Акция в Facebook «Я не боюсь сказать» набирает обороты. Люди, пережившие насилие, откровенно рассказывают о пережитом насилии. Реакция на откровения пользователей сети весьма неоднозначна
Главная тема социальных сетей — флешмоб «Я не боюсь сказать». Под этим хештегом женщины рассказывают о ситуациях, когда они столкнулись с насилием. Запущенную украинской журналисткой Анастасией Мельниченко, акцию уже назвали самой отважной кампанией за всю историю русскоязычного Интернета.
Никто не ожидал, что будет такой эффект. Что не только женщинам, но и мужчинам найдется, что сказать о насилии. Удивительным оказался не только масштаб акции (у каждого оказалась пара знакомых, переживших тяжелые травмы), но и то, сколько людей оказались готовыми говорить. Получилась коллективная психотерапия о границах собственного тела и своей сексуальности.
Ксения Чудинова директор по спецпроектам в The Snob «Меня потрясла история одной женщины, которая описала всю свою жизнь, нанизав ее на эпизоды этого насилия, которое начинается с 5-летнего возраста и заканчивается 52-летним возрастом. И, когда ты понимаешь, что ребенок не получил поддержку ни со стороны родителей, друзей, учителей, потом ни стороны мужа, то есть вообще ни разу не получал поддержку и помощь в тех ситуациях, в которых он оказывался. Более того, били, насиловали маленькую, чуть постарше, беременную женщину, и все проходили мимо, и вот эта история, как мне кажется, она как раз очень здорово отрезвляет тебя в том смысле, что, если тебе повезло отделаться легким испугом, то ты не можешь говорить, что что-то такое происходит непонятное, можно не обращать внимание. На это нельзя не обращать внимание».
Из соображений этики мы не стали просить тех, кто написал о пережитом, высказываться для эфира. Тем временем в социальных сетях волна признаний превратилась уже в реакцию — от тех, кто пишет «сама виновата», до тех, кому неприятен негатив. От тех, кто понял, как им повезло, до тех мужчин, кому флешмоб открыл глаза. В обществе мачизма, где к женщинам до сих пор относятся свысока, главная цель акции — быть услышанными.
Мария Мохова директор Центра помощи пережившим сексуальное насилие «Сестры» «Я много раз сталкивалась с ситуацией, когда что-то происходит, мужчина бьет женщину, когда прохожие ему что-то говорят, он отвечает им «это моя жена». Люди разворачиваются и идут дальше. Все. За дело. Это его жена, он может ее бить. Он не может ее бить. Это очень важно понимать, чтобы общество стало чувствительно. Когда в автобусе тебя трогают за попу, и тебе становится стыдно от этого. Если что-то изменится, то тебе не будет стыдно. Ты отреагируешь на это. Люди, которые находятся вокруг тебя, потому что всегда это делается в тесноте, тоже отреагируют на этого человека. Может быть, он поймет, что для него этот автобус небезопасен, и он не будет больше трогать никого. Практически любая женщина расскажет такую историю. Нам стыдно, нам, что нас потрогали. Это надо менять».
Тем временем в Германии ужесточили закон о сексуальном насилии. Теперь пострадавшая будет считаться таковой, даже если просто выразила несогласие, но сопротивления не оказывала. А в России разгораются дискуссии, как себя вести, чего не следует говорить жертве насилия, как ей помочь и виновата ли она сама.
С чем связана популярность флешмобов с историями о депрессии и пережитом насилии, помогают ли они справиться с психологической травмой, как флешмобы запускают механизм ложных воспоминаний и из-за чего участники сталкиваются с травлей?
«Бумага» поговорила c кандидатом психологических наук, преподавателем СПбГУ Екатериной Буриной.
- Почему флешмобы вроде «Я не боюсь сказать», Me Too и Face of Depression в соцсетях становятся всё более популярными?
Это может быть связано в целом с увеличением количества людей, которые пользуются соцсетями. И это некий тренд - выносить свои переживания вовне. Многие используют социальные сети, чтобы делиться чем-то своим: выкладывают музыку, которую слушают, подписывают фотографии, пишут посты. Мне кажется, популярность флешмобов обусловлена именно временем.
В таких флешмобах люди рассказывают личные истории, нередко выносят на публику очень травматичный опыт. Иногда не анонимно. Это откровенность из разряда той, с которой люди рассказывают всё о себе попутчикам в поезде?
Мне не кажется, что здесь есть какой-то единый механизм. Каждый делает это по своим причинам. Некоторые используют свои страницы в соцсетях как свой личный дневник. Для кого-то важно показать: «я другой, не такой как все, выкладываю что-то сложное, пускай посмотрят, какая у меня жизнь», ему от этого становится легче. Кто-то хочет найти себе условно соратников и людей, которые также переживают какие-то [схожие] события. Кому-то просто интересно.
Если сравнивать с нулевыми, когда уже появился ЖЖ, можно ли сказать, что по сравнению с тем временем люди стали более открытыми и для них стало меньше табуированных тем?
Полагаю, да. Табу вообще постепенно уходят. Конечно, остаются темы, которые мы всё еще не очень активно обсуждаем, но многие люди, наоборот, «ловят волну» и говорят, что табу быть не должно, надо обсуждать всё, всё должно быть открыто. В 90-е и позже это тоже было, но не так массово. Форма немного меняется, и количество [людей, готовых отказаться от табу], увеличилось.
Как участие во флешмобах влияет на перепроживание травмы? И в случае если читаешь истории участников флешмоба, и если рассказываешь свою историю.
Как мне кажется, некоторые люди (и я знаю таких), участвующие во флешмобах, до конца не справились с переживанием травмы и, соответственно, вытаскивают историю снова. Это болезненно, но они себе и помогают: снова проговаривают травму, переживают ее, и она как-то «укладывается» после. Особенно если всё проходит хорошо во время рассказа истории какой-то группе.
- То есть если обратная связь на историю положительная?
Да, если была поддержка и не было буллинга. Но есть люди, которые не хотят говорить о травме или натыкаться на определенные темы. Может, потому что еще слишком остро переживают, может, что-то в жизни произошло, что напомнило об этом.
Если говорить о людях, которые не до конца пережили свою травму, для них участие в таких флешмобах безопасно?
Тут вопрос: кто аудитория, на которую я выношу свою историю? Если это люди подготовленные и настроенные положительно… Ведь некоторые даже не хотят действовать назло или задавать какие-то вопросы и причинять вред, но непродуманный вопрос или ремарка могут навредить. Всё может сложиться действительно замечательно и безопасно, но может появиться человек, задающий вопросы, к которым автор истории не готов.
Причем опять же сначала это может восприниматься как нечто отрицательное, а потом, переживая и задумываясь, автор истории может этого человека поблагодарить, потому что, возможно, вопрос и правильный, просто автор не был готов.
Иногда участники пишут «Я не придавал/а этому значения, но прочитал/а истории и понял/а, что это был травматичный опыт». Можно ли сказать, что человек проецирует опыт других людей на свой?
Например, жил человек, который считал: «что было, то было», а потом почитал [истории], посмотрел и понял, что это была травмирующая ситуация, и решил, что теперь он стал другим, потому что воспринимает себя иначе. И, наверное, если бы не прочитанная им история, он бы даже об этом не задумался.
С другой стороны, что-нибудь другое к этому [переосознанию] его могло привести. Потому что, возможно, опыт был действительно травматичным, а человек его с помощью психологических защит «укладывал» и думал, что всё нормально.
Бывают еще ложные воспоминания, которые встраиваются в память. И мы помним то, что на самом деле не происходило. И может, мы, прочитав какую-то историю, додумаем нечто похожее [из своего опыта], усилим, испытаем к этому какие-то эмоции, будем думать, что это действительно было с нами. У нас начнутся какие-то переживания по этому поводу, хотя в реальности всё могло быть не совсем так.
- Расскажите, как устроен механизм ложных воспоминаний.
Возьмем наше детство. Вряд ли мы всё прекрасно помним. Мы помним зачастую только самые яркие события, а в основном - рассказы других людей: родителей и сверстников. Или вспоминаем что-то по фотографии. Или вспоминаем какой-то рассказ, связанный с фотографией. И мы склонны думать, что это наши воспоминания. Есть исследования о том, что человеку можно подсадить ложные воспоминания, навязать память о событиях, которых в его жизни не было.
- Что можно назвать травмой в общем смысле?
Какое-то событие негативного характера, которое влияет на человека, заставляет испытывать боль, иногда физическую. Но это очень разноуровневое понятие. Сейчас травмой называют многое. Убили на глазах человека - это травма. Участвовал в военных действиях - тоже травма. Но они категорически разные, и переживаем мы их тоже по-разному, хотя и есть схожие моменты.
Вы сказали, что люди часто начинают чувствовать себя жертвой. Такие флешмобы, как «Я не боюсь сказать», Me Too и Face of Depression критиковали за то, что люди, причастные к ним, начинают настаивать на статусе жертвы. Действительно ли это так? И почему так происходит?
Есть такая личностная черта, и, возможно, кто-то получает от этого выгоду: внимание, поддержку, отсутствие осуждения. Флешмобы и правда за это критикуют. С другой стороны, раньше о подобном вообще не говорили.
В Америке и Европе тренд на флешмобы пошел раньше, и до нас он какое-то время назад докатился [в такой форме]: теперь мы будем об этом (травмах - прим. «Бумаги» ) говорить, показывать таких людей. Сейчас это даже гипертрофированно. Мне кажется, что со временем [интерес] спадет. А сейчас [происходит так]: «Давайте обо всем говорить, давайте признавать все меньшинства».
С чем связан этот ажиотаж? С тем, что просто есть новый тренд или с нашей ментальностью и тем, что определенные темы у нас долго не обсуждались?
Мне кажется, и то, и другое. Если бы дело было в том, что это новый тренд, люди бы последовали ему, а потом [от него] ушли. А все-таки он до своего пика еще не дошел.
- В чем плюсы и минусы?
С одной стороны, снятие табу - это плюс. Здорово, когда можно говорить обо всем и все всё принимают. Но уровень принятия у всех разный. Разрушение некоторых стереотипов и в принципе возможность просто сказать, какой ты, что с тобой было. Плюс поддержка: всегда можно найти группу людей, которые тебе помогут справиться с пережитым.
Минусы в том, что это порой цепляет людей, которые не хотят в этом принимать участие и знать об этом. Людям, которые не пережили [травму], зачастую это только в минус. Я сейчас консультирую, и многие мои клиенты пытаются скрываться, уходят из соцсетей, хотят побыть в себе, переживать всё одни, а не с обществом.
Некоторые участники флешмобов могут сталкиваться с травлей. С учетом соцсетей механизм травли как-то изменился?
Раньше травля происходила в маленьком обществе. Тот же класс, где-то на работе. При кибербуллинге растет масштаб. Теперь люди входят в большее количество групп, сообществ, и в каждом из них может возникать ситуация травли.
Зачастую это происходит в письменной форме. И люди [в этом случае] не знают границ. Когда я разговариваю с человеком, это может дойти и до рукопашной, но все-таки есть грань, можно остыть. А когда человек пишет, он может писать одному, второму, третьему, таким образом проявляя свою агрессию, но не прорабатывая ее до конца. Он травит людей, хотя не знает их, а сделал вывод только по их комментарию или фотографии.
- Можно ли сказать, что травля стала жестче? Например, за счет распространения каких-то интимных фотографий?
Да. Стало больше рычагов воздействия, просто потому, что больше информации есть о человеке в соцсетях. Появилось больше способов, как можно навредить. Можно найти друзей [жертвы], как-то воздействовать через них.
С чем связаны негативные реакции на флешмобы? Почему они могут вызывать у наблюдателей раздражение, неприязнь и отвращение?
Это может быть связано с тем, что таких историй слишком много и человек в новостной ленте случайно наткнулся на что-то подобное. И он подумал: «Зачем снова такой негатив выкладывать». И написал [ответ, комментарий]. Или есть своя какая-то травма или какое-то текущее событие, которое трогает, и поэтому человек так остро реагирует.
- Может ли участие во флешмобах заменить психотерапию?
Думаю, что может - и успешно. Тут происходит то, что принято считать камингаутом: я никому не рассказывал о чем-то, а вот теперь говорю. Причем неважно, что это за информация, но если сообщаю ее в первый раз, то я уязвим и смотрю, как общество, которое меня читает или слушает, реагирует на то, что я рассказал. И мне легче, потому что я всё проговорил и не держу эту уникальность в секрете.
У кого-то есть похожая история, и тогда я понимаю, что не один. И вот это самое важное, что работает на групповом уровне: я вижу людей, которые похожи на меня, которые успешно справляются, хорошо живут, у них всё в порядке. И тогда у меня тоже появляется условная вера, что и у меня тоже всё может быть хорошо, и я тоже могу с этим справиться.
Это очень хорошо работает как отсроченный эффект. Может быть, потом я буду сидеть и вспоминать истории других людей или какие-то их слова поддержки, и в какие-то сложные моменты они будут меня вытаскивать. Это терапевтично.
Похожий эффект может достигаться при групповой терапии или личном консультировании. Потом мне будет легче об этом говорить и писать. Не то чтобы механизм проработки травмы запускается с момента рассказа, но начнется новый виток. И я по-другому начну перерабатывать то, что болит.
В русском и украинском сегменте фейсбука уже почти неделю гремит флешмоб «Я не боюсь сказать». Украинский общественный деятель Анастасия Мельниченко опубликовала пост, в котором она описала совершенные в отношении нее сексуальные домогательства, и призвала других женщин делать то же самое.
Цель мероприятия Анастасия описала следующим образом:
«Задумывались ли мужчины, каково это: вырастать в атмосфере, когда к тебе относятся как к мясу? ... Я знаю, что до них это вряд ли дойдёт. Я бы вообще ничего не объясняла, но их, к сожалению, половина человечества.
Нам, женщинам, важно говорить о нашем опыте. Важно сделать его видимым. Пожалуйста, говорите.
»
И дамы заговорили. Лента фейсбука оказалась забита историями всех возможных сортов, от мелочей вроде предложений познакомиться, на которые обычно вообще не обращают внимания и забывают сразу после окончания звучания фразы, до совершенно жуткой уголовщины. Подавляющее большинство этих историй было написано от имени жертв и не анонимно.
Флешмоб стал весьма популярен. О нем написали многие СМИ.
Можно уже подвести некоторые итоги. И итоги эти неутешительны. В этом странном мероприятии, как в капле воды, отразилось весьма печальное интеллектуальное состояние нашего общества.
Любой нормальный человек, затевая какое-то мероприятие, сначала формулирует цель, которой он хочет достичь, и уже после этого, исходя из желаемой цели, продумывает последовательность действий, которую необходимо совершить для достижения этой цели.
Какова цель мероприятия «Я не боюсь сказать»? А никакой. У него нет цели. «Нам важно говорить о нашем опыте» - это не цель. Это эмоция. Цель - это «нужно сделать так, чтобы».
Так чего хотела достичь инициатор флешмоба? Ничего.
Хотя у деятельности, связанной с каким бы то ни было насилием, может быть целый ряд очень достойных целей. Например:
- в будущем свести количество случае такого насилия к минимуму, в идеале к нулю,
- найти виновных уже совершенных преступлений и покарать их,
- постараться по возможности минимизировать вред от уже совершенного насилия для жертв.
Для достижения этих целей разумно было бы совершать следующие действия:
- вводить законодательство, которое облегчало бы доступ жертв к правосудию и делало бы наказание максимально неотвратимым (потому что для профилактики преступлений самое важное не жестокость наказания, а него неотвратимость),
- создавать инструкции для потенциальных жертв, что нужно делать, чтобы не стать жертвами,
- проводить разъяснительную работу среди потенциальных преступников, что некоторый набор действий является преступлением, правонарушением, что это жестоко, что так делать нельзя (воздействовать на их эмоции, сознательность, страх, правовое сознание - что угодно, лишь бы предотвратить совершение ими преступлений).
В потоке флешмоба «Я не боюсь сказать» иногда попадаются крупицы здравого смысла в виде инструкций для потенциальных жертв или их родителей, как избежать насилия, в виде призывов к мужчинам убедиться, что девушка точно согласна, в виде инструкций что делать в случае, если насилие все-таки произошло. Но эти редкие полезные ресурсы тонут в потоке бессмысленной порнографии.
Психологи хватаются за голову: от потока описаний случаев насилия в ленте у жертв случается повторная травматизация. Некоторые особо впечатлительные и внушаемые внезапно вспоминают или «вспоминают» какой-нибудь мелкий случай столетней давности и начинают от него страдать - причем страдать совершенно реально.
Очень показателен в этом смысле пост одной девушки, которая описала случившееся с ней в пионерском лагере. Несколько мальчиков из ее отряда стали спрашивать ее и подружку, еврейки ли они. Девочки отказались отвечать. Мальчики стали проявлять к ним агрессию, девочки убежали в свою комнату и заперлись там. Немного поскандалив под дверью в духе «девчонки, ну, вы что, мы же хотим дружить», мальчики ушли. Много лет автор поста считала, что это история про антисемитизм. А начитавшись «небоящихсясказать», вдруг «осознала», что это история про домогательства.
В общем, от бессмысленной деятельности, как это обычно бывает, не случается почти никакой пользы, кроме вреда.
Участники флешмоба ожидаемо демонстрируют такой же уровень целеполагания, как и его инициатор.
Зачем люди, в основном женщины, рассказывают о том, как они стали жертвами домогательств или сексуальных преступлений? Особенно в случае, если насилие все-таки произошло? С какой целью человек уведомляет весь мир о том, что он стал жертвой? Что он проигравший. Что ему не повезло.
О таком факте биографии следует рассказать будущему мужу. Не рассказать просто нечестно. Должен же он знать, кого берет в свою семью и делает матерью своих детей. Но городу и миру? Зачем???? Это так же нелепо, как ни с того ни с сего информировать окружающих о своих болезнях, или фобиях, или других фактах биографии, в которых нет предмета для гордости.
В некоторых случаях это могло бы быть оправдано. Если бы человек решил осознанно пожертвовать своей репутацией ради других людей и излагал бы текст вида: «Я совершил такие-то и такие-то действия, в результате со мной произошла такая-то история. Чтобы вы не стали жертвой, как я, не повторяйте моих ошибок и не совершайте таких-то и таких-то действий.» Ну, или, на худой конец «со мной произошло такое-то несчастье, я долго преодолевал его последствия и наконец преодолел, вот мой совет, как можно преодолеть последствия этого несчастья».
Но участники флешмоба в подавляющем большинстве случае не делают из своих рассказов никаких выводов, не создают никаких инструкций. Они просто оповещают окружающих о том, что они жертвы.
В последнее время это вообще стало модно на Западе: рассказывать о своих неудачах, о своем статусе жертвы. Без всякой пользы, без всяких выводов. Просто рассказывать. Становится модно гордиться своей слабостью, своими проигрышами, своими неудачами.
Это дикая, странная и крайне опасная для цивилизации тенденция. На протяжении всего развития человечества люди гордились тем, что удалось сделать. Гордились победами. Гордились сильными. Сейчас становится модно гордиться слабостью, проигрышами, поражениями.
Если продолжим в том же духе, выживание европейской цивилизации будет под очень большим вопросом.
Вывод первый: не нужно следовать глупой европейской моде гордиться слабостью. Транслировать в публичное пространство неудачи плохо для дела. Это создает у окружающих совершенно неправильное ощущение, что «все равно ничего не получится». Из неудач нужно делать выводы и, если уж транслировать, то оценку неудач и предложения, что нужно сделать, чтобы улучшить ситуацию.
Вывод второй: граждане, когда вы что-то затеваете - действуйте в следующем порядке:
- сначала поймите, какова ваша цель,
- потом продумайте последовательность действий, которая может привести к этой цели,
- потом реализуйте эту последовательность.
.
Известнейший российский композитор и певец Олег Газманов по аналогии с оскандалившимся музыкантом Юрием Лозой раскритиковал творчество британской рок-группы The Beatles.
Соответствующие доводы Газманов привел в эфире "Русской службы новостей".
"Дело не в том, насколько они чисто ноту возьмут или как они хорошо или плохо сыграли. Вообще, Ринго Старр, не очень хороший барабанщик. Более того, Пол Маккартни за ним кое-какие партии на студии переигрывал, это общеизвестный факт. Многие группы в то время играли и пели лучше, но "The Beatles" - это революция в музыке", - отметил певец.
"Они нечто такое нашли, что не было и нет у других групп до сих пор, это великое достижение. Но при этом можно сказать, что они слабо играли, и что их записи первые слушать на современной аппаратуре, оборудовании не очень интересно", - заключил Олег Газманов.
По его словам, он разделяет многие разоблачительные высказывания Юрия Лозы в отношении так называемых "звезд" загнивающего Запада.
Самое время вспомнить блестящий материал тов. Богословского о "навозных жуках", которые с трудом найдут себе место в провинциальном кабаке.
И действительно, когда на однйо чаше весов величайшие Газманов и Лоза, а на другой "жалкие плагиаторы" (с) Моцарт, Бетховен и Россини, а также "не умеющие играть и петь" Led Zeppelin, Deep Purple и Rolling Stones - понятно, что мы дружно должны поддержать "наших".
Кому интересно - небольшая подборка статей в советской прессе (сотая часть имеющегося в архивах) - Кремль всегда был силен в пропаганде...
Загрузка...
