Вхождение в войну обычно начинается, с вокзала, где происходит погрузка воинской части в эшелон, составленный из платформ и старых щелястых обшарпанных товарных вагонов, в которых теснились солдаты. На платформах везли полевые кухни, танки, грузовики, пушки и зенитные установки с прислугой на случай налета немецких «юнкерсов».
На дворе еще стояло бабье лето, и поэтому двери вагонов были открыты, но перегорожены деревянной балкой, чтобы какой растяпа не вывалился на ходу. Немецкая авиация уже активно действовала в этом регионе, и поэтому наш эшелон двинулся ночью. Видимо, машинист не отличался деликатностью, вначале осадил назад так, что лязгнули стальные буфера, а затем резко рванул вперед, так что мы горохом посыпались с вагонных нар на пол с криком и матерком в его адрес. Мы были полностью экипированы и оснащены всем, что полагается по штату. Во-первых, громоздкой мосинской винтовкой образца 1891 года с трехгранным штыком вороненой стали, про который наш старшина Степан Охрименко, протирая его суконкой, любил говаривать, что «пуля дура, а штык молодец».
На ремне в патронных сумках - полный комплект обойм с новенькими желтыми патронами и торчащими из них острыми пулями, которые я бы не назвал дурами. При ходьбе по заду ритмично хлопала саперная лопатка в чехле, годная не только для копания, но и для схватки в траншеях в ближнем бою. Стальная каска спасала только от комьев земли и камней, но осколки снарядов довольно легко рвали и дырявили ее. На боку в зеленой торбе висел еще противогаз с носатой резиновой харей, тут же был прицеплен круглый солдатский котелок - наш лучший друг и питатель, неразлучный до могилы. Пилотка с красной звездочкой украшала, но не грела наши головы. Серая шинельная скатка - дорогая подруга на всю солдатскую жизнь. На ногах грубые тяжелые ботинки на резиновом ходу с обмотками до колен. В брюках-галифе - узкий специальный карманчик с роковым черным пластмассовым футлярчиком, куда вкладывалась бумажка с нашей фамилией и адресом родителей и который была обязана сохранить похоронная команда.
А паровоз наш несется по степи во тьме ночной, выбрасывая из трубы клубы черного дыма с огненными искрами, и везет он нас не на побывку к матери в деревню, а в самое жерло, самое пекло сражения за Сталинград. Хочется высунуть голову в дверь, чтобы хватить глоток свежего воздуха, но высовываться нельзя, сразу схватишь кусок угля в глаз и намучаешься с ним потом. Потом стук колес, заунывно играет гармошка. Это наш ефрейтор Вася Селезнев, свесив с нар ноги, играет и поет сиплым прокуренным голосом: «Черный ворон, что ты вьешься надо моею головой, ты добычи не добьешься, черный ворон, я не твой».
Старшина Охрименко ругается и приказывает Васе рвануть что повеселее. Вася делает задорное вступление и поет, как с «одесского кичмана бежали три уркана…»
Утром старшина, вскрыв несколько банок с американской колбасой и разрезав ее финкой на вертикальные дольки, производил солдатский дележ. Наводчик противотанкового ружья Кузьма Брюханов был поставлен лицом к вагонной стенке выкрикивать фамилии. Старшина, подцепив финкой кусок колбасы, спрашивал Кузьму: «Кому?!» Кузьма кричал: «Иванову». Иванов подходил и снимал с ножа свою долю. Старшина опять кричал: «Кому?!» Кузьма: «Юсупову!» Старшина с куском колбасы на ноже обернулся к Юсупову: «Юсупыч, колбаса из чушки. Будешь брать?»
Юсупов - коренастый узбек, заряжающий ПТР, - осклабившись, подошел и, сняв кусок, положил его на хлеб. «Чушка, барашка, все равно кушать мала-мала надо. Барашек ёк - кушай чушка, чушка ёк - кушай махан».
Впоследствии, когда немец вплотную прижал нас к берегу Волги, а снабжение из-за ледохода прекратилось, то все мы ели махан и радовались еще, что нам подвернулась старая кляча. Поев и попив из канистры воды, курили сибирскую махорку «Бийский охотник». Щепотью доставали из кисетов грубую крошковатую махорку, сыпали ее на клочок армейской газеты и завертывали, послюнив края. Старшина Охрименко свертывал себе солидную козью ножку, и вагон наполнялся синим махорочным дымом так, что некурящие заходились в кашле и старались держаться ближе к открытой двери. Крепка и забориста была фронтовая махорка. Про то, что нас ожидает, старались не говорить, а больше вспоминали то, что оставили дома. Война уже показала свой страшный оскал. В степи за станицей Лиски три немецких «юнкерса-88», покружась каруселью, пошли в пике на эшелон и клали бомбы по обе стороны полотна. С платформ огрызались скорострельные зенитные пушки и строчили крупнокалиберные пулеметы. От одного «юнкерса» пошел легкий дымок; и все они, развернувшись, ушли на запад. В нашем вагоне осколком бомбы убило молодого солдатика Родионова. Небольшая такая ранка была в правом виске, и крови-то вытекло совсем мало, но тем не менее он был мертв. Хоронили его на полустанке в степи. Место нашли на горке, сухое, песчаное, могилку выкопали неглубокую, просторную и положили его во всем одеянии: гимнастерка с застегнутым ремнем, пилотка со звездочкой, сапоги новые на нем. Все честь по чести. Лежит родимый, молодой, красивый парень, и все при нем. Жить ему да жить, а тут засыпали землей и отправили в веки вечные. Дали салют из винтовок и разошлись по вагонам.
Наконец ночью мы прибыли к Волге, переправились на левый берег и стали в резерв недалеко от Средней Ахтубы. Страшно было смотреть, что происходило на правом берегу. Сталинград, протянувшийся по правому берегу Волги на пятьдесят километров, был весь в огне. Черным дымом заволокло небо, и не было видно солнца. Немецкая авиация делала на город по две, иногда по три тысячи вылетов в день. Сбрасывали не только мелкие осколочные бомбы, но и бомбы по половине и по тонне весом, так что земля взмывалась и ходила ходуном, как при землетрясении. Кроме бомб для устрашения немцы сбрасывали рельсы, железные тракторные колеса, бороны, листы котельного железа, и все это с диким воем, скрежетом и лязгом летело с неба в город. Сами «юнкерсы», входя в пике, включали мощные сирены, и тут только от одних адских звуков душа готова была выскочить из тела. Перед нами была прижатая врагом к берегу Волги 62-я армия генерала Василия Ивановича Чуйкова. В виде дуги флангами она опиралась на берег, фронтом же занимала несколько улиц. Немцы через радиоустановку призывали сдаваться: «Рус, завтра Вольга буль-буль!» Против наших двух армий, защищавших Сталинград, - 62-й и 64-й, уже потрепанных и обескровленных еще на подступах к городу, стояли мощные, постоянно пополняемые солдатами и техникой, 6-я армия генерала Паулюса, 4-я танковая армия генерала Гота, группировка из нескольких дивизий «Шехель», 4 румынские пехотные дивизии и 4-й немецкий воздушный флот, имеющий более тысячи боевых самолетов.
Переправа на правый берег Волги обычно осуществлялась по ночам в целях безопасности, но все равно немцы по ночам беспрерывно подвешивали над переправой осветительные ракеты и вели обстрел из орудий и крупнокалиберных пулеметов по бронекатерам и баржам. Потери при переправе были всегда, и Волга, окрашиваясь кровью, несла вниз по течению тела русских солдат и обломки барж.
Утром, прибыв на правый берег, я увидел дымящийся и лежащий в руинах город с почти непроходимыми улицами, заваленными обрушившимися стенами домов, столбами и деревьями. Среди руин стояли разбитые сгоревшие танки, бронетранспортеры, грузовики и лежала целая армия трупов. Они были везде: в руинах домов, на улицах, в подвалах, в оврагах и траншеях. Особенно меня поразила пересекающая город река Царица, протекавшая в узкой глубокой балке, русло которой было сплошь завалено трупами, так что не было видно и воды. Они лежали в разных нелепых позах, раздувшиеся и страшные в своем неправдоподобии. Немцы не прекращали свои атаки ни на один день. В том числе, пытаясь по мелкому руслу реки Царицы прорваться к Волге, где их и уничтожали шквальным пулеметным огнем.
Из вновь прибывших бойцов формировали штурмовые группы для ночных боев. Группы были небольшие, не более шести человек. Вместо винтовок нам выдали автоматы Шпагина, гранаты и ножи, а мне еще дали ранцевый огнемет. Командовал нами опытный в ночных боях сержант. Нашей задачей было ночной вылазкой проникнуть в дома, где на верхних этажах засели немецкие снайперы и солдаты с крупнокалиберными пулеметами, обстреливавшими водную переправу, и уничтожить их, а также минировать эти дома и подходы к ним. Тихо, как тени, пробирались мы в развалинах, прислушиваясь, где могли находиться немцы. Обнаружив их, мы действовали молниеносно: подкравшись, бросали в помещение гранату и после взрыва давали еще очереди из автоматов, и, если этого им было мало, я бил туда огненным шквалом из огнемета. После этого мы также быстро исчезали, чтобы избежать скорого возмездия. Итак, всю ночь крались мы по развалинам, выискивая очередные жертвы, и опять быстрый бросок и отступление. Бывало, что не все возвращались из ночных рейдов: некоторые были убиты, некоторые попали в плен. Раненых товарищей мы тащили на себе, сдавали их в медсанбат у переправы. Как-то быстро наступили зимние холода, и мы дрогли от холода в своих землянках. Печурку топить было нельзя, так как немцы сразу засекали дым и начинали обстрел из минометов. Они уже были близко от наших позиций, буквально в ста метрах, а кое-где на бросок гранаты. На Волге образовалась шуга, а потом пошел лед, и снабжение на какое-то время прекратилось, потому что лодки и катера затирало льдинами. На помощь пришла авиация, сбрасывая на парашютах боеприпасы и продовольствие, но немцы были так близко от нас, что часть грузов попала к ним.
Хитрый узбек Юсупов придумал какой-то особенный дымоход, шедший по земле и прикрытый ветками, чтобы дым рассеивался. Тогда мы обогрелись и варили мерзлую конину.
Юсупыч говорил: «Чушка ёк, махан бар. Война кончал, все ко мне в Коканд едем. Месяц сидеть будем, плов кушать будем, кок-чай пить будем».
— Вряд ли, Юсупыч, придется тебе кок-чай пить. Отсюда живым не уйдешь, - сказал старшина.
— Не надо меня убивать, дома маленький баранчук есть. Кто им кушать будет давать, если Юсуп помирай?
— Это что, барашков ты что ли жалеешь? - спросил старшина.
— Нет, баранчук эта мой маленький детишка есть.
Помню, в декабре на немецкое Рождество было затишье, да и немцы уже потеряли свой дух, потому что не смогли выполнить приказ Гитлера: «Во что бы то ни стало овладеть Сталинградом и сбросить русских в Волгу». И мало того, сами уже попали в окружение, но сдаваться не хотели и бешено оборонялись, наносили урон нашим войскам и сами несли большие потери.
На этот раз нам дано задание ликвидировать пулеметные гнезда на верхних этажах дома специалистов. Около двенадцати часов ночи мы прокрались к этому дому и, затаившись, выясняли обстановку. Немцы спустились в нижний этаж дома и справляли свое Рождество. Их было четверо, по голосам мы определили, что они находятся в порядочном подпитии. Было слышно, как один играл на губной гармошке, а другие пели рождественскую песню «Хайлиге Нахт». Пели пьяными голосами и с какой-то большой тоской, так как знали, что дела их плохи и близок полный разгром.
Это были пулеметчики, которые постоянно обстреливали нашу переправу. Один из них, продолжая напевать, вышел из дома и стал мочиться на стенку. Я прыгнул на него сзади и ударил финкой в шею. Из раны хлынул фонтан крови, и он, захрипев, повалился на снег. Я обшарил его карманы и вынул документы. Тут из-за облака вышла луна, и я увидел у него на брюках привинченный советский орден Красной Звезды. Я быстро вырезал его финкой и положил в карман. Потом подозвал товарищей, и мы приготовились к броску. Немцы из комнаты уже звали пропавшего Вилли. Мы ворвались в помещение и перекололи их ножами. Поднявшись на верхний этаж, обнаружили два крупнокалиберных пулемета и привели их в негодность.
Днем мы обычно отсыпались в блиндаже, хотя немцы предпринимали беспрерывные атаки, а с левого берега в расположение немцев с воем летели реактивные снаряды «катюши» и снаряды тяжелой артиллерии. Все тряслось, грохотало, с накатов на нас сыпалась земля, но мы привыкли и спали.
Проснувшись, мы садились закусывать. Были у нас трофейные деликатесы, принесенные из ночных рейдов. Если бы не эти трофеи, то мы почти всегда ходили бы голодные, потому что со снабжением было плохо. Главное, чтобы были боеприпасы, а уж снабжение пищевым довольствием было на втором месте. Из трофеев, помню, ели мы итальянские сардины, упакованный в пленку непортящийся немецкий хлеб. Спаржу в банках мы попробовали и выбросили, как не подходящий для русского брюха продукт. Ели шоколад в круглых оранжевых коробках. Сибирская махорка к нам давно уже не поступала, и нам приходилось курить слабые сигареты с верблюдом на пачке под названием «Варум ист яно рунд». Попадался нам отличный французский коньяк, а немецкий «шнапс» был сущая дрянь, наверное, из опилок.
Запасались мы и немецкими боевыми гранатами. Они имели длинную деревянную пустотную ручку, и гранату можно было прицельно и далеко бросить, а когда она падала, то ручка не позволяла ей катиться в сторону от цели. Однажды ефрейтор Вася Селезнев спрашивал старшину Охрименко:
— А правда, Степан, что с немцами Сам Бог?
На что старшина Охрименко, постучав согнутым пальцем по Васиному лбу, обозвал его глупым теля. И дал такое объяснение:
— С ними не Бог, а сатана, если посмотреть, что они творят с нашей страной и нашим народом. Вот был прекрасный город Сталинград, а во что они его превратили?! Пепел, камни и трупы. А то, что с ними Gott, то это правда, но какой Gott? Разве ты не знаешь, кто у них командует танковой армией? Да сам генерал Гот. Вот тебе и «Gott mit uns»
— И то, правда, старшина.
С приходом ночи наша штурмовая группа опять выходила в рейд. Так и жили мы от ночи до ночи. Так было до 22 ноября 1942 года, когда, развивая наступление, части Юго-Западного фронта соединились со Сталинградским фронтом, замкнув кольцо. В окружении оказалось 330 тысяч человек. Вначале немцы сопротивлялись упорно и все надеялись, что их деблокируют и выведут из окружения группы генералов Гота и Манштейна, но все было напрасно. Эти группы были нашими войсками разбиты и отброшены. До 10-го января мы в составе 62-й армии атаковали немцев штурмовыми группами. От нашей роты в живых осталось всего два человека - я и узбек Юсупов. В конце января 1943 года, находясь в безвыходном положении от голода, морозов и отсутствия боеприпасов, подвергаясь постоянным артобстрелам и бомбежкам, немцы стали сдаваться в плен тысячами. А 31-го января в плен был взят весь штаб Шестой германской армии вместе с фельдмаршалом Паулюсом.
Мамаев курган
Я стоял на Мамаевом кургане, смотрел на разрушенный и сгоревший город и думал: «Поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?» А внизу, к Волге, куда они так стремились, конвоиры вели сотни тысяч немецких пленных. На них было жутко смотреть: так они в лютый мороз были плохо одеты, оборваны, истощены и обморожены. Их переправляли за Волгу и размещали в бараках, но рок преследовал Шестую армию. Как я после узнал, среди пленных началась повальная эпидемия сыпного тифа, так как все они были завшивлены. Слабые, обмороженные люди были уже не в силах сопротивляться болезни, и от Шестой армии фельдмаршала Паулюса мало что осталось.
Вся Германия, узнав о гибели Шестой армии, была в шоке. Гитлер объявил трехдневный траур, но падение гитлеровской Германии было уже неотвратимо. Так закончилась великая и кровавая битва за Сталинград, где ценой тяжелых потерь нами была одержана Победа.
Солдатская записная книжка
Территория
Армейского
Время от времени в армии я собирал поговорки и высказывания своих товарищей по службе. Бытует мнение, что солдат не развивается творчески, я хочу сломать этот стереотип. Это далеко не так. За два года я собрал устное солдатское творчество, именно солдатское: чем он живёт, о чём он думает, о чём мечтает, о его надеждах, чаяниях, конечно же, и о солдатской любви.
Не будьте очень строги, мой читатель, будьте, пожалуйста, снисходительны к творчеству тогда ещё восемнадцатилетних юношей.
Итак, солдатский фольклор.
Перифраз песни популярного в начале 90-х певца Сергея Минаева:
Да, неожидан был удар, когда попал служить в ОТАР.
Здесь горы, сопки и пески, здесь люди гибнут от тоски,
Здесь нет полей, лесов и рек, зачем живёт здесь человек.
Стоит жара под сорок пять, а мы бежим на кросс опять.
Вот кто-то сзади весь в поту кричит: «Я больше не могу».
Команды: « К бою! », «Рота, встать! » Нет силы голову поднять.
И вот лежим мы час, другой, сержант всегда над головой.
Когда шесть месяцев пройдёт, когда всё в прошлое уйдёт.
Пройдёт по Родине тоска, и мы уедем в войска.
Кто не был – тот будет,
Кто был – не забудет
730 и 1 день в сапогах.
Физическое
Изнасилование
Здорового
Организма
Колоссальная
Универсальная
Абсолютно
Нежелающая
Трудиться
Масло съел и день прошёл,
Замполит домой ушёл.
Дембель стал на день короче,
Спи, солдат, спокойной ночи!
Очнись, солдат, нас обманули,
Проснись, солдат, нас обокрали -
Два года юности украли.
Армия – это большая семья,
но лучше бы я был сиротой.
Кто прошёл через эти два года,
Тот поймёт смысл слова свобода.
Проводы – всё остаётся людям,
Курсанты – шайка бритоголовых,
Наряд – а зори здесь тихие,
Каптёрка – остров сокровищ,
Наряд по роте – Д, Артаньян и три мушкетёра,
Тревога – что? Где? Когда?
Кросс – никто не хотел умирать,
Часовой – спящая красавица,
Патруль – Тимур и его команда,
Солдат в работе – человек невидимка,
Отбой – как прекрасен этот мир,
Хлеборезка – багдадский вор,
Завтрак – я ещё жив,
Обед – борьба за жизнь,
Ужин – люди и звери,
Отпуск – десять дней, потрясшие мир,
Наряд по столовой – Али-баба и сорок разбойников,
Встреча с патрулём – их знали только в лицо,
15 гр. масла – кусочек жизни,
Повестка – жизнь дала трещину,
Наряд – преступление и наказание,
Баня – человек меняет кожу,
Присяга – лебединая верность,
Вечерняя проверка – вспомни имя своё.
Собака – друг человека, но не дай, Бог, друг окажется собакой
Если Земля – это тело, то Отар – это попа.
Масло съел и день прошёл,
Съел яйцо – прошла неделя,
чтоб ещё такого съесть,
чтоб два года пролетело.
Любовь к девушке, как ремень,
Чем ближе к дембелю, тем слабее.
Бог создал покой и тишину,
Чёрт создал подъём и старшину.
Ты помнишь, друг, как мы гуляли.
Вино, девчонки, кабаки.
А вместо этого нам дали
ХБ, портянки, сапоги.
У вас январь – у нас январь
Одни и те же даты.
У вас в руках бокал вина,
У нас же – автоматы.
Мама ждёт вечность,
друг – два года,
подруга – один год,
старшина – 45 секунд.
Два года, не жалея ног,
Топтать мне кирзовый сапог.
Товарищ, верь, взойдёт она,
звезда пленительного счастья,
когда из списков этой части
исчезнут наши имена,
казармы рухнут, и свобода
нас встретит радостно у входа
и на обломках КПП
возникнут буквы ДМБ.
Лучше увидеть свою девушку в перекрёстке прицела,
чем на коленях другого парня.
Я буду помнить много лет
Солдатский суп и чёрный хлеб.
Скажи, в чём виноват солдат, когда ему девчонка изменяет,
когда он держит автомат, таких как вы … простите, охраняет.
Поверь, братан, придёт тот час,
когда ты выйдешь за ворота
и будешь пить за тех ребят,
кому служить ещё два года.
Для мамы я сын,
для сестры я брат,
для любимой девушки
я просто солдат.
Любите маму,
Любите как святыню,
Любите больше, чем себя,
Любите мать,
Она у вас одна!
Никто не сможет любить и ждать,
как долго ждёт родная мать.
Радость у солдата одна.
Вспоминать хорошее прошлое.
Девушка – это звезда,
а звезда прекрасна только ночью.
Жизнь – это книга,
Армия – это два листа,
вырванные на самом интересном месте…
Летят часы, проходят дни.
Служить всё меньше остаётся.
Ещё немного погрусти
И счастье скоро улыбнётся.
Чтобы дембелю помочь,
нужно спать и день, и ночь.
Как далеки мы друг от друга
и в тоже время так близки,
люблю тебя, моя подруга,
а ты люби меня и жди.
Мужчина – это такая сволочь,
хуже которого может быть только женщина.
Тебя люблю я- это тайна
В душе моей – это секрет,
хочу спросить тебя глазами,
меня ты любишь или нет?
Как тихая в море волна,
как светлая песня поэта,
пусть будет мила и нежна
тебе фотография эта.
Пусть пройдёт десяток лет,
под звон бокалов в ресторане
я не забуду никогда
два года службы в Казахстане.
Водка для солдата враг,
а солдат врага не боится.
Девушка становится женщиной за одну ночь,
а юноша мужчиной за два года.
Самоволка, самоволка,
что хорошего в тебе
пять минут ты на свободе,
десять суток на ГУБе.
Не верьте девичьим слезам,
ведь крокодилы тоже плачут.
Пишу письмо и очень грустно,
пишу и вижу образ твой.
Мне без тебя так одиноко,
хочу увидеться с тобой.
Кто виноват, что ты устал
И не доел, и не доспал,
Портянки плохо намотал,
Пришёл с наряда и упал.
И чья вина, что день за днём
Кричит дневальный нам: «Подъём! »
И снится нам родимый дом
И тот Приказ, с которым мы уйдём.
Армия – это хорошая школа жизни,
но лучше пройти её заочно.
Эх, Армия! Глухая сторона.
Два года ходят тут в «афганке»
и всё-таки нам Армия нужна,
Чтоб оценить все прелести гражданки.
Будь проклят тот день,
когда враг ткнул меня в грудь
и сказал: «ГОДЕН! »
Кто не был в Армии,
тот потерял многое,
кто был – тот потерял всё.
Это не рок, это не джаз,
это курсанты скребут унитаз.
Будет трудно – крепись,
Будет больно – не плачь,
Будет ветер – не гнись,
Помни, жизнь – это жизнь.
Чиздык, чирик, куку,
скоро дембель старику!
Держи нос морковкой, а хвост – пистолетом!
Прежде чем крутить любовь,
Научись мотать портянки.
Солдат должен иметь одну девушку,
но в каждом населенном пункте.
Солдат, помни, ты охраняешь сон своей девушки,
которая сладко спит с другим парнем.
Служи, солдат, и будь прилежен,
Твой дембель тоже неизбежен.
Запомни сам и передай другому,
Чем больше спишь, тем ближе к дому.
Чем больше в армии дубов,
тем крепче наша Оборона!
Людям – мир,
Солдату – дембель!
Почему в армии не играют в КВН?
Потому что все весёлые на ГУБе,
А находчивые – в отпуске.
Живи, люби, но осторожно,
Люби не всех и не всегда.
Не забывай, что есть на свете
Измена, ложь и клевета.
Пройдёт зима,
пройдёт и лето
Пройдут и лучшие года.
Всё в жизни будет позабыто,
Но годы службы – никогда.
Два года – это не вся жизнь,
но всю жизнь будешь помнить эти два года.
Мы ждём как сыра от вороны
Приказ министра обороны
Не грусти, моя дорогая,
когда сын далеко от тебя.
Ты, частенько слёзы роняя,
вспоминаешь теперь про меня.
Улыбнувшись при встрече со мною,
Позабудешь печали свои.
За свои дорогие заботы
Поклонюсь я тебе до земли.
Мама, милая дорогая,
ты дороже мне всех на земле.
Я люблю тебя, Милая мама,
Сын твой служит
и служит тебе.
Дорогая любимая мама,
Самый близкий, родной человек.
С днём рождения тебя поздравляю
И с Отара я шлю свой привет.
В своих мыслях тебя обнимаю,
но увидеть тебя не могу.
В этот день я тебя охраняю,
Счастье наше с тобой берегу.
С днём рождения тебя поздравляю.
На открытке привет тебе шлю.
А теперь пожелаю здоровья,
Счастья в жизни, успехов в труде,
Будь красивой, весёлой и нежной,
Чтобы жизнь улыбалась тебе.
Дорогая любимая мама!
Отар – населённый пункт, станция в Джамбульской области начала 90-х годов.
Афганка – форменная одежда нового образца цвета хаки с карманами в начале 90-х, другое название «эксперимент»
ГУБА – Гауптвахта
Самоволка – Самовольное оставление места службы в целях прогуляться по гражданскому населенному пункту
Каптёрка – комната для хранения чистого белья и специального обмундирования
Дембель – (сущ. м. р.) Солдат, прослуживший два года.
Текст большой поэтому он разбит на страницы.
Прослужил солдат у царя три года, и царь за службу дал ему три копейки. Ну, он и пошел домой. Идет, а по дороге попадается мышь:
— Здравствуй, солдат!
— Здравствуй, мышь!
— Где, солдат, был?
— Служил.
— Три копейки!
— Дай мне одну копейку, я тебе, может, пригожусь.
«Ну, — подумал солдат, — не было денег, да и тут не деньги!»
— Здравствуй, солдат!
— Здравствуй, жук!
— Где, солдат, был?
— Служил.
— Много ли царь за службу денег дал?
— Дал три копейки, да я отдал мышке одну копейку, осталось две!
— Дай мне копейку, я тебе, может, тоже пригожусь.
— Здравствуй, солдат!
— Здравствуй, рак!
— Где, солдат, был?
— Служил.
— Много ли царь за службу денег дал?
— Дал три копейки, а я мышке отдал копейку, жуку — копейку, еще осталась одна.
— Дай мне тоже копейку, я тебе тоже, может, пригожусь!
Отдал и эту копейку, пошел без денег. И как раз пришлось солдату идти через Питер и с Васильевского острова по мосту переезжать Неву. Это как раз к Зимнему дворцу мост-то подходит. А на мосту народу — протолкнуться некуда, не то чтобы солдату пройти. Солдат спрашивает у народа:
— А что такое тут делается?
А ему отвечают:
— Вот что, солдат. У царя дочь положила зарок: кто рассмешит ее, за того и замуж выйти. Видишь, она сидит на балконе, а на площади по-всякому стараются, как бы рассмешить царевну, но придумать ничего не могут!
Ну, делать нечего, мостом идти нельзя, пошел солдат позади перил. Но шинель-то у него была рваная, как-то за гайку дыркой задел, и сдернуло его с моста в Неву. Вдруг, откуда ни возьмись, — мышь, жук, рак, солдата из Невы вытащили, и как раз против Зимнего дворца, где стояла царевна на балконе. Вот мышь разувает его, жук портянки выжимает, а рак вилки свои расставил да на солнышке портянки и сушит. День-то был хороший!
А царевна на балконе увидела, рассмеялась и в ладони захлопала:
— Ой, как хорошо за солдатом ухаживают!
Ну, солдата сейчас же забрали, привели к царю, царь и говорит:
— Так вот что, солдат, царское слово назад не берется, и дочернин зарок я должен исполнить, выдать за тебя замуж дочку!
Ну, недолго думавши, честным пирком да за свадебку.
Да недолго солдату пришлось жить у царя, захотелось ему домой. Царь и говорит ему:
— Чтобы тебе, зять, пешком не идти, дам тебе я лошадь!
И дал он ледяную кобылу, гороховую плетку, синий кафтан да красную шапку. Вот солдат сел на кобылу и поехал домой.
Уважаемые родители, очень полезно читать сказку "Солдатские проделки (Марийская сказка)" деткам перед сном, чтобы хорошее окончание сказки их радовало и успокаивало и они засыпали. Сталкиваясь со столь сильными, волевыми и добрыми качествами героя, невольно чувствуешь желание и самому преобразиться в лучшую сторону. И приходит мысль, а за ней и желание, окунуться в этот сказочный и невероятный мир, завоевать любовь скромной и премудрой принцессы. Десятки, сотни лет отделяют нас от времени создания произведения, а проблематика и нравы людей остаются прежними, практически неизменными. Сюжет прост и стар как мир, но каждое новое поколение находит для себя в нем нечто актуальное для себя и полезное. Мировоззрение человека формируется постепенно, и такого рода произведения крайне важны и назидательны для наших юных читателей. Все образы просты, обыденны и не вызывают юношеского непонимания, ведь мы сталкиваемся с ними ежедневно в нашем быту. Сказка "Солдатские проделки (Марийская сказка)" читать бесплатно онлайн непременно полезно, она воспитает в вашем ребенке только хорошие и полезные качества и понятия.
Ж
ил у большой дороги поп.
В полдень на обед к попу зашли мимо проходившие солдаты. За обед солдаты попу дали пять рублей золотыми, а сами пошли по большой дороге дальше. Когда поп стал покупать товары в магазине, смотрит в кошелёк и глазам своим не верит: в кошельке лежали одни ломтики моркови.
Погнался поп за солдатами. Догнал он их и говорит:
— Вы почему меня обманули, вы мне дали только ломтики моркови!
— Не морковь же, глянь, — золотые монеты, — говорят ему солдаты.
Посмотрел поп в кошелёк — и впрямь золото. Поп пошёл опять покупать товары. Берёт товар, посмотрел в кошелёк — а там опять только ломтики моркови. Снова погнался поп за солдатами, теперь уж на тройке.
Догнал он солдат и опять говорит:
— Вы почему меня обманули? Вы же мне дали только ломтики моркови!
— Нет,- говорят ему солдаты,- да ты смотри хорошенько, не морковь же, а золото!
Посмотрел поп в кошелёк, глазам не верит, действительно золото. Повернулся поп и поехал обратно домой. Начинает покупать товар, смотрит в кошелёк, там не деньги, а опять морковь.
Так поп обманулся три раза. Теперь поп пишет царю жалобу.
Наступил день суда. На суд пригласили попа и одного солдата. Сравнивают деньги, клеймо и эти отданные солдатами с клеймом, всё сходится.
Судья вынес решение:
— Солдаты поступили правильно, они не виноваты. А ты, поп, совсем глупый. Волосы у тебя длинные, а ум короток. Поэтому суд решает стричь твои длинные волосы.
Так поп остался без волос.
После суда царь спрашивает у солдата:
— Правда, что ли, ты попу показывал свой фокус?
— Да,- говорит солдат.- Я ему не золото дал, а ломтики моркови.
— Если так, то ты и мне показывай свой фокус,- говорит царь.
— Если не убьёшь, покажу,- говорит солдат.
— Нет, не прикажу убивать,- говорит солдату царь.
Солдат вышел из дворца. В то же время в двери хлынула вода внутрь. Сильно удивился царь, аж глаза его на лоб полезли.
— Давай поднимемся на второй этаж,- говорит солдат.
— Постой, я тоже поднимусь, а то ещё могу утонуть,- закричал царь.
Только успел царь подняться, и на втором этаже оказалась вода. Поднялись на третий этаж. Глядь, и здесь вода. Дальше куда? Теперь они взобрались на крышу.
Испугавшись воды, царь обнял трубу и сел верхом на неё.
Видят — плывет лодка. Сели они в лодку и давай плыть в сторону сухой земли. Доплывают до земли, там увидели большую деревню.
Царь сильно проголодался. Что же есть?
— Давай наймёмся в пастухи, а то нам нечего есть. Я буду подрядчиком, а ты подпаском,- сказал ему солдат.
Они всё лето пасли стадо и были сыты. Пасли, до осени. Собрали денег с народа за пастьбу за стадом. Начали жить как и весь народ. Солдата поставили старшиной, а царя десятником. А на следующий год солдата назначили волостным, царя — сельским. Но в это время царь сделал большую растрату. Прибыл становой и царя осудили, решили выслать в Сибирь. Перед судом становой ударил царя по лицу.
Тут царь очнулся. Он опять — царь.
Вся эта история совершилась, пока кипел самовар. А до того, как закипел второй самовар,- и царя не стало: его свергли.
Сказка — прочь, царь — под мой каблучок.
Солдатские байки - неизменный атрибут русского фольклора. Уж так вышло, что сражалась наша армия, как правило, не "благодаря", а "вопреки". Некоторые фронтовые рассказы заставляют нас открыть рот, другие вскричать "да ладно!?", но все они без исключения заставляют гордиться нашими солдатами. Чудесные спасения, смекалка и просто удача - в нашем списке.
С топором на танк
Если выражение "полевая кухня" вызывает у вас только повышение аппетита, значит, вы не знакомы с историей красноармейца Ивана Середы.
В августе 1941 года его часть стояла недалеко от Даугавпилса, а сам Иван готовил обед для солдат. Услышав характерный лязг металла, он заглянул в ближайшую рощицу и увидел ехавший на него немецкий танк. С собой у него в этот момент были лишь незаряженная винтовка и топор, но русские солдаты сильны еще и своей смекалкой. Спрятавшись за деревом, Середа подождал, когда танк с немцами заметит кухню и остановится, так и произошло.
Солдаты вермахта вылезли из грозной машины, и в этот момент советский кашевар выпрыгнул из своего укрытия, размахивая топором и винтовкой. Перепуганные немцы запрыгнули назад в танк, ожидая, как минимум, атаки целой роты, а Иван не стал их в этом разубеждать. Он запрыгнул на машину и стал обухом топора бить по ее крыше, когда же опешившие немцы пришли в себя и стали стрелять в него из пулемета, он просто согнул его дуло несколькими ударами все того же топора. Почувствовав, что психологический перевес на его стороне, Середа стал выкрикивать приказы несуществующему подкреплению красноармейцев. Это было последней каплей: минуту спустя враги сдались и под прицелом карабина отправились в сторону советских солдат.
Разбудили русского медведя
Танки КВ-1 - гордость советской армии первых этапов войны - имели неприятное свойство глохнуть на пашнях и других мягких грунтах. Одному такому КВ не повезло застрять во время отступления 1941 года, а верный своему делу экипаж машину бросить не решился.
Прошел час, подошли немецкие танки. Их орудия могли только поцарапать броню "заснувшего" гиганта, и безуспешно расстреляв в него все боекомплекты, немцы решили отбуксировать "Клима Ворошилова" в свою часть. Закрепили тросы, и два Pz III с большим трудом сдвинули КВ с места.
Советский экипаж сдаваться не собирался, как вдруг двигатель танка, недовольно покряхтев, завелся. Недолго думая, буксируемый сам стал тягачом и легко потянул уже в сторону позиций Красной Армии два немецких танка. Озадаченный экипаж "панцерваффе" был вынужден сбежать, но вот сами машины были успешно доставлены КВ-1 до самой передовой.
Правильные пчелы
Бои под Смоленском в начале войны унесли тысячи жизней. Но удивительнее история одного из солдат о "жужжащих защитниках".
Постоянные авианалеты на город вынуждали Красную Армию менять свои позиции и отходить назад по нескольку раз на дню. Один измученный взвод оказался недалеко от деревеньки. Там потрепанных солдат встретили медом, благо пасеки еще не были разрушены авиаударами.
Прошло несколько часов, и в деревню вошла вражья пехота. Силы противника превосходили красноармейские в несколько раз и последние отступили в сторону леса. Но спастись они уже не могли, сил не было, а резкая немецкая речь была слышна совсем рядом. Тогда один из солдат стал переворачивать ульи. Вскоре над полем кружился целый жужжащий ком разозленных пчел, а стоило немцам подойти к ним чуть ближе, как гигантский рой нашел свою жертву. Вражеская пехота кричала и каталась по лугу, но сделать ничего не смогла. Так пчелы надежно прикрыли отступление русского взвода.
С того света
В начале войны истребительные и бомбардировочные полки были разобщены и зачастую последние вылетали на задание без защиты с воздуха. Так было и на Ленинградском фронте, где служил человек-легенда Владимир Мурзаев. Во время одного из таких смертельных заданий на хвост группе советских ИЛ-2 сели десяток "мессершмитов". Дело гиблое: замечательный ИЛ был всем хорош, но скоростью не отличался, поэтому потеряв пару самолетов, командир звена приказал покинуть машины.
Мурзаев прыгнул одним из последних, уже в воздухе почувствовал удар по голове и потерял сознание, а очнувшись, принял окружающий снежный ландшафт за райские сады. Но разувериться ему пришлось очень быстро: в раю наверняка не бывает горящих обломков фюзеляжей. Оказалось, что лежит он всего в километре от своего аэродрома. Доковыляв до офицерского блиндажа, Владимир отрапортовал о своем возвращении и бросил на скамью парашют. Бледные и испуганные однополчане глядели на него: парашют был опломбирован! Получается, что Мурзаев получил удар по голове частью обшивки самолета, а парашют не раскрыл. Падение с 3500 метров смягчили сугробы и истинно солдатское везение.
Императорские пушки
Зимой 1941 года все силы были брошены на защиту Москвы от неприятеля. Лишних резервов не было совсем. А они требовались. Например, шестнадцатой армии, которая была обескровлена потерями в районе Солнечногорска.
Руководил этой армией еще не маршал, но уже отчаянный командир Константин Рокоссовский. Чувствуя, что без лишнего десятка пушек оборона Солнечногорска падет, он обратился к Жукову с просьбой о помощи. Жуков ответил отказом - все силы были задействованы. Тогда неутомимый генерал-лейтенант Рокоссовский направил просьбу самому Сталину. Ожидаемый, но от этого не менее горестный, ответ последовал незамедлительно - резерва нет. Правда, Иосиф Виссарионович упомянул, что возможно есть несколько десятков законсервированных пушек, которые принимали участие еще в Русско-турецкой войне. Эти пушки были музейными экспонатами, приписанными к Военной артиллерийской академии имени Дзержинского.
После нескольких дней поисков был найден работник этой академии. Старый профессор, практически ровесник этих орудий, рассказал о месте консервации гаубиц в Подмосковье. Так, фронт получил несколько десятков старинных пушек, которые сыграли не последнюю роль в обороне столицы.
Загрузка...
