У Ардальона Борисовича Передонова, учителя словесности провинциальной гимназии, репутация завидного жениха. И хотя он встречается с Варварой, но у неё есть соперницы - и бесприданница Марта, и сёстры Рутиловы, и племянница Преполовенской. Жених сомневается, но меркантильные соображения пересилили, - ведь Варвара обещала ему место инспектора хлопотами княгини Волчанской, но только после свадьбы.
Ардалион Борисович боится, что его обманут, и Варвара, надеясь успокоить жениха, вместе со вдовой Грушиной изготавливают поддельное письмо княгини с заверениями обеспечить место. Вершина, рассчитывавшая пристроить Марту, попыталась было разоблачить подделку, указывая на отсутствие конверта, но второе фальшивое письмо, посланное через знакомых в Петербурге, решает дело. Ардалион Борисович доволен и отваживается жениться.
Вскоре Передонов, имея характер беспокойный и мнительный, начиняет переживать, что ему теперь все будут завидовать. Здесь и уязвлённая Преполовенская сообщает ему, что преподаватель ремесленного училища Володин приходит к нему не просто так, а из-за Варвары. Ардальону Борисовичу стали мерещиться зловещие планы покушения на его жизнь Володина и даже Варвары, ведь не зря она всё время с ножом и вилкой. Да ещё показалось подозрительным, что бывшая его кухарка Наташа перешла на службу к жандарму, может хочет донести на Ардальона Борисовича.
Он решает нанести визит городскому голове, исправнику, предводителю дворянства, прокурору чтобы доказать им свою благонадёжность. Но это не избавляет его от страхов и сомнений, и у Ардальона Борисовича начинают появляться первые признаки безумия: постриг наэлектризованного кота, пометил себя буквой «П», чтобы новоиспеченного инспектора не заменили на Володина, Вот и недотыкомка стала приходить и дразниться, и карты ожили, валеты и дамы подмигивают и издеваются.
Он всё-таки женится, но счастливым его это не сделало. И завершающая некрасивая история - несправедливые обвинения Саши Пыльников, ученика гимназии, в разврате. Однако доносы Передонова директору на мальчика не помогли, более того, сделали Ардальона Борисовича предметом насмешек и неприязни. Подтрунивания пришедшего в гости Володина, своего мнимого врага, Передонов не выдержал и убил его в припадке сумасшествия.
Косный, бездуховный Передонов ставил целью своей жизни получение «места», и вполне естественно оказался в замкнутом круге интриг и нелепостей, наслаивающихся одна на другую. Существование без смысла в затхлой атмосфере провинции привело его в конце концов к безумию и преступлению.
Картинка или рисунок Сологуб - Мелкий бес
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Булычев Камень ребус
В руки Алисы Селезневой попадает таинственный черный камень неизвестного происхождения. Чтобы раскрыть его тайну девочка отправляется на поиски приключений.
- Краткое содержание былины Илья Муромец и Соловей разбойник
Илья имел богатырскую силу. Не зная куда ее деть, оставил отца и мать и пошел сражаться за землю киевскую за князя Владимира. Он побывал утром в городе Муроме и помолился там в церкви
- Краткое содержание Крапивин Ковер самолет
Жизнь наша проходит очень важный этап - детство. Именно в этих летах мы чувствуем себя хорошо, необычайно легко, и кажется, нет никаких проблем. Именно потому, наше детство и юность должны быть самыми насыщенными и яркими я наших воспоминаниях
- Краткое содержание басни Слон и Моська Крылова
По улицам города для развлечения народа водили слона. На слона - зрелище диковинное, зеваки сбегались глядеть со всех сторон. Внезапно откуда-то выскочила мелкая собачонка Моська.
- Краткое содержание Царевна Несмеяна сказка
Царевна несмеяна – добрая, детская сказка. В ней рассказывается о покорности простого, честного работника богу и судьбе и о любви царя – отца к дочери Царевне - несмеяне.
Глава шестая
МЕЛКИЙ БЕС
Недотыкомка серая
Всё вокруг меня вьется да вертится, -
То не Лихо ль со мною очертится
Во единый погибельный круг?
Недотыкомка серая
Истомила коварной улыбкою,
Истомила присядкою зыбкою, -
Помоги мне, таинственный друг!
Секрет чертовской популярности. - Фантастика обыденного. - Братская нежность. - Бессмертие Передонова. - Романы о сатане
Главный роман Сологуба «Мелкий бес» - самый гармоничный из созданных им крупных прозаических текстов. Он динамичен и оригинален, порок в нем узнаваем до заразительности, красота - неуловима и поэтому убедительна. Как и предыдущий роман «Тяжелые сны», он создавался долго, десять лет - с 1892 по 1902 год. Творческая зрелость писателя проявилась в том, что на этот раз сокращения и правки романа были сделаны без скандалов. Сологуб нашел в себе силы выкинуть из первоначального варианта побочный сюжет о визите в город двух литераторов и множество сцен телесных наказаний, которые оскорбляли вкус первых читателей рукописи. История создания «Мелкого беса» - это торжество редактуры и смирения авторских притязаний, торжество чувства меры. А ведь середина, как писал Мережковский, - это и есть черт, вечный компромисс, не знающий крайностей. Роман Сологуба - о черте в нас. Добужинский, нарисовавший недотыкомку для обложки романа, вспоминал о своих последующих визитах к писателю: «…в книжном шкафу за стеклом выглядывала „недотыкомка“, мной нарисованная». Она ернически поглядывала на житье-бытье своего создателя.
Даже препоны на пути публикации романа, которые ставились автору до 1905 года, оказались ему в конечном счете на руку. В течение двух лет ни один журнал не принимал рукопись «Мелкого беса». Наиболее близким по эстетическим установкам был для Сологуба «Новый путь» Мережковских, однако для журнала религиозной направленности сюжет романа совсем не подходил. «Нас и без того подозревали во всех содомских грехах», - писал редактор журнала Перцов. Пока с рукописью знакомилось ближайшее литературное окружение Сологуба, он прислушивался к советам читателей. Так из романа исчезли однотипные и отягощавшие его композицию эпизоды. В 1905 году началась публикация романа в журнале «Вопросы жизни», но она не была доведена до конца: издание, как уже говорилось ранее, закрылось. Лишь в 1907 году роман был издан целиком, был замечен публикой и критикой.
Основная сюжетная линия романа посвящена Ардальону Передонову - тупому и пошлому учителю гимназии, который мечтает по протекции получить место инспектора и женится ради этого на своей давней сожительнице Варваре. Желаемой должности он так и не получает, в результате чего сходит с ума, творя бесчинства и смущая своим поведением весь город. В бреду ему начинает являться недотыкомка - серая бесформенная нежить, мелкая и гадкая, как душонка самого Передонова. Вторая сюжетная линия, очевидно противостоящая первой, посвящена роману девицы Людмилы Рутиловой и подростка-гимназиста Саши Пыльникова. Нежное чувство этих двоих овеяно первыми смутными желаниями, неосознанными и оттого особенно сладкими. Саше хочется «что-то сделать ей, милое или больное, нежное или стыдное, - но что?». Телесная красота, ценимая Людмилой, порочна с точки зрения обывателя, но невинна и прекрасна для Сологуба - создателя рассказа «Красота», писателя, который исповедовал языческое поклонение телу.
Крайности в этом романе соединяются в нерасторжимое целое. Учитель - подлец, греховодница - праведна. Предыдущий роман Сологуба «Тяжелые сны», по всеобщему мнению, был слишком приземленным. Следующий известный крупный прозаический опыт писателя - роман «Творимая легенда» - оказался слишком фантастичным и необычным до анекдотичности. Лишь «Мелкий бес» удачно сочетал в себе фантастику и реальность, мечту и грязь. И даже в названии романа, вероятно, был заложен оксюморон, сочетание несочетаемого. Согласно одной из христианских трактовок, бес не может быть мелким, поскольку он - не слуга сатаны, а сам сатана, глава злых сил. Прежняя проза Сологуба называлась обычно по преобладающему душевному состоянию героев или по яркому образу из текста: «Прятки», «Утешение», «Обруч». Названия вообще не были сильной стороной писателя, и сборники стихов он в начале своего творческого пути часто никак не называл, ограничиваясь порядковым номером книги. Давать названия стихотворениям Сологуб тоже не любил. Роман «Мелкий бес» неоднозначен во всём, начиная с названия, и во всём знаменует собой новую ступень в развитии автора.
«Сологуб, бесспорно, поэт антирелигиозный», - объявил критик И. Розенфельд, исходя из безысходности его мировидения. В отличие от мифологем, созданных писателем в лирике (земля Ойле, звезда Маир), мелкий бес по имени Недотыкомка явно связан с традиционной христианской верой при одном главном отличии: авторский миф строится вокруг черта, а не вокруг бога, как все мифы народов мира. Место действия романа «Мелкий бес» - русский провинциальный город, в котором вся жизнь размерена церковными службами. Чтобы тайно встретиться с гимназистом Сашей, девица Людмила подгадывает, когда его квартирная хозяйка Коковкина будет возвращаться со службы, дабы Людмилины сестры могли заманить ее в гости. Роман начинается с того, как прихожане расходятся после праздничной обедни, они только что причастились, очистились от грехов - и уже снова заводят ехидные и порочные разговоры.
Как ни странно, даже заглядывая в церковь, Сологуб выбивается из христианской литературной традиции, в соответствии с которой произведение должно вести читателя от греха к просветлению, от низкого быта к колокольному звону церковного праздника. Так было в русской культуре от «Выбранных мест из переписки с друзьями» Гоголя до «Соборян» Лескова и далее, вплоть до XX века, когда отзвуки этой традиции ощущались, например, в фильме Тарковского «Андрей Рублев». В «Мелком бесе» Сологуба как в тексте о бесовщине эта схема перевернута: роман начинается с обедни, а заканчивается безбожными поступками и ситуациями - маскарадом и убийством.
В романе постоянно встречаются смысловые перевертыши и оборотни. Там, где должно быть место для бога, обосновался дьявол. Церковь попрана всюду, где появляется главный герой «Мелкого беса» - учитель-садист Передонов. В начале романа Передонов у себя дома «отпевает» грязную подушку, представляя на ее месте ненавистную квартирную хозяйку. В другой раз, ближе к финалу, во время венчания Варвары и Передонова церковь уподобляется сначала театру (по законам драмы за колоннами прячутся, подсматривая, сестры Рутиловы), а потом и кабаку - когда в храм вваливаются пьяные гости.
Бесовщина всегда влекла читателей, и как десятилетия подряд продолжает быть культовым роман Булгакова «Мастер и Маргарита», так в свое время прогремел «Мелкий бес» Сологуба, тоже вызывающий в читателе и буйную веселость, и тяжелую грусть. Секрет успеха обоих романов еще и в том, что чертовщина проникает в этих текстах в нашу, абсолютно узнаваемую и реальную жизнь.
Многие образы в главном романе Сологуба имеют двоякий смысл: это одновременно и емкие символы, и бытовые детали. Передонов носит очки в золотой оправе, на свадьбу хочет купить себе и Варваре не обручальные кольца, а обручальные браслеты - чтобы смотрелось богаче, чем у других. Бесовское золото здесь - символ, одними деньгами занят тупой мозг Передонова. Но это и реальная бытовая деталь: золотые очки - знак того, что Передонов - обеспеченный, видный жених, особенно в масштабах своего города. Женские персонажи, приятельницы Передонова, тоже наделены дьявольскими чертами. Дым табака, который постоянно испускает Вершина, можно трактовать как чертовские клубы дыма, а можно - как бытописательную деталь, объясняющую, почему у героини черные, гнилые зубы. У другой героини, Грушиной, разные глаза - один поменьше, другой побольше. Даже малопроницательный Передонов замечает, что это бесовская черта, но в то же время это просто деталь ее не слишком привлекательного для мужчин облика.
Гармоничность романа не могла бы быть достигнута, если бы в нем царили только бесы и пошлость. В предисловии ко второму изданию «Мелкого беса» Сологуб писал о романе как о зеркале: «Уродливое и прекрасное отражаются в нем одинаково точно». Образ эстетического идеала, очевидно, тоже был намечен к воплощению писателем. Большинство критиков, внимательно знакомившихся с творчеством Сологуба, связывали этот идеал с сюжетной линией Людмилы и Саши. Иванов-Разумник писал: «„Красота“ - вот то „заветное слово“, которым Сологуб хочет отогнать от себя недотыкомку мещанства…», имея в виду знаменитое стихотворение Сологуба «Недотыкомка серая», опубликованное отдельно от романа и связанное с лирическим героем Сологуба, а не с фигурой Передонова. Евгений Аничков считал: «Людмила - „язычница“, но она религиозна в язычестве своем, а потому и она, и любовь ее даже святы». Критик Владимиров трактовал образ этой героини в еще более возвышенном роде: «Людмила ищет иных волнений, сходных с волнениями творца, задумавшего создать новый мир, новые отношения между людьми и полами». Особенно новы эти отношения в городе, где все романтические связи устраиваются в поисках выгоды. За отвратительным Передоновым охотятся многочисленные невесты, так что он в романе - и Фауст, и Мефистофель, совращаемый и совращающий. Традиционная фольклорная схема сватовства, часто используемая Сологубом (повторенная, например, в романе «Слаще яда»), здесь перевернута: не женихи борются за прекраснейшую, а три сестры Рутиловы, Людмила, Дарья и Валерия, соревнуются в желании обвенчаться с будущим инспектором Передоновым. От пошлости города Людмилу спасает потом только ее тайная любовь к подростку.
Людмила, в отличие от Передонова, любит запах ладана, как любит она всё красивое и приятное. Но эта любовь не связана с верой. Как и Грушина, она уверена, что «души нет». Людмила не противопоставлена «мелкому бесу» Передонову как образец безгрешности, она в принципе выбивается из христианской системы координат. Этике в ее образе противостоит эстетика. Людмила живет в благоухающих покоях - Передонов в затхлом, спертом воздухе. Сологуб, безусловно, и сам любил духи и разные изысканные ароматы. Об этом можно догадаться хотя бы по его осведомленности в данной теме. Современники вспоминали, что Федор Кузьмич привык держать на столе флаконы с духами.
Отношения Людмилы с Сашей одновременно и порочны, и невинны, словно любовь брата и сестры. Для Сологуба, представлявшего себе детство как диктат родителей над детьми, такие отношения равенства, самодостаточные и закрытые от остальных, были близки к идеальным. Вероятно, мотив платонической братско-сестринской любви имел корни и в биографии писателя. Среди персонажей, выделяющихся на фоне всеобщего хамства, видное место в романе занимает просвещенная и добрая барышня Надежда Адаменко, сама воспитывающая брата Мишу. В мире друг с другом живут невеста-бесприданница Марта и ее братец Владя. Этим последним Сологуб дарит свою любимую привычку ходить босиком. Один только Передонов не может поверить в бескорыстную привязанность людей друг к другу и надеется, что Владя подожжет Марте ее скромное платье. Взрослых Передонов опасается и строчит на них глупые неправдоподобные доносы. Только на детях и животных может отыграться этот мелкий и жалкий бес.
Что бы ни задумал Передонов, он все делает с оглядкой, исподтишка. Его высказывания половинчаты; если он врет, то старается добавить к своей лжи часть правды - перестраховаться. Его приятельнице Преполовенской доносят, что Передонов распускал слухи о ее непорядочном поведении до брака. Ардальон Борисыч бежит за ней, чтобы опровергнуть эти наговоры: «Я только раз сказал… что вы - дура, да и то со злости». Предводителю дворянства Вериге он признается, что когда-то в юности мечтал, как и все, о конституции, но о такой, чтобы в стране не было парламента. Совершая визиты в дома городских чиновников, он заискивает, юлит мелким бесом, уподобляясь недотыкомке - своей галлюцинации. Критик Александр Измайлов писал об этом герое: «Это именно мелкий, куцый, жалкий бес мелкой практичности». Недотыкомка тоже подстраивается под своего «хозяина», обретает черты Передонова: он «со злобою думал, что к какому-нибудь начальнику недотыкомка не посмела бы забраться».
Передонов имеет собственную, пусть пошлую и жалкую, систему ценностей, а значит, как ни странно, он видит перед собой и некий идеал. Возможность такого идеала отрицал Корней Чуковский, считавший, что даже если Сологуб улетит на свою Ойле, то его персонаж навсегда останется без утешения: у него нет высокой мечты. Да, возвышенного идеала у такого героя быть не может. Но у него есть мечта о высокой должности и немедленном обогащении - настолько абсурдная, что даже отданная в заклад душа не может приблизить героя к ее воплощению. Поспорить с Чуковским мог бы Иванов-Разумник: «…инспекторское место получает в романе такое символическое и трагическое значение, что становится „страшно, за человека страшно“… Жизнь бесцельна, но у Передонова есть цель: получить инспекторское место, которое сразу сделает осмысленным его существование… Не кажется ли вам, что мы уже что-то слышали об том „инспекторском месте“, что мы знаем его под другими названиями?» По мнению Иванова-Разумника, одно из этих других названий - «земля Ойле самого Ф. Сологуба».
Мечта о получении инспекторской должности играет в романе такое же вселенское, трагическое значение, как пошив шинели в знаменитой повести Гоголя. Передонов - фактически тоже маленький человек, необходимость жалости к которому признавала Зинаида Гиппиус: «Кой черт тут „сатира“, „воплощенное зло“, когда живой человек, вчерашний, завтрашний Ардальон Передонов находится в таком беспримерном, беспросветном несчастий!» Гиппиус считала: «Ясно, что Сологуб вывел его помимо желания, не знает его и нисколько за него не отвечает».
Так ли уж не понимал Сологуб своего героя? Недотыкомка - это юлящая, убегающая душа Передонова. Главный герой, Передонов, - образец всех пороков своего города. А пороки - часть человеческой души, в том числе и авторской. В предисловии ко второму изданию Сологуб отрекался от любых сближений себя со своим героем. Но, как вспоминал Эрих Голлербах, «он любил иногда прикинуться колдуном, циником, нигилистом, эротоманом, забиякой, сатанистом, еще кем-то». В этом перечне - все важнейшие характеристики героев романа. Поэтесса Елена Данько свидетельствовала, что в поздние годы писатель признавался: «Я… протащил через себя Передонова».
«Передонов, конечно, не Сологуб, но недотыкомка-то у них общая», - резонно отмечал Владимир Боцяновский. В этом контексте Сологуб - тот самый «таинственный друг» своего героя, который, если вспомнить знаменитое стихотворение, мог бы отогнать страшную нежить ударами наотмашь, но не стал. Действительно, недотыкомку видят только автор и Передонов, другим героям романа она не показывается, даже если они застают Передонова наедине с его галлюцинацией.
Всё чаще по ходу действия появляется в романе недотыкомка. Если вначале Передонов говорит Марте, что сглазить нельзя, что это лишь суеверие, то чем ближе роман подходит к финалу, тем больше завладевают героем мистические силы. И когда оказывается, что Передонов сходит с ума, читатель может вздохнуть спокойно: недотыкомка существует только в воображении героя. «Передонов вовсе не так страшен, когда он пациент психиатра», - писал Измайлов. Реальность прогоняет беса. Но если бы она могла изгнать недотыкомку навсегда, не был бы адом весь небольшой город, в котором разворачивается действие романа.
Ненормален в романе не один Передонов. Смех героев в романе Сологуба, как правило, нервный, болезненный, не считая смеха Людмилы. Смеются гости Передонова, превратившие его дом в вертеп. Они постоянно сравниваются с животными, потому что потеряли человеческий облик и хотят всё ломать, пачкать, портить. Смеется, как будто блеет, Володин. Смеется от злости Передонов. Хихикает и недотыкомка.
В своем безумии Передонов открывает в себе метафизическое стремление к вечной жизни. Инспекторское место - это хорошо, но еще более смелая его мечта, порожденная сумасшествием, - не работать вообще. Как герои Чехова, он строит планы на будущее человечества через несколько столетий, когда, по его мнению, за человека будут трудиться машины. Передонов убежден, что, в отличие от Володина, доживет до этого времени. Бессмертие он приписывает не только себе, но и своей мнимой любовнице - княгине Волчанской. Поначалу Передонов уверяет знакомых, что Волчанской 100 лет, затем - что 150, в следующий раз уже сообщает, что она прожила два столетия. Герою хочется обрести бессмертие, поскольку страх перед смертью преследовал его на протяжении всего романа. По крайней мере восемь раз Передонов высказывает опасения, что его разными способами отравят. Тема смерти предваряется сравнениями: Передонов выглядел как мертвый, когда сжег игральные карты, казавшиеся ему живыми. Позже он - «как труп».
С безумием и бесовщиной связаны дикие, пошлые или пьяные пляски героев: Дарьи Рутиловой, гостей Передонова. Эти пляски перетекают в решающую сцену маскарада, во время которого герои как будто сбрасывают, а не надевают маски. Все они - оборотни, живущие и в реальном, и в фантастическом мире. Мальчик Саша переоделся японской гейшей, благодаря чему подчеркивается двусмысленная эротическая тема, связанная с этим героем. Грушина, охотница за потенциальными женихами, оделась богиней Дианой. Варвара - кухаркой, под стать своей неотесанности. Простоватая учительница Скобочкина - медведицей. Страстные сестры Людмила и Валерия - цыганкой и испанкой.
Страхи Передонова - выдуманные, как пророчества ряженой цыганки на маскараде. Но последствия его страхов совершенно реальны: он поджигает дом общественного собрания и убивает похожего на барана, глупого и доверчивого Володина, пародийного «агнца» в этом пародийном мире. Подражая своему герою, автор вывертывает смыслы наизнанку.
Благодаря изящной и ненавязчивой символике, балансированию на грани между загадкой и очевидностью роман «Мелкий бес» стал высшим прозаическим успехом Сологуба, а мог бы побороться и за звание главного романа русского символизма. Известный критик-эмигрант Дмитрий Петрович Святополк-Мирский, большой поклонник Сологуба, считал, что «Мелкого беса» «можно считать лучшим русским романом после Достоевского».
В дни наивысшей популярности «Мелкий бес» стоил дороже других книг Сологуба. Впрочем, стихи и без того продавались дешевле прозы. Самая объемная книга сологубовских стихов «Пламенный круг» стоила 1 рубль 25 копеек, маленькие сборники были совсем недорогими. «Стихи. Книгу первую» можно было приобрести за 50 копеек, «Змия. Стихи. Книгу шестую» - за 40 копеек, а знаменитого «Мелкого беса» - не менее чем за 1 рубль 75 копеек. Но публику по всей стране цены не останавливали. Сергей Городецкий писал Федору Кузьмичу с Кавказа, поздравляя его с успехом романа: «На юге он всюду в окнах магазинов и, как я слышал, хорошо покупается, несмотря на несколько высокую цену». Писательница и фельетонистка Тэффи в переписке с Сологубом тоже обращала внимание на заслуженную популярность «Мелкого беса». Пересылая вырезку из газеты, в которой Передонов сравнивался с чеховским «футлярным человеком», Тэффи шутила: «Смотрите, дорогой Федор Кузьмич! На Вас уже ссылки в передовых статьях. Скоро начнут ссылаться в правительственных указах».
5. Проза русских символистов: «Мелкий бес» Фёдора Сологуба
Наособицу
Сегодня мы с вами начинаем разговор о символистской прозе и поговорим о романе Федора Сологуба «Мелкий бес» . Сологуб – это псевдоним, на самом деле этого человека звали Федор Кузьмич Тетерников, родился он в 1863 году и умер в 1927-м. По возрасту он был старше не только многих младших символистов, но и старших символистов. Он почти никогда не принимал участие в том, что иногда называют «бурей и натиском символизма», т.е. он печатался в символистских журналах, но почти не писал никаких полемических статей, не подписывал манифестов и вообще был, что называется, наособицу. Вспоминают его как человека угрюмого, чрезвычайно щепетильного, строгого.
Впрочем, и жизнь его не баловала. Он родился в глубокой провинции. У него была очень суровая мать и очень строгая сестра. Он немало претерпел от матери и сестры, которых, впрочем, очень любил.
Окончив гимназию, он стал преподавать в провинции. Его вспоминают как довольно строгого, если не сказать придирчивого учителя. Преподавал он в Новгородской и Псковской губерниях. Дальше приблизительно он начал писать стихи и прозу – кроме того, что он был прозаиком, он был еще замечательным поэтом. И первые его стихи были навеяны в основном поэзией кумира того времени Семена Яковлевича Надсона, о котором мы уже немножко говорили и будем еще говорить. И даже в «Мелком бесе», когда героиня спрашивает героя, кто его любимый поэт, он отвечает: «Конечно Надсон!»
«Но это только казалось»
В 1895 году Сологуб написал роман «Тяжелые сны», который как раз был связан с темой провинциальной жизни, преподавания в провинции. В 1903 году вышла книга Сологуба, собрание стихов. К этому времени он уже переехал в Петербург. И, наконец, в кризисный для России год, в год первой русской революции, в 1905 году Сологуб выпускает свой роман «Мелкий бес».
Этот роман пользовался огромным успехом. Его читали в совершенно разных слоях. Это один из немногих символистских текстов, который сразу же был принят не только в узкой среде читателей модернистской литературы, но и вообще в очень широкой среде. Но, как кажется, роман этот и тогда был не вполне адекватно понят, и сейчас тоже не всегда правильно воспринимается читателем. Вспомним, как этот роман начинается, вспомним первый абзац «Мелкого беса».
«После праздничной обедни прихожане расходились по домам. Иные останавливались в ограде, за белыми каменными стенами, под старыми липами и кленами и разговаривали. Все принарядились по-праздничному, смотрели друг на друга приветливо, и казалось, что в этом городе живут мирно, и дружно, и даже весело. Но это только казалось».
Собственно говоря, дальше роман посвящен разоблачению этой кажимости, этой видимости. Роман посвящен тому, что было на самом деле, что не казалось. И как кажется, это провоцирует читателя воспринимать текст Сологуба как произведение, продолжающее традиции великой классической русской литературы. Действительно, мы с вами помним большое количество текстов, большое количество произведений, которые посвящены описанию, как говорил Горький, «свинцовых мерзостей» жизни в русской провинции.
Вспоминается, конечно, и Салтыков-Щедрин с его сатирическими произведениями, вспоминается и Достоевский как автор «Бесов», а это просто заглавие, перекликающееся с заглавием романа Сологуба «Мелкий бес».
Вспоминается, конечно же, Чехов с его «Человеком в футляре» и другими произведениями. Напомню, что в романе Сологуба главным героем является школьный учитель, как и в рассказе Чехова «Человек в футляре».
Более того, текст полон отсылок к классической русской литературе. Например, княгиня Волчанская, один из затекстовых персонажей Сологуба, не появляющаяся на сцене, в романе, но часто упоминаемая, конечно же, напоминает о пушкинской «Пиковой даме», а изображение маскарада, на котором появляется медведица, возможно, заставляет некоторых читателей вспомнить о знаменитой сцене домашнего праздника в «Евгении Онегине» и предшествующем этой сцене тоже знаменитом эпизоде – сне Татьяны. Как мы помним, там героиню уносит медведь. Здесь медведь тоже уносит одного из главных героев. Т.е. роман действительно чрезвычайно густо насыщен отсылками к русской классической литературе и воспринимается часто как, повторюсь, продолжение этой великой традиции. Как еще один текст, написанный в рамках этой великой традиции с разоблачением. И часто этот роман определяют как роман о нелепостях русской провинциальной жизни конца XIX века. Это почти классическое определение.
Однако если мы начнем внимательно читать этот роман, если мы начнем внимательно читать «Мелкого беса», то мы увидим одну очень важную вещь. Мы увидим, что, говоря словами самого Сологуба, «все это только казалось». Только кажется, что этот роман вписывается в традицию русской классической литературы. На самом же деле Сологуб не столько продолжает эту традицию, сколько очень зло ее пародирует, очень зло ее высмеивает. И как раз когда мы читаем этот роман – отчасти поэтому он и выбран для разбора на этой лекции – мы видим, как реалистическое направление, что бы мы ни понимали под этим словом, вступает в некоторый конфликт прямо на страницах романа с новым символистским, модернистским, декадентским направлением. И для начала я предлагаю немножко разобраться с тем, как работают или, вернее, как не работают в этом романе все части этого определения: роман о нелепости русской провинциальной жизни конца XIX века. Давайте начнем со слова «провинциальный».
Провинциальный город?
Действительно мы знаем, видим, что действие романа происходит в каком-то провинциальном городе, названия его, как часто тоже бывает в русской литературе, нет. Но при этом очень любопытно, что в романе нет, отсутствует традиционное для русской литературы противопоставление «провинция – столица», что, собственно говоря, как кажется, только и придает смысл этому разоблачению провинции, что вот есть провинция, а есть какая-то другая.
Ну вспомним Чехова, «Три сестры»: «В Москву! В Москву! В Москву!» – некоторая пускай фантастическая какая-то земля, какое-то фантастическое пространство, куда устремляются лучшие герои, которые противопоставлены этой косной жизни. У Сологуба сделано довольно хитро все это.
Вроде бы упоминается в романе Петербург. Вот та самая княгиня Волчанская, на которой мечтает жениться главный герой романа Передонов, живет в Петербурге. Она когда-то – опять же за пределами романа – посылала герою письма какие-то. Однако, во-первых, в романе ни одно из этих писем не упоминается. И, во-вторых, Передонов так часто фантазирует об этой самой Волчанской, ее черты приобретают все больше и больше фантастический какой-то облик, и в конце концов читателю становится непонятно, вообще существует эта княгиня Волчанская или ее не существует.
Замечательным и важным в этом отношении эпизодом является эпизод, когда герои отправляются в небольшое путешествие. Передонов на тележке едет с второстепенными персонажами романа. Он отправляется в это путешествие, нам описывают подробно начало этого путешествия, как они выезжают из города, описывается, как они едут по дороге, и дальше все обрывается. Прием, отчасти сходный: мы видим, что герои, выезжая из города, не попадают никуда. Ничего не сообщается ни о том, куда они приехали, ни о том, как они возвращались, они оказываются как бы в пустоте абсолютной.
Пародия на тему «малой родины»
Еще более интересно, как в романе пародируется очень важная для классической русской литературы тема малой родины, которая часто противопоставляется столичному Петербургу или столичной Москве. Я даже прочитаю этот фрагмент. Два героя, Передонов и второй там, такой пародийный, комический такой… Да там все персонажи такие страшноватые. Такой страшноватый комический персонаж, учитель по фамилии Володин. И они ведут такой диалог. (Ардальон Борисович – так зовут Передонова.)
«- Слушай, Ардальон Борисыч, что я тебе хотел сказать, - заговорил Володин. - Всю дорогу думал, как бы не забыть, и чуть не забыл.
Ну? - угрюмо спросил Передонов.
Вот ты любишь сладкое, - радостно говорил Володин, - а я такое кушанье знаю, что ты пальчики оближешь.
Я сам все вкусные кушанья знаю, - сказал Передонов.
Володин сделал обиженное лицо.
Может быть, - сказал он, - вы, Ардальон Борисыч, знаете все вкусные кушанья, которые делают у вас на родине, но как же вы можете знать все вкусные кушанья, которые делаются у меня на родине, если вы никогда на моей родине не были?
И, довольный убедительностью своего возражения, Володин засмеялся, заблеял.
На твоей родине дохлых кошек жрут, - сердито сказал Передонов.
Позвольте, Ардальон Борисыч, - визгливым и смеющимся голосом говорил Володин, - это, может быть, на вашей родине изволят кушать дохлых кошечек, этого мы не будем касаться, а только ерлов вы никогда не кушали».
Ну и так далее. Мы видим, что возникает эта тема – малой родины, обсуждается, какие кушанья едят на родине Володина, а какие едят в каких-то других местах, но тут же, и это характерно для романа Сологуба, эта тема, возникнув, подвергается осмеянию. Такая высокая, такая лирическая тема малой родины приводит к шутовскому, буффонадному, отрицающему ее, уничтожающему эту тему диалогу между героями.
Русская жизнь конца XIX века?
Итак, из этого определения, как кажется, слово «провинциальный» надо убрать, потому что речь идет не только о провинциальной жизни, потому что другой жизни, еще раз повторяю, столичной жизни в романе просто не описывается. Теперь посмотрим, что с русской жизнью. И, в общем, то же самое на самом деле мы увидим, ту же сходную картину. Несмотря на то, что герои носят русские фамилии, едят кашу, вот пожалуйста, но специальной такой специфики, нажима на то, что речь идет о русской жизни, в романе не встречается. Опять же, поскольку никаких других альтернатив – другая жизнь, какая-то лучшая жизнь – в романе просто не возникает.
И, наконец, «конца XIX века». Опять же, в романе употребляются всевозможные слова, связанные с этой эпохой. В романе идет речь о каких-то реформах, которые проводились в это время, и т.д. Но устроен он так, что только будучи упомянутой, эта тема немедленно дискредитируется, немедленно становится ничего не значащей, неглавной, неважной. Иными словами, упор русской великой литературы на социальность, на конкретные условия жизни в России в конце XIX века, в провинции в романе почти ничего не значит.
Приведем один еще совсем такой конкретный интересный пример. Дело в том, что как раз рассказ Чехова, о котором мы с вами уже вспоминали, рассказ «Человек в футляре», был написан в разгар работы Сологуба над романом «Мелкий бес». Можно себе представить, как Сологуб, еще раз повторю – мрачный, угрюмый человек, как он разозлился, когда он прочитал этот рассказ. Чехов как бы перехватил его тему. И, по-видимому, ему было невозможно никак не отреагировать на выход этого рассказа. Он понимал, что иначе критика бы начала его упрекать как раз во вторичности, в том, что он Чехову подражает, что он Чехова как-то повторяет в своем тексте. И он вводит в роман эпизод, в котором герои обсуждают рассказ Чехова «Человек в футляре», и обсуждают опять его таким образом, что от этого рассказа не остается буквально ничего. Дело в том, что вот этот учитель Володин из глупости своей сватается к образованной барышне. И вот между ними происходит такой диалог:
«Она увидела, что возможен только один разговор - городские сплетни. Но Надежда Васильевна все-таки сделала еще одну попытку.
А вы читали «Человек в футляре» Чехова? - спросила она. - Не правда ли, как метко?
Так как с этим вопросом она обратилась к Володину, то он приятно осклабился и спросил:
Это что же, статья или роман?
Рассказ, - объяснила Надежда Васильевна.
Господина Чехова, вы изволили сказать? - осведомился Володин.
Да, Чехова, - сказала Надежда Васильевна и усмехнулась.
Это где же помещено? - продолжал любопытствовать Володин.
В «Русской Мысли», - ответила барышня любезно.
В каком номере? - допрашивал Володин.
Не помню хорошенько, в каком-то летнем, - все так же любезно, но с некоторым удивлением ответила Надежда Васильевна.
А в гостиной меж тем Володин утешал хозяйку обещанием достать непременно майский номер «Русской Мысли» (кстати, неправильно Сологуб называет номер) и прочесть рассказ господина Чехова. Передонов слушал с выражением явной скуки на лице. Наконец он сказал:
Я тоже не читал. Я не читаю пустяков. В повестях и романах все глупости пишут».
Т.е. рассказ возникает, вроде бы параллель тоже возникает между рассказом и романом, но все это зачеркивается идиотской, прямо скажем, дурацкой репликой Передонова «все глупости пишут».
Роман о нелепости жизни
И таким образом, если мы зачеркнем в этом гипотетически написанном нами определении «роман о нелепости русской провинциальной жизни конца XIX века» все лишние слова, то «роман о нелепости русской провинциальной жизни конца XIX века» получится у нас «романом о нелепости жизни». Вот в этом, как кажется, и заключается очень большая, ключевая разница между русским классическим романом и романом Сологуба. Если русский классический роман занят тем, что он пытается описывать конкретную историческую действительность, то, соответственно, можно сделать вывод, что где-то живут по-другому, что жизнь вообще, по идее, должна быть устроена по-другому.
У разных писателей это по-разному обосновывается. Например, русский классический роман «Преступление и наказание», вспомним, полагает, что город Петербург заражен дьявольщиной, дьявол победил в этом городе. И когда Раскольников оказывается у реки Енисей, когда он оказывается вне Петербурга, то происходит очищение. Все возвращается – вот здесь очень важное слово! – возвращается к первобытной правде, к христианским основам жизни. И вообще важно, что русская классическая литература по-разному, конечно, на все это смотрела, но все-таки так или иначе большинство писателей надеялось на то, что добро первично, а зло пришло в мир потом.
Вот у Сологуба это совершенно не так. У Сологуба эти персонажи, вроде бы притворяющиеся героями русского классического произведения, настолько нелепы, настолько карикатурны, настолько ужасны и страшны в своих проявлениях, что, кажется, никакими социальными условиями, никакими особенностями биографии это не объяснить. И получается у Сологуба, что сквозь этот флёр, сквозь этот туман, сквозь это подобие русского классического гуманистического романа начинает просвечивать совсем другая конструкция: роман о нелепости жизни, о зле, которое первично.
Пародия на философию надежды
И дальше нужно, наверное, сделать еще один шаг: зло бывает разное у Сологуба. Зло может быть омерзительным, отрицательным и отвратительным, но в то же время (и мы еще об этом немножко с вами поговорим) зло может быть и обаятельным. Зло может быть, по Сологубу… Простите за этот оксюморон, зло может быть добром в рамках его концепции.
При этом надо сказать, что Сологуб очень зло и очень остроумно, иногда более, иногда менее, пародирует не только обстоятельства русского реалистического романа – он пародирует, пожалуй, главное, что есть в русском романе, будь это роман Достоевского или роман его антипода Чернышевского. Он пародирует философию надежды.
Действительно, даже у самого, может быть, мрачного писателя эпохи, у самого близкого к Сологубу писателя, о котором, собственно, мы говорили – у Чехова, даже у него, если мы вспомним, в его пьесах все-таки в финале, пускай в две стороны, пускай двусмысленно, но так или иначе эта философия надежды возникает. Это и «небо в алмазах» в пьесе «Дядя Ваня», это и монолог о работе и ее плодотворности в финале «Трех сестер»… Да, там, конечно, это осложнено тем, что, может быть, этого никогда не будет, может быть, это будут будущие поколения, но все-таки какую-то надежду, как всегда у Чехова в две стороны это бывает – Чехов дает эту надежду.
Что у Сологуба? Он, еще раз повторяю, пародирует эту философию, здесь важно это подчеркнуть. Вообще когда мы говорим о методе Сологуба, и этим он отличается от тех, кто был после него – он не отказывается от реализма. Он не говорит, что вот все это было неправильно, а вот я напишу совершенно другой роман, на других основаниях построенный. Он как бы все это учитывает, он как бы все это использует в своем тексте, но все это переворачивается у него с ног на голову и приобретает совершенно такие абсурдные очертания.
Вот небольшой фрагмент романа, где, как кажется, очень отчетливо пародируется философия надежды, в первую очередь, конечно, в варианте Чернышевского, его романа «Что делать» и знаменитого эпилога из этого романа. Вот опять говорят Передонов и Володин.
«- Это полезно, Ардальон Борисыч, промоциониться, - убеждал Володин, - поработаешь, погуляешь, покушаешь, здоров будешь.
Ну, да, - возражал Передонов, - ты думаешь, через двести или через триста лет люди будут работать?»
Кажется, невозможно не услышать в этом вопросе Передонова вариацию вопроса из пьесы «Три сестры», будут работать люди или не будут работать.
«- А то как же? Не поработаешь, так и хлебца не покушаешь. Хлебец за денежки дают, а денежки заработать надо.
Я и не хочу хлеба.
И булочки, и пирожков не будет, - хихикая, говорил Володин, - и водочки не на что купить будет, и наливочки сделать будет не из чего.
Нет, люди сами работать не будут, - сказал Передонов, - на всё машины будут, - повертел ручкой, как аристон, и готово... Да и вертеть долго скучно.
Володин призадумался, склонил голову, выпятил губы и сказал задумчиво:
Да, это очень хорошо будет. Только нас тогда уже не будет».
Опять здесь сразу два мотива, отчетливо пародийных – это и представление Передонова о том, что машины будут делать всю трудную работу, и фраза, почти как бы взятая из пьесы Чехова: будет прекрасно, будет хорошо, но нас уже не будет. Но на этом Сологуб не хочет успокоиться, а все продолжает абсурдизироваться, если можно так сказать, уже до упора, до предела.
«Передонов посмотрел на него злобно и проворчал:
Это тебя не будет, а я доживу.
Дай вам Бог, - весело сказал Володин, - двести лет прожить да триста на карачках проползать».
Вот здесь, как кажется, очень отчетливо видна, если хотите, техника того, как Сологуб расправляется с русской литературой XIX века. Возникают не просто важные, не просто существенные, а ключевые, самые заветные мотивы для русской классической литературы. И дальше вести о них диалог он поручает двум неприятным, двум заведомо, как говорят в метро, отрицательным героям, и они доводят все это абсолютно уже до полного абсурда. Сначала просто «доживу», а кончается все уже абсолютно абсурдной фразой «двести лет прожить да триста на карачках проползать».
«Положительная программа»
Кажется, более или менее я уже показал, как Сологуб расправляется с русской классической литературой XIX века. Есть ли что-нибудь, что он ставит на это место? Есть ли у него какая-нибудь положительная программа, как сказали бы опять же в XIX веке? Ну, я уже немножко начал про это отчасти говорить. Он на место добра, на место философии надежды ставит зло, и то, что в русской литературе традиционно разделяется, у него оказывается соединенным вместе.
Вот, например, этот роман вызвал скандал, когда он вышел, еще и потому, что он воспринимался современниками, и не без оснований, как роман эротический. Но не только поэтому, а потому что эротизм Сологуба был чрезвычайно несовпадающим с тем, как привыкли об эротике писать в русской литературе XIX века.
Я напомню, что если мы говорим о русской литературе XIX века, то нужно сказать, что как главное в женщине всегда рассматривался ее внутренний мир. Есть некоторая внутренняя красота, которая подсвечивает внешность. Достаточно вспомнить Катю из «Отцов и детей» или, быть может, самый выразительный пример в русской литературе – Наташу Ростову. И наоборот, женщины, которые обладают внешней красотой, в них всегда есть что-то подозрительное.
И Одинцова из «Отцов и детей», как раз в паре со своей сестрой Катей – вроде бы она у нее выигрывает по всем статьям, а у Кати и руки слишком большие, и вообще она такая неуклюжая, но в результате именно она побеждает, именно она добивается, достигает своего, потому что внутренняя красота важнее.
И, конечно, знаменитая пара: Элен Курагина-Безухова – Наташа Ростова. Понятно, на чьей стороне симпатии Толстого и кто по-настоящему красив.
Вот у Сологуба это совершенно не так. Совершенно не так. И главная героиня, Варвара, описывается следующим образом: «Она поспешно разделась и, нахально ухмыляясь, показывала Передонову свое слегка раскрашенное, стройное, красивое и гибкое тело. Хотя Варвара шаталась от опьянения и лицо ее во всяком свежем человеке возбудило бы отвращение своим дрябло-похотливым выражением…» Вот это вполне как бы еще в традициях русской литературы. Дальше идет «но»: «…но тело у нее было прекрасное, как тело у нежной нимфы, с приставленною к нему, силою каких-то презренных чар, головою увядающей блудницы. И это восхитительное тело для этих двух…» Ну и так далее. Дальше уже не очень интересно и даже как-то пошловато, но на вот это абсолютное противоречие традиции я хотел бы обратить ваше внимание. У Сологуба это вполне возможный вариант: отвратительная героиня даже с отвратительным лицом, но тело ее описывается как тело нежной нимфы и никакого отвращения к телу ее, по-видимому, Сологуб не испытывает.
«Всё барашки, всё барашки, бе-бе-бе»
Замечательно у Сологуба двоится реальность. Например, мы уже с вами довольно много говорили об этом самом Володине, который все время сравнивается с бараном. Он блеет как баран, у него выпуклые, как у барана, глаза, и все время это сравнение проводится. И тоже все это воспринимается вполне в такой реалистической перспективе – глупый молодой человек, он так часто называется. Когда вдруг неожиданно мы натыкаемся на эпизод, где Володин описывает свой сон. Он рассказывает, какой сон он сегодня видел. «- Я сегодня тоже интересный сон видел, - объявил Володин, - а к чему он, не знаю. Сижу это я будто на троне, в золотой короне, а передо мною травка, а на травке барашки, всё барашки, всё барашки, бе-бе-бе. Так вот всё барашки ходят, и так головой делают, и всё этак бе-бе-бе».
Ну т.е. понятно, кажется, совершенно очевидно, на что здесь намекает Сологуб. А намекает он ни больше не меньше как на образ агнца, который традиционно и в живописи, и в литературе соотносится с образом Христа, царя царей, который сидит на троне. И когда мы прочитываем этот эпизод, мы начинаем по-другому воспринимать первое появление Володина. Мы одну деталь в этом первом появлении начинаем по-другому прочитывать.
Вот как впервые Володин описывается: «Вошел с радостным громким смехом Павел Васильевич Володин, молодой человек, весь, и лицом, и ухватками, удивительно похожий на барашка: волосы, как у барашка, курчавые, глаза выпуклые и тупые, - все как у веселого барашка, - глупый молодой человек». А вот дальше, как мне кажется, важное: «Он был столяр, обучался раньше в ремесленной школе, а теперь служил учителем ремесла в городском училище». Опять: можно это считать, можно это воспринимать как вполне реалистическую деталь – учитель, столяр, ремесленное училище.
Но вот как кажется, в склейке с этим эпизодом, где он сидит на троне как царь царей, еще раз повторяю, как Христос, мы, наверное, должны вспомнить, что плотником был ни больше ни меньше как отец Христа Иосиф. И дальше эта тема продолжается, она развивается, все время Сологуб балансирует на грани между изображением Володина как тупого молодого человека, барана, и вот такого приготовленного к жертве царя царей.
Вот еще одна сцена: «Володин прохаживался по комнатам, тряс лбом, выпячивал губы и блеял. Гости смеялись. Володин сел на место, блаженно глядел на всех, щуря глаза от удовольствия, и смеялся тоже бараньим, блеющим смехом.
Ну, и всё барашки, всё барашки, а тут я и проснулся, - кончил Володин.
Барану и сны бараньи, - ворчал Передонов, - важное кушанье - бараний царь».
Финальная сцена
Вот опять возникает этот бараний царь, и все это готовит финальную сцену, где как раз черты глупого молодого человека, барашка, и черты невинной жертвы сливаются в этом образе. «Володин показался ему страшным, угрожающим…» Это почти финал романа. «Надо было защищаться. Передонов быстро выхватил нож, бросился на Володина и резнул его по горлу. Кровь хлынула ручьем. Передонов испугался. Нож выпал из его рук. Володин все блеял и старался схватиться руками за горло. Видно было, что он смертельно испуган, слабеет и не доносит рук до горла. Вдруг он помертвел и повалился на Передонова. Прерывистый раздался визг - точно он захлебнулся - и стих. Завизжал в ужасе и Передонов, а за ним Варвара».
Т.е. вот эта юмористически, сатирически развивающаяся тема барана кончается чем – кончается жертвоприношением. Совершенно очевидно, что здесь этот Володин, которого зарезает главный герой романа Передонов, как барана, оказывается жертвой, при этом жертвой, которая не ведет к очищению. Получается такая дьявольская совершенно картина: да, зарезан Володин, жертва принесена, но ни к чему это не приводит. Нет ни просветления, нет ничего. Передонов сидит с тупым лицом, с тупым механическим лицом, когда его приходят арестовывать.
Эротическая линия романа и Недотыкомка
И здесь нужно сказать еще об одном, мне кажется, самом интересном и таком не самом бросающемся в глаза обстоятельстве. Что в этом романе, помимо линии Передонова, Володина и вот этих персонажей, олицетворяющих собой такую темную, мрачную, жуткую жизнь этого провинциального города, есть линия, которая как бы этой линии противопоставлена.
Это линия эротическая, за что Сологуба тоже много ругали, и порицали, и обвиняли. Мальчик, которого зовут Саша Пыльников, ученик Передонова, который влюблен во взрослую женщину, Людмилу Рутилову. И то, как описывается их времяпрепровождение, вполне, впрочем, такое невинное, они там одевают друг друга во всякие костюмы и т.д., поцелуи какие-то… Все это, вся эта прекрасная, благоухающая духами жизнь как бы противопоставлена оказывается вот этой ужасной жизни остального города.
Однако если мы внимательно прочитаем этот роман, мы увидим, что, собственно говоря, ничуть не бывало. Дело в том, что олицетворением этой ужасной городской жизни является такое фантастическое существо, которое называют «недотыкомка». Это Сологубом придуманный персонаж, который появляется, когда герой… Ну, кажется, это очевидно уже даже из моего изложения – герой сходит с ума на протяжении романа все больше и больше и кончает убийством товарища. И первым знаком этого схождения с ума является образ Недотыкомки. Недотыкомка соотносится с Передоновым: от «слишком», «пере-», она «недо-».
И она описывается следующим образом: «В клубах пыли по ветру мелькала иногда серая Недотыкомка. Она была грязная и пыльная». Еще раз обратите внимание: клубы пыли, на ветру, серая Недотыкомка, грязная и пыльная. И в другом месте романа она описывается так: «Недотыкомка сверкала тускло-золотистыми искрами, то кровавою, то пламенною». Это так изображается воплощение пошлости, страха, ужаса жизни, нелепости, той самой нелепости жизни, о которой мы говорили в нашей лекции.
Но интересно, что Недотыкомка и Саша Пыльников, как бы противостоящие всему, что есть в этом романе, появляются в одной и той же главе. И самое интересное заключается в том, что то, как описывается этот Саша Пыльников… Ну, начиная с его фамилии. Мы уже видим, что клубы пыли – это то, что сопровождает эту Недотыкомку, а герой носит фамилию Пыльников. И далее «тускло-золотистые искры, то кровавые, то пламенные» – так описывается Недотыкомка. Так вот, в этой же самой главе Саша изображается так: «Саша засиял, стоял весь красный». Т.е. мы видим, что на самом деле мотивы, которые окутывают самый страшный, самый инфернальный персонаж этого романа, Недотыкомку, и мотивы, которые связываются с как бы противостоящим ей персонажем (заметим, что она маленькая и он маленький мальчик), так вот, эти мотивы сходны.
И можно даже предположить, если мы внимательно будем ну уж если не читать, то перечитывать этот роман, что, собственно говоря, Недотыкомка и есть… Передонов испытывает такой не совсем чистый интерес к этому мальчику, к этому Саше, ему кажется, что он переодетая девчонка все время. Так вот, можно предположить, что, говоря современным языком, Недотыкомка есть такая сублимация Саши в глазах Передонова. И если мы это предположим, а кажется, что основания для этого у нас есть, оказывается, что эта линия, линия противостояния, линия эротизма красивого, противостоящего линии эротизма низменного и вообще всего низменного и ужасного в романе, что они растут из одного корня, собственно говоря. Вот здесь Недотыкомка, с одной стороны, а с другой стороны Саша Пыльников.
Альтернативой злу оказывается зло более обаятельное, более привлекательное. Т.е. как бы зло есть единственное, что, собственно говоря, окружает человека, по Сологубу. Просто оно принимает разные формы. Может быть форма ужасная, форма отвратительная, форма низменная. А может быть форма высокая, эротическая, прекрасная. [Проблема] в том, что он еще сам упивается этим. Когда он пишет про Сашу Пыльникова и про эту Людмилу, он сам в восторге просто от этого. Но от этого все это злом быть не перестает, и сам он это даже понимает на самом деле, когда он это описывает.
И мы возвращаемся к тому, собственно говоря, с чего начали разбор этого текста. Роман написан не о социальных мотивах. Роман столь же разоблачает зло, сколько на других страницах воспевает. Роман, который маскируется под русский реалистический роман, при этом являясь романом нового типа, декадентским романом, символистским романом, который читать часто тяжело, очень часто неприятно, но тому читателю, который интересуется русской культурой начала ХХ века, – необходимо.
Литература
- Венцлова Т. К демонологии русского символизма // Венцлова Т. Собеседники на пиру. Статьи о русской литературе. Вильнюс, 1997. С. 41-81.
- Ерофеев Виктор. Тревожные уроки «Мелкого беса». Сологуб Ф. Мелкий бес. Роман. Рассказы / Сост., вступ. ст. В. В. Ерофееева. - М. : Правда, 1989. Эл. версия - В. Есаулов, август 2005 г.
- Келдыш В. А. О «Мелком бесе» // Сологуб Ф. Мелкий бес. М., 1988. С. 3-18.
Этот роман зеркало, сделанное искусно. Я шлифовал его долго, работая над ним усердно. Ровна поверхность моего зеркала, и чист его состав. Многократно измеренное и тщательно проверенное, оно не имеет никакой кривизны. Уродливое и прекрасное отражаются в нём одинаково точно. (Из предисловия автора ко 2-му изданию, январь 1908 г.)
Экранизация произведений русской литературы (тем более, литературы ХХ века) дело непростое, я бы даже сказал, отчасти невозможное. И это отнюдь не потому, что кино не способно выразить все то, что есть в книге иногда получаются фильмы, намного более талантливые, чем печатный первоисточник. Нет. Дело во времени. Течение времени неумолимо, и оно меняет умы, меняет мировоззрение людей. И то время, когда Федор Сологуб писал свой знаменитый роман время утерянное, странное, абстрагированное от истории. Время, когда вечное противостояние между религией и разумом, между интеллигенцией и народом, между властью и обществом переросло в кровавую борьбу за жизнь. Недотыкомка, мелкая нежить, символизирующая упадок отдельной личности, в лице Ардальона Борисовича Передонова, а также его окружения, вылезла, наконец, из своей норы, чтобы выпустить на волю все пороки и грехи, так долго сидевшие внутри сельского учителя словесности.
Грезы о должности инспектора, как мираж, блуждают в воспаленном мозгу нервного и всего боящегося Передонова Досталь гиперболизирует характер Ардальона Борисовича, заставляет зрителя смеяться над его поведением. Поначалу, когда только начинаешь смотреть фильм, кажется, что актеры явно переигрывают в их игре чувствуется какая-то искусственная театральность, наигранность, которую часто можно наблюдать среди кочующих актеров балагана, путешествующего от одного провинциального городка к другому, устраивая представления на потеху местным жителям. Но в какой-то момент понимаешь, что актеры играют блестяще, именно так, как нужно для того, чтобы герои романа предстали перед зрителем именно такими, какими их изобразил Сологуб. Злой, всего боящийся «шизофреник» Ардальон Борисович, давняя любовница Передонова Вершина, одинокая и умная женщина, облаченная в черное и вечно курящая, любопытная молодая соблазнительница Людмила Рутилова, застенчивый и по-детски наивный гимназист Саша Пыльников, похотливая и коварная сожительница Передонова Варвара и др.
Отдельно хочется похвалить талантливую игру Сергея Баталова, полностью вжившегося в образ Володина, чьи зарифмованные фразочки невольно вызывают смех. И совсем не ожидаешь от такого простоватого на вид и необидчивого балагура, гостя в каждом доме, ту злую издевку, какую в конце фильма он бросает в лицо Ардальону Борисовичу.
Мое знакомство с творчеством Николая Досталя началось с фильма «Облако рай» фильма, который обязательно нужно посмотреть всем, кто любит по-настоящему русское кино, в котором русские люди, живущие в русской же действительности, запечатлены именно такими, какие они есть на самом деле. И было приятным сюрпризом встретить в «Мелком бесе» тех же актеров (Сергея Баталова, Ирину Розанову), ставших, в какой-то степени, спутниками и соратниками режиссера.
Фильм Досталя завершается сценой, в которой Ардальон Борисович, судя по просветленному выражению его лица, наконец, избавляется от своих галлюцинаций и страхов. Чистое поле, покрытое туманом, влажное солнце, одинокая повозка, в которой сидит главный герой в смирительной рубашке, и бесконечная дорога, уходящая за горизонт. Сцена сопровождается пением церковного хора. Скажу без сарказма: Ардальон Борисович, пытающийся высвободиться из рубашки и всматривающийся в туманную даль, напоминает падшего ангела с отрубленными крыльями. Он не видит ничего, кроме неба. О чем он думает? Уж вряд ли о том, как бы поскорее заполучить должность инспектора Раскается ли он в совершенных убийствах, поверит ли в Бога, найдет ли покой в мирской жизни? Этого мы не знаем. Режиссер показывает нам лишь лицо обманутого грешника, чьи надежды рухнули, как карточный домик под ветром действительности Позади разврат и убийства. Впереди неизвестность.
Экранизация Николая Досталя заслуживает высокой оценки.
Федор Сологуб
МЕЛКИЙ БЕС
Федор Сологуб.
Фотография ателье «А. Рентц и Ф. Шрадер». Санкт-Петербург, 1899 г. Музей ИРЛИ.
Роман «Мелкий бес» начат в 1892 году, окончен в 1902 году. Первый раз напечатан в журнале «Вопросы жизни» за 1905 год, №№ 6–11, но без последних глав. В полном виде роман появился первый раз в издании «Шиповника» в марте 1907 года.
В печатных отзывах и в устных, которые мне пришлось выслушать, я заметил два противоположные мнения.
Одни думают, что автор, будучи очень плохим человеком, пожелал дать свой портрет и изобразил себя во образе учителя Передонова. Вследствие своей искренности автор не пожелал ничем себя оправдать и прикрасить и потому размазал свой лик самыми черными красками. Совершил он это удивительное предприятие для того, чтобы взойти на некую Голгофу и там для чего-то пострадать. Получился роман интересный и безопасный.
Интересный потому, что из него видно, какие на свете бывают нехорошие люди. Безопасный потому, что читатель может сказать: «Это не про меня писано».
Некоторые думают даже, что каждый из нас, внимательно в себя всмотревшись, найдет в себе несомненные черты Передонова.
Из этих двух мнений я отдаю предпочтение тому, которое для меня более приятно, а именно второму. Я не был поставлен в необходимость сочинять и выдумывать из себя; все анекдотическое, бытовое и психологическое в моем романе основано на очень точных наблюдениях, и я имел для моего романа достаточно «натуры» вокруг себя. И если работа над романом была столь продолжительна, то лишь для того, чтобы случайное возвести к необходимому, чтобы там, где царствовала рассыпающая анекдоты Айса, воцарилась строгая Ананке.
Правда, люди любят, чтобы их любили. Им нравится, чтоб изображались возвышенные и благородные стороны души. Даже и в злодеях им хочется видеть проблески блага, «искру Божию», как выражались в старину. Потому им не верится, когда перед ними стоит изображение верное, точное, мрачное, злое. Хочется сказать:
Это он о себе.
Нет, мои милые современники, это о вас я писал мой роман о Мелком бесе и жуткой его Недотыкомке, об Ардалионе и Варваре Передоновых, Павле Володине, Дарье, Людмиле и Валерии Рутиловых, Александре Пыльникове и других. О вас.
Этот роман - зеркало, сделанное искусно. Я шлифовал его долго, работая над ним усердно.
Ровна поверхность моего зеркала, и чист его состав. Многократно измеренное и тщательно проверенное, оно не имеет никакой кривизны.
Уродливое и прекрасное отражаются в нем одинаково точно.
Январь 1908 года
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЯТОМУ ИЗДАНИЮ
Мне казалось когда-то, что карьера Передонова закончена и что уж не выйти ему из психиатрической лечебницы, куда его поместили после того, как он зарезал Володина. Но в последнее время до меня стали доходить слухи о том, что умоповреждение Передонова оказалось временным и не помешало ему через некоторое время очутиться на свободе, - слухи, конечно, мало вероятные. Я упоминаю о них только потому, что в наши дни и невероятное случается. Я даже прочитал в одной газете, что я собираюсь написать вторую часть «Мелкого беса».
Я слышал, будто бы Варваре удалось убедить кого-то, что Передонов имел основание поступить так, как он поступил, - что Володин не раз произносил возмутительные слова и обнаруживал возмутительные намерения, - и что перед своею смертью он сказал нечто неслыханно-дерзкое, что и повлекло роковую развязку. Этим рассказом Варвара, говорили мне, заинтересовала княгиню Волчанскую, и княгиня, которая раньше все забывала замолвить слово за Передонова, теперь будто бы приняла живое участие в его судьбе.
Что было с Передоновым по выходе его из лечебницы, об этом мои сведения неясны и противоречивы. Одни мне говорили, что Передонов поступил на службу в полицию, как ему и советовал Скучаев, и был советником губернского правления. Чем-то отличился в этой должности и делает хорошую карьеру.
От других же я слышал, что в полиции служил не Ардальон Борисович, а другой Передонов, родственник нашего. Самому же Ардальону Борисовичу на службу поступить не удалось или не захотелось; он занялся литературною критикою. В статьях его сказываются те черты, которые отличали его и раньше.
Этот слух кажется мне еще неправдоподобнее первого.
Впрочем, если мне удастся получить точные сведения о позднейшей деятельности Передонова, я расскажу об этом достаточно подробно.
(Август 1909 г.)
ДИАЛОГ (К СЕДЬМОМУ ИЗДАНИЮ)
Душа моя, чем ты так смущена?
Прими смиренно злость и брань.
Но разве этот наш труд не достоин того, чтобы нас благодарили? Откуда же ненависть?
Эта ненависть подобна испугу. Ты слишком громко будишь совесть, ты слишком откровенна.
Но разве нет пользы в моей правдивости?
Ты ждешь комплиментов! Но ведь здесь не Париж.
О да, не Париж!
Ты, душа моя, истинная парижанка, дитя европейской цивилизации. Ты пришла в нарядном платье и в легких сандалиях туда, где носят косоворотки и смазные сапоги. Не удивляйся же тому, что смазной сапог порою грубо наступит на твою нежную ногу. Его обладатель - честный малый.
Но такой угрюмый! И такой неловкий!
Май 1913
(ПРЕДИСЛОВИЕ) К СЕДЬМОМУ ИЗДАНИЮ
Внимательные читатели моего романа «Дым и Пепел» (четвертая часть «Творимой Легенды»), конечно, уже знают, какою дорогою идет теперь Ардальон Борисович.
Май 1913 г.
МЕЛКИЙ БЕС
Я сжечь ее хотел, колдунью злую…
После праздничной обедни прихожане расходились по домам. Иные останавливались в ограде, за белыми каменными стенами, под старыми липами и кленами, и разговаривали. Все принарядились по-праздничному, смотрели друг на друга приветливо, и казалось, что в этом городе живут мирно и дружно. И даже весело. Но все это только казалось.
Загрузка...
