Из истории создания повести. Повесть «Женьшень» (1933) появилась в результате двух путешествий писателя, совершенных им в 1931 году. Первое - в Свердловск, на строительство Уралмаша, второе - на Дальний Восток. В Дневнике 1931 года Пришвин пишет о происходящем в стране: «Да, страдание огромно (аресты без конца), но <...> строится невидимый град и растет». «Жень-шень», как и большинство произведений писателя советского периода, - результат его участия в деле строительства «Града Невидимого Отечества», невидимого града русской души, не уничтожимой никаким насилием. Повесть написана как философская сказка о пути человека, сознательно выходящего из войны, немирного состояния бытия и обращающегося к творчеству «новой, лучшей жизни людей на земле».
Композиция и основные мотивы. В первой главе повести (всего в ней 16 глав) обозначены время и место действия, здесь появляются основные герои (Лувен, Хуа-лу, Серый Глаз, Черноспинник), детально раскрывается предыстория главного героя, у которого, как это нередко бывает у Пришвина, нет имени и который в произведении выступает рассказчиком. Такой способ изображения главного героя (героиня также существует в тексте как «она», хотя все другие герои, даже звери, имеют свои имена) исполнен глубокого художественного смысла. Он создает эффект исповедальности и достоверности свершающейся на наших глазах истории человеческого «я».
Своеобразие пришвинского героя-рассказчика определяется, во-первых, его автобиографичностью (сюжет связан с духовно-нравственными исканиями писателя, с событиями его внутренней жизни, в частности с историей его давней любви к В. П. Измалковой); во-вторых, родством пришвинской художественной прозы с его дневниковой прозой, где герой - творец и летописец (рассказчик) собственной жизни.
В повести четко обозначено время действия - 1904 год, однако контуры исторических событий (а это время русско-японской войны) предельно размыты. Для автора важнее другое: символическая ситуация выхода героя-рассказчика из войны. Герой, сапер-химик, «долго терпел», участвуя в боевых действиях, «и когда воевать стало бессмысленно, взял и ушел». Смысл мотива ухода, важнейшего в жизни и творчестве Пришвина («Кащеева цепь», «Повесть нашего времени»), - в возвращении человека к самому себе и к истинной жизни мира, в духовном прорыве человека к безусловному. «Уход» героя-рассказчика связан с мотивом смерти-воскресения. Герой переживает смерть («Как гудел роковой снаряд, подлетая к нашему окопу, я слышал и отчетливо помню и посейчас, а после - ничего. Так вот люди иногда умирают: ничего! За неизвестный мне срок все переменилось вокруг: живых не было...»), следствием чего и становится его духовное возрождение к новой жизни - вне войны.
Герой-рассказчик, которого «с малолетства манила неведанная природа», уходит, «сам не зная куда», но оказывается - почти по законам сказочного превращения - в удивительном краю. Сначала это Маньчжурия, где «долины с такой травой, что всадник в ней совершенно скрывается, красные большие цветы - как костры, бабочки - как птицы, реки в цветах». Из этого сказочного, но чужого края начинается путь героя в Россию, на родину, которую он находит в распадке, захваченном китайскими охотниками. Здесь он встречает Лувена, становящегося его «духовным отцом». Место действия в повести, таким образом, поистине необычная земля: она на границе войны и мира, «рая» и реальной России, Востока (китайской культуры) и России.
Истории создания героем своей новой родины («Арсеи») посвящены II-XV главы повести, в которых показана каждодневная жизнь людей и зверей от лета (начало действия) до лета, когда вновь приходит осень (время действия в XV главе). Мотив родины в повести двусоставен. Его первая смысловая грань связана с образом реликтового корня жень-шеня и с темой зверей третичной эпохи, оленей, которые «не изменили своей родине», когда она оледенела, и в период климатической катастрофы приспособились к новым условиям. Вторая грань - тема «общей родины» людей.
Так, в предыстории героя-рассказчика соединяются мотивы катастрофы, изменяющей облик земли («оледенение»), войны, смерти, ухода и духовного возрождения человека, «рая», края «неведанной природы», неродной (чужой) земли, родины.
Писатель заставляет услышать гул и «шелест жизни» этого края и его «необыкновенную, живую, творческую тишину», «музыку тишины», которую «устраивает» «бесчисленное множество, неслыханное, невообразимое число кузнечиков, сверчков, цикад и других музыкантов». Великое многообразие жизни природы в пространстве с бесконечной вертикалью и горизонталью писатель показывает при помощи большого количества цветовых, световых, звуковых деталей и образов, нередко метафорических; он соединяет панорамное изображение жизни и крупный план, когда каждое открывается как единственное.
Ощущение бесконечного многообразия и полноты жизни возникает в «Жень-шене» и потому, что писатель изображает «великий круговорот» времен года.
Раскрывая перед читателем красоту и великолепие природы, Пришвин вместе с тем говорит о ее разрушительных, смертоносных силах, ее глубинном трагизме, который постигает герой-рассказчик во всей полноте, непостижимости и неподвластности человеку в сцене гибели «прекрасных оленей» Серого Глаза и Черноспинника (гл. XV). Разрушительное начало герой-рассказчик открывает не только в природе, но и в собственной душе. Оно определит его отношение к героине (к «ней»), сыграет важную роль в судьбе Лувена; оно, как это ни парадоксально, роднит и сближает мир природы и человека, свидетельствует о единстве их судьбы. Тема страдальческой и трагической судьбы живого раскрывается, в частности, в словах героя-рассказчика: «Так отчего же, если кругом так прекрасно, является эта как будто смертельная боль?» Таким образом, в «Жень-шене» Пришвин предстает художником трагического мироощущения.
В центральных главах повести (II-XV) с их «мерным ходом большого времени» писатель показывает новый этап духовного становления героя-рассказчика. «Самым большим событием» его жизни в краю «неведанной природы» становится встреча с «ней», похожая на сказку о царевне-лебеди. Только здесь, в долине цветов Зусухэ, в женщину превращается олень-цветок Хуа-лу.
История отношений героя-рассказчика и женщины, приехавшей на пароходе с переселенцами, предстает в повести как драма любви, непонимания, утраты, не поддающаяся логическому объяснению. Герой будет разгадывать ее загадку всю жизнь. Понять ее помогают три ассоциативно связанных друг с другом эпизода. Первый - встреча героя-рассказчика с Хуа-лу (гл. II), когда в нем боролись два человека: зверя-охотника, привыкшего присваивать себе, а значит, уничтожать «прекрасное мгновенье», и человека, который сохраняет это мгновение нетронутым и так «закрепляет в себе навсегда». Второй эпизод - встреча героя-рассказчика с «ней» (гл. III), когда он ведет себя по отношению к женщине так же, как и по отношению к Хуа-лу - «не хватает за копытца». Третий эпизод - это история превращения Лувена из человека, «губящего жизнь диким звероловством», в «глубокого и тихого» искателя корня жизни с родственным вниманием ко всему и каждому (гл. VIII).
Лувен был глубоко обижен при семейном разделе и ушел в тайгу смертельным врагом родного брата. Первые десять лет его звероловства были для него «жизнью для доказательства» того, что он не хуже, а, может быть, и лучше своего брата. Когда он вернулся домой, оказалось, что доказывать было некому: после страшного мора в живых осталась только жена брата с кучей ребятишек. Это и привело к «глубокому перелому» в сознании Лувена. История эта свидетельствует о бессмысленности жизни человека «для доказательства», ради идеи. Самое важное в этом эпизоде то, что история Лувена рассказана не им самим, а сочинена героем-рассказчиком и становится для него не столько обнаружением тайны «превращения» Лувена, сколько путем к самопознанию, открытию в себе человека, «зашитого схемами», увидевшего в любимой женщине обыкновенную сказочную царевну и не сумевшего разглядеть ее неповторимого лица.
Горе утраты любимой так велико, что герой переживает его как «расстрел»: «будто огромные белые стрелки... расстреливают меня... чтобы я, расстрелянный, уничтоженный, сам в себе жил, мучился и через эту необходимую муку все понял» (гл. IV).
Центральный символ повести. Словно в сказке, когда попавшего в беду героя спасают чудесные вещи, на помощь герою-рассказчику приходит жень-шень - «драгоценный реликт», растение, сумевшее, как и олени, звери третичной эпохи с их целебными пантами, пережить много эпох в истории Земли за десятки тысяч лет и остаться самим собой. Для Пришвина жень-шень - символический образ творческих сил жизни в природе и человеческой душе, тех созидательных сил, которые соединяют миллионы людей в их многовековой истории и благодаря которым жизнь сохраняется и изменяется к лучшему. Герой-рассказчик, видящий склонившихся над жень-шенем и благоговейно созерцающих его маньчжуров (гл. V), воспринимает цветок как свидетельство великой тайны жизни.
«Творческая сила корня жизни», с точки зрения писателя, в том, «чтобы выйти из себя и себе самому раскрыться в другом». Герой-рассказчик, постигая свой корень жизни, «выходит из себя», из своего горя и себе самому раскрывается в Лувене, в «неведанной природе», в деле своей жизни - древнем и вместе с тем «самом новом деле» охраны и разведения прекрасных исчезающих зверей, наконец, в женщине, которую он полюбил. Жень-шень помогает герою-рассказчику понять, «какая неистощимая сила творчества заложена в человеке», он становится в повести символом духовного становления человеческой личности, связанного с самопознанием, внутренними исканиями, творчеством собственной жизни и, что очень важно для Пришвина, с выходом из горя и страдания к радости (см. IV гл.). Все это особенно очевидно раскрывается в отношении героя-рассказчика к природе.
Смысловые итоги повести. Попав в край «неведанной природы», герой осознает ограниченность выученного «в книгах о жизни природы, что все отдельно, люди - это люди, животные - только животные» и по-новому видит окружающее: «все на свете» стало ему «как свое», «как люди» (гл. IV). Однако со временем он начинает чувствовать необходимость выйти за пределы того миропонимания, которое открылось ему через Лувена, родственным вниманием соединяющего в единое целое все окружающее. В сюжете это связано с эпизодом, когда герой-рассказчик, ставший для своего «духовного отца» «капитаном» (гл. VII), обнаруживает, что «Лувен похож на рогача с несменными костяными рогами» (гл. XII), то есть, по сути, остановился в своем духовном развитии.
Мысль писателя, однако, не в том, чтобы отказаться от многовекового, передающегося из поколения в поколение опыта жизни человека в природе, которым владел Лувен, а в том, чтобы соединить этот древний опыт с «методами современного знания», с потребностями изменяющейся жизни.
Содружество героя-рассказчика и Лувена в деле создания оленьего питомника, а потом и заповедника для охраны и разведения жестоко истребляемых зверей раскрывает мысль писателя о том, что творчество жизни возможно лишь благодаря соединению опыта отцов и детей, древнего и современного знания, опыта Востока и европейской культуры, внутреннего устроения души и внешнего преобразования жизни, наконец, соединению «творческих сил» культуры и природы.
То понимание природы, к которому герой-рассказчик в конце концов приходит, очевиднее всего раскрывается в сцене, когда он пытается вернуть оленей после их побега из питомника (гл. XV). Как исследователь и ученый, он отказывается мерить оленей «по себе»: их мир - другой, но вместе с тем он осознает «с ними родство» и чувствует их по-родственному. Писатель изображает природу и человека как два разных и родных мира, «идущих» по «общей тропе» жизни. Свидетельство тому целый ряд ассоциативно связанных друг с другом образов, эпизодов, мотивов: прекрасные черные блестящие глаза Лувена, Хуа-лу и женщины; корень, на который наступил олень и который «замер», и жизнь героя-рассказчика, утратившего любимую; олень с «бессменными рогами» и Лувен, остановившийся в своем развитии; смена рогов у оленей и момент, когда герой-рассказчик «сбрасывает с себя все созданное, как олень свои рога»; осенний «гон» оленей и «любовный пробег» человека по земле.
Глубинную духовную связь, единую судьбу, сотворчество человека и природы раскрывает в повести символический образ «предрассветного часа», времени «строительства утренней радости», когда человек, «соединенный со всеми силами природы в единое целое», участвует в незаметной и бескорыстной работе «всех соединенных сил мира», из которой рождается новый день и благодаря которой продолжается жизнь. Очевидно: пришвинское понимание отношений человека и природы, воссозданное в «Жень-шене», противостоит представлениям современников писателя о том, что природу человека, земли, мира можно легко изменить «в лучшую сторону», противостоит разрушительной идее преобразования природы.
В заключительной главе повести, своеобразном эпилоге, завершаются сюжетные линии Лувена, Хуа-лу, героя-рассказчика, это финал сказки о крае «неведанной природы», чудесной «Apcee», родине, которую создают себе герои. Точное время действия («Прошло десять лет... и еще год прошел... и еще год...» Если бы не последнее многоточие, то с уверенностью можно было бы утверждать, что действие происходит в 1917 году) особенно явно подчеркивает «сказочный» характер происходящего в повести, безусловной реальностью которого остается трагизм жизни и бесконечное становление человеческой личности, обращенной к творчеству «новой, лучшей жизни людей на земле».
«То место, где я стою, – единственное, тут я все занимаю и другому стать невозможно.
Я последнюю рубашку, последний кусок хлеба готов отдать ближнему, но места своего
уступить никому не могу, и если возьмут его силой, то на месте этом для себя ничего
не найдут и не поймут, из-за чего я бился, за что стоял».
М. Пришвин. Дневник 1936 года, 15 октября.
У этого произведения счастливая судьба: его не проходили в школе, убивая механическим препарированием живую плоть искусства, его волшебной ткани не касались руки режиссера-экранизатора, безразлично, одаренного ли, бездарного. Более того, за всю историю существования повести «Женьшень» не было ни одного отдельного иллюстрированного ее издания.
Оправдывая свое название «Женьшень», т.е. корень жизни, это маленькое сокровище смиренно и мудро растет себе в недрах русской литературы, с годами только набирая чудодейственную силу.
Неправда, что нет забытых шедевров. Такой шедевр есть, и в этой забытости официальной печатью и критикой – его счастье, его тайна и прелесть.
В чем секрет столь странной судьбы произведения писателя, в целом, отнюдь не забытого и не обделенного читательским вниманием (Михаил Пришвин – имя знакомое и любимое нами с детских лет как имя певца родной природы)? Эта загадка тем более удивительна, что написанную в 1932 году повесть писатель определил в лаконичной исповедальной формуле: «Это вещь моя коренная».
Думается, «Женьшень» выломился, выпал из общего движения современной литературы ввиду уникальности поставленной задачи. Ее можно определить как попытку поиска гармонии и красоты в век, гармонии лишенный и красоту разрушающий.
Своеобразной была сама реакция современников на повесть. Ею как-то смущенно и тревожно восхищались чуткие к искусству слова А.М. Горький и М. Шолохов. Последний, в частности, писал 28 декабря 1933 года актрисе Камерного театра Гриневой, читавшей с эстрады произведения прозы: «Читали ли Вы его «Корень жизни»? Если нет, – очень советую: прочтите! Такая светлая, мудрая, старческая прозрачность, как вода в роднике. Я недавно прочитал и до нынешнего дня на сердце тепло. Хорошему слову радуешься ведь, как хорошему человеку».
Определение впечатления от книги, как старческой и прозрачной, данное Шолоховым, спорно. Почтенный возраст автора (60 лет), несомненно, был Шолохову известен. Но тайной оставалось то, что календарный возраст Пришвина не совпадал с возрастом физически-духовным: этот человек и в 70 лет дышал молодо.
Официальная критика искала в произведении то проповедь погружения в природу, чуждую мировоззрению советского человека, то призыв к активному труду, согласованному с творчеством живых природных сил, то воспевание братства народов. Ведь вещь была создана как отражение впечатлений от запланированной творческой поездки писателя на Дальний Восток в 1931 году, стало быть, должна же была что-то отразить, воспеть, к чему-то призвать. Ускользал от внимания тот факт, что становится очевидным лишь при вдумчивом чтении: Пришвин смещает временные рамки повествования на 30 лет назад: действие повести охватывает временной промежуток с 1904 по 1916 год. Нетрудно догадаться почему.
Решать вопрос гармонии человека и природы, равновесия духа и инстинкта на материале 30-х годов было затруднительно для художника. Видимо, поэтому место и время действия повести «Женьшень» можно определить словами: заповедный край, заповедные годы.
Повесть Пришвина глубоко автобиографична, но не следует искать в ней следов подобия с судьбой писателя. Пришвин впервые увидел Дальний Восток в 58 лет – герой «Женьшеня» молод. Писатель не воевал в Манчжурии во время русско-японской кампании, не жил в тайге, не приручал оленей. Вся линия судьбы героя – продукт творческой фантазии.
Но духовная эволюция Пришвина, его сокровенные от современников подробности личной судьбы, взлеты и падения духа, накал и смерть страстей отразились в повести, как ни в одной из его книг. Это стало ясно лишь после смерти писателя, когда увидели свет его дневники, осветившие его судьбу светом трагической уникальности.
Оказалось, что почти сорок лет жизни, исполненной творчества, были для Пришвина окрашены воспоминанием о несостоявшейся первой любви: «мучительная и неудавшаяся любовь к исчезнувшей невесте» породила трагедию жизни и, как результат, – импульс к творчеству.
«Женьшень» в этом плане видится давно созревшим разрешением юношеского конфликта. Повесть обнажает душу любящего и говорит: это было со мной, будет и с тобой, потому что это было и будет всегда.
Ключевую тему «Женьшеня» составляет тема любви-страсти. Любовь героя возникает и растет в окружении и взаимодействии с девственной, мощной, ежеминутно воспроизводящей себя природой. В повести постоянен мотив оленьего гона, опьянения страстью, борьбы за любовь оленьей ланки, красоты и скрытой драмы естественной жизни оленьего стада. Поразившие писателя своей реликтовой красотой животные, пятнистые дальневосточные олени, становятся равноправными героями повествования наряду с автором и его другом-таежником китайцем Лувеном.
Во время пребывания писателя на берегу Уссурийского залива, у мыса Гамова, где располагался олений заповедник, Пришвин впервые видит дальневосточных пятнистых оленей. Их блестящие черные глаза и маленькие изящные копытца оставляют в его памяти впечатление небывалой красоты. Недаром китайцы называли ланку (самку оленя) – Хуа-лу, что значит «олень-цветок». Пришвину она казалась воплощением женственности.
В романтическом воображении героя повести «Женьшень» олень-цветок и любимая женщина как бы сливаются в один образ. Да и сам Пришвин в дневнике 1951 года писал: «Как начался «Женьшень»? Я облазил тайгу на материке по Амурскому заливу, был на островах и везде видел пятнистых оленей, и потом везде мне виделись их прекрасные глаза.
Под конец я прибыл во Владивосток и тут однажды возле остановки трамвая увидел на солнце женщину, одетую в материю, переливающуюся из зеленого в синее. Сияние материи привлекло меня, и я захотел заглянуть ей в лицо.
Я только успел заметить, что глаза у нее были, как у оленя, – она повернулась, прыгнула на ступеньку, и вагон покатился. Я бросился вагон догонять, но люди мне помешали.
Во мне остались от женщины только глаза, а остальное в «Женьшене» все дополнило воображение».
Из повести: «Рот ее был черный и для животного чрезвычайно маленький, зато уши необыкновенно большие, такие строгие, такие чуткие, и в одном была дырочка: светилась насквозь. Никаких других подробностей я не мог заметить, так захватили мое внимание прекрасные черные блестящие глаза – не глаза, а совсем как цветок, – и я сразу понял, почему китайцы этого драгоценного оленя зовут Хуа-лу, значит – цветок-олень».
Встретив в тайге Хуа-лу, герой впервые поступает не как охотник, а как поэт, пораженный красотой этого грациозного животного.
«Я как охотник был себе самому хорошо известен, – признается герой, – но никогда я не думал, не знал, что есть во мне какой-то другой человек, что красота, или что еще там еще, может меня, охотника, связать самого, как оленя, по рукам и ногам. Во мне боролись два человека. Один говорил: «Упустишь мгновение, никогда оно к тебе не возвратится, и ты вечно будешь о нем тосковать. Скорей же хватай, держи, и у тебя будет самка Хуа-лу, самого красивого в мире животного». Другой голос говорил: «Сиди смирно! Прекрасное мгновение можно сохранить, лишь не прикасаясь к нему руками».
Способность самоотречения ради красоты – не только счастье художника, но и «смертельная боль» его. Превратить прекрасное мгновение в реальность или оставить его прекрасным же воспоминанием – вот из чего он выбирает. Герой идет по второму пути. Судьба дарит ему встречу с женщиной-мечтой.
Из повести: «Вероятно, я был еще под сильным влиянием грациозного животного возле дерева, опутанного виноградом, что-то в этой незнакомой мне женщине напомнило мне Хуа-лу, и я был уверен, что вот сейчас, как только она обернется, я увижу те прекрасные глаза на лице человека… и дальше, как бы в ответ моему предчувствию, как в сказке о царевне-лебеди, началось превращение. Глаза у нее были до того те же самые, что у Хуа-лу, что все остальное оленье – шерсть, черные губы, сторожкие уши – переделывалось незаметно в человеческие черты, сохраняя в то же время, как у оленя, волшебное сочетание, как бы утвержденную свыше нераздельность правды и красоты».
Но так же как герой не сумел схватить за копытца Хуа-лу, так же отступает он перед красотой женщины, страшась ограничить ее рамками бытовой реальности. Из личной трагедии рождается золото искусства.
Огромное влияние на рассказчика в определении своего места в жизни оказывает старый искатель женьшеня, китаец Лувен, в фандзе которого он находит приют на долгие годы. Лувену, в отличие от молодого героя, нет нужды вырабатывать понимание жизни. Оно дано ему с рождения, как и тем «миллионам за тысячи лет», которые уже в земле. Лувен – дитя и властелин тайги, он относится ко всему живому с родственным вниманием, умеет «все на свете оживлять». Он учит своим примером идти в поисках корня жизни «с чистой совестью и никогда не оглядываться назад, в ту сторону, где все уже измято и растоптано. А если чистая совесть есть, то никакой завал не испортит пути».
У Лувена лирический герой «научился понимать на всю жизнь, не по книгам, а на примере, что культура не в манжетах и запонках, а в родственной связи между людьми».
С ним герой начинает творческое преобразование природы, и в тяжелые минуты Лувен всегда приходит на помощь и «не прямо, а как-то больше улыбкой всегда сумет напомнить мне, что мой корень жизни цел и только замер на время».
Для образа Лувена Пришвин использовал факты биографии китайца Ювен Юна, с которым встречался во Владивостоке.
Долгие годы на письменном столе Пришвина стоял в банке со спиртом корень, похожий своим видом на человека. Пришвин получил его в подарок от Ювен Юна, который был убежден, что этот корень сохраняет молодость и красоту человека, дает ему радость и счастье.
В отношении писателя убеждение китайского таежника оправдалось полностью. Мало кто из людей сохранил такую одухотворенную красоту и душевную молодость до самой смерти. Силу его обаяния испытывал на себе каждый знакомый с ним человек. В 1940 году 67-летний писатель встретил свою последнюю любовь, окрасившую неиссякаемым светом его благородный мудрый закат.
Нет, недаром о повести «Женьшень» Пришвиным было сказано: «Эта вещь – моя коренная…».
Один человек будучи заядлым охотником не удержался и сразу после участия в военных действиях с японцами отправился на охоту. Из Маньчжурии перешел в Россию. За одним из хребтов познакомился с китайцем, которого звали Лувен. У него и остановился на время охоты. Его фанза расположена в низине и в окружении высоких деревьев. Кругом рослипрекрасные цветы. Лувен занимался тем, что искал женьшень.
Здесь то и посчастливилось увидеть самку пятнистого оленя небесной красоты, которого называют цветком или еще Хуа-лу. Стройные ножки с маленькими копытцами были настолько близко, что можно было руками схватить. Как завороженный охотник смотрел на это чудо. Для людей ценящих красоту и природу главное сохранить и приумножить то, что потом принесет еще больше пользы, но как охотнику тяжело было удержаться. Еще не предполагал, что этот момент охотник будет вспоминать все жизнь с сожалением. Да, прекрасные мгновения остались в памяти и все потому, что не дал волю своим рукам, заглушил в себе инстинкт охотника. Пятнистую красавицу упустил зато судьба дала возможность встретиться с удивительной женщиной это была своего рода награда. Ее привез пароход, который вскоре и увез, а охотник так и остался сидеть без движения так же как в ситуации с Хуа-лу.
Лувен оказался тактичным в этом вопросе он понял, что пароход увез от меня, то что стало дорогим. «Твой женьшень ещене вырос, скоро я покажу его», сказал он. Вскоре пошли в тайгу, где много лет назад появился корень охотника, через десять лет он будет готов. За это время случилась нелепая случайность на него наступил и повредил изюбр. Корень был сильно помят, но потом отошел и через пять лет достигнет зрелости.
Постепенно мы приручили красавицу олениху и ее малыша, она перестала нас бояться. Попутно занимались прибыльным делом, ловлей пантов. Вскоре начался гон и за Хуа-лу пришли мощные рогачи.
Корень женьшень рос и пока он не достиг нужного состояния желания не сбудутся, остается только ждать. Появился и разросся питомник, не стало Лувена, а охотник все еще был одинок. Время идет и в этой жизни для всего есть свой срок. Так и в жизни охотника появилась женщина, которую он полюбил. Это помог корень женьшень недаром его зовут корень жизни. Он помогает найти себя и раскрыться в другом человеке. Теперь имея все и свое дело и жену, и детей охотник самый счастливый человек. Несмотря на это все же одна незначительная мелочь не дает покоя. И покинув всех идет на скалу и вспоминает тот момент когда мог схватить красавицу олениху, этот вопрос постоянно задает скале вблизи которой она обитала.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Пришвин. Все произведения
- Берестяная трубочка
- Женьшень
- Утята и ребята
Женьшень. Картинка к рассказу
Сейчас читают
- Краткое содержание Маяковский Кем быть?
В стихотворении Маяковского «Кем быть?» раскрывается тема, которая может показаться немного банальной со временем, но она никогда не перестанет все же быть актуальной.
- Краткое содержание Шекспир Мера за меру
Герцог Вены решает уехать за пределы своего государства и вместо себя оставляет строгого судью Анджело. Никто не знал, что на самом деле Винченцио никуда не уезжал, а просто переоделся в монаха Лодовико.
- Краткое содержание Заболоцкий Хорошие сапоги
В одной немецкой деревушке проживал сапожных дел мастер. Изготовлял он очень хорошую и качественную обувь. Все хвалили сапожника, людям нравилась отличная работа мастера.
- Краткое содержание Шергин Детство в Архангельске
- Краткое содержание Коваль Нулевой класс
В деревню приехала преподавать новая учительница Марья Семёновна. Она со всеми познакомилась, но дети не хотели оставлять своего прежнего учителя и немного с опаской относились к ней
Повесть «Жень-шень», написанная в 1933 году. Она является одной из жемчужин всей русской литературы. Это поэма в прозе. В повести корень Женьшень был поврежден оленем, но он остался цел и только на время замер, но затем нашёл в себе силы и дал новый цвет на стебле.
Поиски смысла жизни – извечная проблема. Многие писатели пытались найти решение этой проблемы (Ф. М. Достоевский, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов, М.А. Булгаков и др.) Именно книги этих писателей помогают открывать нам всё новые грани красоты и души человеческой. Герои стремятся найти смысл жизни, понять себя. Своё «Я». И поступки героев, как бы соотносятся со словами Гёте: «Как познать себя? Не путем созерцания, а только путем деятельности. Попробуй выполнить свой долг, и ты узнаешь, что в тебе есть».
А в чём смысл жизни видит герой? В чём корень жизни? Он находит его не сразу. Для этого ему понадобилось время, умение заглянуть в себя и найти себя. А что нужно для успеха в поиске корня жизни? (Чистую совесть и никогда не оглядываться назад, в ту сторону, где все уже измято и растоптано. «А если чистая совесть есть, то никакой завал не испортит пути») .
Корень – понятие многозначное (предки, оседлость, стержень души, источник жизни).
(долг; обман-смерть, унижение, совесть-гордость, гармония-любовь, свобода – главное дело жизни, умение преодолевать трудности!)Все это корень нашей жизни! Все эти нравственные критерии вы должны усвоить. Вы уходите в жизнь, где много-много дорог!У каждого человека свой путь. За время существования земли не повторилась ничья судьба. Повторение невозможно. У одного дорога длинна, извилиста, крута, многообразна. У другого – от порога дома в поле и назад. Каждому свое. Как нельзя дважды войти в одну реку, так нельзя повторить чужой путь. Но мы все идем путем земли: мы люди – дети своей планеты и живем по её законам. Не так-то просто, идя путем земли разбираться в поворотах дорог, троп, тропинок. Все люди разные и все выбирают свой путь, свою дорогу жизни.
Разные люди по-разному могут смотреть на один и тот же факт жизни. А сколько противоречий порой у одного человека. Найти гармонию – вот предел мечтаний, но это не так -то прост сделать. Каждый приходит в эту жизнь, чтобы выполнить свою миссию, проделать свой путь. И бывает, что этот путь далеко нелегкий. Тема произведения-найти свой путь, вечные поиски смысла жизни, что хорошо, что плохо, в чем суть нашей жизни, как правильно жить, не причиняя вред другим и природе.
1.Кого увидеть можно было из укромного места в зарослях маньчжурского ореха и дикого винограда? (самку пятнистого оленя Хуа-лу (Цветок-олень)).
2. Куда отвел меня Лувен после гудка парохода? (Он сдержал слово и отвел в тайгу, где двадцать лет назад был найден "мой" корень и оставлен еще на десять лет.)
3. О чем мечтал главный герой? (В своих мечтах я хотел, кроме приручения новых животных, "оевропеить" работавших со мной китайцев, чтобы они не зависели от таких, как я, и могли постоять за себя сами.)
4.Куда идет герой, когда уже умер Лувен, и тоска завладевает его сердцем?(Однако временами беспокоит одна мелочь, ни на что не влияющая, но о которой надо сказать. Каждый год, когда олени сбрасывают старые рога, какая-то боль и тоска гонит меня из лаборатории, из библиотеки, из семьи. Я иду на скалу, из трещин которой вытекает влага, будто скала эта вечно плачет. Там в памяти воскресает прошлое)
5. Какое дело создал главный герой? (Питомник рос, богател. Всему свои сроки: в моей жизни вновь появилась женщина. Это была не та женщина, которая когда-то появилась, как обернувшаяся царевной Хуа-лу, Цветок-олень. Но я нашел в ней собственное мое существо и полюбил. В этом и есть творческая сила корня жизни: преодолеть границы самого себя и самому раскрыться в другом. Теперь у меня есть все; созданное мной дело, любимая жена и дети.)
М.М. Пришвин
Краткое содержание повести.
После окончания русско-японской войны я выбрал трехлинейку получше и отправился из Маньчжурии в Россию. Довольно скоро перешел русскую границу, перевалил какой-то хребет и на берету океана встретился с китайцем, искателем жень-шеня. Лувен приютил меня в своей фанзе, укрытой от тайфунов в распадке Зусу-хэ, сплошь покрытом ирисами, орхидеями и лилиями, окруженном деревьями невиданных реликтовых пород, густо обвитыми лианами.
Из укромного места в зарослях маньчжурского ореха и дикого винограда довелось мне увидать чудо приморской тайги — самку пятнистого оленя Хуа-лу (Цветок-олень), как называют ее китайцы. Ее тонкие ноги с миниатюрными крепкими копытцами оказались так близко, что можно было схватить животное и связать. Но голос человека, ценящего красоту, понимающего ее хрупкость, заглушил голос охотника. Ведь прекрасное мгновение можно сохранить, если только не прикасаться к нему руками. Это понял родившийся во мне едва ли не в эти мгновения новый человек. Почти сразу же, будто в награду за победу над охотником в себе, я увидел на морском берегу женщину с привезшего переселенцев парохода.
Глаза ее были точь-в-точь как у Хуа-лу, и вся она как бы утверждала собой нераздельность правды и красоты. Ей сразу же открылся во мне этот новый, робко-восторженный человек. УВЫ, проснувшийся во мне охотник чуть было не разрушил почти состоявшийся союз. Снова заняв покоряющую все высоту, я рассказал ей о встрече с Хуа-лу и как преодолел искушение схватить ее, а олень-цветок как бы в награду обернулся царевной, прибывшей стоящим в бухте пароходом. Ответом на это признание был огонь в глазах, пламенный румянец и полузакрытые глаза. Раздался гудок парохода, но незнакомка будто не слышала его, а я, как это было с Хуа-лу, замер и продолжал сидеть неподвижно. Со вторым гудком она встала и, не глядя на меня, вышла.
Лувен хорошо знал, кого от меня увез пароход. На мое счастье, это был внимательный и культурный отец, ведь суть культуры — в творчестве понимания и связи между людьми: "Твой жень-шень еще растет, я скоро покажу его тебе".
Он сдержал слово и отвел в тайгу, где двадцать лет назад был найден "мой" корень и оставлен еще на десять лет. Но изюбр, проходя, наступил на голову жень-шеня, и он замер, а недавно вновь начал расти и лет через пятнадцать будет готов: "Тогда ты и твоя невеста — вы оба снова станете молодыми".
Занявшись с Луваном очень прибыльной добычей пантов, я время от времени встречал Хуа-лу вместе с ее годовалым олененком. Как-то сама собой пришла мысль одомашнить пятнистых оленей с помощью Хуа-лу. Постепенно мы приучили ее не бояться нас.
Когда начался гон, за Хуа-лу пришли и самые мощные красавцы рогачи. Драгоценные панты добывались теперь не с такими, как прежде, трудами и не с такими травмами для реликтовых животных. Само это дело, творимое в приморских субтропиках, среди несказанной красоты, становилось для меня лекарством, моим жень-шенем.
В своих мечтах я хотел, кроме приручения новых животных, "оевропеить" работавших со мной китайцев, чтобы они не зависели от таких, как я, и могли постоять за себя сами.
Однако есть сроки жизни, не зависящие от личного желания: пока не пришел срок, не создались условия — мечта так и останется утопией. И все же я знал, что мой корень жень-шень растет и я своего срока дождусь. Не надо поддаваться отчаянию при неудачах. Одной из таких неудач было бегство оленей в сопки. Хуа-лу как-то наступила на хвост бурундуку, лакомившемуся упавшими из ее кормушки бобами. Зверек вцепился зубами ей в ногу, и олениха, обезумев от боли, ринулась в сторону, а за ней все стадо, обрушившее ограждения. На развалинах питомника как не думать, что Хуа-лу — ведьма, поманившая своей красотой и превратившаяся в прекрасную женщину, которая, как только я ее полюбил, исчезла, повергнув в тоску. Едва же я начал справляться с ней, творческой силой разрывая заколдованный круг, как Хуа-лу порушила все это. Но все эти мудрствования всегда разбивает сама жизнь. Вдруг вернулась со своим олененком Хуа-лу, а когда начался гон, пришли за ней и самцы.
Минуло десять лет. Уже умер Лувен, а я все еще был одинок. Питомник рос, богател. Всему свои сроки: в моей жизни вновь появилась женщина. Это была не та женщина, которая когда-то появилась, как обернувшаяся царевной Хуа-лу, Цветок-олень. Но я нашел в ней собственное мое существо и полюбил. В этом и есть творческая сила корня жизни: преодолеть границы самого себя и самому раскрыться в другом. Теперь у меня есть все; созданное мной дело, любимая жена и дети. Я один из самых счастливых людей на земле. Однако временами беспокоит одна мелочь, ни на что не влияющая, но о которой надо сказать. Каждый год, когда олени сбрасывают старые рога, какая-то боль и тоска гонит меня из лаборатории, из библиотеки, из семьи. Я иду на скалу, из трещин которой вытекает влага, будто скала эта вечно плачет. Там в памяти воскресает прошлое: мне видится виноградный шатер, в который Хуа-лу просунула копытце, и боль оборачивается вопросом к каменному другу-скале или упреком себе: "Охотник, зачем ты тогда не схватил ее за копытца!"
Загрузка...
