Сэмюэль Беккет - драматург и писатель, чьи пьесы навсегда изменили театр, а проза - литературу. Автор "В ожидании Годо" и "Моллоя", он вошел в историю как мизантроп, которому никогда не изменяло мрачноватое ирландское чувство юмора.
Начало
Беккет родился 13 апреля 1906 года недалеко от Дублина. Впоследствии писатель говорил, что увидел свет и закричал в тот час, когда Христос, "возопив громким голосом, испустил дух" (МФ. 27:50).
Он учился в той же школе, что и Оскар Уайльд - Portora Royal School. В 1923 году будущий писатель поступил в знаменитый дублинский Тринити Колледж, выпускниками которого были и Уайльд, и Оливер Голдсмит, и Джонатан Свифт, к которому Беккет всегда относился с глубоким почтением. В университете он изучал романские языки и играл в крикет: Беккет - единственный лауреат Нобелевской премии, чьи заслуги перед этим видом спорта отмечены в "крикетной библии" - Висденском альманахе.
В 1928 году Беккет отправился преподавать английский язык слушателям известного парижского вуза - Эколь Нормаль (Ecole Normale Superieure). В том же году поэт Томас Макгриви ввел Беккета в круг людей, помогавших Джеймсу Джойсу в работе над его книгой "Поминки по Финнегану" (тогда еще "Вещь в работе"): у Джойса ухудшилось зрение, и молодые литераторы записывали под диктовку мэтра. По легенде, аккуратный Беккет, слушая, что говорит Джойс, внес и его вопрос "Кто там?", обращенный к посетителю, постучавшему в дверь. Беккету было поручено перевести один отрывок из "Вещи" на французский язык. В 1929 году Макгриви, Беккет и еще десять участников джойсовского "кружка", в том числе крупный американский поэт Уильям Карлос Уильямс, опубликовали сборник эссе о "Вещи в работе" под труднопереводимым названием "Our Exagmination Round His Factification for Incamination of Work in Progress".
В 1930 году Беккет опубликовал сборник стихов "Whoroscope", навеянный чтением Рене Декарта, еще одного автора, которым он восхищался всю жизнь. В старости он говорил о себе тогдашнем: "Молодой человек, которому нечего сказать, но хочется что-то сделать".
Вопреки распространенному мнению, Беккет не был литературным секретарем Джойса. Он часто бывал дома у своего великого соотечественника и до определенного момента буквально преклонялся перед ним: курил сигареты в той же манере, пил те же напитки и даже носил такие же туфли (терпя всяческие неудобства).
Тогда же, на рубеже 20-х и 30-х, психически неуравновешенная дочь Джойса влюбилась в Беккета. Нора, жена мэтра, энергично сватала Лючию за молодого писателя, но он не без труда и ценой отказа от дома Джойсов смог отделаться от этого брака. Лючии вскоре после разрыва с Беккетом поставили диагноз "шизофрения", пытались лечить у Карла Юнга, но, в конце концов, поместили в лечебницу для душевнобольных, где она скончалась в 1982 году. Переписку с Лючией Беккет уничтожил незадолго до своей смерти в 1989 году, но одну странную фотокарточку, запечатлевшую юную дочь Джойса танцующей, сохранил в своем архиве.
В начале 1930-х Беккет ненадолго вернулся в Ирландию, а затем отправился в длительное путешествие по Европе, чтобы окончательно осесть в Париже в 1937 году. Он успел побывать возлюбленным известной американской меценатки Пегги Гуггенхайм, называвшей его Обломовым. Странные ниточки, связывавшие Беккета и Россию, на этом не обрываются: в 1936 году он просил Эйзенштейна и Пудовкина принять его на учебу во ВГИК. По нелепому стечению обстоятельств письмо Беккета не попало к адресатам вовремя, и эта великолепная затея ничем не закончилась.
В 1938 году Беккет опубликовал свой первый роман - "Мерфи" (по-английски; почти все более поздние вещи он писал по-французски). Герой этой книги, чтобы избежать женитьбы, устраивается на работу в госпиталь для умалишенных. В романе герой играет в шахматы с пациентом, который находится едва ли не в состоянии кататонического ступора, и Мерфи восхищается бессмысленностью этого занятия. В том же году Беккет сам столкнулся с проявлением чудовищной житейской бессмыслицы: его тяжело ранил ножом некий парижский сутенер. Позже, когда Беккет спросил у него о причинах этого поступка, этот человек ответил: "Я не знаю, мсье. Простите". Писатель отозвал свое заявление из полиции.
В больнице он познакомился с 37-летней Сюзанн Дешево-Дюмесниль (Descheveaux-Dumesnil). Беккет пережил свою будущую жену (они официально оформили свои отношения только в 1961 году) на считанные месяцы.
Когда разразилась мировая война, Беккет как гражданин нейтрального государства остался в Париже. Он помогал "Глории", одной из местных ячеек Сопротивления: переводил донесения о перемещении немецких войск для англичан. Когда "Глория" была провалена, Бекетт и Сюзанн бежали на юг Франции, где поселились в деревне Руссильон (департамент Воклюз). Там они тоже в меру сил помогали антифашистам. После войны Беккета представили к французским государственным наградам за мужество, а он скромно говорил, что его помощь Сопротивлению была чистым "бойскаутством".
Зенит
В Руссильоне Беккет работал над романом "Уотт", публикация которого была отложена до 1953 года. По возвращении в Париж после войны он написал так называемую трилогию - романы "Моллой", "Мэлоун умирает" и "Безымянный", но ни одна из этих вещей не увидела свет до 1951 года. В 1946-м он направил Сартру в его журнал "Les Temps Modernes" рассказ "La Fin". Половина его была опубликована, причем Сартр был уверен, что напечатал всю вещь целиком. Когда недоразумение обнаружилось, то подруга Сартра и соиздатель журнала Симона де Бовуар отказалась напечатать продолжение.
Усилиями Сюзанн Дешево-Дюмесниль к началу 1950-х удалось отыскать издателя для романов Беккета. Французские критики высоко оценили "Моллоя", а на автора обратили внимание. Но триумфа он дождался только в 1953 году: пьеса "В ожидании Годо" произвела фурор. Реплика одного из героев "Ничего не происходит, никто не приходит, никто не уходит - ужасно" сделалась визитной карточкой Беккета. Гарольд Пинтер говорил, что "Годо" навсегда изменил театр, а знаменитый французский драматург Жан Ануй назвал премьеру этой пьесы "самой важной за сорок лет".
В "Годо" усматривают квинтэссенцию Беккета: за тоской и ужасом человеческого бытия в его самом неприглядно-честном виде проступает неизбежная ирония. Герои пьесы напоминают братьев Маркс, великих комиков немого кино. Надо отметить, что Беккет очень любил и других гениев старых комедий: Чарли Чаплина и Бастера Китона. Единственный опыт писателя в кино - это короткометражка 1963 года "Film" с Китоном в главной роли (последней в его жизни).
За "Годо" последовали другие прославленные пьесы: "Эндшпиль" (1957), "Последняя лента Крэппа" (1958), "Счастливые дни" (1960). Параллельно Беккет писал небольшие постановки для радио и телевидения, а также готовил свой радикальный текст "Как есть", опубликованный в 1964 году.
Итог
В 1969 году Беккету присудили Нобелевскую премию по литературе. Сюзанн, прочитав телеграмму от издателя, сказала коротко: "Это катастрофа". Всемирная слава грозила нарушить уединенный образ жизни четы. В результате Беккет поблагодарил Шведскую академию за оказанную честь, но на церемонию не поехал и спрятался в Португалии от настойчивых поклонников. Один из них, впрочем, растрогал отшельника: парижанин по имени Жак Годо направил писателю письмо с извинениями, что заставил его долго ждать.
В 1970-х и 1980-х Беккет писал все меньше, все короче и все герметичнее. В беседе со своим биографом о Джойсе Беккет говорил: "Он - "синтезатор": вносил в текст как можно больше. А я - "анализатор", я стараюсь вычеркнуть как можно больше". В конце жизни внутренний редактор возобладал над писателем: каждое слово казалось ему "ненужным пятном на тишине". Он проводил время в своей парижской квартире, смотрел регбийные матчи, перечитывал любимые книги и курил вопреки запретам врачей (он страдал эмфиземой).
После смерти Сюзанн в июле 1989 года Беккет перебрался в один из парижских хосписов, где и умер 22 декабря того же года. Он, так долго стремившийся к молчанию, из-за болезни совсем не мог говорить в последние месяцы жизни. Он и Сюзанн похоронены на парижском кладбище Монпарнас. Рядом с простой гранитной плитой над их могилой растет одинокое дерево, как в пьесе "В ожидании Годо".
***
Любимому Беккетом Декарту принадлежит известная максима "Думаю, следовательно, существую". "Чтобы уловить сущность бытия, он [Беккет] стремился уловить сущность сознания, что бытует в человеке", - писал о нем один из его биографов. Писатель разбирал эту сущность до самого дна, до бесформенной первоосновы, до тотального экзистенциального кошмара и осознания полной нелепости человеческого существования. Но он говорил в то же время, что "редко бывает такое, чтобы ощущение нелепости не сопровождалось ощущением необходимости" ("Уотт").
(Samuel Beckett, 1906 -1990)
Сэмюэлу Беккету мы обязаны, может быть, самыми впечатляющими и наиболее самобытными драматическими произведениями нашего времени.
Питер Брук
Сэмюэль Беккет - франко-ирландский писатель, драматург, лауреат Нобелевской премии в области литературы (1969). Писал на английском и французском языках, сам переводил свои пьесы с английского на французский. Беккет родился в Фоксроке, графство Дублин 13 апреля 1906 г в протестантской среднеобеспеченной семье. В 1917 г. он поступил в Королевскую школу Портора (Portora Royal School). Там он начал учить французский язык. В 1923 г., в 17 лет, Беккет поступил в Тринти Колледж, где продолжил изучение иностранных языков, а также литературы, которую называет своей первой «страстью», причем преимущество отдает французской литературе. Он читает Паскаля, Гелинкса, Вико, Шопенгауэра. Идеи этих философов оказали большое влияние на формирование духовного мира Беккета и впоследствии нашли отражение в его творчестве. В 1927 г., в последнем семестре перед окончанием колледжа, он познакомился с французом Альфредом Пуроном (Alfred Puron), который практически сразу стал его другом. В 1928 (1929) г. Беккет поехал в Париж читать лекции на английском языке. Там он начал выпивать, и проблема с алкоголем, сильно подорвавшая его и так слабое здоровье, осталась у него на всю жизнь. В том же году он познакомился с Джеймсом Джойсом, его соотечественником. Влияние Джойса на раннее творчество Беккета несомненно. Беккет находился под большим впечатлением от «Улисса» Джойса, его привлекал осуществленный в этом романе художественный эксперимент - метод «потока сознания». В Париже в течение примерно двух лет Беккет был секретарем Джойса. Однако Беккет, как, впрочем, и сам Джойс, обладал слишком независимым характером, чтобы долго находится под чьим-либо влиянием, вскоре он начинает поиск своего самостоятельного пути в литературе, расстается с Джойсом и возвращается в Дублин. Вернувшись в Дублин, Беккет стал читать лекции в Тринти Колледже и писать короткие рассказы.
В 1929 году выходит первое значительное сочинение Беккета - критическое исследование «Данте… Бруно, Вико… Джойс», в котором проявилось характерное для всего творчества Беккета тяготение к онтологическим вопросам. «Индивидуальность - это конкретизация универсальности, и каждое индивидуальное действие в то же время надындивидуально», - пишет Беккет о философской системе Вико. Идея нерасторжимости индивидуального и универсального («индивидуальное как универсальное») становится элементом миропонимания самого Беккета, в его творчестве человеческий опыт представлен в наиболее универсальной форме.
Ад (зло) - Рай (добро), и тот и другой статичны. Земля - Чистилище, т.е. движение, которое возникает в результате соединения, взаимодействия добра и зла. В реальном земном существовании добро и зло нерасторжимы.
1930 г. - первая самостоятельная книга Беккета - поэма «Блудоскоп».
1931 г. - эссе «Пруст». Беккет мечтает об «идеальном реальном», и пример его осуществления он находит у Пруста. В цикле «В поисках утраченного времени» Пруст органично соединил идеальное, духовное и физическое, материальное через воспоминание, т.е. реальное бытие в его сиюминутном проявлении он соединил с прошлым, которое существует только в сознании и стало таким образом уже идеальным. В каждой своей фразе Пруст восстанавливает целостность «я» - это «я», как оно существует в данный момент времени, и его утраченные в ходе времени сущности.
После нескольких операций и смерти отца в июне 1933 г. Беккет, спасаясь от депрессии, в декабре этого же года уехал в Лондон для консультации с психоаналитиками, поскольку их практика в Дублине была под запретом. В 1934-36 гг. Беккет усиленно занимается немецким языком и даже пробует писать на нем короткие рассказы.
1934 г. - сб. рассказов (роман) «Больше замахов, чем ударов» («More pricks than kicks», другой перевод - «Больше лает, чем кусает»). Рассказы объединены фигурой центрального персонажа Белаквы Шуа. Имя антигероя взято из «Божественной комедии» (Четвертая песнь «Чистилища») Данте, который поместил флорентийца Белакву, занимавшегося в земной жизни изготовлением деталей для музыкальных струнных инструментов, как лентяя в чистилище. Это «антиистории» «антигероя». Беккетовский Белаква еще ленивее, чем одноименный герой Данте. Он настоящий антигерой - всякое действие ему чуждо, он отчаянно борется за свою жизненную нишу, где можно уютно просуществовать положенный срок, и вылезает из нее только ради очередной женитьбы. Этим бегством от людей и происшествий Белаква Шуа утверждает «право человека на уединение», но не просто на уединение, а на ленивое пребывание в самом себе: он убегает от знакомых интеллектуалов, от подружек, невест и жен. Все остальные герои романа только тем и занимаются, что гоняются за ним "без сна и отдыха". И в бегстве, и в погоне беккетовские персонажи доходят до абсурда. Белаква не действует, он «полаивает» на тех, кто пытается нарушить его «privacy». Впрочем, - «больше лает, чем кусает". Действие заменяют интеллектуальные игры.
Уже в этом раннем тексте проявились присущие стилю Беккета черты:
литературные реминисценции (влияние Джойса) и синтез тенденций высокой и низовой культуры. Например, Беккет использует различные формы комического: от наивных шуток в народном стиле до ироничной игры с литературными реминисценциями и аллюзиями (пародия на классическо-романтическую европейскую литературу XVIII-XIX веков). Также он вводит прием «текст в тексте», так, например, его Белаква читает Вторую песнь дантова «Рая»;
непроработанный (рудиментарный) сюжет, т.к. в произведении нет коллизий и конфликта. Единство текста образуется за счет последовательного соединения мелких житейских эпизодов, а также единства места и времени;
фрагментарность, которая непосредственно связана с темой человеческого одиночества и отъединенности. Герой, вернее «антигерой», Беккета всегда одинок и отчужден;
единство контекста в произведениях Беккета порождает многочисленные переклички между его произведениями, реминисценции, повторы, которые образуют интертекстуальное пространство и создают эффект единого текста, по отношению к которому отдельные произведения кажутся частями или вариантами;
универсальность. Беккет передает опыт человека ХХ в унивесально-обобщенной форме.
В 1938 г. был написан роман «Мёрфи» («Murphy»), обладающий в целом еще традиционной формой. Герой этого романа пытается уйти в себя и жить в мире чистого сознания, он отчуждается и замыкается. Уйти от жизни Мерфи удается только благодаря несчастному случаю, в результате чего он буквально уходит из жизни. Дилан Томас о Мерфи: «страус-индивидуум в пустыне массового производства». Беккет долго не мог найти издателя, который согласился бы опубликовать роман. Издателям не нравились аморфные характер героя и структура романа, все это они требовали переделать. В результате роман был опубликован с помощью друзей Беккета.
Трудности с изданием романа только укрепили Беккета в решении навсегда оставить Ирландию вместе с ее нетерпимостью к художественным экспериментам и диктатом церкви. С 1938 г. Беккет постоянно живет во Франции, в Париже. В начале 1938 г. он познакомился с Сюзанн Дешаво-Дюсмени (Suzanne Deschevaux-Dusmesnil), с которой прожил всю оставшуюся жизнь. Сэмюэль и Сюзанн зарегистрировали свои отношения официально только в 1961 г., однако брачная церемония была проведена в строжайшем секрете. Рассказывают, что Беккет незадолго до смерти ушел в дом престарелых, чтобы не обременять собой жену, а потом каждый день бегал к ней на свиданье.
Во время войны в оккупированной Франции Беккет принимает участие в движении Сопротивления (он член группы "The Gloria SMH") и чудом спасается от ареста в 1942 г. Его другу, Альфреду Пурону, это не удалось, и он погиб в концлагере 1 мая 1945 г. После провала группы Беккет вынужден скрываться в Руссильоне, и ему не понаслышке знакомы чувство страха, безысходности, состояние вынужденного бездействия. Трагический опыт мировой войны подтвердил для Беккета его представление о мире как источнике насилия, которому человек бессилен противостоять. Человек смертен (конечен). Из этого вытекает бессмысленность всех человеческих усилий, потому что все они завершаются крахом. Беккетовское понимание бытия перекликается с концепциями Кьеркегора и Мартина Хайдеггера и связано с идеями экзистенциалистов. Однако у Беккета нет некоторых положений экзистенциализма - категории ответственности индивида и ситуации выбора. Судьба человека, обреченного на поражение во враждебном мире, куда он заброшен, представлена у Беккета в синтетическом образе, носящем универсальный характер.
После войны, после поездки в Ирландию в гости к матери, Беккет начал переводить свои написанные ранее произведения с английского языка на французский, в частности, роман «Мерфи». С 1946 г. он стал писать уже непосредственно на французском, сумев перенести в свои произведения прелесть неродного для него языка, отдавая предпочтение языку улицы, на котором говорит первый встречный.
С 1946 по 1950 гг. Беккет пишет исключительно на французском языке ряд романов пьес, рассказов, стихов. В 1947 г. (1951 г. - французское издание, 1955 г. - английское) он пишет роман «Моллой» («Molloy»), который впоследствии стал первой частью трилогии. Вторая часть - роман «Малон (Мэлоун) умирает» («Malone meurt»; фр. изд. - 1951 г., англ. - 1956 г.). Третья часть - роман «Безымянный» ((«L"innommable»; 1953, 1958)., 1951). Все три роман объединяет образ дороги, которая понимается как дорога жизни, дорога самопознания, поэтому пространство в романе постепенно утрачивает свою конкретность и становится абстрактным, условным, символическим.
В 1953 г. был издан роман «Уотт», написанный по-английски. Этот роман был начат еще в Руссильоне и закончен в 1945 г. Беккет долго не мог его издать. Персонажи Уотт (Что) и Нотт (Нет), что вместе означает - «чего только нет», «не хватает». Строгая логика, продуманность формы и вместе с тем абсурдное гротескно-комическое содержание.
К драматургии Беккет обратился в конце сороковых годов. Его первая 3-актная пьеса «Элефтерия» (с греч. - свобода), написанная в 1947 году, так и осталась неопубликованной. Над трагикомедией «В ожидании Годо» («En attendant Godot»), написанной по-французски в 1950 г. и поставленной в Париже в театре «Вавилон» в январе 1953 г., Беккет начал работать еще в 1948 году. Место действия - дорога. Под одиноким деревом в открытом, пустом пространстве сидят два героя - Владимир и Эстрагон. Их встреча - это только точка, мгновение в настоящем между уже не существующим и еще не существующим. Они не знают, откуда они идут и не имеют представления о реальном ходе времени. Герои бессильны изменить ход времени, и беспомощность героев подчеркивается их слабостью и болезненностью. Имя Годо созвучно немецкому слову «Бог». Поэтому нередко Годо отождествляют с Богом или некой ипостасью Бога. Структура текста Беккета предполагает многозначность, и подобная интерпретация возможна, но не может быть единственной. В отношении религии Беккет был настроен скептически. Религия присутствует в его текстах как источник образности, элемент христианской культуры, в которой жил Беккет, а не как источник веры. Беккет говорил: «Я знаком с христианской мифологией. Подобно всем литературным приемам, я пользуюсь ею там, где мне это удобно. Но сказать, что она оказала на меня глубокое воздействие благодаря ежедневному чтению или каким-то иным образом - это чистый вздор». Годо - это «Ничто», он символизирует в пьесе тайну бытия, проникновение в которую составляет смысл пути героев. Но Владимир и Эстрагон не знакомы с Годо и не знают, что он собой представляет. На сцене появляются ложные вестники, которые заполняют собой пустоту настоящего и нисколько не приближают героев к постижению тайны. Однажды Беккет получил письмо из тюрьмы: «Ваш Годо - это наш Годо... Мы все ждем Годо и не знаем, пришел ли он уже. Да, он уже здесь. Это мой сосед в соседней камере. Нам надо бы что-нибудь сделать, чтобы ему поменяли обувь, которая натирает ему ноги».
Почти во всех произведениях Беккета повторяется одна и та же тема - отношение времени и человека, выраженное или ожиданием, или поиском чего-то. Все его персонажи как бы неподвижны, сознание их сбивчиво, противоречиво и все время движется по замкнутому кругу. Но замкнутый мир, в котором они живут, - это целая Вселенная. Через индивидуальное переживание внешне апатичного героя Беккет показывал зависимость человека от природы и мира людей. Сам автор говорит: «В этом затемненном сознании времени нет. Минувшее, текущее, надвигающееся. Все сразу». Автор изображает героев с немалой долей иронии и сарказма, но в то же время не скрывает сочувствия и симпатии к ним.
1957 г. - пьеса «Эндшпиль», где герой Хамм не способен самостоятельно передвигаться и прикован к креслу-каталке. Действие пьесы ограничено четырьмя стенами одной комнаты, что подчеркивает безвыходность ситуации.
1960 г. - пьеса «Театр 1».
1981 г. - пьеса «Качи-кач».
Все эти пьесы объединены образом «неподвижного движения», который передается, например, с помощью кресла-качалки («Качи-кач»), ведь оно постоянно движется и вместе с тем остается на месте, в результате динамика равна статике.
1961 г. - пьеса «О, счастливые дни». Действие этой пьесы вынесено на совершенно пустынное пространство (пустая сцена). Героиня Винни буквально прикована к одной точке в этом открытом пространстве. В первом акте она по пояс засыпана землей, во втором видна лишь ее голова. Критики писали о Винни - «усеченное создание». Основа образа - реализованная метафора. Точка, к которой привязана героиня - это могила, смерть, которую каждый от рождения носит в себе, не замечая до поры ее присутствия. Винни наполовину поглощена своей могилой. Она все время что-то делает: роется в сумочке, оглядывается по сторонам, но ее свобода - это только видимость, иллюзия. Во втором акте Винни может только говорить. Духовная слепота героини определяет комически заостренный рисунок образа и ситуации в целом, но гротеск соединен с трагизмом. Винни не осознает происходящего, что делает ее смешной и жалкой, но именно это позволяет ей продолжать жить вопреки очевидности смерти.
1964 г. - пьеса «Комедия» (в английском варианте «Игра», или «Пьеса»), где персонажи помещены в сосуды, которые похожи на гробовые урны.
1972 г. - пьеса «Не я». На пустой темной сцене луч прожектора высвечивает один только рот, который нескончаемо произносит слова. Идея - лишенная смысла жизнь окончательно потеряла даже свою материальную оболочку, телесное начало. Разрыв между телесным и духовным в пьесе Беккета становится очевидным. Речевой поток передает душевное состояние героя в определенный момент его жизни, и это мгновение Беккет всегда соотносит с идеей близости смерти.
В 1970-е гг. в творчестве Беккета, как в драме, так и в прозе, происходит усиление лирического начала. Для его текстов этого времени характерна особая структура, тяготеющая по своей природе к лирике. Впервые подобная поэтическая структура была реализована в пьесе «Последняя лента Креппа» (фр. вариант - «Последняя лента магнитофона», 1957, 1959). Пьесы Беккета 70-80-х гг., в которых усилен лирический элемент, называют монодрамами. Это пьесы «Общение» (1980), «Плохо увиденное, плохо сказанное» (1981), «Качи-кач» (1981) и другие. В 70-80-е гг. в произведениях Беккета наблюдается движение героя к «Другому», но, исходя из общей эволюции писателя, это движение было также движением к смерти. Беккет: «В конце моего произведения нет ничего, кроме праха /…/, полный распад. Нет ни «Я», ни «бытия», ни «иметь» /…/. Невозможно двигаться дальше. Я в своей работе устремлен к бессилию, к неведению. /…/ Опыт не-знающего, не-могущего /…/».
В последние годы жизни Беккет написал целую серию новаторских произведений для радио, телевидения и кино, в некоторых случаях выступая их режиссером.
В 1964 г. Беккет едет в Нью-Йорк на кинофестиваль. Марин Кармиц - продюсер, познакомившись с Беккетом на съемках фильма "Комедия" (1966), позже вспоминал в своей книге "Отдельная банда":
«Беккет никогда не выкидывал рукописи - он жил на то, что продавал их в один американский университет. ...Он любил "Клозри де Лила"; приходил туда пешком и заказывал ирландский виски. Говорил рублеными фразами. Слово было редким, но весомым. В своей речи, он стремился к молчанию. Жаловался, что теряет зрение... Окна его комнаты выходили на тюрьму Санте. На стенах квартиры - картины его друга Брама ван Вельде. Единственного художника, который ему нравился. Он говорил, что живописи быть не может, что надо писать черной и белой красками. Лучшие картины Брама были очень живописны. ...У него, похоже, было два потока посетителей: тех, кто приходил к его жене, он не видел, а его гости никогда не встречались с ней... Cтрасть - регби. Он смотрел соревнования на Кубок пяти наций по небольшому телевизору. Орал, топал ногами. И зорко следил за мячом. Иногда очень близко подходил к экрану. Говорил, что слепнет. На съемках, куда он приходил, выбиваясь из сил, садился в первом ряду со словами: «Я не вижу». ...Он дружил с продавщицей роз. Странные - близкие, очень сердечные отношения. Беккет был громадным, великолепным... И похож на статуи Джакометти».
В 1966 г. Беккету врачи поставили диагноз - двойная катаракта, а апреле 1968 г. он тяжело заболел воспалением легких. В 1970-71 гг. ему дважды сделали операцию на глазах, но его зрение все равно продолжало ухудшаться. Жена Беккета Сюзанна умерла 17 июня 1989 г., Беккет - 22 декабря 1989 г. Оба были похоронены в Париже на кладбище на Монпарнасе.
Литература:
1. Беккет С. Моллой. Мэлон умирает. СПб., "Амфора", 2000.
2. Беккет С. Больше лает, чем кусает. Киев: Издательство РХГИ, 1999.
3. Беккет С. В ожидании Годо // ИЛ, 1966, № 10.
4. Беккет С. Изгнанник. Пьесы и рассказы. - М., 1989 («Библиотека «ИЛ»).
5. Эсслин Мартин. Поэзия движущихся образов // Искусство Кино, 6/1998.
Сэмюэл Беккет награждён премией за новаторские произведения в прозе и драматургии, в которых трагизм современного человека становится его триумфом. Глубинный пессимизм Беккета содержит в себе такую любовь к человечеству, которая лишь возрастает по мере углубления в бездну мерзости и отчаяния, и, когда отчаяние кажется безграничным, выясняется, что сострадание не имеет границ.
Премию Беккет согласился принять только при условии, что получит её французский издатель Беккета, широко известный Жером Линдон, что и было исполнено.
Последние годы Беккет вёл чрезвычайно замкнутый образ жизни, избегая давать какие-либо комментарии о своём творчестве. Сэмюэл Беккет умер в Париже 22 декабря 1989 года в возрасте 83 лет, спустя несколько месяцев после смерти своей супруги Сюзанны.
Беккет и музыка
Барретт, Ричард / Barrett, Richard (1959)- «Nothing elsewhere» для альта (1987-2005)
- «I open and close» для струнного квартета (1983-1988)
- «Another Heavenly Day» для инструментов и электроники (1990) по мотивам пьес Беккета
- Sinfonia для 8 голосов и оркестра (1968) по пьесе «Безымянный»/«Unnamable» (1953)
- Музыка к спектаклю «Игра»/«Play» (1965) по одноименной пьесе (1963)
- Квартет N2 (1984), по рассказу Беккета «Собеседник»/«Company» (1979)
- Балет «Beckett short» (2007) по сюжетам пьес Беккета
- «Два французских стихотворения Беккета»/«Due poesie francesi di Beckett» для голоса, басовой флейты, альта и ударных (1995)
- «Pas si"» для аккордеона и 2 голосов (1998) на тексты Беккета
- «В ожидании Годо» для четырёх солистов и камерного оркестра (1986) по одноимённой пьесе (1952)
- «Сэмюэл Беккет: что есть слово»/«Samuel Beckett: what is the word» op.30b на тексты Беккета для речитирующего альта, голосов и камерного ансамбля (1991)
- «…pas à pas - nulle part…» ор.36 на тексты Беккета для баритона, струнного трио и ударных (1997)
- «Memo 2» для тромбона соло (1973) по структуре пьесы «Не я»/«Not I» (1972)
- версия «Memo 2B» для тромбона и женской пантомимы (1980)
- версия «Memo 2D» для тромбона, струнного квартета и женской пантомимы (1980)
- «…меж голосов…»/«…among the voices…» по Беккету для хора и арфы (1988)
- концерт «Five Views of a Mouth» для флейты и оркестра (2007) по мотивам пьесы Беккета «Не я»/«Not I» (1972)
- «Твоя колыбельная»/«Your Rockbaby» для саксофона и оркестра (1993) с использованием «ритмических» элементов из «Колыбельной»/«Rockbaby» (1981)
- «антиопера» «Ни…»/«Neither» по либретто Беккета (1977)
- музыка к американской версии радиопьесы Беккета «Words and Music» для двух чтецов, двух флейт, вибрафона, фортепиано и струнного трио (1987)
- «Сэмюэлю Беккету» для оркестра (1987);
- нереализованная идея музыки к радиопьесе Беккета «Cascando» (1961)
- «Достаточно»/«Enough» для фортепиано (2001) по одноимённому тексту (1966)
- «антиопера» в одном действии «Игра» «Spiel» (1968) по одноимённой пьесе (1963)
- опера «Приходят и уходят»/«Come and Go» для 9 голосов и 9 инструментов (1976) по одноимённой пьесе (1965)
- «Не я»/«Not I» для сопрано и пленки (1980) по одноимённой пьесе (1972)
- опера «Что Где»/«What Where» (1988) по одноимённой пьесе (1983)
- опера по мотивам пьесы «Конец игры»/«Fin de partie» (1957) - Зальцбургский фестиваль, премьера запланирована на 2013 год
- опера по мотивам пьесы «В ожидании Годо»/ «En attendant Godot» (1952) - Alla Scala, Милан, премьера запланирована на 2015 год
Беккет Сэмюэль
Пьесы разных лет
СЭМЮЭЛ БЕККЕТ
Пьесы разных лет
От переводчика
Одна из уже опубликованных по-русски пьес Беккета называется "Про всех падающих". Слова взяты из Сто сорок четвертого псалма: "Господь поддерживает всех падающих и восставляет всех низверженных". Название покрывает, мне кажется, и предлагаемую подборку, да и все творчество Беккета. Он не требует: "Меня любите за то, что я умру", он, наоборот, за то, что они умрут, любит своих несчастных героев, и еще за то, что родились на этот свет и в темном промежутке - уже не жизнь и пока не смерть - на пустой и глубокой, неподвижно вибрирующей сцене дрогнут от холода и ждут, и не дождутся Годо.
Рассказывают, что Беккет незадолго до смерти ушел в дом престарелых, чтобы не обременять собою жену, а потом каждый день бегал к ней на свиданье. Если этого не было, стоило выдумать такой типично беккетовский финал, как - в случае чего - стоило бы выдумать самого Беккета, потому что без этой ритмической, ищущей слов немоты, без этого многозначного, как поэзия, парадоксального и гаерски-трагического, как жизнь, задумчивого, заступнического, гениального бормотания очень трудно, не правда ли, себе представить то, что принято называть современной литературой.
Беккет неукоснительно сам переводил свои французские вещи на английский и наоборот, при этом с сумасшедшей изобретательностью выкидывая хозяин барин - такие коленца, что представителю скромной переводческой профессии остается только завистливо ахать, глядя на то, что позволено Юпитеру. В силу сказанного, по моему убеждению, тексты Беккета нельзя переводить иначе как с оригинала. Пьесы "Каскандо" и "Шаг" переведены с французского, остальные пьесы - с английского.
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЕНТА КРЭППА
Пьеса в одном действии
Поздний вечер в будущем.
Комната Крэппа.
На авансцене небольшой столик с двумя ящиками, открывающимися в сторону зрительного зала.
За столом, глядя в зал, то есть по другую сторону от ящиков, сидит усталый старик - Крэпп.
Черные порыжелые узкие брюки ему коротки. В порыжелом черном жилете четыре больших кармана. Массивные серебряные часы с цепочкой. Очень грязная белая рубашка без воротничка распахнута на груди. Диковатого вида грязно-белые ботинки, очень большого размера, страшно узкие, остроносые.
Лицо бледное. Багровый нос. Седые лохмы. Небрит.
Очень близорук (но без очков). Туг на ухо.
Ходит с трудом.
На столе - магнитофон с микрофоном и несколько картонных коробок с катушками записей.
Стол и небольшое пространство вокруг ярко освещены. Остальная сцена погружена во тьму.
Мгновение Крэпп сидит неподвижно, потом тяжко вздыхает, смотрит на часы, шарит в кармане, вытаскивает какой-то конверт, кладет обратно, опять шарит в кармане, вытаскивает связку ключей, поднимает к глазам, выбирает нужный ключ, встает и обходит стол. Наклоняется, отпирает первый ящик, заглядывает в него, шарит там рукой, вынимает катушку с записями, разглядывает, кладет обратно, запирает ящик, отпирает второй ящик, заглядывает в него, шарит там рукой, вынимает большой банан, разглядывает его, запирает ящик, кладет ключи в карман. Поворачивается, подходит к краю сцены, останавливается, поглаживает банан, чистит, бросает кожуру прямо под ноги, сует кончик банана в рот и застывает, глядя в пространство пустым взглядом. Наконец, надкусывает банан, поворачивается и начинает ходить взад-вперед по краю сцены, по освещенной зоне, то есть не больше четырех-пяти шагов, задумчиво поглощая банан. Вот он наступил на кожуру, поскользнулся, чуть не упал. Наклоняется, разглядывает кожуру и, наконец, не разгибаясь, отбрасывает кожуру в оркестровую яму. Снова ходит взад-вперед, доедает банан, возвращается к столу, садится, мгновение сидит неподвижно, глубоко вздыхает, вынимает из кармана ключи, подносит к глазам, выбирает нужный ключ, встает, обходит стол, отпирает второй ящик, вынимает еще один большой банан, разглядывает его, запирает ящик, кладет ключи в карман, поворачивается, подходит к краю сцены, останавливается, поглаживает банан, очищает, бросает кожуру в оркестровую яму, сует кончик банана в рот и застывает, глядя в пространство пустым взглядом. Наконец его осеняет, он кладет банан в жилетный карман, так что кончик торчит наружу, и со всей скоростью, на которую он еще способен, устремляется в темную глубину сцены. Проходит десять секунд. Громко хлопает пробка. Проходит пятнадцать секунд. Он снова выходит на свет со старым гроссбухом в руках и садится за стол. Кладет перед собою гроссбух, утирает рот, руки обтирает об жилет, потом плотно смыкает ладони и начинает потирать руки.
Крэпп (с воодушевлением). Ага! (Склоняется над гроссбухом, листает страницы, находит нужное место, читает.) Коробка... тр-ри... катушка... пять. (Поднимает голову, смотрит прямо перед собою. С наслаждением.) Катушка! (Пауза.) Кату-у-ушка! (Блаженная улыбка. Пауза. Наклоняется над столом, начинает перебирать коробки.) Коробка... тр-ри... тр-ри... четыре... два... (с удивлением) девять! Господи Боже!.. Семь... Ага! Вот ты где, плутишка! (Поднимает коробку, разглядывает.) Коробка три. (Ставит ее на стол, открывает, роется в катушках.) Катушка... (заглядывает в гроссбух) пять... (разглядывает катушки) пять... пять... Ага! Вот ты где, негодница! (Вынимает катушку, разглядывает.) Катушка пять. (Кладет ее на стол, закрывает коробку три, откладывает, берет катушку.) Коробка три, катушка пять. (Склоняется над магнитофоном, поднимает взгляд. С наслаждением.) Кату-у-ушка! (Блаженно улыбается. Наклоняется, ставит катушку на магнитофон, потирает руки.) Ага! (Заглядывает в гроссбух, читает запись в конце страницы.) Мама отмучилась... Гм... Черный мячик... (Поднимает голову, смотрит бессмысленным взглядом. В недоумении.) Черный мячик? (Снова заглядывает в гроссбух, читает.) Смуглая няня... (Поднимает голову, раздумывает, снова заглядывает в гроссбух, читает.) Некоторые улучшения в работе кишечника... Гм... Незапамятное... что? (Наклоняется к гроссбуху.) Равноденствие, незапамятное равноденствие. (Поднимает голову, смотрит бессмысленным взглядом. В недоумении.) Незапамятное равноденствие?.. (Пауза. Пожимает плечами, снова заглядывает в гроссбух, читает.) Прости-прощай... (переворачивает страницу) любовь. (Поднимает голову, раздумывает, наклоняется к магнитофону, включает, усаживается, приготовляясь слушать, то есть наклоняется вперед, лицом к зрителю, кладет локти на стол, руку приставляет к уху.)
Лента (голос сильный, тон несколько приподнятый. Явно узнаваемый голос Крэппа, только гораздо моложе). Сегодня мне стукнуло тридцать девять, и это... (Усаживаясь поудобней, он смахивает одну коробку со стола, чертыхается, выключает магнитофон, в сердцах сбрасывает коробки и гроссбух на пол, перематывает ленту к началу, включает.) Сегодня мне стукнуло тридцать девять, и это - сигнал, не говоря уж о моей застарелой слабости; что же касается интеллекта, я, судя по всему, на... (подыскивает слово) на самом гребне... или около того. Отметил мрачную дату, как и все последние годы, потихонечку, в кабаке. Никого. Сидел у камина, закрыв глаза, и отделял зерно от мякины. Кое-что набросал на обороте конверта. Но вот, слава Богу, я дома, и как приятно снова залезть в свое старое тряпье. Только что съел, стыдно сказать, три банана и с трудом удержался, чтобы не съесть четвертый. Это же гибель для человека в моем состоянии. (Порывисто.) Покончить с ними! (Пауза.) Новая лампа - крупное достижение. В этом кольце темноты мне как-то не так одиноко. (Пауза.) В каком-то смысле. (Пауза.) Приятно встать, пройтись в темноте и снова вернуться к... (колеблется) к себе. (Пауза.) К Крэппу.
Верно, интересно, а что я при этом имею в виду... (Колеблется.) Я имею в виду, очевидно, те ценности, которые останутся, когда вся муть... когда уляжется вся моя муть. Закрою-ка я глаза и попытаюсь себе их представить. (Пауза. Крэпп поскорей прикрывает глаза.) Странно, какой тихий сегодня вечер, вот я напрягаю слух и не слышу ни звука. Старая мисс Макглом всегда поет в этот час. А сегодня молчит. Она говорит, это песни ее юности. Ее трудно себе представить юной. Впрочем, дивная женщина. Из Коннахта, по всей видимости. (Пауза.) Интересно, а я? Буду я петь в таком возрасте, если, понятно, доживу? Нет. (Пауза.) А в детстве я пел? Нет. (Пауза.) Я хоть когда-нибудь пел? Нет.
Вот, слушал записи какого-то года, урывками, наобум, по книге не проверял, но это было записано лет десять-двенадцать назад, не меньше. Я тогда еще время от времени жил с Бианкой на Кедар-стрит. О Господи, и хватит об этом. Сплошная тоска. (Пауза.) Ну что о Бианке сказать, разве что глазам ее следует отдать должное. Со всей теплотою. Вот - я их вдруг так и вижу. Дивные глаза. (Пауза.) А, ну да ладно... (Пауза.) Мрачнейшая вещь - все эти post mortem, но часто они... (выключает магнитофон, раздумывает, снова включает)... помогают мне перейти к новой... (колеблется) ретроспективе. Просто не верится, что я был когда-то этим юным щенком. Голос! Господи! А какие амбиции. (Смешок, к которому присоединяется и нынешний Крэпп.) А решения! (Смешок, к которому присоединяется и нынешний Крэпп.) Например, меньше пить. (Смешок нынешнего Крэппа.) Подведем итоги. Тысяча семьсот часов из предшествующих восьми тысяч с чем-то - исключительно по кабакам. Больше двадцати процентов, то есть примерно процентов сорок всей его жизни, если не считать сон. (Пауза.) Планы перейти к менее... (колеблется) увлекательной сексуальной жизни. Последняя болезнь отца. Некоторая ленца, уже проглядывающая в погоне за счастьем. Тщетная жажда забыться. Насмешки над тем, что он именует своею юностью, воссылая Богу хвалы за то, что она миновала. (Пауза.) Тут, впрочем, несколько фальшивые нотки. Смутные очертания opus... magnum. И в заключение (смешок) прямо-таки слезный вопль к суровому Провидению. (Долгий хохот, которому вторит и нынешний Крэпп.) И что же от всей этой мути осталось? Девочка в зеленом бедненьком пальтеце на железнодорожной платформе? Нет?
БЕККЕТ, СЭМЮЭЛ (Beckett, Samuel) (1906–1989), французский философ и писатель, романист, драматург, поэт и эссеист. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1969.
Беккет по происхождению – ирландец, родился 13 апреля 1906 в Дублине, в протестантской семье среднего достатка. Жизнь Беккета начиналась так же, как жизнь другого известнейшего литературного выходца из Ирландии – О.Уайльда : он учился не только в той же школе, но и в том же привилегированном дублинском колледже Троицы (Тринити-колледж). Так же, как и Уайльд, Беккет с детства интересовался литературой и театром. Но во время учебы в Тринити-колледже проявилось их главное расхождение: основной сферой интереса Беккета стала не английская , а французская литература . Это и определило его дальнейшую творческую жизнь.
В 1929, отправившись в первое заграничное путешествие, Беккет выбирает для этой цели Париж, где знакомится с уже широко известным Дж.Джойсом . Вдохновленный литературными экспериментами Джойса, Беккет становится его литературным секретарем и помогает Джойсу в работе над романом Поминки по Финнегану . И параллельно начинает пробовать свои силы в самостоятельном творчестве. Первым литературным опытом Беккета стало большое критическое исследование Данте…Бруно, Вико…Джойс (1929). Здесь он рассматривает взаимоотношения общефилософских воззрений писателя с его эстетикой, направлением и характером творчества. Проблемы индивидуального и универсального, антитеза добра и зла, получившие в этом (и следующем – Пруст , 1931) сочинении философское осмысление, позже разрабатывались Беккетом в его художественной литературной практике.
В конце 1930 Беккет возвращается в Тринити-колледж, преподавателем. Однако размеренная университетская жизнь не удовлетворяет писателя, и он отправляется путешествовать по Ирландии, Франции, Англии и Германии. Пишет и пытается издавать прозу и стихи (поэму Курвоскоп , 1930; сборник рассказов Больше замахов, чем ударов, 1934; роман Мэрфи, начат в 1934).
В 1937 он окончательно обосновывается в Париже. В 1938 с большим трудом и благодаря помощи друзей ему удается опубликовать завершенный трагико-иронический роман Мэрфи , который критики и читатели встречают без особого воодушевления. Правда, роман положительно оценил Джойс, что благоприятно сказалось на репутации Беккета как серьезного художника. И среди сдержанных критических отзывов появляется провидческая рецензия Д.Томаса, сумевшего оценить новаторство авторского замысла. Тем не менее, Беккет, расстроенный приемом романа, переживает творческий кризис. Он усугубляется тем, что Беккет был на улице тяжело ранен ножом. Лечение (которому сопутствовало и лечение у психоаналитика) заняло довольно много времени.
В 1939 приезжает в Ирландию навестить мать, но узнав о начале Второй мировой войны, возвращается в Париж. Во время войны Беккет, на протяжении всей своей жизни последовательно сторонившийся политики, принимал активное участие в движении Сопротивления в оккупированном Париже. Однако провал его группы заставил Беккета скрываться. В 1942, едва избежав ареста, он вместе со своей подругой бежал на юг Франции в Руссильон, где, работая земельным рабочим, вернулся к литературе. Здесь он начал роман Уотт , завершенный к окончанию войны.
В 1945 Беккет вернулся в освобожденный Париж. Начался новый период его творчества. В это время он начал писать по-французски. Трудности с изданием его произведений продолжались, но писал он много и эффективно: романы, пьесы, рассказы, стихи. Первым из этого творческого цикла был опубликован его роман Моллой (1951), ставший первой частью трилогии (далее – Мэлон умирает, 1951 и Безымянный , 1953). В трилогии определились контуры «нового романа», основоположником которого Беккет позже был безоговорочно признан. В нем теряют свое содержание привычные категории пространства и времени, исчезает хронология, бытие рассыпается на бесконечный ряд отдельных мгновений, воспроизводимых автором в произвольном порядке. Переход на французский язык помог перенести эксперименты со структурой романа в его лексический строй: словесные конструкции теряют свою логичность и конкретность; смысл разрушается, разбирается на составные части, складываясь в новую, совершенно непривычную цельность.
Эти же эксперименты были продолжены Беккетом в драматургии, где в силу видовых особенностей театрального искусства, прозвучали особенно радикально. Мировую известность принесла Беккету его первая пьеса – В ожидании Годо , написанная в конце 1940-х и поставленная в Париже в 1953 режиссером Р.Бленом. Статичная, «герметическая» структура пьесы, в которой ничего не происходит, а второе действие фактически повторяет первое, отсутствие действия, трагическая бессмысленность человеческого существования, странные бессмысленные диалоги вынесли на сценическую площадку эстетику и проблематику экзистенциализма, что прежде полагалось совершенно невозможным. В этой пьесе особенно ярко проявилась характерная беккетовская символика: сочетание места действия – дороги (казалось бы, олицетворяющей движение) с предельной статикой. Так дорога в эстетике Беккета приобретает совершенно новый смысл: вечного остановленного мгновения, загадочного и непостижимого пути к смерти.
Сразу после премьеры Беккет стал считаться признанным классиком и основоположником нового эстетического направления – абсурдизма . Те же новые эстетические принципы, проблематика, авторская техника разрабатывались Беккетом и в его последующих пьесах: Эндшпиль (1957), Последняя лента Крэппа (1958), Счастливые дни (1961), Игра (1963), Приход и уход (1966), Не я (1973), Долой все странное (1979), Качи-кач (1981), Огайская импровизация (1981).
В 1960-е параллельно с напряженной работой для театра, радио и телевидения, Беккет пишет новый роман Как это. Окончание работы над романом совпало с присуждением ему Нобелевской премии по литературе «за совокупность новаторских произведений в прозе и драматургии, в которых трагизм современного человека становится его триумфом». Беккет, к тому времени уже ведущий замкнутый образ жизни, согласился принять премию с условием, что он не будет присутствовать на церемонии вручения. Вместо него премия была вручена его французскому издателю Ж.Линдону. Несмотря на то, что творчеству Беккета посвящено огромное количество книг, статей и других культурологических исследований, сам писатель последовательно избегал каких бы то ни было творческих деклараций, полагая, что за него говорят его книги и пьесы.
Татьяна Шабалина
Загрузка...
