О цели искусства можно спрашивать разным образом. Можно, вопервых, обратиться к тому или иному отдельному художнику и спросить его: «К чему тебе искусство? Зачем всю жизнь свою ты изучаешь природу, делаешь рисунки, наброски, этюды, создаешь одну картину, другую, третью, сотую? Какая цель руководит тобой в этой работе, порой мучительной и тяжкой?»

На такой вопрос получилось бы великое множество совершенно различных ответов. Каждый художник по своему объяснил бы ту цель , которую он преследует своим творчеством. Один сказал бы, что он стремится украсить и облагородить человеческую жизнь, внести в нее элементы вкуса и изящества; другой утверждал бы, что его задача - будить добрые чувства в сердцах людей, возбуждать в них сострадание к униженным и оскорбленным, или отвращение к рабству, к войне и т.п.; третий объявил бы своей целью раскрытие тайн человеческой души, и т.д., и т.д. Но большинство ответило бы, вероятно, так: « Я не знаю конечной цели своего искусства, но знаю твердо, что не могу без него обойтись. Может быть оно никому не нужно и ничему не служит, но я не могу от него отказаться. Я люблю это дело, оно является для меня внутренней потребностью, жизненной необходимостью. Оно нужно мне, как свет и воздух, я не в состоянии без него дышать и жить». Искать в истории ответа на вопрос о цели искусства так же бесполезно, как спрашивать ее о цели жизни. На том основании, что одни поколения видели смысл своего существования в военных подвигах, другие - в подготовке к Царствию Небесному, третьи - в накоплении богатств, - мы никак не можем сделать общего заключения о цели жизни, никак не можем решить вопроса, каков же истинный и вечный смысл существования человека. Точно так же обстоит дело и с вопросом о цели искусства.

Бродя по музею, мы с одинаковым восхищением останавливаемся перед произведениями различных исторических эпох, независимо от тех целей, которыми вдохновлялись в свое время эти произведения. Мы, дети скептического и рассудочного века, стоим взволнованные и очарованные перед творениями Ван-Дэйка, Джотто, Филиппо-Липпи, или перед византийскими фресками.

Мы убеждаемся на личном опыте, что нам одинаково дороги и земной, жизнерадостный Рубенс, и суровый Рембрандт, и мистические мадонны Рафаэля.

И мы говорим себе: «Искусство не повинуется тем временным целям , которые навязывает ему история. Цели эти забываются; умирают поколения, которым эти цели казались единственно-важными и священными, но живут художественные произведения, и новые поколения людей находят в них новые очарования».

Ведь не выбрасываем же мы произведения отживших эпох и не предпочитаем им современное искусство, которое, казалось бы, должно лучше всего отвечать запросам нашего духа, точнее выражать все его колебания, порывы и стремления.

Значит, действительно, есть в искусстве какая-то вечная ценность и вечный смысл, независимый от тех временных целей, которые ставились ему различными историческими эпохами.

Итак, зачем людям искусство? Чего они ищут в нем? Обыкновенно отвечают: наслаждения. Цель искусства заключается в том, чтобы доставлять людям удовольствие, которое, в отличие от всех других видов удовольствия, называют «эстетическим», «утонченным», «благородным» и т.д.

Что-то возмущается в нас при мысли, что произведения Рембрандта, Микель-Анджело, Ван-Дэйка, Врубеля, Ван-Гога были созданы лишь для наслаждения людей, желающих наслаждаться. Стоило ли Врубелю платить искусству своим зрением, стоило ли Ван-Гогу отдавать свою душу во власть безумия, если их произведения, ради которых принесли они такие тяжкие жертвы, только и годны на то, чтобы доставлять толпе зевак приятные ощущения? Поистине, лучше было бы им разбить свою палитру, переломать свои кисти и поступить в цирк на амплуа клоунов или канатоходцев.

В произведениях великих мастеров прошлого мы всегда находим черты серьезности, строгости и даже святости, которые совершенно несовместимы с мыслью об удовольствии или наслаждении. Мы инстинктивно чувствуем присутствие в них какого-то иного, высшего смысла.

Искусство - не роскошь и существует не для развлечения. Это ясно всякому, кто хоть раз приближался к произведениям великих мастеров, кто хоть однажды перелистал страницы истории искусства. В поисках более глубокого смысла искусства было найдено другое объяснение ему. Искусство, - говорит Л. Толстой, - есть одно из средств общения людей между собой.

Искусство это человеческая деятельность, состоящая в том, что один человек сознательно, известными внешними знаками передает другим испытываемые им чувства, а другие люди заражаются этими чувствами и переживают их.

Через произведения искусства воспринимающий его вступает в известного рода общение с художником и со всеми теми, которые одновременно с ним, прежде или после его восприняли или воспримут то же художественное впечатление.

Отсюда следует, что искусство цель - деятельность чрезвычайно серьезная и важная. Оно нужно, - по выражению Л. Толстого, - «для жизни и для движения к благу отдельного человека». Подобно тому, как путем языка люди передают друг другу свои мысли, так искусством они передают друг другу свои чувства. Благодаря искусству, человеку «делается в области чувства все то, что пережило до него человечество, делаются доступны чувства, испытываемые современниками, чувства, пережитые другими людьми тысячи лет тому назад, и делается возможной передача своих чувств другим людям». Без языка мы были бы подобны зверям, но без искусства «люди едва ли бы не были еще более дикими и, главное, разрозненными и враждебными».
Чутьем великого художника Л. Толстой верно угадал всю пошлость взгляда, по которому искусство существует лишь «для наслаждения» утонченных душ.

Художник изображает не только внешность предметов, он стремиться проникнуть в самую сущность их, раскрыть «душу» вещей, скрытую за внешней оболочкой . Искусство поднимает ту завесу, то «покрывало Майи», которое закрывает от нас таинственную сущность мира: в этом смысле искусства и его цель.
Выходит, таким образом, что искусство заменяет творчество тому, кто сам по себе к нему неспособен.
Через искусство каждый из нас получает возможность пережить радость и муки творчества, которые иначе были бы нам недоступны. Но сказать так - значит ничего еще не объяснить, ибо возникает вопрос: а зачем человечеству нужно переживать эти радости и муки творчества? Быть может, без них наша жизнь была бы гораздо спокойнее и приятнее? К чему нам волнения, доставляемые искусством, когда у нас и без того достаточно различных волнений и тревог? Почему человек считает эти переживания ценными, почему он дорожит ими и стремится к ним?

Толстой прав, утверждая, что без искусства человек пребывал бы в диком, зверином состоянии. Толстой прав, подчеркивая, что искусство - не развлечение, а «условие человеческой жизни».

Действительно, человеческое существование отличается от существования чисто -животного наличностью высших, нематериальных интересов.

Мы говорим себе: не может быть, чтобы жизнь была нам для того только, чтобы прожить ее и умереть; она должна же иметь какой-нибудь иной смысл; должно быть нечто высшее, для чего жизнь служила бы только средством. Что же такое это «высшее», которое для человека дороже жизни, ради которого он готов жертвовать собой? Для одних это - Родина, для других - человечество, для третьих - наука, для четвертых - истина, для пятых - любимая женщина и т.д.

Но бывает и так, что человек не находит оправдания для своего существования в каких-либо высших целях. Он живет лишь для того, чтобы прожить жизнь, посланную ему судьбой, не видя в ней никакого иного смысла, кроме физиологического роста и умирания.

Скука и уныние поселяются обыкновенно в душе такого человека. Он может сказать о себе словами чеховского Иванова: «С тяжелой головой, с ленивой душой, утомленный, надорванный, надломленный, без веры, без любви, без цели, как тень, слоняюсь я среди людей и не знаю: кто я, зачем живу, чего хочу? И мне уже кажется, что любовь - вздор, ласки приторны, что в труде нет смысла, что песни и горячие речи пошлы и стары. И всюду я вношу с собой тоску, холодную скуку, недовольство, отвращение к жизни»… Вот - самочувствие человека, не нашедшего смысла своего существования. Оно не может быть иным, если, конечно, по своим нравственным и умственным качествам данный субъект хоть чем-нибудь отличается от животного. Как только человек дорастает до сознания, что отправление физиологических функций не есть конечный смысл его жизни, он должен найти для нее какую-нибудь иную цель, он обязан ответить на вопрос: «зачем живу?» И если ответа на этот вопрос не находится, то понятно, что тоска, скука и отвращение к жизни неизбежно становятся обычным состоянием такого человека.
Лишь немногим дано такое органическое знание своего назначения, лишь немногие единицы из тысяч подчиняют свою деятельность своему пониманию смысла жизни, от которого их не могут отвратить никакие внешние силы. Одним словом, только для немногочисленных избранников жизнь является, действительно, средством для достижения каких-то высших целей. Мы говорим «высших» потому, что ради них приносятся в жертву все остальные жизненные блага.

Вспомните, например, подвижничество первых христиан: какое это удивительное зрелище нечеловеческой силы, стойкости, духовной мощи, ломающей все преграды, не поддающейся никаким страданиям! Костры, пытки, травля зверьми, - ничто, никакие муки не могли заставить их отказаться от того пути, который указывало им их понимание смысла жизни.

Итак, все человечество можно разделить на две неравные психологические группы. К первой, малочисленной группе относятся люди, жизнь которых озарена светом высшей цели. Они служат ей, как жрецы, со страстной любовью, нежным умилением и непоколебимой убежденностью. Это - пророки, религиозные реформаторы, подвижники, народные вожди, великие художники, скульпторы, писатели и пр.

Вторая группа - огромная, как океан. Это - те, кто не знает своего «призвания» и, действительно, ни к чему не призван. Случай или расчет толкает их на тот или иной путь, на ту или иную практическую деятельность. Изо дня в день, из года в год они трудятся в мастерских и на фабриках, строят, торгуют и пр., и пр. Цель этой деятельности, поглощающей все силы многомиллионной человеческой массы, - добыть необходимые для существования средства, удовлетворить свои потребности в пище, в жилище и в одежде.

Результат такого характера нормальной человеческой деятельности может быть двоякий: она ведет либо к самодовольству, т.е. к животному чувству удовлетворения внешним житейским благополучиям, либо - к тому состоянию недовольства и отвращения к жизни, которое является неизбежным уделом натур чутких и тонко-организованных, натур, в которых «человеческое» властвует над «животным».

В практической деятельности, в ожесточенной борьбе за рубли или доллары, люди этой категории не находят удовлетворения. Они чувствуют потребность в иной деятельности, направленной к целям высшего порядка, озаренной светом высшего смысла. Но в том-то и заключается весь трагизм их положения, что этот высший смысл жизни остается навсегда от них скрытым. Напрасно вопрошают они с тоской и болью: «Зачем живу? Куда стремлюсь?» Вопросы эти остаются без ответа, и судьба Иванова становится их общей судьбой, - недаром этот чеховский герой носит такую универсальную фамилию!

Итак, мы приходим, по-видимому, к выводу глубоко пессимистичному: «Если ты не рожден избранником, если ты не Магомет, и не Рембрандт, и не Моцарт, то тебе предназначены два жребия: либо быть самодовольным, т.е. остаться на ступени животного состояния, либо - страдать от пустоты и бессмыслия жизни, вечно и жадно искать ее смысла и никогда не находить».

Так ли? К счастью - не так. К счастью, у человечества есть выход из этого безнадежного тупика, и этот выход дает ему искусство.

Искусство, заменяет творческую деятельность тому, кто сам по себе к ней не способен. Созерцая произведения искусства, мы сами становимся на время творцами, мы превращаемся в Рембрандтов, Рафаэлей и Врубелей.

Искусство как цель , таким образом, есть вторая жизнь среди обычного существования, фантастическая, призрачная, вспыхивающая лишь на несколько часов, но несомненно выпуклая и яркая. Жизнь эта протекает в высшем, идеальном кругу бытия, и в ней мы находим то удовлетворение, которого не дает нам обычное существование. Мы уходим в искусство от реальной жизни с ее борьбой, грубостью и материализмом, мы поднимаемся над уровнем животного существования и переносимся в тот метафизический мир, в который нет доступа иным путем простому смертному.

Без искусства мы навсегда были бы замкнуты в сфере животного состояния, были бы «как звери», по выражению Толстого, были бы просто особой усовершенствованной породой млекопитающих. Лишь искусство превращает двуногое млекопитающее в Человека.

Вот, цель искусства и назначение художника: поднимать людей над сферой животного состояния, вырывать их из условий материальной, физической жизни и переносить в мир высших, метафизических ценностей.

Цель искусства – дарить счастье людям
Человека всегда окружало искусство. Это и гениальные музыкальные произведения, и величественные творения скульпторов и архитекторов, и манящие художественные полотна, и это не считая литературы, кино и театра. Все это, так или иначе, относится к искусству, которое дарит не только эстетическое наслаждение, но и напрямую воздействует на внутренние ощущения человека.
Каждый, кто соприкасается с настоящим искусством, начинает искать

Лучшее в себе и в других.

Ему хочется совершенствоваться и одухотворяться, тем самым совершая, лишь благородные и хорошие поступки. В такие моменты в организме начинают происходить химические процессы, которые и влекут за собой появившееся чувство счастья. Человек начинает получать удовлетворение от тех изменений, которые происходят с ним посредством искусства, воздействующего на него. Ведь даже наука доказывает, что красивая живопись, приятная мелодия, совершенная скульптура положительно влияют на психику людей. О чем также свидетельствуют многие факты истории, когда именно искусство формировало в человеке настоящую систему духовных и нравственных ценностей.

А это не могло не влиять и на течение его жизни, которое становилось более легким и радостным. Человек учился видеть счастье сначала в искусстве, а потом и во всем другом. Не связывая появление этого чувства с какими-то материальными благами.
Последним аргументом, доказывающим то, что целью искусства является счастье обретаемое людьми, является миссия самих творцов. Они создают свои произведения искусства не для себя, а для всех остальных. И единственное, что они хотят вложить в созданное творение – это радость и счастье, которые их работа принесет людям. И они отлично справляются с такой задачей. Ведь когда человек смотрит на что-то очень красивое, или до его слуха доносится что-то приятное, в организме начинает подниматься уровень эндорфинов, что и делает людей счастливее.


Автор данного высказывания полагает, что искусство создано для получения удовольствия. Его основная задача в возникновении положительных эмоций, чувств удовлетворенности у людей.Он поднимает проблему гедонистической функции искусства, как самой главной в жизни человека

К2 Теоретический аргумент№1

Мне трудно согласиться с точкой зрения С. Моэм.

Ведь что такое искусство?

И для чего оно появилось?

Из курса обществознания я знаю, что искусство - это практическая деятельность человека, направленная на освоение и создание эстетических ценностей. В обществе существуют разные взгляды на искусство. Одни утверждают, что искусство - лишь подражание природе, другие же уверены, что оно служит творческому самовыражению личности. Появление искусства напрямую связано с выполнением в обществе множества разнообразных функций. Функциями искусства являются: общественно-преобразующая, воспитательная, эстетическая и др.

Среди них есть гедонистическая функция. Она отвечает за доставление удовольствия.

Мини-итог

Другими словами, искусство приносит наслаждение людям, но оно является лишь одной из функций искусства.

К3 Факт№1

К примеру, в знаменитом эссе "О норме вкуса" Д.Юма стремится доказать, что важнейшим моментом является его "приятность" или то удовольствие, которое мы получаем от него. Но это удовольствие относится к нашим чувствам, а не к сущности самого искусства, т.к. получение наслаждения будет зависеть от вкусов зрителя.

Таким образом, я могу сделать вывод, что мнение автора субъективно. Ведь для одних искусство - способ утешения, для других воспитательная деятельность, а для некоторых наслаждение.

Обновлено: 2018-02-19

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

.

Которые «дублировали» художественны­ми средствами то, что по-своему делают другие сферы человеческой дея­тельности (наука, философия, футурология, педагогика, СМК, гипноз). Сейчас речь пойдет о совершенно специфических, присущих только ис­кусству функциях - эстетической и гедонистической.

Еще в древности было осознано значение эстетической функции ис­кусства. Индийский поэт Калидаса (приблизительно V в.) выделял четы­ре цели искусства: вызывать восхищение богов; создавать образы окружа­ющего мира и человека; доставлять высокое удовольствие с помощью эс­тетических чувств (рас): комизма, любви, сострадания, страха, ужаса; служить источником наслаждения, радости, счастья и красоты. Индий­ский ученый В. Бахадур считает: цель искусства - вдохновлять, очищать

и облагораживать человека, для этого оно должно быть прекрасным (Bahadur . 1956. Р. 17).

Эстетическая функция - ничем не заменимая специфическая способ­ность искусства:

1) формировать художественные вкусы, способности и потребно­сти человека. Перед художественно цивилизованным сознанием мир предстает как эстетически значимый в каждом своем проявлении. Сама природа выступает в глазах поэта как эстетическая ценность, вселенная обретает поэтичность, становится театральной сценой, галереей, художе­ственным творением non finita (незаконченным). Искусство дарит людям это ощущение эстетической значимости мира;

2) ценностно ориентировать человека в мире (строить ценностное сознание, учить видеть жизнь сквозь призму образности). Без ценност­ных ориентаций человеку еще хуже, чем без зрения - ему не удается ни понять, как относиться к чему-либо, ни определить приоритеты деятель­ности, ни выстроить иерархию явлений окружающего мира;

3) пробуждать творческий дух личности, желание и умение творить по законам красоты. Искусство пробуждает в человеке художника. Речь идет вовсе не о пробуждении пристрастия к художественной самодея­тельности, а о деятельности человека, сообразованной с внутренней ме­рой каждого предмета, то есть об освоении мира по законам красоты. Из­готовляя даже чисто утилитарные предметы (стол, люстру, автомобиль), человек заботится и о пользе, и об удобстве, и о красоте. По законам кра­соты создается все, что производит человек. И ему необходимо чувство прекрасного.

Эйнштейн отмечал значение искусства для духовной жизни, да и для самого процесса научного творчества. «Мне лично ощущение высшего счастья дают произведения искусст­ва В них я черпаю такое духовное блаженство, как ни в какой другой области... Если вы спросите, кто вызывает сейчас во мне наибольший интерес, то я отвечу: Достоевский!.. До­стоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс!» (См.: Мошковский. 1922 С. 162).

Пробуждать в человеке художника, желающего и умеющего творить по законам красоты, - эта цель искусства будет возрастать с развитием общества.

Искусство – внушение определенного строя мыслей и чувств, почти гипнотическое воздействие на подсознание и на всю человеческую психику. Часто произведение буквально завораживает. Суггестия (внушающее воздействие) была присуща уже первобытному искусству. Австралийские племена в ночь перед битвой вызывали в себе прилив мужества песнями и танцами. Древнегреческое предание повествует: спартанцы, обессиленные долгой войной, обратились за помощью к афинянам, те в насмешку послали вместо подкрепления хромого и хилого музыканта Тиртея. Однако оказалось, что это и была самая действенная помощь: Тиртей своими песнями поднял боевой дух спартанцев, и они победили врагов.

Осмысляя опыт художественной культуры своей страны, индийский исследователь К.К. Панди утверждает, что в искусстве всегда доминирует внушение. Главное воздействие фольклорных заговоров, заклинаний, плачей – внушение.

Готическая храмовая архитектура внушает зрителю священный трепет перед божественным величием.

Внушающая роль искусства отчетливо проявляется в маршах, призванных вселять бодрость в шагающие колонны бойцов. В «час мужества» (Ахматова) в жизни народа внушающая функция искусства обретает особенно важную роль. Так было в период Великой Отечественной войны. Один из первых зарубежных исполнителей Седьмой симфонии Шостаковича, Кусевицкий, заметил: «Со времен Бетховена еще не было композитора, который мог бы с такой силой внушения разговаривать с массами». Установка на внушающее воздействие присуща и лирике этого периода. Таково, например, популярное стихотворение Симонова «Жди меня»:

Жди меня, и я вернусь,

Только очень жди.

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Жди, когда из дальних мест

Писем не придет,

Жди, когда уж надоест

Всем, кто вместе ждет.

В двенадцати строках восемь раз повторяется как заклинание слово «жди». Все смысловое значение этого повтора, вся его внушающая магия формулируются в финале стихотворения:

Не понять не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

(Симонов. 1979. С. 158).

Здесь выражена поэтическая мысль, важная для миллионов разлученных войной людей. Солдаты посылали эти стихи домой или носили их у сердца в кармане гимнастерки. Когда эту же мысль Симонов выразил в киносценарии, то получилось посредственное произведение: в нем звучала та же актуальная тема, но была утрачена магия внушения.

Помню, как Эренбург в беседе со студентами Литературного института в 1945 г. высказал мнение, что сущность поэзии – в заклинании. Это, конечно, сужение возможностей поэзии. Однако это характерное заблуждение, продиктованное точным ощущением тенденции развития военной поэзии, которая стремилась к немедленному действенному вмешательству в духовную жизнь и потому опиралась на выработанные вековым художественным опытом народа фольклорные формы, такие как наказы, обеты, видения, сны, разговоры с мертвыми, обращения к рекам, городам. Лексика заклинаний, обетов, благословений, анахронизмы обрядовых оборотов речи звучат в военных стихах Тычины, Долматовского, Исаковского, Суркова. Таким образом в поэтическом стиле проявлялся народный, отечественный характера войны против захватчиков.

Внушение – функция искусства, близкая к воспитательной, но не совпадающая с ней: воспитание – длительный процесс, внушение – одномоментный. Суггестивная функция в напряженные периоды истории играет большую, иногда даже ведущую роль в общей системе функций искусства.

10. Специфическая функция – эстетическая

(искусство как формирование творческого духа и ценностных ориентаций)

До сих пор речь шла о функциях искусства, которые «дублировали» художественными средствами то, что по-своему делают другие сферы человеческой деятельности (наука, философия, футурология, педагогика, СМК, гипноз). Сейчас речь пойдет о совершенно специфических, присущих только искусству функциях – эстетической и гедонистической.

Еще в древности было осознано значение эстетической функции искусства. Индийский поэт Калидаса (приблизительно V в.) выделял четыре цели искусства: вызывать восхищение богов; создавать образы окружающего мира и человека; доставлять высокое удовольствие с помощью эстетических чувств (рас): комизма, любви, сострадания, страха, ужаса; служить источником наслаждения, радости, счастья и красоты. Индийский ученый В. Бахадур считает: цель искусства – вдохновлять, очищать и облагораживать человека, для этого оно должно быть прекрасным (Bahadur. 1956. Р. 17).

Эстетическая функция – ничем не заменимая специфическая способность искусства:

1) формировать художественные вкусы, способности и потребности человека . Перед художественно цивилизованным сознанием мир предстает как эстетически значимый в каждом своем проявлении. Сама природа выступает в глазах поэта как эстетическая ценность, вселенная обретает поэтичность, становится театральной сценой, галереей, художественным творением non finita (незаконченным). Искусство дарит людям это ощущение эстетической значимости мира;

2) ценностно ориентировать человека в мире (строить ценностное сознание, учить видеть жизнь сквозь призму образности) . Без ценностных ориентаций человеку еще хуже, чем без зрения – ему не удается ни понять, как относиться к чему-либо, ни определить приоритеты деятельности, ни выстроить иерархию явлений окружающего мира;

3) пробуждать творческий дух личности, желание и умение творить по законам красоты. Искусство пробуждает в человеке художника. Речь идет вовсе не о пробуждении пристрастия к художественной самодеятельности, а о деятельности человека, сообразованной с внутренней мерой каждого предмета, то есть об освоении мира по законам красоты. Изготовляя даже чисто утилитарные предметы (стол, люстру, автомобиль), человек заботится и о пользе, и об удобстве, и о красоте. По законам красоты создается все, что производит человек. И ему необходимо чувство прекрасного.

Эйнштейн отмечал значение искусства для духовной жизни, да и для самого процесса научного творчества. «Мне лично ощущение высшего счастья дают произведения искусства. В них я черпаю такое духовное блаженство, как ни в какой другой области… Если вы спросите, кто вызывает сейчас во мне наибольший интерес, то я отвечу: Достоевский!.. Достоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс!» (см.: Мошковский. 1922. С. 162).

Пробуждать в человеке художника, желающего и умеющего творить по законам красоты, – эта цель искусства будет возрастать с развитием общества.

Эстетическая функция искусства (первая сущностная функция) обеспечивает социализацию личности, формирует ее творческую активность; пронизывает все другие функции искусства.

11. Специфическая функция – гедонистическая

(искусство как наслаждение)

Искусство доставляет людям наслаждение и создает глаз, способный наслаждаться красотой красок и форм, ухо, улавливающее гармонию звуков. Гедонистическая функция (вторая сущностная функция) как и эстетическая пронизывает все другие функции искусства. Еще древние греки отмечали особый, духовный характер эстетического наслаждения и отличали его от плотских удовольствий.

Предпосылки гедонистической функции искусства (источники наслаждения художественным произведением): 1) художник свободно (= мастерски) владеет жизненным материалом и средствами его художественного освоения; искусство – сфера свободы, мастерского владения эстетическим богатством мира; свобода (= мастерство) вызывает восхищение и доставляет наслаждение; 2) художник соотносит все осваиваемые явления с человечеством, раскрывая их эстетическую ценность; 3) в произведении гармоническое единство совершенной художественной формы и содержания, художественное творчество доставляет людям радость постижения художественной правды и красоты; 4) художественная реальность упорядочена и построена по законам красоты; 5) реципиент испытывает приобщенность к порывам вдохновения, к творчеству поэта (радость сотворчества); 6) в художественном творчестве есть игровой аспект (искусство моделирует деятельность человека в игровой форме); игра же свободных сил – еще одно проявление свободы в искусстве, доставляющее необычайную радость. «Настроение игры есть отрешенность и воодушевление – священное или просто праздничное, смотря по тому, является ли игра просвещением или забавой. Само действие сопровождается чувствами подъема и напряжения и несет с собой радость и разрядку. Сфере игры принадлежат все способы поэтического формообразования: метрическое и ритмическое подразделение произносимой или поющейся речи, точное использование рифмы и ассонанса, маскировка смысла, искусное построение фразы. И тот, кто вслед за Полем Валери называет поэзию игрой, игрой, в которой играют словами и речью, не прибегает к метафоре, а схватывает глубочайший смысл самого слова „поэзия“» (Хейзинга. 1991. С. 80).

Гедонистическая функция искусства опирается на идею самоценного значения личности. Искусство доставляет человеку бескорыстную радость эстетического наслаждения. Именно самоценная личность в конечном счете и является наиболее социально действенной. Другими словами, самоценность личности – существенная сторона ее глубокой социализации, фактор ее творческой активности.