Литературно-исторические заметки юного техника. На дне души мы презираем Запад. Оплавивший Толстых и Достоевских

| | (0)

• Жанр:
• Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г. избран в Первую Государственную думу от донского казачества, был близок к фракции трудовиков. За подписание Выборгского воззвания отбывал тюремное заключение в «Крестах» (1909).На фронтах Первой мировой войны был санитаром отряда Государственной Думы и фронтовым корреспондентом.В 1917 вернулся на Дон, избран секретарем Войскового Круга (Донского парламента). Один из идеологов Белого движения. Редактор правительственного печатного органа «Донские Ведомости». По официальной, но ничем не подтвержденной версии, весной 1920 умер от тифа в одной из кубанских станиц во время отступления белых к Новороссийску, по другой, также неподтвержденной, схвачен и расстрелян красными.С начала 1910-х работал над романом о казачьей жизни. На сегодняшний день выявлено несколько сотен параллелей прозы Крюкова с «Тихим Доном» Шолохова. См. об этом подробнее:
• | | (0)

• Жанр:
• Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г. избран в Первую Государственную думу от донского казачества, был близок к фракции трудовиков. За подписание Выборгского воззвания отбывал тюремное заключение в «Крестах» (1909).На фронтах Первой мировой войны был санитаром отряда Государственной Думы и фронтовым корреспондентом.В 1917 вернулся на Дон, избран секретарем Войскового Круга (Донского парламента). Один из идеологов Белого движения. Редактор правительственного печатного органа «Донские Ведомости». По официальной, но ничем не подтвержденной версии, весной 1920 умер от тифа в одной из кубанских станиц во время отступления белых к Новороссийску, по другой, также неподтвержденной, схвачен и расстрелян красными.С начала 1910-х работал над романом о казачьей жизни. На сегодняшний день выявлено несколько сотен параллелей прозы Крюкова с «Тихим Доном» Шолохова. См. об этом подробнее:
• | | (0)

• Жанр:
• Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г. избран в Первую Государственную думу от донского казачества, был близок к фракции трудовиков. За подписание Выборгского воззвания отбывал тюремное заключение в «Крестах» (1909).На фронтах Первой мировой войны был санитаром отряда Государственной Думы и фронтовым корреспондентом.В 1917 вернулся на Дон, избран секретарем Войскового Круга (Донского парламента). Один из идеологов Белого движения. Редактор правительственного печатного органа «Донские Ведомости». По официальной, но ничем не подтвержденной версии, весной 1920 умер от тифа в одной из кубанских станиц во время отступления белых к Новороссийску, по другой, также неподтвержденной, схвачен и расстрелян красными.С начала 1910-х работал над романом о казачьей жизни. На сегодняшний день выявлено несколько сотен параллелей прозы Крюкова с «Тихим Доном» Шолохова. См. об этом подробнее:
• | | (0)

• Жанр:
• Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г. избран в Первую Государственную думу от донского казачества, был близок к фракции трудовиков. За подписание Выборгского воззвания отбывал тюремное заключение в «Крестах» (1909).На фронтах Первой мировой войны был санитаром отряда Государственной Думы и фронтовым корреспондентом.В 1917 вернулся на Дон, избран секретарем Войскового Круга (Донского парламента). Один из идеологов Белого движения. Редактор правительственного печатного органа «Донские Ведомости». По официальной, но ничем не подтвержденной версии, весной 1920 умер от тифа в одной из кубанских станиц во время отступления белых к Новороссийску, по другой, также неподтвержденной, схвачен и расстрелян красными.С начала 1910-х работал над романом о казачьей жизни. На сегодняшний день выявлено несколько сотен параллелей прозы Крюкова с «Тихим Доном» Шолохова. См. об этом подробнее:
• | | (0)

• Жанр:
• Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г. избран в Первую Государственную думу от донского казачества, был близок к фракции трудовиков. За подписание Выборгского воззвания отбывал тюремное заключение в «Крестах» (1909).На фронтах Первой мировой войны был санитаром отряда Государственной Думы и фронтовым корреспондентом.В 1917 вернулся на Дон, избран секретарем Войскового Круга (Донского парламента). Один из идеологов Белого движения. Редактор правительственного печатного органа «Донские Ведомости». По официальной, но ничем не подтвержденной версии, весной 1920 умер от тифа в одной из кубанских станиц во время отступления белых к Новороссийску, по другой, также неподтвержденной, схвачен и расстрелян красными.С начала 1910-х работал над романом о казачьей жизни. На сегодняшний день выявлено несколько сотен параллелей прозы Крюкова с «Тихим Доном» Шолохова. См. об этом подробнее:
• | | (0)

• Жанр:
• Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г. избран в Первую Государственную думу от донского казачества, был близок к фракции трудовиков. За подписание Выборгского воззвания отбывал тюремное заключение в «Крестах» (1909).На фронтах Первой мировой войны был санитаром отряда Государственной Думы и фронтовым корреспондентом.В 1917 вернулся на Дон, избран секретарем Войскового Круга (Донского парламента). Один из идеологов Белого движения. Редактор правительственного печатного органа «Донские Ведомости». По официальной, но ничем не подтвержденной версии, весной 1920 умер от тифа в одной из кубанских станиц во время отступления белых к Новороссийску, по другой, также неподтвержденной, схвачен и расстрелян красными.С начала 1910-х работал над романом о казачьей жизни. На сегодняшний день выявлено несколько сотен параллелей прозы Крюкова с «Тихим Доном» Шолохова. См. об этом подробнее:
• | | (0)

• Жанр:
• Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г. избран в Первую Государственную думу от донского казачества, был близок к фракции трудовиков. За подписание Выборгского воззвания отбывал тюремное заключение в «Крестах» (1909).На фронтах Первой мировой войны был санитаром отряда Государственной Думы и фронтовым корреспондентом.В 1917 вернулся на Дон, избран секретарем Войскового Круга (Донского парламента). Один из идеологов Белого движения. Редактор правительственного печатного органа «Донские Ведомости». По официальной, но ничем не подтвержденной версии, весной 1920 умер от тифа в одной из кубанских станиц во время отступления белых к Новороссийску, по другой, также неподтвержденной, схвачен и расстрелян красными.С начала 1910-х работал над романом о казачьей жизни. На сегодняшний день выявлено несколько сотен параллелей прозы Крюкова с «Тихим Доном» Шолохова. См. об этом подробнее:
• | | (0)

• Жанр:
• Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г. избран в Первую Государственную думу от донского казачества, был близок к фракции трудовиков. За подписание Выборгского воззвания отбывал тюремное заключение в «Крестах» (1909).На фронтах Первой мировой войны был санитаром отряда Государственной Думы и фронтовым корреспондентом.В 1917 вернулся на Дон, избран секретарем Войскового Круга (Донского парламента). Один из идеологов Белого движения. Редактор правительственного печатного органа «Донские Ведомости». По официальной, но ничем не подтвержденной версии, весной 1920 умер от тифа в одной из кубанских станиц во время отступления белых к Новороссийску, по другой, также неподтвержденной, схвачен и расстрелян красными.С начала 1910-х работал над романом о казачьей жизни. На сегодняшний день выявлено несколько сотен параллелей прозы Крюкова с «Тихим Доном» Шолохова. См. об этом подробнее:
• | | (0)

• Жанр:
• Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г. избран в Первую Государственную думу от донского казачества, был близок к фракции трудовиков. За подписание Выборгского воззвания отбывал тюремное заключение в «Крестах» (1909).На фронтах Первой мировой войны был санитаром отряда Государственной Думы и фронтовым корреспондентом.В 1917 вернулся на Дон, избран секретарем Войскового Круга (Донского парламента). Один из идеологов Белого движения. Редактор правительственного печатного органа «Донские Ведомости». По официальной, но ничем не подтвержденной версии, весной 1920 умер от тифа в одной из кубанских станиц во время отступления белых к Новороссийску, по другой, также неподтвержденной, схвачен и расстрелян красными.С начала 1910-х работал над романом о казачьей жизни. На сегодняшний день выявлено несколько сотен параллелей прозы Крюкова с «Тихим Доном» Шолохова. См. об этом подробнее:
• | | (0)

• Жанр:
• Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г. избран в Первую Государственную думу от донского казачества, был близок к фракции трудовиков. За подписание Выборгского воззвания отбывал тюремное заключение в «Крестах» (1909).На фронтах Первой мировой войны был санитаром отряда Государственной Думы и фронтовым корреспондентом.В 1917 вернулся на Дон, избран секретарем Войскового Круга (Донского парламента). Один из идеологов Белого движения. Редактор правительственного печатного органа «Донские Ведомости». По официальной, но ничем не подтвержденной версии, весной 1920 умер от тифа в одной из кубанских станиц во время отступления белых к Новороссийску, по другой, также неподтвержденной, схвачен и расстрелян красными.С начала 1910-х работал над романом о казачьей жизни. На сегодняшний день выявлено несколько сотен параллелей прозы Крюкова с «Тихим Доном» Шолохова. См. об этом подробнее:

ПРОБЛЕМА АЛЬТЕРНАТИВНОГО КАНДИДАТА
Чего уж точно не может быть, потому что не может быть никогда, это, чтобы «Тихий Дон» свалился с неба или, чтобы он написал себя сам. Если есть грандиозная эпопея, которую иногда называют величайшим романом ХХ века (тезис спорный, но все-таки...), то должен быть человек, который ее написал. И даже, если мы допустим, что у романа было несколько авторов и соавторов, то всё равно это были конретные люди с именами и фамилиями, с фактами биографии. И в любом случае должен быть один человек, написавший в том виде, в каком мы её знаем основную часть романа - судьбу главного героя Григория Мелехова, его родных и близких, и пересказать её неподражаемым, полным очарования языком. Возможно, кому-то «Донские рассказы» кажутся слишком низким стартом для такой эпопеи, но еще страннее выглядит предположение, что её мог написать человек, вообще никак до этого себя не зарекомендовавший в литературе.

«Претендентов» на звание автора «Тихого Дона» уже насчитывается более десятка - от Льва Гумилёва до Серафимовича. Все они по тем или иным причинам не подходят на эту роль. Кандидатура Серафимовича отпадает хотя бы потому, что тот даже не пытался поддержать приостановленную по цензурным соображениям публикацию 3-го тома «Тихого Дона». Кому этого довода недостаточно, может заглянуть в «Железный поток» и проверить, насколько данное произведение «похоже» на «Тихий Дон». «Версия» о Льве Гумилёве настолько нелепа, что и комментировать не хочется. Чаще всего «настоящего автора» пытаются искать среди казачьих писателей - участников Белого движения, но и среди них с подходящими канидатурами, так скажем, не густо. К примеру, Роман Кумов умер в начале 1919, т.е. даже теоретически мог написать только первые два тома. Еще один «претендент в авторы» Иван Родионов, будучи в эмиграции в 1922 году опубликовал свой роман о гражданской войне «Жертвы вечерние: Не вымысел, а действительность». Единственное сходство с «Тихим Доном» - то, что оба произведения посвящены Гражданской войне и большая часть действий происходит на Дону, а также то, что одним из эпизодов является Ледовый поход. Во всем остальном между двумя романами НИЧЕГО ОБЩЕГО - ни по стилистике, ни по мировозрению автора («Жертвы вечерние» написаны с откровенно черносотенных позиций), ни по обрисовке характеров, ни по уровню таланта. При этом Родионов дожил до 1940 года, никогда не претендовал на авторство «Тихого Дона». Иногда в качестве «авторов» и «соавторов» романа называют людей, чья причастность к литературной деятельности вообще, как минимум, под вопросом. Например, тестя Шолохова Громославского, (у которого, к слову сказать, кроме дочери, имелись ещё и сыновья). Он, согласно заявлениям антишолоховедов, якобы «баловался литературой» и печатался под псевдонимом Славский. Правда, при этом не даются никакие ссылки ни на публикации авторства Громославского, ни на источники информации о его роли в литературной карьере зятя. Вот разве что кандидатуру прототипа Григория Мелехова Харлампия Ермакова никто, кажется, ещё не предложил!

ФЁДОР КРЮКОВ
Самый популярный «кандидат» в «настоящие авторы» - Фёдор Крюков - казачий писатель и общественный деятель, автор многочисленных рассказов и очерков, посвященных Донщине. Стоит отметить, что он едва ли не единственный «претендент», чьё авторство его сторонники по-настоящему пытаются доказать, публикуя его произведения и собственные статьи со сравнительным анализом его прозы и текста «Тихого Дона».

Фёдор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского. В 1892 году окончил Петербургский историко-филологический институт. В 1893-1905 годах работал в орловской гимназии учителем истории и географии. В 1906 году был избран депутатом Первой Государственной думы от Области Войска Донского. Во время Гражданской войны - активный участник Белого движения, один из его идеологов. Умер от тифа в начале 1920 года.

Что ж, посмотрим, кто - Шолохов или Крюков больше подходит на роль автора «Тихого Дона».

СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ПРОЗЫ
Сторонники версии об авторстве Крюкова свою гипотезу доказывает преимущественно сопоставляя текст «Тихого Дона» с прозой Крюкова и находя параллели. Например, они выявили ряд совпадений в «локальных» или «микросюжетах», т.е. сходство отдельных эпизодов.

Привожу несколько примеров таких совпадений.

Из книги Макаровых «Вокруг “Тихого Дона”: от мифотворчества к поиску истины.»
Крюков:
Вереница красных вагонов с лошадьми трогается медленно и осторожно... Кучка казаков на платформе еще торгуется минуты две-три из-за подсолнуховых семечек... бежит вслед за поездом, нагоняет его и уцепившись за подножки, некоторое время путешествует на весу... потом благополучно исчезает в чреве вагона.
«Тихий Дон»:
Долго баюкалась в красных вагонах дремотная тишина... Поезд уже тронулся, а в вагон все прыгали казаки.

Крюков:
«Старик Козьма Федосеевич поднес на блюде хлеб, – генерал истово перекрестился, поцеловал хлеб и передал его адъютанту... Потом генерал подошел к шеренге стариков и не сказал, а воскликнул... – Здорово, станичники!
И станичники не очень дружно, но громко и старательно прокричали:
– Здравия желаем, ваше превосходительство.»
«Тихий Дон»:
Генерал Сидорин через его голову бегло оглядел толпу, звучно произнес:
– Здравствуйте, господа старики!
– Здравия желаем, ваше превосходительство! – вразброд загомонили хуторяне. Генерал милостиво принял хлеб-соль из рук Пантелея Прокофьевича, сказал «спасибо» и передал блюдо адъютанту.

Крюков:
«Было немало свар в семьях из-за этих денег: старики требовали, чтобы деньги шли в семью, а бабы норовили припрятать их особо... Но Марина умела ладить с снохами, они отдавали ей деньги, а она отделяла частичку им – на наряды сверх обычной сметы.»
«Тихий Дон»:
– Ну, а деньги, как?
– Что – деньги? – Дарья удивленно приподняла брови.
– Деньги, спрашиваю, куда денешь?
– А это уж мое дело, куда захочу, туда и дену!
Ты в семье живешь, наш хлеб ешь. Дарья отозвала Ильиничну в горенку, сунула ей в рукав две бумажки по двадцать рублей.»

Вот пример из статьи Андрея Чернова «ФЕДОР КРЮКОВ – «ТИХИЙ ДОН» Материалы к параллельному словарю диалектизмов, речевых клише и авторских тропов.»
Федор Крюков:
«Краев, наклонившись над столом, рисовал на газетном листе голову лошади. Кузнецов следил за его рисунком и шептал: – А голых женщин не можете? Нарисуйте мне: смерть люблю» («Новые дни». Гл. XIII). –
«Тихий Дон»:
«Чубов лежал на кровати и, вслушиваясь в голоса разговаривающих, рассматривал прибитый к стене, пожелтевший от табачного дыма рисунок Меркулова: полуголая женщина, с лицом Магдалины, томительно и порочно улыбаясь, смотрит на свою обнаженную грудь.<…>
– Вот хорошо-то! – отрываясь от рисунка, воскликнул он…».

Не сложно заметить, что во всех случаях описываются типичные ситуации: посадка на поезд, встреча высокопоставленного лица, сложности в семейных отношениях из-за денег, ну и интерес мужчин к картинкам с голыми женщинами. Что удивительного в том, что у двух разных писателей, писавших об одних и тех же реалиях, оказались подобные совпадения?

Тоже можно сказать и о совпадениях в использовании диалектизмов или разговорных форм слов, а также пословиц, поговорок, песен: это все то, что есть в народе, и, если два писателя пишут на одном материале (в данном случае о донском казачестве), то нет ничего удивительного, что у них присутствуют и «точки пересечения».

Замечу, что диалектизмов у Крюкова меньше, чем в «Тихом Доне» или в «Поднятой целине», и встречаются они (не считая тех, что описывают этнографические реалии) исключительно в прямой речи персонажей, в то время как в произведениях Шолохова - в том числе и в авторской речи. (Вспомним: «Сбочь дороги могильный курган....»). Причем, диалектные формы у двух писателей не всегда совпадают. Например, у Крюкова встречается слово «кабыть», в «Тихом Доне» - «кубыть» (как-будто), у Крюкова - «хочь», в «Тихом Доне» и в «Поднятой целине» - «хуч» (хотя). Ни разу мне не попались у Крюкова слова, встречающиеся, как в «Тихом Доне», так и в «Поднятой целине», такие как «сбочь», «гутарить», «ажник» и т.д..

Ничего эксклюзивного нет и в подавляющим большинстве совпадающих в «Тихом Доне» и в прозе Крюкова метафорах. Так, к примеру, из «первой сотни авторских тропов», которые по мнению одного из «антишолоховедов-крюковедов» Андрея Чернова, попали из очерков и рассказов Крюкова в «Тихий Дон» лишь немногие вроде «зеленые облака деревьев» или «оспа на лице земли» могут претендовать на звание художественных находок, а большинство же довольно банальны: арбуз - голо/короткоостриженная голова, веером разбегающиеся (разбежаться в разные стороны), запах крепкого пота, медно-красный закат, неморгающий взгляд, причмокивать... н-но, телеграфные столбы уходили и т.п.. Интересно, а если рассмотреть подробнее, то не выяснится ли, что в случае с действительно оригинальными авторскими тропами, расхождений больше, чем сходств?

Если говорить об общем впечатлении, то у Крюкова тон изложения преимущественно спокойный, размеренный, нередко сентиментальный, повествование зачастую затянуто из-за чего становиться скучноватым, в авторской речи попадаются отсутствующие в «Тихом Доне» архаизмы (томится чаяниями, безвозбранный, надежды зиждутся и т.д.), а метафоры зачастую банальны. Спокойный тон связан не с характером описываемых событий, а с характером автора; таким же тоном, близким к эпическому написана, к примеру, и «Шульгинская расправа», посвященная драматическим событиям, предшествовавшим Булавинскому восстанию. В прозе Крюкова и близко нет того драматизма, надрыва и парадоксов, которые роднят «Донские рассказы» с «Тихим Доном». Излишне подробное описание чувств персонажей у Крюкова для меня (допускаю, что субъективно) сближает его не с психологизмом второй половины 19-го - начала 20-го в.в., а скорее с сентиментализмом в духе Карамзина. И еще: я, признаюсь, не поклонница баек деда Щукаря. (Нагульнов, изучающий английский язык, мне показался смешнее.) Но вот Крюков по-моему, уж слишком серьезен, юмора у него почти что нет.

(Более подробное и более профессиональное сравнение поэтики прозы Крюкова и «Тихого Дона», а также ряд других аспектов см. книгу Ф.Кузнецова: «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа»)

Подводя итог, заметим, что если, как утверждают противники авторства Шолохова, между «Донскими рассказами» и «Поднятой целиной», с одной стороны, и «Тихим Доном» - с другой слишком уж большой разрыв, и слишком они непохожи, для того, чтобы быть написанными одним и тем же человеком, то ПРОЗА КРЮКОВА ОТ «ТИХОГО ДОНА» ОТСТОИТ ЕЩЕ ДАЛЬШЕ ПО СТИЛЮ И МАНЕРЕ ИЗЛОЖЕНИЯ, А ТАКЖЕ НИКАК НЕ БЛИЖЕ ПО УРОВНЮ ТАЛАНТА.

Можно отметить, что сходство между «Тихим Доном» и другими произведениями Шолохова признают и некоторые «антишолоховеды». Но это сходство они объясняют то ли «нарезкой» из «Тихого Дона», то ли «стилизацией под «Тихий Дон». Честно говоря, плохо представляю, как процесс «нарезки» должен был выглядеть на практике. Листать «Тихий Дон», выписывать подходящие слова, обороты, пейзажи и вставлять их в новый текст? Ну, что ж, если Шолохов (или тот, кто «писал за Шолохова») что-то у кого-то и «нарезал», то маловероятно, что этим «кем-то» был Крюков.

ВОЗРАСТ И НИЗКИЙ СТАРТ
Противники авторства Шолохова указывают на то, что «номинальный», как они убеждены, автор, на момент появления «Тихого Дона» был слишком молод для того, чтобы написать такой «взрослый» роман. К тому же, по их мнению, между «Донскими рассказами» и «Тихим Доном» слишком большой разрыв, чтобы можно было в один момент «прыгнуть» от одного к другому.

Против его «главного оппонента» можно выдвинуть «зеркальный» аргумент: Крюков на момент предполагаемого написания им «Тихого Дона» был пожилым человеком и писателем с многолетним стажем, всю жизнь писавшим в определенной манере, существенно отличавшейся от того, как написан «Тихий Дон», и на более низком уровне.

ПОЛУЧАЕТСЯ, ЧТО, С ЭТОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ, ПОЗИЦИИ ШОЛОХОВА И КРЮКОВА КАК МИНИМУМ РАВНЫ. С учетом того, что «Донские рассказы» по стилю всё-таки ближе к «Тихому Дону», чем проза Крюкова, то у Шолохова позиции оказываются лучше.

ШОЛОХОВ - «ИНОГОРОДНИЙ».
Казачье происхождение Крюкова - едва ли не единственная позиция, по которой у Крюкова, как потенциального автора «Тихого Дона» преимущество перед Шолоховым.
Но и оно снижается, если учесть, что и Крюков тоже не был «своим» для массы станичников: он принадлежал к казачьей интеллигенции. Вот как по этому поводу написано на сайте, посвященном Крюкову: «.....он для носящих лампасы станичников «чужак», «сюртук»; «интеллихент», «казак наоборот». Не раз испытает на себе цельный, правдивый перед собой и читателем Крюков эту двойственность, «зыбкость» (его любимое слово) своего положения....» http://krukov-fond.ru/biografiyamironov.html
Можно заметить, что в «Тихом Доне» представители казачьей интеллегенции, т.е. того слоя, к которому принадлежал Крюков, появляются только в качестве эпизодических персонажей (например, Изварин), и нет персонажа, который мог бы считаться его авторским «я». То, что на роль «альтер-эго» Крюкова не подходит Григорий Мелехов, думаю, и объяснять не стоит. На эту роль не подходит и Листницкий: ни по возрасту (Листницкому около 30, Крюкову - под 50), ни по социальному положению (Листницкий богатый помещик и военный, Крюков - казачья интеллегенция), ни по политическим взглядам (Листницкий монархист и консерватор, Крюков до революции принадлежал к либерально-народническому крылу).

В качестве преимущества Крюкова иногда называют также более высокий уровень образования. С моей точки зрения ЭТО ВООБЩЕ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ПРЕИМУЩЕСТВОМ. Для написания «эпопеи века» главное - талант, а писателей с неоконченным образованием, но оставивших след в литературе, как раз в тот период было довольно много. Самый яркий пример - Максим Горький.

"НЕ ТА ЛИЧНОСТЬ"
Многие убеждены, что Шолохов был неспособен написать "Тихий Дон" по своим моральным качествам.
Моральные качества Шолохова - тема для особого разговора.

А, что касается личности Крюкова: он был слишком уж спокойным человеком для того, чтобы написать такой, полной шекспировских страстей роман.

СКОРЕЕ «КРАСНЫЙ» ИЛИ СКОРЕЕ «БЕЛЫЙ»?
Крюков, как говорилось выше, был активным участником Белого движения, и если бы он писал «большую вещь», то скорее всего она была бы об антибольшевицком казачьем восстании, подобном тому, которому посвящен «Тихий Дон». Для рапповца* и будущего (на момент написания ТД) члена ВКП(б) Шолохова выбор подобной темы выглядит несколько странным. Но на проверку и здесь всё оказывается НЕ ТАК ОДНОЗНАЧНО. Более подробно на идеологическом аспекте я остановлюсь позднее, в других статьях, пока что отмечу только несколько ключевых, как мне представляется, моментов.

Так, в «Тихом Доне» много деталей, которые противоречат представлениям об авторе-белогвардейце, и, в частности, прямо противоречат тем идеям, которые высказывал Крюков в своей публицистике периода Гражданской войны. Отмечу некоторые из них:
1) В романе показана жестокость ВСЕХ участников Гражданской войны - и «красных», и казаков-повстанцев, и «белых» в узком смысле этого слова.
В очерках Крюкова показана только жестокость «красных».

2) Григорий Мелехов терпеть не может господ-офицеров и во всех его конфликтах с ними симпатии автора неизменно на его стороне.
Крюков либо пишет о единстве казачества, не зависимо от чина, либо осуждает анти-офицерские настроения.

3) С явным сочувствием говориться о нежелании казаков воевать на фронтах Первой мировой, а впоследствии, в Гражданскую за пределами Области Войска Донского.
Крюков во время Первой мировой выступал за «войну до победного конца», во время Гражданской о нежелании казаков воевать за пределами родных станиц писал с явным осуждением, характеризуя это как «шкурничество».

4) В целом позицию автора "Тихого Дона" можно назвать позицией «над схваткой» - автор не идеализирует, но и не демонизирует ни одну из сторон. Заметны симпатии в пользу казаков-повстанцев, но никак не в пользу собственно «белых».
Позиция Крюкова - это позиция представителя одного из противоборствующих лагерей.

По мнению сторонников версии о плагиате, эпизоды «Тихого Дона», противоречащие «белой» идее являются «вставками от соавтора». Допустим, что это так. Но здесь можно сделать несколько замечаний:

Во-первых, эпизодов и мотивов, противоречащих «белой» идее в «Тихом Доне» довольно много, они «разбросаны» по всему роману и стилистически не выделяются из общего ряда. (Уточню: я говорю сейчас именно об эпизодах, органически включенных в сюжет, а не об «идеологически правильных» комментариях.) Например, анти-офицерские настроения среди казаков и лично Григория проходят через весь роман «красной нитью»: в первом томе изображается отношение офицеров к рядовым казакам как к быдлу, в третьем и в четвертом томах ряд эпизодов демонстрируют напряженные отношения (стычка Григория Мелехова с генералом Фицлерхауровым и последующее расформирование дивизии, которой командовал Григорий, казаки, брошенные «добровольцами» в Новороссийске и т.д.). Тоже относится и к изображению жестокости всех сторон войны. Если эти и другие моменты - «вставки от соавтора», то получается, что «Тихий Дон» в том виде в каком мы его знаем прошел серьезную переработку и не факт, что такой объективный роман хуже первоначального (если таковой существовал) пробелогвардейского, а любые поиски «настоящего» автора теряют смысл: настоящим автором остается автор известной нам редакции, также как и, к примеру, Алексей Толстой является автором «Буратино».

Во-вторых, как быть в этом случае с эпизодами, которые не соответствуют ни «белой», ни «красной» идее, например, с заявлениями Григория Мелехова, в том числе и в четвертом томе, что ему «ни те, ни эти не по совести»? Кому принадлежит их авторство?

В-третьих, возникает вопрос, если у Шолохова (или у другого гипотетического соавтора) хватило способностей «перелицевать» роман из пробелогвардейского в объективный, почему он оказался неспособен довести дело до конца и «подчистить», хотя бы в мелочах, ряд идеологически невыдержанных моментов, например, убрать «хориную мордочку» в описании внешности «классовсознательного пролетария» Валета или трусливое поведение в начале восстания Михаила Кошевого и т.д., не говоря уже о том, чтобы дописать идеологически правильную концовку, т.е. привести главного героя к большевикам?
Для тех, кто не читал «Тихий Дон» или читал очень давно и не помнит, скажу: роман заканчивается тем, что Григорий Мелехов выбрасывает оружие и возвращается домой. Он, вопреки конъюнктуре, так и не приходит к большевизму, он стоит на пороге родного дома, держа на руках сына Мишатку: «Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром.» Такими словами завершается одна из величайших эпопей ХХ века.
Противники авторства Шолохова нередко утверждают, что дописать другой конец было невозможно. Мне такое утверждение кажется более чем спорным: если роман был неокончен, то ничего не мешало «соавтору» дописать тот конец, который был ему удобен. Например: Григорий Мелехов возвращается в родной хутор Татарский не откуда-нибудь, а после службы в Первой конной Семёна Буденного. Чем не повод завершить «Тихий Дон» так, как того требовала идеологическая целесообразность: заставить Григория после возвращения сказать пару фраз о том, как он все переосмыслил и наконец-то понял, на чьей стороне «большая человеческая правда». Так почему же Шолохов (или другой воображаемый «соавтор») не воспользовался такой возможностью? Причем, учитываем, что на Шолохова оказывалось довольно серьезное давление с тем, чтобы заставить его подогнать «эпопею века» под иделогический канон: один из тогдашних «литвождей» Александр Фадеев прямо потребовал «сделать Мелехова своим», в конце 20-х - в начале 30-х наиболее рьяные критики «Тихого Дона» договорились до того, что назвали роман «вылазкой махровой контрреволюции», а критика ТД за идеологическую невыдержанность продолжалась, как минимум, до конца 30-х годов. И если в таких условиях Шолохов не довёл роман до «идеологически правильной кондици», то это означает, что НЕ ЗАВИСИМО ОТ ТОГО, БЫЛ ОН АВТОРОМ «ТИХОГО ДОНА» ИЛИ НЕТ, ОН БЫЛ СОГЛАСЕН СО ВСЕМ НАПИСАННЫМ, И ЧТО «ТИХИЙ ДОН» БЫЛ ДОРОГ ЕМУ ИМЕННО ТАКИМ, КАКИМ ОН ЕСТЬ. Это обстоятельство снижает, если не полностью дезавуирует довод против авторства Шолохова «от идеологии».

В завершение подтемы сделаю небольшое отступление. Сложно сказать наверняка, что реально было в голове у того или иного человека, умершего N десятилетий назад. Вопрос идеологии, с моей точки зрения, нельзя сводить к прямолинейной схеме: за «белых» или «за красных». Мировоззрение каждого в отдельности человека это - сложный комплекс установок, и приверженность той или иной идеологии, еще не означает согласия со всеми взглядами, которые высказывают в рамках данной идеологии, а также не исключает критику «отдельных недостатков» в реализации идеала, конкретных персоналий или их поступков. Кроме того надо учитывать, что взгляды человека на те или иные вопросы со временем могут меняться.
Это замечание не относится к Крюкову, бывшему на момент предполагаемого написания им «Тихого Дона» зрелым человеком, сознательно выбравшим поддержку в Гражданской войне одной из сторон. Почти невероятно, чтобы он в публицистике и в речах активно поддерживал одни идеи, и одновременно с этим писал роман, наполенный другими, зачастую прямо противоположными.
Но оно в полной мере относится к Шолохову: у него, в отличии от Крюкова, не было выбора, он должен был жить в условиях коммунистической диктатуры и приспосабливаться к ней, не зависимо от того, раздялял или нет все официальные установки, и вполне можно допустить, что он поддерживая коммунистическую идею в целом, не раздялял, к примеру, взгляд на казачество, как оплот контрреволюции. Также можно заметить, что взгляды высказанные им спустя несколько десятилетий или даже лет после написания «Тихого Дона», мало что говорят о его же взглядах на момент написания романа.

СТАНИЦА ВЁШЕНСКАЯ
«Тихий Дон», как известно, посвящен не антибольшевицкому казачьему движению вообще, а конкретно Верхнедонскому (другое название - Вёшенскому) восстанию.

Действия разворачиваются в тех местах, где Шолохов жил и во время Гражданской войны, и впоследствии.

Крюков был уроженцем станицы Глазуновской Усть-Медведицкого округа, и именно в этих местах разворачиваются действия большинства его произведений. Во время Гражданской войны Усть-Медведицкий округ стал ареной не менеее драматичных событий, чем Верхнедонский: восстание вспыхнуло здесь в середине 1918 года, и Фёдор Крюков был одним из его организаторов и непосредственных участников.

Так, что С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ВЫБОРА МЕСТА ДЕЙСТВИЯ РОМАНА ПРЕИМУЩЕСТВО ОДНОЗНАЧНО НА СТОРОНЕ ШОЛОХОВА. И здесь дело даже не в том, у кого было больше возможностей для сбора материала о восстании - допустим, она была и у Крюкова - через письма вёшенцев, (хотя непосредственное общение, разумеется, лучше писем), и не в том, кто лучше знал топографию Вёшенского юрта (ее, несомненно, лучше знал Шолохов) а в том, что события в родном для Крюкова Усть-Медведвевском округе были не менее достойны запечатления в художественной прозе. ЕСЛИ БЫ КРЮКОВ ПИСАЛ «БОЛЬШУЮ ВЕЩЬ», ОН ПОСВЯТИЛ БЫ ЕЁ СОБЫТИЯМ В ЕГО РОДНЫХ КРАЯХ, НЕПОСРЕДСТВЕННЫМ УЧАСТНИКОМ, КОТОРЫХ ОН БЫЛ, а не тому, что происходило в незнакомых для него местах, и о чем он знал понаслышке. Тем более, что нет свидетельств ни о том, что Крюков хотя бы побывал в районе Вёшенского восстания, ни о том, что он вообще интересовался им больше, чем ему требовалось для других видов деятельности.

ШОЛОХОВ ПИСАЛ СЛИШКОМ БЫСТРО?
Осенью 1925 года Шолохов начал писать повесть под названием «Донщина», посвященный корниловскому мятежу и походу Корнилова на Петроград и позднее включенной в качестве составной части в "Тихий Дон". Написав несколько печатных листов, он отложил работу и возобновил её приблизительно через год - в ноябре 1926 года, а к августу 1927 года были готовы первые два тома. (Кстати, если бы у него была готовая рукопись, то почему ему было не сказать, что замысел романа в том виде в каком мы его знаем возник у него в 1925 году или даже раньше, и зачем вообще было начинать начинать написание романа с событий, имеющих опосредованное отношение к основной сюжетной линии, а также зачем ему понадобилось откладывать работу почти на год?) Закончил Шолохов "Тихий Дон" в начале 1940 года.

Если бы автором «Тихого Дона» был Крюков, (или другой участник Белого движения), то и он должен был бы работать с приличной скоростью. Более чем достаточно времени у него было бы только для написания первого тома, в ограниченные сроки должен был быть написан второй том, в котором описываются события 1917 - первой половины 1918 года, события 19-го года, которым посвящен третий том и часть четвертого, Крюков должен был описывать почти моментально, «по горячим следам».
Ещё большей должна была бы быть скорость его работы, если мы примем версию Макаровых. По их мнению, Крюков после начала Вёшенского восстания изменил сюжет уже начатого романа и перенес действия из родного для него Усть-Медведицкого округа в Верхнедонский, в результате чего появилось две редакции. Отличия между ними, в частности, заключаются в том, что герои воюют на разных фронтах Первой мировой: в первой редакции - на Прусском, куда были направлены усть-медведицкие казаки, во второй - в Галиции; при «автоматическом сведении двух редакций в одну», по мнению Макаровых, появилась путаница с тем, где же воюют Григорий и другие персонажи. В этом случае получается, что Крюков должен был в 1919 году работать с совсем уж фантастической скоростью и приблизительно за год - с февраля 1919 года, когда началось Верхнедонское восстание по февраля 1920 года, когда он умер от тифа, не только написать около полутора томов, но и существенно переработать написанное ранее.

Причем, если мы сопоставляем известную нам скорость работы Шолохова с гипотетической скоростью работы Крюкова, то нужно учитывать как минимум два момента:
Во-первых, когда говорят о том, с какой скоростью писал Шолохов, то имеют в виду СОБСТВЕННО НАПИСАНИЕ - БЕЗ УЧЕТА ПОДГОТОВИТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ в виде сбора материала и вызревания сюжета. Мы не знаем наверняка, сколько времени заняла у Шолохова подготовительная часть работы; точно можно сказать, что не меньше года: от написания в конце 1925 года нескольких печатных листов повести "Донщина" - до начала работы над известным нам вариантом романа в ноябре 1926 года, плюс - ранее некоторое время на сбор материала для "Донщины". Мы также не знаем, насколько он, садясь за письменный стол, успел продумать сюжет и образы персонажей.
Если мы говорим о сроках теоретически отведенных Крюкову (или другому претенденту из числа белогвардейцев), то за это время он должен был выполнить ВСЮ работу - от вызревания замысла до собственно написания.
Во-вторых, Крюков не был сторонним наблюдателем событий революции и Гражданской войны. Сразу после Февральской революции он активно включается в политическую борьбу: весной 1917 года принимает участие в организации съезда казаков и в создании Союза казачьих войск, избирается депутатом возрожденного Казачьего круга. Во время Гражданской войны Крюков участвовал в Белом движении и как секретарь Казачьего круга, и как редактор газеты «Донские ведомости», и как активный публицист (только в 1919 году написал более 30 статей и очерков), плюс - многочисленные переезды с места на место и публичные выступления. Кроме того, Крюков принимал участие и в собственно боевых действиях: 1) как уже упоминалось, в середине 1918-го был в числе организаторов и участников Усть-Медведевского восстания, в ходе боев он был контужен; 2) в конце 1919 Крюков оставил работу в Войсковом округе и редактирование газеты и пошел в действующую армию. Получается, что у него в 1917-1918 годах, если и было время для написания романа, то совсем немного, а в 1919 времени не оставалось вообще.

Итого: по крайней мере ДЛЯ ТРЕТЬЕГО ТОМА ПРЕИМУЩЕСТВО ВО ВРЕМЕНИ НА СТОРОНЕ ШОЛОХОВА.

ПРОБЛЕМА ЧЕТВЕРТОГО ТОМА
Если для первых трех томов мы гипотетически, еще можем допустить, что они были написаны Крюковым (или другим автором-белогвардейцем), то БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТОГО ТОМ КРЮКОВ НЕ МОГ НАПИСАТЬ ДАЖЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИ: ДЕЙСТВИЯ В ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ ЧАСТИ РОМАНА РАЗВОРАЧИВАЮТСЯ В ТОТ ПЕРИОД, КОГДА ЕГО УЖЕ НЕ БЫЛО В ЖИВЫХ.

Противники авторства Шолохова всячески стараются принизить четвертый том «Тихого Дона», называя его то «имитацией», то даже «бульварной поделкой». Что ж, дело вкуса. Возможно, кому-то четвертый том и кажется слабее первых трех. Мне - нет. И думаю, что большинство тех, кто читал «Тихий Дон», со мной согласятся: ЧЕТВЁРТЫЙ ТОМ ЯВЛЯЕТСЯ ЛОГИЧНЫМ ПРОДОЛЖЕНИЕМ И ЗАВЕРШЕНИЕМ ПЕРВЫХ, ОН НЕ ВЫЗЫВАЕТ ОЩУЩЕНИЯ РАЗРЫВА НИ ПО СТИЛИСТИКЕ (отличия если и есть, то незначительные), НИ ПО ХАРАКТЕРАМ ПЕРСОНАЖЕЙ, НИ ПО ОСНОВНЫМ ЗАЛОЖЕННЫМ В РОМАНЕ ИДЕЯМ; ПРО НЕГО СЛОЖНО СКАЗАТЬ, ЧТО ОН СЛАБЕЕ ОСТАЛЬНЫХ, СКОРЕЕ НАОБОРОТ, и чего уж точно НЕ СКАЖЕШЬ о четвертом томе, это ЧТО ОН «КРАСНЕЕ» ОСТАЛЬНЫХ.

При этом, ШОЛОХОВ - ЕДИНСТВЕННЫЙ СРЕДИ МАЛО-МАЛЬСКИ ПОДХОДЯЩИХ КАНДИДАТОВ, У КОТОРОГО БЫЛА ВОЗМОЖНОСТЬ НАПИСАТЬ ВЕСЬ РОМАН ОТ НАЧАЛА И ДО КОНЦА.

ДОКУМЕНТЫ?
Единственным документом, на который ссылаются сторонники версии об авторстве Крюкова, является письмо его земляка и ученика В.Витютнева, датированное 1 февраля 1917 года: "Помните, Вы говорили, что собираетесь написать большую вещь на тему: казаки и война, - что же работаете? Но, пожалуй, частые сдвиги с одного места на другое мешают сосредоточиться.» Из него скорее можно сделать вывод, что если Крюков и писал «большой роман», то начал его незадолго до Февральской революции, а не накануне Первой мировой, как утверждают многие антишолоховеды, и не факт, что Крюков продолжил работу над ним в бурные годы революции и гражданской войны. То, что из текста письма никак не следует, что планировавшийся Крюковым роман это - именно «Тихий Дон», думаю, объяснять не стоит.

Надо сказать, что во время Гражданской войны Крюкова действительно думал о том, что её трагические события должны быть запечатлены в художественном слове. Вот что он говорил по этому поводу: «Может быть, придет когда-нибудь время – беспристрастный, эпически спокойный повествователь с достаточной полнотой и последовательностью изобразит ту картину, которую сейчас в силах передать лишь сухой протокол..... Может быть, отойдя на расстояние, в исцеляющую даль времени, будет создано целостное отображение великой туги народной, беды казачьей. Сейчас это сделать нет сил..... (Ф.Крюков. После красных гостей. «Донские ведомости» 4/17 авг. 1919 года) Т.е. написание эпического полотна Крюков считал делом будущего - «может быть, придет когда-нибудь время», а сейчас - «нет сил».

О том, что Крюков работал над «большим романом», и тем более о том, что он мог быть автором «Тихого Дона» никогда не говорил никто из людей, близко знавших его. Так, сын Фёдора Крюкова Дмитрий Крюков был одним из видных деятелей казачьего зарубежья, неоднократно писал об отце и ни разу не обмолвился о том, что тот во время Гражданской войны работал над «большой вещью». Близкий друг писателя В.Витютнев, (тот самый, который спрашивал у Крюкова, работает ли он над романом) на вопрос о том, мог ли Крюков быть автором «Тихого Дона» прямо ответил: «С Ф. Д. Крюковым я был связан многолетней дружбой и был посвящен в планы его замыслов, и если некоторые приписывают ему “потерю” начала “Тихого Дона”, то я достоверно знаю, что такого романа он никогда и не мыслил писать».

Интересно, что погибший во время Великой Отечественной войны архив Шолохова для антишолоховедов является чуть ли не доказательством плагиата. А вот архив Крюкова в основном сохранился: часть архива писатель оставил в Петербурге у одного из своих друзей, уезжая после Февральской революции на Дон, другую часть - у родственников во время отступления Белой армии в конце 1919 года. То, что в архиве Крюкова так и не удалось обнаружить не то, что черновиков «Тихого Дона», а вообще никаких указаний на его работу над романом, сторонников «крюковской» версии почему-то не смущает.

В целом же имеющиеся свидетельства говорят о том, что КРЮКОВ «ТИХИЙ ДОН» НЕ ПИСАЛ И ВООБЩЕ ТАК И НЕ НАЧИНАЛ ПИСАТЬ «БОЛЬШОЙ РОМАН О КАЗАКАХ». Не до этого ему было в бурные годы Гражданской войны.

ИТОГО
Единственная позиция, по которой Крюков в качестве потенциального кандидата в авторы «Тихого Дона» имеет некоторое преимущество - казачье происхождение.
С другой стороны, у Шолохова есть преимущества по, как минимум, четырем позициям:
1) как у автора «Донских рассказов» и «Поднятой целины», которые ближе к «Тихому Дону», чем проза Крюкова;
2) как у жителя станицы Вёшенской, где разворачиваются основные действия романа;
3) как у человека, имевшего возможность написать роман от начала и до конца, в то время как вероятность написания Крюковым третьего тома стремится к нулю, а написание им четвертого тома исключено;
4) против авторства Крюкова говорят документы и свидетельства современников.

Те же возражения, что и против Крюкова можно выдвинуть и против других предполагаемых авторов-белогвардейцев, в частности, против предложенного Зеевом Бар Селлой Вениамина Краснушкина (Севского): ни один из них не был непосредственным свидетелем Вёшенского восстания, все они должны были работать в крайне сжатые сроки в условиях нестабильной обстановки Гражданской войны и не имели возможности закончить роман, а все свидетельства, если они вообще есть, о том, что кто-либо из них мог быть автором «Тихого Дона», крайне недостоверны и опираются на слухи. Противники авторства Шолохова также не продъявили широкой общественности ни одного писателя, чей стиль был бы близок к "Тихому Дону". Перерыла Интернет в поисках прозы Краснушкина, но художественного нашла только небольшую историческую зарисовку "Игнатов бугор". На "Тихий Дон" не похоже, правда, рассказ слишком короткий, так что однозначно судить нельзя. Относительно Краснушкина и прочих могу делать только теоретические выводы: если бы их творчество действительно по стилю было близким к "Тихому Дону", то их "сторонники" приложили бы все усилия для его популяризации. А так остается предположить, что они ещё дальше от "Тихого Дона", чем Крюков.

В целом можно констатировать ЛЮБОЙ АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ КАНДИДАТ В АВТОРЫ «ТИХОГО ДОНА» ПОДХОДИТ НА ЭТУ РОЛЬ ХУЖЕ ШОЛОХОВА. Закончу тем, с чего начала: ЧЕГО УЖ ТОЧНО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПОТОМУ, ЧТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НИКОГДА, ЭТО ЧТОБЫ «ТИХИЙ ДОН» СВАЛИЛСЯ С НЕБА ИЛИ НАПИСАЛ СЕБЯ САМ.

Примечание.
* Рапповец - член РАППа (Российской ассоциации пролетарских писателей).

14 февраля (2 февраля по старому стилю) 1870 года родился Фёдор Дмитриевич Крюков – когда-то известный, но ныне совершенно забытый казачий писатель, беллетрист, педагог, общественный деятель, предполагаемый автор романа «Тихий Дон».

Сегодняшние читатели, воспитанные на произведениях русских классиков и классиков соцреализма, совершенно не знают писателя Федора Крюкова. Ни в одном из энциклопедических изданий советского периода нет даже краткого упоминания о нем. Это незаслуженно забытое имя начали вспоминать лишь в связи с так называемой проблемой авторства «Тихого Дона». Как известно, некоторыми современниками уже в 1928 году (т.е. сразу после выхода первой книги романа) выдвигалась версия, что произведение о переломных событиях в судьбе донского казачества было написано или начато именно Ф.Д. Крюковым. При этом никому неизвестному, начинающему писателю М. А. Шолохову отводилась в лучшем случае роль соавтора выдающегося произведения XX века, а в худшем – бесспорного плагиатора.

Версия авторства Крюкова так и не была однозначно подтверждена или опровергнута ни одним из исследователей творчества М.А. Шолохова. Советскому народу вполне хватило одного «воспевателя» практически уничтоженного казачества, который не запятнал себя «порочащими связями» с белыми и к тому же удостоился Нобелевской премии. О произведениях Ф.Д. Крюкова и самом его существовании постарались забыть, вычеркнув имя этого яркого, самобытного автора из истории отечественной литературы. При жизни Ф.Д. Крюков не относился к своему творчеству как к профессии и не искал всероссийской славы: работал учителем, сотрудничал в журналах, занимался общественной деятельностью, в период Первой мировой войны освоил труд санитара передвижного госпиталя. Крюков успел издать лишь один том своих произведений, хотя написанного им хватило бы на десять. Но скромный донской писатель оставил потомкам такую тайну, которая и по сей день не даёт спокойно спать историкам, литературоведам, журналистам и читателям.

Биография

Ф.Д. Крюков

Родился Федор Дмитриевич Крюков на верхнем Дону в станице Глазуновской, раскинувшейся в низовьях левого притока Дона - Медведицы, в рядовой казачьей семье. Дед писателя, Иван Гордеевич Крюков, был войсковой старшина в отставке. Он оставил сыну в наследство «офицерский участок». Отец Фёдора Крюкова – Дмитрий Иванович, станичный атаман, вахмистр (урядник) действительной службы – родился около 1815 года, в той же станице Глазуновской. Д.И. Крюков неоднократно избирался атаманом станицы и умер в 1894 году, исполняя в этой должности четвертый срок. Мать Акулина Алексеевна, как утверждает писатель и исследователь творчества Ф.Д. Крюкова Ю. Кувалдин, происходила из донских дворян. В семье было двое сыновей – Фёдор и Александр и две дочери – Мария и Евдокия. Александр Крюков с серебряной медалью закончил в Орле гимназию, служил лесоводом в Брянске, в 1920 году был расстрелян органами ЧК.

Сам Фёдор Дмитриевич Крюков никогда не был женат, но вместе с сестрой Марией они взяли на воспитание мальчика Петра (Петрушу, как ласково его называли в семье). Пётр после смерти приёмного отца отступил с белоказаками, был эвакуирован из Крыма в Турцию, но жизнь его на чужбине не сложилась. Казакоман, поэт, журналист и издатель, он всегда тосковал по родине, умер в эмиграции одиноким и всеми забытым. Судьба сестёр Ф.Д. Крюкова неизвестна.

В 1880 году Ф.Д. Крюков успешно окончил церковно-приходское училище в станице Глазуновской и продолжил учёбу в окружной станице Усть-Медведицкая (ныне райцентр Серафимович). В ту пору Усть-Медведицкая гимназия была одной из лучших в Области Войска Донского. Здесь казачатам давали глубокие основательные знания не только по государственной программе. Атмосфера казакомании прививала юным воспитанникам любовь к родному краю, традициям казачества, православию. Каждый из гимназистов основательно знал историю своей земли, все подвиги её великих представителей. Вместе с Крюковым в гимназии учились Ф.К. Миронов (будущий красный командарм 2 ранга), А.С. Попов (будущий писатель Серафимович) и Петр Громославский (будущий тесть М.А. Шолохова). Двое последних тоже не были обделены литературными талантами, и, по сведениям биографов Крюкова, практически всю жизнь поддерживали с ним близкие отношения.

Педагогическая деятельность

Близорукость не позволила Ф. Крюкову стать военным, пришлось делать статский выбор. В 1888 году он поступил на казенное содержание в Императорский Санкт-Петербургский историко-филологический институт. Это учебное заведение было учреждено в Петербурге в 1867 году специально с целью готовить преподавателей гуманитарных дисциплин для гимназий. Здесь получали высшее образование будущие учителя древних и новых языков, словесности, истории, географии. Помещался институт в бывшем дворце императора Петра II (Университетская наб., 11). Лекции читали, как правило, профессора Санкт-Петербургского университета. До 1904 года институт представлял собой закрытое учебное заведение с полным казенным содержанием. Свидетельство об окончании института приравнивалось к диплому университета.

Фёдор Крюков окончил Императорский институт по разряду истории и географии. Одновременно, еще в годы учебы, Федор Дмитриевич начал заниматься литературной деятельностью, которая постепенно стала основным содержанием его жизни. Пытаясь освободиться от шестилетней обязательной педагогической службы, будущий писатель хотел стать священником, но не получилось. Об этом он выразительно расскажет в воспоминаниях «О пастыре добром. Памяти о. Филиппа Петровича Горбаневского» ("Руские записки", 1915 - № 6).

В 1893-1905 годах Крюков успешно учительствует в Орле и Новгороде. С 29 сентября 1893 года он воспитатель Благородного пансиона Орловской мужской гимназии. 31 августа 1900 года Фёдор Дмитриевич стал сверхштатным учителем истории и географии, одновременно исполняя прежние обязанности воспитателя. Высочайшим приказом по гражданскому ведомству от 11 октября 1898 года он был утвержден по классу занимаемой должности в чине коллежского асессора. Дополнительно Крюков преподавал историю в Николаевской женской гимназии (1894-98) и русский язык в Орловском кадетском корпусе.

Интересно, что в те годы Крюков стал воспитателем замечательного поэта Серебряного века Александра Тинякова. Вместе они издавали рукописный журнал. В Орле произошло формирование и становление Крюкова как писателя. Материала и жизненных наблюдений накопилось много.

Кроме того, Ф.Крюков состоял членом губернской ученой архивной комиссии, вёл методическую работу. В архиве сохранились составленные и написанные им программы по географии и «Примерная программа по русской истории для I-II классов с учебными пособиями», «План преподавания истории» с его замечаниями, а также список рекомендуемой литературы по истории для каталога гимназической библиотеки.

Опубликование в столичной прессе рассказа о нравах Орловской мужской гимназии («Картинки школьной жизни») вызвало конфликт с коллегами-преподавателями. В 1905 году Крюков уезжает в Нижний Новгород, где был принят на должность сверхштатного учителя истории и географии в Нижегородское Владимирское реальное училище.

За свою преподавательскую деятельность Федор Дмитриевич был награжден орденами Св. Анны 2-й степени и Св. Станислава 3-й степени, имел чин статского советника, который давал ему право на личное дворянство.

Писатель

Из глухого угла, которым в те годы была его родная станица, Крюков выбрался на простор «большой» жизни - Орел, Нижний Новгород, Санкт-Петербург... Он печатается в столичных газетах и журналах. Становится известным в литературных кругах, поддерживает общение с В. Короленко, М. Горьким. Но за всем этим ростом прослеживается одна особенность: он не только не порывает со средой, из которой вышел, но внутренняя, глубинная связь его со своей «малой» родиной усиливается и обостряется.

Развитие России в конце XIX – начале XX века, её модернизация и приобщение к западной цивилизации привели к тому, что верхи правящего слоя все более ощущали себя «европейцами», создавая в столицах соответствующую культурную и социальную среду. Подобным же путем развивалась нарождавшаяся российская интеллигенция, быстро приобщаясь к городской культуре европейского типа, разрывая свои связи с народными низами, из которых она выходила. Истинно казачьих авторов, державшихся за самобытность и «народность», в столицах и крупных городах были единицы.

Потеря органичной связи и взаимопонимания интеллигенции с простой народной средой остро переживалась писателем Крюковым. Именно эта тема стала центральной в первых его крупных литературных опытах («Казачка», «Дневник учителя Васюхина» и др.). Чувство любви к Дону, к населяющему его народу предопределило последующий жизненный путь Фёдора Крюкова. Он желал помочь своему родному краю, стремился использовать свои знания и способности для улучшения непростой жизни рядового казака - чтобы послужить своей родине. Со временем этой «службой» стала его литературная деятельность. Она, прежде всего, сосредотачивалась вокруг изображения донской жизни и выдвинула Крюкова в первый ряд писателей Дона общероссийского масштаба.

Основным художественным методом Ф.Д. Крюкова становится подлинный реализм. Как опытный наблюдатель, он подмечал многие пока еще, быть может, малозаметные изменения народной жизни и психологии. Тонкий ум и разностороннее образование позволили писателю увидеть за отдельными фактами цельную, хотя и противоречивую картину народной жизни. А доброе чувство к своим героям, которыми фактически стала вся масса простого народа, неизменно сопровождало его очерки и рассказы, исцеляя душевные раны и врачуя сердца.

Политическая и общественная деятельность

Федор Дмитриевич регулярно, два-три раза в году приезжал в Глазуновскую. Здесь он участвовал в текущей хозяйственной жизни, в полевых работах, заботился о родных, сохранял активный интерес к станичной жизни, участвовал в ней, реально помогая станичникам в разрешении возникавших трудностей. Все это со временем создало Крюкову высокий авторитет среди казаков и выдвинуло на поприще общественной деятельности.

В апреле 1906 года Федор Дмитриевич Крюков избирается депутатом Первой Государственной думы от Области Войска Донского. Он зажигательно, ярко выступал в Думе и в печати против использования донских полков для подавления революционных выступлений. Часть исследователей считает, что он был даже одним из учредителей партии «народных социалистов». Во всяком случае, после роспуска Николаем II Думы, Крюков проявил себя как весьма радикально настроенный политический деятель. 10 июля 1907 года в гостинице «Бельведер» он подписал знаменитое «Выборгское воззвание», за что с декабря 1907 года отбыл 3-х месячное тюремное заключение в столичной тюрьме Кресты. (Осужден по ст.129, ч.1, п.п.51 и 3 Уголовного Уложения: за агитационные выступления.) Либеральному народнику Крюкову (вместе с будущим командармом Второй Конной Ф.К.Мироновым) было запрещено проживание в пределах Области Войска Донского. Казаки станицы Глазуновской отправляли прошение войсковому наказному атаману о снятии позорного запрета, но тщетно.

В 1907 году за участие в революционных волнениях Крюков был административно выслан за пределы Области Войска Донского на несколько лет. Доступ к прежней преподавательской деятельности тоже был закрыт. Выручил друг детства металлург-ученый Николай Пудович Асеев, который устроил писателя помощником библиотекаря в Горном институте.

В ноябре 1909 года, после смерти П.Ф. Якубовича, с которым был дружен, Крюков был избран товарищем-соиздателем толстого столичного журнала «Русское богатство». Практически все значительные произведения Ф.Д. Крюкова за период 1908-1917 годов опубликованы в этом журнале. Своим литературным наставником и «крёстным» Фёдор Дмитриевич считал писателя В.Г. Короленко, который являлся одним из издателей «Русского богатства». Именно Короленко заметил, что Ф.Д. Крюков «первым дал нам настоящий колорит Дона».

Первая мировая война и революция

Поздней осенью 1914 года Федор Крюков покинул Донскую область, чтобы отправиться на турецкий фронт. По близорукости он был негоден к строевой службе, но после долгого путешествия добровольно присоединился к 3 госпиталю Государственной Думы в районе Карса. Вплоть до начала 1915 года он находился как представитель комитета третьей Государственной Думы при отряде Красного креста на Кавказском фронте. Зимой 1915-1916 годов с тем же госпиталем оказался в Галиции, исполнял обязанности санитара. Являясь непосредственным очевидцем и свидетелем всех ужасов войны, Крюков пишет много рассказов в журналы и газеты. Его фронтовые заметки «Группа Б» («Силуэты») и очерки о войне печатают лучшие российские периодические издания.

Февральский переворот 1917 года Крюков встретил в Петрограде. В марте 1917 года он был избран в Совет Союза Казачьих Войск, с первых дней наблюдал за развитием трагических событий: за нарастающей анархией, злобой, волной насилия, захлестнувшими русскую жизнь. Такую революцию, со всей её пошлостью, жестокостью, непредсказуемостью либеральный интеллигент Крюков воспринял негативно. В очерках «Обвал», «Новое», «Новым строем» он показал реальную картину мерзости и разложения, которое несет с собой так называемая пролетарская «революция». В "годину смуты и разврата", когда множество российских душ поддалось соблазну малодушия и предательства, злобы и эгоизма, оправдания "революционного" насилия, Федор Дмитриевич испытание выдержал - остался преданным родине, верным своим идеалам гуманизма и добра. Он не уклонился от выпавшего ему жребия, до последнего своего вздоха активно участвовал в борьбе за восстановление России.

Гражданская война

В январе 1918 года Крюков навсегда покидает Петроград и уезжает на родину. Но и тихий Дон уже охвачен Гражданской войной. В мае 1918 года Крюков был арестован красноармейцами, затем отпущен по личному приказу Ф. К. Миронова, принял участие в Белом движении. В июне, в одном из наступлений на слободу Михайловку, писатель был легко контужен близко разорвавшимся снарядом. Вплоть до августа 1918 года станицы, расположенные между Себряково и Усть-Медведицкой, переходили из рук в руки. Когда большевики значительно сдали свои позиции на Дону, Крюков был избран Секретарем Войскового Круга Области Войска Донского. Помимо этого, с осени 1918 года он становится директором Усть-Медведицкой мужской гимназии, редактирует правительственные «Донские ведомости», активно печатается в белой прессе. Вероятно, именно в этот период, как свидетельствуют некоторые очевидцы, Крюков и написал основные части романа, посвященные Гражданской войне. О том, что писатель работает над «большой вещью» о казачестве знали в редакции «Русского богатства». Известно это и из той части архива Фёдора Крюкова, которую сохранил его близкий друг детства, соратник по антибольшевистской борьбе на Дону, профессор-металлург Николай Пудович Асеев.

В советское время петроградский архив Фёдора Дмитриевича хранила племянница Асеева Мария Акимовна. Среди бумаг сохранились ее выписки из писем Ф.Д. Крюкова к Н. П.Асееву тех грозных лет:

«Коля. Береги архив, он мне будет нужен. Это мое вечное поселение на земле. Там есть некоторые сведения, которые пригодятся кому-либо. Это на случай, если меня не будет... Я не изменю своей веры и своих убеждений до конца своих дней. За это время я столько пережил, столько перестрадал и передумал... Если мне поможет Бог, то я порадую тебя и друзей. Необходимо жить только тем, что хочешь сказать. Я много брожу по нашим садам, степи и любуюсь игрой света и тени. Учусь у природы доброте и терпению. Я каждый день приобщаюсь к чувству прекрасного. Я глубоко верю, что настанет время, когда наш народ победит все...»

Скончался Федор Крюков в тифозном беспамятстве 20 февраля 1920 года, во время отступления Донской армии. Он был тайно похоронен в станице Новокорсунской на Кубани, могила его безвестна, на ней нет даже креста.

Авторство «Тихого Дона»

Говоря о Ф.Д. Крюкове, невозможно обойти этот сложный, и по сей день неразрешённый вопрос.

Биографам и исследователям творчества Крюкова известно, что, начиная с 1912 -1913 года Фёдор Дмитриевич писал большое произведение о Доне. Но литературный архив писателя до нас не дошёл. Донская часть архива (то, что было написано и оставлено Крюковым в Глазуновской и Усть-Медведовской станицах в 1918-1920 годах) пропала бесследно во время Гражданской войны.

Известно, что Ф.Д. Крюков был назван автором «Тихого Дона» сразу после выхода первой книги романа в 1928 году. Однако в защиту Шолохова выступил весь РАПП. Известные советские писатели (Серафимович, Фадеев и др.) развернули целую кампанию против «злопыхателей», которые не дают пробиться молодому таланту. Было обстоятельно доказано, что пролетарский писатель М.А.Шолохов никогда не знал белогвардейца Ф.Д. Крюкова и не читал ни одного его произведения. Само упоминание имени Крюкова теперь считалось едва ли не преступлением. Очевидно, поэтому не стали ввязываться в спор те, кто помнили и знали творчество Ф.Д. Крюкова. Промолчали и эмигранты (бывший донской атаман и писатель П.Н.Краснов, а также приёмный сын Крюкова Пётр).

Уже в наше время тему авторства Ф. Крюкова поднял Александр Солженицын в 1974 году в книге «Стремя «Тихого Дона», а позже - Рой Медведев в 1975 году. За последние десятилетия появилась обширная литература, посвященная проблеме авторства романа, но точка в этом вопросе не поставлена до сих пор.

На наш взгляд, небезынтересной и не лишённой основания выглядит версия писателя Ю. Кувалдина, изложенная в его эссе «Он пел в церковном хоре: «Тихий Дон» Фёдора Крюкова и плагиатор Пётр Громославский» (“Наша улица” №123 (2) февраль 2010).

Согласно версии Кувалдина, глазуновская часть архива Ф.Д. Крюкова была то ли отдана на хранение, то ли попросту присвоена бывшим однокашником и приятелем писателя Петром Громославским. По свидетельствам очевидцев, Громославский присутствовал при смерти Ф. Крюкова и даже участвовал в его похоронах. Согласно воспоминаниям соседки Крюковых, М. Поповой, сразу после смерти писателя шли разговоры о пропаже рукописи, которую Фёдор Дмитриевич взял с собой при отъезде из Глазуновской. Рукопись так и не отыскалась. Громославский поддерживал дружеские отношения с другим однокашником Крюкова – известным писателем Серафимовичем (Поповым). Возможно, что они решили «обработать» рукопись «белогвардейского» романа Крюкова и опубликовать его под именем зятя Громославского – М.А. Шолохова. Так, по мнению Ю. Кувалдина, родилась до сих пор нераскрытая литературная мистификация, принесшая своим создателям немалый доход.

Какова была роль самого Шолохова в этом предприятии – неизвестно и по сей день. Одни сторонники версии авторства Крюкова утверждают, что Шолохов сам дорабатывал черновик рукописи, внося свои «прокоммунистические» вставки. Другие приписывают авторство «вставок» Серафимовичу и даже Фадееву. Третьи (Р.Медведев, Ю.Кувалдин) уверяют, что Шолохов вообще был малограмотен и чужд какому бы то ни было литературному творчеству. А все его последующие и предыдущие «произведения» принадлежат перу П. Громославского и его дочери – Марии Петровны Шолоховой (жены М.А.Шолохова). Именно этим объясняется идентичность «вставок» в текст «Тихого Дона» и текста «Поднятой целины». Но Пётр Громославский скончался в 1939 году, и публикация послевоенных произведений М.А. Шолохова в эту версию никак не укладывается…

Роман «Тихий Дон», по своему эмоциональному настрою, как мы видим, оказывается в одной общей идейной и литературной линии с творчеством Федора Дмитриевича Крюкова последних лет его жизни. Возможно, что эта «идейная линия» была характерна для многих очевидцев событий революции и Гражданской войны. Мотивы «Тихого Дона» легли в основу произведений других (не только казачьих) писателей в эмиграции. С тем же успехом можно обвинять в плагиате и автора романа «За чертополохом» П.Н. Краснова, и А.Н. Толстого, и А.И. Деникина…

Однозначно обвинить в мародёрстве и даже убийстве Крюкова его бывших соучеников по гимназии (как это сегодня делают некоторые «исследователи») просто не поворачивается язык. Любому здравомыслящему человеку понятно, что за рукописи не убивают. Ни Громославский, ни Шолохов, ни кто-либо другой в 1920 году не смог бы и предположить, что произведение Крюкова будет удостоено Нобелевской премии. Возможно, что рукопись попала к Громославскому случайно. Возможно, сам умирающий Крюков отдал её старому знакомому, не предполагая, что тот решится предъявить её читателю под чужим именем.

Как бы то ни было, но гениальный роман «Тихий Дон» не погиб в огне Гражданской войны и стал достоянием человечества.

Федор Крюков

ТИХИЙ ДОН
(1912-1920)

ПРЕДВАРЕНИЕ

Не сохами-то славная землюшка наша распахана...
Распахана наша землюшка лошадиными копытами,
А засеяна славная землюшка казацкими головами,
Украшен-то наш тихий Дон молодыми вдовами,
Цветет наш батюшка тихий Дон сиротами,
Наполнена волна в тихом Дону отцовскими, материнскими слезами.

Ой ты, наш батюшка тихий Дон!
Ой, что же ты, тихий Дон, мутнехонек течешь?
Ах, как мне, тихому Дону, не мутну течи!
Со дна меня, тиха Дона, студены ключи бьют,
Посередь меня, тиха Дона, бела рыбица мутит,

Старинные казачьи песни

С этого эпиграфа начинается «Тихий Дон» под маркой «Михаил Шолохов». Но вот мы уже опубликовали очерк Федора Крюкова «Булавинский бунт», в котором - о, странность! - находим те же самые строки про «батюшку тихий Дон»!
Кандидат философских наук Анатолий Сидоченко, вдоль и поперёк прошедший по крюковским местам, в своей книге «Читай, Россия! «Тихий Дон» своего сына, донского героя-казака Фёдора Крюкова!» (Славянск, 2004) пишет: «Таким образом, для Крюкова допустимо только такое начало: Мелеховский двор - на самом краю станицы. Воротца со скотиньего база ведут на Юг к Дону. Крутой восьмисаженный спуск между замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, сырая изломистая кайма гальки: галька, нацелованная водой, становится сырой. И дальше - перекипающее под ветром вороненой зыбью стремя Дона, главное течение реки. На Север - за вербным красноталом и обилием гуменных плетней - широкая степная дорога, ведущая в украинскую Михайловскую слободу, ее в шутку прозвали «Гетьманским шляхом». По сторонам этой дороги полынная проседь да истоптанный конскими копытами бурый, живучий подорожник. При подъеме на большой бугор - развилка из трех дорог, увенчанная часовенкой, за ней - задернутая текучим маревом степь. С Запада - меловая хребтина холма, одно из тех возвышений, которые местные жители называют «горами». На Восток - центральная улица станицы, ко­торую украшает недавно построенная церковь; улица пронизывает пло­щадь, а за станицей она как бы убегает в займище, так казаки называют придонские заливные луга. (В первом абзаце плагиат-варианта романа Крюкова совершены не только ошибки из-за трудного понимания почерка Крюкова, но и злоумышленные действия чисто воровского характера: полюса земного шара у Крюкова при отображении ст. Татарской - прототипом которой послужила его родная станица Глазуновская, «родной угол, родимый край»! - носят обычную классическую последовательность, как у мореплавателей, путешественников и геологоразведчиков: попарно, Юг-Север, Запад-Восток. А плагиаторы всё специально изменили-перемешали, чтобы Глазуновская была неузнаваема. В ней как раз имеется крутой спуск, где «зачинается любовь» главных Крюковских героев, к спуску придвинута Медведица, приток Дона, и названа Доном, поскольку Крюков именно Дон называл своей родной рекой. А в 150 шагах от «Мелеховского двора» находится двор усадьбы Крюковых. На этой усадьбе, готовясь к Нобелевскому преступлению присуждения премии Ш-ву, в 1962 большой дом Крюковых снесли и построили на его месте столовую, а дом поменьше - оббили железными пластинами и перета­щили на другую улицу. Сделали всё, чтобы о Крюкове земляки ничего не помнили, ничего не знали. Так и вышло. Но в 2002 я обо всем напом­нил землякам Крюкова! И очень кстати: его совсем забыли!).
Величайший писатель России Федор Дмитриевич Крюков, умеющий положить краску к краске, взвивая ее к метафоре подтекста, доступной интеллектуальной читающей публике, растоптан копытами большевиков, утопивших Дон в крови и уничтоживших казачество как класс. Чужой на Дону Михаил Шолох (так подписывал первые фельетоны и "Донские рассказы" Петр Громославский и публиковавший их глава РАПП (в сущности, глава Союза писателей СССР) Александр Серафимович) воссел на престол "Классика советской литературы", и даже позднее Нобелевскую премию получил (замечу, что я эту Нобелевскую премию отношу на счет Федора Крюкова)!
Самый основательный дезавуатор «писателя Шолохова» Александр Солженицын писал: "...что не Шолохов писал „Тихий Дон" - доступно доказать основательному литературоведу, и не очень много положив труда: только сравнить стиль, язык, все художественные приемы „Тихого Дона" и „Поднятой целины". (Что и „Поднятую" писал, может быть, не он? - этого уж я досягнуть не мог!)..."
Мой вывод окончателен и бесповоротен: Шолохов не только не был писателем, но не был даже читателем, не имел малейшей склонности к "чтению - лучшему учению" (Пушкин), был только буквенно-грамотным, не освоил синтаксис и орфографию; чтобы скрыть свою малограмотность, дико невежественный Шолохов никогда прилюдно не писал даже коротких записок; от Шолохова после его смерти не осталось никаких писательских бумаг, пустым был письменный стол, пустые тумбочки, а в "его библиотеке" невозможно было сыскать ни одной книги с его отметками и закладками. Никогда его не видели работающим в библиотеке или в архивах. Таким образом, те "разоблачители", которые говорили или писали, что Шолохов сделал то-то и то-то, обнаружили незнание плагиатора: Шолохов был способен выполнять только курьерские поручения, а плагиат "Тихого Дона" и всего остального т. н. "творчества Шолохова" - все виды плагиата выполняли другие люди, в основном - жена и ее родственники Громославские. Приписывать Шолохову плагиаторскую работу - значит, заниматься созданием мифологии плагиатора, который был во всех отношениях литературно-невменяемой личностью. Оттого его жена Мария и раздувала легенду о том, что у нее с мужем почерки "одинаково красивые", оттого и сфальсифицированный "его архив" написан разными почерками и разными людьми. Истина абсолютная: Шолохова не было ни писателя, ни деятельного плагиатора: его именем, как клеймом, обозначали плагиат других людей. Шолохова писателем можно было называть только один раз в год в качестве первоапрельской шутки. Он и был кровавой шуткой Сталина, преступным продуктом преступного строя, чумовым испражнением революционного Октября и журнала "Октябрь", незаконнорожденным выродком Октября во всех смыслах.

Юрий КУВАЛДИН

Федор Крюков

ТИХИЙ ДОН
(1912-1920)

фрагмент начала романа

Чем-то наша славная земелюшка распахана?
Не сохами то славная земелюшка наша распахана, не плугами,
Распахана наша земелюшка лошадиными копытами,
А засеяна славная земелюшка казацкими головами.
Чем-то наш батюшка славный тихий Дон украшен?
Украшен-то наш тихий Дон молодыми вдовами.
Чем-то наш батюшка славный тихий Дон цветен?
Цветен наш батюшка славный тихий Дон сиротами.
Чем-то во славном тихом Дону волна наполнена?
Наполнена волна в тихом Дону отцовскими-материными слезами.

КНИГА ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Мелеховский двор - на самом краю станицы. Воротца со скотиньего база ведут на юг к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, сырая изломистая кайма нацелованной волнами гальки и дальше серебрится перекипающее под ветром вороненой рябью стремя Дона. На север, за вербным красноталом и обилием гуменных плетней, широкая степная дорога, ведущая в украинскую Михайловскую слободу, ее в шутку прозвали "Гетманским шляхом". По сторонам этой дороги шелестит полынная проседь, да истоптанный конскими копытами бурый, живущий подорожник. При подъеме на большой бугор встречается развилка из трех дорог, увенчанная часовенкой; за ней раскинулась задернутая текучим маревом степь. С запада охраняет Татарскую меловая хребтина холма, одно из тех возвышений, которое местные жители называют "горами". На восток идет центральная улица станицы, пронизывающая площадь, и далее бегущая к займищу, заливным лугам, где протекает Медведица.
В предпоследнюю турецкую кампанию вернулся в станицу казак Мелехов Прокофий, служивший в Третьем Донском полку и участвовавший в разгроме турок при Кюрюк-Даре, восточнее Карса, и во взятии Карса. По пути домой в одном черкесском селении Верхокубанщины Мелехов влюбился в сироту-черкешенку. Родителей ее угнали в горы чеченцы, воинственным набегом разгромившие и ограбившие селение. Черкешенка ответила казаку взаимностью. Прокофий ее родственникам отдал все ценное из своих "военных трофеев" в качестве калыма за невесту. А те, в свою очередь, дали за невестой достойное приданое.
Пришел Прокофий в родную станицу с горячо любимой женой, маленькой гордой женщиной, которая куталась в узорчатую шаль. Муж научил ее не прятать свое лицо от незнакомых людей, и она прекрасными, диковатыми, тускло-мерцающими глазами озирала все вокруг, прямо смотрела в глаза казакам и казачкам. Ее шелковые шали пахли далекими северокавказскими запахами, радужные их узоры будили бабью зависть...
Вскоре она родила Прокофию сына, но при родах умерла. Прокофий больше не женился, вместе со своими родителями вырастил сына, названного в честь деда Пантелеем. Добрым казаком вырос Пантелей Прокофьевич: во время службы на царском смотру занял первое призовое место по джигитовке и владению боевым оружием. Но в 1883 на скачках повредил ногу, и с тех пор хромал на левую ногу. Получал казенную пенсию 57 рублей в месяц. После смерти отца, Пантелей "с большим аппетитом" въелся в хозяйство: заново покрыл дом железом, с разрешения атамана прибавил к усадьбе с полдесятины целинной земли, выстроил новый сарай и амбар под жестью. В возрасте 61 года закряжистел Пантелей Прокофьевич: раздался в ширину, чуть ссутулился, но все же выглядел стариком энергичным и складным. Имел взрывной характер, носил в левом ухе серебряную полумесяцем серьгу, в нем еще не слиняли черной масти борода и волосы. Отец женил его в 1884 на одностаничнице Акулине Ожогиной, она была младше Пантелея на пять лет. Через год в их семье появился сын Петро, весь в мать: среднего роста, слегка курносый, с круглой головой в буйной повители пшеничного цвета волос, кареглазый и иронично-улыбчивый. На шесть лет младший от Петра, Григорий, во всех ипостасях похож на отца, черкесюка во всем: на полголовы выше Петра, яркогорбоносый, в чуть косых прорезях подсиненные миндалины пылающих глаз, острые плиты скул обтянуты смуглой кожей. Еще не сутулился, как отец, Григорий, но в улыбке было что-то общее с ним, звероватое. Двенадцатилетняя Дуняшка - отцова слабость, любимица всех Мелеховых - длиннорукая, большеглазая, тоже очень похожая на отца. Петро был женат уже полтора года на довольно красивой казачке Дарье. Их грудной ребенок доводил семью Мелеховых числом до шести человек. Шел май 1911 года...
Григорий пришел с игрищ после первых кочетов. Из сеней пахнуло на него запахом перекисших хмелин и пряной сухменью богородицыной травки. На цыпочках прошел в горницу, разделся, бережно повесил праздничные, с лампасами, шаровары, перекрестился, лег. На полу лежала перерезанная крестом оконного переплета золотая дрема лунного света. Дарья сонным голосом бормотнула:
- Цыц, ты, поганое дитё! Ни сну тебе, ни покою. - Запела тихонько:

Колода-дуда,
Иде ж ты была?
Коней стерегла.
Чего выстерегла?
Коня с седлом,
С золотым махром...

Григорий, засыпая под мерный баюкающий скрип, вспомнил: "А ить завтра Петру в лагери выходить. Останется Дашка с дитем..."
Встряхнуло Григория заливистое конское ржанье. По голосу угадал Петрова строевого копя. Обессилевшими со сна пальцами долго застегивал рубаху, опять почти уснул под текучую зыбь песни:

А иде ж гуси?
В камыш ушли.
А иде ж камыш?
Девки выжали.
А иде ж девки?
Девки замуж ушли.
А иде ж казаки?
На войну пошли...
Ой, война, война, война!
Что наделала она?!
Ну а самое главное, девки, вам:
Ухажеры ваши там...

Разбитый сном, добрался Григорий до конюшни, вывел коня в переулок. Щекотнула лицо налетевшая паутина, и неожиданно пропал сон. По Дону наискось пролегал серебром волнистый, никем неезженный лунный шлях. Над Доном спал туман, а вверху искрилось звездное просо.
Конь позади осторожно переставляет ноги. К воде спуск дурной. На той стороне утиный кряк, возле берега в тине взвернул и бухнул по воде махом охотящийся на мелочь сом. Григорий долго стоял у воды. Прелью сырой и пресной дышал берег. С конских губ ронялась дробно-пенная капель. На сердце у Григория была легкая сладостная пустота. Хорошо и бездумно. Возвращаясь, глянул на восход, там уже рассосалась синяя полутьма. Возле конюшни столкнулся с матерью.
- Это ты, Гришка?
- А то кто ж?
- Коня поил?
- Поил, - нехотя отвечает Григорий.
Откинувшись назад, несет мать в фартуке на затоп кизяки, шаркает старчески дряблыми босыми ногами.
- Сходил бы Астаховых побудил. Степан с нашим Петром собирался ехать.
Прохлада вкладывает в тело Григория тугую дрожащую пружину. Тело в колючих мурашках. Через три порожка вбегает к Астаховым на гудящее от шагов крыльцо. Дверь не заперта. В кухне на разостланной подстилке спит Степан, под мышкой у него голова жены. В поредевшей темноте Григорий видит взбитую выше колен Аксиньину рубаху, березово-белые раскинутые женские ноги. Он секунду смотрит, чувствуя, как сохнет во рту и в чугунном звоне пухнет голова. Воровато повел глазами. Зачужавшим голосом проговорил хрипло:
- Эй, кто тут есть? Вставайте!
Аксинья всхлипнула со сна:
- Ой, што такое? Ктой-то? - Суетливо зашарила, забилась в ногах голая ее рука, натягивая рубаху. Вся она, растерявшаяся и еще сонная: крепок на заре бабий сон.
- Это я, - сказал Григорий. - Мать послала побудить вас...
- Мы зараз... - сказала Аксинья. - Тут у нас не влезешь... От жары на полу спим. Степан, вставай, слышишь?
По голосу Григорий догадывается, что ей неловко, и спешит уйти...
Из станицы в майские лагери уходило человек тридцать казаков. Место сбора - плац. Часам к семи к плацу потянулись повозки с брезентовыми будками, пешие и конные казаки в белых парусиновых рубахах, в снаряжении.
Петро на крыльце наспех сшивал треснувший чембур - третий, длинный повод-повалец, для привязи лежащего коня к забору, дереву... Пантелей похаживал возле Петрова коня, подсыпал в корыто овес, изредка покрикивал:
- Дуняшка, сухари зашила? А сало пересыпала солью?
Вся в румяном цвету, Дуняшка ласточкой чертила баз от стряпки к куреню, на окрики отца, смеясь, отмахивалась:
- Вы, батя, свое дело управляйте, а я братушке так уложу, что до Черкасского не ворохнется.
- Не поел? - осведомлялся Петро, слюнявя дратву и кивая на коня.
- Жует, - степенно отвечал отец, шершавой ладонью проверяя потники. Малое дело: крошка или былка прилипнет к потнику, а за один переход в кровь потрет спину коню.
- Доисть Гнедой, попоите его, батя.
- Гришка к Дону сводит. Эй, Григорий, веди коня!
Высокий поджарый донец с белой на лбу вызвездью пошел играючись. Григорий вывел его за калитку, чуть тронул левой рукой холку, вскочил на него, и с места пошел машистой рысью. У спуска хотел придержать, но конь сбился с ноги, зачастил, пошел под гору наметом. Откинувшись назад, почти лежа на спине коня, Григорий увидел спускавшуюся под гору женщину с ведрами. Свернул со стежки и, обгоняя взбаламученную пыль, врезался в воду.
С горы, покачиваясь, сходила Аксинья, еще издали голосисто крикнула:
- Черкесюка бешеный! Чуток конем не стоптал! Вот погоди, я скажу отцу, как ты ездишь.
- Но-но, соседка, не ругайся. Проводишь мужа в лагери, может, и я в хозяйстве сгожусь.
- На кой черт, нужен ты мне!
- Зачнется покос, ишшо попросишь, - смеялся Григорий.
Аксинья с подмостей ловко зачерпнула на коромысле ведро воды и, зажимая промеж колен надутую ветром юбку, глянула на Григория.
- Что ж, Степан твой собрался? - спросил Григорий.
- А тебе чего?
- Какая ты... Спросить, что ль, нельзя?
- Собрался. Ну?
- Остаешься, стал-быть, жалмеркой?
- Стало-быть, так.
Конь оторвал от воды губы, со скрипом пожевал стекавшую воду и, глядя на ту сторону Дона, ударил по воде передней ногой. Аксинья зачерпнула другое ведро; перекинув через плечо коромысло, легкой раскачкой пошла на гору. Григорий тронул коня следом. Ветер трепал на Аксинье юбку, перебирал на смуглой шее мелкие пушистые завитки. На тяжелом узле волос пламенела расшитая цветным шелком шлычка, розовая рубаха, заправленная в юбку, не морщинясь охватывала крутую спину и налитые плечи. Поднимаясь в гору, Аксинья клонилась вперед, ясно вылегала под рубахой продольная ложбинка на спине. Григорий видел бурые круги слинявшей под мышками от пота рубахи, провожал глазами каждое движение. Ему хотелось снова заговорить с ней:
- Небось будешь скучать по мужу? А?
Аксинья на ходу повернула голову, улыбнулась:
- А то как же. Ты вот женись, - переводя дух, она говорила прерывисто: женись, а посля узнаешь, скучают ай нет по дружечке.
Толкнув коня, равняясь с ней, Григорий заглянул ей в глаза:
- А ить иные бабы аж рады, как мужей проводит. Наша Дарья без Петра толстеть зачинает.
Аксинья, двигая ноздрями, резко дышала; поправляя волосы, сказала:
- Муж - он не уж, а тянет кровя. Тебя-то скоро обженим?
- Не знаю, как батя. Должно, посля службы.
- Молодой ишшо, не женись.
- А что?
- Сухота одна! - она глянула исподлобья; не разжимая губ, скупо улыбнулась.
И тут в первый раз заметил Григорий, что губы у нее откровенно-страстные, пухловатые. Он, разбирая гриву на прядки, сказал:
- Охоты нету жениться. Какая-нибудь и так полюбит, - проговорил Григорий.
- Ай приметил? - с подковыркой бросила Аксинья.
- Чего мне примечать... Ты вот проводишь Степана...
- Ты со мной не заигрывай!
- Ушибешь?
- Степану скажу словцо...
- Я твоего Степана...
- Гляди, храбрый, слеза капнет.
- Не пужай, Аксинья!
- Я не пужаю. Твое дело на игрищах с девками. Пущай утирки тебе вышивают, а на меня не заглядывайся.
- Нарошно буду глядеть.
- Ну и гляди. - Аксинья примиряюще улыбнулась и сошла со стежки, норовя обойти коня.
Григорий повернул его боком, загородил дорогу.
- Пусти, Гришка!
- Не пущу.
- Не дури, мне надо мужа сбирать.
Григорий, улыбаясь, горячил коня; тот, переступая, теснил Аксинью к яру.
- Пусти, дьявол, вон люди! Увидют, что подумают? - Она метнула по сторонам испуганным взглядом и прошла, хмурясь и не оглядываясь.
На крыльце Петро прощался с родными. Григорий заседлал коня. Придерживая шашку, Петро торопливо сбежал по порожкам, взял из рук Григория поводья. Конь, чуя дорогу, беспокойно переступал, пенил губы, гоняя во рту удила. Поймав ногой стремя, держась за луку, Петро говорил отцу:
- Быков не нури, батя! Заосеняет-продадим. Григорию ить коня справлять. А степную траву, гляди, не продавай: в лугу ноне, сам знаешь, какие сена будут.
- Ну, с Богом! Час добрый! - проговорил старик, крестясь.
Петро привычным движением "влепил" в седло свое сбитое тело, поправил позади складки рубахи, стянутые пояском. Конь пошел к воротам. На солнце тускло блеснула головка шашки, подрагивавшая в такт шагам. Дарья с ребенком на руках пошла следом. Мать, вытирая рукавом глаза и углом завески покрасневший нос, стояла посреди база.
- Братушка, пирожки! Пирожки забыл!.. Пирожки с картошкой!.. - Дуняшка козой скакнула к воротам.
- Чего орешь, дура! - досадливо крикнул на нее Григорий.
- Остались пирожки-и! - прислонясь к калитке, стонала Дуняшка, и на измазанные горячие щеки, а со щек на будничную кофтенку - слезы.
Дарья из-под ладони следила за белеющей сквозь пыль рубахой мужа. Пантелей Прокофьевич, качая подгнивший столб у ворот, глянул на Григория.
- Ворота возьмись поправь, да стоянок на углу срой. - И подумав, добавил, как новость сообщил: - Уехал Петро!
Через плетень Григорий видел, как собирался Степан. Принаряженная в зеленую шерстяную юбку Аксинья подвела ему коня. Степан, улыбаясь, что-то говорил ей. Он не спеша, по-хозяйски, поцеловал жену и долго не снимал руки с ее плеча. Его сильно загорелая рука чернела на белой Аксиньиной кофточке. Степан стоял к Григорию спиной; Аксинья чему-то смеялась и отрицательно качала головой. Рослый вороной конь качнулся, подняв на стремени седока.
Степан выехал из ворот торопким шагом, сидел в седле, как врытый, а Аксинья шла рядом, держась за стремя, и снизу вверх, с любовной нежностью заглядывала ему в глаза. Так миновали они соседний курень и скрылись за поворотом. Григорий провожал их долгим неморгающим взглядом...
В тот же день к вечеру собралась гроза. Над станицей Татарской стала бурая туча. Дон, взлохмаченный ветром, кидал на берега пенно-гребнистые волны. За ливадами палила небо сухая молния, давил землю редкими раскатами гром. Под тучей раскрылатившись реял коршун: его с кряком преследовали вороны. Туча, дыша холодком, шла вдоль по Дону, с запада. За займищем грозно чернело небо, степь выжидающе молчала. По станице люди хлопали закрываемыми ставнями, от вечерни, крестясь, спешили старухи, на плацу колыхался серый столбище пыли, и отягощенную вешней жарою землю уже засевали первые зерна дождя.
Дуняшка, болтая косичками, прошла по базу, захлопнула дверцу курятника и стала посреди база, тревожно всматриваясь в потемневшее небо. На улице бегали ребятишки. Соседский восьмилеток Петька вертелся, приседая на одной ноге, на голове у него, закрывая глаза, кружился непомерно просторный отцовский картуз, - и пронзительно верещал:

Дождик, дождик, припусти.
Мы поедем во кусты.
Богу молитца,
Христу поклонитца...

Дуняшка с пониманием и сочувствием глядела на босые, густо усыпанные цыпками Петькины ноги, с приплясом топтавшие землю. Ей тоже хотелось приплясывать под дождем с намокшей головой, чтоб волосы росли густыми и курчавыми; хотелось вот так же, как Петькиному товарищу, укрепиться на придорожной пыли вверх ногами, с риском свалиться в колючки, - но в окно глядела мать...
Вздохнув, Дуняшка побежала в курень.
Дождь хлынул ядреный, густой. Над самой крышей бухнул гром, осколки раскатным эхом покатились за Дон. В сенях отец и потный Гришка тянули из боковушки скатанный бредень.
- Ниток суровых и иглу-цыганку, шибко! - крикнул Дуняшке Григорий.
В кухне зажгли огонь.
Зашивать бредень села Дарья.
Старуха, укачивая дитя, бурчала:
- Ты, старый, сроду на выдумки. Спать ложились бы, керосин все дорожает, а ты жгешь. Какая теперича ловля? Куда вас чума понесет? Ишшо перетопнете, там ить, на базу страсть господня. Ишь, ишь, как полыхает! Господи Иисусе Христе, Царица небес...
В кухне на секунду стало ослепительно сине и тихо, слышно было, как ставни отстукивал дождь, следом ахнул гром. Дуняшка пискнула и ничком ткнулась в бредень. Дарья мелкими крестиками обмахивала окна и двери. Старуха страшными глазами глядела на ластившуюся у ног ее кошку.
- Дунька! Го-о-ни ты ее прок... Царица небесная, прости меня грешницу! Дунька, кошку выкинь на баз. Брось, ты, нечистая сила... Штоб ты!..
Григорий, уронив камол бредня, трясся в беззвучном хохоте.
- Ну, чево вы вскагакались? Цыцьте! - прикрикнул Пантелей. - Бабы, живо зашивайте! Надысь ишшо говорил, оглядите бредень.
- И какая теперя рыба, - заикнулась было старуха.
- Не разумеешь, - молчи! Самое стерлядей на косе возьмем. Рыба к берегу зараз идет, боится бурю. Вода, небось, уж мутная пошла. Ну-ка, выбеги Дуняшка, послухай - играет ерик? (степной ручей - Ю. К.)
Дуняшка нехотя бочком подвинулась к дверям.
- Кто ж бродить пойдет? Дарье нельзя, могет груди застудить, - не унималась старуха.
- Мы с Гришкой, а с другим бреднем - Аксинью покличем, ково-нибудь ишшо из баб.
Запыхавшись вбежала Дуняшка. На ресницах, подрагивая, висли дождевые капельки. Пахнуло от нее отсыревшим черноземом:
- Ерик гудет аж страшно!
- Пойдешь с нами бродить?
- А ишшо кто пойдет?
- Баб покличем.
- Пойду!
- Ну, накинь зипун и скачи к Аксинье. Ежели пойдет, пущай покличет Малашку Фролову.
- Энта не замерзнет, - улыбнулся Григорий, - на ней жиру, как на добром борове.
- Ты бы сенца сухого взял, Гришунька, - советовала мать, - под сердце подложишь, а то нутре застудишь.
- Григорий, мотай за сеном. Старуха верное слово сказала.
Вскоре привела Дуняшка баб. Аксинья в рваной подпоясанной веревкой кофтенке и в синей исподней юбке, выглядела заметно похудевшей. Пересмеиваясь с Дарьей, она сняла с головы платок, потуже закрутила в узел волосы и, покрываясь, откинув голову, холодно взглянула на Григория. Толстая Малашка подвязывала у порога чулки, хрипела, простуженно:
- Мешки взяли? Истинный Бог, мы ноне шатанем рыбу!
Вышли на баз. На размякшую землю густо лил дождь, пенил лужи, потоками сползал к Дону. Григорий шел впереди. Подмывало его беспричинное веселье:
- Гляди, батя, тут канава.
- Эка темень-то!
- Держись, Аксюшка, при мне, вместе будем в тюрьме, - хрипло хохочет Малашка.
- Гляди, Григорий, никак Майданниковых пристань?
- Она и есть.
- Отсель... зачинать... - осиливая хлобыстающий ветер, шумит Пантелей.
- Не слышно, дяденька! - хрипит Малашка.
- Заброди, с Богом... Я от глуби. От глуби говорю... Малашка, дьявол глухой, куды тянешь? Я пойду от глуби!.. Григорий! Гришка! Аксинья пущай от берега!
У Дона стонущий рев. Ветер на клочья рвет косое полотнище дождя. Ощупывая ногами дно, Григорий по пояс окунулся в воду. Липкий холод дополз до груди, обручом стянул сердце. В лицо, в накрепко зажмуренные глаза, будто слоеным кнутом, стегает волна. Бредень надувается шаром, тянет вглубь. Обутые в шерстяные чулки ноги Григория скользят по песчаному дну. Камол бредня рвется из рук. Глубже, глубже... Уступ. Срываются ноги. Течение порывисто несет к середине, всасывает.
Григорий правой рукой с силой продирается к берегу. Черная, колышущаяся глубина пугает его, как никогда. Нога радостно наступает на зыбкое дно. В колено стукается какая-то рыба.
- Обходи глубе! - откуда-то из вязкой черни вытекает голос отца.
Бредень, накренившись, опять ползет в глубину, опять течение рвет из-под ног землю, и Григорий, задирая голову, плывет, отплевывается.
- Аксинья, жива?
- Жива покедова.
- Никак перестает дождик?
- Маленький перестает, зараз большой тронется.
- Ты потихоньку. Отец услышит - ругаться будет.
- Испужался отца, а тоже...
С минуту тянут молча. Вода, как липкое тесто, вяжет каждое движение.
- Гриша, у берега, кубьть карша. Надоть обвесть.
Страшный толчок далеко отшвыривает Григория. Грохочущий всплеск, будто с яра рухнула в воду глыбища породы.
- А-а-а-а! - где-то у берега визжит Аксинья.
Перепуганный Григорий, вынырнув, плывет на крик.
- Аксинья! - Ветер и текучий шум воды. - Аксинья! - холодея от страха, кричит Григорий.
- Э-гей!.. Гри-г-о-р-и-и-й!.. -издалека, приглушенный отцов голос.
Григорий кидает взмахи. Что-то вязкое под ногами, схватил рукой - бредень.
- Гриша, где ты?.. - плачущий Аксиньин голос.
- Чево ж не откликалась-та? - сердито орет Григорий, на четвереньках выбираясь на берег.
Они, присев на корточки, дрожа разбирают спутанный комом бредень. Из прорехи разорванной тучи проглядывает месяц. За займищем сдержанно погрохатывает гром. Лоснится земля невпитанной влагой. Небо, выстиранное дождем, строго и ясно.
Распутывая бредень, Григорий всматривается в Аксинью. Лицо ее мелово-бледно, но красные, чуть вывернутые губы уже смеются:
- Как оно меня шибанет на берег, - переводя дух, рассказывает она, - от ума отошла. Спужалась до смерти! Я думала: ты утоп.
Руки их сталкиваются. Аксинья пробует просунуть свою руку в рукав его рубахи:
- Как у тебя тепло-то в рукаве, - жалобно говорит она, - а я замерзла. Колики по телу пошли.
- Вот он, проклятущий сомяка, где саданул! - Григорий раздвигает на средине бредня дыру аршина полтора в поперечнике.
От косы кто-то бежит. Григорий угадывает Дуняшку. Еще издали кричит ей:
- Нитки у тебя?
- Туточка. - Дуняшка, запыхавшись, подбегает: - Вы чего ж тут сидите? Батянька прислал, штоб скорей шли к косе. Мы там мешок стерлядей наловили! - в голосе Дуняшки нескрываемое торжество.
Аксинья, лязгая зубами, зашивает дыру в бредне. Рысью, чтобы согреться, бегут на косу. Пантелей крутит цыгарку рубчатыми от воды и пухлыми, как у утопленника, пальцами; приплясывая, хвалится:
- Раз забрели - восемь штук, а в другой раз... - он делает передышку, закуривает и молча показывает ногой на мешок.
Аксинья с любопытством заглядывает. В мешке скрежещущий треск: трется живая еще стерлядь.
- А вы чего ж отбились?
- Сом бредень просадил.
- Зашили?
- Кое-как, ячейки посцепили...
- Ну, дойдем до колена и домой. Забредай, Гришка, чево ж взноровился?
Григорий переступает одеревеневшими ногами. Аксинья дрожит так, что дрожь ее ощущает Григорий через бредень.
- Не трясись!
- И рада б, да дух не переведу.
- Давай, вот што... Давай вылазить, будь она проклята рыба эта!
Крупный сазан бьет через бредень золоченым штопором. Учащая шаг, Григорий загибает бредень. Аксинья, согнувшись, выбегает на берег. По песку шуршит схлынувшая назад вода, трепещет рыба.
- Через займище пойдем?
- Лесом ближе.
- Эй, вы, там, скоро?
- Идите, догоним. Бредень вот пополоскаем.
Аксинья, морщась, выжала юбку, подхватила на плечи мешок с уловом и почти рысью пошла по косе. Григорий нес бредень. Прошли сажен сто. Аксинья заохала.
- Моченьки моей нету! Ноги судорогой сводит!
- Вот прошлогодняя копна, может погреешься?
- И то. Покедова до дому дотянешь - померить можно.
Григорий свернул на бок шапку копны, вырыл яму. Слежалое сено ударило горячим запахом прели.
- Лезь в середку. Тут, как на печке.
Аксинья, кинув мешок, по шею зарылась в сено:
- То-то благодать!
Подрагивая от холода, Григорий прилег рядом. От мокрых Аксиньиных волос шел нежный волнующий запах. Она лежала запрокинув голову, мерно дыша полуоткрытым ртом.
- Волосы у тебя дурнопьяном пахнут. Знаешь, этаким цветком белым... - шепнул, наклонясь, Григорий.
Она промолчала. Туманен и далек был взгляд ее, устремленный на ущерб сияющего месяца. Григорий, выпростав из кармана руку, внезапно притянул ее голову к себе. Она резко рванулась, привстала:
- Пусти!
- Помалкивай.
- Пусти, а то зашумлю!
- Погоди, Аксинья...
- Дядя Пантелей!..
- Ай заблудилась? - совсем близко, из зарослей боярышника отозвался Пантелей.
Григорий, стиснув зубы, прыгнул с копны.
- Ты, чево шумишь? Ай заблудились? - подходя переспросил старик.
Аксинья стояла возле копны, поправляя сбитый на затылок платок. Над нею дымился пар:
- Заблудиться-то нет, а вот было чуть не замерзла!
- Тю, баба, а вот, гля, копна. Посогрейся.
Аксинья улыбнулась, нагнувшись за мешком...

Текст восстановлен кандидатом философских наук Анатолием Сидорченко под редакцией Юрия Кувалдина

С егодняшние читатели едва ли знают писателя Федора Крюкова. Ни в Советском энциклопедическом словаре, ни в Энциклопедическом литературном словаре мы не найдем даже упоминания о нем. Правда, сейчас это незаслуженно забытое имя начали вспоминать, но в основном в связи с так называемой проблемой авторства «Тихого Дона». Как известно, некоторыми исследователями была выдвинута версия о том, что роман о переломных событиях в судьбе донского казачества был написан или, во всяком случае, начат именно Ф. Д. Крюковым. При этом М. А. Шолохову отводится в лучшем случае роль соавтора выдающегося произведения XX века. Не будем сейчас касаться данной версии, которая имеет и своих сторонников, и своих оппонентов. Однако полемика вокруг авторства «Тихого Дона» выявила тот несомненный факт, что биография Шолохова недостаточно изучена и что еще беднее сведения о жизни и творчестве Ф. Д. Крюкова. Только недавно в нашей печати появились работы зарубежных авторов, из которых можно узнать некоторые подробности его биографии. (Ермолаев Г. (США). О книге Р. А. Медведева «Кто написал «Тихий Дон»?» — «Вопросы литературы», 1989, № 8. Хьетсо Г., Густавссон С., Бекман Б., Гил С. «Кто написал «Тихий Дон»?» М., «Книга», 1989.)

Федор Крюков родился в 1870 году в семье атамана станицы Глазуновская Усть-Медведицкого округа и вырос в типично казацкой атмосфере. Получил историко-филологическое образование, много путешествовал по Донской области, изучал ее историю и экономику; в 1906 году был избран в I Государственную думу, где защищал интересы казачества. С начала 900-х годов Федор Крюков постоянно печатается в журнале «Русское богатство» (с 1914 года — «Русские записки»), одним из официальных издателей которого был В. Г. Короленко. Здесь публиковались произведения Г. И. Успенского, И. А. Бунина, А. И. Куприна, В. В. Вересаева, Д. Н. Мамина-Сибиряка, К. М. Станюковича и других писателей, известных своими демократическими взглядами.

Рассказы, повести, очерки Федора Крюкова — «В камере 380», «Полчаса», «На речке Лазоревой», «Офицерша», «В глубоком тылу» и другие — открыли широкому читателю малознакомую жизнь казачьего сословия: его историю, традиции, быт. В 1907 году Крюков отдельно издал «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы», в 1910-м — «Рассказы». Произведения его далеко выходили за рамки историко-этнографического исследования, в них чувствовался писатель, болеющий за судьбы своего народа.

Поздней осенью 1914 года — уже шла первая мировая война — Крюков покинул Донскую область, чтобы отправиться на турецкий фронт (хотя в молодости был освобожден от воинской службы по близорукости). После долгого путешествия он присоединился к 3-му госпиталю Государственной думы в районе Карса, зимой 1916 года с тем же госпиталем находился в Галиции. Впечатления об этом периоде своей жизни Крюков отразил во фронтовых заметках «Группа Б» («Силуэты»).

Потом писатель жил в Петрограде, был свидетелем февральской революции.

В 1918—1919 годах Крюков — секретарь Войскового круга (парламента донских казаков) и одновременно редактор новочеркасской газеты «Донские ведомости». В эти годы он активно выступал против большевиков. Когда весной 1919 года станица Вешенская стала центром Верхне-Донского восстания, Крюков был среди тех, кто призывал повстанцев держаться до конца. А в сентябре 1919 года, когда фронт приблизился к станице Глазуновской, он вступил в ряды Усть-Медведицкой белоказачьей части; примерно через месяц, вернувшись с фронта в Новочеркасск, принял участие в заседаниях Войскового круга. До захвата Новочеркасска большевиками Крюков ушел с отступающими белоказачьими частями. 20 февраля (4 марта по новому стилю) 1920 года Федор Дмитриевич умер от тифа или плеврита в станице Новокорсуньской (или вблизи нее) на Кубани.

Даже из этих пунктирно изложенных биографических сведений становится понятной причина замалчивания творчества писателя официальным советским литературоведением.

Но вернемся немного назад — к сотрудничеству Федора Крюкова в журнале «Русское богатство». В нескольких номерах за 1913 год в нем были напечатаны главы «Потеха» и «Служба», входящие в большой очерк Ф. Д. Крюкова «В глубине» (писатель публиковал его под псевдонимом И. Гордеев). Кроме этих глав, которые мы предлагаем вниманию читателей, в очерк входят еще четыре: «Обманутые чаяния», «Бунт», «Новое», «Интеллигенция». В целом это произведение рисует широкую панораму жизни донского казачества; писатель остронаблюдательный, Крюков подмечает специфические черты казачьего нрава, детали быта, особенности красочного говора своих героев, отношение к воинской службе, курьёзные и грустные явления их жизни.

Сегодня творчество Федора Дмитриевича Крюкова привлекает все большее внимание. И прежде всего им интересуются потомки его героев. Недавно созданное в Москве Казачье землячество планирует провести Крюковские чтения, ускорить издание всех его произведений, в том числе и неопубликованных, чтобы вернуть имя самобытного донского писателя Федора Крюкова русской литературе.

Пользуясь возможностью, хочу поблагодарить сотрудников отдела рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина за помощь, оказанную мне и редакции журнала «Вокруг света» в подготовке данной публикации.

Петр Лихолитов, студент факультета журналистики МГУ, член Казачьего землячества