В детстве картинки в книгах воспринимаются как должное, и если писателя мы иногда все-таки запоминали, то художник обычно навсегда оставался безымянным и неславным. И уходят они так же: незаметно, без информационной шумихи. Нет, повзрослев, мы обычно понимаем, что детство сделало нам царский подарок — целое созвездие талантливейших книжных иллюстраторов. Но обычно только любители помнят их пофамильно: Чижиков, Семенов, Диодоров, Мигунов, Трагоуты, Владимирский, Токмаков, Вальк, Калиновский, Иткин, Елисеев, Монин, Скобелев, Алфеевский, Митурич — всех все равно не перечислить.
Ника Георгиевна Гольц была едва ли не единственной дамой, полноправно утвердившей за собой место примы в этом блистательном поколении иллюстраторов. Причем если «мальчики», как она их называла, практически сплошь были «птенцами гнезда Дехтерева»: оканчивали возглавляемое им отделение книжной графики в Суриковском институте, то Гольц оказалась в иллюстрации по большому счету случайно. Начинала она как художник-монументалист и училась на отделении у знаменитого Чернышева. Но расписывать фрески и делать сграффито ей не довелось — единственной монументальной работой Ники Гольц осталась роспись фойе Музыкального театра для детей имени Сац.
Отец художницы академик архитектуры Георгий Гольц погиб в автокатастрофе, когда она училась на третьем курсе. Надо было как-то кормить семью, и Ника Георгиевна стала подрабатывать, рисуя открытки и иллюстрируя сборники в «Детгизе». В 1956 году она делает свою первую книжку — тоненького «Стойкого оловянного солдатика» Андерсена, после чего, как она сама признавалась, поняла наконец, что иллюстрация уже не приработок, а дело всей жизни, которая, на наше счастье, оказалась долгой.
Первая книжка оказалась символичной: Андерсен стал ее главным автором, его книги она рисовала долгие годы, проиллюстрировала все переведенные у нас сказки, и в Дании, где прошло несколько ее выставок, даже создали частный музей Ники Гольц. Именно за Андерсена в 2005 году она получила серебряную медаль Академии художеств, а год спустя за иллюстрации к сборнику «Большая книга лучших сказок Андерсена» была награждена дипломом Г.-Х. Андерсена Международного совета по детской книге.
Впрочем, великим датчанином творчество Ники Гольц отнюдь не исчерпывается. Был Гофман — тоже практически весь. Был Погорельский — переиздание его «Черной курицы», последний раз выходившей едва ли не до революции, именно Гольц в свое время продавила в «Детгизе» и этим «возвращением» всю жизнь гордилась больше, чем званием заслуженного художника России. Были едва ли не все западноевропейские сказочники: от братьев Гримм до Пройслера. Были сказки народов мира: от Мезоамерики до Африки; были многочисленные иллюстрации к советским авторам, работавшим в полузабытом ныне жанре повести-сказки. Были работы в станковой живописи, выставки в Канаде, Индии, Дании, Югославии, Италии и Германии.
Была, наконец, искренняя любовь детей, ни разу не испытавшая охлаждений. На наше счастье, творчество Ники Георгиевны оказалось не только разнообразным, но и очень долгим. Она рисовала всегда, ежедневно и весь световой день — все интервью только в сумерках, чтобы не терять времени. Даже в те пять лет на сломе эпох, когда издательства, шалея от фарта, сбивали книжный голод населения тоннами переводных «Анжелик», «Майков Хаммеров» и «Драконов Перна», а отечественные иллюстраторы оказались никому не нужны, все равно рисовала, ни на йоту не утратив ни техники, ни таланта. И уже через несколько лет после недолгого забвения издательства стояли к ней в очереди, и даже в 86 лет ее время было распланировано на год вперед. А дальше она просто не загадывала.
Однажды, гуляя по набережной Яузы, я увидела античный храм. Белоснежный, с портиком, с кариатидами!.. Мне объяснили, что это шлюз, а построил его Георгий Гольц, «конструктивист-романтик». Его называли «Брызги шампанского».
Гольц учился во ВХУТЕМАСе, был актером и режиссером, театральным художником и архитектором, водил знакомство с Владимиром Маяковским и играл в его пьесах. Его любили ученики, ему подражали молодые; получив Сталинскую премию, добрую половину он раздал своим сотрудникам. Его проекты побеждали на конкурсах и выставках, но реализовывались часто проекты других.
В 1925 г. Георгий Гольц побывал в Италии - и отказался от «современного аскетизма» в пользу классики. Тогда-то и появился этот Эрехтейон на Яузе. И имя дочери он тоже выбрал оттуда, из античности, - Ника, или Нике звали крылатую богиню победы.
Все было счастьем
Работать папа любил под классическую музыку, - вспоминает Ника Георгиевна. - Из книг перечитывал Марка Аврелия и Эккермана "Разговоры с Гёте". Мое детство было счастливым. Все было счастьем».
Образ отца - блестящего, красивого, любящего - «Он все любил!» - наверное, сформировал у девочки идеал художника и вообще человека. А мама была балериной-босоножкой, пока не оставила танцы ради семьи. Ей Ника обязана любовью к классической литературе, но главным учителем в профессии, творчестве и жизни был отец.
Они жили в доме в Мансуровском переулке, во дворе росла яблоня, которую отец посадил семечком. В двух комнатах вместе с ними жили коты, пес - друг Никиного детства, летали птицы. В третьей комнате жила сестра отца - физиолог по профессии, она была прекрасной пианисткой; отец играл на виолончели, они вместе музицировали. На столах, на рояле Steinway валялись листы с проектами, с эскизами театральных костюмов, а когда ребенка надо было «заткнуть» книжкой, ему давалась книга по искусству. Шансов не стать художником у девочки не было. «Думаю, что все лучшее, что есть в моем творчестве, идет из моего детства», - напишет Ника Георгиевна спустя много лет.
Незадолго до войны построили дачу под Москвой. Строили, естественно, по проекту отца. Летняя русская дачная жизнь цвела там во всей красе: собирались друзья, родственники - поэт П. Антокольский, артист Д. Журавлев, коллеги-архитекторы. Стихи читали, пели, устраивали детские спектакли.
Ника Георгиевна хорошо помнит, как в 1938 г. арестовали тетю. В том же году сама она поступила в художественную школу. В начале войны школа была эвакуирована в Башкирию, ученики жили в селе, летом работали на молотилке, собирали подсолнухи. Потом приехал папа и забрал Нику в Чимкент. Вернувшись в Москву в 1943 г., она поступила в Суриковский институт.
В 1946 г., когда Нике было двадцать лет, счастливое детство кончилось - Георгий Гольц переходил Садовую улицу, и его сбила машина; через четыре дня он скончался в больнице. Со временем Ника Георгиевна уверилась, что это не было случайностью.
«НИКИЗДАТ»
Ника рисовала всегда, наверное, как родилась. Сшивала маленькие книжечки, с жуткими ошибками записывала какие-то истории и рисовала к ним картинки. Эти книжечки обозначались так: «НИКИЗДАТ». Родителей не было в Москве, Ника жила с тетей, когда решила поступить в МСХ-Ш - художественную школу, это был ее первый самостоятельный шаг. В МСХ-Ш давали очень серьезные основы мастерства, и девушка училась там с упоением. Когда же она собралась в Суриковский институт, в случае неудачи выбрала такую альтернативу: «Пойду работать в зоопарк. А потом снова буду поступать». Но с зоопарком не вышло - приняли сразу. Причем о графике она тогда не помышляла - училась на отделении монументальной живописи у Николая Михайловича Чернышева.
Монументалистом Ника не стала, единственная ее работа в этом жанре - в театре Натальи Сац на Воробьевых горах: она расписала стену в театре по эскизам отца и оформила балет, поставленный на основе его спектакля-пантомимы.
А тогда, в 1946-м, когда не стало Георгия Павловича, мир рухнул. Но надо было как-то жить, надо было восстанавливать дачу, пострадавшую во время войны, продали тетин рояль, но пенсии за отца на все не хватало, и Ника взялась рисовать открытки. Затем какие-то иллюстрации. А потом ей заказали «Стойкого оловянного солдатика» Андерсена, и это было безмерным счастьем!
Свой театр
Так она пришла в книжную иллюстрацию. В иллюстрации есть что-то общее с монументальной живописью: в обоих случаях ты имеешь дело с вещью, объясняла Ника Георгиевна, книжным листом или стеной здания, и главная задача - правильно организовать пространство этой стены или этого листа. А еще иллюстрация сродни переводу - это перевод текста автора на язык художника. А еще иллюстрация - это театр, со своими декорациями, костюмами, актерами, освещением, режиссурой, - спектакль, поставленный художником «по пьесе» автора... Не зря в детстве Ника любила читать Шекспира и разглядывать книги по истории костюма! Ника Гольц обладала характером независимым и оригинальным. Как и отец, не могла переломить себя ради чего бы то ни было. Но если независимый академик архитектуры вызывал у начальства серьезное недовольство, то независимый иллюстратор детских книжек вполне мог рассчитывать на понимание. В детской книге художникам сходило с рук многое, что в другой ситуации могло прослыть формализмом. И тут дело даже не в идеологии: Ника Георгиевна вспоминает, как она принесла главному художнику Детгиза свои иллюстрации к «Дюймовочке». Все было прекрасно, пока не дошло до эльфов. Борис Александрович Дехтерев просто за голову схватился, увидев Никиных бесенят с торчащими ушками, - сам-то он рисовал их к той же «Дюймовочке» в виде нежных ангелочков. Но художница объяснила ему, какие они - ее эльфы, и он согласился с их существованием. И пропустил в печать.
Этот случай стал для Ники Гольц образцом в творческих взаимоотношениях. В свою очередь оценивая работы молодых, она с уважением подходила к миру, созданному художником, и советы давала только по существу. «Главное, чтобы работа была сделана убедительно и талантливо».
Городок в табакерке
Тогда, в «дехтеревский период» Детгиза, детскую книгу творили убедительные и талантливые иллюстраторы. И это компенсировало и несовершенство полиграфии, и плохую бумагу, и даже идеологическую цензуру. Ее, кстати, обойти не составляло труда. «Когда мне предложили проиллюстрировать рассказ про Ленина, - вспоминает художница, - про какие-то дурацкие чистые тарелки (очевидно, это был известный рассказ Бонч Бруевича «Общество чистых тарелок»), я не смогла отказаться, но нарисовала просто три тарелки, и все».
Главное - влюбиться
Я должна не просто любить, я должна обожать своего автора! - объясняет Ника Георгиевна. - Иначе я не могу работать». Так она влюблялась в Оскара Уайлда, Владимира Одоевского, Вильгельма Гауфа, Антония Погорельского... К сказкам Андерсена возвращалась много раз, делала и черно-белые иллюстрации, и цветные. Она ездила в Данию, где у нее оказались друзья-русисты, и после этого стала понимать Андерсена как-то по-новому. За шесть лет она оформила семь книг Андерсена и именно за это в 2005 г- получила серебряную медаль Академии художеств, а год спустя за иллюстрации к сборнику «Большая книга лучших сказок Андерсена» была награждена дипломом Международного совета по детской книге.
Удивительные отношения сложились у нее с Александром Шаровым. Иллюстрировать Ш. Перро или Н. Гоголя - это одно дело, а живого автора - совсем другое: могут случиться досадные разногласия. С Шаровым они совпали. Ника приходила к нему домой, и они работали вместе. Любимой ее работой стала книжка о сказочниках «Волшебники приходят к людям» - этот жанр принято называть научно-популярным. Какими должны быть картинки к такой книге? Как проиллюстрировать мысль о сходстве сюжетов «Амур и Психея» и «Аленький цветочек»? Как изобразить понятие «фольклор»? Как совместить «Песнь о Гайавате» с «Коньком-горбунком»? Но, должно быть, работа с живым писателем имеет свои преимущества, и Ника Гольц очень эмоционально восприняла все его мысли - рисунки получились неожиданными и точными, с тонкими графическими и смысловыми оттенками. Так, наблюдая беседу А. Пушкина с автором «Конька-горбунка» П. Ершовым, каждый по рисунку Н. Гольц поймет, что Ершов - это человек, а Пушкин... Пушкин - что-то из другого мира. «Пушкина я просто не рискую иллюстрировать, потому что это какая-то запредельная для меня высота, которая, быть может, и не нуждается в иллюстрации... Он настолько прекрасен», - говорила Ника Георгиевна. И это отношение прочитывается в ее рисунке!
А чего стоит выставка сказочных коней!.. Тут и огненные кони Гелиоса, и былинный конь Ильи Муромца, и крылатый Пегас, и Росинант, и кони-мышки из «Золушки», и конь, служивший Бабе Яге, и конь-оборотень, и даже кентавр - все по тексту научного исследования, и все - живое, яркое, с характером. Характер - одно из узнаваемых свойств рисунка Ники Гольц, характер и изящество образа.
Наверное, невозможно сосчитать всех иллюстраторов Андерсена - любой «детский» художник мечтает о такой работе, любой берется за нее с радостью. Я помню, в детстве мне нравились все книжки Андерсена - все были с красивыми, «сказочными» картинками. Но такого Оле-/1укойе, как у Ники Гольц, я не встречала нигде: это никакой не гномик, а тоненький, нарядно одетый человечек с красивым зонтиком, грациозный, как учитель танцев. Совершенно непривычный - но с ним сразу примиряешься, так он хорош. Замечательна Снежная королева, едва намеченная тонкими, острыми линиями в кутерьме метели, в полете сказочных саней, - Снежная маска какая-то! А торжественное шествие Голого короля напоминает балет - так элегантно король и его свита выкидывают в сторону правую ножку.
Любимая тема художницы - эльфы и тролли. Эльфы в ее понимании, конечно на ангелочков никак не похожие. Вот злые тролли из той же «Снежной королевы» - причудливые, страшные, смешные, они несут волшебное зеркало, летят с ним в ночном небе, и это удивительно красиво. Вот Стеклянный человечек из сказки В. Гауфа «Холодное сердце» - сразу видно, что он стеклянный и что он гном. Тонкий, строгий, с длинным носом, хитрой улыбкой и острыми коленками. А как весело отплясывают счастливые Маленькие человечки из сказки братьев Гримм!..
Надменные принцессы, лохматые великаны, медведи и ласточки, бедные падчерицы и глуповатые короли - все это сказочное население воссоздано в иллюстрациях Ники Гольц с мастерством и любовью. Но два автора представляются мне полностью созвучными характеру ее таланта - это Э.-Т.-А. Гофман и Н. Гоголь.
Жители Джиннистана
«Мне хочется проиллюстрировать его всего», - говорила Ника Георгиевна про Гофмана. Она и иллюстрировала, кажется, все его сказки, хотела еще нарисовать «Жизнеописание кота Мурра» - но не успела. Удивительный мир Гофмана, где граница между землей и небом, людьми и духами постоянно нарушается, мир фантасмагории, гротеска, язвительной иронии, мир наивных чудаков-поэтов, самодовольных ремесленников и противоборствующих магов и колдуний - он известен Нике Гольц подробнейшим образом. В нем кипят огненные страсти. Удивительно динамичны композиции к «Крошке Цахесу»: множество фигур словно порывом бури обращены к уродцу-карлику - так наглядно передана сила волшебства. Валтазар и его друзья, идущие разрушить власть Циннобера, чуть иронично изображены в героической позе античных тираноборцев - в развевающихся плащах и... с лорнетом в руке. Но ярче всего вышли иллюстрации к сказке «Золотой горшок», и неудивительно - сам Гофман считал ее лучшим своим произведением, он говорил: «Такого, как "Золотой горшок", мне уже не написать!». Сказка эта вся пронизана желанием любви, страсти героев сотрясают землю и небо. Удивительно, как в черно-белых иллюстрациях передано пылание мага Саламандра, грациозное скольжение изумрудной змейки, волшебные голоса, шелестящие в кусте бузины. На форзаце книжки "Золотой горшок и другие истории" в чудесный, плотный узор из цветов и птиц вплетены все сказочные персонажи: господин Дроссельмейер из «Щелкунчика», Крошка Цахес, страус-швейцар и в центре, как солнце любви, золотой горшок и прекрасная змейка Серпентина.
Леонардо да Винчи говорил, что художник всегда рисует себя. Кто же из персонажей Ники Гольц ближе всего к ней по облику? Уж конечно, не сказочные красавицы. К красавицам она относится несколько настороженно; в лучшем случае очертит их плавной, чистой линией, а чаще в них проступают надменность, жеманство или просто пошлость. Ее герой - это чудак-романтик, влюбленный поэт с лицом, обращенным к звездам, готовый на подвиг. «Я, конечно, тоже всегда рисовала себя. Но если вы хотите, чтобы я назвала конкретного персонажа, то пусть это будет Перегринус Тис из произведения Гофмана "Повелитель блох"», - говорит художница. Однако то же лицо мы видим у студента Ансельма из «Золотого горшка», и у Валтазара из «Крошки Цахеса», и у Маленького Ганса из «Преданного друга» Оскара Уайлда - благородство и простота, удивленный взгляд, открытость чувству. Может быть, это унаследованные черты отца?
Истинная родина этого героя - волшебный Джиннистан, страна духов и фей, в которой Ника Гольц чувствует себя вполне непринужденно.
Бедный Акакий Акакиевич...
Николай Васильевич Гоголь всегда тяготел к сказке, к чудесному и фантастическому; романтический темперамент и язвительный сарказм роднят его с Э.-Т.-А. Гофманом. Это все почувствовала художница, иллюстрируя «Петербургские повести». По ее словам, «это очень трудная, очень тяжелая вещь», но она хотела бы к ней вернуться, сделать снова. Петербург в ее рисунках - тот самый город, где «сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать все не в настоящем виде», город мучительной суеты, тяжелого сна. Великолепен Поприщин -испанский король из «Записок сумасшедшего». Страшный старик-дьявол, вылезающий из рам в повести «Портрет». Но такого Акакия Акакиевича Башмачкина вы не найдете ни у кого, даже в неоконченном фильме Ю. Норштейна. С истинной любовью нарисованы его черты.
Вот он сидит над бумагой, согнув спину и вытянув шею, скрипит перышком и... улыбается. Гоголь про эту улыбку не писал, а художница увидела. Вокруг серые угловатые фигуры, сутолока, болтовня, бумажки ему на лысину сыплют - а он светится весь. Вот Акакий Акакиевич дома, сидит, завернувшись в халат, улыбается... а над ним реет шинель -«он питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели». Вот он, счастливый, погрузившись в новую шинель, идет среди безликих теней по улице, а вот - страшный миг! - какое-то мировое зло, черное, когтистое, вытряхивает его из этой шинели на снег. Столько динамики в этом рисунке, столько живого отчаяния, что у самого отпетого двоечника возникнет порыв прочитать про этого несчастного взъерошенного человечка.
Тихая жизнь
Ника Гольц очень любила путешествовать - тратила на это все свободные деньги и время. Италия, Египет, Англия, Тунис, Шотландия потом оживали в ее рисунках. Чтобы сосредоточиться на новой работе, она старалась как-то скрыться от внешнего мира - лучше всего это удавалось сделать в метро или троллейбусе, там ей часто являлись первые «зацепки» к образу. В кризисные до-е годы художница приходила в отчаяние от падения вкуса, от новой «цензуры» денег, когда в ответ на ее возражения издатель говорил: «Это не купят» - и разговор был окончен. Но дожила она и до лучших времен, убедивших ее, что вкус у людей все-таки есть, - книги с ее иллюстрациями раскупались мгновенно, «мультяшной» продукции, «жутким Барби и премерзейшим Синдереллам» противостоит творчество настоящих художников, продолжающих традиции русской иллюстрации. В перерывах между заказами и просто для себя Ника Георгиевна писала пейзажи и цветы. Она не любила слово «натюрморт», оно отдает кладбищем, гораздо точнее, считала она, называть этот жанр по-немецки: Still Leben - «тихая жизнь». «Потому что это не мертвая натура. Это тихая жизнь...». Говорят, в цветах на ее рисунках тихо жили маленькие человечки, эльфы, они плясали, летали, кувыркались, и дети их сразу замечали, а взрослые нет. Но, даже если не видеть эльфов, достаточно взглянуть на ее «Чертополох», чтобы почувствовать его одухотворенность: он живет такой затейливой, богатой, красивой жизнью. Эта одухотворенность, красота и необычность привлекали к Нике Гольц огромное число любящих ее людей. Они окружали ее до последних дней. Одного из них, художника Максима Митрофанова, я сердечно благодарю за помощь в подготовке материалов для этой статьи.
Фото и рисунки любезно предоставлены художником М. Митрофановым (из личного архива).
Справка:
ГОЛЬЦ Ника Георгиевна
10 марта 1925 г. - 9 ноября 2012 г.
Заслуженный художник России. В 1956 г. в издательстве Детгиз вышла первая проиллюстрированная ею книга «Стойкий оловянный солдатик» Х.-К. Андерсена. Работала в книжной и станковой графике в издательствах «Детская литература», «Советский художник», «Советская Россия», «Русская книга», «Правда», «Художественная литература», «ЭКСМО-Пресс» и др.
Основные работы «Сказки» О. Уайлда; «Петербургские повести» Н. Гоголя; «Черная курица, или Подземные жители» А. Погорельского; «Тим Талер, или Проданный смех» Дж. Крюса; «Повести и рассказы» В. Одоевского; «Сказки и истории» Э.-Т.-А. Гофмана; «Сказки» В. Гауфа; «Немецкая народная поэзия XU-XIX веков»; «Сказки матушки Гусыни» Ш. Перро; «Английские и шотландские народные сказки; сказки А. Шарова «Волшебники приходят к людям», «Кукушонок, принц с нашего двора», «Мальчик-одуванчик и три ключика», «Человек-горошина и простак»; «Сказки» Х.-К. Андерсена.
Выставки
1964 - Канада, Индия, Дания.
1968 - Югославия.
1971,1973 - Италия.
1975-«Книга-75».
1985 - Германия. Выставка иллюстраторов
произведений братьев Гримм в Берлине.
1990 - Дания, город Орхус.
1993 -Дания, город Вейле, совместно
с датскими художниками.
В 2006 г. Ника Георгиевна Гольц
награждена Дипломом Х.-К. Андерсена
Международного совета по детской книге
(IBBY) за иллюстрации к сборнику
«Большая книга лучших сказок
Андерсена».
1939-1942 - училась в Московской средней художественной школе.
В 1943-1950 гг. училась в Московском государственном художественном институте имени В.И.Сурикова в мастерской Н.М.Чернышова.
С 1953 года работает в книжной и станковой графике в издательствах «Детская литература», «Советский художник», «Советская Россия», «Русская книга», «Правда», «Художественная литература», «ЭКСМО-Пресс» и других.
Основные работы:
«Сказки» О.Уайльда, «Петербургские повести» Н.Гоголя, «Чёрная курица, или Подземные жители» А.Погорельского, «Повести и рассказы» В.Одоевского, «Сказки и истории» Э.Т.А.Гофмана, «Сказки» В.Гауфа, «Немецкая народная поэзия XII-XIX веков», «Сказки матушки Гусыни» Ш.Перро, «Английские и шотландские народные сказки», «Волшебники приходят к людям» А.Шарова, «Сказки» Х.К.Андерсена, а также отдельные издания его «Снежной королевы», «Дюймовочки», «Гадкого утёнка».
Серии работ на темы произведений В.Одоевского, Х.К.Андерсена, русских сказок.
Серии пейзажей России, Дании, Шотландии, Египта.
Роспись фойе Музыкального театра для детей им. Н.И.Сац, с включением двух панно по эскизам академика архитектуры Г.П.Гольца, отца художницы.
Многие работы Ники Георгиевны Гольц находятся в музеях России, в том числе в Третьяковской галерее, и частных коллекциях в России и за рубежом - в Дании, Швеции, Германии, Италии, США.
С 1953 года Н.Г.Гольц участвует в московских, российских, всесоюзных и международных выставках.
Выставки: Канада, Индия, Дания (1964); Югославия (1968); Биеннале в Болонье (Италия, 1971); Биеннале в Италии (1973); «Книга-75»; Выставка иллюстраторов произведений братьев Гримм в Берлине (1985); Дания (г. Орхус, 1990; г. Вейле, 1993) совместно с датскими художниками.
Друзья художницы рассказывают, что когда Ника Георгиевна рисует натюрморты - букеты цветов, в цветочках обязательно сидят маленькие человечки: нимфы, эльфы. Причем взрослые не сразу замечают их, а дети смотрят на цветы и, прежде всего, видят этих сказочных человечков.
Когда рассматриваешь работы Ники Гольц, кажется, что мир сказки реален и существует где-то в известном художнице уголке планеты. Возможно, это место - любимая Никой Георгиевной Дания: «Это небольшая страна, но она - колоссальная. Потому что в неё вмещается такое разнообразие разных пейзажей: там и дремучий лес, причём удивительной красоты; 
там такие дубы удивительные - они растут немножко иначе, чем наши дубы. Они ветвятся от корня - это знаменитые дубы Умольса. Мне так повезло, что почти 20 лет у меня там есть очень близкие друзья, и мы с ними объездили всю эту удивительную страну. Там я видела церкви XI века с росписями, которые тоже ни на что не похожи. Это уже христианство, но их ещё викинги расписывали. Это что-то такое особенно датское. Дания - это и мой любимый художник Ханасхое, которого я называю иногда «датский Серов». Спасибо Дании. За её красоту, за её доброту, за её удивительное обаяние».
Ирина КВАТЕЛАДЗЕ
«В ИЛЛЮСТРАЦИИ, КАК В ПЕРЕВОДЕ, ОЧЕНЬ МНОГО ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ МОМЕНТОВ. ПЕРЕВОДЧИК, В СУЩНОСТИ, ПИШЕТ КНИГУ ЗАНОВО – ОТТАЛКИВАЯСЬ ОТ ОРИГИНАЛА. ТАКЖЕ И ИЛЛЮСТРАТОР. ЭТО УЖЕ НЕ ПРОСТО КНИГИ, НАПИСАННЫЕ КАКИМ-ТО АВТОРОМ. ЭТО КНИГИ, ПРОЧТЕННЫЕ И УВИДЕННЫЕ МНОЮ, ПОКАЗАННЫЕ МОИМИ ГЛАЗАМИ. ЭТО Я ИХ ТАК ПРОЧУВСТВОВАЛА. ЭТО СОТВОРЧЕСТВО…»
НИКА ГЕОРГИЕВНА, КОГДА ВЫ НАЧАЛИ РИСОВАТЬ? И КОГДА ПРОИЛЛЮСТРИРОВАЛИ СВОЮ ПЕРВУЮ КНИЖКУ?
– Первая книжка была 50 лет назад. А рисовать… наверное, с самого рождения. Я рано стала читать, читала много и с интересом. И рисовать начала так же рано. У меня было увлечение – издавать собственные книги. Писала какие-то текстики и рисовала к ним картинки. После смерти мамы, в ее архиве, я нашла одну такую книжечку – из какой-то серой бумаги, примитивно переплетенную… Там была история про чертиков, которые пошли путешествовать. Книжка была с жуткими ошибками, с зеркально написанными буквами – знаете, так вот дети лет в 5–6 иногда пишут буквы наоборот?.. А рисовала я всегда, сколько себя помню. Причем именно иллюстрации к собственным выдуманным историям.
ЭТОМУ СПОСОБСТВОВАЛА ОБСТАНОВКА В СЕМЬЕ?
– Да, безусловно. Я росла в художественной атмосфере. Мой отец, Георгий Павлович Гольц, академик архитектуры, был еще и замечательным художником. Он работал и в театре, и в графике. Когда меня надо было «заткнуть» книжкой, мне давали книги по искусству. Так что не рисовать мне было решительно невозможно. Потом я поступила в художественную школу. Это, наверное, был мой первый самостоятельный поступок. Родителей в тот момент даже не было в Москве, я жила у тети и просто пошла и сдала экзамены. В Московскую среднюю художественную школу (МСХШ), которая теперь называется лицеем (Московский художественный академический лицей при Московском академическом художественном институте имени Сурикова – Прим. ред.). Я там училась с упоением до войны, а когда началась война, нас отправили в эвакуацию в Башкирию. Мы там работали в колхозе в пользу обороны. Это был страшный подъем. Сейчас в лицее проходит выставка тех работ, которые были сделаны в эвакуации.
А потом меня забрал отец, который с Академией архитектуры был эвакуирован в Чимкент. Я окончила обычную среднюю школу. И уже по возвращении в Москву поступила в институт имени Сурикова.
ЭТО БЫЛО ТВЕРДЫМ НАМЕРЕНИЕМ – ПОСТУПАТЬ ИМЕННО В ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ?
– Да, только в художественный. Ну, а если не поступлю, то я решила, что пойду работать в зоопарк – я очень любила зверей. Вот такая была альтернатива (улыбается). Но меня приняли. Я отучилась в Суриковском 7 лет, так как меня потом перевели на монументальную живопись. После окончания института заниматься монументальной живописью я не стала, но о том, что училась на этом отделении, у Николая Михайловича Чернышева, совсем не жалею. Это был прекрасный педагог и блистательный художник. Я очень его любила. Единственная монументальная работа, которую я сделала со всей страстью, это роспись стены в строящемся тогда на Ленинских горах Музыкальном театре Натальи Ильиничны Сац. Мой отец очень много с ней работал. Он умер, когда мне было 20 лет – в 1946 году. И Наталья Сац хотела, чтобы был восстановлен его спектакль-пантомима «Негритенок и обезьяна» – уже в виде балета. Я оформила для них этот балет и расписала стену театра, включив в роспись два панно по эскизам отца. Эта роспись до сих пор существует.
КАК ВЫ ПРИШЛИ В ГРАФИКУ?
– Нужно было как-то зарабатывать. Я стала рисовать открытки, делала какие-то иллюстрации. Как-то втянулась, а потом и вовсе полюбила. Тем более что это всегда было моим. А когда оказалось, что можно иллюстрировать не только «первый раз в первый класс», но еще и Андерсена… Я никогда прежде не испытывала такого безмерного счастья, как в тот день, когда мне дали несколько листочков со сказкой «Стойкий оловянный солдатик»!.. Ну, а теперь я как наркоман – не могу без книги.
ВЫ ДО СИХ ПОР РАБОТАЕТЕ?
– Да, я до сих пор востребована как график. Более того, у меня сейчас «окон» между заказами гораздо меньше, чем было раньше. Раньше такие перерывы я использовала на иллюстрации – просто для себя. Понимаете, в иллюстрации, как в переводе, очень много параллельных моментов. Переводчик, в сущности, пишет книгу заново – отталкиваясь от оригинала. Также и иллюстратор. Это уже не просто книги, написанные каким-то автором. Это книги, прочтенные и увиденные мною, показанные моими глазами. Это я их так прочувствовала. Это сотворчество…
ЧТО ПОМОГАЛО БОЛЬШЕ ВСЕГО В РАБОТЕ?
– Образование. Причем не только полученное в школе и в институте. Теперь, оценивая то домашнее образование, которое мне дали родители, я могу сказать, что это было европейское образование. Я любила античные мифы, любила историю костюма, я Шекспира читала с 10 лет… Это не умаляло и не умаляет русской культуры, но это дополняет ее.
ВЫ ВОЗВРАЩАЕТЕСЬ К КНИГАМ, КОТОРЫЕ УЖЕ ПРОИЛЛЮСТРИРОВАЛИ ОДНАЖДЫ?
ПОТОМУ ЧТО КАЖДЫЙ РАЗ ПО-РАЗНОМУ?
– Не совсем. Может быть какой-то общий момент, какой-то общий образ… Я сейчас сделала 7 книг Андерсена для издательства «ЭКСМО». За эту работу я получила серебряную медаль Академии художеств. Но есть я шесть лет жила только этим автором. Так еще совпало, что у меня друзья в Дании. Я датского, к сожалению, не знаю, а они – русисты. И вот они практиковались на мне в русском, когда я ездила к ним в гости (улыбается). После Дании Андерсен стал немножко другим для меня, я стала его немного иначе видеть, иначе понимать. Сейчас уже заканчивается андерсеновский бум, вызванный его юбилеем. Но я могла бы начать его заново. Вот только закончила, но мне уже опять кажется, что что-то не то, что можно было сделать по-другому…
– Еще я очень люблю Гофмана. Мне хочется проиллюстрировать его всего. Я много раз возвращалась к «Щелкунчику». И сейчас опять делаю его для издательства «Махаон». Делала «Крошку Цахеса», но сейчас вернулась бы к нему снова и сделала бы, как мне кажется, лучше.
Мне исполнилось 80 лет. Когда-то мне казалось, что это что-то такое совсем дикое, невозможное… Но сейчас я работаю лучше, чем 40 лет назад. Мне так кажется (улыбается)…
ЧЕМ ЛУЧШЕ?
– Как-то живее, сосредоточеннее, интереснее. Самостоятельнее, наконец. Мне теперь, по большому счету, плевать на все образцы. Я могу позволить себе ни на кого не оглядываться.
НУ ДА… ВЫ САМА КАК ОБРАЗЕЦ…
– Да. Единственное, что хочется – это успеть. Потому что времени у меня, конечно же, осталось немного. Успеть что-то сказать, выразить…
ЧТО ДЛЯ ВАС САМОЕ ГЛАВНОЕ, САМОЕ ВАЖНОЕ В РАБОТЕ НАД
КНИЖНОЙ ИЛЛЮСТРАЦИЕЙ?
– Я должна не просто любить, а обожать своего автора. Иначе я не могу работать. Иллюстрируя Уайльда, я была в него влюблена. Теперь, когда я прочла его биографию, он мне гораздо менее симпатичен (улыбается). Также я любила Гофмана, очень была увлечена Владимиром Одоевским, Александром Погорельским.
А ПУШКИНА? БЫЛО БЫ ЛОГИЧНО…
– Пушкина я просто не рискую иллюстрировать, потому что это какая-то запредельная для меня высота, которая, быть может, и не нуждается в иллюстрации…
А ЧТО ГРЕЕТ У ПУШКИНА? ЕСЛИ БЫ ВСЕ-ТАКИ ОТВАЖИЛИСЬ?..
– Я не знаю. Я никогда не думала… Он ведь настолько прекрасен! А вот «Петербургские повести» Гоголя я сделала. И сделала бы снова, хотя это очень трудная, очень тяжелая вещь.
А ЧТО НЕ НАРИСОВАЛИ – ИЗ ТОГО, ЧТО ХОТЕЛОСЬ?
– «Жизнеописания кота Мура» Гофмана. Все время в голове, что надо, надо это сделать! Но все никак. Никак не могу приняться. Все какая-то наплывающая работа. Вот думала, что лето будет свободным, но предложили «Щелкунчика» – и мне жалко от него отказываться. Предложили опять Уайльда, цветного. Тоже интересно.
50 ЛЕТ НАЗАД, КОГДА СЛУЧИЛАСЬ ПЕРВАЯ КНИЖКА, БЫЛА СОВСЕМ ДРУГАЯ СТРАНА. ПОТОМ СТРАНА ИЗМЕНИЛАСЬ. ПОТОМ ЕЩЕ
РАЗ ИЗМЕНИЛАСЬ… КОГДА БЫЛО СЛОЖНЕЕ И ИНТЕРЕСНЕЕ РАБОТАТЬ?
– Интересно работать всегда, потому что интерес зависит только от себя самой. Сложнее… Я, конечно, сформировалась в советское время, и тогда нам всем казалось, что существуют ужасные препоны, что цензура политическая пронизывает все, что многое нельзя и вообще опасно. Теперь я понимаю, что все это были детские шалости по сравнению с той цензурой денег, которая царит сейчас. Это гораздо страшнее. Потому что советскую цензуру можно было обойти, особенно в детской книге. Можно было что-то сказать между срок, как-то завуалировать… Сейчас все гораздо серьезнее. А «стражи» – суровее. Я что-то предлагаю, а мне в ответ – не купят. И это уже как закон. Сделать уже ничего нельзя. Не знаю, замечали вы или нет, но сейчас издаются одни и те же авторы. Издатели смотрят друг на друга, друг другу подражают, друг на друга оглядываются. Хотят во что бы то ни стало продать – за счет броскости, чтобы поярче было, попушистее… Если в советское время «Детгиз» печатал откровенно плохо – на плохой бумаге, с плохим качеством, то сейчас другая крайность – бумага отличная, хорошая краска, но дурной вкус. И это очень страшно. Это опасно именно для детей, потому что первая книга откладывается в сознании как никакая другая. Я помню одну из первых своих детских книжек – «Три толстяка» с великолепными рисунками Добужинского, которую люблю всю жизнь. А сейчас что? Аляповато, грязно, ярко… Да, и сейчас работают хорошие художники, их много, но они теряются в массе дурного вкуса. Иногда страшно за книгу, потому что читать стали гораздо меньше. Гораздо. А издатель пытается сделать книгу еще круче, чем мультик. По моему глубокому убеждению, это не путь. Ну что же… мы можем только делать… пытаться прививать вкус…
ВЫ СКАЗАЛИ, ЧТО В ДЕТСКОЙ КНИГЕ МОЖНО БЫЛО ПОЗВОЛИТЬ
СЕБЕ БОЛЬШЕ. ПОЗВОЛИТЬ ЧТО?
– Немного свободы. Понимаете, то, что во взрослой иллюстрации считалась формализмом, в детской книге было отчасти допустимо. И это при том, что тогда формализмом считалось абсолютно все, что выходило за рамки социалистического реализма. При этом было совершенно непонятно, что же на самом деле считать соцреализмом. Само это понятие – абсурдно. Ведь если социалистический, то не реализм. А если реализм, то уже точно не социалистический. И тем не менее (улыбается)… И если во взрослой книге все намеки считывались, и за них могло очень даже здорово влететь, то у нас за счет детскости все прощалось. Поэтому очень много прекрасных, первоклассных художников работало именно в детской книге. Лебедев, Конашевич, Чарушин-старший… Целый ряд современников создавали на плохой газетной бумаге настоящие произведения искусства.
Я как-то спорила с одним коммерческим директором. Я убеждала его попробовать сделать иначе, отойти от стереотипа, потому что была уверена – купят. Не обязательно печатать книгу с золотом и блестками. Но в ответ слышала неизменное: нет, мы лучше знаем. А на самом деле это не так. Потому что и моя «Снежная королева», и мой «Гадкий утенок» продавались мгновенно. Их переиздавали много раз, и каждый раз тираж быстро расходился. Это говорит о том, что вкус у людей все-таки есть, несмотря на то что издатели думают иначе. Ведь все эти жуткие Барби и премерзейшие Синдереллы – это все не наше, это все чужое. Мне бы очень не хотелось, чтобы нынешние книгоиздатели потеряли специфику русской иллюстрации.
ПРИХОДИЛОСЬ КОГДА-НИБУДЬ РИСОВАТЬ ТО, К ЧЕМУ НЕ ЛЕЖАЛА
ДУША?
– Как вам сказать… Были, конечно, книги проходные, случайные. Но я никогда не брала то, к чему не лежало сердце. Не потому что я борец. Я просто не могу иначе, я не могу себя ломать. Когда мне предложили проиллюстрировать рассказ про Ленина – про какие-то дурацкие чистые тарелки, я не смогла отказаться, но нарисовала просто три тарелки и все.
А ЧЕМ КОМПЕНСИРОВАЛОСЬ?
– Ну, я делала что-то для себя. Иллюстрации, пейзажи…
ДЕТСКИЕ ИЛИ ВЗРОСЛЫЕ?
– А кто знает, сказки вообще для детей или для взрослых? Андерсен ведь не писал для детей, он свои сказки королю читал. А Шекспир – это взрослая или детская литература? А Гоголь? Это все так сложно, так неоднозначно…
РАССКАЖИТЕ, КАК СКЛАДЫВАЛАСЬ ТВОРЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ? БЫЛИ
КАКИЕ-ТО КРИЗИСЫ?
– Наверное, были. Это ведь трудно… Вообще каждая книга – это такой маленький творческий кризис. Я когда начинаю, меня посещает полное отчаяние. Мне кажется, что она не получится, что у меня ничего не выйдет, что я не сделаю…
А ПОТОМ? КАК РОЖДАЕТСЯ ИЛЛЮСТРАЦИЯ?
– Очень важно первое прочтение. На самом деле во время первого прочтения все как раз и возникает. Но для этого необходима абсолютная концентрация, которая легче всего достигается в транспорте. Дома все отвлекает, а вот в транспорте – в троллейбусе или метро – я полностью изолирована от внешнего мира. Потом думаешь, думаешь, ночью не спишь. Потом начинаются почеркушки, пытаешься попасть в размер – и вот тут и посещает полное отчаяние, потому что ничего не получается. И мне уже кажется, что я никуда не гожусь и мне надо на помойку… А потом вдруг каким-то одним коготком за что-то зацепишься, за одну картинку всего лишь, и тогда работа уже пошла. Это самое счастливое время. А потом все опять не так, все опять ужасно, и хочется снова и снова все переделать. Спасает срок сдачи работы: звонят и говорят, что пора. Но иногда работа не получается до самого конца. И творческие неудачи были, и немало.
КАК ВЫ ИХ ПЕРЕЖИВАЛИ?
– С огорчением. Вот до сих пор горюю, что свою любимую «Русалочку» сделала так, что не могу на нее смотреть. И самое обидное, что до сих пор не понимаю почему. Делала с любовью, на подъеме, а вышла дрянь.
А ЦВЕТЫ И ПЕЙЗАЖИ – ЭТО В ПЕРЕРЫВАХ МЕЖДУ КНИЖКАМИ?
– Я очень люблю путешествовать. Практически все свободное время и все свободные деньги трачу на поездки. Делаю наброски, а заканчиваю уже дома. А цветы… Я их всегда рисовала. Это уже отдых, это между делом. Вот выдался день, красивые цветы расцвели, и мне захотелось их нарисовать… Правда, с какого-то момента я перестала ставить букеты. Я ставлю и вижу, что они живые. И после этого обрезать их уже ужасно, невозможно… Потому что когда они стоят в вазе, они шевелятся… Не то чтобы к солнцу тянутся, а просто меняют положение. Вот вы когда-нибудь обратите внимание на это. Посмотрите и увидите, что они живут… Я никогда не любила слово «натюрморт». По-немецки это гораздо точнее – Still Leben – тихая жизнь. Потому что это не мертвая натура. Это тихая жизнь…
ГОЛЬЦ
Ника Георгиевна
Заслуженный художник России.
Родилась в Москве
в 1925 году.
Отец – известный архитектор, академик архитектуры.
Окончила Московский государственный художественный институт имени
В.И. Сурикова, мастерскую
Н.М. Чернышова.
В книжную иллюстрацию
пришла в 1955 году.
В 1956 году в издательстве «Детгиз» вышла первая проиллюстрированная ею книга «Стойкий оловянный солдатик» Г.-Х. Андерсена.
Работает в книжной
и станковой графике
в издательствах «Детская литература», «Советский художник», «Советская Россия», «Русская книга», «Правда», «Художественная литература»,
«ЭКСМО-Пресс» и др.
ОСНОВНЫЕ РАБОТЫ
«Сказки» О. Уайльда; «Петербургские повести» Н. Гоголя; «Черная курица, или Подземные жители»
А. Погорельского;
«Тим Таллер, или Проданный смех»
Д. Крюс;
«Повести и рассказы» В. Одоевского;
«Сказки и истории»
Э.-Т.-А. Гофмана; «Сказки» В. Гауфа; «Немецкая народная поэзия XII–XIX веков»; «Сказки матушки Гусыни» Ш. Перро; «Английские и шотландские народные сказки; сказки
А. Шарова «Волшебники приходят к людям», «Кукушонок, принц с нашего двора», «Мальчик-одуванчик
и три ключика», «Человек-горошина
и простак»;
«Сказки»
Г.-Х. Андерсена.
ВЫСТАВКИ
1964 – Канада,
Индия, Дания;
1968 – Югославия;
1971, 1973 – Италия;
1975 – «Книга-75»;
1985 – Германия. Выставка иллюстраторов произведения братьев Гримм в Берлине;
1990 – Дания, г. Орхус;
1993 – Дания, г. Вейле совместно с датскими художниками.
Ника Георгиевна Гольц - российская художница, книжный иллюстратор. Заслуженный художник России.
Родилась в Москве. Отец – известный архитектор, академик.
1939-1942 - училась в Московской средней художественной школе.
В 1943-1950 гг. училась в Московском государственном художественном институте имени В.И.Сурикова в мастерской Н.М.Чернышова. Заслуженный художник России. С 1953 года работает в книжной и станковой графике в издательствах «Детская литература», «Советский художник», «Советская Россия», «Русская книга», «Правда», «Художественная литература», «ЭКСМО-Пресс» и других.
Свою первую книжку Ника Георгиевна Гольц «нарисовала» около 60 лет назад. Хотя, наверное, самая-самая случилась еще раньше. Она рано начала читать, читала много и с интересом. Именно тогда появилось первое увлечение – издавать собственные книжки. Тетрадные листочки, сложенные в несколько раз, с картинками-рисунками и собственными небольшими текстами.
«Детская книга – очень ответственная вещь. Ее можно делать на высоком уровне, максимально высоком. Я считаю, что дети все понимают. А если и не понимают, то воспринимают – интуитивно, эмоционально. Главное, не навязывать детям мультяшных зайчиков и кошечек. Много раз наблюдала, как дети в наброске очень быстро и точно понимают, какой именно дом или дерево рисуешь. Ребенок в неоконченном рисунке видит больше, чем взрослый. Ему в этом помогает непосредственность, необремененность условностями выражения. У него нет еще привычек, багажа изобразительных образов. Именно поэтому детская иллюстрация несет в себе гораздо больше ответственности. Ты даешь иногда первое зрительное восприятие ребенку, когда ему читают книгу. Если иллюстрация удачна, то впечатление остается на всю жизнь. Оно возбуждает интерес, передает смысл, иногда гораздо лучше и точнее, нежели сам текст. И оно, безусловно, воспитывает вкус.»
Её работы были на разных выставках в разных странах. Приобретены и Третьяковской галереей.
Основные работы: «Сказки» О. Уайльда; «Петербургские повести» Н. Гоголя; «Черная курица, или Подземные жители» А. Погорельского; «Тим Таллер, или Проданный смех» Д. Крюс; «Повести и рассказы» В. Одоевского; «Сказки и истории» Гофмана; «Сказки» В. Гауфа; «Немецкая народная поэзия XII–XIX веков»; «Сказки матушки Гусыни» Ш. Перро; «Английские и шотландские народные сказки»; сказки А. Шарова «Волшебники приходят к людям», «Кукушонок, принц с нашего двора», «Мальчик-одуванчик и три ключика», «Человек-горошина и простак»; «Сказки» Г.-Х. Андерсена.
Пример иллюстраций: Владимир Одоевский «Из сказок дедушки Иринея» .
Подготовлено по материалам сети.
Награды и премии:
| // Художник-иллюстратор. за иллюстрации к сборнику «Большая книга лучших сказок Г.-Х. Андерсена» |
Загрузка...
