Андрей Гнездилов: Мимо финала собственной жизни мы не пройдем. Андрей Гнездилов: «Находясь рядом со смертью, мы поняли: смерти нет. В ничто и ничем

Резюме Гнездилов А.В.

Гнездилов Андрей Владимирович (Санкт-Петербург)

Андрей Владимирович Гнездилов - петербургский врач-психиатр, доктор медицинских наук, профессор кафедры психиатрии Санкт-Петербургской медицинской академии последипломного образования, научный руководитель геронтологического отделения, почетный доктор Эссекского университета (Великобритания), председатель Ассоциации онкопсихологов России.

Андрей Владимирович родился в 1940 году в Ленинграде. В 1963 году окончил Ленинградский педиатрический институт. После ординатуры переквалифицировался в психиатра. Работал в Психоневрологическом институте имени Бехтерева главным научным сотрудником, а с 1973-го по 1983 год в Онкологическом институте. В 1976 году защитил кандидатскую диссертацию, в 1996-м докторскую. В 1990 году создал и возглавил хоспис в Приморском районе Лахта Санкт-Петербурга.

Андрей Владимирович - очень верующий человек, подвижник и общественный деятель, неутомимый исследователь и «генератор» новых методов в психотерапии: сказкотерапии, имидж-терапии, терапии колокольным звоном.
Автор многих статей и публикаций, а также нескольких десятков научных и популярных книг.

Основные научные интересы - психосоматические расстройства, психические расстройства умирающих больных, психиатрическая помощь в условиях работы хосписа, творчество.
Книги Гнездилова Андрея Владимировича- настоящее литературное достояние:

В книге известного петербургского врача и сказочника собраны его сказки, помогающие людям справиться с затруднительными для них ситуациями - проблемами в семье, потерей близких, открыть в себе новые силы и обрести внутреннюю гармонию.

Психотерапевтическая сказка - это мост между реальностями: социальной, объективной и тонкой, психической. Психотерапевтические сказки Андрея Гнездилова не просто создают эти мосты, они еще и питают наш психический мир. Они формируют более мудрое и терпимое отношение даже к тем вещам, которые мы не в силах изменить, они позволяют нам более тонко, духовно постигать смысл самых непростых жизненных ситуаций.

«Не знаю, как Вам, уважаемый читатель, а мне всегда было интересно узнать, какие сны видят другие люди. Но расспросы оказывались чаще всего напрасными. Кто-то говорил, что снов вообще не видит; иные признавались, что к утру забывают сновидения; те, кто помнили, редко могли передать увиденное во сне даже самому внимательному слушателю: при пересказе сновидения теряли всю свою прелесть, превращаясь в мертвых бабочек с поломанными крыльями.

И вот - эти истории. Они как живые бабочки. Крылья трепещут и переливаются, а траекторию полета трудно предсказать. Эти истории не подчиняются законам литературы. Притчи ли это, сказки или рассказы - трудно определить, к какому жанру их можно отнести». Гнездилов А.В.

В книге известного петербургского психиатра, психотерапевта и гуманиста А. В. Гнездилова обсуждаются, вопросы психотерапевтической помощи умирающим больным. На основе многолетнего опыта и результатов научных исследований автор анализирует ключевые моменты паллиативной медицины: понимание проблем и потребностей неизлечимо больного человека; формирование способности вынести неизбежное страдание; медицинский контроль над симптоматикой терминального состояния, прежде всего - хронического болевого синдрома, принципы комплексной работы с близкими и семьей умирающего; использование различных терапевтических методов и методик. Также в книге обсуждаются проблема подбора кадров для работы в хосписах и вопрос о профессиональном «выгорании» персонала.

Очерки работы психотерапевта в онкологической клинике и хосписе.
Книга «Путь на Голгофу» - это документальные очерки работы психотерапевта в онкологической клинике и хосписе.
Эта книга восполняет серьезный и общественно опасный пробел в образовании врача. Восхождение к мученическому концу жизни при умирании от рака - ее тема.
Задача книги - научить врача освобождать человека от телесных и душевных страданий, связанных с заболеванием, обеспечивая возможность свершения последнего земного деяния души, понимания, прощания, прощения и успокоения, сохраняющих работу разума до последних мгновений жизни.

Ключи от забытых дверей

Врач-психиатр, доктор медицинских наук, почетный доктор Эссекского университета в Англии и известный сказочник находит ключи от забытых дверей души, открывая ту потаенную реальность, в которой живут наши мечты и грезы, страхи и обиды, желание сделать выбор и желание остаться по ту сторону любых перемен. Сказки А.В. Гнездилова, знаменитого доктора Балу - это способ приоткрыть ускользающий мир фантазии и направить его силы на исцеление самого сокровенного в человеке. Красота и гармония, заключенная в его сюжетах, подарит читателю не только наслаждение изящным стилем писателя, но и придаст силы, уврачует тревоги, поможет найти ответ в сложных ситуациях.

Интересные факты

В этом году исполняется 20 лет со дня, когда Андрей Владимирович Гнездилов создал первую в нашей стране хосписную службу (Хоспис № 1, расположенный в Санкт-Петербурге). Хоспис оказывает комплексную помощь неизлечимым больным и их близким. Ежегодно через стационар хосписа проходит около 300 больных, выездная служба опекает 400 пациентов, осуществляется 5 тысяч выездов на дом, а число родственников, ежегодно охваченных работой хосписа, - около 1500 человек.
Хоспис - мало привычное для России слово. В прошлом хосписами называли странноприимные дома, которые монахи строили для паломников, направляющихся в Святую Землю. Современные хосписы - это дома, в которых проводят свои последние дни неизлечимые больные. Впервые такие дома появились в Англии. Первым среди них стало заведение, основанное в 1967 году леди Сисили Сондерс на собственные средства. Она назвала его именем святого Христофора. Пять лет назад хосписы появились и в нашей стране. Самый первый был организован под Санкт–Петербургом в поселке Лахта.

Его основателем стал Андрей Владимирович Гнездилов, врач, принявший недавно сан священника. Так же, на берегу Финского залива, работают и сестры–монахини. В России пока насчитываются единицы хосписов, и опыт их работы достоин широкого распространения.

Недалеко от Финского залива расположился небольшой храм в честь святых Петра и Павла. Рядом с ним - вытянутое одноэтажное здание хосписа. На этой территории в стародавние времена была усадьба легендарной княгини Ольги. Структура хосписа проста: стационар на 30 коек, при котором есть выездные бригады для оказания помощи онкобольным (а также для психологической поддержки их родственников) на дому. Вся помощь бесплатная.

Смысл хосписа, считают идеологи движения, - борьба за души людей не только умирающих, но и остающихся жить, борьба за снятие боли, физической и душевной, через покаяние и прощение. Да поможет им в этом Бог. И мы тоже. Кладут сюда, по сути дела, только в трех ситуациях. Во–первых, страдающих от неукротимого болевого синдрома, когда дома никакие препараты не помогают. Тогда ведут круглосуточное наблюдение, подбирают эффективную схему обезболивания. Во-вторых, здесь учитывают, что измученным родственникам необходим хотя бы кратковременный отдых. В–третьих, особое внимание уделяется одиноким людям и тем, кто живет в коммуналках. Для большинства из них этот уютный дом с тихим внутренним двориком - райское место. Полежав неделю–другую, многие уже не хотят выписываться, воспринимая это как жестокий акт.

В общении с больными прослеживается та ласковая фамильярность, которая возможна только в отношении самых близких людей.

Можно не поехать на курорт или на экскурсию, не поступить в институт или на работу. Но мимо финала собственной жизни мы не пройдем. И мимо того, что будет потом, тоже

Можно не поехать на курорт или на экскурсию, не поступить в институт или на работу. Но мимо финала собственной жизни мы не пройдем. И мимо того, что будет потом, тоже.

Психиатр Андрей Владимирович Гнездилов работает с самыми тяжелыми онкобольными. Четверть века назад он основал первый в стране хоспис - больницу, где облегчают жизнь и страдания людей, чья надежда микроскопически мала или ее совсем нет. Сегодня он так и называется - Первый хоспис, в Лахте под Санкт-Петербургом. Оттуда началось российское хосписное движение.

Мы беседуем с Андреем Владимировичем, которого еще называют Доктором Балу, в его квартире, полной таинственных вещей, кукол и сказочных персонажей. Доктор Гнездилов пишет труды по психотерапии, а Доктор Балу - сказки, которые тоже помогают больным.

Главный вывод из нашей беседы - торжествует жизнь, а не смерть, и мы движемся по ней вверх, вдоль ее звенящих струн, чтобы в конце оказаться высоко. А кому дано - очень высоко.

Часто больные, вернувшись из больницы, из института, сжигают свой старый гардероб, - говорит доктор Гнездилов. - Представляете: отделиться от болезни, сменить стереотип. И я этот момент использовал, у меня целый театральный гардероб, который мы используем для того, чтобы человек трансформировал себя.

К вам больные домой приходят?

Да, конечно! Многие держатся благодаря тому, что они заново начинают жить, ради интересов в какой-то другой области или переборов те ситуации, которые загнали их в болезнь. Часто заболевание, и тем более онкологическое, является, я бы сказал, метафизическим.

Завет Парацельса

Мы слышим крик - мы бросаемся на помощь. Не всегда больные хотят этой помощи. Я иду по хоспису, вижу больных, которые скорчились, гримаса страдания на лице. Я говорю: «Что с вами? У вас болит?» - «Не обращайте внимания, доктор». - «Как не обращать внимания? Мы целое движение подняли и хоспис открыли для того, чтобы вы не испытывали болей». - «Доктор, вы знаете, мне кажется, что вместе с болью из меня выходит все дурное».

Пиф-паф! Выступает нравственное начало. Когда мы заболеваем, мы думаем: где-то нагрешили, что-то не так сделали. А здесь оказывается, болезнь и боль выступают не как наказание, а как искупление.

И тут Достоевский вспоминается, Толстой и вся наша плеяда знаменитых литераторов и учителей жизни. Конечно, в этих условиях само движение хосписной службы приобретает этический характер. Ведь можно не то что исцелить, но хотя бы облегчить человеку страдания улыбкой, особым отношением. И это касается и геронтологии, помощи старикам. Мы нашли столько неглаженых стариков, что нам в пору самим было рыдать, потому что дотрагиваешься до человека жестом, лаской, он плакать начинает. А что он плачет? А меня, говорит, никто не гладит.

Средневековый врач Парацельс говорил, что придет время, и каждый врач должен стать лекарством для больного. Вылечить невозможно, отвернуться тоже невозможно. Если не можешь помочь, раздели с ним это, потому что его нельзя бросить в одиночестве против танков, которые несет с собой судьба. Проблему сужают до того, что паллиативная медицина должна только утолять боли, но само понятие боли достаточно сложное.

Потому что боль иногда носит характер психосоматических взаимоотношений, когда психологический тупик в жизни оборачивается соматическим заболеванием, то есть реальным. Настоящий врач - этот тот, кто приходит к больному и, даже не написав ни строчки рецепта, а просто поговорив, своим видом успокаивает.

Еще в старые времена отмечали, что есть специальные повитухи, которые хорошо принимают роды, есть сиделки, целая община сиделок, которых сажали к ребенку и ребенок выздоравливал. Этих сиделок даже проверяли: им надевали жемчуг и бирюзу с умирающих, на которых те тускнеют, и камни снова наполнялись красками и свежестью. Это факт, который широко известен.

Ради Бога, не примите меня за поклонника экстрасенсорики - я против этого, но факт есть факт.

То есть важен не просто хоспис, а прежде всего личность врача?

Это идея, с которой мы шли в хосписное движение. Это романтика, это мечта. Чтобы врач мог заявить, что с ним будет не страшно, не больно, не одиноко, он должен сам пережить трагедию: либо потерю близкого человека, либо собственное заболевание.

Есть какие-то сценарии жизни, которые служат мотивировкой пойти учиться на врача, стать помощником человечества. В мифах Древней Греции говорится о кентавре Хироне, который был на стороне титанов, сражался с богами, потом помирились, все нормально. Он был артистичен, музыкой увлекался и был чутким таким человеко-конем. К нему приходили герои, рассказывали о своих проблемах и подвигах.

И Геракл тоже повадился. Однажды пришел, чтобы рассказать, как он справился с жуткими птицами, как расстрелял их из лука. Кентавр попросил показать лук, стал вертеть стрелы: неужели такими можно убить птиц? «Будь осторожен, стрелы отравлены ядом Лернейской гидры. Если ты оцарапаешься, будет худо», - предупредил Геракл. Тот рассмеялся: «Геракл, ты забыл, что я бессмертен, мне ничто не грозит».

И вдруг случайно царапает себе руку, жуткий яд вливается в его тело и начинает его пожирать. Он ищет спасения от боли в минералах, растениях. Что-то облегчает, что-то утяжеляет его состояние. В конце концов он становится сведущим в медицине и воспитывает бога Асклепия. Раненый целитель - вот как это называется.

Либо человек переживал боль, либо в его памяти боль, которую переживали его родители, либо впереди его ожидает какая-то боль, а он предчувствует ее. Эта боль - стимул к самопожертвованию.

Призыв Гранина

Раньше существовали рыцари, храмовники, госпитальеры, они устраивали для пилигримов, шедших на поклонение святыням, монастыри, которые их при необходимости защищали, давали им приют во время путешествия. Они так и назывались - дома гостеприимственные, хосписы. Хоспиталити - гостеприимство.

Но все это гораздо глубже. Жизнь любого человека можно представить как странничество. Мы идем, мы сколачиваем состояние и так далее. Но не это является смыслом жизни. А смыслом жизни является пример Спасителя.

Если вы помните, перед тем, как пойти на Голгофу, он молился в Гефсиманском саду. И он молился так: «Господи, да минует меня чаша сия». Но перед этим он говорил своим ученикам: «Побудьте со мной, не спите». Трижды он взывал к ним, и трижды они говорили: «Да, учитель». И трижды они засыпали.

Фактически хосписное движение где-то в глубине многие - хотя я точно не знаю, я за себя говорю - восприняли как призыв побыть с больным. Самое большое психотерапевтическое воздействие на больного оказывает даже не лекарство, а психотерапия присутствия. Очень часто взрослый человек, попав в ситуацию болезни, возвращается на стезю своего детства. И, как в детстве, ребенок прибегает к маме: «Мама, я ушиб коленку». Она поцелует это место, погладит - все прошло, побежал дальше. Из этих оснований вырастает хосписное движение.

А как хосписное движение начиналось у нас?

Нужно прежде всего вспомнить Даниила Гранина, который в 1980-х годах с высокой трибуны обратился к людям и сказал: «Граждане, товарищи, друзья, не надейтесь, что власти когда-нибудь озаботятся вашим положением. Если вы хотите сделать что-то доброе, спешите сделать доброе сейчас своими силами».

И тогда, я помню, великий подъем был у людей. Встречались, готовы были подарить квартиру, дом, каждый в свою дудку дул. Я дул в хосписную дудку, даже не зная, что хосписы существуют.

Десять лет оттрубил в Онкологическом институте, куда пришел из Бехтеревского института по своей воле, когда в онкологии вообще не было врачей-психиатров. Я понимал, что не могу всю эту массу тащить - а там было триста пациентов. Еще была доза Бабаяна, главного нарколога, который тогда царствовал: 50 мг наркотика в сутки и ни капли больше, иначе больной станет наркоманом. Как будто имело значение, станет человек наркоманом или нет, умирая.

В ничто и ничем

Первый хоспис мы организовали в 1990 году. Приехал английский журналист Виктор Зорза, он активно занимался хосписами у себя в Англии, а когда стало воз-можно, приехал и к нам.

С Виктором Зорзой и за его счет ездили в Англию, я изучал там, как все это должно быть устроено. Благодаря, я считаю, Гранину за мной пошла группа даже не медсестер, а просто не имеющих медицинского образования людей, которые пришли в хоспис.

Кем они могут быть? Сиделками, санитарками - тут не требуется образование. Копеечные зарплаты. И многие переучились на сестер. Но самое интересное, коллектив тот был таким, что я вспоминаю всех до единого. Плохие условия, сельская больничка в Лахте, которую построила княгиня Ольга. Но теплая. Там случилось то, чего я никогда не видел на свете, - равенство всех медицинских работников.

В смысле?

В обычную больницу входишь - кто главный? Главный врач. А затем начмед. А затем врачи. А потом сестры. А потом санитарки. А потом больные. Когда больной должен быть первым! И должна быть референтная группа, которой он доверяет свое здоровье и так далее.

Тут нет обиды, что вот больной откровенен и просит, чтобы прислали к нему не врача, а, допустим, санитарку. С которой просто легче.

Не знаю, приходилось ли вам бывать в больнице, где все сразу упирается в вопрос стула. Ты лежишь в палате, а с тобой еще три человека. Неважно. Ты должен сходить по-большому. Прямо вот лежа в постели, в памперсы всякие. Но ты стесняешься пукнуть или что-то такое. И вдруг является Зиночка, наша санитарка, которая была когда-то молочницей у Романова. Ухаживала за коровкой, которая давала молоко Григорию Романову.

Первому секретарю Ленинградского обкома КПСС?

Ну да. И вот она - это существо такое, ну, немножко нелепое. Большого роста, грубоватая. Но спокойная какая-то. Она приходит, ее ждут больные, когда она придет на дежурство. При ней покакать не страшно и все это естественно получается. А чего? Все в порядке. Успокойся. Подтерли, подмыли все. Это же очень важно было, что больные могли себе выбрать того, с кем они чувствуют себя легче. Партнерские отношения.

Это было религиозное учреждение?

Не религиозное, а духовное. Что такое дух? Каждый понимает как угодно. Но прежде всего думают, духовный - значит религиозный. Зови батюшку и так далее. Но это только часть - религиозное окормление больных. Причем каждого по той конфессии, к которой он принадлежит.

Духовное - это гораздо глубже. Это внедрение в сознание больного каких-то представлений о смерти. Потому что они спрашивают: чего им ждать, что дальше будет. И важная наша задача состоит не в том, чтобы дать рецепт легкой смерти больному, а чтобы он ее осмыслил.

Осмысленная смерть связывается с осмыслением жизни. И умирать гораздо легче, когда ты понимаешь, ради чего умираешь. Или посвятив свою смерть: например, «пускай я умру, но мои дети будут здоровые».

Но ведь человек умирает не в рамках акта самопожертвования, а от болезни, которая случилась с ним невольно.

Одной моей подопечной сделали операцию, увидели, что у нее рак прямой кишки. Трогать его не стали, взяли только на биопсию. И выписали, сказав, что все в порядке. Она понимала, что это не порядок, это просто так сказано, для слова. Говорит: «Я должна жить. У меня дочка, у меня муж алкоголик. И я заболела от того, что муж погнался за мной пьяный с топором и ударил в промежность ногой. У меня через полтора месяца начала расти опухоль. Я должна жить».

И она живет. Год живет, хотя ей месяца не давали. Полтора живет. Наконец, дело как-то устраивается: муж куда-то слинял, не в силах выдержать амбре, появилась какая-то родственница, дочка устроилась в колледж. Она говорит: «Теперь я могу умереть спокойно. Все пристроены». И умирает.

Делают ей вскрытие - и не находят рака. Сомнений нет, что это было, просто она фактически победила рак. Она была так связана с дочерью, и внутренняя такая установка шла.

Так что разговоры о том, что заболевание является самопожертвованием, не на пустом месте возникли.

Кстати сказать, любопытно, что когда приходят молодые врачи в онкологическую клинику или в хосписы, первый их вопрос: «А бывают ли случаи исцеления?» Бывают.

И замечательный пример тому - история с Серафимом Саровским. Батюшка Мотовилов очень с ним дружил и вот заболел тяжело. Стали разговаривать о том, что «ты не готов к смерти». «Да, батюшка, не готов, не знаю, как быть». - «Ладно, помолимся, подумаем». Приходит на следующий раз и говорит: «Ты будешь жить, вместо тебя согласилась умереть моя духовная дочь, твоя двоюродная сестра. Она уже готова ко всему, она вместо тебя умрет». И действительно, умирает сестра, а этот остается.

Сейчас, вот, скажем, в Петербурге человек, больной раком четвертой стадии, всегда может рассчитывать на хосписную помощь?

Да. Мы всегда хорошо поминаем Виктора Зорзу. Он сказал, что лучше мы вообще не будем открывать хоспис, чем сделаем его платным. И потом этот принцип бесплатной паллиативной медицины у нас взяли десятки учреждений по всей стране. Вообще я даже не буду говорить, как трудно было поднять и всколыхнуть массы, чтобы привить им что-то новое.

Почему Россия - такой камень преткновения? У нас любые начинания растворяются в ничто и ничем не кончаются. Мы, может быть, потому и выживаем, что у нас и дурное, и хорошее не выходит, утопает. Поэтому в России все это тяжело приживалось.

К сожалению, дать человеку гарантию, что умирать ему будет не больно, не одиноко, не страшно, - это слишком большая ответственность, это нужно жертвовать собой просто.

Внутренний ребенок

Смотрите, она некрасивая, но такая милая! Я ее зову Пегги Мегги Молли. Утром она Пегги, днем Мегги, вечером Молли, она знает и колыбельные песни.

Почему куклы?

Это особые существа, с которыми связана психотерапия. Это первый друг ребенка, потому что он маленький, а кукла еще меньше. И на куклах он проигрывает те взаимоотношения, которые навязывают ему родители.

И тут очень много любопытных вещей происходит. Ни разу не обошлось без слез, потому что встреча с детством будоражит в больных очень многое. Это резерв, который мы имеем в жизни.

Ведь ребенок чем отличается от взрослого человека? У ребенка имеется воображение, он может владеть миром, не присваивая его, а свободно его отпуская. И эта возможность нерационального мышления, присущая ребенку, утешает взрослого. Потому что в каждом внутренний ребенок живет и спасает от самых тяжелых ситуаций - вплоть до того, когда мы говорим, что рак последней стадии, умирать пора.

Внутренний ребенок говорит: «А смерти нет. Если она мне грозит, то ее нет!» И его мышление аффективное, оно насыщено эмоциями, его верой. Она помогает ему преодолевать очень многие проблемы. Поэтому мы практикуем психотерапевтическое возвращение в детство .

Удивленные медработники делятся: лежит у нас профессор в клинике, которую он сам же и создал, обращается к сиделке, говорит: «Вы не могли бы мне почитать?» - «Пожалуйста. Что бы вы хотели почитать?» - «Сказку». - «Почему сказку?» - «Потому что в сказке есть элемент чуда».

Людей можно разделить на:

верящих в чудо,
допускающих, что вообще весь наш мир - это чудо,
на людей, которые не верят в чудо.

И я начал сказки писать про наших больных. Если вдруг начинает звучать сказка, то это значит, у тебя бездна времени, не меньше, чем у Шахерезады, и сказка в этом смысле дает возможность создавать как бы макеты новой жизни.

А откуда эти куклы?

Делаем. Я искал сказочников, не находил, и было грустно очень. И вдруг я наткнулся на кукольников. А кукольники, оказывается, тоже сказочники, они делают сказочные фигурки, которые замещают людей. Замещают - то есть умеют построить будущее.

Построить будущее?

Да. Вы знаете, что действие, которое проиграно в какой-то ситуации, легче реализуется в действительности? Иногда кукла становится талисманом. Самое главное, что тут происходит так называемый перенос. К больному пришел врач и сказал: «Я Щелкунчик, я пришел тебе служить». И подарил куклу. В силу упрямства, упорства, гордыни больной не может довериться врачу. Но он прикладывает куклу к больному месту - и ему становится легче! Вот здесь есть кукла, которая утешила стольких больных!

Смерть и чудеса

В своих книгах наряду с подробным описанием психотерапевтических методов, а также состояний, переживаемых онкологическими больными, вы рассказываете и о необычных явлениях, связанных с клинической смертью.

Клиническая, не клиническая - все равно она связана с тем же самым.

Когда выстраивается смерть? Остановка сердца, остановка работы мозга, ничто не влетает, ничего не вылетает. А на самом деле, когда человек умирает, остановилось сердце, остановилась кровь, мозг не работает, человек переживает то, что за тридевять земель.

Простая крестьянка из Псковской области вдруг говорит на чистейшем английском языке - личный опыт. Я сидел около нее, она умирала, вдруг приходит в себя, улыбается и говорит: «Доктор, вы знаете, что я увидела сейчас?» Я спрашиваю: «Что вы увидели?» - «Я увидела, что я нахожусь в каком-то странном месте. Я понимаю, что это Англия, и я в белом платье невесты должна спуститься вниз по лестнице и ехать в церковь венчаться. И зовут меня Анни».

Интересно, что ее русское имя звучит по-английски именно Анни. Я говорю: «Do you speak english?» И вдруг она на английском отвечает мне, звучит красивая английская речь. Еще что-то сказала, рука упала, глаза потускнели, и умерла.

Всякие чудеса, о которых все спорят, у нас спокойно случаются. Умирающий больной впал в кому, в его палату поселили второго больного. И тот, увидев, что этот умирает, испугался за себя и позвал священника, чтобы исповедоваться, причаститься на всякий случай. Пришли, причастили. Священник уходит, поворачивается попрощаться, и вдруг приходит в себя умирающий первый и смотрит с таким выражением, что ошибиться трудно.

Священник подходит: «Вы тоже, может, хотите причаститься?» У того голоса нет, глазами моргает: да. Причастил. Стал уходить, опять у порога поворачивается попрощаться: «До свидания!» - а этот, первый больной, уже умер. Последняя минута, представляете, и получить причастие - это нечто! И почувствовать это, и только слезинка у него на глазах.

О чем важно знать, живя и помня о смерти?

Я очень люблю Гераклита. Он говорил: «Человек в смертную ночь свет зажигает себе сам; и не мертв он, потушив очи, но жив; но он соприкасается с мертвым дремля, бодрствуя соприкасается с дремлющим».

Я совсем не хочу критиковать наше христианство, но мне кажется, что, так много говоря о грехе, не следует забывать и о радости. Я воспитывался на Рабиндранате Тагоре, где такой оптимизм, такой свет, краски, яркость, любовь. И для меня Бог предстает не как судья, а как любовь. Если ты сохраняешь любовь к Богу, то это уже дает возможность надеяться на спасение. Вот так можно высказать.

Но тут опираешься не только на божественное описание, тут и Роберт Бернс подворачивается, эпитафия на могиле:

«Здесь я покоюсь, Джимми Хогг.
Авось грехи простит мне Бог,
Как я бы сделал, будь я Бог,
А он - покойный Джимми Хогг!»

Это шутка, конечно, но тем не менее мне кажется, что все гораздо глубже. И что значит: кто-то спасется, кто-то не спасется? Я думаю, что в каком-то глубоком смысле слова весь мир стремится к единству. Считать, что Бог, создавая, в чем-то ошибся, трудно.

Исповедники боли

Люди теряют силы, заболевают, приходят в упадок от довольно простых вещей, стрессов. Откуда берет силы врач и вообще персонал хосписа? Как им удается держаться?

Вы знаете, как ни странно, клин клином вышибают. И, так сказать, мы индуцируемся в наших профессиональных выгораниях больными. С одной стороны, они являются как раз тем фактором, который нас выжигает, а с другой - именно больные становятся мотивировкой поддержки и помощи.

Вы понимаете, мы варимся с ними в одном котле. Поэтому не торопитесь бросать камни во врачей и в медицинский персонал: то, что им приходится терпеть, с чем смиряться, - это фактически обрекать себя на постоянное пребывание в негативном поле.

Мы же привыкаем к больным, когда мы с ними пуд соли съедаем с болями. И фактически все те страдания, которые переносит больной, мы тоже переносим на себе - в уменьшенном размере, но чаще. Но вообще это… Какое слово найти? Исповедники боли, что ли. Так, может быть. Вот кто врачи хосписа.

Но, конечно, мы держимся не только за больных, которые нас поддерживают, мы держимся и за близких людей. Кстати сказать, можно проверить даже мысленно и умозрительно, кто тебе друг. Не тот, кто разделяет с тобой радость и веселье, а тот, кого бы ты взял, умирая, к себе в постель как провожающего.

Существует ли сообщество врачей хосписов?

Оно существует, но оно… То есть на Западе оно больше существует. У нас все время столько проблем, что трудно существовать. И потом у нас все построено на каких-то соревнованиях: чей хоспис лучше. Чушь какая-то. Кто лучше умрет, кто быстрее умрет? Какие критерии выбрать? Поэтому тут очень сложно.

Но вы говорите о когорте железных рыцарей. Все-таки эта когорта существует?

Она существует в людях. Даже, может быть, и не в медиках, а в тех, кто способен эту проблему понять и прочувствовать.

Последняя колыбельная

Одна простая женщина, разговаривая со мной, говорит: «Андрей Владимирович, говорите со мной откровенно, я не боюсь смерти!» Я отвечаю: «Ну что вы, мы все боимся, тут нет ничего дурного». «У меня такой случай, - говорит она, - я прожила счастливую жизнь, хотя не была замужем за богатым человеком и так далее. Но я хотела выйти замуж и иметь девочку - у меня родилась девочка, потом захотела внучку - внучка родилась. В общем, я прожила достойную и достаточную жизнь. И узнав о ней все, что можно было узнать в моем положении, я хочу большего».

Вы представляете: в смерти искать объяснение жизни! Это великая вещь. Это начало какой-то оптимистической философии, что ли.

Читая вашу книгу «Путь на Голгофу», я обратил внимание, что реакция человека на известие о наличии у него рака довольно типична и предсказуема, и его дальнейшее поведение тоже классифицируется. Ловишь себя на впечатлении, что мы, люди, просчитываемы и как бы несколько механистичны. И возникает вопрос: а есть в человеке что-то одновременно и непредсказуемое, и такое совершенно настоящее?

Ну, понимаете, если все обобщать, нужно напомнить еще об одном факторе: каждый умирающий дает себе разрешение на смерть. Это может быть улыбка близкого человека… Разрешение на смерть от родственников, от священника… Человек сам разрешает себе умереть.

Причем смерть иногда рассматривается как воздушный шар, из которого вытекает воздух. Он опадает - и все…

На самом деле последний шаг - он очень часто сопровождается напряжением. То есть человек должен шагнуть в неизвестное. Разрешить себе. Он перестает бороться и шагает. И его подхватывает течение.

В этом смысле интересно высказывание Сокурова. Он приезжал к нам туда, в Лахту, и восхитился. Говорит: «Какое прекрасное место для смерти». А чем оно прекрасно? «А вот залив рядышком. Это же как площадка для самолетов, которые взлетают»…

Умирала одна женщина. С ней сидел муж. Он держал ее за руку, все как будто по правилам. Она не умирает. Подходит сестра и говорит: «Вы ее держите. Она не умрет, пока вы здесь». - «А что я должен сделать?» - «Идите погуляйте часик и возвращайтесь». Он ушел гулять. Сестра села на его место, взяла больную за руку и запела. Что, вы думаете, запела? Колыбельную. Вдруг больная улыбнулась. Спала с нее эта истома предсмертная. Положила ручки под щеку и как ребенок позу такую приняла. И ушла… Ушла с улыбкой, убаюкиваемая колыбельной песней.

Получив в 1963 году диплом врача-терапевта, позднее он становится психиатром в Психоневрологическом институте им В. М. Бехтерева, откуда приходит в Ленинградский НИИ онкологии им. Н.Н. Петрова, руководствуясь идеей психологической помощи наиболее тяжелым больным. Его публичные лекции способствуют знакомству с английским журналистом и активистом хосписного движения Виктором Зорзой.

При поддержке А. Собчака в 1990 году в пригороде Санкт-Петербурга (тогда еще Ленинграда) Лахте ими открыт первый в нашей стране хоспис - лечебное учреждение для оказания помощи неизлечимым больным. опубликовано

Беседовал Михаил Рогожников

Здравствуйте, дорогие братья и сестры. У микрофона протоирей Александр Степанов. Сегодня у нас в гостях Андрей Владимирович Гнездилов – профессор, доктор медицинских наук, научный руководитель отделения гериатрической психиатрии института им. Бехтерева. И, кроме того, Андрей Владимирович консультирует хоспис №1, первый хоспис, который, по-моему, первый не только в нашем городе, но и в России был создан при непосредственном его участии, по его инициативе, насколько мне известно.
Сегодня тема нашего разговора, который может быть займет и не одну встречу, довольно необычная. Эта тема – смерть. Для большинства людей, живущих вне церкви эта тема во многом запретная. Люди не хотят ни говорить, ни думать о смерти, не обсуждать эту тему. Для человека верующего и церковного так жить, по-видимому, невозможно. Святые отцы любили повторять, назидая своих учеников – “имей память смерти”, то есть помни о смерти, живи в перспективе того, что ты рано или поздно умрешь. Поэтому, мне кажется, эта тема такая важная, важная абсолютно для каждого человека, ибо каждый из нас умрет. Она не может быть обойдена в церковном сознании, церковном обсуждении. И вот сегодня в этом поможет нам Андрей Владимирович.
Прот. Александр Степанов : Первый вопрос, Андрей Владимирович, который я хотел бы вам задать как психологу:
– Почему, Вам кажется, о смерти так не любят люди говорить. Это, казалось бы, и тривиально, но в то же время я думаю здесь есть о чем поговорить.
А.В. Гнездилов : Во-первых, я приветствую радиослушателей, а во-вторых, благодарю Вас за заданные вопросы. Мне кажется, что негативное отношение к смерти особенно проявилось в послереволюционные годы, потому что до того теистическая модель жизни предполагала определенные параметры, в которых человек жил. Он приходит в мир не только для удовольствия, для счастья, он приходит в мир, как в школу, которую он должен окончить, развить свои какие-то способности. И, по крайней мере, мысль о смысле жизни всегда будоражила его сознание. Наверное, вот сейчас, я не боюсь этого поражения, такая внешняя социальная бессмыслица жизни, которая заставляет нас кидаться из одного кризиса в другой, заставляет нас не принимать те или иные решения, которые поднимают наши лидеры. Она заставляет нас думать, переносить эту ситуацию на внутренний мир. Та бессмыслица, в которой мы находимся, она рождает чувство вины, что мы либо настолько глупы, что не можем понять, для чего мы живем, либо мы не ставим вообще этот вопрос, для чего мы живем.
Но, тем не менее, вопрос остается, также, как и смерть. Мы должны закончить школу и сдать экзамен, и получить какую-то оценку. И вот тут очень интересно, что каждый человек мнит и понимает, что есть всем возвещенный суд Господний. Но Страшный Суд существует еще самого человека над самим собой. И вот это то, с чем мы сталкиваемся. Почему вот этот негатив окружающий, понятие “смерть”, он существует в обществе. Мы в какой-то степени предвидим и ждем вот этого Страшного Суда самих над собой. И здесь, наверное, выступает очень интересная закономерность, когда люди приходят в непосредственную близость со смертью, сразу же задается и всплывает вопрос “А больно ли умирать?” И тут мы сталкиваемся с понятием боли. Боль это понятие конечно тотальное, и боль одного человека, она никогда не остается в изолированном состоянии. Начинают болеть его близкие, родственники, друзья. Начинают страдать люди, которые ухаживают за ними, персонал медицинских учреждений. В конце концов, общество платит за боль одного человека. И, в конечном счете, это все упирается в то, что человек испытывает сам. Боль воспринимается не только как физическое начало, оно воспринимается как духовная, психическая боль. И здесь мы встречаемся с удивительными моментами, что люди с чистой совестью умирают легче, чем люди, которые совершали неправильные поступки или бездумные поступки, и, по крайней мере, у которых есть основания себя судить достаточно строго и нелицеприятно.
Поэтому вопрос смерти, конца он невольно смыкается с вопросами нравственности, потому что качество смерти, оказывается, определяется качеством жизни, и наоборот, качество жизни определяется качеством смерти. Когда мы слышим, что вот человек, которого вы хорошо знали, умер, и сразу возникает вопрос, а как он умер. Вот второй вопрос, а от чего? Но главное как – легко, тяжело? Как он страдал? Каковы последние его слова – все это наиболее значимые моменты жизни. Мы можем сравнить, наверное, смерть с процессами, которые уже имеются в опыте человека. То есть, я имею в виду, что когда мы говорим о смерти, и боимся ее, мы забываем иной раз о той смерти, из которой мы пришли, то есть, что было до той поры, пока мы не были рождены на этой земле. Это было же то же самое, та область смерти, куда уходят умирающие. Поэтому здесь однозначного страха, по поводу того, что нам предстоит, не может быть.
Прот. Александр Степанов : Но, конечно, страх внушает, безусловно, если эту аналогию развить, то, что мы действительно ничего не знаем, ничего не помним, то есть нас просто не было. Это полное небытие. Вот до того, как мы родились. Поэтому, если эту аналогию перенести в точности на окончание жизни человека, то страх, он и будет связан, конечно, прежде всего, с тем, что просто нас не будет ни в каком виде, ни в каком качестве.
А.В. Гнездилов : Но вот видите, невольно сталкиваются два противоречивых взгляда. Один – теистическая модель, то есть ничего не было и ничего не будет, а с другой стороны, тогда – как мы явились в этот мир? И для чего нам дана вот эта жизнь, которую мы проводим? Вот это существование нашей жизни, она, в сущности, определяет ответы на эти вопросы. Потому что есть понятие морали, есть понятие нравственности. И оно выступает иногда как аксиома, когда дело касается любви, когда дело касается каких-то ценностей, которыми мы владеем в этой жизни. И конечно, когда человеку дан дар, он пренебрегает им, отбрасывает его в сторону, когда мы живем неправедной жизнью, появляется такое чувство – потери самого себя. Ведь самое интересное, что ведь нам даны образцы для поведения. Когда мы приходим сюда, конечно, мы как заблудившиеся дети, до той поры, пока мы не сталкиваемся с какими-то нравственными учениями, которые как путеводитель дают нам направление в нашей жизни. И, когда мы исполняем это, мы чувствуем, что вот, живой опыт, – человек умирает, в сознании Бога, что он переходит из этой жизни в другую.
Я могу привести пример, как у нас умирала женщина и она говорила: “Это же надо было заболеть раком, и умирать от него для того, чтобы понять, что Бог есть. И если даже я умру, то это все равно не имеет никакого значения. Это хорошо. Бог есть, значит, и я никуда не исчезну”. Вот это буквальные слова этой женщины, они потрясают, не говоря уже о том, что это тот вопрос, который Вы задали, вопрос о смысле жизни, когда человек попадает неизвестно куда, неизвестно для чего.
Вот Вам второй удивительной ответ или пример из практики. Женщина лет 60-ти умирает и говорит: “Андрей Владимирович, не скрывайте от меня ничего, я не боюсь смерти. Говорите со мной откровенно”. Я говорю: “Ну как же, мы все боимся смерти”. Она говорит: “Ну, в моем случае это особая ситуация. Я прожила неплохую жизнь. Я не была особенно богата. Я хотела выйти замуж по любви – я вышла замуж по любви. Я хотела дочку иметь – я получила дочку. Я хотела внучку иметь – я получила внучку. И в общем, мне кажется, я на своем месте. И в своем сознании поняла про жизнь все, что возможно было понять. И теперь мне хочется большего ”.
То есть это колоссальнейший ответ. Где вы встретите такой , который в смерти хочет понять и до конца раскрыть смысл жизни? Это такое мужество и такой оптимизм. Я думаю, что если бы даже эта женщина была неверующая, то уже одни эти слова могли бы ее спасти, и, что называется, дать ей очень многое. Потому что, вот этот оптимизм, откуда он берется? Вы знаете, ведь мы иной раз, будучи врачами и повидав не одну смерть, иногда пасуем и склоняем головы перед этим героизмом маленьких людей, которые в жизни вдруг проявляют такую красоту. И, в конечном итоге, у них хватает сил не просто справляться со своими болезнями, страданиями, а еще поблагодарить окружающих за то, что им помогают. Еще сказать в утешение какие-то слова. Это удивительно. Вы знаете, мы с одной стороны страшимся смерти, в этом нет, я думаю, ничего позорного. Но с другой стороны мы иной раз восхищаемся той красотой, которая возникает у человека. Человек страдает, тело его разлагается, а душа растет, удивительно. Мы поражаемся, что эти люди, они как будто бы вырастают на целую голову выше нас, которые здоровы, понимающие относятся к этим вопросам.
И опять же вот вам пример. Родители одного мальчика 16-летнего жаловались на то, что они не могут найти общего языка с ребенком. Мы говорим – почему? Они говорят, вы знаете, нам кажется, что он знает что-то такое, или познал, что мы перед ним дети, а он гораздо нас старше.
Вот эта тайна смерти, которая приоткрывает перед человеком завесу мудрости, завесу каких-то истин. Это удивительный момент, когда мы видим, уже понимаете, даже не слышим, а видим и ощущаем чувство любви, которое вдруг возникает у нас с нашими больными, когда для них, уже освобожденных от каких-то привязанностей, вдруг открываются какие-то высочайшие двери.
И вот здесь как раз мне хотелось бы подчеркнуть, насколько необходимо наше участие. Не только сам человек уходит. Когда человек уходит, уходят многие близкие вместе с ним, и мы тоже переживаем иногда тяжелые минуты. Но тем не менее это не снимает с нас ответственности помогать человеку. Вот есть такая особенность, которую мы отмечали, что уходящий человек должен получить разрешение на смерть – от своих близких, от врачей. От персонала он может понять, что его положение безнадежно. От священника – обязательно. От духовника, который, так сказать, его пользует. И наконец, последнее разрешение от самого себя. Вот это разрешение, даваемое в любви, оно так важно. Этот уход человека в окружении атмосферы доброты, любви, заботы. Это необычайно важный момент. Это также как приход на землю, когда человек рождается, а мы можем иной раз сравнить смерть именно с рождением. Мы иногда убеждаемся в том, что когда ребенок рождается на любящие руки, которые ждут его, ребенок, родившийся в любви, он проживает счастливую жизнь. Он счастлив уже психологически, даже если физически он будет бледным или не достигнет каких-то чинов, ценностей и т.д. Он уже богатый человек. И вот также умирать на любящих руках гораздо легче, чем на руках людей безразличных или безэмоциональных. Вот то, к чему очень часто прибегают обыватели. Они боятся смерти, и они считают, что надо отойти подальше, чтобы как бы смерть не зацепила их самих. Но смерть рано или поздно все равно придет к каждому из нас. Нам всем придется проходить через эти ворота. И дистанцироваться, отходить от больного или умирающего человека нельзя ни в коем случае. Потому что потом твоя же собственная совесть заставит тебя намного ближе подходить к умирающему, к страданию – для того, чтобы искупить тот грех, который ты совершил по отношению к своему близкому, предал его, отошел от него в самую трудную минуту его жизни. И фактически предопределяем нашу собственную жизнь, потому что любой бумеранг возвращается непременно к тому, кто его послал. Как ты относишься к людям, так к тебе отнесутся в свое время, когда ты окажешься на этом месте.
Прот. Александр Степанов : Хорошо, Андрей Владимирович, если вернуться вот к этим аналогиям смерти, которая есть в нашей жизни. Вот первая такая аналогия – это рождение, переход из одного состояния бытия – в другое состояние бытия. Ну, если иметь в виду рождения из утробы матери. Этот человек уже живет. Он не совсем из ничего, а уже из некоторого состояния, которое ему как-то по своему знакомо, этому эмбриону, младенцу этому в утробе, переходит. Ну а еще есть какие-то аналогии, которые могли бы нам что-то пояснить?
А.В. Гнездилов : Но я думаю, что, во-первых, есть сновидения. Каждый раз, когда мы видим сон, сон – как бы прообраз смерти, когда тело находится недвижимо, а душа или сознание странствует в каких-то мирах, непрожитых реакциях каких-то, или ситуациях, которые мы не изжили еще. Но сны бывают разные, и бывают такие провидческие сны, которые иногда являются наяву у человека.
Но я, конечно, не буду спорить о том, чему отдавать приоритет. У нас обычно всегда считается: вот объективная истина – она настоящая, а субъективная истина – ненастоящая. Потому что она переживается только самим человеком, а другой не может ее повторить. Ну, во-первых, нужно сказать, что вот эти опыты, попытки объективизировать эти истины, они уже были. И некоторые люди в предсмертных состояниях переживали удивительные состояния перемещения своего сознания, когда тело находилось в одном месте – в операционной, допустим, а сознание оказывалось у них дома, и было свидетелем тех или иных событий, которые потом подтверждались с достоверностью. То есть, человек имел возможность, и это никак не объяснишь. То есть, есть какие-то ситуации, которым мы можем верить, которые переживаются людьми, которые достоверны. Но затем все-таки субъективные переживания, мне кажется, что каждый человек живет в своем времени, в своем пространстве. Он может переживать силу того объема знаний, или опыта, или мировоззрения, которое у него сложилось. И благодаря этому перед ним могли открываться какие-то истины. И более того, если человек обращается к высшим силам, то он непременно получает ответ. И этот ответ может быть совершенно неприемлемым окружающим, но приемлем для него самого, потому что, ну вот была женщина, у которой было видение, она взглянула на икону в палате и ей было видение Христа. Ну можно это было научно объяснить, что это были галлюцинации – зрительные. Слуховые и т.д. Но каково значение этого, когда женщина, оставшуюся ей после этого видения жизнь провела такой счастливой, что мы приходили, чтобы просто посмотреть на нее и восхититься ее красоте. Весь страх, весь ужас перед смертью, перед ее приближением исчез. Она была счастливым человеком. Она говорила, что она видела Христа, что это ее приобщение к великому смыслу жизни, что Бог есть. Одно только это сознание заполняло ее, она говорила с восторгом и радостью, о котором даже Достоевский не повествовал. То есть, у человека обнажаются внутренние клады, сокровища, которые в нем заложены.
И вот, конечно, спор о том, есть душа, или нет души. Для нас этого вопроса нет – есть душа или нет души. Потому что, работая с умирающими, мы все время сталкиваемся с какими-то явлениями, ну, назовите это таинственными явлениями человеческой психики или какие-то еще. Но смысл-то вот в чем: многие врачи и психологи уже понимают, что когда из психологии было изгнано понятие души, то это уже стало ампутированной психологией, не настоящей психологией, потому что в каждом существе заложена Божественная искра, и мы не просто понаслышке, что называется, сталкиваемся с этим. А когда мы во сне можем видеть своих пациентов, которые благодарят нас, или посылают нам привет, и когда мы ощущаем, что в момент ухода человек не исчезает, его сущность остается, остается тело, как мертвая одежда, которую поносили и оставили, а дух отходит в сторону и его существование не вызывает никакого сомнения.

Читавшие "Раковый корпус" Александра Солженицына наверняка помнят, как герой этого произведения Косоглотов, собрав всю волю в кулак, внушал плодящимся в его организме раковым клеткам: "Вам - хана!" Однако далеко не всем известно, что прототипом этого персонажа был сам писатель. Солженицын стал одним из нескольких сот человек на Земле, чьи почти граничащие с чудом случаи самоисцеления от безнадежного рака официально зарегистрированы наукой.

Врачи считают, что выздоровление организма от запущенного рака граничит с мистикой. - Когда метастазы развиваются, пациенты испытывают адские боли. Кричат так, что невозможно слушать, - рассказывают онкологи. - Пока не вколешь обезболивающее, муки не утихнут.

Каждый день тысячи людей умирают от рака. Умирают долго, иногда годами, без надлежащего присмотра и ухода, в большинстве случаев без участия и внимания каких-либо служб. Неимоверные стрессовые ситуации, физические и нравственные муки переживают возле таких больных их родственники и близкие. Организацию помощи таким людям специалисты назвали "паллиативной медициной". Эта служба оказывает комплексную поддержку неизлечимым больным, их родственникам и близким. В мировой практике такая служба называется хосписом.

Хоспис - мало привычное для России слово. В прошлом хосписами называли странноприимные дома, которые монахи строили для паломников, направляющихся в Святую Землю. Современные хосписы - это дома, в которых проводят свои последние дни неизлечимые больные. Впервые такие дома появились в Англии. Первым среди них стало заведение, основанное в 1967 году леди Сисили Сондерс на собственные средства. Она назвала его именем святого Христофора. Пять лет назад хосписы появились и в нашей стране. Самый первый был организован под Санкт-Петербургом в поселке Лахта.

Его основателем стал Андрей Владимирович Гнездилов, врач, принявший недавно сан священника. Так же, на берегу Финского залива, работают и сестры-монахини. В России пока насчитываются единицы хосписов, и опыт их работы достоин широкого распространения.

Смысл хосписа, считают идеологи движения, - борьба за души людей не только умирающих, но и остающихся жить, борьба за снятие боли, физической и душевной, через покаяние и прощение. Да поможет им в этом Бог. И мы тоже. Кладут сюда, по сути дела, только в трех ситуациях. Во-первых, страдающих от неукротимого болевого синдрома, когда дома никакие препараты не помогают. Тогда ведут круглосуточное наблюдение, подбирают эффективную схему обезболивания. Во-вторых, здесь учитывают, что измученным родственникам необходим хотя бы кратковременный отдых. В-третьих, особое внимание уделяется одиноким людям и тем, кто живет в коммуналках. Для большинства из них этот уютный дом с тихим внутренним двориком - райское место. Полежав неделю-другую, многие уже не хотят выписываться, воспринимая это как жестокий акт.

Каким-то непередаваемым уютом веет уже от самого одноэтажного добротного бревенчатого здания хосписного отделения, расположенного как бы за территорией больницы. Внутри - покой, чистота, нет отталкивающего больничного запаха, свойственного всем больницам. На стенах - репродукции картин. Выписывают отсюда очень редко и обычно только для того, чтобы соскучившийся человек пожил хоть немного дома, в родных стенах, а затем обратно сюда - в хоспис: человек уже не может без обезболивающих препаратов, да и родственники не всегда имеют возможность, умение и время для должного уходя за готовящимся к смерти человеком.

В хосписе я почувствовала какую-то легкую атмосферу, далекую от трагедии. И очень удивилась. Доктор Гнездилов объяснил:

В Священном писании говорится: если трое собрались во имя Твое, там и я с вами. Здесь во всем ощущается присутствие небесной силы. Мы делаем доброе дело. Поэтому Бог с нами... Наш корпус находится недалеко от шоссе. Недавно такой случай был: "Волга" потеряла управление, влетела в угол нашего здания. По всем расчетам она должна была разнести угол и сама здорово помяться. Но ни машина, ни дом не пострадали. Как тут не поверить в поддержку Неба?

Само возникновение хосписного движения связано с успехами реаниматологии. Люди, пережившие клиническую смерть (а их десятки тысяч), говорили о том, что видели какой-то новый мир. Они перестали бояться смерти. Часто бывает так: умрет ночью больной и является во сне своему врачу. Благодарит за заботу. Приходит утром доктор на работу, а нянечка говорит: "Умер ваш больной-то..."

Да, - продолжает Гнездилов, - мы привыкли мыслить единым атеистическим стереотипом: смерть - разрушение всего. А мои наблюдения, наблюдения моих коллег говорят о другом. Душа снимает оболочку и продолжает жить. Почему весь наш персонал - это верующие люди? Они не приходили сюда такими. Находясь рядом со смертью, мы все поняли, что смерти нет. Смерть - это не трагедия. Это завершение земных дел. Каждый человек, как цветок, как дерево, достигает чего-то и уходит. Звезда сияла-сияла и перешла в другое измерение.

Вот буквально на днях я сам говорил с женщиной, которая перенесла клиническую смерть. У нее во время операции остановилось сердце. Врачи спасли ее. Больная рассказала: "Во время операции я вдруг почувствовала, что вижу свое тело со стороны. Увидела, что оперирует не тот хирург, который обещал. Вижу врачей, которые склонились надо мной, разговаривают о моем сердце. Я испугалась, я же ничего не сказала дома о предстоящей операции, не хотела их волновать. И тут же оказалась у себя дома. Увидела маму, которая сидит с моей дочкой и разговаривает, к ним пришла соседка, предложила купить платье. И вдруг я оказалась у операционного стола, слышу голос врача: "Все в порядке. Она спасена". Я ощутила, как влезаю в свое тело".

Выслушав больную, я не поленился, пошел к ее родственникам, попросил рассказать, что происходило дома во время этой операции, не приходила ли соседка, не приносила ли платье? Люди очень удивились. Оказывается, все так и было. О какой смерти можно говорить, когда сознание человека может существовать вне тела? Умирающим людям я рассказываю теперь эту историю. И все равно умирать страшно. Меня иногда спрашивают, а не гуманнее ли было скрыть от больного страшный диагноз. Они могут с помощью суицида выходить из трудных ситуаций. Потом, у многих же остаются дела, которые надо сделать при жизни. Очень важен в жизни человека момент Последнего Стакана Воды. Что ты значишь для близких? Ты окружен любовью, вниманием? Или тебя забыли? Для близких этот момент тоже играет огромную роль. У нас умирала от рака позвоночника 40-летняя женщина. Перед смертью писала письмо сыну-школьнику: "Дорогой мой сыночек, прости меня. Я умираю, не доведя тебя до совершеннолетнего возраста. Но я верю, что там, очень далеко буду гордиться тобой. Я хочу, чтобы ты стал добрым, честным, порядочным".

Она не дописала письма, умерла над листком. Можно не сомневаться, что это письмо будет для ее сына путеводной звездой. Вспомните Пушкина. Умирая, он безумно страдал. Что же сделал Александр Сергеевич? Он попросил врача сказать ему правду. Он позвал жену и детей, благословил их и стал ждать смерти. Это нормальный, достойный человека уход. Поставлена точка в жизни. Если человек не знает правду о своей болезни, как он поставит точку в жизни?

У нас лежит женщина, которую врачи обманули. Ей сделали операцию, практически удалили весь желудок. Пища в ее организм вводится и выводится с помощью трубочек. Она обречена. Хирург, оперировавший ее, не сказал правду. Он обещал: "Вы должны хорошо питаться, набрать вес, через полгода возьмем вас на новую операцию, уберем трубочки". И все эти полгода женщина только и делала, что запихивала в трубочки пищу. К нашему удивлению, она поправилась на пять килограммов. Теперь требует обещанной операции. Я звоню хирургу, а он ругается: "Вы что, не видите? Какая может быть операция?". Теперь мне предстоит объяснить больной, что с ней происходит. Это надо было сделать сразу после операции, так гуманнее. У женщины была бы другая цель на эти полгода. Она бы, наверное, по-другому общалась со своим несовершеннолетним сыном. Самое трудное в нашей работе сказать больному правду.

Иногда в таких случаях больные просят дать им смертоносную таблетку. Мне удается с ними поговорить так, чтобы они отступились от своих намерений. Мольба о смерти - это только момент. Люди мучаются, обижаются на судьбу, но приходит смерть, и они умирать не хотят. При последних вздохах шепчут: "Доктор, сделайте что-нибудь, я хочу жить". Хотя мысли о страшных таблетках приводят в ужас. Я спрашивал огромное число онкологов: "Будете жить, если узнаете о смертельном диагнозе?" Никто не сказал, что останется жить.

В осознании близкой смерти человек проходит несколько стадий. Первая - это отрицание. Больной считает: врачи ошиблись, теперь надо идти к Богу, он даст спасение. Некоторые идут к экстрасенсам. Вторая стадия - агрессивная. Больной винит всех окружающих в своей доле. Третья стадия - депрессия. Обреченный человек понимает, что все плохо. Когда больной понимает свою судьбу, он живет уже не будущим, а настоящим. Каждый день для него радость. Ему хочется последние дни жизни побыть в домашних условиях. В нашем хосписе домашняя атмосфера. Здесь все можно. Можно в любое время поиграть с собакой или кошкой, помыться, встретиться с родственниками. Кстати, общение больных с родственниками - обязательное условие нашей работы. Но, увы, такое звено не всегда можно создать. Случается так, что родственники приходят сюда только за доверенностью на пенсию. Вот лежит у нас бабушка. Отдала детям квартиру, дачу, а они не приходят. Очень горько ей. А рядом лежит с неоперабельным раком груди 45-летняя Ольга Степанова, известный в Санкт-Петербурге тренер по фигурному катанию. К ней каждый день приходят друзья, воспитанники, их родители. А после посещений родных и близких стараюсь почитать больным стихи. После них они становятся более спокойными, мужественными. Особенной популярностью пользуется стихотворение Евгения Евтушенко "Идут белые снеги":

Идут белые снеги,

как по нитке скользя...

Жить и жить бы на свете,

да, наверно, нельзя.

Чьи-то души, бесследно растворяясь вдали,

словно белые снеги,

идут в небо с земли.

Идут белые снеги...

И я тоже уйду.

Не печалюсь о смерти

и бессмертья не жду.

Материал подготовила Татьяна Гордеева. Журнал "Фактор" N 9/1998

Публикации об Андрее Владимировиче Гнездилове, его интервью, книги и видео

В книге известного петербургского психиатра, психотерапевта и гуманиста А. В. Гнездилова обсуждаются, вопросы психотерапевтической помощи умирающим больным. На основе многолетнего опыта и результатов научных исследований автор анализирует ключевые моменты паллиативной медици-ны: понимание проблем и потребностей неизлечимо больного человека; фор-мирование способности вынести неизбежное страдание; медицинский конт-роль над симптоматикой терминального состояния, прежде всего - хрони-ческого болевого синдрома, принципы комплексной работы с близкими и семьей умирающего; использование различных терапевтических методов и ме-тодик. Также в книге обсуждаются проблема подбора кадров для работы в хос-писах и вопрос о профессиональном «выгорании» персонала.

Очерки работы психотерапевта в онкологической клинике и хосписе .

Книга «Путь на Голгофу» - это документальные очерки работы психотерапевта в онкологической клинике и хосписе. Эта книга восполняет серьезный и общественно опасный пробел в образовании врача. Восхождение к мученическому концу жизни при умирании от рака - ее тема. Задача книги - научить врача освобождать человека от телесных и душевных страданий, связанных с заболеванием, обеспечивая возможность свершения последнего земного деяния души, понимания, прощания, прощения и успокоения, сохраняющих работу разума до последних мгновений жизни.

Видео:

Сказкотерапия доктора Балу:

Гнездилов Андрей Владимирович, Санкт-Петербург

Врач-психиатр, доктор медицинских наук, почетный доктор Эссекского университета (Великобритания).

Профессор Северо-Западного государственного медицинского университета им. И.И. Мечникова, эксперт по оценке экзистенциальных и терминальных факторов болезни Клиники внебольничной психотерапии и реабилитации Национального медицинского исследовательского центра психиатрии и неврологии им. В.М. Бехтерева. Консультант хосписа №1 «Лахта» (Санкт-Петербург).

Председатель Ассоциации онкопсихологов России.

В 1963 году окончил Ленинградский педиатрический институт. В 1976 году защитил кандидатскую диссертацию, в 1996-м докторскую.

После ординатуры переквалифицировался в психиатра, работал в СПб НИПНИ имени В.М. Бехтерева (сейчас - Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и неврологии им. В.М. Бехтерева)главным научным сотрудником. С 1973 по 1983 год работал в Онкологическом институте. В 1990 году создал и возглавил первый в России хоспис для онкологических больных в Лахте (Санкт-Петербург).

С 2000 по 2005 год возглавлял отделение гериатрической психиатрии (психиатрии пожилого возраста) СПб НИПНИ им. В.М. Бехтерева. Под его руководством отделение работало над темой качества жизни психически больных позднего возраста, разрабатывалась комплексная система медико-социально-психотерапевтический коррекции, направленная на стабилизацию состояния геронтопсихиатрических пациентов после выписки из клиники и адаптацию к социальной реальности.

Основные научные и практические интересы: психосоматические расстройства, психические расстройства умирающих больных, психиатрическая помощь в условиях работы хосписа, творчество.

А.В. Гнездилов - создатель новых методов в психотерапии: суппортивной, паллиативной и терминальной психотерапии, сказкотерапии, имидж-терапии, терапии колокольным звоном.

Экзистенциальное интервью

1. Как бы Вы на основе своего опыта определили миссию психологии в современном мире?

Психология - это наука, необходимая людям. Ещё в древности целители старались давать рекомендации, исходя из особенностей характеров обратившихся к ним людей. Современная психология пронизывает всё: к психологам обращаются не только люди, имеющие проблемы в личных отношениях, но и бизнесмены сейчас активно используют психологию, понимая, что без неё они как слепые щенята. Экзистенциальная психология помогает человеку осознать смысл своей жизни. Осознав, для чего ты живёшь, ты сможешь без особого ужаса встретить не только трудности жизни, но даже смерть. Опираясь на свой опыт работы в хосписе, я вижу что люди, у которых есть время подумать о жизни и смерти, могут осмыслить смерть, примириться и найти свое место рядом с теми, кто ушёл.

Мы в хосписе заботимся о психологических, социальных и духовных нуждах людей. Некоторые люди хотят разделять духовность и психологическую науку, не признавая, что они связаны. Отход от канонов веры, от культуры, в которой человек рос веками, приносит науке только вред. Наша страна проходит через различные кризисы, во время которых духовное начало освещает путь и помогает людям жить. В книгах великих русских писателей Толстого, Достоевского, Куприна, Чехова ярко выражено русское духовное начало, вместе с тем, они пронизаны психологией. Психологию и духовность невозможно разделить.

2. Что бы Вы могли посоветовать молодому психологу?

Я не теоретик, а практик. Мне кажется, что начинающий психолог должен задаться вопросом о смерти и хотя бы несколько раз увидеть умирающего человека.

Когда я во время учебы работал дежурным врачом, я пришёл в палату, в которой лежал умирающий шестилетний мальчик. Его родители были в другом городе, он лежал один - других детей отселили, чтобы не травмировать их присутствием при его смерти. Я спроосил его, что я могу для него сделать. Он сразу раскрылся, потянулся ко мне и сказал: «Дяденька, расскажите мне сказку». Я взял ребёнка на руки, начал рассказывать и почувствовал, что он уходит в иной мир. Хотел позвать медицинскую сестру, зная, что это не поможет, но он пришёл в себя и очень просил рассказывать сказку дальше. И я рассказывал о золотой карете, пажах, Короле и Королеве, которые встретят его в волшебном замке. Ребёнок умер у меня на руках, а я боялся прервать рассказ, потому что не был уверен, что он меня уже не слышит...

Соприкосновение со смертью в реальности - это очень важный опыт. Да, все мы знаем о том, что когда-то мы умрем, и нас здесь больше не будет, но одно дело - знать интеллектуально, а приобрести опыт соприкосновения - это совсем другое. Осознание смертности побуждает нас к осознанию себя в этом мире, к познанию мира. Люди называют это разными словами, но смысл один.

Если говорить о работе психолога в хосписе - мне близка идея раненого целителя, который благодаря своей боли становится чутким к нуждам других. Мы так отчаянно боремся с болезнями, но если мы понимаем смысл этих болезней - для нас открывается новый мир. У меня много болезней, я мирюсь с ними, осознавая, что, лишись я этого страдания, которое часто приходится испытывать, я был бы более ограниченным, менее чувствительным человеком. Страдания помогают мне понимать других, ценить красоту окружающего мира. Поэтому не только психолог в хосписе, но любой психолог, любой врач должен быть чутким. Как говорил Парацельс «Придет время и каждый врач должен стать лекарством для больного». Вы представляете, как высока планка! Ты можешь прийти к человеку, не имея лекарства для облегчения его боли, но если, уходя, ты уносишь частичку его боли с собой, то ты - врач. В этом высокий смысл работы людей, которые врачуют тела и души.

3. Что для Вас любовь, в широком смысле этого слова?

Для меня любовь - это, прежде всего, тайна. Мудрецы говорили о любви как о самом высшем чувстве и о том, что Вселенная создана любовью. Очень странно соединять физические, химические явления с нравственными законами, но источник жизни - в любви. Когда мы начинаем думать о том, что не только Бог нужен нам, людям, но и о том, что мы нужны Богу - это нельзя выразить словами... Детство мое было овеяно стихами Рабиндраната Тагора, благодаря им я начал осознавать, что Бог - это, прежде всего, любовь. Когда ты постигаешь, что во всём окружающем мире присутствует разум, который приводит в действие сложнейшие законы мироздания, ты молчишь и преклоняешь колени. Можно принимать этот мир как дар, который приносит нам любящее сердце Бога.

4. Как Вы относитесь к смерти?

В хосписе я часто соприкасаюсь со смертью других, я что-то знаю о ней, но если говорить о себе самом - я боюсь смерти. Это область неизведанного и это меня пугает.

Я вспоминаю умирающую женщину, с которой я однажды разговаривал в хосписе. Она очень удивила меня тем, что совсем не боялась смерти. Она сказала: «Я прожила счастливую жизнь - я вышла замуж по любви, родила любимую дочку, понянчила внучку. Я узнала все, что мне нужно узнать о жизни, а теперь я хочу узнать что-то большее о смерти». Смерть так трагична потому, что мы теряем этот мир, близких, но если человек верит в то, что смерть - это как маска, которую он снимает, а под ней оказывается другая жизнь, он обретает новое отношение и к жизни, и к смерти.

Я общался с Натальей Петровной Бехтеревой. Мы не раз дискутировали о том, чем является переживание иной жизни у тех людей, которые вышли из состояния клинической смерти - галлюцинацией или опытом, который мы пока не можем объяснить. Она полагала, что это только галлюцинации, но когда у Натальи Петровны случилась беда - умерли её муж и пасынок, она поделилась со мной, что когда она была в отчаянии, ей открылся иной мир. Она видела, чувствовала, слышала его, но сказала, что не может передать эти ощущения окружающим: «Для того чтобы они поняли меня, они должны тоже пережить это состояние».

5. Сфорулируйте, пожалуйста, главное, что Вы поняли в этой жизни.

Честно говоря, страшно задавать себе этот вопрос. Моя жизнь всегда была пронизана воображением - я искал красоту, которая отвечала бы зову моего сердца. Поэтому мне одновременно и легко, и тяжело жить.

Легко жить - потому, что я всегда умел мечтать, мне не нужно было присваивать себе чужое: в фантазии я мог получить все, что угодно. Я люблю читать сказки и считаю, что люди слишком мало пользуются своим воображением, которое скрывает в себе огромные богатства. Ведь детство - это лучший период жизни человека, потому что он фантазирует, творит миры. Величайший дар Бога человеку заключается в том, что каждый из нас находится в своем собственном мире. Внутренний Ребёнок продолжает жить в каждом выросшем человеке, и именно он помогает людям пройти через все испытания, которые встречаются в жизни.

Тяжело жить - потому что, спустя время, я оглядываюсь назад и задаюсь вопросом о том, сделал ли я всё, чтобы реализовать то, что мне бы хотелось, желаю исправить ошибки... Спрашиваю себя, правильно ли я воспользовался временем своей жизни, не заслонила ли для меня моя любовь к сказочной реальности какую-то другую реальность этого мира, которую я ещё не успел познать.

Участие в конкурсе «Золотая Психея»

«Процессуальная сказкотерапия в Замке Доктора Балу» , мастер-класс (в номинации «Мастер-класс года для психологов», 2018 г.), участник
«Cоздание и обеспечение работы службы по оказанию комплексной паллиативной помощи неизлечимым больным и их близким в условиях хосписа» , (в номинации «Вклад в развитие единого профессионального психологического сообщества России», 2009 г.), номинант