Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони ты, мой маленький.
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай-ка лучше сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
Эти пронзительные строки написал в 1944 году 19-летний танкист Ион Деген. В июле 1941 г. после 9-го класса добровольно пошёл на фронт. Красноармеец. Разведчик. Курсант. Командир танка. Командир танкового взвода. Командир танковой роты. Трижды ранен. В результате последнего ранения тяжёлая инвалидность. Деген получил ранение в голову. Пока выбирался из танка, семь пуль хлестанули его по рукам, а, когда упал, четыре осколка перебили ему ноги. Он понимал, что если немцы сейчас найдут его, то сожгут заживо. И решил застрелиться, но страшная боль не позволила даже снять с предохранителя парабеллум. Он потерял сознание и очнулся уже в госпитале.
Награждён орденами — Красного знамени, «Отечественная война» 1-й степени, двумя -»Отечественная война» 2-й степени, медалью «За отвагу», польскими орденами, медалями. Десятый в списке Советских танковых асов!!!
Летом сорок пятого года, когда еле ковылял на костылях, неожиданно был приглашен в Дом литераторов читать стихи вместе с другими поэтами-фронтовиками. Председательствовал Константин Симонов, бывший тогда на пике славы. Были там Михаил Дудин, Сергей Орлов, тоже танкист… Других Деген не запомнил по именам. Когда он прочел «Мой товарищ, в смертельной агонии…», все как будто оледенели. А потом началось. Вспоминает Ион Деген: «»Не просто лаяли и песочили. В пыль растирали. Как это коммунист, офицер мог стать таким апологетом трусости, мародерства, мог клеветать на доблестную Красную Армию? Киплинговщина какая-то. И еще. И еще».
После войны врач-ортопед. В 1977 году уехал в Израиль, где еще двадцать лет проработал врачом. Сейчас он на пенсии, ему 83 года.
На фронте не сойдешь с ума едва ли,
Не научившись сразу забывать.
Мы из подбитых танков выгребали
Всё, что в могилу можно закопать.
Комбриг уперся подбородком в китель.
Я прятал слезы. Хватит. Перестань.
А вечером учил меня водитель
Как правильно танцуют падэспань.
Случайный рейд по вражеским тылам.
Всего лишь ввод решил судьбу сраженья.
Но ордена достанутся не нам.
Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.
За наш случайный сумасшедший бой
Признают гениальным полководца.
Но главное — мы выжили с тобой.
А правда — что? Ведь так оно ведется.
Сентябрь 1944
Зияет в толстой лобовой броне
Дыра. Броню прошла насквозь болванка.
Мы ко всему привыкли на войне.
И всё же возле замершего танка
Молю судьбу:
когда прикажут в бой,
Когда взлетит ракета, смерти сваха,
Не видеть даже в мыслях над собой
Из этой дырки хлещущего страха.
Ноябрь 1944
Источники информации: Википедия, Евгений Евтушенко
Восемь лет тому назад в Израиль, на конгресс участников Второй мировой войны, прилетала делегация Российского комитета ветеранов Великой Отечественной во главе с председателем комитета генералом армии Говоровым.
Каждое утро начиналось одинаково: Говоров, его порученец и я приходили на пляж. Там нас уже поджидали. Сначала почтительно оглядывали, потом наиболее смелый подходил к Говорову. «Товарищ маршал! — начинал он дрожащим голосом. — Под вашим руководством я воевал…».
Говоров незамедлительно пояснил, что маршалом был его отец, а сам он начинал младшим лейтенантом. «Так я и говорю, что под руководством вашего папы», — продолжал как ни в чем не бывало ветеран. А его уже торопили другие…
Нам показывали дом инвалидов войны. В качестве гида выступал седоватый врач с необычайно яркими живыми глазами, он заметно прихрамывал, опираясь на тяжеленную металлическую палку, и тем не менее двигался очень быстро. Мы были так восхищены увиденным (один корт для безруких чего стоит!), что я на прощание решил подарить нашему гиду последнюю книжку своих стихов. Он поблагодарил и несколько смущенно сказал: «Я ведь тоже пишу, одно мое стихотворение вы, быть может, слышали. Если разрешите, я вам его прочту, оно короткое».
Ион Деген (так звали профессора) откашлялся, и я услышал:
Мой товарищ,
в смертельной агонии,
не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею
ладони я
над дымящейся кровью
твоей.
Ты не плачь, не стони,
ты не маленький,
ты не ранен, ты просто
убит.
Дай на память сниму
с тебя валенки,
нам еще наступать
предстоит.
Знал ли я эти стихи?
Да я знал их наизусть с того дня, как впервые услышал! А было это в конце войны. Говорили, что их нашли в сумке танкиста, убитого под Сталинградом.
Он родился в Могилеве-Подольском. Летом 1941-го через Могилев потянулись обозы с беженцами, а следом за ними — наши отступающие войска. Деген примкнул к частям пехотной дивизии.
Бои уже шли в предгорьях Кавказа. На станции Беслан выяснилось, что там брошенный завод и на нем навалом патоки. Деген и его подчиненный Лазуткин отправились на завод. Когда возвращались обратно, какая-то женщина предложила обменять патоку на местное вино. Они согласились, но в это время в сопровождении автоматчика к ним подошел мужчина в полувоенном пальто, хромовых сапогах. «Спекулируете?» Деген ударил штатского, тот упал, пальто распахнулось и изумленные бойцы увидели орден Ленина, депутатский значок…
Их окружили автоматчики, препроводили в подвал особого отдела. Двое суток провел в подвале Деген. Иногда кого-нибудь выводили во двор, тогда слышались залпы. На третьи сутки ребят освободили. «А где моя медаль «За отвагу»?» — спросил Деген. «Какая, к черту, медаль! Чтоб вас оттуда вытащить, пришлось до командарма дойти!»
В июне 1944 г. он был назначен командиром роты во Вторую гвардейскую танковую бригаду прорыва.
В октябре 1944-го начались бои в Литве, Польше, Пруссии…
Существует список так называемых танковых асов, Деген в нем шестнадцатый. За полгода непрерывных боев он на своем Т-34 подбил и уничтожил пятнадцать танков.
Зимой 1945-го под Эйдкуненом (теперь Нестеров) его танк был подбит и загорелся. Деген и стрелок рядовой Макаров попытались вылезти, при этом Деген был ранен снова в голову, грудь, ноги. Они с Макаровым доползли до кладбища и там укрылись в каком-то склепе, ожидая, когда немцы уйдут. А тем временем всех, кто был в танке, похоронили в одной братской могиле. В том числе и самого Иону, его погоны обнаружили на дне в кровавом месиве.
Спустя много лет профессор Деген с женой и сыном проведал свою могилу. Военком заверил, что он может не беспокоиться, его могила находится в отличном состоянии…
День Победы встретил в госпитале. Потом были полуторамесячный отпуск, экзамены на аттестат зрелости, потом он был определен в полк резерва бронетанковых войск (танкисты звали его МКБ — мотокостыльный батальон), где дожидался демобилизации.
Впервые в жизни Деген был в Москве и каждый свободный день использовал, чтобы узнать, чтобы увидеть, хотя на костылях это было нелегко. Как-то, выходя из Третьяковки, он прочел: «Управление по охране авторских прав» и вспомнил: его фронтовой товарищ гвардии лейтенант Комарницкий, убитый в 1944-м, положил на музыку стихотворение «На полянке возле школы стали танки на привал». Песня стала популярной, ее исполнял оркестр Эдди Рознера.
Он решил зайти. В управлении его приняли тепло. Разговор зашел о стихах: «Почитайте». Послушать Дегена сбежались все сотрудники. А еще через два дня его вызвал замполит. «Завтра бери мой «Виллис» и к 14 часам будь в ЦДЛ, тебя писатели слушать будут».
В большой комнате его ждали человек тридцать. Одного он узнал сразу, это был Константин Симонов, других увидел впервые. «Начинайте», — предложил Симонов. По мере чтения обстановка все сгущалась, он сразу почувствовал это. Только один писатель с обожженным лицом каждый раз складывал ладони, как бы аплодируя. (Потом Деген узнал, что это был бывший танкист Орлов.) Наконец Симонов прервал Дегена: «Как вам не стыдно: фронтовик, орденоносец — и так клевещете на нашу доблестную армию! Прямо киплинговщина какая-то, нет, вам еще рано в Литературный институт».
Когда выходил из ЦДЛ, решил твердо: ноги его никогда не будут в этом заведении.
Он поступил в Чер¬новицкий мединститут. А когда закончил, грянуло «дело врачей». Не помог ни красный диплом, ни то, что он как инвалид войны был вообще освобожден от распределения. «Места для вас на Украине нет!» — сказали ему твердо. Он решил искать защиту в Москве, в ЦК КПСС — он коммунист, в ЦК разберутся. Шли дни, он ночевал на вокзале, в приемной ЦК никто с ним разбираться не хотел.
Помог случай. Кагэбэшник из охраны признал в Дегене сослуживца по 2-й танковой бригаде. «Не волнуйся, я тебе устрою прием...»
Прием был коротким: «Езжайте в Киев, место вам будет». И действительно, в Киеве в Минздраве ему сказали, что он назначен в институт ортопедии. А он как раз и мечтал об этом. Но когда через месяц пришел за получкой, выяснилось, что его даже в приказе о зачислении нет. «Запишитесь на прием к директору», — сказала секретарша. Деген ворвался в кабинет. Ордена, нашивки за ранения. «Я фронтовик, а вы надо мной издеваетесь!»
Восседавший в кресле тучный человек в вышитой сорочке ухмыльнулся: «А у меня вакансий нет и не предвидится. А вот эти ордена, я слышал, можно на базаре в Ташкенте купить». То, что последовало минуту спустя, нетрудно предугадать: я уже писал о характере Дегена. Кровь залила «самостийку». Но, несмотря на вопли директора, никаких последствий этот случай не имел.
Деген ушел из института и поступил в 13-ю больницу, в которой проработал 21 год.
В 1960 году в журнале «Хирургия» появилась статья об уникальной операции хирурга Дегена. Он пришил правое предплечье слесарю Уйцеховскому. Тот умудрился подставить руку под фрезу токарного станка. Операция подобного рода была первой в Союзе.
В 1960 году Деген защитил кандидатскую диссертацию, в 1973 году — докторскую, с 1977 года — он в Израиле.
А как же обстояло дело с его хрестоматийным стихотворением? В 1961 г. один из друзей Дегена предложил ему послать стихи в «Юность». Деген отказался, тогда друг сделал это сам. Вскоре из журнала пришел ответ: автору нужно много работать, читать Пушкина, Маяковского... А спустя 17 лет Евгений Евтушенко опубликовал «Мой товарищ в смертельно агонии…» в «Огоньке». Он снабдил публикацию предисловием: «Стихотворение безымянного автора, передал Михаил Луконин, который считает его одим из лучших, написанных о войне». В Тель-Авиве журнал вручил Ионе его коллега.
Год спустя Евтушенко выступал в Черновцах, прочитал «Мой товарищ…», опять-таки сказав, что автор неизвестен. К нему подошел доктор Немировский, однокашник Иона: «Это не так, Евгений Александрович, автор известен». Почти одновременно появилась заметка в «Вопросах литературы», в которой В. Баевский писал об авторе Дегене. Зам главного редактора Лазарь Лазарев выехал в Израиль. Почти спустя 50 лет после написания стихотворения оно переведено на все европейские языки, на него существуют бесчисленные ссылки в интернете. Ион издал в России, Украине и в Израиле две книги стихов и восемь — прозы.
Но он так и не стал членом ни одного писательского союза и ни разу не пытался. Он умеет держать слово — профессор, доктор наук, кавалер четырех советских и трех боевых польских орденов, танковый ас Ион Деген.
У нас на Брянском в ходу были две безымянные строфы, поражавшие своей беспощадной правдой об окопной повседневности, об остром ощущении ежеминутного гибельного риска, неотделимого от понятия воинского долга. Вслушаемся в эти суровые строки, выплеснувшиеся из многострадальной, но мужественной души:
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей,
Дай-ка лучше погрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки,
Мне ещё наступать предстоит.
Восьмистишие это могло поначалу шокировать, даже показаться циничным. Но людям, все время пребывавшим в зоне огня, эти строки были понятны. В них присутствовала необоримая истина.
Естественно, о публикации таких стихов тогда не могло быть и речи. Это понимал их автор, отнюдь не стремившийся обнародовать свое имя. Но, возможно, и против его воли, сочиненное им пошло, как говорится, по кругу. Самиздат существовал и в дни войны.
Впервые эти строки увидели свет много лет спустя. Василий Гроссман привел их в своем романе «Жизнь и судьба», чья трагическая участь общеизвестна.
Сама эта книга тоже являла момент грозной истины. Первое издание романа появилось на Западе. Но автор восьмистишия по-прежнему оставался неизвестным, ибо Гроссман при написании книги, естественно, тоже его не знал. А одиозные строки Василий Семенович услышал на сталинградском фронте. Значит, они были известны и там, как и на других участках великой битвы.
В 1988 году Евтушенко печатал в «Огоньке» с продолжением, составленную им поэтическую антологию «Муза XX века». В одном из номеров он опубликовал бродячий фронтовой шедевр, сообщив, что, по слухам, легендарные строки были найдены в планшете лейтенанта, павшего в бою. Имя автора всё еще оставалось загадкой. Составитель антологии высказал мнение, что стихи эти гениальны. Год спустя, в начале «перестройки» роман Гроссмана был, наконец, издан на родине. Безымянные стихи в третий раз увидели свет, обретя множество новых читателей.
И вдруг все прояснилось. В журнале «Столица» известный критик и литературовед, участник войны Л. Лазарев напечатал короткое эссе под названием: «Так бывает только в жизни». Воспользуемся выдержками из этой публикации: «Много лет назад Виктор Некрасов пригласил меня в Киев - отпраздновать десятилетие Дня Победы. Большая компания фронтовиков, душой которой был Некрасов, собралась 9 мая в корпункте «Литературной газеты». Компания довольно пестрая, не только писатели и журналисты, но и кинорежиссер-документалист, врач, архитектор… В воспоминаниях о Некрасове, опубликованных в 1990 году в «огоньковской» книжице я описал эту пирушку, вспомнив и молодого хирурга, фамилию которого мне или не сказали, или я запамятовал. Однако вскоре от него - он узнал себя - пришло письмо и его воспоминания о Некрасове. Как ни странно, моя книжечка дошла до Израиля, куда он уехал в 1977 году.
Одновременно журнал «Вопросы литературы», где я работаю, напечатал заметку смоленского литературоведа В. Баевского; он установил, кто автор одного знаменитого, долгие годы бытовавшего в литературной среде военного стихотворения: «Мой товарищ, в смертельной агонии…»
Так вот оказалось, что тот киевский хирург, с которым я праздновал День Победы в компании Некрасова и автор легендарного стихотворения - один и тот же человек. Зовут его Ион Лазаревич Деген . Как здесь не скажешь, что жизнь - плохой сценарист, она создает самые неожиданные, совершенно неправдоподобные ассоциации».
Деген шестнадцатилетним подростком ушел добровольцем на фронт, стал танкистом, не раз был тяжело ранен, горел в танке. На войне стал писать стихи. Но после победы, оказавшись двадцатилетним инвалидом, предпочел поэзии медицину. Видимо, искусство и самоотверженность врачей, спасавших ему жизнь, оказали влияние на выбор дальнейшей судьбы. К тому же, его попытки опубликовать написанное на фронте кончались неизменной неудачей. Редакторы обвиняли его в «очернительстве» и «дегероизации».
Деген - человек скромный. Гением себя отнюдь не считает. Больше того, к литературе долго не возвращался. Сейчас, на склоне лет, стал писать короткие новеллы и воспоминания. Но основное занятие - травматолог-ортопед. Доктор медицинских наук, профессор. Одно время был вице-президентом израильского Совета ветеранов Отечественной войны.
Сейчас он по праву может найти своё имя не только в медицинской энциклопедии, но и в любой поэтической антологии.
Сейчас мы с ним дружески переписываемся.
Предыдущее о том же.
Стихи этого поэта не печатаются в школьных учебниках, их мало кто знает, как и о нем самом. Иона Деген, советский солдат, описавший самую страшную войну так, как никто другой. И из-за этого его творчество просто не решались предать широкой огласке. Почему? Для этого нужно вчитаться в следующие строки:
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
Иона Деген был одним из тех, кого разом сломала и выковала заново та великая война. Он был всего лишь в 9-ом классе, когда летние каникулы в Украине в одночасье превратились в борьбу за выживание, а пионерлагерь стал полем боя. Тогда еще казалось, что война – веселое и азартное побоище, продлится совсем немного и нужно непременно успеть на нее. Вместе с одноклассниками Деген сбежал из эвакуационного поезда и затесался в ряды 130-ой стрелковой дивизии. Уже через месяц все они погибли, а у выжившего поэта родились строки:
Девятый класс окончен лишь вчера.
Окончу ли когда-нибудь десятый?
Каникулы - счастливая пора.
И вдруг - траншея, карабин, гранаты,
И над рекой до тла сгоревший дом,
Сосед по парте навсегда потерян.
Я путаюсь беспомощно во всем,
Что невозможно школьной меркой мерить.
Выход из окружения, ранение, госпиталь. Выздоровевшему Ионе все еще не было 18-ти, поэтому вместо фронта его отправили на Кавказ, трудится трактористом. Однако война пришла и туда, что обернулось для солдата новыми боями и очередным, очень тяжелым ранением. Чудом выжив, он снова рвется на фронт, но начальство принимает иное решение.
Как опытного тракториста и бойца, Дегена направили учиться в танковое училище, откуда он на новенькой 34-ке попадает прямиком на фронт. А далее будет то, что войдет в легенды – 8 изнурительных месяцев превращения в героя. Экипаж Дегена был не просто лучшим, его танк обходили стороной напасти, хотя они постоянно лезли в самое пекло. Нескончаемая череда сражений, танковые дуэли, невероятное напряжение. Случалось и гореть, и терять товарищей, но постепенно за Ионой закрепилась репутация счастливчика, на которого ровнялись и за которым хотели идти в бой.
На фронте не сойдешь с ума едва ли,
Не научившись сразу забывать.
Мы из подбитых танков выгребали
Всё, что в могилу можно закопать.
Комбриг уперся подбородком в китель.
Я прятал слезы. Хватит. Перестань.
А вечером учил меня водитель
Как правильно танцуют падэспань.
Лето 1944
Случайный рейд по вражеским тылам.
Всего лишь взвод решил судьбу сраженья.
Но ордена достанутся не нам.
Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.
За наш случайный сумасшедший бой
Признают гениальным полководца.
Но главное - мы выжили с тобой.
А правда - что? Ведь так оно ведется.
Сентябрь 1944
Постоянное напряжение, близкая смерть, гибель товарищей – все это плохо сказывается на психике человека, но дает пищу для творчества. Деген написал то, что позже неофициально назовут лучшим стихом о войне:
…Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
ты не ранен, ты просто убит.
дай на память сниму с тебя валенки.
нам еще наступать предстоит.
Для продолжения жми кнопку ниже…
Его имя есть на большом гранитном памятнике над братской могилой, его можно отыскать и в документах: 55-ый в списке танковых асов СССР, Иона Лазаревич Деген. Гвардии лейтенант, 16 побед (в том числе 1 «Тигр», 8 «Пантер»), дважды представлен к званию Героя Советского Союза, награжден орденом Красного Знамени. 21 января 1945 года его танк подбили, а экипаж расстреляли в упор. Сам Деген получил 7 пулевых ранений, несколько ран от осколков, перелом челюсти и вдобавок ко всему сепсис. Чтобы спасти его, врач пошел на служебное преступление и ввел смертельно раненому танкисту дефицитнейший пенициллин. И Иона выжил, но получил инвалидность. А ведь ему было всего 19 лет.
После войны Иона Деген во что бы то ни стало решил стать врачом и добился немалых успехов в своем деле. Закончил медицинский институт, начал оперировать, а в 1959-ом впервые в мире провел уникальную операцию – успешно пришил обратно оторванную руку. Еврейские корни мешали Дегену строить карьеру, но он защитил и докторскую, и кандидатскую. Отношения с властями у неуживчивого, прямолинейного инвалида не складывались, поэтому в 1977-ом Деген переезжает в Израиль, где продолжает работать врачом.
Иона Деген никогда не отрекался от Родины и не забывал ни её, ни тех, с кем пришлось разделить тяготы войны. Когда в 2012-ом военный атташе России в Израиле вручал ветеранам юбилейные награды, Деген прочел всем собравшимся новые сроки:
Привычно патокой пролиты речи.
Во рту оскомина от слов елейных.
По-царски нам на сгорбленные плечи
Добавлен груз медалей юбилейных.
Торжественно, так приторно-слащаво,
Аж по щекам из глаз струится влага.
И думаешь, зачем им наша слава?
На кой… им наша бывшая отвага?
Безмолвно время мудро и устало
С трудом рубцует раны, но не беды.
На пиджаке в коллекции металла
Ещё одна медаль ко Дню Победы.
А было время, радовался грузу
И боль потерь превозмогая горько,
Кричал «Служу Советскому Союзу!»,
Когда винтили орден к гимнастёрке.
Сейчас всё гладко, как поверхность хляби.
Равны в пределах нынешней морали
И те, кто блядовали в дальнем штабе,
И те, кто в танках заживо сгорали.
Время героев или время подлецов – мы сами всегда выбираем как жить.
Его не стало 27 апреля 2017-го. Иона Деген вошел в историю как человек, который её творил. С оружием в руках на войне, со скальпелем хирурга после нее, с веским словом и жесткой позицией всегда и везде.
Загрузка...
