В старину большинство профессий передавалось по наследству. Старшее поколение с ранних лет обучало детей своему ремеслу, привлекало их в качестве помощников. Например, в Древнем Египте буквально все профессиональные навыки и знания передавались от отца к сыну. Да и где же ещё, кроме как в семье, ребёнок мог научиться какому-нибудь ремеслу? Школы в ту пору были редки, и обучались в них преимущественно писцы — уж слишком сложной была эта профессия. Для того чтобы добиться в ней успеха, нужно было запомнить не менее 700 иероглифов, изучить разные виды письма — упрощённое, беглое, каллиграфическое. Впрочем, даже ученики таких школ, как правило, были выходцами из семей писцов. Ведь без начальных знаний попасть в такую школу было невозможно! Лишь в V веке нашей эры в школы писцов начали принимать всех желающих, способных оплатить недешёвое обучение.

В Древнем Риме и Греции принцип наследования знаний тоже был весьма распространён. Более того, иногда профессия принадлежала не просто одной семье, но и всей деревне. Например, все до единого жителя греческого острова Кос в древности были врачами. Считалось, что они ведут свой род от самого Асклепия — бога медицины и врачеваний . Греки считали, что, для того чтобы стать врачом, человек должен родиться им, иначе обучение будет бесполезным. Кстати, самым известным уроженцем острова Кос был знаменитый целитель и учёный Гиппократ .

Со временем профессиональные династии никуда не исчезли. Унаследовать дело отца всегда считалось почётным. Неудивительно, что семейный бизнес передавался из поколения в поколение. Так, в царской России большинство крупных предприятий в течение долгого времени управлялись близкими родственниками. Среди таких династий — предприниматели Демидовы . Родоначальником огромной империи был тульский кузнец Никита Демидов , который благодаря своему умению отливать замечательные ружья очень приглянулся Петру I . Дело отца продолжил сын Акинфий , который пустил заработанный батюшкой капитал в дело и стал владельцем целого металлургического завода. А к XIX веку семья Демидовых стала одной из самых богатых в России.

По наследству передавали свой бизнес и купцы Елисеевы . Кстати, глава клана, Пётр Елисеев , предпринимателем стал далеко не сразу. Вначале он был садовником, а после того как ему удалось получить от хозяев крупную сумму в благодарность за выращенную в январе землянику, открыл небольшую лавочку на Невском проспекте. К началу XX века Торговый дом Елисеевых, которым управляли сыновья садовника, владел огромными складами, кораблями и имел представительства не только в России, но и за границей.

Семейное дело

Впрочем, представителями профессиональных династий были не только предприниматели, но и врачи, артисты, учёные. Сыновья знаменитого врача Сергея Боткина , который в своё время был доктором самого государя императора, тоже стали медиками и добились больших успехов в профессии. Так же, как и дети знаменитого хирурга Александра Васильевича Вишневского , известного большинству из нас благодаря изобретённой им мази. Его сын, Александр Александрович Вишневский , долгое время возглавлял институт имени своего отца, первым в мире провёл операцию на сердце под местной анестезией и первую в СССР успешную операцию на открытом сердце с применением отечественного аппарата искусственного кровообращения. Внук знаменитого хирурга, Александр Александрович Вишневский-младший, тоже стал известным врачом, изучал возможности применения лазеров в медицине, проводил уникальные операции на лёгких, молочной железе, лечил больных с хроническим остеомиелитом.

Но, пожалуй, самыми многочисленными профессиональными династиями, многие из которых продолжаются и по сей день, всегда были цирковые и актёрские. Наверное, это не случайно. Дети артистов буквально живут в цирке или за кулисами театра. Им частенько приходится ездить на гастроли вместе с родителями, их с самого раннего возраста привлекают к участию в представлениях и съёмках в кино.

Дело прошлое?

Создание трудовых династий весьма поощрялось во времена СССР. О представителях таких семей снимали фильмы, писали книги. Но как обстоит дело сейчас? Социологи подсчитали, что современные молодые люди всё реже идут по стопам своих родителей. Всего лишь 11% выпускников российских школ хотели бы выбрать ту же профессию, что их отец или мать. Впрочем, сами родители тоже не особенно желают, чтобы дети повторили их путь. Только 38% представителей старшего поколения хотели бы, чтобы их дети занимались тем же, что и они. Впрочем, количество желающих передать свой опыт следующему поколению в разных сферах деятельности неодинаково. Видеть своих детей наследниками профессии хотели бы 50% архитекторов, 38% программистов, 37% дизайнеров, 34% журналистов и 32% бухгалтеров. В то время как 89% охранников, 82% продавцов, 82% водителей и 79% секретарей не хотели бы, чтобы дети разделили их профессиональную участь. Больше всего повезло журналистам — их дети чаще других готовы освоить профессию родителей (в 10% случаев) и врачам (8% медиков продолжают семейную династию).

Психологи уверены, что чаще всего по стопам родителей идут старшие дети. С самого детства их привлекают к заботе о младших, у них больше семейных обязанностей. Поэтому они идентифицируют себя с родителями в большей степени, чем младшие дети, и чаще повторяют профессиональный путь отца или матери.

Почему же число профессиональных династий сокращается? Специалисты находят несколько объяснений. Новые профессии появляются постоянно, поэтому выбор специальностей постоянно расширяется, следовательно, число тех, кто повторяет путь родителей, уменьшается. Ещё одна теория говорит о том, что сейчас молодые люди живут более обособленно от своих родителей, поэтому у них больше возможностей заниматься чем-то своим, вместо того чтобы участвовать в семейном бизнесе. Третья версия в гибели династий обвиняет прогресс. Новые технологии появляются столь быстро, что родителям просто нечего передавать детям в профессиональном плане: любые знания слишком быстро устаревают.

Впрочем, психологи и специалисты по подбору персонала ничего плохого в профессиональных династиях не видят. Если родители успешны, если им нравится то, чем они занимаются, они способны по-настоящему заинтересовать ребёнка своей специальностью, помочь ему в учёбе, трудоустройстве, дать профессиональный совет. Однако специалисты предупреждают: никакого насилия! Окончательное решение по выбору профессии ребёнок должен принимать сам.

Для Браславщины вовсе не удивителен тот факт, что профессия, освоенная когда-то дедами, в одной семье передавалась из поколения в поколение. Небольшое количество промышленных предприятий и организаций, сельскохозяйственные и ремесленные традиции обуславливают у нас достаточное количество трудовых династий с общим стажем в несколько веков. Одна из таких - семья Коноваловых - Миндриков - Усовых.

История сразу нескольких членов этой большой и дружной семьи тесно связана с переработкой молока. Еще в 60-х годах на Браславщине функционировал молочный завод, и как раз в эти годы свою трудовую деятельность здесь начала основательница династии Василиса Андреевна Коновалова. Осваиваться в профессии она начала в то время, когда завод был передовым предприятием, которое принимало на переработку молоко из всех районных хозяйств, а после поставляло его, а также сметану, масло и даже мороженое в магазины. Огромное количество молока в прямом смысле прошло через руки Василисы Андреевны: она и охлаждала сырье, и сепарировала, а будучи аппаратчиком молока, занималась нормализацией по содержанию жира. Когда же в 1987 году в эксплуатацию был сдан новый завод, В. Коновалова в числе первых стала осваивать оборудование и вскоре снова завоевала звание передовика производства. За 38 лет трудового стажа женщина неоднократно награждалась почетными грамотами, имеет медаль «Ветеран труда». А самое главное - В. Коновалова смогла привить любовь к профессии многим членам своей семьи.

С детства на молокозавод к Василисе Андреевне прибегал ее сын. Мальчуганом ему нравилось наблюдать за работой водителей молоковозов. Поэтому после окончания школы и получения прав особых раздумий по поводу трудоустройства не было. Уже минуло более 30 лет, как Александр Коновалов работает на предприятии, и ни разу матери не было стыдно за сына. Наоборот, ее сердце переполнялось радостью, когда он в очередной раз получал награды. Вдвойне отрадно становилось и от успехов невестки Леонгины, которая, придя на завод, одну за другой осваивала смежные профессии и сейчас уже на обновленном предприятии считается признанным мастеромыроделом. Ее умение чувствовать ход технологического процесса определило профессионализм. Именно за это Леонгина Эдуардовна несколько лет назад оказалась «Лучшей по профессии».

Не остались в стороне от семейного призвания и две племянницы Василисы Коноваловой - дочки брата и сестры. Нина Миндрик после окончания Рижского механико-технологического техникума пищевой продукции начала свою трудовую деятельность приемщицей молока, поработать пришлось и кладовщиком готовой продукции, и бухгалтером, и мастером-сыроделом. Сегодня она мастер смены цеха. Кроме того, около десятка лет здесь же слесарем-ремонтником работает ее муж Валерий.

Свое место в жизни и, что немаловажно, признание нашла в перерабатывающей промышленности дочка сестры Василисы Коноваловой - Светлана Усова. Ее трудовая биография во многом схожа с судьбами остальных членов династии. Начинала лаборантом химико-бактериального анализа, работала приемщицей молока, мастером смены, мастером производственного цеха. Сейчас Светлана Доминиковна занимает ответственную должность специалиста по продаже. Она же отвечает за идеологическую работу на предприятии. Энергичная, активная, везде успевающая - кому как не ей быть профсоюзным лидером. Вот уже не один год она доказывает, что и такой род деятельности по душе и силам.

Кстати, в минувшем году большая дружная семья по праву стала одним из главных участников республиканской профсоюзной акции «Мы - вместе!», где чествовали трудовые династии Браславщины. Безусловно, семейство, общий трудовой стаж которого перевалил за 155 лет, может служить настоящим примером преданности и любви к профессии.

Браславский цех по производству сыра УПП «Глубокский МКК» выпускает свою продукцию под слоганом «Старадаўнія традыцыі - сучасныя тэхналогіі». Эти слова в полной мере подтверждает трудовая история семьи Коноваловых - Миндриков - Усовых.

■ Вера БУЛАНОВА.

Поколение Z – люди, родившиеся позднее 1995 года. Их особенность заключается в том, что они почти с детства пользуются цифровыми гаджетами. Поэтому они отлично разбираются как в самих технологиях, так и во взаимодействии через них с людьми.

Их тесная связь с современными технологиями повлияла на то, как они обучаются и мыслят. Если прошлые поколения основательно изучали информацию, то новое быстро схватывают основные идеи, а затем при необходимости достает недостающие знания из Сети.

Подходящие профессии для поколения Z

Сейчас окончившие школу люди поступают на факультеты, которые так или иначе связаны с современными технологиями. Наиболее востребованными профессиями среди представителей поколения Z являются:

  • разработка ПО и администрирование информационных систем;
  • маркетинг;
  • журналистика и пиар.

Новые технологии для таких людей являются обыденностью, тогда как для представителей более ранних поколений они – что-то по-прежнему новое и не всегда полностью понятное.

Также такие люди делают выбор в пользу инновационных технологий. В частности, некоторые из них предпочитают обучаться робототехнике, биомедицине и другим вещам, которые стали развиваться относительно недавно.

Представители поколения Z не хотят работать на износ ради денег, и многие из них связывают свою жизнь с делом, которое приносит им удовольствие. Поэтому достаточно большое количество молодых людей обращают свое внимание на сферу искусства. Даже если занятие этим не сможет принести им ощутимой финансовой выгоды, они смогут просто наслаждаться творчеством.

Отдельно следует отметить, что деньги для представителей поколения Z имеют меньшее значение, чем для всех предшествующих. Современные молодые люди предпочитают экономить, что отлично демонстрирует перекочевавший с Запада тренд популярности секонд-хендов.

Неподходящие профессии для поколения Z

Многие представители старших поколений считают, что молодые люди не любят работать. Такое мнение возникает из-за того, что в системе ценностей людей, родившихся до 90-х, большое значение уделяется финансам. Они полагают, что можно работать на любом месте, если это получается и за исполнение обязанностей достаточно платят. Те, кто родились после 95-го, так не считают.

При этом люди из поколения Z не хотят работать в сферах, которые не переплетаются с цифровыми технологиями. Они для них непривычны и кажутся бесперспективными, каковыми те отчасти и являются.

Поколение Z не выбирает деятельность, которая не связана с творчеством. Они отчетливо чувствуют, что такая работа вскоре исчезнет под натиском всеобщей автоматизации. И в этом они абсолютно правы. Высока вероятность того, что люди, которые выберут для себя деятельность, которую будут способны выполнять алгоритмы, рано или поздно останутся без работы. А в более позднем возрасте станет сложно переучиваться.

Выбор будущей профессии всегда было сложным делом. Но молодому поколению проще. Они могут выбрать то, чем они действительно хотят заниматься. Если человек идет в ногу со временем, в будущем он не останется без работы.

Прежде всего знания носили чисто практический характер. Человек в эпоху своего появления во всём зависел от природы. И знания о природе им добывались практическим путем. Без этих знаний не было бы возможно выживание человечества тогда как вида. Поэтому передача знаний от старшего поколения к младшему велась на практике: во время охоты, собирательства, рыбалки, изготовления примитивных инструментов и т.д.

Переломный момент наступил тогда, когда человек смог изготавливать посуду и плавить металлы. Попутно появилось и земледелие. Именно тогда появились первые профессии, прообразы современных специальностей. Знание получило узкую направленность. И гончар обучал своих детей не охоте или рыбалке, а тому, как правильно замешать глину и тому, как правильно пользоваться гончарным кругом. И эти знания о своей профессии передавались из поколения в поколение, попутно впитывая в себя всё новые и новые элементы.

С развитием человечества появлялись и накапливались все новые знания. Знания сохранялись и записывались сначала на папирусах, бересте, позже печатались в книгах, записывались на бумаге. Знаний становилось все больше, и потребовалось формирование особой системы образования, которая бы передавала знания о тех или иных предметах желающими ими овладеть. Так образование сформировалось как система передачи знаний.

Научное знание и система образования

Современное знание огромно, и оно требует постепенного освоения, от банальных школьных основ и до узкоспециальных знаний, представляющих интерес лишь в определенных кругах научного знания. Знание с точки зрения науки имеет очень широкое дробление в самых разнообразных сферах. Чтобы создавать новые знания, необходимо искусно владеть уже имеющейся информацией и свободно распоряжаться имеющимися знаниями. Именно так выделяется наука как обособленная сфера жизни общества.

Современные высшие образовательные учреждения так же имеют узкую направленность, ориентируясь на передачу знаний в различных областях: экономика, юриспруденция, медицина, технологии и т.д. Именно там научные знания различных областей усваиваются будущими специалистами, а те, кто способен быть не просто специалистом, но и творцом нового, сделают свой вклад в копилку знаний человечества, которые впоследствии будут переданы будущим поколениям и даже будут использованы в повседневной жизни.

Сегодня в виде исключения я хотел бы попытаться разъяснить педа­гогические цели, которые я преследовал в данном семинаре. В следующий раз я попрошу каждого из участников кратко пред­ставиться и сказать несколько слов о своих исследованиях - при­чем я настаиваю на том, чтобы это было сказано как бы невзначай - без какой-либо специальной подготовки. И я жду не формальной презентации - т. е. оборонительного дискурса, замыкающегося на себе самом, главная цель которого (хорошо понятная) - изгнать свой страх критики. Я жду скорее простого, не претенциозного, искреннего представления проделанной работы, трудностей, с которыми пришлось столкнуться, и нерешенных проблем. Нет ничего более универсального и объединяющего, чем трудности. Каждому из нас будет довольно приятно обнаружить, что многие трудности, которые мы приписываем нашим индивидуальным особенностям или некомпетентности, универсальны; и всем будет небесполезен весьма конкретный совет, который я могу дать.

Мимоходом хотелось бы отметить, что среди всех диспозиций, с которыми я надеюсь вас познакомить, есть способность восприни­мать исследование, скорее, как рациональное усилие, нежели своего рода мистические поиски, о которых напыщенно говорят и ради са­моутверждения, и с целью преувеличения своего страха или беспо­койства. Цель такой реалистической (не циничной) установки - максимальная результативность вашего предприятия и оптимальное распределение ваших ресурсов, начиная со времени, которым вы располагаете. Я знаю, что подобное понимание научной работы в какой-то степени лишено очарования, и что я рискую подпортить имидж, который многим исследователям нравится поддерживать. Однако, возможно, это лучший и единственный способ оградить себя от гораздо более серьезных разочарований, ожидающих исследова­теля, который спускается с небес на землю после многих лет само­обмана, когда он больше энергии тратил на то, чтобы соответство­вать прославленному имиджу исследования и своему представлению об исследователе, чем на то, чтобы просто делать свое дело.

Исследовательская презентация во всех отношениях противопо­ложна демонстрации, шоу, когда вы стремитесь представить себя в выгодном свете и произвести впечатление на других. Это - дискурс, в процессе которого вы раскрываете себя, вы рискуете. (Для того что­бы наверняка ослабить ваши защитные механизмы и нейтрализовать вашу стратегию презентации, которые вам, естественно, хотелось бы использовать, я, разумеется, дам вам слово неожиданно и попрошу вас высказаться без предупреждения и подготовки.) Чем больше вы буде­те раскрываться, тем больше у вас шансов получить от обсуждения пользу и тем более конструктивными и доброжелательными, я уверен, будут критика и советы, которые вы получите. Наиболее эффектив­ный способ избавиться как от ошибок, так и от страхов, лежащих в их основе, - способность посмеяться над ними вместе с другими, что, как вы скоро обнаружите, происходит довольно часто...


У меня будет возможность - я могу сделать это в следующий раз - представить исследование, которое я сейчас провожу. И тогда вы увидите в состоянии, которое можно назвать «становлени­ем», т. е. в сыром и неясном виде, то, что обычно видят лишь в законченном виде. Homo academicus смакует результат. Подобно академическим живописцам (pompier)*, он или она любят наносить мазки кистью, чтобы скрыть следы исправлений. Временами я ис­пытываю большое беспокойство, открыв для себя, что такие худож­ники, как, например Кутюр, учитель Мане, оставили великолепные эскизы, близкие к импрессионистской живописи (которая противо­поставляла себя академической живописи), - но зачастую «порти­ли все дело» именно потому, что на эти полотна были нанесены последние мазки. Это диктовалось этикой работы, хорошо сделан­ной и хорошо отшлифованной, ее проявление можно было обнару­жить в академической эстетике 1 . Я постараюсь представить это исследование в процессе развития и взаимопроникновения состав­ляющих его элементов, в определенных рамках, конечно, так как я хорошо понимаю, что, по понятным социальным причинам, у меня меньше прав на неясности, чем у вас, и что вы будете в меньшей степени склонны признать за мной это право, чем я за вами, и в каком-то смысле это правильно (но это, повторю еще раз, лишь подразумевая тот педагогический идеал, который, безусловно, сам по себе сомнителен, идеал, который, например, приводит к тому, чтобы определять ценность, педагогическую плодотворность кур­са соответственно качеству и ясности конспектов).

* Pompier - пожарник (франц.) Art pompier - искусство пожарников - официальное искусство второй половины XIX в. Это название происходит от иронической аналогии между шлемом античного воина, изображаемого на по­лотнах художников школы классицизма, и каской пожарного. Этот термин как ироничное обозначение стал применяться не только к академическим художни­кам-классицистам, но и к преподавателям Школы изящных искусств, членам Об­щества французских художников и членам Национального общества изящных искусств. Позже, утратив иронический смысл, он стал просто определением ху­дожественного периода 1948-1914 гг. - Прим. ред.

Одна из функций такого семинара, как наш, - дать вам возмож­ность увидеть, каким образом в действительности осуществляется исследовательская работа. У вас не будет полной записи всех не­удач и промахов, всех повторений, говорящих о необходимости сде­лать последний вариант, который покончит со всеми этими ошибка­ми. Но эта ускоренная съемка, которую вы увидите, позволит вам понять, что происходит в недрах «лаборатории» или, говоря скром­нее, мастерской - в смысле мастерской артиста или художника Кват­роченто, - т. е. покажет все ошибочные первые шаги, колебания, тупики, отказ от замыслов и тому подобное. Исследователи, работа которых находится на разных этапах, представят объекты, которые они пытались сконструировать, и они должны будут подвергнуться расспросам со стороны всех, кто, подобно старым компаньонам, чле­нам цеха, как они называют себя на традиционном языке собратьев по ремеслу 2 , внес свой вклад в коллективный опыт, который они на­капливали в процессе всех прошлых испытаний и ошибок.

На мой взгляд, вершина мастерства в социальных науках за­ключается в умении быть вовлеченным в очень высокие «теорети­ческие» материи благодаря весьма определенным, а зачастую, не­сомненно, очень земным, если не ничтожным, эмпирическим объектам. Социальные ученые имеют обыкновение с легкостью допускать, что социально-политическая значимость объекта сама по себе служит достаточным основанием необходимости дискурса в отношении к нему. Возможно, этим объясняется, почему те социо­логи, которые в наибольшей степени склонны приравнивать свое положение к положению своего объекта (как поступают сегодня некоторые из них, связавшие себя с государством или властью), часто уделяют методу самое небольшое внимание. Что на самом деле имеет значение, так это строгость конструирования объекта. Сила (научного) способа мышления никогда не проявляется отчет­ливее, чем в способности превращать даже незначительные, с со­циальной точки зрения, объекты в научные объекты (что делал Гоф­ман по отношению к деталям взаимодействия лицом-к-лицу) 3 или, что то же самое, в подходе к важным, социально значимым объек­там под неожиданным углом зрения - нечто подобное я пытаюсь сейчас делать, изучая влияние государственной монополии на сред­ства легитимного символического насилия с помощью весьма по­пулярного анализа различного рода свидетельств (по болезни, по инвалидности, об образовании и т. д.). В этом смысле сегодняшний социолог оказывается, mutatis mutandis* в положении, весьма сход­ном с тем, в котором находились Мане или Флобер: чтобы в полной мере реализовать изобретенный ими способ конструирования реальности, они должны были применить его к объектам, традиционно исключаемым из сферы академического искусства (которое было свя­зано исключительно с социально значимыми людьми и вещами), - что объясняет, почему их обвиняли в «реализме». Социолог вполне мог бы сделать своим девиз Флобера: «писать хорошо о заурядном».

* Mutatis mutandis - с соответствующими изменениями (лат.). - Прим. ред.

Мы должны научиться тому, как переводить самые абстракт­ные проблемы в совершенно практические научные операции, что предполагает, как мы увидим, весьма своеобразное отношение к тому, что обычно называется «теорией» или «исследованием» (эмпи­рией). В таком деле абстрактные правила, подобные сформулирован­ным в работе «Ремесло социолога» («Le Metier de sociologue», Bourdieu, Chamboredon, and Passeron, 1973; англ. пер. 1991), пусть даже им удается заострить наше внимание, принесут нам немного пользы. Поскольку, несомненно, не существует иного способа овла­деть фундаментальными принципами практики, - и практика науч­ного исследования здесь не исключение, - кроме как практиковать эти принципы вместе с руководителем или наставником, который снимает сомнения и придает уверенность, приводит примеры и по­правляет вас, помещая правила, применяемые непосредственно к данному конкретному случаю, в определенную ситуацию.

Конечно, вполне может так случиться, что, прослушав двухчасо­вое обсуждение преподавания музыки, логики, спортивной борьбы, возникновения дотированных рынков жилья или греческой теологии, вы подумаете, а не потеряли ли вы даром время и научились ли вооб­ще хоть чему-нибудь? В конце нашего семинара у вас не будет акку­ратных конспектов по теории коммуникативного действия, теории систем или хотя бы о понятиях пространства и габитуса. Вместо того чтобы давать формальное представление о категории структуры в со­временной математике или физике или об условиях применения струк­турного способа мышления в социологии, как я это обычно делал 20 лет назад 4 (что, несомненно, было более «впечатляющим»), я буду говорить почти те же самые вещи, но в практической форме, т. е. с помощью весьма тривиальных замечаний и элементарных вопро­сов - по сути дела, настолько элементарных, что мы очень часто вообще забываем их задавать - и всякий раз погружаясь в детали каждого отдельного случая. И можно будет реально наблюдать ис­следование, так как именно это и предполагалось здесь, но только при условии его проведения по-настоящему, вместе с исследователем, который отвечает за него: это значит, что вы работаете над составле­нием опросника, чтением статистических таблиц или интерпретацией документов, что, если нужно, вы выдвигаете гипотезы и т. д. Ясно, что при таких условиях можно рассмотреть лишь очень немного исследо­вательских проектов, а тот, кто рассчитывает увидеть их в большом количестве, по сути дела, не будет делать все, что требуется.

Если то, что должно быть сообщено, составляет, в сущности, modus operandi* - способ научного производства, предполагающий определенный способ восприятия, систему принципов видения и различения, - то им нельзя овладеть иначе, как заставить увидеть его в действии или проследить, как этот научный габитус (мы мо­жем называть его и своим именем) «ведет себя» в ситуации практи­ческого выбора - типа выборки, опросника, кодирования и т. д. - не объясняя этот выбор в виде формальных правил.

Обучение профессии, ремеслу, делу или, по выражению Дюркгейма (1956. Р. 101), социальному «искусству», понимаемому как «чистая практика без теории», требует педагогики, совершенно от­личной от той, которая нужна для преподавания знания (savoirs). Как можно видеть на примере обществ, где нет всеобщей грамот­ности и школ, - но это относится и к обществам с формальным школьным обучением и даже к самим школам - некоторые спосо­бы мышления и действия, а зачастую и самые жизнеспособные из них, передаются на практике (упражнение за упражнением) по­средством всеобщего и практического способов передачи. Эти спо­собы основаны на непосредственном и продолжительном контакте между тем, кто обучает, и тем, кто учится («делай, как я») 5 . Исто­рики, философы науки, а особенно сами ученые, часто отмечали, что в значительной мере профессией ученого овладевают, исполь­зуя способы передачи знаний, которые являются вполне практиче­скими 6 . И роль, которую играет молчаливая педагогика, не тер­пящая объяснений как передаваемых схем и объяснений, так и рабочих схем в процессе самой передачи, безусловно, гораздо больше в тех науках, где содержание знания, типы мышления и действия сами по себе менее точны и менее систематизированы.

* Modus operandi - способ действий (лат.}. - Прим. ред.

Социология - гораздо более развитая наука, чем обычно пола­гают даже сами социологи. Возможно, хорошим критерием положения социального ученого в его или ее дисциплине может быть сила его представления о том, чем он должен овладеть, чтобы быть на уровне достижений его науки. Склонность развивать скромную оцен­ку ваших научных способностей будет только увеличиваться по мере того, как ваше знание последних современных достижений в облас­ти метода, техники, понятий или теорий, будет расти. Однако социо­логия еще мало систематизирована и формализована. Поэтому здесь нельзя так, как в других областях, опираться на автоматизм мышле­ния или на автоматизм, замещающий мышление (на понятийную очевидность - evidentia ex terminis, на «ослепляющую очевидность» символов, которую Лейбниц противопоставлял картезианской ясно­сти - evidence) или даже на все эти уставы должного научного по­ведения: методы, протоколы наблюдений и т. д., являющиеся законом для большинства кодифицированных научных полей. Таким образом, для того чтобы получить соответствующий опыт, следует рассчиты­вать, прежде всего, на те схемы, которые воплощает в себе габитус. Научный габитус - это правило «человека с положением» (до­бившегося успеха), реализованное правило или, лучше, - научный modus operandi, функционирующий в практической сфере в соответ­ствии с нормами науки, которые не являются при этом его экспли­цитным принципом 7: именно такого рода научное «чувство игры» (sens dujeu) заставляет нас делать то, что мы делаем в нужный мо­мент без необходимости тематизировать то, что должно быть сдела­но и, еще меньше, - знание четкого правила, позволяющего полу­чать этот соответствующий опыт. Так что у социолога, который стремится передать научный габитус, гораздо больше общего с вы­сококвалифицированным спортивным тренером, чем с профессором Сорбонны. Он или она очень мало говорят о первичных принципах и общих правилах. Конечно, он/она может излагать их, как я делал в работе «Ремесло социолога» («Le metier de sociologue»), но только если понимает, что не может остановиться на этом: в некотором смысле, нет ничего хуже эпистемологии, когда она становится пред­метом пустого разговора, очерков 8 и заменителем исследования. Та­кой социолог учит путем практических советов и в этом смысле силь­но напоминает тренера, имитирующего движение («на твоем месте, я сделал бы так...») или «исправляющего» действия по мере их со­вершения, в духе самой практики («я бы не задавала этого вопроса, по крайней мере, в такой форме»).