководители департаментов, все замы. Александр Авдеев (тогда министр культуры) – во главе стола.
Я сажусь с краю. Римас рядом. Авдеев говорит, что в Вахтанговском театре назрела непростая ситуация: у артистов одни из самых низких зарплат среди федеральных театров, Римас Владимирович пытается это положение исправить и мы, мол, всячески его поддерживаем и потому сейчас он нам представит кандидата на пост директора.
Рассказал о себе, о том, что свой творческий путь я начинал монтировщиком сцены и что кроме театра нигде никогда не работал, прошел все ступени, сейчас работаю в Школе-студии МХАТ замом по финансово-хозяйственной деятельности. В театре Модерн являюсь первым заместителем художественного руководителя, а фактически директором театра и т.д. Они слушают и обращаются к Римасу: Мы, конечно, поддержим любую вашу кандидатуру. Но вся ответственность лежит на вас и теперь на Кирилле Кроке, поскольку это великий театр. Вы понимаете, какие там артисты. Вам следует очень деликатно, осторожно входить в этот коллектив. Наконец, когда заседание кончилось и все стали расходиться, Александр Авдеев задает мне вопрос: Скажите, Кирилл, вам имя Семен Григорьевич Крок ничего не говорит? Я оживился: Как не говорит? Это мой дед. Александр Алексеевич всплеснул руками: Боже мой, это ваш дед?! – Да, а что такое? Он оборачивается к остальным: Ваш дед меня вырастил, дайте я вас обниму. Я ничего понять не могу, но встаю из-за стола, иду. Он меня обнимает и говорит: А ваша бабушка? Я говорю, что жива. Он: А Розочка? (Это моя тетя.) Рассказал про тётю.
Оказалось, что родители Александра Алексеевича были дипломатами и жили на Речном вокзале на той же самой лестничной клетке, что и мои родственники. Таким образом, когда родители уезжали в длительную командировку, оказывается, мой дед воспитывал будущего министра.
Все чиновники притихли. Вот вам мой мобильный телефон, всегда звоните, – сказал он на прощание. – Если я даже не смогу ответить, вы мне напишите лучше. Я потом вам перезвоню ближе к вечеру. Мне надо звонить только утром или поздно вечером.
Я вышел, иду по Тверской в Школу-студию и у меня слезы на глазах наворачиваются – знак судьбы! Я тут же набрал свою тетю: А что же ты мне никогда не говорила, что знакома с Александром Авдеевым? Она: А что такое? Я рассказал всю историю. Тетя отвечает: Надо же, ты был сейчас у Саши в кабинете?! – Да, но почему раньше ты мне не рассказывала? – Понимаешь, мы сейчас редко общаемся, разве что на Новый год и на 8 Марта он меня поздравляет.
– Как в Школе-студии отнеслись к вашему увольнению?
– Я пришел, постучался в кабинет Анатолия Мироновича и сообщил, что я только что от министра и меня утвердили на должность директора Театра им. Вахтангова.
Анатолий Миронович с удивлением на меня посмотрел и сказал: Я так рад за тебя, Кирилл! А как так? Рассказал. Договорились, что резко уходить я не буду – сначала доведу все дела в Школе-Студии. Кстати, мне потом помощница Анатолия Мироновича рассказала, что когда я вышел от Смелянского, он пошел к Табакову и сказал: Олег, вот я тебе говорил, возьми Кирилла к себе первым замом, ты не взял. Теперь он уходит в Вахтанговский театр.
– Недаром несколько лет спустя, открывая сезон в МХТ, Олег Павлович сказал, что взращенные нами кадры, работающие теперь у хуторянина Туминаса, наступают нам на пятки.
– Да, да, точно.
– В Театре им. Вахтангова вы встретили сопротивление?
– Конечно. Любой театр сопротивляется любому вновь пришедшему человеку, а тем более директору, да еще из какого-то плохонького московского театрика. Римас Владимирович оказывал мне ежедневную поддержку, звонил когда был на гастролях, приходил первое время в кабинет не один раз в день. Я ему очень признателен за то плечо в театре в начале моей работы. Да и за все вообще…
Так совпало, что мой приход сопровождался переводом сотрудников и артистов на новую систему оплаты труда. И получалось, что аванс людям выплатили немного меньше, чем было прежде, но с тем расчетом, что зарплата станет выше. Мы написали об этом объявление, по возможности постарались всех оповестить, но театр большой, все заняты и, видимо, не до всех информация дошла. В день выплаты мне позвонил один уважаемый артист, корифей труппы и возмутился: Вы не понимаете, молодой человек, в какой театр пришли! Чем вы занимаетесь! Нельзя так поступать с людьми, которые отдали этой сцене всю свою жизнь! Я был в ужасе. К тому же, голос у актера поставленный – попробуй перекричи. Сейчас он мой лучший друг.
И вот я считал дни до зарплаты, чтобы артисты получили, наконец, свой полный заработок и убедились в моей правоте. С Римасом Туминасом, мы работаем легко, понимая и помогая друг другу ежедневно.
– Наступило счастье?
– Нет. Люди ведь осторожны. Недовольство сменилось сомнением: мол, а не отнимут ли эти выплаты у нас в следующий месяц? Ведь действительно у некоторых активно занятых в репертуаре артистов зарплата увеличилась раза в три.
Короче говоря, не сразу меня приняли. Были и язвительные взгляды в спину. Одна дама, которая просила меня приобрести что-то важное для ее цеха, сказала: Да, а что, денег в театре уже нет? Я объяснял: Мы непременно приобретем, но только немножечко позже.
– А как в Модерне восприняли ваш уход?
– Артисты и сотрудники поздравляли меня и желали успехов. Врагова в этот день объявила меня своим врагом и предателем ее театра. Вот такая своеобразная благодарность за 10 лет стабильной и успешной работы.
– Но сейчас уже нет ощущения внутренней тревоги? Вы открываете одну сцену за другой. Театр за эти годы значительно изменился…
– Да нет, всякое новое дело – это всегда тревога, если относишься к нему серьезно. Но вместе с тем понимаешь, как летит время. Кажется, только вчера мы открывали Новую сцену, а теперь у нее уже своя история и сформировавшийся репертуар.
В минувшем году у нас появилось Арт-кафе. Многие меня отговаривали: дескать, зачем нужно еще одно пространство, меня в этой идее поддержал Туминас. И у Арт-кафе появился свой зритель. В этой гонке порой уже не успеваешь волноваться, но ясно одно: когда у театра внятная художественная программа, когда есть сильный творческий лидер, выпускающий спектакли, которые становятся событиями не только его творческой жизни, а признаются театральным сообществом, а зрители за месяц раскупают все билеты в театр, тогда и директору работать легче, поскольку театр дает конкурентоспособный художественный продукт. И пока мы на огромном творческом подъеме, открывается второе, третье дыхание, и уже не важно, четыре у тебя площадки или шесть.
В ноябре после капитальной реконструкции открываем Симоновскую сцену.
– Хороший подарок к юбилею.
– Никогда даже не думал об этом. Хотя когда видишь, как ветхое, обшарпанное здание, где не было, простите, даже канализации и все стоки сливались в пустоты под землей, превращается в современный театр со новейшим оборудованием, просторными залами и свежими гримуборными, – у меня сердце радуется.
– Благодаря вашей деятельности у Театра им. Вахтангова появится новая страница в истории.
– Историей занимаются театроведы. Моя сфера другая. Я знаю, что Театр им. Вахтангова по всем показателям находится в прекрасном творческом состоянии, в прекрасном производственном состоянии, в прекрасном административном состоянии, в блестящем финансовом положении. И мне за это не стыдно. Знаете, как обычно бывает, в фойе мрамор, всё горит, сверкает, а за кулисы заходишь – о, Боже!
У нас и в фойе, и за кулисами – чистота. Мне не стыдно. По просьбе Академии по подготовке кадров при президенте Российской Федерации второй год подряд я провожу здесь экскурсии для чиновников-управленцев от культуры, которые приезжают из регионов на профессиональную переподготовку. Мы ходим по закулисью, а потом собираемся за круглым столом и обсуждаем проблемы современного театра. И они всегда задают вопрос: как такое возможно? Беседа затягивается, потому что даже коротко рассказать обо всем не получается. Но главное, что в Театре им. Вахтангова на сегодня не осталось ни одной площади, цеха или закутка, куда за семь лет работы не ступала бы нога строителя. Мы всё сделали, всё обновили, поменяли какое-то оборудование. Как ребенок, радуюсь каждому углу, который отремонтирован в театре. Хожу любуюсь, не могу наглядеться.
Игорь Золотовицкий: Зрителю все равно, каким образом добиваются воздействия на него. Ему это будет или нравиться, или не нравиться , Общественное российское телевидение, 26.11.2018
Марина Васильева и Алексей Розин: «У нас нет декораций: если я плохо сыграю, зрители запомнят только мою отвратительную игру» , Harpers" Bazaar, 20.10.2018
– Кирилл Игоревич, после нескольких лет спада интереса к Театру Вахтангова он вновь приобрел популярность, что связано с приходом нового художественного руководителя Римаса Туминаса. Можно сказать, что театру повезло, потому что в нем одновременно появились две яркие фигуры – худрук и директор.
– Большое спасибо, но я вас, если позволите, поправлю. Зритель ходит в театр на спектакль, а не на директора, который, собственно говоря, публике не интересен. Главное в театре то, что происходит на сцене, все остальное – прилагающиеся к этому обстоятельства. Преобразить театр можно, только когда в нем идут успешные спектакли. А если идут успешные спектакли и на них продаются билеты, значит в театре появляются доходы, повышенная зарплата, и работа становится престижной, что очень важно.
Любой человек может зайти на сайт zakupki.gov.ru и http://bus.gov.ru, посмотреть всю финансовую отчетность и план финансово-хозяйственной деятельности нашего театра. И я могу сказать, что на этот год бюджет Театра Вахтангова на выполнение государственного задания определен около 200 миллионов рублей, а мы планируем, что доходы театра от гастролей и продажи билетов будут равны 500 миллионам.
То есть на каждый рубль государства мы зарабатываем 2,5 рубля.
– Искусство зарабатывать?
– Искусство делает не бюджет, а тот, кто ставит спектакли, кто сидит за режиссерским столиком. Все остальные – и актеры, и директор, и монтировщики, и работники других цехов – ему только помогают. Поэтому самое главное то, что в Театр Вахтангова был приглашен Римас Туминас. Придя в театр, он не стал заявлять: мол, все спектакли, поставленные раньше, – нафталин, и их надо снять. Он все делает художественным убеждением. И в этом его большая заслуга.
«Дядя Ваня», один из первых его спектаклей на нашей сцене, стал прорывом, и с этого началось возрождение Театра Вахтангова. Туминас – настоящий творческий лидер. А закон жизни любого театра таков: если в нем нет лидера, нет творческой энергии, значит театр не может нормально существовать. Поэтому, с моей точки зрения, театр – это, безусловно, художественный лидер, который определяет некую концепцию развития.
– Ваш театр сейчас активно развивается. Нет ли риска, что в какой-то момент этот рост скажется на качестве постановок?
– Безусловно, риск есть всегда. В истории любого театра бывают разные периоды развития. Вот сейчас у нас наступила «белая полоса». И не воспользоваться этим, чтобы создать «Вахтанговскую империю», будет глупо. Потом история нам этого не простит. Будущие поколения не простят. Укрепить театр, дать ему мощный толчок для развития можно только сейчас, пока ты находишься на гребне волны. И мы эту империю уже создаем.
В нынешнем году открыли Новую сцену, тремя годами раньше – студию. Тогда же появилось общежитие для актеров – 17 полноценных комнат со всеми бытовыми удобствами. Начинаем приводить в порядок музей-квартиру Вахтангова в Денежном переулке – это тоже маленькая частица «Вахтанговской империи». До Нового года надеемся перевести в собственность помещение бывшего Театра Рубена Симонова и открыть там филиал. В новом здании театра собираемся открыть «Арт-кафе», где каждые выходные будут идти тематические программы. И еще одно не менее важное дело – это выкупить во Владикавказе и привести в порядок дом, в котором родился Евгений Багратионович.
Кирилл Крок и Римас Туминас
– Планов у вас громадье, но все империи, как известно, плохо кончали...
– Это империи, которые строились на несправедливости, на унижении или диктате. А мы строим империю искусства, империю добра. Мы не строим государство в государстве. И я с вами абсолютно соглашусь в том плане, что, наверное, стоит ожидать после такого стремительного подъема и нахождения на волне успеха некую стагнацию. Потому что историческую цикличность и цикличность в искусстве никому еще не удавалось преодолеть. Но театру и коллективу будет легче в будущем. Возможно, это будет не такой яркий и суперуспешный период. Его надо будет пережить, имея под собой империю, которую, я надеюсь, не разбазарят после нас. И через какое-то время затишья театр вновь заявит о себе. Я в этом уверен.
– Не предостерегаете ли вы Туминаса от каких-то постановок или отдельных сцен, после которых на порог Театра Вахтангова могут принести свиную голову или на сцену во время спектакля прорвутся не вполне адекватные люди?
– У нас в обществе хватает сумасшедших. И мы совершенно не застрахованы от того, что во время спектакля «Евгений Онегин» кому-то что-то может не понравиться, кто-то выскочит на сцену и будет размахивать платком или делать другие гадости.
Мы с Римасом, конечно, оговариваем какие-то вещи. Но не в плане «ой, как бы нас кто-то в чем-то не обвинил». Волков бояться – в лес не ходить. Как можно спектаклю, который еще не родился, предрекать криминальную судьбу или успех? Мы, безусловно, обсуждаем материал, кто будет играть, кто будет ставить. Но от чего-то предостерегать – этого нет.
– Сказался ли нынешний финансовый кризис на посещаемости театра?
– В связи с кризисом мы были вынуждены самые дорогие билеты в VIP-партер сделать дешевле, чтобы театр был более доступен для людей. Сейчас на наш самый популярный спектакль «Евгений Онегин» можно попасть и за 150 рублей. Другое дело, что сидеть вы будете на балконе, а не в VIP-партере, куда билет стоит 8500. Одновременно с удешевлением билетов мы ввели новую услугу, и она пользуется огромной популярностью – на любой спектакль Театра Вахтангова продаем порядка 50 входных билетов по 100 рублей на балкон, что, с моей точки зрения, сегодня вообще не деньги. Но я считаю, что лучше опустить цену, но быть уверенным, что зал всегда будет заполнен на 100 процентов.
Когда мне жалуются руководители других театров на то, что к ним перестал ходить зритель, я всегда говорю одну вещь: «Вы поставьте у себя в театре один успешный спектакль. Только чтобы он был успешен не в вашей голове, а был признан театральным сообществом, зрителем. И к вам придут и театральные премии, и гастроли по стране, и зарубежные поездки, и внимание прессы, и все остальное». Все в театре начинается со спектакля, а не с бюджета. Делайте продукцию, делайте спектакли, и тогда к вам придет успех.
– Кирилл Игоревич, перед началом нашей встречи мы предложили читателям адресовать вам свои вопросы. Мы выбрали наиболее интересные. Один из них: «Каким должен быть профессиональный директор театра?»
– Думаю, в первую очередь директор должен очень любить свой театр. Сильнее, чем он любит, условно говоря, свой дом. Он должен понимать, что его жизнь не принадлежит ему. Например, я как директор театра не могу в 6 часов вечера уйти домой. Я должен все время быть в этом процессе и не могу выключить мобильный телефон. Я не могу уехать в отпуск больше чем на 10 дней в году. Директор театра – это не работа чиновника. Где-то очень важно быть психологом, дипломатом, иногда наступить на собственное «я». И еще очень важно понимать, что человек, который хочет быть директором театра, относится к категории обслуживающего персонала, и он должен обслуживать всех, кто работает в театре, и любить их. Потому что все они его дети. Какими бы трудными они ни были.
– Сохранится ли спектакль «Бесы» в репертуаре театра в память о Юрии Петровиче Любимове?
– Да, спектакль стабильно идет в театре раз в месяц. Был период, когда он не шел в Москве полгода. Но это было связано с гастролями спектакля в Китае, потому что трафик доставки декораций из Москвы в Пекин и обратно составляет полгода.
– Когда состоится премьера спектакля «Трамвай «Желание»?
– Приказ на этот спектакль подписан, уже состоялось распределение ролей, и в декабре начнутся репетиции. На роль Бланш Дюбуа назначена Аня Дубровская. Ставить спектакль будет Вадим Дубовицкий. Планируем выпустить спектакль в марте. Правда, иногда не все зависит от театра, и спектакли не рождаются, но будем надеяться, что этого не случится.
А Римас Туминас готовит на Исторической сцене Большого театра оперу «Катерина Измайлова», премьера которой назначена на 17 февраля.
Вот такие планы театра.
Справка «НИ»
Кирилл Игоревич КРОК родился 15 ноября 1967 года. Свою карьеру в театре начинал с работы бутафором, осветителем и монтировщиком сцены.В 2000–2010 годах – директор-распорядитель московского театра «Модернъ» и одновременно заместитель ректора Школы-студии МХАТ и директор ее Учебного театра. С 2010 года директор Государственного академического театра имени Евгения Вахтангова.
Загрузка...
