Михаил Зощенко родился 9 августа 1894 года в Петербурге.

Летним июльским днем в Петербурге, на Петербургской стороне, в доме № 4 по Большой Разночинной улице, в семье художника-передвижника Михаила Ивановича Зощенко и актрисы Елены Иосифовны Суриной, успевавшей за домашними заботами писать и печатать рассказы из жизни бедных людей в журнале "Копейка", родился мальчик. В метрическую книгу церкви Святой мученицы царицы Александры его вписали как Михаила Михайловича Зощенко. Всего в семье Зощенко было восемь детей.

В 1903 году родители отдали мальчика в Санкт-петербургскую восьмую гимназию. Вот как Зощенко отзывался об этих годах в "Автобиографии": "Учился весьма плохо. И особенно плохо по русскому - на экзамене на аттестат зрелости я получил единицу по русскому сочинению… Эта неуспеваемость … мне и сейчас тем более странна, что я тогда уже хотел быть писателем и писал для себя рассказы и стихи. Скорей от бешенства, чем от отчаяния, я пытался покончить со своей жизнью".

В 1913 году, после окончания гимназии, будущий писатель поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского Императорского университета, откуда через год был отчислен из-за неуплаты за обучение. Юноше пришлось идти работать. Первая его должность - контролер на Кавказской железной дороге. Но вскоре Первая мировая война прервала привычное течение жизни, и Зощенко решил идти на военную службу.

Он сначала был зачислен юнкером рядового состава в Павловское военное училище на правах вольноопределяющегося 1-го разряда, а затем он, окончив ускоренные четырехмесячные курсы военного времени, ушел на фронт. Сам он объяснил это так: "У меня не было, сколько я помню, патриотического настроения - я попросту не мог сидеть на одном месте". Тем не менее, на службе он весьма отличился: участвовал во многих боях, был ранен, отравлен газами. Начав воевать в звании прапорщика, Михаил Зощенко был отчислен в резерв (из-за последствий отравления газами) и награжден за боевые заслуги четырьмя орденами.

Некоторое время судьба писателя была связана с Архангельском, куда он приехал в начале октября 1917 года. После Февральской революции Зощенко был назначен начальником почт и телеграфа и комендантом Главного почтамта. Затем в ходе командировки в Архангельск последовало назначение адъютантом дружины, выборы в секретари полкового суда. Он совмещал государственную службу с литературными опытами: писательство в то время еще не стало основным его занятием. Под влиянием модных в столичной молодежной среде литераторов - Арцыбашева, Вербицкой, Ал. Каменского - он написал рассказы "Актриса", "Мещаночка"и "Сосед".

Но мирная жизнь и литературные упражнения вновь прервались - на этот раз революцией и Гражданской войной. Он вновь отправился на фронт, в конце января 1919 года записавшись добровольцем в Красную Армию. Зощенко служил в 1-м Образцовом полку деревенской бедноты полковым адъютантом. Он участвовал в боях под Нарвой и Ямбургом против отрядов Булак-Балаховича. Однако после сердечного приступа ему пришлось демобилизоваться и вернуться в Петроград.

В Государственном архиве Архангельской области частично сохранились документы о Михаиле Зощенко. Из них можно узнать, что он в чине штабс-капитана был зачислен в списки 14-й пешей дружины. Военнослужащие несли караульную службу в городе, охраняли склады, разгружали оружие, продовольствие на Бакарице и Экономии.

Журналист Л.Гендлин слышал от Зощенко историю его жизни в краю вечной мерзлоты. Бесхитростные поморы ему нравились. В Мезени Зощенко встретил Ладу Крестьянникову, муж которой пропал без вести в море. Лада не верила в его гибель и ждала. Зощенко попросил Ладу разделить с ним одиночество. Но Лада сказала: "А что будет потом? Пройдет восторг первых ночей, наступит обыденность, вас потянет в Петроград или Москву". Но Зощенко не мог отвести глаз от этой женщины - ему нравилась ее походка, певучая образная речь, и то, как она убирала, стирала, готовила. Она не жаловалась на судьбу, не роптала, все делала легко и с удовольствием. Когда засыпали дети, она брала в руки старую гитару и пела старинные песни и романсы. Михаил Михайлович не мог понять, откуда она брала силы. Отец Лады был священником в Пскове, которого с женой расстреляли в Кронштадте большевики. А Лада с тремя сыновьями была сослана в Архангельск.

Во внешности Михаила Зощенко и манере себя держать было что-то такое, что сводило с ума многих женщин. Он не был похож на роковых кинокрасавцев, но его лицо, по словам знакомых, казалось освещенным экзотическим закатом - писатель уверял, что ведет свое происхождение от итальянского зодчего, работавшего в России и на Украине. По словам Даниила Гранина, узкое смугловатое лицо писателя привлекало какой-то старомодной мужской красотой. Маленький рот с белыми ровными зубами редко складывался в мягкую улыбку. У него были темно-карие задумчивые глаза и маленькие руки. Волосы были расчёсаны на безукоризненный пробор. В его облике соединялись деликатность и твёрдость, скорбность и замкнутость. Передвигался он неторопливо и осторожно, точно боясь расплескать себя. Его чинность и холодок можно было принять за высокомерие, и даже вызов.

Возвратившись в Петроград, Зощенко познакомился со своей будущей женой, Верой Владимировной Кербиц-Кербицкой.

Вера Владимировна Зощенко вспоминала: "Помню конец 18-го года... Михаил приехал с фронта гражданской войны... Пришел ко мне... Он очень любил меня тогда... Пришел первый раз в валенках, в коротенькой куртке, перешитой собственноручно из офицерской шинели... Топилась печка, он стоял, прислонившись к ней, и я спросила: - Что для Вас самое главное в жизни? - Я, конечно, рассчитывала, что он ответит: - Конечно, Вы! Но он сказал, - Конечно, моя литература! Это было в декабре 1918 года. И так было всю жизнь".

С 1918-го по 1921-й годы Михаил Зощенко сменил много занятий, о чем писал позднее: "Я переменил десять или двенадцать профессий, прежде чем добраться до своей теперешней профессии. Я был агентом уголовного розыска… инструктором по кролиководству и куроводству… милиционером… Изучил два ремесла - сапожное и столярное… последняя моя профессия до писательства - конторское занятие".

В это же время начинающий писатель посещал литературную студию при издательстве "Всемирная литература", где вел семинары Корней Чуковский. Там же произошло его знакомство с Гумилевым, Замятиным, Шкловским, Лунцем, Слонимским, Познером, Полонской и Груздевым. В студии Михаил начал отшлифовывать свой индивидуальный стиль, благодаря которому его произведения приобрели огромную популярность. В январе 1920 года писатель пережил смерть матери. В том же году, в июле, он женился на В.В.Кербиц-Кербицкой и переехал к ней.

В 1921 году появилась литературная группа "Серапионовы братья", в которую вступил и Зощенко. Вместе со Слонимским он входил в так называемую "центральную" фракцию, придерживавшуюся убеждения, что "теперешняя проза не годится" и что надо учиться у старой забытой русской традиции - Пушкина, Гоголя и Лермонтова.

В мае 1922 года в семье Зощенко родился сын Валерий, а в августе того же года в издательстве "Алконост" вышел первый альманах "Серапионовых братьев", где был опубликован рассказ Михаила Зощенко. Первым самостоятельным изданием молодого писателя стала книга "Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова", вышедшая тиражом 2000 экземпляров в издательстве "Эрато".

В дружеских отношениях с "серапионами" был Максим Горький, он следил за творчеством каждого из них. Вот его отзыв о Михаиле: "Превосходно записал Зощенко. Его последние вещи - лучшее, что было у "серапионов". Тонкий писатель. Чудесный юморист". Горький начинал покровительствовать талантливому литератору и всячески содействовал ему в выпуске его произведений. При посредничестве пролетарского писателя в 1923 году в бельгийском журнале "Le disque vert" вышел рассказ Зощенко "Виктория Казимировна" на французском языке. Об этом, казалось, незначительном событии можно было бы не упоминать, но рассказ этот стал первым переводом советской прозы, опубликованным в Западной Европе.

Вообще, это десятилетие в творчестве Зощенко характеризуется необычайной творческой активностью. В период с 1929-го по 1932-й годы вышло собрание его сочинений в шести томах. Всего же с 1922-го по 1946-й годы насчитывается 91 издание и переиздание его книг.

В 1927 году большая группа писателей, объединенных издательством "Круг", создала коллективную декларацию, в которой освещала свою литературно-эстетическую позицию. В числе подписавших ее оказался и Зощенко. В это время он печатался в периодической печати (в основном в сатирических журналах "Бегемот", "Смехач", "Бузотер", "Чудак", "Ревизор", "Мухомор" и др.). Но не все было в его жизни гладко. В июне 1927 года был конфискован номер журнала "Бегемот" из-за "политически вредного" рассказа Михаила Зощенко "Неприятная история". Происходила постепенная ликвидация такого рода изданий, а в 1930 году в Ленинграде был закрыт и последний сатирический журнал "Ревизор".

Но Михаил Зощенко не отчаивался. Он продолжал работать. В том же году его с бригадой писателей командировали на Балтийский судостроительный завод. Там он писал для стенной и цеховой газет, а также печатался в заводской многотиражке "Балтиец". С 1932 года писатель начал сотрудничать с журналом "Крокодил", собирал материал для повести "Возвращенная молодость", изучал литературу по физиологии, психоанализу, медицине.

Первым ужасным потрясением в жизни Зощенко было отравление газами во время войны. Вторым не менее тяжелым потрясением стала встреча на дальнем лагерном пункте с Ладой - грязной, в дырявой телогрейке. Он, спросил про ее сыновей. Она ответила, что об их судьбе ничего не знает. Вернувшись домой, Зощенко послал ей посылку с теплыми вещами и продуктами. Он хотел написать повесть о женщине-лагернице, сделав прообразом Ладу, но из этого замысла ничего не получилось.

К этому времени его произведения были хорошо известны на Западе. Но у этой известности была и обратная сторона: в 1933 году в Германии его книги подверглись публичному аутодафе в соответствии с гитлеровским "черным списком". В СССР тогда вышла в свет и была поставлена на сцене Театра малых форм его комедия "Культурное наследие". В 1934 году начала публиковаться одна из самых известных книг Зощенко - "Голубая книга", - идея которой была подсказана Горьким: "пестрым бисером… изобразить-вышить что-то вроде юмористической истории культуры". В ней автор с юмором обыгрывает известные литературные сюжеты ("Бедная Лиза", "Страдания молодого Вертера", "Коварство и любовь" и др.)

Помимо пьес, рассказов и повестей, Зощенко продолжал писать фельетоны, исторические повести ("Черный принц", "Возмездие", "Керенский", "Тарас Шевченко" и др.), рассказы для детей ("Елка", "Бабушкин подарок", "Умные животные" и др.). С 17 августа по 1 сентября 1934 года проходил Первый Всесоюзный съезд советских писателей, членом правления которого был избран Михаил Зощенко.

На первый взгляд творческая судьба писателя складывалась благополучно, однако на протяжении всего литературного пути он подвергался строгой и зачастую нелицеприятной критике. Время от времени он прибегал к услугам психотерапевтов. Даже после 1939 года, когда он был удостоен ордена Трудового Красного Знамени, его произведения постоянно становились объектом нападок официозной критики.

В начале Великой Отечественной Михаил Зощенко написал заявление с просьбой о зачислении в Красную Армию, но получил отказ как негодный к военной службе и занялся антифашистской деятельностью вне поля боя: он писал антивоенные фельетоны для газет и Радиокомитета. В октябре 1941 года писатель был эвакуирован в Алма-Ату, а в ноябре был зачислен сотрудником сценарного отдела студии "Мосфильм". В 1943 года его вызвали в Москву, где предложили должность ответственного редактора "Крокодила", от которой он отказывался. Однако его ввели в состав редколлегии журнала. Все выглядело внешне благополучно. Но тучи над головой Зощенко продолжали сгущаться. В начале декабря ЦК ВКП(б) принял подряд два постановления - "О повышении ответственности секретарей литературно-художественных журналов" и "О контроле над литературно-художественными журналами", где повесть "Перед восходом солнца" была объявлена "политически вредным и антихудожественным произведением". На расширенном заседании ССП А.Фадеев, Л.Кирпотин, С.Маршак, Л.Соболев, В.Шкловский и другие выступили против Зощенко. Его поддерживали Д.Шостакович, М.Слонимский, А.Мариенгоф, А.Райкин, А.Вертинский, Б.Бабочкин, В.Горбатов, А.Крученых. В конце концов, писателя вывели из редколлегии журнала, лишили продуктового пайка, выселили из гостиницы "Москва". Гонения продолжались. На расширенном пленуме ССП Н.С.Тихонов также нападал на повесть "Перед восходом солнца", после чего при личной беседе с Михаилом Михайловичем оправдывался тем, что ему "приказали" это сделать. Теперь Зощенко почти не печатали, однако все же наградили медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.", а в 1946 году ввели в состав редколлегии журнала "Звезда". Апофеозом всех перипетий стало постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года "О журналах "Звезда" и "Ленинград", после чего писателя исключили из Союза писателей и лишили продуктовой "рабочей" карточки. Повод для нападок на этот раз был и вовсе ничтожен - детский рассказ "Приключения обезьяны".

Писатель Даниил Гранин присутствовал на заседании Президиума Союза советских писателей по вопросу партийного постановления о журналах "Звезда" и "Ленинград". Он запомнил, как стойко держался Михаил Зощенко. Много лет спустя он попытался найти стенограмму выступления Зощенко в архивах, но ее нигде не было. Числилась, но не было. Она была изъята. Когда, кем — неизвестно. Очевидно, кому-то документ показался настолько возмутительным или опасным, что его и в архивах не следовало держать. Копии нигде обнаружить тоже не удалось. Гранин рассказал об этом знакомой стенографистке. Та пожала плечами: вряд кто-то из стенографисток сделал себе копию, не положено, особенно в те годы это строго соблюдалось. Через месяца два она позвонила Гранину, попросила приехать. Когда он приехал, ничего не объясняя, она протянула ему пачку машинописных листов. Это была та самая стенограмма выступления Михаила Михайловича. Откуда? Каким образом? От стенографистки, которая работала на том заседании. Удалось её разыскать. Стенографистки хорошо знают друг друга. К стенограмме была приложена записка: "Извините, что запись эта местами приблизительна, я тогда сильно волновалась, и слёзы мешали". Подписи не было.

Эта незнакомая с Зощенко лично, но читавшая его произведения женщина проявила подлинный героизм: сидя на сцене сбоку, за маленьким столиком, она не могла поднять глаз на Зощенко и вникнуть в происходящее. И, однако, лучше многих поняла, что Зощенко не мимолётное явление, что речь его не должна пропасть, сняла себе копию, сохраняла её все годы.

Вслед за этим постановлением все издательства, журналы и театры расторгли заключенные ранее договоры и потребовали вернуть назад выданные авансы. Семья писателя была вынуждена существовать на деньги, вырученные от продажи вещей, а сам он пытался зарабатывать в сапожной артели. В конце концов, продовольственную карточку ему вернули, и ему даже удалось опубликовать некоторые рассказы и фельетоны. Но на жизнь ему приходилось зарабатывать работой переводчика. В переводе Зощенко на русском языке были опубликованы произведения "За спичками" и "Воскресший из мертвых" М.Лассила, "От Карелии до Карпат" А.Тимонена, "Повесть о колхозном плотнике Саго" М.Цагараева. Фамилия переводчика при этом отсутствовала. Евгений Шварц писал о Зощенко: "В своих текстах он отражал (закреплял) свой способ жизненного поведения, общения с безумием, которое начинало твориться вокруг".

Зощенко был наделен абсолютным слухом и блестящей памятью. За годы, проведенные в гуще людей, он сумел проникнуть в тайну их разговорной конструкции, сумел перенять интонацию их речи, их выражения, обороты, словечки - он до тонкости изучил этот язык и уже с первых шагов в литературе стал пользоваться им легко и непринужденно, будто этот язык - его собственный, кровный, впитанный с молоком матери. По слогам читая зощенковские рассказы, начинающий читатель думал, что автор - свой, живущий такой же, как и он сам, простой жизнью, незамысловатый человек, каких "в каждом трамвае по десять штук едут".

Об этом ему говорило буквально все в сочинениях писателя. И место, где "разворачивалась история" очередного рассказа; жакт, кухня, баня, тот же трамвай - все такое знакомое, своё, житейски привычное. И сама "история": драка в коммунальной квартире из-за дефицитного ежика, ерунда с бумажными номерками в бане за гривенник, случай на транспорте, когда у пассажира чемодан "сперли", - автор как будто так и торчит за спиной человека; все-то он видит, все-то он знает, но не гордится - вот, мол, я знаю, а ты нет, - не возносится над окружающими. И главное - "грамотно" пишет, не умничает, все чисто русские, "натуральные, понятные слова".

Это последнее окончательно успокаивало читателя. В чем другом, а вот тут - взаправду умеет человек по-простому разговаривать или только подлаживается - он всегда разберется. И он разобрался: Зощенко положительно свой, подвоха здесь нет. Веками сложившееся недоверие "бедного" человека к стоящим выше на общественной лестнице получило здесь одну из самых ощутимых своих пробоин. Этот человек поверил писателю. И это было великим литературным достижением Зощенко.

Не сумей он заговорить на языке масс, читатели не знали бы сегодня такого писателя.

Вера Зощенко рассказала, почему читает не все книги знаменитого предка, об интересе китайских издателей к его рассказам и о том, как Гитлер, захватывая Ленинград, намеревался арестовать писателя.

– Вера, вы единственный потомок Михаила Зощенко по прямой линии на сегодня. В этом году исполнилось 55 лет, как его нет, а в следующем году будет 120 лет со дня его рождения. Несмотря на то, что многие считают Зощенко самым непризнанным классиком, принято ли у вас отмечать круглые и памятные даты?

– Моя мама – жена внука Зощенко. У нас идет мужская линия. У Михаила Михайловича был сын Валера – это мой дедушка. У него – мой папа, и тут не подфартило – родилась я (смеется). Традиция отмечать появилась лет пятнадцать назад. В библиотеке им. Зощенко в Сестрорецке, где прошли его последние годы и где он похоронен, каждый год в его день рождения туда ездим, устраиваем так называемые Зощенковские чтения. И актеры известные к этому подключаются. Два года назад приезжал Александр Филиппенко, а в этом году был его тезка Панкратов-Черный. Я не ожидала, думала он приедет, прочитает несколько произведений и все, а он рассказал о своей жизни, которая где-то пересекалась с жизнью Михаила Михайловича. Дело в том, что толком никто не знает, когда Зощенко родился, поэтому его юбилей в следующем году можно будет праздновать три дня подряд.

– Как глубоко вы погружались в его жизнь и биографию?

– Мне не в один момент сообщили, что это мой родственник. Я с этим росла, поэтому воспринимала это как норму. Какой-то период тебе кажется, что так у всех. В школе понимала, что чем-то отличалась, когда учителя начинали задавать вопросы. В подростковом возрасте это мешало: когда к тебе столько внимания, то возникает соответственно и больше негатива со стороны одноклассников, которые считали, что я просто выпендриваюсь.

А погружения… Есть произведения, которые я прочитала 1,5 раза и больше не могу. Например, после повести «Перед восходом солнца» было ощущение, что мою душу вынули и провернули через мясорубку, а потом собрали в кучку и сложили обратно. Моя мама иногда шутит, мол, это потому, что вы родились в один день: я по-новому стилю, а он – по-старому. Есть любимые – «Голубая книга», «История одной болезни», которые затерты до дыр. Вопреки расхожему мнению, что, если я потомок, то должна знать, что он делал каждый день, и понимать, чем отличаются между собой тысячи его рассказов, у меня такого нет.

– Среди современников бытует мнение, что Зощенко был непонятым многими советский писатель. Как вы считаете, можно ли в наши дни возродить его в глазах современного поколения?

– Он сам рассказывал, что, когда читал «Возвращенную молодость», ему кричали: «Чего ерунду читаешь, «Аристократку» давай». Зощенко был многопластовым писателем, но его больше воспринимали как смехача и сатирика, поэтому так называемый второй слой его таланта никто не замечал. Вышло много книг, где что только о нем не писали. В одной читала, что Зощенко – это хорошо замаскировавшийся Гоголь, в другой – что он продолжатель традиций Чехова. У меня нет такого надрывного: ой, недооценили, не поняли. Я рада, что, не смотря на смерть книгопечатного жанра в последние годы, его неплохо издают. Хорошо идут детские рассказы, бывает, сидишь на дне рождении, подаришь книжку, а дети бегут со словами: «Ой, сейчас вам прочитаю такое». Друзья потом звонят: «Ты нам книгу подарила, не могу неделю читать ребенку одни и те же рассказы, наизусть их выучила, а он ничего другого слушать не хочет». Но Зощенко специально писал таким языком и считал, что с народом нужно разговаривать на понятном ему языке.

– У него ведь много неизданных рассказов. Полное собрание сочинений выходило в 2008 году.

– С этим есть некоторые сложности. В определенный период, после 1946 года, он стал редактировать свои рассказы, добавлять в них больше философии, менять названия. Поэтому версий одного рассказа может существовать великое множество. По подсчетам литературоведов, существует около одной тысячи вариантов малой формы рассказов. Если взять еще пьесы, то набралось бы 10-11 томов. Но таких произведений, которые никогда никто не читал, не так много.

– Да, они есть. Но сейчас тиражи не те и цены на книжки небольшие. Но, тем не менее, это стало цивилизованно. И издания разные: от букинистических, хрестоматий и заканчивая дорогими кожаными переплетами. Иностранцы, когда приезжают, приятно меня удивляют, когда просят право на издания таких редких рассказов, что даже я не помню их название. Это вселяет оптимизм. Если Канада, Америка и Англия понятно – там много наших, то Китай и Япония были для меня подарком. Они полгода переводили десять его рассказов, потому что это совершенно не их менталитет.

– Зощенко до конца дней не давали писать, исключили из Союза писателей и даже при жизни не реабилитировали. По вашей версии, кто ставил ему палки в колеса?

– Самое очевидное – это советский партийный деятель Андрей Жданов, который написал указ в журнал «Красная звезда», разбирая произведения Зощенко и Ахматовой. Но, как мне кажется, это было уже следствие, а не причина.

На самом деле многогранность его рассказов такова, что их можно трактовать по-разному. Даже Гитлер, читая в переводах его произведения, не понимал их. Существует одна из версий, что когда немецкий вождь начинал свою компанию, план «Барбаросса», то когда шел план захвата Петербурга, был некий список из десяти человек, кого первыми нужно брать в плен. Михаил Михайлович шел в этом списке чуть ли не первым номером. Когда началась эта заваруха, его выслали на 48 часов из города и разрешили взять с собой 24 кг вещей, он прихватил только тетради со своими записями.

А кто мешал писать? Не было такого, чтобы кто-то пришел и прямо сказал: «Не пиши». А если с 1946 года ничего такого не сделал в художественном плане, так в первую очередь потому, что действительно был не согласен с указом, когда его обозвали пошляком и исключили из Союза писателей. Когда шла революция, он правда в нее поверил. Думал, как декабристы, что вот сейчас все изменится, а потом ты поворачиваешься лицом к железной махине и понимаешь, что это все то же самое, только в профиль. Не стоит забывать, что на том же Союзе писателей один из его лучших друзей, поэт Константин Симонов, был одним из первых, кто его предал и открыто высказывался, что Зощенко нужно исключить. На тех заседаниях Михаил Михайлович лишился сразу многих друзей. И когда ты понимаешь, что если кто-то из толпы, даже твоих бывших поклонников и друзей, рискнет поздороваться, ты сам этого не захочешь.

– Мать писателя Сергея Довлатова вспоминала, что когда она увидела Зощенко на улице, он перешел на другую сторону, чтобы с ним случайно не поздоровались.

– Да. Но отчасти, потому, что он не хотел людей ставить в неловкое положение и чтобы не разочаровываться, не видеть этих опущенных глаз, лучше ведь самому сыграть на опережение. В те годы ему приходили письма (тогда было принято обмениваться в конвертах фотографиями: человек присылал ему свою, а он ему на память свою), в которых друзья писали ему: «Миша, возвращаю тебе твою фотографию, пойми меня и верни мне мою». Кстати, так сделал и Корней Чуковский. А сейчас я на каждом празднике слышу, как многие дружили с Зощенко. На самом деле с ним осталось в те годы не так много народа: Анна Ахматова, Аркадий Райкин, который помогал ему финансово, и еще несколько людей.

– А как именно Райкин помогал? Юрий Олеша тогда смеялся, с гордостью рассказывая друзьям, как Зощенко штопал ему штаны.

– К сожалению, было и такое. Его ведь тогда не печатали и, чтобы как-то прокормиться, он занимался переводами, стельки вырезал и штаны штопал. А Райкин, когда эта вся ситуация вокруг него немного поутихла, втихаря давал ему заказы на написание рассказов. Но поскольку все это было не подписано, установить подлинность и понять, были это рассказы или номера для его театра, нереально. У Зощенко был характерный стиль, но эти вещи тщательно редактировались. Были и такие, которые Райкину не подходили, он их складывал в стол, но все равно платил за них деньги Зощенко. Потому что так просто Михаил Михайлович их бы не взял.

Но тут нужно благодарить его нрав и характер. Будь он понятным нам и более чувствительным ко всем неурядицам, мог бы и не пережить всего этого.

– В книге воспоминаний автор Юрий Томашевский подробно рассказывает о потасовке во время похорон Зощенко, о том, как не давали ему место на кладбище в Ленинграде, поэтому родственники похоронили его в Сестрорецке. Как такое могло быть?

– У семьи Зощенко каждые похороны превращались в серьезные проблемы. Его тело долго не давали, говорили, что вообще будете за забором хоронить. Всех тогда хоронили на своеобразном литературном кладбище в Комарово. Когда сошлись на Сестрорецке, начальство выдохнуло: «Ладно, Бог с ним, это не такое популярное место». Сейчас это очень престижное кладбище.

Но это ещё что. Когда ушла из жизни его жена Вера Владимировна, моему отцу и деду выдали не тот труп. Они пришли в морг забрать тело, чтобы похоронить, так им вывезли какую-то крупную женщину, лет 45. Такую торговку с черноземом под ногтями. Они в один голос: «Это не наша бабушка и мама». Но те ничего и слушать не хотят: «У нас один женский труп, забирайте». Они опять не уступают: «Вы что, Вере Владимировне было 80 лет, она одуванчик, а это чужая женщина». Был большой скандал, в итоге ее нашли, она завалилась в морге за дверь и ее не заметили.

С моим папой ситуация была похожей. У него была асфиксия (удушье, обусловленное кислородным голоданием и избытком углекислоты в крови. – Прим. И. М.), так мы две недели ходили по разным инстанциям, но милиция не выдавала разрешение на похороны. И когда мы прижали одного майора, он честно признался: «Если бы это был Вася Пупкин, Бог с ним – хороните! А это Зощенко, а если он не сам умер». А это был лето, и через две недели августовской жары его пришлось хоронить в закрытом гробу.

– А почему все-таки отобрали дачу в Сестрорецке?

– Появились какие-то племянники – вода на молоке, которые посчитали, что тоже имеют на нее право. Я прожила там всё детство и документально дача была на нас оформлена, но однажды приехав туда, обнаружила, что дачи нет, а все мои вещи сброшены в колодец. От дачи остался какой-то остров. Это был такой привет 90-м годам.

– Ходят легенды, что у Зощенко было много романов, и он даже уходил из семьи. Насколько это верно или очередные домыслы?

– Он был из тех мужчин, которые из семьи не уходят. У него был осознанный шаг женитьбы. Нам тяжело понять их образ жизни, но он очень близок к тому, который мы читаем у английских герцогов. Он на одной стороне, она на другой, пообедали, но у каждого своя территория. Он приходит в ее покои в определенное время, и у каждого своя жизнь. Вера Владимировна не могу сказать, что сильно от этого страдала. Она тоже была воспитана в похожей манере, оканчивала институт благородных девиц, у нее был свой распорядок дня: вставала не раньше двенадцати, каждый час пила кофе или чай. Михаил Михайлович весь в себе, в своих наблюдениях за окружающими, жил в таком своем мире. К тому же он был очень красивым мужчиной с таким невероятным флером загадочности и молчаливости, как говорили его друзья, которые называли его глыбой мрака, но женщин это невероятно привлекало.

Есть некоторые письма Веры Владимировны, в которых она с сожалением об этом высказывалась. Но как говорил папа и дедушка, это было очень противоречиво. А позже появилась уже и привычка друг к другу.

К тому же время от времени возникали дамы, которые откровенно привирали. Даже я слышала рассказ одной женщины, которой уже нет на этом свете, но она каждый год рассказывала, как встретила Михаила Михайловича на лестничной площадке, и со временем это обрастало новыми подробностями. Она уверяла, что он ей чуть ли не жениться предлагал, хотя на тот момент ей было всего 13 лет.

Михаил Михайлович, и его жена об этом писала, был большим семьянином в таком классическом виде и переживал, что не может подарить себя семье. Это не значит, что он не любил детей и внуков. Просто это была своеобразная форма любви. Например, что-то сделать для них – сделает, обеспечит, отдаст им последнее, но при этом, будучи в одной квартире, жил с ними как с чужими людьми. Она в своей комнате, а он в своем кабинете. И в кабинет к нему без разрешения лучше было не заходить. Да и в своих книгах он признавался, что всю жизнь жил в меланхолии и в депрессиях, разбираясь в ее истоках.

» о детстве будущего писателя и его совместных приключениях с сестрой Лёлей.
Мы уверены: произведение понравится как детям, так и их родителям, каждый найдет в нем что-то для себя. Если вы еще не оформили подписку на нашу газету на первое полугодие 2014 года, постарайтесь успеть сделать это в ближайшие дни – ведь публикация замечательных рассказов Михаила Зощенко продолжится и после нового года. А это значит, что и вашим детям и внукам, да и вам самим скучно с газетой «Вести » не будет!
Перед публикацией наш корреспондент встретился с правнучкой писателя – Верой Зощенко.
«В основном это автобиографическое произведение. Мой отец, внук Михаила Михайловича, рассказывал, что 80-90 процентов в историях – правда. Когда я в детстве читала рассказы о Миньке и Леле, меня многое возмущало в методах воспитания в семье прадеда. И хотя, возможно, отец писателя говорил правильные вещи, я была полностью на стороне детей и не понимала, как можно так строго наказывать малышей за шалости? Особенно мне запомнилось наказание из истории про галоши и мороженное », – говорит Вера Зощенко.


…Лёлька и Минька – достаточно хулиганистые дети. Они продают чужие калоши, чтобы купить себе мороженое, разыгрывают прохожих, подбрасывая им коробку от конфет с лягушкой внутри, Минька прячет дневник с единицей, Лёлька притворяется, что проглотила бильярдный шарик... Но их родители вместо того, чтобы просто отшлепать и объяснить, чем поступок был плох, достаточно неадекватно реагируют на их шалости:
«Услышав, что калоши проданы тряпичнику, тётя Оля побледнела и зашаталась. И дядя Коля тоже зашатался и схватился рукой за сердце. Но папа им сказал:
– Не волнуйтесь, тётя Оля и дядя Коля, я знаю, как нам надо поступить, чтобы вы не остались без калош. Я возьму все Лёлины и Минькины игрушки, продам их тряпичнику, и на вырученные деньги мы приобретём вам новые калоши.
Мы с Лёлей заревели, услышав этот приговор. Но папа сказал:
– Это ещё не всё. В течение двух лет я запрещаю Лёле и Миньке кушать мороженое. А спустя два года они могут его кушать, но всякий раз, кушая мороженое, пусть они вспоминают эту печальную историю».
«В этих рассказах есть что-то щемящее душу », – считает Вера Зощенко. «Это не просто повести для детей, мне кажется, умные родители должны почерпнуть здесь для себя что-то новое по поводу воспитания и применения наказаний. Например, хотя папа Миньки и Лёли редко кричал на них и мало усердствовал ремнем, не единожды Зощенко описывает свою душевную боль от отцовских поступков и сказанных им слов… А разве не было бы проще и правильнее воздействовать на ребенка с помощью любви? Детские травмы оказали большое влияние на личность прадеда, это отражено в его последующих произведениях, таких как «Голубая книга » и «Перед восходом солнца ». Для меня эти книги – два самых значимых памятника в его творчестве».
Правнучка писателя признается, что начала читать очень рано, во многом этому способствовала большая домашняя библиотека. Уже в 4 года Вера Зощенко самостоятельно изучала «Мастера и Маргариту »: «Помню, как меня захватил сюжет Булгакова, надо же, человеку голову трамваем отрезало! А когда кот Бегемот появился, тут и вовсе началось самое интересное… А еще в детстве любила Сказки народов мира, приключения Незнайки, биографии известных личностей, книги Стивенсона, истории про Муми-троллей, сборники фантастики Роджера Желязны, Станислава Лемма. А вот «Алису в стране чудес » не любила, многое мне казалось у Кэрролла нереальным. Да и вообще, когда что-то в книгах мне не нравилось – я придумывала альтернативное развитие сюжета. Многие сказки я в голове переписывала, создавала для героев иные диалоги».
В детстве Вера Зощенко привыкла, что все, кто приходили к ней домой, знали про прадеда. В школе он многим оказался незнаком. «Мои друзья с энтузиазмом представляли меня своим приятелям как «ту самую», и вот тебя несут как подарок, ты уныло тащишься, как слон, перевязанный бантиком, а человек, который стоит перед тобой, вовсе и не знает Михаила Михайловича… Сейчас я к таким знакомствам привыкла, отношусь как к неизбежному ритуалу», – говорит правнучка Михаила Зощенко.
В школе девушка часто повторяла прадедушкины шалости: «Я столкнулась с тем, что фамилия обязывает соответствовать. Как будто все время была кому-то что-то должна: лучше всех учиться, писать сочинения по русскому и литературе на отлично. В это время я часто вспоминала Лёлю и Миньку, я также, как и они, из-за плохих отметок выдирала страницы, пользовалась бритвой, заводила фальшивый дневник, расписывалась за маму. Минька описывает, как боялся идти домой, я также кружила по городу… Получив первую двойку, я была морально готова к смерти, я так расстроилась, что даже напугала родителей, и они стали меня успокаивать. Сейчас я выросла и уверена: нельзя ругать детей за плохие оценки. Мне кажется, наказать себя может только сам провинившийся, если он осознает, в чем был не прав ».
Вера Зощенко считает, что книги играют важную роль в творческом становлении ребенка: «Когда читаешь книги, слушаешь пластинки или аудиокниги – развивается воображение, поскольку видеоряд придумываешь самостоятельно. Сейчас, в век информационных технологий, все зависит от родителей. Зачастую, когда у взрослых много забот, проще дать детям гаджет с игрой, и он какое-то время посидит тихо, чем потратить время, чтобы посидеть рядом и вместе почитать хорошую книгу… Но разве это правильно?.. »

Анастасия СТОЛБОВА

«Великий Устюг» вышел в сторону Сирии Корабль «Великий Устюг» вышел в море для выполнения боевой задачи на востоке Средиземного моря, пишет «Коммерсантъ».
27.09.2019 СеверИнформ 11 Сегодня отмечается всемирный День туризма, но не для всех этот день стал праздничным.
27.09.2019 Газета Выборг Управлением Минюста России по Ленинградской области в связи с выявленными нарушениями требований Федерального закона «О некоммерческих организациях» предъявлено административное исковое заявление о ликвидации Некоммерчес
27.09.2019 Министерство юстиции

Отчасти его ипохондрия объяснялась физическим нездоровьем. Желторотым юнцом Зощенко отправился добровольцем на германскую войну, заслужил пять орденов, чин штабс-капитана и порок сердца. Он наглотался отравы, пока кричал своим гренадерам: «Газы! Всем надеть маски!», и только потом сам натянул противогаз. Дорога до лазарета была усеяна десятками мертвых людей и сотнями воробьиных тушек. Добравшись, Зощенко выпросил у сестры милосердия спирта и… потерял сознание. Доктор сказал тогда: «С больным сердцем нельзя пить ни капли». - «Но у меня никогда не болело сердце!» - «Теперь будет болеть».

Увидев, каким Миша вернулся с войны, его знакомая - хорошенькая Верочка Кербиц-Кербицкая, тоненькая, жизнерадостная, с каштановыми кудряшками, вечно в чем-то воздушном, вечно при шляпке - завыла, как воют деревенские бабы. Когда-то, еще студентом, Миша писал ей в альбом: «Мы (мужчины) не верим в любовь, но говорим, преступно говорим… иначе нет дороги к женскому телу. Не ищите любви - верьте страсти».

Встретившись теперь, они стали по-настоящему близки и в конце концов поженились. Вот что Зощенко написал об этом событии: «На тележке маленький письменный стол, два кресла, ковер и этажерка. Я везу эти вещи на новую квартиру. В моей жизни перемена. Одна женщина, которая меня любила, сказала мне: «Ваша мать умерла. Переезжайте ко мне». Я пошел в загс с этой женщиной. Теперь она моя жена. Я везу вещи на ее квартиру, на Петроградскую сторону».

Когда Зощенко стали много печатать, гонорары полились рекой, и со временем жена значительно изменила меблировку: спальный гарнитур в стиле Людовика XVI, картины в золоченых рамах, фарфоровые пастухи и пастушки, в углу - раскидистая пальма. Сам Зощенко по рассеянности, кажется, и не замечал всех этих изменений. Но когда один его друг пришел в гости и воскликнул: «Пальма! Миша, ведь это как в твоих рассказах!» - вид у хозяина сделался самый обескураженный.

Злополучная ли пальма виновата или просто очередной приступ хандры, но только очень скоро Зощенко стал ощущать себя неуютно в собственном доме. От то уходил, то возвращался и тогда устраивал жене сцены: «Какой ты тяжелый человек! Я не могу оставаться здесь, я чувствую, что заболеваю от разговоров с тобой». - «Ты вовсе не обязан приходить». «Я должен иметь обед, я имею право требовать минимальной заботы о моем белье и помощи в переписке!» Потом стал кричать: «Ты старая баба, иди к черту, ты мне надоела!» А «старой бабе» было 29 лет… Впрочем, новорожденного сына - Валерия, Валечку, Вальку - Михаил обожал.

Хотя хорошим отцом не был. Однажды, слегка навеселе, склонился над колыбелькой сына, не вынимая изо рта тоненькой папироски, и уронил столбик пепла на распашонку - рубец на плече Валерия долгие годы напоминал об этой истории. Впрочем, за 38 лет семейной жизни Вере Владимировне приходилось прощать мужу очень многое. Хватило бы на десяток разводов, но Зощенки предпочитали сохранить свой странный брак. И это при том, что Михаил Михайлович постоянно изменял...

Миличенко Ирина 13 августа 2013, 10:31

Михаил Зощенко

Внук Зощенко с Верой на руках

Вера Зощенко

Вера, вы единственный потомок Михаила Зощенко по прямой линии на сегодня. В этом году исполнилось 55 лет, как его нет, а в следующем году будет 120 лет со дня его рождения. Несмотря на то, что многие считают Зощенко самым непризнанным классиком, принято ли у вас отмечать круглые и памятные даты?

Моя мама - жена внука Зощенко. У нас идет мужская линия. У Михаила Михайловича был сын Валера - это мой дедушка. У него мой папа и тут не подфартило - родилась я (смеется).

Традиция отмечать появилась лет пятнадцать назад. В библиотеке им. Зощенко в Сестрорецке, где прошли его последние годы и где он похоронен каждый год в его день рождения туда ездим, устраиваем так называемые Зощенковские чтения. И актеры известные к этому подключаются. Два года назад приезжал Александр Филиппенко, а в этом году был его тезка Панкратов-Черный. Я не ожидала, думала он приедет, прочитает несколько произведений и все, а он рассказал о своей жизни, которая где-то пересекалось с жизнью Михаила Михайловича. Дело в том, что толком никто не знает, когда Зощенко родился, поэтому его юбилей в следующем году можно будет праздновать три дня подряд.

- Как глубоко вы погружались в его жизнь и биографию?

Мне не в один момент сообщили, что это мой родственник. Я с этим росла, поэтому воспринимала это как норму. Какой-то период тебе кажется, что так у всех. В школе понимала, что чем-то отличалась, когда учителя начинали задавать вопросы… В подростковом возрасте это мешало, когда к тебе столько внимания, то возникает соответственно и больше негатива со стороны одноклассников, которые считали, что я просто выпендриваюсь.

А погружения… Есть произведения, которые я прочитала 1,5 раза и больше не могу. Например, после повести "Перед восходом солнца" было ощущение, что мою душу вынули и провернули через мясорубку, а потом собрали в кучку и сложили обратно. Моя мама иногда шутит, мол, это потому что вы родились в один день: я по-новому стилю, а он - по-старому. Есть любимые - "Голубая книга", "История одной болезни", которые затерты до дыр. Вопреки расхожему мнению, что если я потомок, то должна знать, что он делал каждый день и понимать, чем отличаются между собой тысячи его рассказов, у меня такого нет.

Кстати, несмотря на то, что я училась в театральном вузе, а там было очень популярно читать его рассказы при поступлении, я Зощенко никогда не читаю. На Зощенковских чтениях могу почитать, как я говорю, чтобы попиарить какие-то не очень его популярные рассказы. Но профессионально никогда - у меня не получается. Это такое ощущение, словно сам писал.

- Есть ли у вас его вещи, документы, которые вы храните?

Большую часть отдали в музей. Есть фотографии, пленки, несколько картин его папы. Большая часть находится в музее. Например, его пишущую машинку отвезли туда. У меня дома есть какие-то автографы, библиотеки его, сына и жены. И еще четыре коробки с тетрадками последней из института благородных девиц.

Конечно, есть факты, которые обросли подробностями и стали семейными легендами. Моему папе было 15 лет, когда ушел Михаил Михайлович, он имел некоторое время с ним общаться. По рассказам Зощенко был закрытым человеком. Только на даче в Сестрорецке, где они все собирались, было подобие некой семейственности. Он не был в нашем понимании обычным дедушкой: весь в себе, в своем внутреннем мире.

Среди современников бытует мнение, что Зощенко был непонятым многими советский писатель. Как вы считаете можно ли в наши дни возродить его в глазах современного поколения?

Он сам рассказывал, что когда читал "Возвращенную молодость", ему кричали: "Чего ерунду читаешь, "Аристократку" давай". Зощенко был многопластовым писателем, но его больше воспринимали как смехача и сатирика, поэтому так называемый второй слой его таланта никто не замечал. Вышло много книг где что только о нем не писали. В одной читала, что Зощенко - это хорошо замаскировавшийся Гоголь, в другой - что он продолжатель традиций Чехова. У меня нет такого надрывного: ой, недооценили, не поняли. Я рада, что, не смотря на смерть книгопечатного жанра в последние годы, его неплохо издают. Хорошо идут детские рассказы, бывает, сидишь на дне рождении, подаришь книжку, а дети бегут со словами: "Ой, сейчас вам прочитаю такое". Друзья потом звонят: "Ты нам книгу подарила, не могу неделю читать ребенку одни и те же рассказы, наизусть их выучила, а он ничего другого слушать не хочет". Но Зощенко специально писал таким языком и считал, что с народом нужно разговаривать на понятном ему языке.

- У него ведь много не изданных рассказов. Полное собрание сочинений выходило в 2008 году.

С этим есть некоторые сложности. В определенный период, после 1946 года он стал редактировать свои рассказы, добавлять в них больше философии, менять названия. Поэтому версий одного рассказа может существовать великое множество. По подсчетам литературоведов существует около одной тысячи вариантов малой формы рассказов. Если взять еще пьесы, то набралось бы 10-11 томов. Но таких произведений, которые никогда никто не читал, не так много.

Да, они есть. Но сейчас тиражи не те и цены на книжки небольшие. Но, тем не менее, это стало цивилизованно. И издания разные: от букинистических, хрестоматий и заканчивая дорогими кожаными переплетами. Иностранцы, когда приезжают, приятно меня удивляют, когда просят право на издания таких редких рассказов, что даже я не помню их название. Это вселяет оптимизм. Если Канада, Америка и Англия понятно - там много наших, то и Япония были для меня подарком. Они полгода переводили десять его рассказов, потому что это совершенно не их менталитет.

Зощенко до конца дней не давали писать, исключили из союза писателей и даже при жизни не реабилитировали. По вашей версии, кто ставил ему палки в колеса?

Самое очевидное - это советский партийный деятель Андрей Жданов, который написал указ в журнал "Красная звезда" разбирая произведения Зощенко и Ахматовой. Но как мне кажется, это было уже следствие, а не причина.

На самом деле многогранность его рассказов такова, что их можно трактовать по-разному. Даже Гитлер, читая в переводах его произведения, не понимал их. Существует одна из версий, что когда немецкий вождь начинал свою компанию, план Барбаросса, то когда шел план захвата Петербурга, существовал некий список из десяти человек, кого первыми нужно брать в плен. Михаил Михайлович шел в этом списке чуть ли не первым номером. Когда началась эта заваруха, его выслали на 48 часов из города и разрешили взять с собой24 кгвещей, он прихватил только тетради со своими записями.

А кто мешал писать? Не было такого, чтобы кто-то пришел и прямо сказал: "Не пиши". А если с 1946 года ничего такого не сделал в художественном плане, так в первую очередь потому, что действительно был не согласен с указом, когда его обозвали пошляком и исключили из союза писателей.

Когда шла революция, он правда в нее поверил. Думал, как декабристы, что вот сейчас все изменится, а потом ты поворачиваешься лицом к железной махине и понимаешь, что это все то же самое только в профиль. Не стоит забывать, что на том же союзе писателей, одни из его лучших друзей, в частности поэт Константин Симонов, был одним из первых, кто его предал и открыто высказывался, что Зощенко нужно исключить. На тех заседаниях Михаил Михайлович лишился сразу многих друзей. И когда ты понимаешь, что если кто-то из толпы, даже твоих бывших поклонников и друзей, рискнет поздороваться, ты сам этого не захочешь.

Мать писателя Сергея Довлатова вспоминала, что когда она увидела его на улице, он перешел на другую сторону, чтобы с ним случайно не поздоровались.

Да. Но отчасти, потому, что он не хотел людей ставить в неловкое положение и чтобы не разочаровываться, не видеть этих опущенных глаз, лучше ведь самому сыграть на опережение. В те годы ему приходили письма (тогда было принято обмениваться в конвертах фотографиями: человек присылал ему свою, а он ему на память свою) в которых друзья писали ему: "Миша, возвращаю тебе твою фотографию, пойми меня и верни мне мою". Кстати, так сделал и Корней Чуковский. А сейчас я на каждом празднике слышу, как многие дружили с Зощенко. На самом деле с ним осталось в те годы не так много народа: Анна Ахматова, Аркадий Райкин, который помогал ему финансово и еще несколько людей.

А как именно Райкин помогал? Юрий Олеша тогда смеялся, с гордостью рассказывая друзьям, как Зощенко штопал ему штаны...

К сожалению, было и такое. Его ведь тогда не печатали и чтобы как-то прокормиться, он занимался переводами, стельки вырезал и штаны штопал. А Райкин, когда эта вся ситуация вокруг него немного поутихла, втихаря давал ему заказы на написание рассказов. Но поскольку все это было не подписано, установить подлинность и понять были это рассказы или номера для его театра, нереально. У Зощенко был характерный стиль, но эти вещи тщательно редактировались. Были и такие, которые Райкину не подходили, он их складывал в стол, но все равно платил за них деньги Зощенко. Потому что так просто Михаил Михайлович их бы не взял. Ему в те годы приходилось крайне сложно, ведь исключение из союза писателя означало лишения продуктовых карточек. А в магазине за обычный хлеб назначали цену приравненную к золоту.

Но тут нужно благодарить его нрав и характер. Будь он понятным нам и более чувствительным ко всем неурядицам, мог бы и не пережить всего этого.

В книге воспоминаний, автор Юрий Томашевский подробно рассказывает о потасовке во время похорон Зощенко, о том, как не давали ему место на кладбище в Ленинграде, поэтому родственники похоронили его в Сестрорецке. Как такое могло быть?

Даже в эзотерическом смысле эта фамилия несет очень мощное явление, это как круги на воде, которые идут, идут…У семьи Зощенко каждые похороны превращались в серьезные проблемы. Его тело долго не давали, говорили, что вообще будете за забором хоронить. Всех тогда хоронили на своеобразном литературном кладбище в Комарово. Когда сошлись на Сестрорецке, начальство выдохнуло: "Ладно, Бог с ним, это не такое популярное место". Сейчас это очень престижное кладбище. Но это еще что. Когда ушла из жизни его жена Вера Владимировна, моему отцу и деду выдали не тот труп. Они пришли в морг забрать тело, чтобы похоронить, так им вывезли какую-то крупную женщину, лет 45. Такую торговку с черноземом под ногтями. Они в один голос: "Это не наша бабушка и мама". Но те ничего и слушать не хотят: "У нас один женский труп, забирайте". Они опять не уступают: "Вы что, Вере Владимировне было 80 лет, она одуванчик, а это чужая женщина". Был большой скандал, в итоге ее нашли, она завалилась в морге за дверь и ее не заметили. С моим папой ситуация была похожей. У него была асфиксия (удушье, обусловленное кислородным голоданием и избытком углекислоты в крови, - Авт.), так мы две недели ходили по разным инстанциям, но милиция не выдавала разрешение на похороны. И когда мы прижали одного майора, он честно признался: "Если бы это был Вася Пупкин, Бог с ним - хороните! А это Зощенко, а если он не сам умер". А это был лето, и через две недели августовской жары, его пришлось хоронить в закрытом гробу.

- А почему все-таки отобрали дачу в Сестрорецке?

Появились какие-то племянники " на молоке", которые посчитали, что тоже имеют на нее право. Я прожила там все детство и документально дача была на нас оформлена, но однажды приехав туда, обнаружила, что дачи нет, а все мои игрушку сброшены в колодец. От дачи остался какой-то остров. Это был такой привет 90-м годам. Моему отцу договор заключали, что будут делать там Зощенковский центр, а закончилось все тем, что банк закрылся, счета заморозились, кто-то арестовали, это все давно перепродано и заложено, а дача принадлежит другим людям - какой-то военный прикупил еще второй участок и там жил. В итоге папа остался с каким-то задатком на руках. А сейчас уже и концов не найдешь.

Ходят легендами, что у него было много романов, и он даже уходил из семьи. Насколько это верно или очередные домыслы?

Он был из тех мужчин, которые из семьи не уходят. У него был осознанный шаг женитьбы. Нам тяжело понять их образ жизни, но он очень близок к тому, который мы читаем у английских герцогов. Он на одной стороне, она на другой, пообедали, но у каждого своя территория. Он приходит в ее покои в определенное время, и у каждого своя жизнь. Вера Владимировна не могу сказать, что сильно от этого страдала. Она тоже была воспитана в похожей манере, оканчивала институт благородных девиц, у нее был свой распорядок дня: вставала не раньше двенадцати, каждый час пила кофе или чай. Михаил Михайлович весь в себе, в своих наблюдениях за окружающими, жил в таком своем мире. К тому же он был очень красивым мужчиной с таким невероятным флером загадочности и молчаливости, как говорили его друзья, которые называли его глыбой мрака, но женщин это невероятно привлекало.

Есть некоторые письма Веры Владимировны, в которых она с сожалением об этом высказывалась. Но как говорил папа и дедушка, это было очень противоречиво. А позже появилась уже и привычка друг к другу.

К тому же время от времени возникали дамы, которые откровенно привирали. Даже я слышала рассказ одной женщины, которой уже нет на этом свете, но она каждый год рассказывала, как встретила Михаила Михайловича на лестничной площадке, и со временем это обрастало новыми подробностями. Она уверяла, что он ей чуть ли не жениться предлагал, хотя на тот момент ей было всего 13 лет.

Михаил Михайлович, и его жена об этом писала, был большим семьянином в таком классическом виде и переживал, что не может подарить себя семье. Это не значит, что он не любил детей и внуков. Просто это была своеобразная форма любви. Например, что-то сделать для них - сделает, обеспечит, отдаст им последнее, но при этом, будучи в одной квартире жил с ними как с чужими людьми. Она в своей комнате, а он в своем кабинете. И в кабинет к нему без разрешения лучше было не заходить. Да и в своих книгах он признавался, что всю жизнь жил в меланхолии и в депрессиях, разбираясь, в ее истоках.

Бытует мнение, что Зощенко был большим гурманом. У вас есть любимое его блюдо, которое вы сейчас готовите в вашей семье?

Конкретно, чтобы любил он, наверное, такого нет. Единственное, что у нас осталось общего - это макароны. Мы их по-разному готовим и очень любим. Как я полагаю - это память крови от первого итальянца Зощенко.

Читайте самые важные новости в Telegram , а также смотрите интересные интервью на нашем YouTube-канале .