Андрей Лаврухин - Каноны. Афоризмы разных лет

25 февраля 2015, 13:32

Жанр: ,

Дороги, которые мы выбираем…

Какими бы они ни были – гладкими, тернистыми или извилистыми – каждому из нас предстоит свой собственный путь познания мира. Строя свою жизнь, мы обращаемся к широкому кругу вопросов, без ответа на которые жизнь человеческая попросту немыслима.

Ответы эти разнообразны – как жесткое назидание и тонкое наблюдение, как добрый совет и серьезное предупреждение. Из глубины веков как никогда современно звучат голоса тех, кто собственной жизнью, своими делами доказал правоту вечных истин. И как никогда в унисон им звучат мысли наших современников, по-прежнему обращающихся к извечным проблемам юношей и девушек – как жить, для чего жить, к чему стремиться…

Собранные в этой книге афоризмы и крылатые выражения помогут нам проверить себя не на словах, а на деле, они как «лакмусовые бумажки», позволяющие выявить нашу истинную суть и направить себя на путь...

10 октября 2014, 11:51

Жанр: ,

Максим Горький писал: «Говорить правду – труднейшее из всех искусств». Именно правда побуждает нас то судорожно, чуть ли не взахлеб, гордиться славой своих далеких предков и любоваться былым величием страны, либо стыдливо закрывать глаза на уродливые стороны нашей действительности, втайне тихо страдая от явных изъянов своей собственной природы.

Наряду с глубокими и взвешенными оценками классиков русской литературы, таких как П. Я. Чаадаев и Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин и А. П. Чехов, М. Горький и В. В. Розанов, книга пронизана блистательным остроумием мастеров афоризма, наших современников Бориса Крутиера и Владимира Колечицкого, Аркадия Давидовича и Геннадия Малкина, Михаила Мамчича и Эдуарда Борохова, емкими, мудрыми суждениями Леонида Шебаршина. Здесь звучат раскаты поистине грозовой поэзии Льва Болеславского, проникнутой высоким гражданским накалом, нашлось место для России и в творческом универсуме поэта-космополита Игоря Губермана, известного своей жесткой иронией и беспощадной проницательностью.

Знакомство с этой книгой позволит читателям активно включиться в процесс самопознания, определить для себя «кто мы есть, русские» и «что собой представляем», ответить на животрепещущие вопросы: «что происходит?», «куда мы идем?» и «что делать?».

В формате pdf A4 сохранен издательский...

В условиях кризиса легитимации философии в постсоветском обществе, медиализации массового сознания и редких попыток некоторых авторитетных и статусных представителей академического сообщества вывести философию из кельи исследовательских институтов и университетских кафедр в мир сложного, противоречивого и разноголосого массового общества, социолог-философ-политолог-идеолог и политик в одном лице Александр Дугин, совершенно не конвенциональный в профессиональном научном сообществе, но весьма популярный в широких кругах, представляет собой принципиально новый тип постсоветского публичного интеллектуала , ощущающего себя в этом непонятном, пугающе иррациональном и агрессивном обществе как рыба в воде.

Его эпатирующий стиль изложения философских концепций, оставаясь далёким от стандартов академических требований к работе с философскими текстами, имеет свои “сильные” (с точки зрения непритязательного массового сознания) стороны – он позволяет трансформировать сложное, двусмысленное и непонятное в простое, однозначное и понятное, а также концептуально оформить и облечь в слова те иррациональные настроения, которые формируются в обществе под воздействием политической конъюнктуры и масс-медиа.

В этом смысле Дугин уникален как философ-интеллектуал, сумевший оседлать ту самую “продажную”, “искусственную”, сконструированную масс-медиа либеральную реальность-симулякр , которую он не устаёт бичевать в своих многочисленных видеолекциях и книгах. Показательным примером такой работы с конструируемой реальностью-симулякром, с одной стороны, и философским материалом, с другой, является его интерпретация философии знаменитого немецкого мыслителя XX века Мартина Хайдеггера.

Чтение “наоборот” как стратегия ангажированной интерпретации

Прежде всего бросается в глаза порядок дугинского чтения и интерпретации философии Хайдеггера – от работ среднего периода (центральной работы «Beiträge zur Philosophie (Vom Ereignis)» периода «поворота» (Kehre)) к позднему (работы «Der Satz und Grund», «Identität und Differenz», «Unterwegs zur Sprache» и др.) и лишь затем к раннему периоду («Бытие и время»). Дугин объясняет такой выбор полным отсутствием интерпретативной литературы, посвящённой анализу работ «позднего» Хайдеггера (см. цикл лекций «Четыре лекции о Хайдеггере») и необходимостью уловить содержательное и смысловое ядро философии Хайдеггера.

Однако, даже мало-мальски знакомый с международной рецепцией философии Хайдеггера интерпретатор знает, что литературы, посвящённой интерпретации его философии «среднего» и «позднего» периода, - море, а порядок чтения – как минимум! – должен учитывать порядок написания ключевых работ самим Хайдеггером и порядок их рецепции в европейском и мировом научном сообществе.

Более того, перед вдумчивым и взыскательным исследователем позднего Хайдеггера, не освоившим гораздо более рациональный, семантически определённый «жаргон подлинности» «Бытия и времени», и сразу пустившимся в чтение, например, «Beiträge zur Philosophie (Vom Ereignis)», встанет серьёзная проблема понимания семантически насыщенной и двусмысленной метафорической терминологии, имеющей обманчивую простоту и самоочевидность.

Суггестия языка «позднего» Хайдеггера искушает читателя желанием сделать сложные, многозначные и автореферентные тексты «среднего» и «позднего» периода, простыми, самоочевидными и само собой разумеющимися.

И как раз поэтому исследователь, стремящийся уловить суть хайдеггеровской мысли, старается воздержаться от поспешных интерпретаций и суждений, которые таят в себе угрозу неадекватной интерпретации . Каждый мало-мальски знакомый с философской работой исследователь знает, что если мы хотим понять мыслителя корректно, нам придётся заниматься кропотливой и трудоёмкой текстологической и герменевтической работой, связанной с распутыванием и разъяснением слов, выражений, метафор и тезисов, исходя из ближайших и более отдалённых контекстов их употребления, опираясь на определённые правила и принципы конвенциональной интерпретации (т.е. основанной на коллегиальной академической работе специалистов из разных стран и в разных тематических, проблемных полях).

Напротив, в случае с интерпретацией Дугина мы имеем дело с невоздержанным, легковерным и непритязательным чтением, довольствующимся интеллектуальным воображением , разыгравшимся на основе первых, самых общих и неотрефлексированных ассоциаций. Более того, квази-метафоричность, иррациональность и суггестивность хайдеггеровского языка лишь развязывает Дугину руки – он практически не использует имеющуюся интерпретативную литературу (в книгах о Хайдеггере мы почти не находим ссылок на вторичные источники), вольно переводит и произвольно толкует термины.

В результате дугинская интерпретация движется преимущественно по своей траектории, затрагивая мысль Хайдеггера в самом общем, приблизительном, а порой и искажающем суть дела смысле. Подчёркнуто ангажированная интерпретация Дугина в гораздо большей степени пытается превратить философию Хайдеггера в очередное подтверждение его собственных идей и концепций , чем понять и аутентично разъяснить смысл философии Хайдеггера.

Апология и сакрализация войны

Наиболее ярким примером (и подтверждением) тому является интерпретация «четверицы» (Geviert) , где имеющее подчёркнуто метафорическое и потому метонимичное слово “Streit” переводится Дугиным как «война» и интерпретируется политологически, а именно – в контексте неоевразийства как его собственной версии четвёртой политической теории.

В главе 11 книги А. Дугина “Мартин Хайдеггер: философия другого Начала” в параграфе под названием “Война в четверице (Geviert)” мы находим следующие тезисы: “…Война – polemoz – это имя бытия как Seyn… Бытие дает о себе знать не в мире, но в войне, именно потому, что оно одновременно вводит «да» и «нет»… Das Geviert – это именно Seyn-бытие, которое сбываясь в Ereignis’е, привносит войну во все, учреждая напряженность великих осей мира. Мир (9) – это война. » 1

Далее эти тезисы развиваются, но уже в применении к основным “акторам” четверицы: неба и земли (“Ураногеомахия”) и богов и людей (“Антропотеомахия”). “Между Небом и Землей существует напряжение, ось войны. Вокруг этой оси строится Вселенная … Мир (Небо – А.Л.), будучи самооткрытостью, не выносит никакой замкнутости. Земля же, как сохраняющая склоняется к тому, чтобы всякий раз вбирать мир в себя и удерживать в себе. Противостояние мира и Земли есть настоящая война, битва.» 2 Таким образом, по сути, дугинская интерпретация Хайдеггера выстраивается в апологию и воспевание войны, которую можно понимать не только в онтологическом (метафизическом), но и в онтическом (т.е. буквальном) смысле слова.

Свидетельство тому – проведение прямой аналогии между метафорическими и метафизическими «персонажами» (Небо и Земля) и действительными субъектами геополитики (немцы и русские). “Здесь важно, что Хайдеггер связывает мир (Welt) и Землю с народом и народами… В немцах Хайдеггер видит начало открытых путей, самосознание, мир, Небо. В русских он подводит суть Земли, как сберегающей закрытости, хранительницы будущего. Битва немцев с русскими становится космогонической битвой, в которой учреждается новое Небо и новая Земля. Германское Небо и русская Земля .” 3

Возникает, однако вопрос, насколько такая интерпретация адекватна позиции самого Хайдеггера? Ответить на этот вопрос можно, опираясь на тексты. К сожалению, в представленной Дугиным интерпретации нет аргументации, опирающейся на оригинальный текст, а там, где он (в весьма скудном виде) появляется, мы видим, скорее, расхождения и опровержения, а не сходства и подтверждения представленного выше тезиса и сопровождающей его интерпретации.

Так, в 69 томе, который цитирует Дугин 4, Хайдеггер пишет буквально следующее: “Die Erde aber neigt dahin, als die Bergende jeweils die Welt in sich einzubeziehen und einzübehalten. Das Gegeneinander von Welt und Erde ist ein Streit. ” 5 Выделенное нами курсивом слово “Streit” переводится Дугиным как «война, битва» и интерпретируется в означенном выше смысле: как онтологическая и онтическая (т.е. фактическая) война немцев и русских. Дугин настаивает на однозначной порождающей (креативной) силе войны и тем самым утверждает её позитивный смысл: “Мир не порождает ничего, все, что порождается, порождается войной.” 6 Между тем, слово «Streit» , во-первых, имеет подчёркнуто метафорический характер и именно в этом значении употребляется Хайдеггером в контексте его размышлений о метафизическом (онтологическом) споре неба и земли, представленных в 5-м томе Полного собрания сочинений.

Во-вторых, значение «война» в немецком языке закреплено за другим словом, а именно «Krieg», которое Хайдеггер употребляет как раз таки в подчёркнуто негативном смысле. Об этом красноречиво свидетельствует 69 том собрания сочинений, где Хайдеггер рассматривает феномен т.н. «безграничной», «тотальной» войны эпохи Модерна (первую и вторую мировые войны) как наиболее яркое и чудовищное проявление «машинерии» и «делячества» (Machenschaft), полностью уничтожившего различие между «войной» и «миром». 7

Политическая инструментализация философии Хайдеггера как коллективное выражение надежд на русскую консервативную революцию

На наш взгляд, за некорректностью перевода и интерпретации Дугина стоит не только (и даже не столько) низкая языковая и академическая культура , которая «оскорбляет разум» представителей научного и академического сообщества, сколько более глубокое и определяющее намерение использовать философию знаменитого мыслителя Мартина Хайдеггера в качестве средства, инструмента и аргумента, усиливающего собственную политическую теорию Дугина.

И в этом, конечно, во всей красе проявляется качество аргументации самого г-на Дугина. В то же время, нельзя не признать, что дугинский опыт «политической инструментализации» философии Хайдеггера стилистически и содержательно представляет собой весьма примечательный и симптоматичный пример интеллектуального перформанса, актуализирующего хайдеггеровскую надежду на консервативную революцию (20-х - середины 30-х годов в Германии) в новом историческом контексте – контексте надежд российских интеллектуалов, политиков и граждан на консервативную революцию начала XXI века в России. 8

В контексте такого притязания на значимость (быть выразителем надежд российских консерваторов на русскую консервативную революцию) философско-политическая теория А. Дугина, на мой взгляд, обязывает консервативно настроенное и доминирующее крыло интеллектуально, граждански и политически активной части российского общества более критично, рефлексивно и ответственно определиться в своих умонастроениях, гражданских и политических позициях перед лицом возможного будущего России, региона и мира.

1. Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер. Философия другого Начала. М., 2001. Ст. 149.
2. Т.ж. Ст. 153.
3. Т.ж. Ст. 152.
4. Повторим интересующий нас фрагмент цитаты, приведённой выше (см. сноску 2): «Земля же, как сохраняющая склоняется к тому, чтобы всякий раз вбирать мир в себя и удерживать в себе. Противостояние мира и Земли есть настоящая война, битва.»
5. Heidegger M. Der Ursprung des Kunstwerkes (1935/36). // Heidegger M. Gesamtausgabe. I Abteilung: veröffentliche Schriften 1914-1970. Bd. 5. Holzwege. Vittorio Klostermann: Frankfurt am Mein. 1977. S. 38.
6. Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер. Философия другого Начала. М., 2001. Ст. 165.
7. Heidegger M. Koinon. Aus der Geschichte des seins (1939-1940) // Heidegger M. Gesamtausgabe. III. Abteilung: unveröffentlichte Abhandlungen. Vorträge - Gedachtes. Bd. 69. Die Geschichte des Seins. Vittorio Klostermann. Frankfurt am Mein. 1998, S. 44 etc., 181.
8. Надежда на «революцию чёрных низов» отчётливо выражена А. Дугиным в последней лекции цикла лекций о Хайдеггере и в его книгах «Мартин Хайдеггер. Философия другого Начала» и «Мартин Хайдеггер: возможность русской философии», где судьба русского вот-бытия (Dasein) представлена в качестве диалектики «чёрных русских низов» и «иноземных элит», а «рабская, бесконечно покорная, тотальная преданность русских» власти (какой бы она ни была) понимается как онтологически аутентичное почитание «места власти» - подлинного бытия русского народа. Несмотря на фантасмагоричность философского и утопичность коррелятивного ему политического проекта Дугина, его влияние на консервативное крыло российских интеллектуалов, политиков и массовое сознание достаточно велико. Согласно доступным публичным данным, А. Дугин является основателем и руководителем неправительственной общественной организации “Международное евразийское движение” (основано в 2003), которое в настоящий момент имеет филиалы в 29 странах мира и 36 региональных представительств в странах СНГ, а также основателем и лидером общероссийской молодёжной политической организации “Евразийский союз молодёжи” (основан в 2005), имеющей свои филиалы и представительства в 30 регионах РФ, странах СНГ, городах Италии и Германии. Идейно дружественным евразийскому движению является основанный политическим деятелем, писателем и публицистом А. Прохановым “Изборский клуб”, в который входят известные и влиятельные журналисты, учёные, политики и даже официальные представители России и Беларуси (В. Коровин, М. Леонтьев, М. Шевченко. Ж. Алфёров, А. Кобяков и др.).

Андрей Лаврухин
Философ, доцент НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге.

Кто знает, быть может, именно абсурдность мира и заставляет нас рано или поздно осмысливать самих себя?!

авантюра

Среди пессимистов авантюристов не встретишь.

авторитет

агония

Человечество агонизирует, не иначе; конвульсии, временами сотрясающие это измученное, высыхающее тело сменяются периодами затишья, казалось бы, полного бессилия его членов, пока оно снова, обуреваемое страхом перед смертью, перед грядущим неизвестным, всё же тщится поднять голову, доказать себе, что вот оно, живо, что оно ещё может двигаться, что оно ещё способно на что-то…

Агония рода человеческого есть суть всемирной истории.

ад

В аду райские развлечения стоят, как правило, особенно дорого.

Ад - это когда свобода выбора соединяется со свободой воли.

Ад есть осознание собственного греха; если оно, конечно, заставляет мучаться.

Второй раз войти в ад легче: он становится похожим на рай.

Из всех местечек самые тёплые - в аду.

Не в том ли и сущность душевных мук ада, чтобы со стороны взирать на райские наслаждения?!

Если уж на земле человек устроил подобие ада, можно представить себе, что будет, когда почва уйдёт у него из-под ног?

аккуратность

Аккуратность - это искусство пользоваться без ущерба.

Аккуратность - сестра точности.

актёры

Нехватку света, обычного дневного света в театре возмещает рампа, а вот атмосферу, тот самый воздух, в котором нуждается зритель, создает только актёр.

активность

Гражданская активность есть первый и последний показатель гражданской ответственности.

анархия

Анархия - это власть без идеи.

Ничто не плодит анархию так, как государство без ответственности.

апокалипсис

Апокалипсис - сущность настоящего.

Суть Апокалипсиса - самоуничтожение человечества, цель его - самовозрождение человека.

Он идёт, Апокалипсис!

Апокалипсис - это отчаяние без надежды.

Апокалипсис - это когда зло оборачивается против себя.

аппетит

Здоровый аппетит чаще всего оказывается чрезмерным.

аристократия

Считается, что аристократия мало-помалу сводит себя на нет; однако не говорит ли это о том, что человечество постепенно изживает в себе самое лучшее.

архитектура

Архитектура - первый урок созидания.

Из всех видов искусства именно архитектура первая прокладывает путь цивилизации, торит ей дорогу в будущее.

Душа города заключена в его архитектуре.

Ответственность архитектора - не столько эстетическая, сколько социальная.

Каждая новая эпоха зарождается в архитектуре.

аскетизм

Аскет - человек идеи.

атеизм

Атеизм - это самообман души.

Неверие есть не что иное как отчуждение.

Атеизм - это смерть вдвойне; ибо начав с отрицания Бога, неминуемо придёшь к отрицанию себя.

Атеизм пышнее всего расцветает среди посредственности.

Атеизм - это религия без Бога.

Остерегайся неверующих: распятие - их излюбленное занятие.

Свои аршины только у безбожников.

До Христа не верили, потому что его не было; после него не верят тому, что он был.

Кому не мать - Родина, тому Бог - не отец.

Атеизм - религия мёртвых.

Есть на свете особая, опасная порода людей, у которых нет ни прошлого, ни будущего. Это те, кто живёт настоящим.

Атеистам не к лицу требовать справедливости.

В небеса не верят лишь те, кто не надеется туда попасть.

Сомнительно, чтобы среди великих людей затесался хоть один отъявленный атеист: всё достойное на земле совершается от имени Бога и во имя Его.

У атеистов, как правило, нет будущего.

Атеист - сам себе Бог.

Атеисты хотя и мертвы при жизни, однако не лишены способности перевоплощаться.

афоризм

Вначале было Слово, но без афоризма не обошлось.

Афоризм - это мысль, отшлифованная опытом.

Не изрекают, не любя.

Афоризмы - камертоны жизни.

Чем глубже мысль, тем ёмче афоризм.

Афоризмы - это годы, нередко дни, а иногда и минуты нашей жизни.

Искусство афоризма в том и состоит, чтобы проливать на свет таящиеся в нас истины.

Чтобы высказываться крылато, нужно парить.

баррикады

Баррикады - алтарь революции.

беда

Беда что вода: всюду проникает.

Кто выше бед, тот неподвластен воле их.

Не иллюзия только беда: во всём остальном следует сомневаться.

Жди беды, победивший!

Сокрушаться - только себя рушить.

Если зло тобой овладело,
Это в дом твой вошла беда.

Кто кличет беду, к тому она и приходит.

Беда - о себя спотыкаться.

бедность

Бедность обладает одним неоспоримым достоинством: она не знает излишеств.

Беднякам, в отличие от богатых, не прощается многое. И прежде всего сама бедность.

Воистину беден тот, кто возлагает на богатство все свои надежды.

Прибедняясь, богаче не станешь.

Только в бедности начинаешь осознавать, какое богатство заключено в тебе самом.

Бедность никогда не бывает одинока; рядом с ней всегда соседствует богатство.

безвестность

Безвестность не так страшна, как бесцельность.

безвластие

Безвластие начинается с беззакония.

безволие

Безволие не способно даже выбирать.

Уж лучше вовсе не рождаться,
Коль не дано собой распоряжаться.

Воля устремляет человека к вершинам; безволие обрекает его на падение.

безвременье

При безвременьи нет точек отсчёта.

безвыходность

Нет безвыходности, как нет и конца.

бездарность

Выше себя бездарь способна подняться, лишь когда уязвлено её самолюбие.

бездействие

Стоя на месте, от удара не увернёшься.

безделье

Безделье - досуг невежд.

Беден тот, у кого нет забот.

беззаконие

Беззаконие развязывает руки всем людям.

безмятежность

Всё великое безмятежно.

безнадёжность

Безответную любовь нельзя назвать безнадёжной.

Понятие безнадёжности лишено всех и всяческих оснований: для этого должна избыть сама Вечность.

безнаказанность

Нет ничего, что осталось бы безнаказанным, как и нет ничего, через что не хотелось бы переступить.

Человек весьма последователен - осознанно или неосознанно - в условиях безнаказанности.

безнравственность

Казалось бы, нравственность и мораль близки между собой; но именно мораль способна породить в своих глубинах безнравственность.

безответность

Когда тебе не отвечают, обращайся к себе.

Между безответностью и безответственностью можно смело ставить знак равенства.

безответственность

Отвечать безответственностью на доверие если и не преступно, то, по меньшей мере, непростительно.

Настоящая любовь безответна; смысл её, по всей видимости, в том, чтобы пробудить человеческую душу.

люди

Люди лгут редко, но ещё реже они говорят правду.

одиночество

В одиночестве человек напоминает собой нераскрытый бутон: мы догадываемся о красоте цветка, но увидеть её не можем.

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Сыну великой России Александру Егоровичу Мачехину

посвящается

Правда, как ее ни прячь, – все равно наружу выйдет.

Народная пословица

Куликов И. С. Семья лесника (фрагмент)

Коровин С. А. На миру

И боль, и гордость, и обида…

«Всякий раз, когда мне приходит в голову слово “правда”, я не могу не восхищаться его поразительною внутренней красотой. Такого слова нет, кажется, ни в одном европейском языке. Кажется, только по-русски истина и справедливость называются одним и тем же словом и как бы сливаются в одно великое целое». Слова эти принадлежат замечательному русскому писателю-демократу второй половины XIX века Н. К. Михайловскому и как нельзя лучше характеризуют одно из исконнейших свойств русского народа – тягу к истине и справедливости – на протяжении многих веков будоражащее его сознание и поднимающее на борьбу за лучшую долю.

У составителя же стояла иная задача – пунктирно наметить актуальные проблемы, в ряде случаев перешагнувшие к нам из прошлых столетий, но не решенные до сих пор и, по всей видимости, мешающие движению нашего общества по пути действительного, а не мнимого прогресса.

Внимательный читатель, наверное, заметит, что структура этой книги нетрадиционна. Названия многих разделов ассоциируются в его памяти с ключевыми произведениями русской литературы. Это – своеобразный экскурс в нее, позволяющий читателю проникнуть в социокультурное пространство так называемой русской среды, развернутое на широком хронологическом фоне, и посредством этого оживить оценки авторов прошлых веков применительно к ситуации, складывающейся сегодня в современной России. Но благодаря именно этой структуре нам удалось совместить под одной обложкой классиков и современников, дать максимально широкий спектр авторов, придерживающихся различных общественно-политических воззрений. Наряду с глубокими и взвешенными оценками классиков русской литературы, таких как П. Я. Чаадаев и Ф. М. Достоевский, М. Е Салтыков-Щедрин и А. П. Чехов, М. Горький и В. В. Розанов, книга пронизана блистательным остроумием мастеров афоризма, наших современников Бориса Крутиера и Владимира Колечицкого, Аркадия Давидовича и Геннадия Малкина, Михаила Мамчича и Эдуарда Борохова, емкими, мудрыми суждениями Леонида Шебаршина. Здесь звучат раскаты поистине грозовой поэзии Льва Болеславского, проникнутой высоким гражданским накалом, нашлось место для России и в творческом универсуме поэта-космополита Игоря Губермана, известного своей жесткой иронией и беспощадной проницательностью.

Поначалу «Русская Правда» может вызвать резкое неприятие оценок и суждений, прозвучавших на этих страницах. Оно и не удивительно, ведь, как говорил Максим Горький, познавший глубины русского духа, «говорить правду, – это искусство, труднейшее из всех искусств, ибо в своем “чистом” виде, не связанная с интересами личностей, групп, классов, наций, – правда почти совершенно неудобна для пользования обывателя и неприемлема для него. Таково проклятое свойство “чистой” правды, но в то же время это самая лучшая и самая необходимая для нас правда».

Знакомство с этой книгой позволит читателям активно включиться в процесс самопознания, определить для себя, «кто мы есть» и «что собой представляем», ответить на животрепещущие вопросы типа «что происходит?», «куда мы идем?» и «что делать?».

Необходимость именно такого подхода подразумевал в свое время Ф. И. Тютчев, утверждая, что «для общества, так же как и для отдельной личности, – первое условие прогресса есть самопознание». Его современник Карл Маркс придерживался более радикальных взглядов в этом вопросе: «Надо заставить народ ужасаться себя самого, чтобы вдохнуть в него отвагу». Однако неожиданным камнем преткновения на этом пути, как подчеркивает один из авторов «Русской Правды», Э. А. Борохов, выступает… себялюбие, которое больше всего и мешает самопознанию. На наш взгляд, именно оно побуждает нас то судорожно, чуть ли не взахлеб, гордиться славой своих далеких предков, любоваться былым величием страны, либо стыдливо закрывать глаза на уродливые стороны нашей действительности, втайне тихо страдая от явных изъянов своей собственной природы и покорно следуя сложившимся или навязываемым извне стереотипам. Но как бы там ни было, как бы мы ни прятались от правды, или, наоборот, как бы правду ни прятали от нас, а за державу-то обидно.

И боль, и гордость, и обида… Таков собирательный лейтмотив этой книги, по крупицам воссоздающей образы многострадальной России и «загадочной» (но так ли уж непостижимой?) русской души.

Андрей Лаврухин

Тропинин В. А. Портрет А. С. Пушкина

Былое и думы

В чера еще нас пугали темным прошлым, сегодня – светлым будущим.

Б. Ю. Крутиер

П робегите взором все века, нами прожитые, все пространство земли, нами занимаемое, – вы не найдете ни одного воспоминания, которое бы вас остановило, ни одного памятника, который бы высказал вам протекшее! живо, сильно, картинно. Мы живем в каком-то равнодушии ко всему, в самом тесном горизонте, без прошедшего и будущего.