Ужанков Александр Николаевич

Ужанков Александр Николаевич – доктор филологических наук, профессор. Проректор по научной работе Литературного института имени Горького. Один из ведущих в стране медиевистов. Разработал теорию стадиального развития русской литературы и теорию литературных формаций. Создал новую историческую поэтику древнерусской словесности. Читает курсы лекций по истории русской литературы XVIII-XIX веков студентам пяти московских ВУЗов.

Сегодня речь пойдет, пожалуй, о самом таинственном, о самом мистическом писателе 19 века – Михаиле Юрьевиче Лермонтове. Сегодняшнюю лекцию я назвал «Неузнанный пророк». И начну я её с одного стихотворения. Хочу обратить ваше внимание, что это стихотворение написано 15-летним юношей. Стихотворение называется «Предсказание».

Когда царей корона упадет;

Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

И пища многих будет смерть и кровь;

Когда детей, когда невинных жен

Низвергнутый не защитит закон;

Когда чума от смрадных, мертвых тел

Начнет бродить среди печальных сел,

Чтобы платком из хижин вызывать,

И станет глад сей бедный край терзать;

И зарево окрасит волны рек:

В тот день явится мощный человек,

И ты его узнаешь – и поймешь,

Зачем в руке его булатный нож;

И горе для тебя! – твой плач, твой стон

Ему тогда покажется смешон;

О чем это стихотворение? Я поражаюсь и преклоняюсь перед советскими литературоведами, которые помещали все время это стихотворение в собрания сочинений Лермонтова, всегда комментируя, что оно написано под впечатлением холерных бунтов 1830 года, когда погиб дядя бабушки Лермонтова, Столыпин.

Но скажите, пожалуйста, где здесь говориться о холерных бунтах? Здесь совершенно четко указывается:

Настанет год, России черный год,

Когда царей корона упадет.

Совершенно очевидно, что Лермонтов говорит о начале уже XX века. То есть, о тех событиях, которые будут происходить спустя 90 лет, после того, как было написано это стихотворение, а значит, это проникновение в будущее.

Но ведь это не только революция, не только, когда царей корона упадет, а и тогда, когда низвергнут и закон, то есть, когда не будет власти, когда не сможет защитить ни детей, ни женщин, когда смерть будет платком из хижин вызывать, потому что хижина – это дом, в котором человек может спрятаться. Но если начинается гражданская война, разве может кто-то спрятаться от нее. И когда зарево окрасит реки, потому что будут пожары. Смотрите, какое удивительное проникновение в будущее 15-летнего юноши. Значит это что, у него такой дар удивительный предвидения? И, наконец, последние строчки, об этом таинственном человеке с булатным ножом. Обратите внимание, что он подчеркивает высокий лоб, высокое чело.

И будет все ужасно, мрачно в нем,

Как плащ его с возвышенным челом.

Это кто в революции, в октябрьской революции 17-го года с возвышенным челом? То есть, поэт предугадывал этого главного разбойника? Получается, он его видел, он прозревал будущее. Кем был Михаил Юрьевич Лермонтов, откуда у него такой дар? Чтобы ответить на этот вопрос, я начну издалека.

Еще в конце XIII века, на границе между Англией и Шотландией, близ монастырского города Мильроза, у замка Эльсендорн, проживал довольно-таки известный, полумифический, полулегендарный шотландский рыцарь Томас Лермонт. Знали его как ведуна, колдуна, прозорливца. На высоком холме Эльсендорн под кроной могучего дерева собирал он людей, которые любили приходить туда, чтобы послушать, как он вещает, как он предсказывает, как он читает стихи.

У него было еще одно прозвище – Томас Рифмач. Кстати, Вальтер Скотт написал даже поэму о нем. Этот Томас Лермонт, между прочим, предсказал и шотландскому королю Альфреду III неожиданную и случайную смерть. То есть, он был прозорливцем и предвидел будущее. Интересна его судьба, и как она завершается. Говорили, что за ним пришли два белых оленя из царства фей, что он дружил с царством фей, и получал некие пророчества или дар пророчества. Они забрали его – и больше он уже не вернулся, больше его никто не видел.

А спустя четыре столетия, в начале XVII века, в 1613 году русские войска захватили Белую крепость. В плен к русским попал некий шотландец, с такой же фамилией – Георг Лермонт. Он вскоре перешел из кальвинистской веры в православную, попросился на службу к Михаилу Фёдоровичу, русскому царю, который принял его на службу, даже наградил его 8-ю деревнями, и он стал служить.

Уже его внуки были стольниками на русской службе, и то ли в седьмом колене, как говорит «Лермонтовская энциклопедия», то ли в восьмом, как сказал Владимир Соловьев, известный религиозный писатель и поэт конца XIX века, и родился Михаил Юрьевич Лермонтов.

Что же за человек был Лермонтов? Поражает, конечно, масштаб его дарования. Никто не сомневался, что он был гением. Его звезда, хотя и ярко взошла, и промчалась по небосводу русской поэзии, оставила заметный след, но не до конца не просияла. Мы совершенно забываем, что он мог быть на Пушкинской площади, когда открывали памятник, и Достоевский, и Толстой. Ведь он был чуть-чуть старше их. И как бы развивалась тогда русская литература, если бы остался жив Лермонтов. Правда, мы знаем, что история не знает сослагательного наклонения, поэтому давайте разбираться в том, что осталось. Давайте посмотрим и на человека, и на его поэзию.

Между прочим, о Лермонтове очень много мы не знаем, потому что не сохранились письма, разве что самая малость. Почти нет воспоминаний о нем, дневниковых записей, как у Достоевского, Толстого, и мы можем представить эти фигуры. А о Лермонтове почти ничего нет. Осталась его поэзия, его творчество, и проза естественно.

Можем ли мы восстановить его образ через поэзию? Можем, но частично. Почему? Потому что, если сравнивать Лермонтова с Пушкиным – а Пушкин для него был кумиром, он его очень любил – то мы увидим, сколь противоположны эти два человека. Они по-разному и живут, и по-разному отражают свою жизнь в поэзии. «Ты царь, живи один», – говорит Пушкин, потому что у Пушкина очень много друзей, и он всегда среди друзей.

«И как преступник перед казнью ищу кругом души родной» – это Лермонтов, видите, он ищет в поэзии родственную какую-нибудь душу, потому что друзей у него нет. Почему о нем очень мало воспоминаний. Говорят, что у него очень тяжелый взгляд, никто не мог выдержать этого взгляда.

Я обратил внимание, что даже в тех небольших мемуарах, что сохранились о Лермонтове, мы не найдем точного описания его глаз. Какого они были цвета? Кто-то говорит, что они были темные, не акцентируя внимания на цвете, кто-то говорит, что они были карие, кто-то просто говорит, что это был очень тяжелый взгляд. Некоторые не выдерживали, уходили в соседнюю комнату, а если он пристально на кого-то смотрел, тот непременно поворачивался, и как-то вздрагивал от этого взгляда.

Значит, он проникал даже в душу человека, он видел всё насквозь? Да, можно сказать и так. С другой стороны, многие отмечают, что он не любил читать свои стихи. Во многом они как бы писались для себя самого. Это какой-то всплеск его мыслей, всплеск его эмоций, его размышления, но поэзия поражает глубиной своей мысли.

Вы знаете, по стихам Лермонтова трудно установить его возраст. Я приведу пример. Одно из его стихотворений, как вы уже догадываетесь, раннее стихотворение, но пока возраста не расскажу. Какие темы, какие проблемы затрагивает Лермонтов в этом стихотворении:

Не обвиняй меня, всесильный,

И не карай меня, молю,

За то, что мрак земли могильный

С ее страстями я люблю…

Обращение к Богу… Вообще в поэзии Лермонтова довольно-таки мало стихотворений, в которых он обращался бы к Богу. Есть много стихотворений с названием «Молитва», есть много стихотворений, в которых он обращается к Богородице, а вот к Творцу, причем, говорит на равных – это крайне редко бывает в русской поэзии. Почему? Потому что нужно учитывать, что все поэты XIX века находятся в контексте православной культуры. Естественно, что они отражают и мировоззрение православное, и, зная эту культуру, вольно или невольно, отражают её в своих стихах. Значит, и у Лермонтова это есть.

Другое дело, здесь есть и персональное отношение к той проблеме, которую он затрагивает. В данном случае, религиозная проблема, даже можно сказать богословская – отношение человека и Бога, отношение человека и Творца. Опять-таки напомню, что Лермонтов знает стихи Пушкина, знает его «Пророка»:

Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей.

Если талант от Бога, то нужно своим талантом служить Богу. А здесь 15-летний юноша. Он просит, чтобы Творец не обвинял его в тех человеческих качествах, которые проявляются повсеместно:

За то, что редко в душу входит

Живых речей твоих струя…

Смотрите, он не воспринимает божественные слова, как воспринял это Пушкин:

За то, что в заблужденье бродит

Мой ум далёко от тебя.

Значит, он далек от Творца, он понимает, что Он есть, но отдает себе отчет, что он слишком далек пока от Творца.

За то, что лава вдохновенья

Клокочет на груди моей;

За то, что дикие волненья

Мрачат стекло моих очей.

То есть страсти застилают глаза. Пушкин преодолел многие из них, и поэтому наполнился удивительным духовным содержанием, и отразил это наполнение в своем творчестве. Лермонтов не успел этого сделать. Он как будто бы все время на развилке двух дорог: куда пойти – налево или направо. Все время у него есть этот выбор, удивительный выбор.

Но угаси сей чудный пламень,

Всесожигающий костер,

Преобрати мне сердце в камень,

Останови голодный взор.

От страшной жажды песнопенья

Пускай, творец, освобожусь,

Тогда на тесный путь спасенья

К тебе я снова обращусь

Тоже удивительно. Если в стихотворении Пушкина «Пророк» поэт показывает, как происходит преображение личности человека, когда из груди вынимается сердце и «огненный угль» вверстывается в грудь, чтобы он глаголом жег сердца людей, то здесь процесс по сути дела обратный – пламенное сердце вынуть, чтобы холодное и рассудительное вставить туда.

Когда сравнивают Пушкина с Лермонтовым, мы видим, сколь они различны. Пушкин более материален, Лермонтов более мистичен. Я приведу несколько стихотворений или примеров из стихотворений, чтобы показать, как по-разному оба поэта будто бы воспроизводят одно и тоже. Например, Пушкин:

Последняя туча рассеянной бури

Одна ты несешься, по чистой лазури

Мы можем это представить или нарисовать картину? Очень легко. Потому что она очень материальна. Это Пушкин. Теперь Лермонтов:

В то утро был небесный свод,

Так чист, что ангела полет

Прилежный взор следить бы мог.

Вот так, мы каждый день выходим и смотрим, как летают ангелы. Можно написать эту картину? Конечно же, нет. Хотя картина вроде бы зримая, он использует совершенно другие мировоззренческие элементы, чтобы воссоздать эту картину, поэтическую картину.

И мы видим, сколь различны эти два поэта. Жили, по сути, в одно и тоже время, принадлежат одной и той же культуре. Когда мы знакомимся с поэзией Лермонтова, даже с ранней его поэзией, то удивляет его некоторое признание о себе. Например, в 15 лет он пишет:

Я счет своих лет потерял.

Что, не может считать до 15? Это, конечно смешно. Значит, здесь он подразумевает нечто другое: не эти 15 лет он прожил здесь на земле. Он подразумевает, что время имеет большую протяженность, и признается в других стихотворениях:

А много было взору моему

Доступно и понятно, потому

Что узами земными я не связан,

И вечностью и знанием наказан.

Наказан знанием и вечностью, знанием прошлого. Кто из нас помнит, что с нами было до рождения? Парадоксальный вопрос, но такое ощущение, что Лермонтов знал. У него даже есть одно стихотворение:

По небу полуночи ангел летел,

И тихую песню он пел;

И месяц, и звезды, и тучи толпой

Внимали той песне святой.

Он пел о блаженстве безгрешных духов

Под кущами райских садов;

О боге великом он пел, и хвала

Его непритворна была.

Он душу младую в объятиях нес

Для мира печали и слез.

И звук его песни в душе молодой

Остался - без слов, но живой.

И долго на свете томилась она,

Желанием чудным полна,

И звуков небес заменить не могли

Ей скучные песни земли.

Это стихотворение называется «Ангел». Душа запомнила песню, которую пел ей ангел, она помнит то, что было до рождения. Интересное признание Лермонтова. Он ведь почти не помнил свою мать. Ему не было еще 3 лет, когда она скончалась.

Но Лермонтов говорит, что помнит песни, которые пела его мать. Говорит: я не помню слов, я не помню мелодию, но если бы я услышал эту песню, я бы тотчас её узнал. Смотрите, это другое совершенно восприятие. Какая-то глубинная, историческая память, не только того, что было в земной жизни, но и того, что было и прежде.

Если говорить о его пророчествах, о его земной жизни, хотел бы обратить внимание на его предсказание собственной гибели.

На месте казни - гордый, хоть презренный -

Я кончу жизнь мою.

Это в 16 лет.

Я предузнал мой жребий, мой конец,

Кровавая меня могила ждет,

Могила без могил и без креста,

На диком берегу ревущих вод.

Я хочу, чтобы вы запомнили эти слова, потому что мы к ним еще в конце лекции вернемся, когда мы будем говорить о дуэли Лермонтова, о его гибели. И, наконец, в стихотворении “Сон”, которое было написано между маем и июлем 1841 года, а погиб он 17 июля, Лермонтов напишет:

Глубока еще дымилась рана

По капле кровь сочилася моя.

Князь Васильчиков, секундант Лермонтова, спустя тридцать лет, в своих воспоминаниях заметит: «В правом боку дымилась рана, в левом сочилась кровь, пуля пробила сердце и легкие». Князь Васильчиков использует те же самые глаголы «дымилась» и «сочилась», что и в стихотворении Лермонтова, хотя этого стихотворения он не знал. Удивительное совпадение? Конечно же.

Так кто же такой был Лермонтов? Характеристики самые разные. У него не было друзей, но Наталья Николаевна, вдова Александра Сергеевича Пушкина, когда незадолго до гибели Лермонтова познакомилась с ним, заметила, что это самый удивительный, самый тонко чувствующий, самый умный человек, с которым она познакомилась уже после смерти Александра Сергеевича. Наталья Николаевна хорошо знала людей.

Но другие говорили, что он невыносим совершенно, и кажется, что в этих записках и характеристиках, которые дошли до нас, мы видим два совершенно разных человека. Кто-то с большим уважением к нему относится, а кто-то его ненавидит.

Почему так получается? Дмитрий Мережковский написал большую статью «М. Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества», пытаясь разобрать феномен Лермонтова. Кто он, как отнестись и к поэзии Лермонтова, и его богоискательству (а сверхчеловечество – это и есть богоискательство), и, естественно, к его поведению?

Владимир Соловьев очень жестко характеризует Лермонтова, показывает самые разные страсти. Он даже выводит идею, что Лермонтова одолевали три демона – кровожадности, сладострастия и гордыни. Самый главный – это демон гордыни, который не позволял Лермонтову смириться, и, может быть, поэтому не позволил Лермонтову стать тем, кем стали Пушкин, Достоевский, Толстой. Во-первых, прожить более долгую жизнь. А с другой стороны, максимально развить свой талант.

Действительно, если мы посмотрим на воспоминания некоторых людей, близко знавших Лермонтова, то он поражает своими поступками. Он увлекся как-то Екатериной Александровной Хвостовой, преследовал везде, на всех балах, во всех домах. Лермонтов старался влюбить её в себя, он говорил, что если она полюбит его, то он поверит, что есть Бог. Прессинг был настоль велик, что, наконец, Екатерина Александровна сдалась, она тоже влюбилась в Михаила Юрьевича.

Из записок Екатерины Александровны: «Он поработил меня совершенно. Мне стало страшно за себя. Я как будто чувствовала бездну под своими ногами. Он уговаривал меня на побег и тайный брак». И она согласилась, представьте себе. Когда он уже почувствовал, что Екатерина готова на все, он пишет ей анонимное письмо, от третьего лица. Пишет о себе, точнее, о Лермонтове: «Поверьте, он недостоин вас. Для него нет ничего святого. Он никого не любит. Я ничего не имею против него, кроме презрения, которое он вполне заслуживает».

Письмо было перехвачено домашними, разразился скандал, и Екатерина Александровна пишет: «Удивительно, как в ту ночь я не выплакала все свое сердце, и осталась в своем уме. Он убил во мне душу». А потом, спустя какое-то время, когда Екатерина Хвостова увидела Лермонтова на балу, он сделал вид, что ее не замечает. Улучив момент, она подошла к нему спросить: «Ради Бога, скажите, за что вы сердитесь?» «Я вас больше не люблю, – ответил Лермонтов. – Да, кажется, никогда и не любил».

Что, подлец, негодяй? Не судите так быстро и так скоро. Лермонтов в дневнике запишет: «Теперь я не пишу романов, я их переживаю». В другой раз он о своей жертве заметит: «Я на деле заготовляю материал для моих сочинений». Так что это такое? Он действительно ставит эксперименты на людях? Если человек тщеславен, он старается быть не таким, как все. Он старается выделиться: одеждой, разговором, речью, поступками. Лермонтову это было не нужно. Такое ощущение, что он стремился, чтобы о нем говорили, что он такой, как и все. И в этом стремлении быть таким, как все, и есть Лермонтов. Вы спросите почему?

Соловьев, анализируя творчество Лермонтова, пришел к выводу, что поэт очень многое взял от западноевропейской философии, религиозной мысли и поэзии. Во всяком случае, по мнению Соловьева, отношение к человеческой жизни, человеческой душе у него было взято из «Божественной комедии» Данте. Там рассказывается, что произошла война на небесах. Архангел Михаил с белым воинством победил дракона, который был низвергнут в бездну, превратился в сатану, и вместе с черными ангелами они в той бездне пропали.

Но души человеческие, это и есть те ангелы, которые на небесах не сделали окончательного выбора. Они не выбрали между белыми и черными ангелами, поэтому Господь их посылает на землю. Кто близ небес, тот не сражен земным. Эта мысль весьма заметна в творчестве Лермонтова. Значит, и его жизнь – это есть тоже испытание. Он должен на земле выбрать свой путь: с кем он – с белыми ангелами или с черными. Этот выбор окончательный. Если он полагает, что вечная человеческая душа здесь происходит испытание, может, поэтому не очень-то и стремится остаться на земле?

В одном из своих стихотворений он обращается к Творцу:

Устрой лишь так, чтобы тебя отныне

Недолго я еще благодарил.

Это святотатство. Он просит, чтобы Творец сократил его собственную жизнь. Почему? Потому что ему тяжело здесь жить. Он хочет поскорее уйти из этого мира: «Спастись от думы неизбежной, и незабвенное забыть…», – говорит он в одном стихотворении; «О, как мог бы я забыть, что незабвенно», – говорит в другом стихотворении.

И я счет своих лет потерял

И крылья забвенья ловлю: -

Как я сердце унесть бы им дал!

Как бы вечность им бросил мою!

Бросить свою вечность – это потрясающе. У него нет ощущения временности бытия, но есть ощущение вечности, которое он в себе носит.

Немного поговорив о том, как Лермонтов заглядывает в будущее, он предсказывает свою гибель, он не думает о том, что по старости лет умрет, он предчувствует свою гибель, я хотел бы внимание, что точно так же, как можно прозревать будущее, можно и рассматривать прошлое. У Лермонтова был и этот дар. Почему? Потому что «и знанием, и вечностью наказан». Он знает то, что было, и в качестве примера я хочу разобрать известную вам «Песню про купца Калашникова».

Мы называем ее сокращенно «Песня про купца Калашникова», но на самом деле у Лермонтова более длинное название и более правильное, потому что Лермонтов удивительно проникает в XVI век.

Как медиевист, изучающий культуру древней Руси, я хочу обратить ваше внимание, что в этой песне я не нашел ни одной исторической ошибки. В любом сочинении его можно найти, потому что художественная фантазия автора может позволить, воспроизведя историческую правду, что-то добавить от себя. Лермонтов этим не пользуется. Такое удивительное ощущение, что он сам везде там присутствовал, что он все это наблюдал, и все это сам описал.

Он прекрасно знает, до мельчайших подробностей, быт XVI века. Сразу же замечу, что Лермонтов не знал «Домостроя», который будет опубликован несколько позднее. Да и, в общем-то, Лермонтову, воевавшему на Кавказе, было не до «Домостроя». Но как он точно уловил суть этого важнейшего произведения XVI века, особенно, что касается семьи как малой церкви?

Итак, «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова». Это и есть иерархия, которая совершенно четко прослеживается уже в самом названии. Песня про кого? Прежде всего, про царя, потом молодого опричника, потому что это слуга царя, а потом уже про купца Калашникова. А мы же ее называем «Песня про купца Калашникова», то есть, немножко переставили местами, тем самым акцентируя на том подвиге, который совершает Степан Парамонович Калашников. В какой-то степени эта песня – стилизация под былинно-разговорный склад, который был в древней Руси:

Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич!

Про тебя нашу песню сложили мы,

Про твово любимого опричника,

Да про смелого купца, про Калашникова.

Прежде всего, обращение к царю, речь о нем.

Мы сложили ее на старинный лад,

Мы певали ее под гуслярный звон

И причитывали да присказывали.

Православный народ ею тешился…

Тоже немаловажное замечание. Значит, писано для православных, потому что есть определенный код восприятия того поведения и той обстановки, о которой будет говорить Лермонтов. Чтобы тешились именно православные люди.

На следующий день, на Москва-реке, кулачный бой, одиночный, и выходит Кирибеевич. Трижды он бросает клич, но никто не хочет выйти против него, потому что знают его, как великолепного бойца. Иван Грозный обещал наградить победителя, а кто будет побежден, тому Бог простит. Это очень важно – слова Ивана Грозного о награде победителю. И вот сошлись два бойца – Кирибеевич и Степан Парамонович. Поскольку Степан Парамонович защитник, он не может первым нанести удар. Кирибеевич бьет первый:

Размахнулся тогда Кирибеевич

И ударил впервой купца Калашникова,

И ударил его посередь груди -

Затрещала грудь молодецкая,

Пошатнулся Степан Парамонович;

На груди его широкой висел медный крест

Со святыми мощами из Киева,

И погнулся крест и вдавился в грудь;

Как роса из-под него кровь закапала.

Случайно ли, что удар приходится на крест? Конечно же, нет. Как венец Церкви Христос, так венец малой церкви – муж. Он ударяет по Христу, но мощи святых сохраняют Степана Парамоновича от этого смертоносного удара. И тогда уже Степан Парамонович изловчился, ударил в левый висок, и упал Кирибеевич, как подрубленный. В левый висок… Говорят, справа ангел-хранитель, а слева бес-искуситель. Смотрите, какова реакция Ивана Грозного:

Отвечай мне по правде, по совести,

Вольной волею или нехотя

Ты убил насмерть мово верного слугу,

Мово лучшего бойца Кирибеевича?

«Я скажу тебе православный царь,

Я убил его вольной волею,

А за что, про что не скажу тебе .

Ведь чтобы сказать ему правду, нужно опозорить публично свою жену, Алену Дмитриевну, поэтому он тайну унесет с собой в могилу. И тогда Иван Грозный приказывает казнить Степана Парамоновича. Вы спросите: как же так, ведь Иван Грозный обещал его наградить? А это и есть награда царская, потому что никто так не может наградить человека, как царь. В его праве казнить или миловать. Ведь Степан Парамонович убил человека, нарушил заповедь. Это один из смертных грехов – убийство. Как искупить этот грех? Только мученической смертью. И он будет казнен.

Обратили вы внимание или нет, что очень многие герои Лермонтова заканчивают мученической смертью свою жизнь или умирают. «Бэла»: Печорин не вернулся в Россию из своего путешествия, Вулич и многие другие. Получается, что для Лермонтова эта смерть, неожиданная, мученическая, очень важна, в том числе, и в богословском, религиозном плане, потому что этой мученической смертью искупаются человеческие грехи.

А теперь я хочу перенестись к дуэли Лермонтова. 12 апреля 1841 года. На прощальном вечере у Карамзиных Лермонтов был очень грустен, и говорил, что он в скором времени умрет. Никто, конечно, не обратил внимания на эти слова Лермонтова. Но совсем незадолго до дуэли с Мартыновым он написал стихотворение «Сон», в котором описал себя, лежащего в долине Дагестана, смертельно раненым. Я хотел бы обратить ваше внимание на протекание самой дуэли.

Поводом для нее была какая-то шутка, пущенная Лермонтовым в сторону Мартынова, который давно просил Лермонтова, чтобы тот не шутил, особенно при дамах. Но Лермонтов не удержался, и Мартынов, выходя из дома, придержал за рукав Лермонтова и сказал: «Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не люблю, чтобы их повторяли при дамах». На что Лермонтов спокойным голосом ответил: «А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения».

Кто из них вызвал кого на дуэль – Мартынов Лермонтова или Лермонтов Мартынова, непонятно совершенно. Даже секунданты Лермонтова разбирались три дня в этом столкновении, если не друзей, то знакомых людей. Мартынов ведь учился на курс ниже Лермонтова, и они были очень хорошо знакомы. Лермонтов бывал в его московском доме. И вот теперь такой разлад, причем самое главное, никто из секундантов не знал, кто должен сделать первым шаг к примирению. В принципе, это тот, кто вызывает на дуэль. А кто вызвал на дуэль?

Как рассказывает князь Васильчиков, где-то в 6-м или 7-м часу вечера они направились к подножию Машука, где обычно проходили дуэли. Они выбрали небольшую тропинку, которая вела в горы, чтобы было поменьше людей, отсчитали барьер – 10 шагов. И еще по 10 шагов, в разные стороны, всего 30 шагов развели секундантов.

Князь Васильчиков обратил внимание, что черная туча медленно поднималась на горизонте и окутывала всё небесное пространство. Когда развели дуэлянтов, Лермонтов остался стоять на том месте, где его поставили, только прикрыл висок пистолетом. Мартынов же быстро подошел к барьеру, долго целился, так что один из секундантов воскликнул: «Ну, стреляйте же, наконец, или я вас разведу!» Раздался выстрел. В это время разразилась страшнейшая гроза, и полил дождь. Бросились к Лермонтову. Он уже был бездыханным. Удивительная смерть, под оглушительные раскаты грома.

Помните предка Лермонтова Фому Лермонта, рифмача? Говорят, по средневековым представлениям душа колдуна не покидает землю, она переселяется из поколения в поколения по мужской линии. «Я счет своих лет потерял», – говорит Лермонтов. Но Лермонтов был последним в этом роду, и опять же, по средневековым представлениям, если некому передать свои способности и свое знание, то этот человек закончит жизнь свою трагически. «Я знаю, что голова, любимая тобою, с твоей груди на плаху перейдет» – это слова Лермонтова. Она знал, что его участь закончится трагически.

Что можно сказать о Лермонтове в этих заключительных словах? Смотрите, мученическая смерть, как у Степана Парамоновича, значит, он этой мученической смертью искупил те грехи, которые накопились за его жизнь. Почему он так часто возвращался к этой смерти, и почему он ее описывал? Он ее предчувствовал, он ее знал, и может быть, даже надеялся, что такой уход освободит его от многих грехов. Вот на этом я хотел бы сегодня завершить свой рассказ.

Вопросы аудитории

Папавян Геворк, Московский государственный университет им. Ломоносова : Скажите, пожалуйста, Александр Николаевич, можно ли найти в произведениях Лермонтова правдивые предсказания, обращенные к нынешнему времени, к его народу, государственности, или может быть даже религии? Спасибо.

– Непосредственно к нашему времени, пожалуй, что нельзя. Но к будущему России и народу, да, несомненно. Его поэзия, да в общем-то, и проза была нацелена на одно – чтобы Россия была очень цельной страной, очень сильной страной, и для Лермонтова была очень важна русская культура. Его жизнь и творчество показывают, что в истории можно найти две опорные точки – прошлое и настоящее, и, опираясь на них, можно провести вектор в будущее.

Когда Лермонтов рассматривал прошлое, говорил, что в самобытности Руси её сила, её спасение. В том числе, и в православии, он к этому шел. Для Лермонтова русская культура – это, прежде всего, православная культура, и Россия как самодержавная страна – в основе своей православная.

Екатерина . Как мне кажется, творчество Лермонтова было не до конца понято современниками. Как вы считаете, если бы он жил на несколько десятилетий позже, сложилась бы его жизнь по-другому? Спасибо.

– Вы абсолютно правильно заметили. В общем, творчество Лермонтова, не только его современниками было недостаточно оценено, но и его потомками. С одной стороны, мы вроде знаем, и очень много, о Лермонтове. Но сегодняшней лекцией я хотел как раз пробудить интерес к Лермонтову, потому что о нем стали постепенно забывать. И здесь очень важно изучение его творчества.

Что касается второй части вашего вопроса, это очень интересно, можно порассуждать почему. Ведь Достоевский вышел не столько из Гоголевской «Шинели», сколько из Лермонтова. Все герои Достоевского, они как раз стоят постоянно перед выбором, как, собственно, и Лермонтов, и его герои. Там все время нравственный выбор. Поэтому, если бы Лермонтов прожил дольше, я думаю, что он бы оказал ощутимое влияние и на Достоевского, и на Толстого. Это было бы совсем другое развитие литературы. Но, повторяю, большинство героев Достоевского выходит из Лермонтова.

Елена . Почему предполагается, что Лермонтов не мог знать о таких мелочах, как например, сладкое заморское вино или, допустим, названий, имен. Неужели, если мы сейчас знаем, неужели он тогда в свое время не мог знать о давно ушедших столетиях такие мелочи. Спасибо.

– Понимаете, все эти исследования проводились в советское время, то есть в XX веке. Скажем, тот же «Домострой», хотя и был опубликован в середине XIX века, но Лермонтов его еще не знал. Что касается заморского вина, или этих нюансов с именем – это не просто традиции православной культуры, это традиции именно XVI века. Если бы он писал об этом в XVII веке, то было бы все нормально. В XVII веке об этом знали, и воспринялось бы совершенно нормально, для XVI века, это детали, которые можно знать только в XVI веке, прибывая, занимаясь специально XVI веком.

Лермонтов не был историком, у Карамзина этого нет. Понимаете, тогда еще исторические исследования были в таком, я бы не сказал, что в зачаточном состоянии, но самый важный труд по истории – это «История государства Российского» Карамзина.

Подготовила Наталия Мюселимян

Теоретиком и историком литературы и культуры Древней Руси, преподавателем Сретенской духовной семинарии, проректором Литературного института им. Максима Горького.

– Александр Николаевич, современный человек, живущий в постоянном цейтноте, безусловно, знает, что читать необходимо – для того чтобы понимать мир вокруг себя, понимать себя. Но у него есть и множество иных желаний, которые оттесняют чтение на второй план. Так какие книги должны заполнить этот «второй план»? Что нужно прочитать во что бы то ни стало?

– Тут вопрос приоритетов. И чтение чтению рознь. Скажем, газеты, периодику можно читать и в метро. Детективы, чтобы убить время (это потрясающее выражение: «убить время»), тоже можно читать в метро. Но Достоевского!.. Я не понимаю, когда читают Достоевского в метро.

Дань сегодняшнему времени – электронные книги. У меня их несколько, но я ими почти не пользуюсь. Я люблю держать в руках книгу изданную, напечатанную. У нее определенный шрифт, есть поля, без которых я не могу читать. Я всегда читаю с карандашом, и всегда на полях делаю какие-то пометы. И как потом интересно перечитывать! Интересно смотреть, какие места отмечены, видеть свои мысли, которые записал на полях, рядом.

Меня в свое время поразил Горький: он всегда очень быстро читал – и всегда с карандашом в руках. Все книги его библиотеки – она сохранилась, находится в Музее Горького, это около 10 000 книг, – так вот, все книги его библиотеки – с пометами! Он читал очень внимательно. А ведь он еще и молодым авторам отвечал. Но практически все литературоведы и все писатели читают с карандашом. Это, так сказать, аксиома.

Так что же нужно прочесть в первую очередь? Скажу так: лучше меньше, да лучше. Ведь даже в русской литературе очень много имен. Курс, который, например, я читаю в Сретенской семинарии, рассчитан почти на четыре года, и при этом я не говорю о многих писателях, на творчестве которых мне бы очень хотелось остановиться, причем это даже писатели не второго плана, а первого. Потому что лучше глубже разобрать произведения Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Достоевского, Толстого, рассмотреть их более скрупулезно. Я даю самое главное – методику чтения текстов. А дальше пусть ребята идут уже сами, они научились правильно читать.

В принципе у преподавателя задача № 1 – научить читать. Казалось бы, в школе мы учимся читать, и мы умеем читать, но… мы умеем только глотать буквы, слова, предложения, сюжет постигать и потом его пересказывать – а в этом, кстати, особенно поднаторели всякие энциклопедии. Действительно, зачем читать четыре тома «Войны и мира», если можно 8 или 16 страниц пробежать какого-то непонятного текста – и будешь уже иметь представление о романе и слыть даже образованным человеком, потому что ты в принципе знаешь, о чем «Война и мир». Но спрашивается: зачем Толстому нужно было пять лет каторжного труда? Он сибарит, он любит балы, рулетку, карты, и он отказывается от всего этого ради того, чтобы написать роман, – причем не ради гонорара, подчеркиваю, и даже не ради славы, хотя он человек был тщеславный. Но он хотел что-то донести нам! А нам это не нужно, нам 8 страниц достаточно…

Главное ведь – наше отношение к тому, что мы читаем. По сути художественное произведение – это духовное зеркало, в которое мы смотрим, и оно показывает то, что мы видим. Если мы увидим только один детектив, значит – это такое наше содержание. Если мы увидим богословский смысл, значит, мы уже чуток продвинулись духовно, значит, мы уже видим то, что другой не замечает. Может быть, даже и автор сам не предполагал, что этот смысл у него есть, но мы его увидели. О чем это свидетельствует? О том, что у нас уже духовное зрение отточено, мы это можем видеть.

– Крайне важный для понимания прочитанного вопрос: каковы правила, следуя которым человек обретет радость от чтения? Ведь мы знаем, что духовную жизнь человек тогда начинает ценить, когда ощущает первые победы над собою.

– В чтении то же самое: когда будут первые открытия, когда человек в, казалось бы, уже давным-давно известном тексте вдруг найдет что-то неожиданное для себя.

Мы с бывшими студентами некоторых вузов, в которых я когда-то преподавал, практикуем следующее. Периодически – скажем, раз в месяц – мы встречаемся где-нибудь. И заранее договариваемся, какое произведение все читают. Это основное условие: чтобы все прочитали. На этих встречах мы его обсуждаем. И происходят открытия! Во-первых, когда они читали, они уже, оказывается, сделали кучу открытий, и теперь, когда мы собрались вместе и начинаем обсуждение, – каждый делится этими открытиями. Понимаете, как интересно?! Это гораздо интереснее, чем читать детективы, намного интереснее. И вы и представить себе не можете, как они радуются этим открытиям! Почему? Потому что это маленькие победы над собой, над, так сказать, рутиной. Все они «сидят» в интернете, большинство из них – журналисты, причем профессиональные журналисты, так что читают они очень много, и, тем не менее, для них это отдушина – прочитать небольшое произведение, а потом всем вместе его обсудить, его разобрать, посмотреть, открыть смыслы. И в этом тоже большая радость. И чем дальше они взрослеют, тем больше им открывается – это тот же самый духовный рост, только благодаря литературе.

– Свои лекции вы никогда не читаете «по бумажке» и уж тем более – никогда по напечатанному тексту. И если вы обращаетесь к каким-то вспомогательным материалам, то это всегда – ваши наброски от руки, сделанные на небольших листочках, которые, можно сказать, уникальны. И в этом плане уникальна и ваша манера подачи информации. Что мне, как читателю, может дать такой способ работы с текстом, когда я выписываю для себя что-либо от руки, делаю заметки, а не просто читаю упоминавшиеся уже электронные книги, планшеты, как это привычно для многих сегодня?

– Рукопись – это твое. Даже когда книгу пишешь, если пишешь от руки, – это твое. Достоевский когда-то говорил, что нужно непременно обмакивать перо в чернильницу: потому что пока перо несешь к ней, а потом к листу бумаги – обдумываешь мысль. Нужно всё время думать. Когда строчишь, обдумывание как бы пропадает; когда процесс письма идет медленно – есть возможность думать. Конечно, он говорил и с некоей иронией, но смысл в этом глубокий.

Когда ты пишешь своей рукой, этот текст действительно твой и ничей иной – и твоим почерком написан, и как бы твоя энергетика в нем сохраняется.

Когда же текст набран на компьютере, то я правлю всё равно рукой – делаю распечатку и в нее вношу изменения. Можно, конечно, и на компьютере править, но лучше – так: лучше видишь, где какое слово поменять, где сделать стилистическую правку.

А когда выходит книга – на нее смотришь как на совершенно чужеродное создание. С тобой ничто ее не связывает – печатные буквы, бумага, какой-то переплет… ну, может, разве что фамилия твоя. И то неизвестно еще, ты написал книгу или какие-то идеи пришли свыше. Поэтому и на фамилию тоже смотришь несколько с опаской: она там стоит, а твоя ли это книга? можешь ли ты сказать, что это моя книга?

А эти мои бумажки – я каждую букву в них знаю. И если надо что-то заменить – заменяю, пишу другую… Они копятся, потом эти заметки будут как-то использованы: в статье ли, в новой ли лекции, в докладе… Все они собираются сначала в конвертики, потом конвертики – в папки, потом в большую папку всё складывается. И всё систематизировано. Но самое важное – я об этом и студентам говорю, когда они пишут курсовые или дипломные работы: первые мысли, которые появляются при чтении текста, непременно фиксируйте – они бывают самыми интересными. Потом вы к ним вернетесь. Не зафиксировали – всё, вы их забудете. Это как сон: когда снится, ты помнишь и присутствуешь во сне, как только проснулся – еще, может быть, поначалу помнишь, а вечером уже нет. Вот точно так же с этой мыслью. Но она бывает крайне драгоценна. Ведь это тот самый контакт, особенно если духовную литературу читаешь, сверху посланный контакт. И чтобы он не прерывался – запиши, зафиксируй где-то. Потом к этому непременно вернешься. У меня даже есть специальный блокнот – не дневник, нет, а для каких-то попутных мыслей, что называется. И когда спустя какое-то время его перечитываешь – поражаешься: это не твои мысли, я так подумать не мог! Но эти мысли украсят любую статью, любой доклад, любую лекцию. Поэтому ребятам я всегда говорю: «Читать нужно с карандашом и эти попутные мысли непременно фиксировать».

– Александр Николаевич, приходится признать, что современная школа зачастую отбивает у учащихся интерес к чтению русской классики. Какие бы вы могли дать советы человеку, вновь желающему открыть для себя этот удивительно богатый духовный мир русской литературы?

– Совет один – читать. Как можно больше читать! Начну с самого элементарного. Когда я говорю со студентами, особенно на первой лекции, то задаю им «каверзные вопросы»: «Скажите, вы читали эти произведения?» – «Читали». – «И какая у них основная идея?» Они начинают вспоминать, пытаются что-то отвечать. Говорю: «А вы уверены?» И когда чуть поглубже начинаем копать, оказывается, что, действительно, изучение литературных произведений в школе – очень-очень поверхностное. Может быть, для школы, особенно для средних классов, это и позволительно, потому что там нужно учитывать и возраст ребенка, и его возможности – и психические, и психологические: насколько он может воспринимать те или иные произведения. В старших классах должен быть уже более серьезный подход. В этот период происходит формирование мировоззрения, там подход в изучении произведений будет намного сложнее.

Своим студентам я всегда говорю, что любое произведение русской литературы нужно читать как минимум два раза. Первый раз – это знакомство с сюжетом. Второй раз – знакомство с деталями.

Еще формалисты, сначала немцы в конце XIX века, потом и русские формалисты начала XX века, выявили, что в мировой литературе существует всего лишь 36 сюжетов – правда, некоторые насчитали 38. Но это не суть неважно: 36 или 38 сюжетов. А всё остальное – их вариации. Значит, сюжет не столь важен для раскрытия смысла. Важны детали. Деталь – царица смысла. То есть если мы замечаем детали, то мы тогда сможем понять смысл.

Чтобы понять, какую идею несет или вносит писатель XIX века в свое сочинение, нужно обращать внимание как раз на детали. Когда-то у меня был замечательный учитель – профессор Алексей Владимирович Чичерин, который закончил гимназию еще до революции. И он говорил: «Нас учили медленному чтению – или пристальному чтению». То есть гимназисты не торопились читать, их не обучали скорочтению. Почему? Потому что если быстро читаешь, то не замечаешь детали, не постигаешь смысла.

И он нас также учил медленному чтению. Поэтому и я своих студентов тоже учу пристальному чтению. Я говорю им: «Я мостик между XXI и XIX веком. Почему? Потому что мои учителя родились в XIX веке, они учили меня, теперь я учу вас, уже в XXI веке».

Александр Николаевич УЖАНКОВ закончил в 1980 г. русское отделение филологического факультета Львовского государственного университета им. И.Франко. Работал корреспондентом газеты “Комсомольская правда”, редактором в журнале “Октябрь”, старшим редактором в издательстве “Советский писатель” СП СССР. Член Союза журналистов СССР. Принимал участие в создании и был первым Генеральным директором специализированного издательско-торгового предприятия “Наследие”, созданного по распоряжению Совмина СССР при Академии наук СССР. В 1990 г. перешел на работу старшим научным сотрудником отдела древнерусской литературы Института мировой литературы им. М. Горького АН СССР. Был инициатором создания и первым исполнительным директором “Общества исследователей Древней Руси” при ИМЛИ РАН. С 1992 г. на преподавательской работе (МГЛУ, ГАСК, СДС и др.). Специалист в области литературы, истории и философии Древней Руси.

Ему принадлежат исследования по новой датировке “Слова о Законе и Благодати”, “Жития Феодосия Печерского”, “Чтения о Борисе и Глебе”, “Сказания о Борисе и Глебе”, “Слова о полку Игореве”, “Слова о погибели Русской земли”, “Повести о житии Александра Невского”, “Летописца Даниила Галицкого” и др.

Он предложил новую концепцию осмысления древнерусского летописания, связав ее с эсхатологическими представлениями русских средневековых книжников; обнаружил следы влияния библейской “Книги пророка Иеремии” на “Слово о полку Игореве”; по-новому интерпретировал “Повесть о Петре и Февронии Муромских”; исследовал эволюцию изображения природы в древнерусской словесности; историю жанра древнерусской повести и т.д. Разработал теорию стадиального развития русской литературы ХI – первой трети ХVIII века и теорию литературных формаций Древней Руси Автор более ста работ по теории и истории древнерусской словесности.

Александр Николаевич УЖАНКОВ: интервью

Александр Николаевич УЖАНКОВ (род. 1955) - доктор филологических наук, кандидат культурологии. Теоретик и историк русской литературы и культуры. Профессор Московского государственного лингвистического университета (МГЛУ), Литературного института им. А.М. Горького, Сретенской духовной семинарии. Проректор по научной работе Литературного института им. А.М. Горького. Член Союза писателей России: .

- Александр Николаевич, в Сретенской духовной семинарии вы преподаете с самого ее основания. Расскажите, пожалуйста, о первых годах семинарии.
- В жизни человека не бывает случайностей. Небольшой жизненный эпизод спустя время осмысливается как предсказание будущего. Как-то однажды, еще задолго до открытия семинарии, я зашел за своим племянником в школу, которая находится рядом со Сретенской обителью. Поскольку уроки еще не закончились, я прошелся по территории монастыря. Время было атеистическим, старинный храм Владимирской иконы Божией Матери был закрыт, но я знал, что в нем находится удивительный деревянный резной крест - высочайший памятник деревянного искусства. Оставалось только сожалеть, что такой шедевр сокрыт от людей, а храм не доступен для молитвы. Тогда, конечно, я и предположить не мог, что спустя 20 лет со службы в этом самом храме начнется моя преподавательская деятельность в Сретенской семинарии.

Читать лекции по русской литературе в семинарии меня пригласил мой коллега профессор А.М. Камчатнов. Летом 1999 года под руководством наместника монастыря архимандрита Тихона создавался учебный план тогда еще Сретенского высшего православного училища. Нужно было разработать и программу по истории русской литературы XI-XX веков.

С интересом взялся за составление программы курса литературы для православного вуза. Ведь если смотреть на русскую литературу только со светских позиций - как на художественные сочинения, то мы очень многое не увидим. Прежде всего, мы не увидим духовный смысл древнерусской словесности. А он был когда-то определяющим. И, конечно же, в таких учебных заведениях, как Московская духовная семинария, Московская духовная академия или Сретенское высшее православное училище, можно и нужно было говорить об истинной сути древнерусской словесности, да и всей русской литературы в целом, о ее духовной составляющей, о тех идеях, которые заложены в словесных произведениях. К тому времени у меня уже был накоплен определенный опыт преподавания: я читал несколько авторских курсов в Московском государственном лингвистическом университете (МГЛУ, бывшем Институте иностранных языков им. М.Тореза) и в Государственной академии славянской культуры (ГАСК).

- Помните ли вы вашу первую лекцию в Сретенской семинарии? Какие были впечатления?
- Конечно. В первый день первого учебного года, утром, перед началом занятий, мы собрались в монастырском храме. Была литургия, затем отец Тихон благословил весь преподавательский состав и семинаристов, пожелав успехов в новом делании. Он поинтересовался, кто будет читать первую лекцию. Оказалось, что с лекции по древнерусской словесности начинался учебный процесс в СДС.
Самое сильное впечатление за все годы моего преподавания - это встреча с непривычными для меня студентами: ведь я, светский человек, пришел в монастырь читать лекции монахам. Впервые войдя в семинарскую аудиторию, я увидел особых слушателей. Некоторые были даже старше меня по возрасту, большинство - с жизненным и духовным опытом. Многие уже имели высшее образование, были даже кандидаты наук! И у меня возникал естественный вопрос: чему же их можно научить?

Образование - это восстановление образа Божия. Конечно, древнерусские творения особенно этому способствуют. Однако нужно было так преподавать этот предмет, чтобы вместе, сообща находить то, что нам всем шло бы на пользу. Главный посыл был в том, что мы обучались учиться. Мы - трудились. Были трудниками слова, точнее - со-трудниками. Я учил живому русскому слову и учился сам, и это было важно для меня, потому что я тоже мог кое-что позаимствовать у своих учеников-монахов. К тому же, само по себе преподавание в семинарии, сама монастырская среда ко многому обязывают. Мне всегда нравилось, что в духовных школах каждая лекция начинается с молитвы. Древнерусские творения писались монахами по благодати, поэтому и читать их, и постигать их духовный смысл можно тоже только по благодати. Когда с молитвенного стояния начинается занятие, то оно совершенно по-другому и проходит, чем в любом светском вузе. Возникает та благодатная почва, на которую падают слова духовных писателей.

Александр Николаевич, одно время вы занимали пост первого проректора семинарии, отвечающего за научную деятельность семинарии и учебный процесс. Расскажите об этом периоде вашей деятельности.
- Предложение стать проректором училища было тогда для меня неожиданным, поскольку в ту пору я был деканом филологического факультета и проректором по науке ГАСК и эти должности не покинул. Почему отец Тихон сделал это предложение? Наверное, потому, что нужно было выстраивать учебный процесс и структурировать семинарию. Нужно было создавать кафедры по дисциплинам, организовать работу самих кафедр, создать учебную часть, курирующую учебный процесс. Этой организационной работой я и занялся. Очень мне тогда помог отец Амвросий (Ермаков), за что я ему искренне признателен. Отец Амвросий был проректором СДС, потом его рукоположили в епископы. И сейчас семинария функционирует по заложенной тогда модели.

В то время, когда я пребывал здесь проректором, не столько стояла задача привлечь компетентных преподавателей: философов, историков, богословов, лингвистов и т.д., сколько организовывать и направлять их работу. Костяк преподавателей был привлечен из МДА, МГУ, других ведущих московских вузов. Уровень преподавания был задан довольно высокий: стараниями отца Тихона в Сретенском высшем православном училище собрались лучшие профессорские силы Москвы: профессора А.А. Волков, Г.Г. Майоров, А.М. Камчатнов, А.И. Сидоров, А.Ф. Смирнов и другие. Периодически читали лекции академик И.Р. Шафаревич, профессора Н.А. Нарочницкая, Н.С. Леонов, А.И. Осипов.

Как бы вы оценили уровень защищаемых в семинарии дипломных работ, степень их серьезности и сложность защиты?
- Уровень дипломных работ первого выпуска был довольно высок. Это были глубокие, можно сказать, основательные научно-богословские сочинения. Как показывает опыт, результат итоговой работы студента зависит не только от качества преподавания и научного руководства, но и от самих студентов, от их подхода к дипломному сочинению. И в дальнейшем уровень тех работ, что мне пришлось рецензировать, в целом оказывался достаточно высоким.

Александр Николаевич, вы преподаете в нескольких светских вузах, читая тот же курс, что и в семинарии. Расставляете ли вы какие-либо отдельные акценты при подаче материала для светской аудитории и аудитории духовной школы?
- Конечно, хотя курсы похожие. Я сейчас продолжаю преподавать и в МГЛУ, и в Литературном институте им. А.М. Горького, и в Академии живописи, ваяния и зодчества. В конечном итоге направленность лекций зависит от слушателей, которым их читаешь. Если в светских вузах упор делается на научный аспект подачи материала, на исследования формы и жанра, на поэтику произведений и, прежде всего, рассматривается художественная сторона сочинений, то в семинарии можно больше внимания уделять духовной составляющей. Изучать собственно то, чего ради и писалось произведение.

Программы высшего образования заданы стандартами государственного образования, и преподаватели не должны выходить за рамки этих стандартов. В семинарии же есть возможность читать авторский курс, естественно, с привязкой к общепринятой программе, но при этом делать упор на более скрупулезное рассмотрение вопросов, интересующих семинаристов. Большинство из них выйдут отсюда священнослужителями, и к ним будут обращаться с вопросами о тех или иных произведениях художественной литературы. И мне надлежит вооружить их методикой анализа текста, рассмотрев в учебном процессе возможный максимум произведений.

А можно ли сравнивать ваш курс, читаемый в семинарии, с агиографией как дисциплиной, занимающейся изучением житий святых, богословскими и историко-церковными аспектами святости?
- Можно, и при этом нужно исходить из православного понимания древнерусской словесности. В светских вузах этот курс обычно называется историей древнерусской литературы, тем самым как бы подчеркивается ее светскость; делается упор на термине литература, на художественном вымысле, на субъективном видении автора. В творении словом в Древней Руси подразумевалось сотворчество с Богом. Подавляющее большинство древнерусских авторов были монахами, многие из них позднее причислены к лику святых, начиная со святителя Илариона Киевского, автора «Слова о законе и благодати». И преподобный Нестор - первый агиограф, написавший жития святых князей Бориса и Глеба и преподобного Феодосия Печерского, один из родоначальников летописания - составитель знаменитой «Повести временных лет», и сам преподобный Феодосий - автор слов и поучений, и даже князь Владимир Мономах - автор «Поучения к детям», и многие другие внесены в синодик православных святых.

Древнерусскую словесность следовало бы изучать как нашу святоотеческую литературу, как мы изучаем творения святых отцов Церкви. Здесь нельзя ограничиваться только теми приемами, которые используются при исследовании светской художественной литературы. Духовные творения писались по послушанию, но желание сотворить что-то полезное для души читателя тоже присутствовало. Вот почему, на мой взгляд, на агиографию и на древнерусскую словесность следует смотреть как на боговдохновенные книги. То есть все жанры, присущие древнерусской словесности: жития, поучения, торжественное красноречие, слова на освящение церкви и так далее - содержат в себе духовные наставления, поскольку основная тема всех древнерусских творений - спасение души. И в них, как и в житиях святых, есть наставления и примеры для подражания, которым должен следовать православный человек.

Вы отдаете особое предпочтение богословской стороне произведения или же, как филолог, пытаетесь охватить весь процесс вкупе и с исторической, социально-культурной точками зрения?
- Жития святых следует рассматривать, прежде всего, с учетом их основного предназначения: повествуют они о духовном подвиге святого, который может стать образцом для читателя. В житии есть генеральная тема. Святой подражает Христу, следует «царским путем», то есть путем Спасителя. Когда Господь пришел в мир, то сказал, что пришел не нарушить десять заповедей, но исполнить их. Он принимает крещение, хотя, как Богочеловек, в нем не нуждался. Он даровал миру еще девять заповедей блаженства и Сам первым исполняет все 19 заповедей, указывая этот генеральный путь ко спасению. Это путь русских святых, начиная со страстотерпцев Бориса и Глеба. Они исполнили все 19 заповедей и приняли мученическую смерть, то есть уподобили свой духовный подвиг Христу. И не случайно, что именно Борис и Глеб являются первыми русскими святыми, ибо Церковь строится на мученичестве.

В каждом житии тема спасения души и индивидуального духовного подвига максимально раскрывается агиографом. В Русской Православной Церкви много святых, и создано много житий - образцов для подражания. И хотя у каждого праведника был свой духовный подвиг, но общим для них было стремление исполнить все заповеди.

Для более глубокого понимания духовного смысла важно найти параллели между Священным Писанием и агиографией, изучить ретроспективную аналогию поступков праведников и святых и определить их богословский смысл. Например, агиограф сравнивает благоверного князя Александра Невского с Иосифом Прекрасным: второго по значимости после Батыя князя на Руси со вторым по значимости после царя сановником в Египте. По мудрости - с Соломоном, по храбрости - с Титом Флавием Веспасианом, ставшим римским императором после подавления восстания в Иудее, так и Александр Ярославич власть возымел после подавления восстания в Новгороде.
Параллели с библейскими персонажами важны для того, чтобы глубже усвоить ратный и духовный подвиги святого, обосновать его поступки. В случае с Александром Невским - это дело защиты Отечества и православной веры. Он препятствует распространению католицизма и продвижению ордена крестоносцев на Русь. Другой его подвиг - смирения во имя спасения большого количества русских людей, которых ему удалось «отмолить» от совместных военных походов с татаро-монголами. Он сам ездил в орду ходатайствовать за них и положил «живот свой за други своя» - ценой собственной жизни спасая жизнь своих подданных. Так что эти параллели между житием Александра Ярославича и Библией обусловлены типологией поведения святого.

Как филолог, я не обязан их рассматривать, я могу лишь указать на источники, на возможные аллюзии. Но, преподавая в СДС, я обращаю внимание на духовный смысл того или иного творения, на богословский аспект всей словесности. Этим и отличается преподавание в СДС от преподавания в светском вузе.

- В чем вы видите главную задачу своего предмета и лично вашу?
- Русская литература всегда занималась воспитанием высоконравственной личности. Лучшие русские писатели никогда не были просто беллетристами, то есть сочинителями занимательных историй на забаву публики или ради гонорара. Русская литература XIX века - это глубочайшее философское достояние. Мы можем говорить о религиозных исканиях Гоголя, философии Толстого, Достоевского. Уже русская религиозная философия конца XIX - начала XX века не обошлась без глубокого философского осмысления «Легенды о великом инквизиторе» Достоевского. Нет такого русского религиозного мыслителя, который не написал хотя бы несколько строчек о ней.

Следует заметить, что в XIX веке в России не было «чистых философов», но были писатели-мыслители, и они заставляли глубоко задуматься читателей о предназначении жизни и смысле человеческого бытия. Они пытались вместе со своими героями найти «оправдание» жизни. Не всегда, правда, у них это получалось. Но, по крайней мере, они указывали на путь нравственного самосовершенствования. Если мы возьмем творчество Достоевского, его романы от «Преступления и наказания» до «Братьев Карамазовых», то увидим возможные пути нравственного перерождения человека. По сути, это романы о духовном преображении личности. Поэтому на лекциях для меня гораздо важнее говорить о содержании произведения, чем о внешней его форме. О ней и без меня уже много написано и сказано.

К сожалению, меня самого учили по-другому. Больше внимания уделялось композиции, сюжету, художественным образам, но не смыслу, который вкладывали писатели в свои произведения. И если говорить о тех задачах, которые стоят перед нами, преподавателями, то мы должны научить студентов самостоятельно работать с текстами, постигать их глубокий смысл. Если они овладеют такой методикой - а на семинарских занятиях мы пытаемся ее освоить, - то тогда им самим будет интересно читать классику и за сюжетной канвой романа распознавать его духовный смысл. Стало заметным, что от курса к курсу у ребят растет не просто увлеченность классической литературой, но и уровень ее постижения, и это не может не радовать.

Помимо памятников древнерусской словесности, какие произведения привлекают ваше внимание? Что вы рекомендуете читать семинаристам из русской литературы?
- Если говорить об учебном курсе, то в каждую эпоху можно выделить знаковые произведения. Например, для поэзии XVIII века это, безусловно, два «Размышления о Божием величии…» М.В. Ломоносова, ода «Бог» Г.Р. Державина, которую можно назвать вершиной духовной поэзии XVIII века. В оде «Бог» отражена вся Библия и православный символ веры, и не знать это произведение православному человеку должно быть стыдно! Такие творения можно комментировать, очень долго разбирать, поскольку чем значимей произведение, тем больше в нем открывается разных смыслов. Важное значение имеет знакомство с «Бедной Лизой» Н.М. Карамзина, в которой можно разглядеть первую реализацию в русской литературе «теории прилога». Переход от духовности к душевности наблюдается в «Душеньке» И.Ф. Богдановича.

Что же касается XIX века - «золотого века» русской литературы, то в творчестве каждого писателя можно выделить вершинное сочинение. Если говорить о прозе Пушкина, то это, несомненно, «Капитанская дочка», которую не случайно называют его духовным завещанием. Это повесть о любви и милосердии. В ней выражен смысл служения Богу через служение Отечеству, служение ближнему своему через милосердие, основанное на любви. Это удивительное по своему замыслу произведение.

У Достоевского я особо выделил бы роман «Преступление и наказание», в котором наличествуют три уровня понимания: мирской, духовно-нравственный и библейский. И в каждом из них свой смысл. На духовно-нравственном уровне прослеживается развитие греха у Раскольникова от зарождения помысла до его воплощения (та же «теория прилога»). Библейский уровень - это сравнение Каина и Раскольникова, несущего на себе каинову печать убийцы уже в новое время. Без понимания разных духовных уровней мы до конца не сможем постичь смысл этого произведения. Немаловажен роман «Идиот» с его глубочайшей мыслью о спасении человека. Иисус Христос пришел в мир, чтобы самопожертвованием, основанным на любви, спасти все человечество. В романе же показано, что один, практически идеальный человек, не способен спасти другого, поскольку нельзя совершить этот подвиг, не имея любви в сердце и веры в Бога. Одного сострадания мало. Без любви нет спасения.

Можно рассматривать творчество писателей и в динамике развития. Скажем, раннее творчество Пушкина и позднее, после осознанного принятия им Православия. У Достоевского - путь от социально-революционных идей до христианского смиренномудрия. Интересно проследить духовную эволюцию Гоголя. У Гоголя очень сильные повести о бездуховном «маленьком человеке» - «Шинель» и «Портрет», в которых он исследует проблему подобия человека Богу в умении творить и выстраивать свою духовную жизнь. Если Акакий Акакиевич превратился в человека, собирающего вместо небесных земные богатства, то и описан он как тварь бессловесная, не умеющая даже выразить свои мысли, ибо в нем нет духовного развития. В «Портрете» персонажи показаны уже не только в процессе грехопадения, то есть соблазна материального, но и в момент осмысления собственного греха и раскаивания. Нет человека без греха. Однако велика сила покаяния. В его результате автор портрета ростовщика так напишет Рождество Христово, что благолепие изображенного поразит игумена монастыря с братией. По мнению настоятеля, не смог бы художник только своим человеческим естеством воспроизвести образ Божий. Это неведомая ангельская сила водила его кистью. В новом творении художника - сила преобразившегося человека. В духовном возрождении личности и заключается смысл человеческого бытия.

Фактически у каждого писателя можно найти произведение, в котором бы рассматривалась духовно-нравственная тема. Возьмем роман «Анна Каренина» Толстого. В нем мы тоже увидим развитие грехопадения Анны в соответствии с «теорией прилога». Но центральное место в романе занимает все же история двух семей: когда одна семья (Каренина) разрушается страстью, то другая (Левина) созидается любовью. Семья же - малая Церковь, ковчег спасения в мирской жизни.
То есть писатели не только давали читателям возможность посмотреть на самих себя через призму художественного произведения и провести параллель между своей жизнью и жизнью литературных героев, но и сделать соответствующие выводы, уберегающие от неблаговидных поступков.

В учебном процессе духовной школы важнейшим является воспитательный момент. Как вы его осуществляете на своих лекциях?
- Нынешние студенты, по сути, подростки. Характеры у них все еще формируются, а по своей натуре они, как правило, максималисты. Говорить с ними нужно только откровенно. Если говоришь одно, а делаешь другое, то они, заметив фальшь, тебе больше не поверят. Им можно говорить только то, в чем сам глубоко убежден и чего сам придерживаешься. Соответственно, что-то рекомендуя студентам, можно руководствоваться только тем, что сам делаешь. Если говорить о своем житейском опыте, лучше говорить о своих ошибках, чтобы они их не повторяли.

Я настоятельно рекомендую ребятам вести дневник. Практически все писатели в той или иной степени вели дневники. Зачем это надо? Дневник важен для наблюдения за собой и для оценки своего развития. И писать в нем все честно, как это делал Толстой. Если человек действительно хочет развиваться нравственно и духовно, то должен вести дневник не просто описывая прожитый день и имевшиеся диалоги, но и давать критический анализ прожитому, своим поступкам и мыслям. Должна быть усердная работа над собой, и дневник этому способствует. Еще дневник воспитывает в человеке трудолюбие, потому что ежедневное ведение дневника, если войдет в привычку, учит регулярной работе, способствует наблюдательности, выработке слога, умению писать. Почему Акакий Акакиевич не мог переделать всего лишь одну бумагу? Да потому, что он не умел работать со словом, управлять им. «Переменить заглавный титул да переменить кое-где глаголы из первого лица в третье» для него оказалось непосильным трудом.

Работа над стилем - важный аспект ведения дневника. При нынешнем упрощении лексики, появлении молодежного сленга, который мы наблюдаем на форумах в Интернете, в электронной переписке, sms-сообщениях, происходит существенное обнищание словарного запаса современных молодых людей. А вот ведение дневника способствует расширению лексического запаса. Вспомним, что Пушкин-лицеист плохо знал русский язык, но прекрасно владел французским. Увлекшись литературным трудом, он постигает русский язык. Мало кто знает, что в его произведениях самый большой запас русских слов: в несколько раз больше, чем у Достоевского или Толстого! И его пример должен быть для нас наукой. В повседневном обиходе мы используем пять-семь тысяч слов - это словарный запас средне образованного человека. У Пушкина же в его произведениях более 20 тысяч различных слов.

- Александр Николаевич, расскажите, пожалуйста, о себе, о вашем жизненном пути, студенческих годах.
- Жизненный опыт носит аксиологический характер и состоит в осмыслении ценностных ориентиров и духовном рассуждении о них. В своей жизни нужно находить некие ключевые моменты, необходимые для понимания, почему жизнь устроилась так, а не по-другому, и что, если нужно, исправить.

В 7 лет я серьезно заболел, как раз летом, перед 1-м классом. Болезнь протекала тяжело, почти два месяца температура была под 40. Конечно, о школе не могло быть и речи. А я очень хотел! Ведь все друзья мои уже учились в школе. Родители очень переживали, врачи не знали, что со мной делать. Тогда моя бабушка-молитвенница и говорит моей маме: «Вези его к святому Феодосию Черниговскому»1. Мощи святителя Феодосия покоились в женском Свято-Троицком Черниговском монастыре, где монахиней была ее двоюродная сестра. К ней мы и поехали.

В Чернигове первым делом меня положили в детскую клинику - под присмотр врачей. Чтобы взять меня оттуда всего на одну ночь, маме пришлось писать расписку. Врачи нас отпускали с нескрываемым опасением, потому что температура у меня не уменьшалась. Поскольку из-за высокой температуры я не мог спать, то все очень хорошо запомнил.

В субботу вечером мы приехали в монастырь, чтобы наутро, перед воскресной службой, приложиться к святым мощам, пребывавшим в алтаре храма. Бабушка моя, уступив мне свою кровать, всю ночь молилась, и мама была рядом. А рано утром бабушка повела меня в храм. Я подошел - не без страха - к мощам святого и приложился к его открытым рукам. Тотчас я почувствовал теплоту, исходившую от них. Когда я об этом рассказал взрослым, они с недоверием отнеслись к моим словам: какое еще тепло? Мы вернулись в больницу, где я проспал сутки. Когда же проснулся, мне измерили температуру, и она оказалась нормальной!

Позже я узнал, что святитель Феодосий Черниговский - покровитель учащих и учащихся, а у меня, надо отметить, тогда было большое желание пойти в школу, но врачи меня не пускали.
По-видимому, детская молитва была столь сильна, что я получил заступничество и помощь святителя Феодосия в исцелении. Видя перемену в моем здоровье, главврач спросил мою маму: «Вы были у святителя Феодосия?». Она призналась. «Ну, тогда понятно, это уже не первый случай», - сказал он.

На протяжении долгого времени я собирался съездить в Чернигов, но все как-то не получалось. И вот спустя 40 лет, в августе, мне позвонили знакомые, сказав, что они едут на машине в Чернигов, и предложили поехать вместе с ними. Я взял с собой иконку святителя Феодосия, которую мне подарила одна прихожанка нашего храма после моего рассказа об исцелении, и мы поехали.
По моей просьбе в Троицком соборе у мощей святителя Феодосия Черниговского отслужили благодарственный молебен с акафистом святому. Священник открыл раку и дал мне возможность вновь приложиться к мощам. С дерзновением и духовным трепетом я подошел к раке святого, и все всплыло в памяти: как когда-то я в первый раз подходил к этим святым мощам. Было такое ощущение, будто бы я вновь встретился с дорогим и близким мне человеком спустя 40 лет, даже, подозреваю, день в день. И я вновь ощутил его любовь и милость к себе. Напоследок я попросил священника приложить к мощам иконку святителя, привезенную из Москвы.

В состоянии радости и духовного подъема я направился из монастыря к ждавшей меня машине. По дороге домой в какой-то момент мы ощутили в машине особый аромат. Я сразу сообразил, в чем дело, и, достав иконку, обнаружил, что это она благоухает. Все прониклись чудом, произошедшим на наших глазах.

В этой истории поражает еще одно обстоятельство: буквально на следующий день после моего отроческого исцеления женскую обитель закрыли по указу Н.С. Хрущева (это был 1962 год - время гонения на Церковь), а монахинь выселили. Несомненно, в том, что Господь явил через Своего угодника Феодосия Черниговского чудо исцеления отрока в последний день существования монастыря, и в том, что, по милости Божией, этим отроком оказался я, видится особый Божественный Промысл.

Затем у меня были школа и Львовский университет. Мне посчастливилось получить хорошее светское образование благодаря разным людям. Известно, что Господь творит Свою волю через людей, вот почему многое в нашей жизни как бы «определяется» людьми: они могут подсказать, что делать в жизни дальше.

Очень важной для меня была встреча еще в школьную пору с Павлом Павловичем Охрименко - специалистом по древнерусской словесности. Именно тогда я для себя решил, что буду заниматься древнерусской литературой.

Другим человеком, определившим мой жизненный путь, был Александр Серафимович Енько. Я заговорил с ним «случайно» в московском метро, а через несколько дней мы «случайно» оказались рядом в самолете, летящем из Ленинграда в Москву. Тогда и познакомились, удивленные этой «случайностью». С ним мы пребывали в дружбе более 30 лет - до его кончины. И когда я не поступил в МГУ, он подсказал мне поступать на филологический факультет Львовского университета, и, благодаря ему, я там и оказался. В университете был прекрасный преподавательский состав. Большое значение для формирования специалиста имеет его окружение. Все преподаватели знали, что я с 1-го курса занимаюсь древнерусской словесностью, и в деканате мне предоставили просто фантастическую возможность - ездить по вузам и слушать лекции по древнерусской литературе! До сих пор с благодарностью вспоминаю декана профессора И.И. Дорошенко. Так я прослушал лекции в Ленинградском и Минском университетах. Но у меня не было научного руководителя.

Тогда, будучи студентом 3-го курса, я написал письмо профессору МГУ В.В. Кускову, автору учебника по древнерусской литературе. Я сообщил, что особенно интересуюсь апокрифами, древнерусской словесностью, но не имею в этом деле наставника. И Владимир Владимирович ответил мне -- незнакомому студенту: «Приезжайте в Москву на зимние каникулы с вашими наработками». Таким образом я познакомился с ним и считаю его своим учителем. Под его руководством написал не только курсовую, но и дипломную работы. Удалось послушать и его лекции в МГУ.

В Ленинграде я познакомился с Н.Н. Розовым - заведующим отделом рукописей Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина. Он обратил мое внимание на духовную прозу Гоголя, указал на его «Размышление о Божественной литургии». Благодаря Николаю Николаевичу я открыл для себя в атеистическую эпоху религиозного писателя Гоголя. В Ленинградском университете имел беседы с Н.С. Демковой и М.В. Рождественской. В Минском - с Л.Л. Короткой.

Богатство моего светского образования - в отзывчивости тех людей, которые делились со мной своими знаниями. Все, кого я назвал, были специалистами по древнерусской литературе. Но я всегда ощущал поддержку и от других своих педагогов. Видя мою увлеченность, они мне всячески помогали.

Учителя были не только в прошлом, они есть и в настоящем.

Для меня примером служения Богу и делу является протоиерей Павел Фазан - настоятель церкви Николая Чудотворца в г. Щорсе, что под Черниговом. Поражает уже то, что в их большой семье четыре брата да еще и два зятя - священники!

Когда-то в моем родном г. Щорсе был великолепный храм, но немцы, отступая в 1943 году, взорвали его. Отец Павел взялся за строительство нового храма святителя Николая, имея в казне всего 43 гривны (около 200 рублей) и непреложную веру в помощь Божию. За четыре года возведен двухуровневый каменный красавец-храм, в нижней церкви уже идут службы, а в верхней - отделочные работы. И Сретенский монастырь, по благословению наместника архимандрита Тихона, поделился с ним книгами из библиотеки, а проректор семинарии отец Иоанн пожертвовал новые издания. Такому подвижнику нельзя не помогать.

Больше всего поразило ежедневное расписание отца Павла. В 5-6 часов утра он уже причащает немощных и больных, в 8 - служба, в 11-12 - требы. В 16 - акафист, потом - вечерняя служба. Да еще в Чернигов на ночь нужно съездить - постоять за Екатерининскую церковь, которую пытаются отобрать раскольники. Потом - по приходам. Он - благочинный Щорского округа. К схимонахине Екатерине заехать в с. Локнистое для духовной беседы, посетить Домницкий монастырь с чудотворной Богородичной иконой, а на обратном пути к святому источнику заехать. Я наблюдал отца Павла после двух насыщенных дней и бессонной ночи. Это он меня везде возил, а Господь давал ему силы. Я увидел это у источника.

Александр Николаевич, скажите, методику преподавания вы выработали сами, или все же вы переняли чей-то опыт?
- Мне очень повезло, потому что моими замечательными наставниками были люди, родившиеся в начале ХХ века и воспитанные на дореволюционных традициях. Они передали нам то, что переняли от своих учителей. Учитель, прежде всего, реализуется в своих учениках. Очень важно, как ученики воспринимают данное им учителем знание, продолжают ли его дело. Так создаются научные школы.

Со словами благодарности я могу вспомнить профессора А.В. Чичерина, водившего знакомство с Сергеем Толстым, Есениным, Блоком, Белым… Встречался он и с Горьким, Маяковским, Булгаковым.

Алексей Владимирович привил нам навыки литературоведческого труда, рассказывал, что в классической гимназии его учили пользоваться «методом пристального чтения». Когда читаешь быстро, только следя за сюжетом, то многого не замечаешь. Когда же читаешь медленно и вдумчиво, обращая внимание на мельчайшие детали и подробности, то тогда начинаешь понимать, что через детали раскрывается идея произведения. Не заметив существенных деталей, можно неправильно истолковать художественное сочинение.

Это касается и той методики, которую мы сейчас используем; по сути, она - хорошо забытое старое. Прежде всего, студенты сами должны постараться вникнуть в смысл произведения, читая его. Не просто глазами бегать и соединять буквы в слова, а читать - видеть смысл, заложенный автором, делая акцент не на сюжетной канве, а на идее. Нужно в каждом случае найти ответ на вопрос, зачем писатель написал это произведение и почему оно именно таким получилось. Это воля автора или его неспособность написать по-другому? Бывает, что идейный замысел и его реальное воплощение могут быть совершенно разными.

К слову сказать, этот прием был описан еще в XI веке, в поучении некоего монаха «О чтении книг». Он писал, что чтение должно приносить пользу душе, что не надо перелистывать страницу, не приняв все в сердце свое. Поскольку каждая книга написана по благодати Божией, то читатель должен проникнуться духовным словом и не торопиться прерывать беседу с Богом. Вот это и есть метод медленного и пристального чтения. Нам ведь не хочется прерывать приятную беседу с другом, вот и здесь не следует прерывать беседу с Богом. И тогда боговдохновенные слова ложатся в сердце и укрепляют человека.

«Всякий дар свыше есть», то есть от Бога, в том числе и писательский талант. Если писатель понимал, что его талант - дар Божий, то и всю свою жизнь посвящал служению Богу через литературу, как и древнерусский книжник. По сути, истинный писательский труд - это синергетическая связь писателя и Творца, но это бывает, когда писатель не самовластен. Когда же пробует творить по собственной воле, то начитается его личное художество: изначально хотел написать одно, а получилось совершенно иное. А в ответе - сам писатель: как его слово отзовется в душах читателей?!

Последние исследования творчества Гоголя как раз об этом и свидетельствуют. Свой писательский труд он осмысливал как духовный. Не так давно были открыты и опубликованы тетради с выписками Гоголя из святых отцов. И мы можем увидеть, насколько духовно велика была работа писателя над собой. Тогда и многое в его творчестве начинает видеться иначе. Соответственно, чтобы постигнуть смысл его произведения, надо бы быть немного и богословом.

Семинария - это учебное заведение закрытого типа, в котором день построен по определенному распорядку. Большое количество времени отводится, помимо учебы, и на выполнение различных послушаний. Что вы можете сказать о нагрузке, которую несут семинаристы, и как было в годы вашей учебы?
- Я могу сказать, исходя из своего личного опыта: чем больше я загружен, тем больше получается сделать. В мое время студентов загружали максимально, свободного времени практически не оставалось. И мы в свои студенческие годы учились рационально использовать время. Мы много читали, намного больше, чем читают сейчас, - возможно, вина тому - Интернет, где можно легко получить нужную информацию.

У нас были предметы, забиравшие много драгоценного времени. Достаточно вспомнить историю КПСС, научный коммунизм и атеизм. Ежедневно по два-три часа нужно было конспектировать классиков марксизма-ленинизма. Сейчас, слава Богу, этого нет, и за это время можно многое успеть сделать. С утра и приблизительно до 3 часов дня мы пропадали на лекциях, а после них шли в библиотеку читать до позднего вечера. Нынешние студенты не привыкли работать в библиотеках. В наше время читальные залы были забиты молодежью, сейчас же они полупустые, и этот факт удручает. Большая загруженность мне бывает только на пользу. Сейчас, например, будучи проректором Литературного института и ответственным редактором «Вестника Литературного института», преподаю в четырех вузах. Еще у меня два докторанта, пять аспирантов и, как минимум, пять дипломников ежегодно. О курсовых работах уже не говорю. Каждому нужно уделить время, по несколько раз читать студенческие работы, и при этом надо и свои научные исследования проводить. Поэтому отговорка, что не хватает времени - от лукавого; время при желании всегда найдется.

- Вы часто публикуетесь в различных журналах, в том числе и на сайте Православие.ру, который, кстати сказать, вы курировали одно время. Расскажите, какие ваши труды вышли в последнее время и над чем вы работаете сейчас.
- Год назад вышла очень важная монография «Стадиальное развитие русской литературы XI - первой трети XVIII века. Теория литературных формаций» (М., 2008) - итог многолетних размышлений. В ней выдвинута новая теория развития русской словесности. Ее дополняет недавно вышедшая монография «О специфике развития русской литературы XI - первой трети XVIII века. Стадии и формации» (М., 2009), в которой теоретические вопросы находят уже практическое воплощение. Обе книги продаются в магазине «Сретенье» при Сретенском монастыре. Недавно вышла в моем переводе и с моим послесловием «Повесть о житии Петра и Февронии Муромских» (М., 2009). Наконец-то выполнил давнее свое обещание - написал статью о романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» для сайта Православие.ру. Вышел ряд статей в журналах. Принимал участие в научных конференциях, Рождественских чтениях. Сейчас с Божией помощью завершаю работу над книгой по «Слову о законе и благодати».

- Александр Николаевич, ваши лекции пользуются особой популярностью у студентов семинарии. Церковная аудитория по духу все же ближе к преподаваемому вами предмету. Насколько светская аудитория заинтересована в древнерусской литературе, и что больше всего ее в ней привлекает?
- У меня есть счастливая возможность начинать работать со студентами и в семинарии, и в светских вузах с 1-го курса. Это очень важно для их духовного воспитания. Молодые люди только пришли со школьной скамьи, с еще не сформировавшимся мировоззрением, полные интереса к жизни, пребывающие в поиске своего места в обществе. Можно не только в течение нескольких лет наблюдать эволюцию данного человека, как он развивается и к чему приходит, но и помочь ему в его становлении. Роль наставника здесь велика и ответственна.

На 1-м курсе студент ищет себя и возможность испытать и проявить свои силы. Чаще всего ориентируется на любимые предметы или преподавателей, хотя пристрастия могут меняться с возрастом. Не может не радовать, что интерес к древнерусской литературе постоянно высокий. Скажем, в Государственной академии славянской культуры писали в год по пять-шесть дипломов, а это значит, что студенты начинали заниматься древнерусской словесностью с 1-го курса, плюс на 2-4-м курсах писали курсовые работы. Здесь важно было не только изучение ими древнерусской словесности, но и их собственный духовный рост: нельзя отделять одно от другого.

Для меня самым большим счастьем было, когда одна выпускница на защите дипломной работы призналась, что две недели назад крестилась. К такому ее решению привела работа над дипломом. Если бы она не занималась древнерусской словесностью, то, возможно, и не сделала бы такой важный шаг в своей жизни или сделала бы его гораздо позднее, но тогда ее жизнь сложилась бы по-другому. Важно, что это был ее осознанный выбор. Мне неоднократно приходится наблюдать, что не родители, а, наоборот, дети приводят в Церковь своих родителей. Это, кстати сказать, к вопросу о духовно-нравственном воспитании и о роли литературы в нем. Если такие случаи хоть иногда присутствуют в нашей практике, то наша преподавательская работа обретает смысл.

Понятно, что в семинарии немного по-другому. Но у меня еще есть студенты-теологи из Московского государственного лингвистического университета (МГЛУ). В прошлом году среди них тоже было пять моих дипломников, и все они защитились на «отлично». Для меня это была не меньшая радость, чем для них. Во-первых, это был первый выпуск. Во-вторых, темы дипломов были сложные, но они справились с поставленной задачей и раскрыли их. Две прошлогодние выпускницы стали моими коллегами по вузу и сейчас работают над кандидатскими диссертациями.

Рассматривая жития святых в светских вузах, вы наверняка обращали внимание аудитории и на их богословский смысл. Воспринимается ли это светской аудиторией в целом?
- Аудитории бывают разные. Отрадно отметить, что сейчас в светских аудиториях становится все больше православных воцерковленных людей. Но одно дело называть себя православным, другое дело быть воцерковленным - жить по церковным законам. Тогда и восприятие духовного смысла литературных произведений происходит совершенно на другом уровне.

В упоминаемой уже мной Академии славянской культуры было много православных студентов, и там было легче говорить о духовном, поскольку они воспитаны в традициях русской православной культуры. Они и воспринимали все иначе, чем те, кто был воспитан на «западноевропейских ценностях». В 1990-е годы было тяжело преподавать в МГЛУ, потому что студентами в основном были дети русских, которые последние десять лет жили за границей. Жизнь вне своей родной культуры, когда происходит формирование личности, не проходит бесследно. Дети, хотя по национальности и считались русскими, но по складу мышления уже были европейцами. И для них было сложно многое воспринимать из своей культуры. В Европе и Америке им прививали приоритет материальных ценностей над духовными. Приехав в Россию, они породнились с той частью общества, которая тянется к «общеевропейским ценностям», но разошлись с другой, не менее значительной частью, стремящейся возродить исконно русские традиции, основанные на Православии.

Когда начинаешь разбирать с «русскими иностранцами», скажем, образ Евгения Онегина, то он легко ими воспринимается, поскольку понятен своими гедонистскими стремлениями и желаниями. Если говорить о православной среде, то ей ближе образ способного на самопожертвование Петра Гринева из «Капитанской дочки» - полной противоположности Онегина. Но если раньше «иностранцы» не задумывались, почему Пушкин в своих поздних произведениях полемизирует сам с собой, то теперь, живя в России, они постепенно проникаются традиционной русской культурой и уже по-другому воспринимают эти литературные образы. А, главное, дают им верную оценку.
В 1990-е годы было сложно преподавать в силу того, что была разнонаправленность аудитории. Когда я спрашивал молодых людей, кто из них хочет уехать из России, только два-три человека не поднимали руки. Сейчас ситуация обратная. Значит, изменилось мировоззрение молодежи, ценностная ориентация, и теперь смею надеяться, что у России есть будущее.

Александр Николаевич, известно, что в стенах семинарии вы проводили семинар по фильму режиссера Павла Лунгина «Остров» для семинаристов и студентов отделения журналистики МГЛУ. Расскажите подробнее об этой встрече. Какова была ее цель?
- Цель одна - чтобы студенты могли сами, размышляя и рассуждая с незначительной моей помощью, открыть духовный смысл этого фильма.

Фильм - это, прежде всего, зрелищная, то есть образная, сторона. Но этот фильм глубоко символичен, стало быть - многозначен. Здесь важно и увидеть символы, и их истолковать, а это значит - проникнуть в духовный смысл произведения. Так получилось, что эту тему мы затронули на лекции и в семинарии, и Лингвистическом университете. И мы пришли к коллективному решению собраться и сообща обсудить этот фильм. Показалось интересным сопоставить и светский взгляд на эти вещи, и духовное видение вопроса ребятами одного возраста.

На самом деле оказалось, что собрались единомышленники, которые в значительной степени дополняли друг друга своими тонкими наблюдениями и помогали сообща проникнуть в духовное содержание фильма. Проводились параллели и с классической литературой, и с духовным становлением личности. В агиографической литературе этот мотив спасения часто присутствует. Фильм показывает силу покаяния и смирения человека, которые приводят его к духовному совершенству. По сути дела, мы видим пример преображения личности уже на современном этапе.

Александр Николаевич, вы начинали преподавание в семинарии с самого первого набора, с тех пор минуло уже десятилетие. Чем отличается нынешний студент от предыдущего? Видна ли какая-либо динамика? И что, на ваш взгляд, отличает семинариста от светского учащегося, что его выделяет?
- Практически ничего, студенты везде одинаковые: и труженики, и ленивые, и с хитрецой. Отличаются только наборы студентов разных лет. Например, в семинарии первый набор состоял из монахов и людей зрелого возраста, имевших высшее образование, причем не только гуманитарное, но и техническое. Эти взрослые люди сделали осознанный выбор: из светской жизни пришли в монастырь, и этот выбор лично во мне вызывает уважение. К тому же, у нас была небольшая разница в возрасте, и это снимало возрастные барьеры.

Часто после лекций у нас завязывались долгие разговоры. Это были довольно откровенные беседы, многие раскрывали причины своего ухода в монастырь. Разговаривали на разные темы, говорили о политике, науке и вообще обо всем. Эти студенты знали, чего они хотят, и стремились получить столько знаний, сколько это было возможно. Мне нравилась их работоспособность, целеустремленность. Их не нужно было подгонять, достаточно было посоветовать что-то почитать, и они читали. А потом вместе обсуждали. Они хотели учиться и они учились. Заметным было их возрастание, многие из них приняли священнический сан, теперь уже сами имеют духовных чад (я и сам посылаю к ним своих знакомых и студентов), произносят замечательные проповеди, принимают исповеди. Они уже ведут духовную работу в монастыре. Когда я их встречаю, я искренне радуюсь за них. До сих пор у нас остались дружеские отношения с отцом Адрианом, отцом Амвросием, отцом Арсением, отцом Лукой, отцом Клеопой, отцом Иоанном, нынешним проректором семинарии, и многими другими. Я рад, что они нашли свое место в жизни и ощущают свою необходимость, свою востребованность среди мирян и студентов. И я вижу, с каким уважением к ним относятся прихожане.

- И в заключение скажите, что для вас значит преподавание в СДС?
- Самое главное - мое духовное образование. Самое ощутимое - братская монастырская молитва за преподавателей и лично за меня, грешного. Эту молитву я стал ощущать с первых же дней пребывания в семинарии. Она удерживает в жизни. Самое полезное - это духовные беседы. Самое радостное - видеть успехи учеников. Самое важное - труд во славу Божию, на пользу людям и во спасение души.

111.)
Родился в 1955 г. в городе Щорсе, Черниговской обл., на Украине. Доктор филологических наук, кандидат культурологии. Теоретик и историк русской литературы и культуры.
Профессор Московского государственного лингвистического университета (МГЛУ), Литературного института им. А.М.Горького, Сретенской духовной семинарии (СДС). Проректор по научной работе Литературного института им. А.М.Горького.
Закончил в 1980 г. русское отделение филологического факультета Львовского государственного университета им. И.Франко.
Был приглашен корреспондентом в штат газеты «Комсомольская правда» (1980), трудился редактором отдела критики журнала «Октябрь» (1983), старшим редактором издательства «Советский писатель» (1983), Генеральным директором специализированного издательско-торгового предприятия «Наследие» (1988).
В 1989 г. перешел на научно-исследовательскую работу старшим научным сотрудником отдела древнерусской литературы Института мировой литературы им. М.Горького АН СССР. Выступил инициатором создания и был первым исполнительным директором «Общества исследователей Древней Руси» при ИМЛИ РАН (1990). С 1992 г. на преподавательской работе в МГЛУ, был деканом филологического факультета (2000) и проректор по научной работе (2002) Государственной академии славянских культур (ГАСК), профессор Академии живописи, ваяния и зодчества (с 2007), профессор и проректор по научной работе Литературного института им. А.М.Горького (с 2006 г.).
Член Союза журналистов СССР и Союза писателей России. Ответственный редактор «Вестника Литературного института им. А.М.Горького», член редколлегии серии «Религиозно-философское наследие Древней Руси» (ИФ РАН).
Специалист в области литературы, истории и философии Древней Руси. Ему принадлежат исследования по новой датировке «Слова о Законе и Благодати», «Жития Феодосия Печерского», «Чтения о Борисе и Глебе», «Сказания о Борисе и Глебе», «Слова о полку Игореве», «Слова о погибели Русской земли», «Повести о житии Александра Невского», «Летописца Даниила Галицкого» и др.
Он предложил новую концепцию осмысления древнерусского летописания, связав ее с эсхатологическими представлениями русских средневековых книжников; обнаружил следы влияния библейской «Книги пророка Иеремии» на «Слово о полку Игореве»; по-новому интерпретировал «Повесть о Петре и Февронии Муромских»; исследовал эволюцию изображения природы в древнерусской словесности; историю жанра древнерусской повести и т.д.
Разработал теорию стадиального развития русской литературы ХI - первой трети ХVIII века и теорию литературных формаций Древней Руси.
Автор исследований по теории и истории древнерусской словесности, в том числе отдельных изданий: О принципах построения истории русской литературы ХI - первой трети ХVIII века. - М., 1996; Из лекций по истории русской литературы XI - первой трети XVIII в.: «Слово о Законе и Благодати». - М., 1999; О проблемах периодизации и специфике развития русской литературы XI - первой трети XVIII в. - Калининград, РГУ им. И.Канта, 2007; Стадиальное развитие русской литературы XI - первой трети XVIII века. Теория литературных формаций. - М., 2008; О специфике развития русской литературы XI - первой трети XVIII века. Стадии и формации. - М., 2009; Повесть о Петре и Февронии Муромских. М., 2009.
Автор разделов в коллективных монографиях: Древнерусская литература: Изображение природы и человека. Монографическое исследование - М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 1995; Литература Древней Руси. Коллективная монография. - М.: Прометей, 2004; История культур славянских народов. В 3-х томах. М.: ГАСК, 2003-2008 и др.
Составитель, автор предисловия и комментариев: Русская бытовая повесть ХV - ХVII в. - М.: Советская Россия, 1991; Хрестоматия по древнерусской литературе ХI - ХVII веков. - М.: Русский язык, 1991; А.М.Ремизов. Сочинения. В 2-х томах. - М.: Терра, 1993 и др.

Специальность по диплому:

• Преподаватель русского языка и литературы

Квалификация по диплому:

• Преподаватель

Повышение квалификации:

• МГИК, 2018 г.

Места работы:

• С 1989 г. на научной работе в Институте мировой литературы им. М.Горького АН СССР,
• С 1992 г. – на преподавательской работе.
• Профессор Московского государственного лингвистического университета (1992-2012).
• Декан филологического факультета и проректор по научной работе Государственной академии славянской культуры (1996-2006).
• Проректор по научной работе и профессор Литературного института им. А.М. Горького (2006-2016).
• Профессор НИЯУ МИФИ (с 2014 г.)
• Профессор Сретенской Духовной семинарии (с 1999 г.).
• Руководитель Центра фундаментальных исследований русской средневековой культуры Российского НИИ культурного и природного наследия им. Д.С.Лихачева.
• Действительный член (академик) Академии Российской словесности.
• Член Бюро Научного совета по изучению и охране культурного и природного наследия РАН.
• Член Общества исследователей Древней Руси.
• Член Совета по науке при Министерстве культуры РФ.
• Член Союза журналистов СССР и Союза писателей России.

• Инициатор создания и первый исполнительный директор «Общества исследователей Древней Руси» при ИМЛИ АН СССР.
• Главный редактор журнала «Вестник МГУКИ», главный редактор журнала «Культура и образование», член редакционного совета «Вестника Кемеровского государственного университета культуры и искусств» и «Нового филологического вестника», член редколлегии серии «Религиозно-философское наследие Древней Руси» (ИФ РАН), член редколлегии литературно-публицистического альманаха «Русло» (С-Петербург) и др.
• Автор и ведущий программы о русской литературе «Фактор времени» на телеканале «Просвещение» (с 2011),
• автор лекций на ТВ «Культура» в программе «Академия» (с 2011).
• Читал лекции в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова, Московском физико-техническом университете (МФТИ), Академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова, Балтийском федеральном университете (г. Калининград), Кемеровском государственном университете, Томском педагогическом государственном университете, Токийском университете (Япония), Киотском университете (Япония), Карловом университете (Чехия, Прага), Университете Палермо (Италия), Львовском национальном университете (Украина) и др.

Награды и достижения:

• Лауреат Всероссийской православной литературной премии имени святого благоверного князя Александра Невского;
• Лауреат Всероссийской историко-литературной премии «Александр Невский»,
• Лауреат литературной премии им. А.С. Грибоедова;
• Лауреат литературной премии им. А.П. Чехова,
• Лауреат Союза писателей Евразии «Литературный Олимп».

Основные научные публикации, учебные издания:

Специалист в области литературы, истории и культуры Древней Руси. Ему принадлежат исследования по новой датировке «Слова о Законе и Благодати», «Жития Феодосия Печерского», «Чтения о Борисе и Глебе», «Сказания о Борисе и Глебе», «Слова о полку Игореве», «Слова о погибели Русской земли», «Повести о житии Александра Невского», «Летописца Даниила Галицкого» и др.

Предложил новую концепцию осмысления древнерусского летописания, связав ее с эсхатологическими представлениями русских средневековых книжников; обнаружил следы влияния библейской «Книги пророка Иеремии» на «Слово о полку Игореве»; по-новому интерпретировал «Повесть о Петре и Февронии Муромских»; исследовал эволюцию изображения природы в древнерусской словесности и иконографии; историю жанра древнерусской повести и т.д.

Разработал теорию стадиального развития русской литературы ХI – первой трети ХVIII века и теорию литературных формаций Древней Руси.

Русская бытовая повесть ХV – ХVII в. М.: Советская Россия, 1991;

Хрестоматия по древнерусской литературе ХI – ХVII веков. М.: Русский язык, 1991;

А.М. Ремизов. Сочинения. В 2-х томах. М.: Терра, 1993;

О принципах построения истории русской литературы ХI – первой трети ХVIII века. М., 1996;

Из лекций по истории русской литературы XI – первой трети XVIII в.: «Слово о Законе и Благодати». М., 1999;

О проблемах периодизации и специфике развития русской литературы XI – первой трети XVIII в. Калининград, РГУ им. И.Канта, 2007;

Стадиальное развитие русской литературы XI – первой трети XVIII века. Теория литературных формаций. М., 2008;

О специфике развития русской литературы XI – первой трети XVIII века. Стадии и формации. М., 2009;

Проблемы историографии и текстологии древнерусских памятников XI-XIII веков. М., 2009;

Повесть о Петре и Февронии Муромских. М.: Схолия, 2009;

Историческая поэтика древнерусской словесности. Генезис литературных формаций. М., 2011;

«Слово о Законе и Благодати» и другие творения митрополита Илариона Киевского. М., 2014;

«Слово о полку Игореве» и его эпоха. М., 2015.

Дисциплины:

• История отечественной литературы (древнерусский период),
• «Картина мира» древнерусского книжника